Некрасова Екатерина Степановна
Из Владимирской жизни Герценов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из переписки мужа и жены)

   Братская помощь пострадавшимъ въ Турціи армянамъ.
   Литературно-научный сборникъ. 2-е вновь обработанное и дополненное изданіе.
   Москва. Типо-литографія Высочайше утвержденнаго Т-ва И. Н. Кушнеревъ и Ко, Пименовская улица, собственный домъ. 1898.

Изъ Владимірской жизни Герценовъ.

(Изъ переписки мужа и жены).

1839 годъ.

   Переселившись изъ Вятки, Герценъ меньше полугода прожилъ во Владимірѣ холостою, одинокою жизнью. Сестра-невѣста не побоялась ни злобы, ни преслѣдованія родныхъ, богатыхъ и сильныхъ родственниковъ, и вопреки всѣмъ свѣтскимъ правиламъ приличія бѣжала изъ дому своей благодѣтельницы, кн. М. А. Хованской, къ ссыльному брату-жениху, и 9-го мая 1838 года, въ 8 часовъ вечера, обвѣнчалась съ нимъ во Владимірѣ.
   Съ этихъ поръ рѣдко разлучались молодые. Если Герцену приходилось уѣзжать въ Москву, то онъ часто ѣздилъ вмѣстѣ съ женой. Но въ 1839 году онъ раза три на короткое время уѣзжалъ одинъ, a именно: въ январѣ, іюлѣ и декабрѣ.
   Отъ первой и послѣдней изъ этихъ одинокихъ поѣздокъ бережно сохранились всѣ письма мужа и жены {Они въ оригиналахъ вручены мнѣ А. А. Герценомъ, сыномъ покойнаго А. И. Герцена.}. Изъ нихъ мы узнаемъ, что въ январѣ 1839 года Герценъ ѣздилъ на нѣсколько дней къ отцу по случаю смерти дяди--сенатора, Льва Алексѣевича Яковлева, a Наталья Александровна только -- что перенесла тяжкую болѣзнь и, притомъ беременная, не могла его сопровождать. Въ декабрѣ же, взявши 28-дневный отпускъ, Герценъ отправился черезъ Москву, гдѣ останавливался, разумѣется, не на одинъ день, -- въ Петербургъ. Это была его первая поѣздка въ сѣверную столицу. И хоть давно хотѣлось Герцену взглянуть на Петербургъ, на сголичную дѣягельность, увидать Эрмитажъ, но на этотъ разъ онъ предпринимаетъ поѣздку больше по желанію отца, И. А. Яковлева, который хочетъ, чтобы сына не въ очередь произвели въ коллежскіе ассессоры -- чинъ, къ которому представилъ его владимірскій губернаторъ, Иванъ Эммануиловичъ Курута, -- и ради этого посылаетъ его въ Петербургъ. Герценъ пользуется случаемъ и ѣдетъ съ тайнымъ желаніемъ испросить позволеніе на заграничную поѣздку, о которой онъ мечталъ еще въ Вяткѣ. И вотъ съ этой надеждой онъ выѣзжаетъ изъ Владиміра въ первыхъ числахъ декабря прямо въ Москву, a оттуда въ Петербургь, разсчитывая прожить въ сѣверной столицѣ не менѣе трехъ недѣль. Но Петербургъ своимъ суровымъ, мрачнымъ климатомъ, своими нравами, a также и неудачей, постигшей мечту о заграничной поѣздкѣ-- такъ разочаровываетъ Герцена, что онъ томится только однимъ желаніемъ -- какъ можно скорѣй покинуть столицу. И дѣйствительно, вмѣсто трехъ недѣль, проживаетъ въ Петербургѣ всего только девять дпей и мчится въ Москву, откуда послѣ свиданія съ отцомъ и друзьями спѣшитъ къ новому году попасть домой, гдѣ его такъ нетерпѣливо ждетъ жена съ первенцемъ сыномъ.
   Ko времени этихъ двухъ поѣздокъ относятся шестнадцать писемъ мужа и жены, изъ которыхъ только одно письмо Н-и А-ы Герценъ--къ первой поѣздкѣ, къ январю 1839 года. Остальныя же пятнадцать, изъ которыхъ девятъ принадлежатъ А. И. Герцену, a шесть -- женѣ, -- относятся къ первой поѣздкѣ Герцена въ Петербуріъ, къ декабрю 1839 года. Въ этихъ послѣднихъ любопытна сохранившаяся непосредственность перваго впечатлѣнія, которое производитъ Петербургь на Герцена послѣ четырехлѣтней ссылки, и картина владимірской жизни молодой четы, жизни, окруженной семейными радостями и тѣмъ невыразимымъ счастьемъ, которое въ такомъ изобиліи выпало на долю молодой четы.

Е. С. Некрасова

   

Наталья Александровна Герценъ къ мужу.

I.

   1839. Декабря 6-е. Владиміръ *).
   *) Переписка Герценовъ въ настоящемъ изданіи печатается въ извлеченіи. Ред.
   
   "Проснутся завтра на зарѣ
   И дѣти, и жена,--
   Малютки спросятъ обо мнѣ--
   И всплачется она..."
   
   Да, да, мой ангелъ, седьмой часъ, Саша проснулся, просится ко мнѣ,-- но все не доволенъ, не веселъ, пищитъ, право, будто ищетъ тебя, тоскуетъ по тебѣ... Вотъ и ставни отворили, вотъ и алая заря на небѣ... утро! Лучи веселаго солнца тысячью цвѣтами играютъ на замерзшихъ стеклахъ; праздникъ {6-го декабря Николинъ день.}a моя заря не алѣетъ, мое солнце катится отъ меня все далѣе и далѣе,-- темно, холодно... Пошли пить чай въ гостиную, -- кресла, на которыхъ ты сидѣлъ въ послѣдній разъ, стоятъ такъ же, твоя чашка--пустая, ужъ лишняя. Теперь я въ кабинетѣ, здѣсь все, все, какъ ты оставилъ, и жаль приводить въ порядокъ. На столѣ тарелка, солонка, черный хлѣбъ и пустая рюмка,-- все это такъ и останется до тебя--будто только сію минуту ты вышелъ и сейчасъ воротишься.
   Вчера я скоро послѣ тебя уснула и всю ночь спала крѣпко, все ты снился мнѣ. Ахъ, душка, какъ ты озябъ, у!!... и я не могу согрѣть тебя. Ну, мой ангелъ, поцѣлуй же меня, вѣдь я умница была вчера -- не правда ли?-- теперь... ну да, грустно; да и какъ же не грустить? a все-таки не заслуживаю твоего гнѣва.
   Вечеръ. Некому было разбудить меня, и я, по обыкновенію своему, проспала до 8 часовъ. Ужъ вы доѣхали -- ахъ, душка, какъ весело! Тебѣ хорошо теперь, ангелъ мой, ты отдохнулъ, согрѣлся, тебѣ покойно, пьешь шампанское чудо, право! И кругомъ тебя друзья... Вижу, вижу тебя, Александръ -- лицо горитъ, глаза -- огонь, рѣчь -- огонь... прекрасный вечеръ, прекрасная ночь. Софья Ѳ. пріѣхала; раньше изъ нихъ {Изъ семьи губернатора Куруты.}икто не былъ. Привезли вино.
   Четвергъ, 7-е. Гдѣ ты, мой Александръ? О, ужасное дѣло -- разставанье? Какъ утопающій въ морѣ рвется къ берегу, -- стремится мысль къ любимому существу,-- смотришь, смотришь вдаль--хоть бы черную точку увидѣть н тъ, все изчезаетъ за синей далью.
   Еще не подавали огня, мѣсяцъ прямо свѣтилъ въ окна, -- Саша спалъ у меня на рукахъ, я думала о тебѣ... ты ходишь, говоришь, тебя видятъ, слышатъ; почему же я не могу этого? Даже не знаю, гдѣ ты, съ кѣмъ... какъ ничтоженъ человѣкъ, какъ мало дано ему, -- и почему у любви нѣтъ особыхъ глазъ, особаго слуха?... На этомъ вопросѣ я задумалась и думала долго; мнѣ сдѣлалось страшно, что онъ явился у меня; какъ глубоко я пала, писавши это, -- прости меня, Александръ, прости меня, Господи! какъ! a эта увѣренность, это убѣжденіе, это что-то болѣе увѣренности и убѣжденія, что ты со мною, во мнѣ, что наши души одна душа... Ангелъ мой, какъ мы счастливы! душка, душка, вѣдь, ты чувствуешь, какъ я прижимаю тебя къ моему сердцу, какъ я цѣлую твою руку, ты видишь, какъ я смотрю тебѣ въ глаза, видишь эти слезы?.. Ангелъ мой! Было время, когда я желала одинъ мигъ побыть съ тобою и отдавала за него жизнь Богу. Онъ далъ мнѣ этотъ мигъ, и онъ продолжается полтора года, и ничего не перемѣнилось, ничего, душа все такъ же исполнена тобою, все такъ же нова любовь,-- но чему-жъ я тутъ дивлюсь?
   Кабинетъ твой я не запираю, часто хожу туда, почти все утро была въ немъ съ Сашкой,-- a онъ, право, о тебѣ тоскуетъ; давеча увидалъ Андрея и бросился къ нему,-- вѣрно, ему показалось, что это ты.
   Вотъ ужъ только 27 дней осталось--толъко!
   9-е суббота. Вотъ ужъ 25 дней осталось только -- ангелъ милый, душка. Сегодня Похвистневы обѣщали быть у меня, a я собираюсь къ Кожиной; она больна, a завтра въ театръ.-- У насъ все и всѣ исправно, какъ нельзя болѣе.-- Сашка безпрестанно твердитъ: papa. Hy, прощай, обнимемся, поцѣлуемся.

Твоя Наташа.

   Приписка сбоку:
   Катенька пишетъ тебѣ почтеніе. Матвѣю поклонъ. Что Алексѣй Михайловичъ?
   Другая приписка сбоку
   Сашка. Сашка, писавши, забрызгался весь чернилами, и ты, пріѣхавши, увидишь эти слѣды.
   

II.

   Владиміръ 1839. Декабря 10-е. Ну, вотъ, и такъ, отославши вчера письмо на почту, усѣлись мы въ гостиной всей семьей; я люблю разговаривать о тебѣ съ Сашкой, онъ такъ внимательно смотритъ на меня, такъ мило улыбается, когда я скажу ему papa! papa! и вотъ такъ мы сидимъ съ нимъ на диванѣ. "Завтра отъ папаши намъ письмо... a можетъ быть, и сегодня..." Вдругъ няня бѣжитъ--три пакета, Катенька кричитъ: "отъ Александра Ивановича, отъ Александра Ивановича!" Я вспыхнула, руки дрожатъ, перебираю письма и не знаю, которое твое--душка, какъ я была рада! На всѣ твои вопросы я писала отвѣтъ уже прежде.-- Я подѣлилась и съ Сашкой письмомъ, т. е. подарила ему пакетъ, который онъ съ торжествомъ изорвалъ (?!)--Грустное впечатлѣніе сдѣлало на меня твое убѣжденье въ ничтожности M-me O., ужасно грустное, какъ жаль его... но мнѣ жаль и ее, жаль, не видавши ея, я такъ сроднилась съ ней, такъ глубоко была убѣждена, что въ насъ четверыхъ одна душа, я такъ вѣрила въ его счастье... теперь мнѣ жаль хоронить сестру, жаль разставаться съ моими убѣжденіями. Не правда ли, Александръ, бывало намъ такъ вольно, такъ просторно носиться по морю нашей любви, смотрѣть на свѣтлое небо нашего счастья? море безгранно было, теперь виденъ берегъ, и на небѣ туча... грустно,-- мнѣ ужъ жизнь кажется не такъ гладка, не такъ хороша. Ты говоришь: "и еще повязка не спала съ глазъ"--a что же будетъ, когда спадетъ??...
   Вчера я прождала Похвистневыхъ и не была у Кожиной, хочу съѣздить теперь. Душка, ты пишешь, когда посылать за письмами,-- неужели я до того не способна ни на что, что даже не вспомню и этого? Ну, прощай пока, a сегоднято еще письмо! А!
   12 часовъ ночи: Ты пишешь: "déjà il у a des histoires qu'on raconte d'elle", на это что смотрѣть,-- посмотри, и на меня выдумаютъ что-нибудь:--только ты изь Владиміра--я изъ дому вонъ. Давеча у меня былъ Андр. Ѳед. Каппель, онъ читалъ письмо отъ Каблукова; тотъ пишетъ, что не имѣетъ понятія о портретѣ; въ Петербургѣ есть его родственникъ--Каблуковъ же, нельзя ли его отыскать, можетъ, Кетчеръ ему отдалъ портретъ. Сколько бы утѣшилъ теперь онъ меня... несносный Кетчеръ!--Похвистневы были, приглашали меня на вечеръ, я,-- разумѣется,-- отказалась, съѣзжу къ нимъ въ простой день. Была давеча у Кожиной, она кланяется тебѣ. Кажется, въ этихъ новыхъ знакомыхъ я не найду ничего, т.-е. много словъ, пожатій руки, много блеску... и только. Такой встрѣчи, какъ Юл. Ѳед. здѣсь не повторится.-- Я ѣздила въ театръ--лучше не могло быть! Я была въ восхищеньи! для меня Тюриковъ и Епитаховъ играли лучше всѣхъ, и всѣ очень хорошо, только тѣснота и духота была ужасная,-- Князь Голицынъ опять игралъ, и Ольга И. пѣла;--зачѣмъ я не могу выразить словами, что выражала эта музыка,-- ахъ, душка, душка, почему я не имѣю одного изъ этихъ талантовъ? я бы все пѣла тебѣ, все играла бы тебѣ,-- ангелъ мой!.. Я думала о тебѣ въ минуты восторга, у меня навертывались слезы, духъ захватывало, мнѣ казалось, я лечу, лечу высоко... а вокругь меня говорили, шептали, смѣялись.-- Я заѣзжала на почту--письма еще не разобраны. И такъ, до завтра, мой милый, мой ангелъ, мой Александръ, право, душка, какъ весело поговориіь съ тобою.-- Юл. Ѳед. говорить, что послѣ концерта всѣ спрашивали ее, кто такая прекрасная была съ ней--вотъ тебѣ комплиментъ. А среди всей этой суеты мои оба Александра, какъ ангелы хранители, летаютъ надо мною. Засыпаю.
   Утро, десятый часъ.-- Ты отправляешься въ путь, мой ангелъ, я благословляла тебя душою, рукою, взяла Сашкину рученку и ею благословила тебя,-- ангелъ мой, поѣзжай съ Богомъ, да хранитъ Онъ тебя, воротись къ намъ скорѣе, тебя ждутъ, ждутъ...
   Вотъ и второе письмо отъ тебя--слава Богу! Чувствую ли я твое благословеніе? чувствую ли, что ты съ нами?... Душка, душка мой, Александръ. Ну, зачѣмъ ты пишешь о сплетняхъ, о нихъ и говорить унижаетъ. Что же не сказалъ ничего о твоихъ финансахъ и ѣдетъ ли съ тобой Матвѣй или нѣтъ? вѣдь, для меня-то это все интересно.
   Ночь 12 часовъ. Вотъ я опять одна, опять мой антелъ, мой Александръ, далеко; опять пишу къ нему и будто даже украдкой, ночь, всѣ спятъ... (несердись, душка, это мое любимое время разговаривать съ тобою: днемъ--суета, домашнія "заботы" -- хозяйки взоръ повсюду нуженъ,-- не смѣхъ ли, мой то взоръ)! Я тоже на постели,-- свѣча, бумага, перо,-- все, все, какъ бывало прежде -- но грусть прежняя гдѣ? Грусть тяжелая, какъ камень, сомнѣнья гдѣ, гдѣ всѣ страданья? На ихъ могилѣ стоитъ колыбель блаженства, полнаго совершеннаго. О, какъ мы счастливы! О, какъ мы счастливы! Дай руку, Александръ, посмотри мнѣ въ глаза, прислушайся къ гимну души... ахъ, еслибъ я могла перелить его въ звуки!... И эта огромная доля показалась Ему мала,-- Онъ послалъ намъ еще ангела... сколько, сколько наслажденій, о которыхъ мы не имѣли и понятія прежде. Не думавши, я говорила, что въ любви матери нѣтъ эгоизма,-- а развѣ эта ангельская улыбка не платитъ сторицею за всѣ попеченія и заботы?
   Ангелъ мой, вотъ уже и недѣля, какъ ты уѣхалъ, остается три--я каждый разъ пишу тебѣ объ этомъ; да кто же со мною болѣе порадуется этому? Благословимъ всѣ трое другъ друга...

0x01 graphic

   Теперь ты мчишься, мчишься. ангелъ мой! Господи, когда пройдетъ это время? Нѣтъ, намъ нельзя разлучаться. Мнѣ необходимостыо сдѣлалось даже кофе душкѣ подать, пѣночку ему въ чашку положить,-- ангелъ ты мой, хоть бы гримаску твою посмотрѣть. Ну, прощай. Цѣлую твою руку, тѣои очи, благословляю тебя. Сашка тебѣ улыбается, кричитъ: "папа"! Въ недѣлю въ немъ прибыло много, я думаю, ты его не узнаешь, пріѣхавши.

Твоя, твоя, мой ангелъ,
Наташа.

   Прислать ли тебѣ письма Эрна и папеньки? Первое я не распечатывала, послѣднее не заключаетъ ничего особеннаго.
   Господь съ тобою! а здѣсь Сашка поцѣловалъ.
   

Александръ Ивановичъ Герценъ къ женѣ.

I.

   14 декабря 1839. Петербургъ. Ну, вотъ, душа моя, твой Александръ почти за 1.000 верстъ отъ тебя, сидитъ въ комфортабельномъ No d'Hôtel des diligences и думаеть все объ васъ же, мои милые, мои два ангела. -- Петербургъ будетъ для меня великой поэмой, которую я стану читать три недѣли. Мыслей много явилось и на дорогѣ; но это послѣ. Вотъ тебѣ подробности путевыя. Поѣхалъ я 11-го въ дилижансѣ, погода была скверная, гостиницы зато прекрасныя, здѣсь я еще не оглядѣлся. Я вмѣстѣ съ этимъ письмецомъ отсылаю другое завтра, чтобы посмотрѣть, которое придетъ скорѣе -- черезъ Москву или прямо. Итакъ, не сердись за мои безсвязныя записки, дай устояться.
   15-го. Я здоровъ; Сережа кланяется, а я благословляю васъ.

II.

   15 декабря 1839. С-ІІетербургъ. Вотъ первая минута, мой ангелъ послѣ отъѣзда, въ которую я физически свободенъ, въ душѣ не то, все еще волнуется, безпорядокъ ужасный, много-много новаго, образовъ и мыслей, ощущеній и Богъ знаетъ чего; но все это еще не приняло формы, неясно. И такъ, я въ Петербургѣ, не странно ли все это. Сегодня я былъ въ вашемъ домѣ и ушелъ скоро,-- что-то грустенъ онъ, разваливается. Всего больше меня поразилъ Зимній-Дворецъ своей наружностью; я не смотрѣлъ, стоя у колонны, ни на главный штабъ, ни на министерство, а на одинъ дворецъ--лучше я ничего не видывалъ, даже на картинкахъ; онъ что-то напоминаетъ Ескуріалъ, впрочемъ. Хороша будетъ и Исаакіевская церковь; чудно хорошъ и монументъ Петра, но въ немъ мнѣ именно все нравится, кромѣ Петра, эта огромная масса гранита,-- и пьедесталъ великому царю выкупаютъ все. А моря нѣтъ, и Невы нѣтъ.-- Осталъное мало дѣйствовало; главное отличіе отъ Москвы--чрезвычайная комфортабельность, большая пышность и комнатъ, и платья; дѣятельность торговая и административная главнаго города цѣлой части свѣта.-- И при всемъ этомъ я унылъ,-- это нехорошо, отчасти виновата въ этомъ ты,-- то есть твое отсутствіе, но есть и другія причины. Я и прежде меня всѣ отъ Адама до Пѣшкова повторяли: удивительно необъятна душа человѣка! что можетъ ее наполнить до краевъ? Океана мало, Петербурга мало; можетъ одна душа любящая. Вѣроятно завтра получу письмо отъ тебя (доселѣ, душка, ни вѣсточки, съ 5 декабря), твое письмо вылѣчитъ многое, я обтаялъ, я грустенъ, не пора ли домой?--Нѣтъ, я еще не видалъ Эрмитажа.
   -- Ну, на сонъ грядущій о вздорѣ. Я переѣхалъ въ hôtel de Londres, противъ самаго Адмираітейства, за недѣлю 40 руб. Двѣ комнаты, убранныя хорошо, и главное--съ прекраснымъ видомъ. Прощай, завтра буду опять писать. Вѣроятно, я здѣсь не заживусь, ужъ, вѣрно, не больше двухъ недѣль. Что Сашка, что его зубки, здоровъ ли онъ? хоть бы на него взглянуть!-- Я видѣлъ во снѣ, спавши въ дилижансѣ, Сашку какъ-то странно, видѣлъ и тебя. Множество птицъ летало, и я ловилъ ихъ, и носилъ тебѣ,-- что это значитъ? Прощайте, благословляю васъ. Я и въ дилижансѣ ночью благословлялъ васъ.
   16-го. Мы готовимся переѣхать сюда, -- много страшнаго въ этомъ, люди послѣ 25 лѣтъ трудно мѣняютъ нѣкоторыя основныя привычки жизни.-- Лишь бы прежде путешествовать,-- это будетъ эпилогъ поэтической жизни. Ну, да объ этомъ послѣ. Досадно, что нѣтъ писемъ. Кажется, сегодня надобно бы получить,-- до 12 часовъ подожду, потомъ пошлю; вмѣстѣ съ этимъ письмомъ отправлю я къ Юліи Ѳедоровнѣ грамотку.
   Писемъ еще нѣтъ. И такъ, прощай пока.-- Цѣлую тебямного и много разъ.

III.

   17 декабря СПБ. (1839) Ну вотъ, душечка, наконецъ твое письмо, мой ангелъ, моя безцѣнная подруга. И въ этомъ письмѣ видна ты, ты, моя Наташа. Сегодня мнѣ счастье, съ утра пошло хорошо, я былъ у Жуковскаго,-- онъ тотъ Жуковскій, о которомъ писано въ I. Maestri, потомъ былъ у Ольги Алек. Жеребцовой и нашелъ столько привѣтливости и доброты, сколько не ждалъ. Пришелъ домой-- твое письмо. Я прочелъ его--и тоска, какъ бывало въ Вяткѣ; мнѣ сдѣлалось узко въ комнатѣ, захотѣлось бѣжать къ Невѣ, на Невскій Проспектъ, гдѣ бы было обширно, гдѣ бы ничто не тѣснило моего счастья. Наташа, о, напрасно сказалаты какъ-то, что я ужъ не влюбленъ въ тебя. Другъ мой, напрасно.
   Я былъ у Анны Александровны {Анна Александровна Орлова, старшая родная сестра H--и А--ы, была замужемъ въ Петербургѣ, жила очень богато и кончила жизнь трагически.}, она и ея мужъ приняли меня какъ брата, просили переѣхать къ нимъ; я просидѣлъ цѣлый вечеръ, говорили о тебѣ о будущемъ пріѣздѣ, о томъ и о семъ, и я тутъ только узналъ продѣлку Алексѣя Александровича: {Алексѣя Александровича Яковлева--родного брата H--и А--ы, котораго прозывали "химикомъ" и которому досталось все состояніе послѣ отца, Александра Алексѣевича.} онъ сжегъ духовное завѣщаніе вашего отца.
   С. - un homme répandu {С.-- "человѣкъ, имѣющій много знакомыхъ".}. Въ вицъ-мундирѣ, въ башмакахъ--вальсируетъ по паркету.
   Я больше и больше вглядываюсь въ Петербургъ. Ko многому привыкъ, ко многому никогда не привыкну. Мнѣ часто бываетъ досадно, когда я долго займусь чѣмъ-нибудь новымъ, досадно, что въ эти минуты не чувствую разлуки -- и мнѣ тотчасъ представишься ты печальная, и одинъ утѣшитель--Сашка. Я рвусь домой--но опредѣленно сказать, когда ѣду,-- нельзя.
   Мои письма ужасно безпорядочны и сбиты отъ вѣчной суеты; здѣсь, ежели люди мѣшаютъ мнѣ меньше, нежели въ Москвѣ, такъ дома, улицы мѣшаютъ, и не то, чтобы я на нихъ радовался, или чему-нибудь радовался, нѣтъ, какъ-то первое впечатлѣніе по въѣздѣ было не въ пользу Петербурга, и сердце сжалось, и до сихъ поръ недоступно истинной радости--но это только до Эрмитажа:-- тамъ надѣюсь провести чудный день -- билетъ ужъ есть.
   18-го. Здоровы ли вы, мои дѣти, Наташа и Сашка? Фу, какая даль въ са-момъ дѣлѣ -- 900 верстъ! Я сегодня иду смотрѣть Каратыгина въ Гамлетѣ, еще ни разу ве былъ въ театрѣ; вообщѳ я воображалъ, что буду еще больще суетиться, метаться; а можетъ, и оттого я мало даю воли душѣ, что дѣла много, хлопотъ довольно сухихъ и скучныхъ.
   Объяви Сашкѣ мое благоволеніе за приписку,-- я такъ живо, ясно вижу его передъ собой: "ну, тяни же рученки къ папѣ". Я не забылъ о поясѣ ему, но не могу догадаться -- какой. Поѣду на дняхъ въ лавки, т.-е. на Невскій проспектъ съ Анной Александровной и разомъ куплю нужное. Скучно, другъ мой, встрѣтишь ты праздникъ, да и я не веселѣе, скоро оба мы будемъ встрѣчать и провожать его здѣсь въ Петербургѣ. -- Я видѣлся съ Арсеньевымъ, {К. И. Арсеньева Герценъ встрѣтилъ въ Вяткѣ вмѣстѣ съ Жуковскимъ.} -- кажется по всему, не долго намъ жить во Владимірѣ,-- жалѣть нечего, ибо и Иванъ Эммануиловичъ не долго останется **). Завтра буду опять писать. Прощайте, мои милые.
   Что хочешь дѣлай, а тоски не заглушить.

Твой Александръ.

   Благословляю Васъ.
   На этомъ же листочкѣ надпись: "Натальѣ Александровнѣ Герценъ".

IV.

   Декабря 18. Вечеръ, поздно. (1839 г.). Великъ, необъятенъ Шекспиръ! Я сейчасъ возвратился съ Гамлета, и повѣришь ли,-- не токмо слезы лились изъ глазъ моихъ, но я рыдалъ. Нѣтъ, не читать, это надобно видѣть (voir c'est avoir) {И. Эм. Курута.} для того, чтобъ усвоить себѣ. Сцена съ Офеліей и потомъ та, когда Гамлетъ хохочетъ послѣ того, какъ король убѣжалъ съ представленія, были превосходно съиграны Каратыгинымъ; и безумная Офелія была хороша. Что это за сила генія, такъ уловить жизнь во всей необъятности ея отъ Гамлета до могильщика. А самъ Гамлетъ страшный и великій {"Видѣть, значитъ обладать".}. Правъ Гёте -- Шекспиръ творитъ, какъ Богъ: тутъ ни дополнять, ни выражать нечего, его созданіе есть потому, что есть, его созданіе имѣетъ непреложную реальность и истинность. Я воротился домой весь взволнованный... Теперь вижу темную ночь, и блѣдный Гамлетъ показываетъ на концѣ шпаги черепъ и говоритъ: "тутъ были губы, а теперь ха, ха!..."--ты сдѣлаешься больна послѣ этой пьесы. --Завтра въ Эрмитажъ.
   Еще письмо отъ тебя. Твоя душа, мой ангелъ, такая же безконечная поэма любви, въ ней та же грація, какъ въ высочайшихъ произведеніяхъ художества, художникъ Богъ не уступитъ Рафаэлю. Все въ твоемъ письмѣ дышетъ любовью, проникнуто поэзіей. Я перечитываю и перечитываю, и тотчасъ станетъ радостно и захочется сѣсть въ дилижансъ и мчаться, мчаться, и обнять душку, и поцѣловать лапку, которая подписалась подъ письмомъ своимъ портретомъ. Да, мы счастливы,-- а они {Они -- т.-е. Н. П. Огаревъ съ своей женой Марьей Львовной.} -- нѣтъ! О. звалъ меня поговорить объ этомъ; я сказалъ ему дѣло и спросилъ: кто виноватъ? Слезы были у него на глазахъ, и онъ, наконецъ, сказалъ: "Que faire? à présent on ne peut plus changer. -- Онъ страдаетъ и мечтаетъ облегчить свою грустъ, помиривши насъ, мы помирились,-- но онъ, вѣрно, не меньше страдаетъ.
   19 декабря. Въ ней есть поэзія {Т. е. въ женѣ Огарева, въ Марьѣ Львовнѣ.}; но это невысокая поэзія avec minauderies, avec coquetterie, за то сердца нѣтъ, я не вѣрю, чтобъ она любила его, она обманываетъ, а ежели любитъ, то что это за любовь. Ссора за меня такъ далеко было зашла, что она предлагала разстаться. Скорѣй разстаться, нежели пожертвовать гордостью. Понимаешь ли ты это? Отвернемся, это страшно, какъ сцена изъ Гамлета.
   Когда я смотрѣлъ на Татьяну Петровну, мнѣ пришло въ голову: такъ я встрѣчусь съ Полиной {Съ Полиной Тромпетеръ -- его вятской пріятель.}, можетъ. Онѣ обѣ хороши были до замужества; но міръ высшій, который одинъ придаетъ человѣку печать духа Божія, блескъ и торжественность, не были для нихъ необходимостью. Онѣ могли удовлетвориться вседневными заботами... Да за что же я говорю о Полинѣ, можетъ, она и не такова. Можетъ, но не больше. А за тебя я ручаюсь, даже въ этомъ отношеніи ручаюсь за Марію {За жену Огареву, Марью Львовну, въ которой Герценъ признавалъ безспорный природный умъ.} (хотя она умомъ, а не сердцемъ подымается въ сферу пообширнѣе хозяйственной). Какое разстояніе между человѣкомъ въ самомъ дѣлѣ и добрымъ человѣкомъ! Сколько ступеней отъ Гете до Зонненберга {Это тотъ самый Зонненбергъ, который нѣкогда тонулъ въ Москвѣ рѣкѣ и былъ спасенъ, благодаря И. А. Яковлеву; послѣдній потомъ отрекомендовалъ его въ гувернеры Огареву.}! и всѣмъ ладно, у каждаго и свое счастье, и своя полнота жизни, и свое мѣсто. Чудеса!
   Вечеръ. Сегодняшній день провелъ я въ Эрмитажѣ. Но не жди ни описаній, ничего. Какой гигантъ долженъ быть тотъ, кто можетъ сразу оцѣнить, почувствовать, восхшцаться 40 залами картинъ. Тутъ надобно мѣсяцъ времени. Да и я вовсе не умѣю смотрѣть на галлерею. Какъ было бы въ душѣ твоей, еслибы тебѣ прочли: пѣснь Миньоны, главу Онѣгина, Фауста, куплеты Беранже, оду Шиллера и проч. за одинъ присѣстъ. Когда я взошелъ въ V и VІ залу, я былъ неспособенъ вмѣщать ничего, душа была полна, и я смотрѣлъ такъ. Нѣсколько картинъ Рафаэля,-- узналъ ли бы я его безъ подписи? -- Изъ всѣхъ я узналъ бы одну (замѣть, это моя узкость, а не художникова) -- Мадонна и старикъ тотъ же. Чѣмъ дальше я всматривался въ черты мадонны, тѣмъ отраднѣе становилось въ душѣ, слезы навертывались: какая кротость и безконечность во взорѣ, какая любовь струится изъ него -- вотъ такъ человѣческое лицо, есть оттиски божественнаго духа, а ребенокъ очень хорошъ, онъ какъ-то задумчиво улыбается Іосифу... Фламандская школа -- страсть люблю эти сцены, вырванныя изъ клокочущей около насъ жизни, это другая сторона искусства. У итальянцевъ идеализація тѣла, здѣсь жизни. Ну, здѣсь было довольно случая посмотрѣть на Теньера, Остадэ и пр., въ заключеніе меня поразила loggia Рафаэля, сдѣланная совершенно по Ватиканской. Представь себѣ огромную галлерею, въ которой нѣтъ нигдѣ вершка, гдѣ не было бы картинки или арабесковъ, или цвѣтка, или бѣлки... и все это дѣлано по рисункамъ Рафаэля,-- и все имѣетъ единство такого украшенія стѣнъ, съ такою роскошью и избыткомъ генія, льющагося черезъ край, я и не могъ вообразить себѣ. Довольно.-- Обѣдалъ у Le Grand, вечеромъ былъ въ Михайловскомъ театрѣ. Французская труппа прекрасная, но выборъ пьесъ плохъ. Тальони я еще не видалъ, билетъ достать довольно трудно.-- Климатъ здѣсь для непривыкшаго ужасный; мнѣ кажется, что съ тѣхъ поръ, какъ я пріѣхалъ, все продолжается одна вьюга, неба не видать, дни продолжаются 4 часа, и темнымъ, холоднымъ ночамъ не помогаютъ газовые фонари. Зато обѣщаютъ чудныя ночи въ маѣ, на берегахъ Невы,-- и ихъ-то мы увидимъ вмѣстѣ, мой другъ!
   20 декабря. Ну, дѣтушки,-- мелкота, встали ли вы, здоровы ли, мои душки? Сашка, ѣшь кашу порядочно и не марайся! а ты, Наташа, будь весела и спокойна, пройдетъ десять дней декабря, да дней пять января, а я и тутъ, какъ тутъ.
   Ѣду сейчасъ къ Жуковскому, тамъ рѣшимъ, что сдѣлать и куда опредѣлиться, и какъ, и пр. Прощай, не знаю, успѣюли сегодня приписать хоть строчку. Прощайте мои милые.-- А зачѣмъ вы это уронили, Катерина Александровна? вѣдь говорилъ, что разбудите...
   Хлопоты и хлопоты. -- Прощай, въ слѣдующемъ письмѣ я могу написать, когда буду.
   23 декабря. Вотъ тебѣ, другь мой, подарокъ къ Рождеству.-- Я завтра ѣду отсюда въ Москву и, стало, 1-го или 2-го обниму. Ну, и больше ни слова,-- жди. Хлопотъ, дѣла ужасно много. Прощай.

А. Герценъ.

   Благословляю Сашку.
   Отъ доброй и милой Анны Александровны поклонъ привезу лично.
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru