Немирович-Данченко Василий Иванович
Исайка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из путевых набросков).

   

ИСАЙКА.

(Изъ путевыхъ набросковъ).

0x01 graphic

   Не упомню я даже теперь, какъ и называлась эта деревня, хоть и стояла она на бойкомъ почтовомъ трактѣ.
   Только и осталась въ памяти старинная приходская церковь, за то она и до сихъ поръ такъ и рисуется передъ моими глазами, живописная, красивая въ самомъ запустѣніи своемъ. Къ каменному, на подобіе четырехугольной башни выведенному корпусу, съ двумя узенькими въ родѣ бойницъ окошками, примыкала крытая полувоздушная галлерейка надъ аркою главныхъ воротъ. Рядомъ, на четырехъ каменныхъ столбахъ, точно деревянная мельница, поставлена была колоколенка съ четырьмя маленькими и однимъ большимъ куполомъ. Позади церкви за каменной же стѣною, кое гдѣ уже осыпавшейся, тянутся зеленые сады. Молодыя вѣтви березовой чащи перекидывались за стѣну. Ярко красныя рябиновыя кисти рдѣли въ темной листвѣ. А тутъ, у самой стѣны, пламенѣли, точно сейчасъ только вспыхнувшіе, алые вѣнчики маку и скромные голубенькіе колокольчики стыдливо жались къ нахальному жолтому курослѣпу, красовавшемуся на всемъ зеленомъ просторѣ небольшаго лужка. Золотыми пятнами тамъ и сямъ разбрасывались колоніи ромашки -- а внизу едва струилась въ тихомъ заводьѣ спокойная вода "студеной" криницы...
   -- Видалъ ли ты гдѣ такую церкву? хвастался ямщикъ, весело поглядывая на старыя стѣны, сквозь осыпавшіеся кирпичи которыхъ выглядывали мелкіе побѣги какой-то зелени.
   -- Ты въ Питерѣ бывалъ-ли? оглянулся онъ на меня.
   -- Бывалъ, какъ же.
   -- Сказываютъ и тамъ такихъ храмовъ мало. Наша церква старая, сказываютъ, Грознымъ ставлена. Казнилъ, вишь, онъ тутъ неправедно сорокъ сороковъ народу неповиннаго, ну и какъ опамятовался, за упокой ихъ душъ поставилъ, чтобъ кровь значитъ, не вопіяла къ небу... Тутъ подъ церковью должно быть и косточки ихъ покоются. Въ прошлое время, сказываютъ, и чудеса бывали, ну а нонѣ народъ вишь оскудѣлъ вѣрою -- и чудесовъ нѣтъ. Опять то сказать, и чудесамъ нонѣ, пожалуй неповѣрятъ...
   -- А приходъ-то у васъ великъ-ли?
   -- Нашего приходу -- нѣтъ больше. И попы у насъ богатые поэтому. Одинъ у насъ попъ былъ -- тотъ сына-то въ генералы вывелъ, въ Питерѣ служилъ на царской службѣ, сколько орденовъ нахваталъ, страсть, а пріѣхалъ къ отцу сюда -- ничего: почтительно держалъ себя. У него въ дому и останавливался. Мы первое время тоже опасались его... Ну а потомъ, ничего. Видимъ, генералъ кроткій, народа не трогаетъ... Пожилъ, пожилъ -- сестру взялъ съ собой и уѣхалъ. Опосля этого нашъ попъ страсть какъ превозноситься сталъ. Съ кѣмъ вы это разгоняете, кричитъ. У меня у самого сынъ въ генералахъ служитъ! Ну и ему почетъ тоже... нельзя. Мы разъ даже большую защиту изъ-за этого самаго генерала получили.
   -- Это какъ же?
   -- Обидѣлъ насъ баринъ сусѣдній. Брались мы ему работать на полѣ три дня въ недѣлю, а онъ намъ за это лужокъ предоставилъ, лѣсокъ отдалъ. Только мы какъ убрали, все ему представили какъ слѣдуетъ -- смотримъ, онъ и лѣсъ опять къ себѣ оттягивать сталъ. Кажи, говоритъ, контракту, а какая тутъ контракта, коли мы на совѣсть его полагались.
   -- Ну, а генералъ тугъ при чемъ же?
   -- Генералъ! А онъ живетъ въ Питерѣ и баринокъ нашъ въ Питерѣ. Отецъ Гавріилъ и написалъ сынку, тотъ и сократилъ баринка, пристыдилъ его. Извѣстно, спознаешь совѣсть, ежели приструнятъ. А безъ струны тоже нельзя. Безъ струны человѣкъ брюхо свое выпретъ, да и величается промежду народа, точно онъ и невѣсть ипостасный господинъ какой.
   -- Гдѣ это ты словамъ такимъ научился.
   -- Я грамотный! Тоже учены, слава Богу. У насъ учителемъ былъ ундеръ одинъ, такъ онъ съ нами точно съ азіатами. Возьметъ палку и давай учить!.. Я, говоритъ, привыкъ такъ, потому на Капказѣ сколько, можетъ, крови непріятельской пролилъ.
   Наконецъ, кони лихо подкатили къ станціонному дому.
   Станція, большая дорога, перекладная тройка! Гдѣ вся эта поэзія почтоваго тракта, эти остановки въ вытянувшихся вдоль дороги селахъ, эти пустыя станціонныя комнаты съ лубочными картинами, съ писаремъ, лѣниво и нехотя заносящимъ вашу подорожную въ книгу, эти случайныя встрѣчи или съ прелестнымъ личикомъ шестнадцатилѣтней степной наяды, или съ добродушнымъ ея папашей, тучнымъ и лѣнивымъ, гостепріимнымъ и сообщительнымъ; эти озаренныя солнцемъ золотыя поля по обѣимъ сторонамъ дороги, эти взмыленныя гривы удалыхъ кониковъ, уносящихъ вашу телѣжку въ ту синюю заманчивую даль, эти, то гремучіе и лихіе, то унылые, словно ползкомъ разстилающіяся пѣсни ямщика?.. Гдѣ все это!.. Каждый часъ въ то доброе время приводилъ съ собою новыя впечатлѣнія. каждую минуту вы видѣли новыя картины, каждая остановка дарила васъ новой встрѣчей... Пыль клубится позади васъ... дробно переливаются колокольчики... пристяжныя завились кольцомъ и словно сослѣпа, вытянувшись, стремглавъ уноситъ васъ коренной... Вы перегнали и жемчужную тучку на небѣ и вѣтеръ, лѣниво гонящій зеленыя волны по всколосившимся нивамъ... И свѣжо, и хорошо кругомъ, ароматъ полевыхъ цвѣтовъ обливаетъ васъ... свищетъ воздухъ разсѣкаемый вами... а глаза зорко приглядываются впередъ... впередъ, гдѣ въ туманной синевѣ сливаются и рощи, и поля, и только зубчатая линія, невѣдомо куда убѣгающихъ холмовъ мерещится, точно окраина тучки, чуть чуть приподнявшейся на небосклонѣ. И хорошо, и весело, и самъ человѣкъ запоетъ на весь этотъ просторъ!..
   А теперь!.. Запрутъ васъ въ вагоны, точно въ душное стойло, набьютъ туда людей, дико оглядывающихъ другъ друга. Противно... Отворили бы вы вагонъ хоть на одну минуту наглядѣться на золотой просторъ лѣтняго полудня, глотнуть полевого воздуха -- да вдругъ забрюжжитъ подвязанный сосѣдъ, захнычетъ какая-нибудь мокрица въ салопчикѣ, обладающая всевозможными недугами и болѣзнями. А и дохнетъ воздуха въ окнѣ -- небольшая радость. Отравляющій запахъ каменнаго угля, противный, доводящій до тошноты. Остановки -- по командѣ, только что выползли вы -- гонятъ назадъ... Удобно сидѣть и быстро везутъ -- ни слова! Только отъ этой быстроты и удобства убѣжалъ бы куда-нибудь подальше.
   Не разъ вздохнешь, вспоминая старую столбовую дорогу!..
   -- Исайка, гдѣ Исайка! слышалось когда-то на станціи.
   -- Гони его сюда, распоряжался станціонный смотритель.
   -- Да что это за Исайка?
   -- Писарекъ у насъ такой! И писарекъ самый плюгавенькій. Такъ держимъ, для ради пріюту... Да вотъ и онъ бѣжитъ.
   Въ дверяхъ показалась преоригинальная фигурка.
   Сѣденькій старичёкъ лѣтъ этакъ пятидесяти. Волосы -- до плечъ и еще густые... Усы и борода -- щетиной, видно съ мѣсяцъ небрился... Глаза изъ-подъ сѣдыхъ, словно ставшихъ дыбомъ, бровей глядятъ на васъ крайне презрительно. Черты лица крупны и какъ то нелѣпы. Носъ не въ мѣру толстъ -- распираетъ его, повидимому, на этомъ лицѣ во всю; морщины крупныя -- точно ихъ тушью намалевали, губъ нѣтътакъ провалъ какой-то... Ходитъ Исайка козыремъ. Руки въ карманы, осанистъ.. Грудь впередъ, ноги точно тактъ отчеканиваютъ.
   -- Проѣзжающій? важно спросилъ Исайка.
   -- А ты поди опять въ кабакѣ былъ? замѣтилъ смотритель.
   -- Молчи, не съ тобой, холопомъ, говорятъ...
   -- Ой ты, пустозвонъ... Баринъ, въ банѣ паренъ, дубьемъ выколоченъ, цѣпомъ вымолоченъ.
   -- Зажужжалъ!.. Съ кѣмъ ты говоришь?.. сановито оглянулся Исайка
   -- Комедьянъ! Извольте посмотрѣть на него, господинъ. Такую театру представитъ, лучше, чѣмъ ахтеръ заправскій.
   -- Съ кѣмъ ты это говоришь? уже нѣсколько громче продолжалъ Исайка.
   -- Съ кѣмъ, съ тобой кабацкая затычка...
   -- А коли со мной, зачѣмъ сидишь, мужикъ... Встань, дерево!
   -- Я мужланъ... Да на мнѣ четырнадцатый классъ! уже обидѣлся въ свою очередь смотритель.
   -- Холопъ ты! Какъ смѣешь говорить такъ съ...
   -- Исайкой?
   -- Не Исайкой, а княземъ Бѣлогубъ-Свѣтозаровымъ!.. Да знаешь ли ты, холопъ, что лѣтъ сто тому назадъ могъ бы я тебя выпороть на конюшнѣ и управы ты никакой не нашелъ бы. Мой дѣдъ, князь Иванъ, дай ему Господь царствіе небесное, такихъ чиновниковъ, какъ ты, смердъ, медвѣдями травилъ, гонялъ, что зайцевъ сворами поселкомъ. Знаешь ли ты, что мой прадѣдъ, князь Симеонъ, повѣсилъ бы тебя на воротахъ, и гнилъ бы ты тамъ, и расклевали бы тебя вороны, и истлѣлъ бы ты безъ христіанскаго погребенія!..
   Исайка говорилъ ровно, не волнуясь, какъ говоритъ не бѣдняга, терпимый "для ради пріюта", а власть и силу имѣющій. Я подумалъ, не образчикъ ли захудалыхъ княжескихъ родовъ передо мною.
   -- Молчи же, душа чернильная, піявка! И Исайка снова степенно принялся вносить содержаніе моей подорожной въ книгу.
   Станціонный смотритель сидѣлъ молча. Огорошенъ былъ ужь очень.
   -- Вотъ ужь именно громъ не изъ тучи... Охъ ты Исайка, Исайка... Форсу то у тебя на пять почтмейстеровъ хватить. А ты сократись, сожми хвостъ-то, ишь, онъ у тебя топорщится. Онамедни ревизоръ былъ, такъ ужь простилъ тебя по добротѣ своей, а то быть бы бычку на веревочкѣ.
   -- Простилъ?! Воровское племя! Да развѣ я у него просилъ прощенія.
   -- Да что съ тебя взять, коли ты вишь полоумный какой!..
   -- Простить!.. Меня, князя Бѣлогубъ-Свѣтозарова.
   -- Была тоже фальшивая бумажка рублемъ величалась, пока становой не поймалъ ее!... Какой ты князь. Такихъ князей поди страсть сколько понасыпано. Эдакихъ то князей поди полдеревни у насъ.
   -- Да что онъ, дѣйствительно, князь? спросилъ я тихо у смотрителя.
   -- Была къ князьямъ взята изъ деревни въ горничныя Анюта, старостина дочка. А на то время изъ Питера молодой баранокъ пріѣхалъ, сказываютъ. By и спознался съ ней... долго ли! Вотъ и произошелъ на свѣтъ нашъ князекъ Исайка. Ужь его какъ ругали за это, страсть. На бумагахъ вздумалъ подписываться княземъ Бѣлогубъ-Свѣтозарсвымъ, судили за это его, онъ и на судѣ стоялъ на своемъ, ну, за дурость эту самую оправдали! Смолоду то онъ прыткій былъ. Старикъ князь его сдѣлалъ было управляющимъ въ селѣ одномъ, страсть какъ свирѣпствовалъ онъ. Помни, говоритъ, князей Свѣтозаровыхъ! Онъ и теперь ужь на что голодный человѣкъ, ни у него двора, ни у него хозяйства, а ни за что къ мужику въ гости не пойдетъ... Женить его хотѣли -- не пошелъ. Стану я, говоритъ, свою кровь съ подлой кровью мѣшать...
   -- Получите вашу подорожную. Исайка точно и не слышалъ, что мы говорили о немъ. Голосъ былъ попрежнему надмѣненъ.
   Зная уже изъ объясненій смотрителя, что Исайка человѣкъ бѣдный, "голодный" человѣкъ, я положилъ передъ нимъ деньги. Онъ даже и не взглянулъ на меня. Я думалъ, что незамѣтилъ.
   -- Это вамъ, за труды!..
   Господи! какимъ взглядомъ онъ меня окинулъ!..
   -- Эй ты, холопъ! обратился онъ къ смотрителю. Проѣзжающій тебѣ вотъ на чай деньги оставилъ!
   Смотритель не заставилъ повторять. Мелкимъ шажкомъ подбѣжалъ онъ къ столу и съ поклономъ взялъ мелочь.
   Исайка всталъ, выпрямился и, не оглянувшись на меня, вышелъ вонъ.
   Скоро почтовая тройка вынесла меня изъ села, на просторъ зеленыхъ полей. Позади давно уже темныя избы слились въ одну неопредѣленную массу, и только бѣлая стѣна старинной церкви съ своими куполами еще мерещилась, вся въ золотой дымкѣ солнечнаго блеска...

Немировичъ-Данченко.

"Нива", No 18, 1876

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru