На литературныхъ хлѣбахъ. Влад. И. Немировича-Данченко. Москва, 1891 г. Цѣна 1 руб. 25 коп. Сколько намъ извѣстно, это -- первая большая повѣсть Влад. Ив. Немировича-Данченко, писавшаго до сихъ поръ только для сцены, если не считать, впрочемъ, маленькихъ и недурныхъ разсказцевъ, весьма малочисленныхъ. Повѣсть На литературныхъ хлѣбахъ очень проста: нѣкій молодой человѣкъ Алмазовъ съ трудомъ пробиваетъ себѣ дорогу на литературномъ поприщѣ. Онъ человѣкъ способный, честный, увлекающійся и искренно вѣрящій въ высокое призваніе литературы и людей, посвятившихъ себя служенію ей. Ему удается пристроиться къ недавно возникшей "хорошей * газетѣ и занять въ ея редакціи прочное положеніе постояннаго сотрудника. Онъ получаетъ въ годъ до двухъ съ половиной тысячъ. Но его не удовлетворяютъ ни такой заработокъ, ни лихорадочная газетная работа со дня на день, обязанность писать спѣшно и отрывочно "обо всемъ",-- таково общее заглавіе его статей, составляющихъ особый отдѣлъ газеты. На Алмазова нападаетъ тоскливое настроеніе, молодому человѣку хочется написать что-либо цѣльное, самостоятельное, имѣющее серьезное значеніе и дающее ему право считаться настоящимъ писателемъ съ настоящимъ литературнымъ именемъ. И Алмазовъ принимается сочинять повѣсть. Въ это время онъ знакомится съ молодою, красивою дамой, проживающею въ однихъ съ нимъ номерахъ, съ Еленою Павловной Кравцовой, служащей кассиршей въ огромномъ магазинѣ нѣкоего аффериста Берже. Елена Павловна была замужемъ и развелась съ мужемъ, взявши на себя причину развода и получивши за то нѣсколько тысячъ рублей отъ мужа. Это барыня ловкая, дѣловая, разсчетливая, смѣлая и хорошо уразумѣвшая всѣ коммерческія премудрости, обезпечивающія успѣхъ грандіозныхъ предпріятій ея патрона Верже. Съ перваго знакомства съ Алмазовымъ она дѣлаетъ попытку привлечь Алмазова на сторону Берже и воспользоваться его перомъ и газетой на пользу торговаго дѣла, ее интересующаго. Патронъ очень дорожитъ такою помощницей, ничуть не меньше, чѣмъ редакторъ дорожить сотрудничествомъ Алмазова. Но Берже цѣнитъ въ Кравцовой, повидимому, не одни ея коммерческія способности; она очень привлекательна, какъ женщина, и крупный гешефтмахеръ любить иногда отдохнуть отъ тяжести сложныхъ дѣлъ, катаясь съ нею на тройкѣ въ загородныя мѣста утѣхъ и забвенія... "Honni soit qui mal y pense",-- увѣряетъ Кравцова влюбившагося въ нее Алмазова, и увѣренія свои закрѣпляетъ неопровержимыми доказательствами для молодаго человѣка. Медовый мѣсяцъ ихъ любви совпадаетъ съ окончаніемъ повѣсти Алмазова, съ ея напечатаніемъ въ толстомъ журналѣ. За повѣсть заплатили хорошо, она понравилась, критика ее похвалила. Алмазовъ счастливъ, онъ настоящій писатель, романистъ, будущая знаменитость; его "номерная" любовь превращается въ прочное сожительство "въ гражданскомъ бракѣ". Но для того, чтобы стать романистомъ и знаменитостью, надо писать романы, а чтобы ихъ писать, нуженъ досугъ, котораго мало даетъ постоянная газетная работа. И досугъ является къ услугамъ Алмазова. Вслѣдствіе измѣнившихся взглядовъ редактора и видимыхъ колебаній въ направленіи газеты, молодой человѣкъ покидаетъ это изданіе и всѣ способности сосредоточиваетъ на задуманномъ романѣ. Только не сообразилъ юный душою сочинитель, что задумывать романы много легче, чѣмъ ихъ писать. На заказъ, да на срокъ не пишется, а если и напишется, то выходитъ по большей части такая дрянь, какую насочинялъ Алмазовъ. Кромѣ того, онъ упустилъ изъ вида, что для сочинительства мало одного досуга, нужны еще и средства для существованія, и спокойствіе духа на время писанія романа. За прекращеніемъ газетной работы исчезли средства Алмазова; пришлось жить на займы, чтобы не оказаться на хлѣбахъ у любовницы. Съ наростаніемъ долговъ, съ займами у ростовщиковъ пропали спокойствіе духа и благополучіе идилліи съ любимою женщиной. Но все это -- временное, преходящее: будетъ конченъ романъ, его напечатаютъ и тогда... Романа не напечатали, редакція большаго журнала забраковала его и была такъ внимательна къ нелишенному таланта автору, что подробно и доброжелательно объяснила ему, почему такой романъ не пригоденъ для печати. А, между тѣмъ, нужда ростетъ, кровопійцы-ростовщики тянутъ жилы... На выручку Алмазова является, съ одной стороны, предложеніе напечатать его произведеніе, даже не читая его, въ уличномъ, "кабацкомъ" листкѣ, съ другой стороны -- Берже предлагаетъ большія деньги за то, чтобы Алмазовъ взялъ на себя постоянное составленіе "иллюстрированнаго календаря", -- календаря-рекламы дли торговаго дома "Берже и Ко"... Алмазовъ такъ запутался, что ему нѣтъ выхода,-- или полѣзай съ головой въ Ежедневную Газету, или превращайся въ рекламныхъ дѣлъ мастера на выгодной службѣ, "на литературныхъ хлѣбахъ" у аффериста Берже... Подъ умѣлымъ и ловкимъ гнетомъ любимой женщины Алмазовъ пошелъ "на литературные хлѣба".
Повѣсть написана хорошимъ языкомъ, просто и спокойно. Съ этой стороны единственный укоръ можетъ быть сдѣланъ автору лишь за нѣкоторую растянутость, -- въ книгѣ 444 страницы. Для такого несложнаго сюжета это многонько. По нашему мнѣнію, нѣкоторыя несущественныя для дѣла подробности и эпизодическія отступленія могли бы быть сокращены и совсѣмъ исключены безъ ущерба для развитія основной фабулы. Мысль повѣсти ясна и симпатична: честное служеніе литературѣ не допускаетъ уступокъ и компромиссовъ, ибо всякая сдѣлка этого рода ставитъ писателя въ унизительное положеніе слуги гешефта, а не искусства. Лучше дѣлать свое маленькое, но чистое литературное дѣло,-- честно писать въ газетѣ "обо всемъ", съ покойною совѣстью и свободными руками, чѣмъ отдать, вѣрнѣе же -- продать себя афферисту въ разсчетѣ, что "на литературныхъ хлѣбахъ" удобнѣе будетъ сдѣлать нѣчто крупное, написавши хорошій романъ. Но для того, чтобы развитіе такой мысли не могло подать повода ни къ какимъ недоразумѣніямъ, автору не слѣдовало ставить своего героя въ безвыходное положеніе потому, прежде всего, что Алмазовъ не "герой", а самый заурядный человѣкъ, далеко не высокаго полета. Въ Алмазовѣ есть извѣстная, для всѣхъ обязательная, "порядочность", которая и борется въ немъ нѣкоторое время противъ житейскихъ соблазновъ. Но быть подвижникомъ, мученикомъ, героемъ не по силамъ такимъ среднимъ людямъ, какъ Алмазовъ. Если бы для него былъ выходъ, если бы авторъ оставилъ ему свободу выбора, тогда мы не знаемъ, какъ бы поступилъ Алмазовъ. Авторъ поставилъ его въ такое положеніе, что запутавшемуся писателю приходится рѣшать только одинъ вопросъ: подъ какимъ соусомъ ему угодно быть съѣденнымъ? Онъ выбралъ наиболѣе вкусный, если не для него, то для любимой имъ женщины, и, быть можетъ, наименѣе грязный изъ предложенныхъ. Почему же, однако, онъ запутался? Кто виноватъ въ этомъ? Вотъ это обстоятельство представляется намъ недостаточно выясненнымъ въ повѣсти и какъ будто не совсѣмъ яснымъ для самого автора. Не влюбись Алмазовъ въ Кравцову, не сойдись съ нею на супружеское сожительство, онъ, быть можетъ, не попалъ бы въ безвыходное положеніе. Нельзя же, однако, такому человѣку, какъ Алмазовъ, сказать: "не бери подруги жизни...
... Кому волненья жизни суждены,
Тотъ стой одинъ передъ грозою,
Не призывай къ себѣ жены!"
Это не про него писано. Да, кромѣ того, авторъ ничѣмъ не даетъ намъ разумѣть, что Алмазовъ не запутался бы такъ же точно и безъ Кравцовой. Правдоподобно только, что безъ нея онъ попалъ бы не "на литературные хлѣба", а въ "литературную помойку"... Стало быть, Кравцова спасла его отъ худшаго и дала возможность выбрать изъ двухъ золъ меньшее. Но и это еще не послѣднее недоразумѣніе для читателя, такъ какъ читатель и, въ особенности, читательница нисколько не убѣждаются въ томъ, что выбранное Алмазовымъ, по милости Кравцовой, есть на самомъ дѣлѣ "зло". Мы убѣждены, что для многихъ сдѣланное Кравцовой покажется восхитительнымъ, одобрительнымъ, такимъ, "что дай Богъ всякому". Календарь, придуманный коммерсантомъ Берже, издается для рекламы, и ему предстоитъ очень широкое распространеніе. Въ календарѣ предполагается, однако, и литературное содержаніе, отданное въ распоряженіе Алмазова. Слѣдовательно, отъ Алмазова зависитъ сдѣлать это содержаніе общеполезнымъ въ лучшемъ смыслѣ слова, воспользоваться рекламой для распространенія идей гуманности и справедливости, поставить обдѣлистаго торгаша съ его рекламами въ положеніе подводчика, на которомъ Алмазовъ будетъ разсылать добрый литературный матеріалъ во всѣ концы Россіи, а самъ, благополучно сидя "на литературныхъ хлѣбахъ", покойно и неторопливо станетъ писать прекраснѣйшіе романы и повѣсти. Вотъ къ какому заключенію придутъ очень многіе читателя и читательницы. Не этого хотѣлъ, разумѣется, г. Немировичъ-Данченко.