Немирович-Данченко Василий Иванович
Поход

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Василий Иванович Немирович-Данченко

Поход

   Когда лес остался позади, и отряд вышел на открытое место, вокруг наших солдат всё опять стало спокойно... Ни одна пуля не прорезывала недвижный воздух, весь переполненный зноем... Тихо было кругом... Так тихо, что звон медных орудий разносился далеко-далеко... Команда повторялась эхом бесчисленных скал, точно она отзывалась в их каменной груди... Причудливы были очертания утёсов, резки их острые гребни... Всё тонуло в безоблачной синеве. Всё точно млело в полуденном огне... Тут, за лесом -- были уже голые и пустынные скаты. Солнце сожгло их в своём неукротимом гневе. Только жалкие голубые колючки трепались кое-где, да в сухом бурьяне слышался шорох потревоженной змеи... Генерал недолго ехал таким образом. Ему донесли, что в арьергарде есть уже поражённые солнечным ударом... Несколько их было и впереди... Он озабоченно оглянулся. Отряд уже подходил к горной площадке. Позади оставался отвес с ощетинившимся лесом. Впереди, пустынная и пологая, подымалась каменная вершина. Между нею и этим плоскогорьем шла выемка с кустарником. По выемке точно в глубокой складке сочилась вода...
   -- Ну! -- решил он. -- Баста... Часа на три привал... Пусть разложат костры... Да, пожалуй, разобьют палатки, -- всё защита от солнца... Кашу варить, братцы!..
   Отряд остановился. Скоро кругом закипела привычная, будничная жизнь бивака. Одни ставили палатка и с наслаждением заползали туда, хоть и там было жарко и душно. Солдатам разрешили сбросить шинели, -- и они радостно исполнили это. Только часовым досталась трудная работа. Им приходилось стоять и ходить вокруг всего лагеря под солнцем, которое с каждою минутою становилось ужаснее и ужаснее... В лазури чистого неба подымался сизый дымок от костров; кашевары озабоченно хлопотали над котлами... В отряде были бараны -- их свежевали и вместе с крупою валили мясо в котлы. Некогда было готовить отдельно щи да кашу... Через три часа опять начинался трудный переход в горы.
   Кошенко заполз под палатку и заснул ясным и бестревожным сном молодости. Его растомило. На лбу выступил пот, лицо раскраснелось. Смотрел-смотрел на него старый кавказский солдат, и улыбнулся сурово и добродушно в то же время в седые усы...
   -- Ишь ты! Совсем дитё ещё! И жарко же ему, братцы...
   Он обошёл палатку с другой стороны, приподнял её и дал воздуху свободный доступ внутрь. Кошенко сладко-сладко зачмокал во сне... "Сосунок! -- ещё добродушнее улыбнулся солдат. -- Кабы не казаки -- лежать бы тебе сегодня крестом в чеченском лесу... Сняли бы тебе живо голову... Хорошо, что наши вызволили"...
   Он тихо, стараясь не разбудить Кошенко, расстегнул ему воротник и сюртук...
   -- Ну, теперь спи, рабёнок!..
   -- А храбёр! -- заметил другой солдат, сочувственно следивший за заботами первого о молодом офицере.
   -- Отчего не храбёр... Барское дитё... Ему нельзя иначе. У него и отец, поди, военный был.
   -- Как он на чеченцев швырком утресь?
   -- Ну, это он сглупа... Нешто он понимает...
   Со всех сторон сносили к лагерю хворост... Генерал ещё не садился. Он обходил отряд, засматривал в ротные котлы, что и сколько там варится, говорил со старыми боевыми товарищами, вместе с ним помнившими времена Ермолова и выросшими в этой замечательной боевой школе. Таким образом начальник отряда случайно подошёл к самому обрыву плато, на котором стоял его лагерь. Далеко-далеко расстилались отсюда перепутавшиеся миражи ущелий, долин, рвов и горных склонов... Вон бездны дымятся светлым паром, синими тенями подёргиваются ущелья, точно задвигаются сквозными занавесями, почти чёрными кажутся узкие теснины... Внизу точно белая ниточка бежит горный поток... Против его течения движутся вверх точки.
   -- Дайте-ка трубку! -- приказал генерал.
   Ему подали. Он посмотрел, -- несколько сот конных чеченцев пробирались в горы, очевидно, наперерез нашему отряду...
   -- Самойлов! Как вы думаете... куда они?..
   -- Разумеется, на андийское Кой-су, ваше превосходительство!
   -- Это бенефис нам устраивают?
   -- Точно так-с.
   -- Ну, и пусть их! -- и генерал засмеялся. -- И пусть их. Обочтутся голубчики. Нас-то там наверное не будет. Поезжайте с Богом. Мы и беспокоить вас не станем...
   -- Должно быть, туда много собираются. С другой стороны по тому же направлению пробирается ещё более сильный отряд.
   -- Вы были в Салтах?
   -- Точно так-с. Когда ещё Салты со своим округом значились мирными, у меня там кунак жил.
   -- Это до мюридизма?.. Скажите, как расположен аул?
   -- Как ласточкино гнездо. Ниоткуда доступу...
   -- Так что взять его нельзя по-вашему?..
   Старый кавказец задумался.
   -- По обыкновенному рассуждению, -- нельзя...
   -- Ну, а по кавказскому нашему?
   -- А по нашему: если прикажут, -- возьмём...
   -- Как? -- улыбался генерал.
   -- Как... -- Об этом что же задумываться... Придём, -- посмотрим... Там видно будет. Как же не взять, если приказано? Тут рассуждать нечего. В лоб пойдём. Большое облегчение, что вся ихняя молодёжь теперь у Самурской крепости...
   -- Да, только вопрос ещё, удержалась ли крепость. Может быть, давно пала...
   -- Это у Брызгалова-то?.. -- удивился Самойлов. -- У Брызгалова -- наверное удержится...
   -- А вы его знаете?
   -- Ещё бы. В тридцать девятом году мы вместе Ахульго брали... С Граббе... У Брызгалова -- всё в руках удержится. Солдат надёжный... Дай Бог таких побольше.
   -- Да, вот и толкуйте... Всё, что покорилось при Ермолове, в сороковом отложилось, -- и теперь приходится опять начинать сначала...
   -- Вон, вон ещё одна партия...
   -- Всё туда же -- на Кой-су!
   -- С Богом, с Богом, голубчики! -- радовался генерал, считая уже дело наполовину выигранным. -- С Богом -- скатертью дорога... Так, по обыкновенной логике, нельзя, а по кавказской можно? -- весело засмеялся он.
   -- Точно так-с. Потому, что же делать, если начальство приказывает?..
   Генерал пожал ему руку и отошёл назад. У него на душе оставалось ещё одно печальное дело. В лесу было убито трое солдат, да по пути четверо из раненых скончалось. Надо было их похоронить. Они лежали там, где расположился обоз, под брезентами, из-под которых наружу торчали только недвижные ноги усопших... Первые жертвы экспедиции были у него точно на совести. И идя к ним, он думал: нельзя разве было избегнуть этого дела?.. Но другого пути не было, как через лес... Разумеется, можно было двинуться через андийское Кой-су, но там, наверное, погибла бы половина отряда!.. Наверное... И, бросив последний взгляд на "боевых товарищей", как он мысленно называл их, старый кавказец перекрестился и пошёл прочь...
   -- Что, ваше превосходительство, прикажете делать с ними? -- нагнал его командующий обозом.
   -- Похоронить... Вечером, когда солдаты отдохнут. Теперь это неудобно... Да и жаль тревожить, -- и без того устали... Работать при этой жаре им будет не под силу...
   И действительно... Зной огненными стрелами падал с небес на обнажённые каменные отвесы. Приходилось жалеть даже о предательских тенях молчаливого леса, где из-за каждого дерева грозила смерть... Солдаты отдыхали тяжело, точно в каком-то бреду, обливаясь потом... Часам к трём жара поддалась... Не так томительно было пёкло, не так пронимало сухостью... Лучи уж не впивались стрелами... У ротных котлов сидели и стояли обедавшие... Но сегодня не слышалось здесь весёлого смеха. Не до того было. Даже заправские заводчики всякого солдатского развлечения молчали, угрюмо глядя вдаль, где подступы к вершинам гор, казалось, ещё горели огнём беспощадного южного солнца. Так же молча выстроились солдаты, когда барабанщики забили "сбор". Генерал им не говорил ни слова, -- народ был испытанный, и ободрять его не приходилось. "Сами ободрятся, -- рассуждал он, -- как прохладою повеет". Безмолвно, в порядке, двинулись они, и с первых же шагов все прелести горного перевала дали им себя знать... Дорога только снизу казалась пологой. Осетин, исходивший все эти горы и знавший их как свой каменный двор над тесниною Дарьяла, -- служил проводником. Его подозвал к себе генерал.
   -- Это, по-твоему, дорога?
   -- Другой нет! -- спокойно отвечал тот.
   -- Да это разве дорога?.. Ты говорил, что пройти можно!..
   -- Говорил. Отчего не можно. Джейран ходит, коза ходит, я хожу!..
   Генерал только пожал плечами и отпустил его.
   Чем дальше, тем становилось хуже. Солдаты с трудом одолевали кручи, где кремень торчал остриями вверх, точно природа сама озаботилась сделать как можно менее доступными для человека священные алтари своих вершин. Одно утешало: с каждым получасом жара спадала всё заметнее и заметнее. Но зато отвесы гор становились круче и круче.
   -- Неужели и на эту взлезем? -- спрашивал молодой солдат у старика, но не только взлезал сам, но, оглядываясь, видел, что туда же взлезают и орудия, и обоз, и парк, и транспорты... Кто сидел на коне, тому было в полгоря.
   Цепкие горские лошадёнки как мухи ползли по откосам и, предоставленные сами себе, даже выбирали самые невозможные кручи, сокращая тем дорогу, и только отряхивались ушами, да тяжело дышали, взобравшись на выступы утёсов. Тысячи камней из-под их копыт летели в бездны, но они не смущались этим и с такою же уверенностью ставили тонкие ноги на узкие тропинки... Тем не менее, часы шли за часами, а вершина казалась так же далеко. Она точно смеялась над усилиями отряда. Чем ближе он подходил к ней, тем дальше отодвигалась она... Её утёсы всё так же воздушно, мягко и нежно рисовались на заметно посиневших к вечеру небесах... Только теперь с них то и дело срывались чёрные точки орлов и реяли в недосягаемых безднах лазури, встревоженные приближением отряда. Тихо за конями пододвигалась пехота, со звоном и блеском выползали медные орудия...
   -- Поработай, поработай ещё!.. -- с суровой нежностью гладил нагретое тело пушки шедший рядом артиллерист. -- Поработай!.. С нами вместе отдохнёшь, сердешная!
   Мелкие горные орудия были навьючены на лошадей. Самое орудие на хребет приторочено, колёса -- по бокам. На других следовали за ними и впереди ящики с зарядами... На одном из поворотов солдат вдруг обдало свежестью. Они встрепенулись, жадно задышали. Откуда донёс этот ветер животворное дыхание снеговых вершин -- никто не мог сообразить, но главный кавказский хребет в нём слал свой привет чудо-богатырям, не раз одолевавшим ужасы подступа к нему... Даже кони, и те, подняв головы, жадно раздувавшимися ноздрями втягивали в себя эту прохладу и смотрели в ту сторону, откуда неслась она... Ещё раз потянуло ветром, и ещё легче и лучше стало... Точно в ответ на эту заочную ласку далёких ледников, узнавших в странниках сынов ледяного севера, -- в рядах, утомлённых и обессиленных, вдруг вспыхнула песня, сама по себе бессмысленная, но одушевлённая и яркая тем огнём, который, казалось, пылал в каждом её звуке.
  
   "Гремит слава трубой:
   Мы дралися за Лабой...
   По горам твоим, Кавказ,
   Прогремит слава о нас!.."
  
   Ещё полчаса, -- и авангард приостановился. Даль словно раздвинулась перед ним. Отступили куда-то и принизились утёсы. Теперь они уже не заслоняли ничего впереди... Из золотистой дымки заката вдруг выступили одни за другими вершины кавказских сторожевых великанов поближе, -- тёмные, грузные и тяжёлые, -- ощетинившиеся лесами; синие за ними и совсем воздушные, матово сиявшие ледниками позади. А ещё далее -- какими-то призраками намечивались чуть-чуть точно фата-моргана те, которые стояли уже над счастливыми и мирными долинами Грузии... Тут всё распускалась в золотом свете... За отрядом к западу солнце тонуло в океане нежного пламени...
   Солдаты живо разбили палатки, которые в прощальном свете умиравшего дня казались ещё шедшему внизу арьергарду розовыми... Около -- гремел ключ. Подземные источники выбились тут на волю из холодной тьмы и радостно, шумно, белою пеною и алмазными брызгами праздновали освобождение... К источнику поставили часовых, чтобы затомившиеся и изжарившиеся на солнце солдаты не делали беспорядка. Живо, с весёлым звоном, студёные и чистые струи полились в манерки и котлы, пока остальные части отряда подтягивались к вершине горы...
   Мало-помалу лучи гасли, и небеса вновь синели... Вершины гор, прощаясь с блекнувшим светом, напряжённо и ярко отражали его.
   Генерал долго смотрел на юг...
   -- А бедный Брызгалов теперь из последних сил, может быть, отбивается...
   И старик вздохнул, представляя себе далеко-далеко отсюда маленькую крепость, сплошь залитую бешеными волнами могучего газавата...
   А в стороне уже располагался отряд. Опять запылали костры, и кашевары кипятили воду и крупу в котлах. Когда из-за ближайшей горы золотым шаром поднялась луна, и на нём обрисовались резкие очертания скал -- в глубоком рве несколько солдат рыло яму -- общую могилу для убитых сегодня... Тихо будет спаться им -- жертвам сурового долга на пустынной вершине Кавказа. К кресту их могилы не прикоснётся ничья рука. Только ветер порою пронесётся мимо, да всеобщая печальница туча окропит его холодными слезами... Когда долины и ущелья утонули в тумане, -- дело было кончено... Мёртвые покоились в тёплой за день нагревшейся земле, крест стоял у их могильной насыпи, и рывшие яму солдаты, склонив колени, тихо молились простыми сердцами Господу сил за павших товарищей. И ветер упал, и всё затаилось... Пустыня внимала сама этой чудной молитве.
   В благоговейном молчании ночи слышались только крики часовых да неугомонное бульканье ключа, вырывавшегося из своей подземной темницы...
  

----------------------------

   Источник текста: Немирович-Данченко В. И. Кавказские богатыри. Часть третья. Победа! -- М.: Издание редакции журналов "Детское чтение" и "Педагогический листок", 1902. -- С. 15.
   OCR, подготовка текста -- Евгений Зеленко, февраль 2013 г.
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru