-- Теперь "Отче нашъ" за усопшаго брата!..-- высокимъ теноромъ возглашаетъ ксендзъ надъ могилой, въ которую опускали тѣло покойнаго писателя...
Кругомъ чахлыя и еще голыя березки Волкова кладбища и ряды скромныхъ памятниковъ подъ холодными бѣлыми лучами мартовскаго солнца. У приготовленной ямы -- небольшая толпа родственниковъ, да "братьевъ" по перу -- журналистовъ...
И возгласъ католической панихиды кажется такимъ сердечнымъ, по сравненію съ православной молитвой за "усопшаго раба", и удивляетъ неожиданностью и трогаетъ...
Мы, сотрудники журналовъ "Міра Божія" и "Современнаго Міра", которымъ въ теченіе двѣнадцати лѣтъ отдавалъ свои силы покойный Ангелъ Ивановичъ, именно такъ, какъ брата-товарища, поминаемъ его здѣсь на страницахъ журнала...
Тихая, скромная, труженическая жизнь, послѣ долгой мучительной болѣзни, оборвалась на 47 году.
И тихія скромныя похороны, сосредоточенно-грустныя, почти безъ "постороннихъ", почти безъ рѣчей -- были въ томъ же стилѣ, были въ духѣ этого тихаго, скромнаго сосредоточеннаго въ служеніи своей миссіи грустнаго человѣка, ненавидѣвшаго фразу и позу, всю жизнь скрывавшагося отъ широкой публики подъ скромными иниціалами А. Б...
Скорбное молчаніе на могилѣ его нарушилъ только одинъ провинціальный журналистъ, сказавшій нѣсколько словъ о той роли, какую въ 80 годы игралъ покойный въ приволжской прессѣ.
Да товарищъ по редакціи Е. В. Тарле разсказалъ о послѣднемъ свиданіи съ Ангеломъ Ивановичемъ. Это была не надгробная рѣчь, а товарищеское воспоминаніе объ "усопшемъ братѣ", сказанное среди товарищей, для товарищей товарищескимъ языкомъ.
Е. В. Тарле разсказалъ, какъ не задолго до операціи, которой не выдержало сердце покойнаго, онъ зашелъ къ нему и засталъ его особенно мрачныхъ, съ особенно болѣзненнымъ выраженіемъ лица.
-- Вамъ хуже, Ангелъ Ивановичъ?
-- Нѣтъ, напротивъ... Сегодня боли оставили меня.
-- Отчего же цвѣтъ лица у васъ такой землистый?..
Изъ разговора вскорѣ выяснилось, въ чемъ было дѣло. Въ этотъ день были казнены 17 человѣкъ. И Ангелъ Ивановичъ, до конца слѣдившій за жизнью, среди невыносимыхъ физическихъ мукъ, переживалъ еще и эти, всѣмъ намъ общія муки...
Е. В. Тарле закончилъ приблизительно такъ: "Когда смерть такъ безсмысленно вырываетъ изъ нашей среды товарищей, еще полныхъ душевныхъ силъ и желанія работать, всегда хочется подыскать какое нибудь утѣшеніе... И можетъ быть, это будетъ утѣшеніе искусственное, за которое хватаешься, когда больше не за что ухватиться, но мнѣ все же хочется это высказать: теперь онъ лежатъ здѣсь, и ужъ не будетъ переживать тѣхъ ужасовъ, которые, конечно, еще долгое время предстоятъ намъ"...
Новую свѣжую могилу на "литературныхъ мосткахъ" покрыли вѣнками. Много положили на нее чистыхъ, неподдѣльныхъ, живыхъ цвѣтовъ... А затѣмъ молча, въ скорбномъ раздумьѣ -- разошлись...
Я у могилы молчалъ... Но то, что я хотѣлъ бы сказать тамъ, надъ тѣломъ умершаго товарища, я выскажу здѣсь на страницахъ журнала. Это будетъ только надгробное слово -- не болѣе...
Читатели "Современнаго Міра" найдутъ біографическія данныя о покойномъ -- въ замѣткѣ Ѳ. Д. Батюшкова, найдутъ небольшую характеристику его писательской и редакторской дѣятельности въ "литературныхъ откликахъ" В. П. Кранихфельда.
Я передамъ только нѣсколько основныхъ чертъ его дѣятельности въ ея цѣломъ, помяну его, какъ общественнаго дѣятеля вообще.
Я попытаюсь дать нѣчто въ родѣ итога жизни -- конечно, не полнаго, конечно, бѣглаго...
Этотъ самый общій итогъ -- я невольно мысленно подводилъ, стоя у могилы, куда опускали близкаго мнѣ человѣкаподводилъ быть можетъ, въ тѣхъ же отчасти цѣляхъ самоутѣшенія, о которыхъ говорилъ Тарле...
Первое опредѣленіе, которое приходитъ мнѣ на умъ, при мысли объ этомъ безвременно оборвавшемся существованіи,-- это: удивительно логичная жизнь!
Ангелъ Ивановичъ, по писательскому своему складу, во многомъ напоминалъ дѣятелей предыдущаго поколѣнія-писателей-семидесятниковъ. Подобно одному изъ столповъ "Отечественныхъ Записокъ" -- Гр. З. Елисееву, двадцать лѣтъ скрывавшемуся подъ псевдонимами и анонимами,-- покойный раза два только въ своей жизни измѣнилъ своему А. Б.-- Теперь это рѣдко встрѣчается... Подобно Елисееву и другимъ семидесятникамъ, онъ былъ влюбленъ въ литературу, исключительно высоко чтилъ писательскую дѣятельность. Это было, конечно, наслѣдіемъ той долгой эпохи, когда литература являлась единственнымъ поприщемъ для общественной и политической борьбы, когда она служила суррогатомъ всякой оппозиціонной общественной работы. Ангелъ Ивановичъ началъ писать еще въ эту эпоху...
Отсюда не слѣдуетъ, однако, что покойный никогда не извѣдалъ и другихъ способовъ борьбы, не пробовалъ своихъ силъ и на другихъ поприщахъ.
Еще студентомъ медицинскаго факультета въ Кіевѣ, въ 1882 г. онъ вошелъ въ мѣстный кружокъ народовольческой организаціи. Кружокъ вскорѣ былъ разгромленъ, и А. И., послѣ годичнаго заключеніи, предсталъ предъ военнымъ судомъ. Улики однако, оказались недостаточными и онъ былъ оправданъ, т. е. высланъ административно въ Нижній Новгородъ...
Въ тѣ дни уже приходилъ конецъ "Народной Воли". Дарившее надъ умами направленіе переживало кризисъ, близилось къ ликвидаціи. Это былъ именно тотъ моментъ, о которомъ пишетъ А. Бахъ въ своихъ "Воспоминаніяхъ народовольца" {Былое. Январь 1907 г. Въ этихъ воспоминаніяхъ упоминается, между прочимъ, и о встрѣчѣ съ А. И. Богдановичемъ, а также объ арестѣ и судѣ надъ нимъ.}, передавая свое впечатлѣніе отъ главныхъ дѣятелей партія В. Н. Фигнеръ и Чернявской: "Я подмѣтилъ у Чернявской ту же усталость, которая уже поразила меня въ Вѣрѣ Фигнеръ. Тогда еще я себѣ не объяснялъ этого тѣмъ, что обѣ онѣ предчувствовали или сознательно предвидѣли близкій конецъ "Народной Воли"...
Тотъ же Бахъ разсказываетъ, какъ позднѣе въ 1887 году онъ опять встрѣтился съ А. И. Богдановичемъ и пытался обрадовать его возрожденіемъ Народовольчества. Но сочувствія не встрѣтилъ: Ангелъ Ивановичъ уже не вѣрилъ въ это движеніе, разочаровался въ немъ.
Народовольчество погибло, какъ движеніе чисто интеллигентское, не имѣвшее опоры въ массѣ. Героическая борьба, которую взвалила себѣ на плечи интеллигенція должна была кончиться пораженіемъ.
И тотъ поворотъ въ революціонной и общественной мысли, который начинается съ момента этого пораженія, накладываетъ свою печать на всю дальнѣйшую дѣятельность покойнаго. Онъ явился удивительно послѣдовательнымъ выразителемъ этого перелома и тѣхъ переоцѣнокъ всѣхъ цѣнностей, которыя имъ диктовались.
Отнынѣ вся жизнь А. И. посвящена работѣ въ широкихъ кругахъ. Отнынѣ онъ ставитъ своей цѣлью проясненіе политической сознательности и культурный подъемъ этихъ широкихъ круговъ. И всю жизнь, ни на шагъ не отступая отъ прямого, разъ облюбованнаго пути, онъ идетъ къ этой цѣли. Все для демократѣ, все во имя демократіи, въ примѣненіи къ ея запросамъ и потребностямъ...
Одинъ публицистъ, недавно написавшій поминальную замѣтку объ А. И., отмѣтилъ, что въ созданномъ покойнымъ журналѣ временно привлекались къ редакціонному сотрудничеству и писатели съ болѣе яркой индивидуальностью. нежели А. И. Богдановичъ... Разумѣлъ этотъ публицистъ себя и еще одного своего политическаго единомышленника. Я упоминаю объ этомъ потому, что сопоставленіе А. И. съ этимъ публицистомъ напрашивается само собою. При сопоставленіи этихъ двухъ людей -- скромнаго и тихаго Ангела Ивановича, съ яркой индивидуальностью этого публициста -- поразительно оттѣняется именно та черта жизни покойнаго, о которой я говорю.
Въ то время, какъ авторъ номинальной замѣтки мѣнялъ одну точку зрѣнія ни другую, А. И. велъ упорно-послѣдовательно линію своей логичной жизни.
Нѣсколькими годами газетной публицистической работы и сотрудничества въ "Русскомъ Богатствѣ" (въ отдѣлѣ "внутренняго обозрѣнія") -- исчерпывается тотъ періодъ перелома, психологія котораго такъ хорошо представлена въ Вересаевской повѣсти "Безъ дороги".
А затѣмъ "дорога" найдена -- разъ на всю жизнь.
Въ 1893 году возникаетъ общество "Народнаго права". Это была попытка революціоннаго объединенія широкихъ круговъ демократіи. Иные видятъ теперь въ этой организаціи предшественницу "освобожденчества" и даже партіи "Народной свободы". Я полагаю, что такое сближеніе совершенно ошибочно. И программа и составъ "Общества народнаго права" были демократичнѣе "Освобожденія", а тѣмъ болѣе кадетской партіи. "Общество" стремилось объединить только радикаловъ и соціалистовъ, и если можно въ немъ видѣть предшественника чего-нибудь, то развѣ той еще не народившейся радикальной демократической партіи, которая до сихъ поръ никакъ не можетъ у насъ сложиться...
Для А. И.-- "народоправчество" было прежде всего попыткой объединить и ввести въ политическую жизнь широкіе круги населенія, было прежде всего поправкой и дополненіемъ къ прежнимъ интеллигентскимъ программамъ. И онъ горячо отдался новому предпріятію. Я не зналъ его въ его юношескіе дни, въ тѣ дни, когда онъ переживалъ свое революціонное крещеніе въ кружкѣ народовольцевъ. Но въ дни "народоправчества" я хорошо его помню. Онъ все время былъ въ повышенномъ, боевомъ настроеніи; онъ очень вѣрилъ въ новое дѣло... Вмѣстѣ съ однимъ товарищемъ по партіи онъ написалъ первую народоправческую брошюру "Насущный вопросъ", въ которой популяризирую идею народовластія, обрушивался на царившій недавно передъ тѣмъ въ интеллигенціи народническій страхъ передъ буржуазіей: "Буржуазія придетъ и возьметъ...-- писалъ А. И.-- Но самодержавіе уже давно пришло и все взяло".
"Народоправцы" недолго просуществовали какъ организація. Весной 1894 г. они были разгромлены и не возрождались. Наслѣдникомъ и отчасти продолжателемъ "народоправчества" явилось литературно-пропагандистское предпріятіе, выпустившее въ 1895 и 1896 году нѣсколько брошюръ: "Первый годъ Николая II", сборники подъ заглавіемъ "Наше время" и журналъ "Борьба". Ангелъ Ивановичъ приложилъ руку ко всѣмъ этимъ изданіямъ. Послѣдніе сборники и журналъ "Борьба" (который вышелъ только 1-мъ номеромъ, такъ какъ на второмъ типографія была взята жандармами) проявляли уже явную тенденцію въ сторону соціалъ-демократизма...
Въ это же время Ангелъ Ивановичъ входитъ въ редакцію "Міра Божія", и вскорѣ фактически становится во главѣ ея. бъ 1895 года и почти до самыхъ послѣднихъ дней, ни одна статья, помѣшенная въ "Мірѣ Божіемъ", и затѣмъ въ "Современномъ Мірѣ", (котораго онъ состоялъ и оффиціальнымъ редакторомъ), не проходитъ иначе, какъ черезъ его внимательныя и не знающія устали редакторскія руки. Физіономія журнала установилась сразу. Это былъ органъ, посвященный культурѣ и политикѣ, приспособленный къ "среднему читателю", какъ говорилъ А. И., стремившійся будить политическую мысль и интересъ къ самообразованію -- прежде всего въ широкихъ демократическихъ слояхъ. Неуклонно и сознательно, безъ малѣйшихъ колебаній, велъ свое дѣтище Ангелъ Ивановичъ по этому пути. Бросать сѣмена научныхъ знаній и политической мысли въ среду, такъ долго и заботливо устраняемую Побѣдоносцевыми и Толстыми отъ знанія и политики, создать сочувственную и дѣйственную атмосферу вокругъ интеллигентныхъ борцовъ, нѣкогда одинокихъ и потому безсильныхъ, какъ бы исправить политическую ошибку "народовольчества" -- вотъ какъ можно охарактеризовать заданіе той упорной и тяжелой работы, которую избралъ себѣ покойный.
Тою же руководящей мыслью проникнуты и всѣ статьи скромнаго А. Б., которыя появлялись изъ мѣсяца въ мѣсяцъ, подъ заглавіемъ "Критическихъ замѣтокъ".
Критикомъ А. И. сталъ "по нуждѣ": времена были такія вообще, да и спеціальныя цензурныя условія, которыя опутывали "Журналъ для юношества и самообразованія", побуждали прибѣгать къ традиціоннымъ пріемамъ Добролюбобовыхъ и Чернышевскихъ. Чтобы сказать что-нибудь нелестное о нашей родинѣ Добролюбовъ писалъ объ "Испаніи"; чтобы вызвать сознательную ненависть къ режиму кнута и къ образовательной системѣ гр. Толстого, А. И. распространялся о чеховскомъ "Человѣкѣ въ футлярѣ" и т. п. И надо сказать, что тѣ весьма общаго характера задачи, какія ставилъ себѣ покойный публицистъ, сравнительно легко и успѣшно поддавались такой популяризаціи, освѣщались и разъяснялись какъ бы наведеніемъ съ самой интимной, житейски каждому близкой ихъ стороны...
Упомяну здѣсь, со словъ одного его товарища, о характерномъ началѣ этой "художественно-критической" дѣятельности покойнаго.
Еще въ Нижнемъ-Новгородѣ, въ мѣстной газетѣ, онъ задумалъ написать рецензію о посѣтившей городъ передвижной выставкѣ.
-- Но развѣ вы спеціалистъ по живописи?-- возражали ему.
-- Ничего, напишу. Увидите.
И появилась замѣтка, особенно подробно останавливавшаяся на описаніи портретовъ нѣсколькихъ очень высокопоставленныхъ особъ, фигурировавшихъ на выставкѣ. А. И. писалъ въ такомъ родѣ:
"По каталогу No 31. Портретъ. Нагло-презрительная, вылощенная внѣшность... Тупой взглядъ... Обрюзгшее отъ кутежей и разврата лицо, обличающее истиннаго паразита" и т. д.
Выставка побывала во всѣхъ центрахъ Поволжья, и небольшая замѣтка объ ней въ то глухое время пріобрѣтала характеръ политическаго памфлета, и повсюду читалась на расхватъ...
По тому же типу, хотя серьезнѣе конечно и глубже, были въ сущности построены очень многія изъ его "критическихъ статей"...
Я упоминалъ о "склоненіи" въ сторону марксизма сборниковъ "Наше Время". Тоже "склоненіе", и что дальше то интенсивнѣе, проявлялось и въ "Мірѣ Божіемъ".
Новое народившееся на смѣну народничества, послѣдовательно-демократическое направленіе, охватившее въ концѣ 90-ыхъ годовъ нашу интеллигенцію, нашло себѣ отраженіе и въ журналѣ. Цѣликомъ ли присоединился къ нему А. И.? Онъ всегда мыслилъ въ болѣе широкой и общей сферѣ, частности и детали программъ его мало интересовали. Но что по духу, по основнымъ симпатіямъ, онъ всецѣло примыкалъ именно сюда -- это несомнѣнно. Онъ прежде всего былъ послѣдовательный и рѣшительный демократъ, онъ до глубины душевной былъ проникнутъ именно демократизмомъ. А затѣмъ, болѣе горячаго антинародника, болѣе яростнаго отрицателя самаго духа народничества -- я врядъ ли когда и встрѣчалъ!.. Объ этомъ свидѣтельствуетъ и цѣлый рядъ горячихъ выпадовъ противъ народничества, которыми пестрятъ его замѣтки -- особенно съ конца 90-хъ годовъ и въ началѣ настоящаго столѣтія...
Мотивы выродившагося народничества, съ присущей ему къ этой стадіи долей моральнаго ханжества, барски-филантропической "слезой" и сентиментальностью, особенно претили трезвому и прямому демократическому чутью покойнаго. Ханжества онъ не выносилъ нигдѣ и ни въ чемъ... Мнѣ вспоминаются, напримѣръ, горячія отповѣди его всѣмъ "нытикамъ" по вопросу о семьѣ: "Семья порабощаетъ, губитъ личность женщины...-- Въ тѣхъ случаяхъ, когда личности этой не имѣется, когда и губить то нечего" -- отрѣзывалъ А. И... Онъ бывалъ великолѣпенъ въ этихъ отповѣдяхъ!..
Склонность къ этико-философскому индивидуализму, замѣтной струей проявившаяся въ журналѣ за послѣдніе годы, нисколько не противорѣчила тому соціалъ-демократическому фундаменту на которомъ основывалось въ общемъ его направленіе. Синтезъ индивидуализма, какъ этико-философскаго начала, съ соціализмомъ, какъ соціально-политической теоріей, является злободневной задачей для очень многихъ современныхъ соціалъ-демократовъ...
И можетъ быть больше него роднила съ марксизмомъ А. И. еще одна коренная черта его психики: вѣра въ культуру,-- европеизмъ въ лучшемъ и истинномъ смыслѣ этого слова...
Всегда блѣдный и какъ бы угрюмый, съ прекрасными, всегда скорбными слезами, Ангелъ Ивановичъ совсѣмъ преобразился въ короткіе "дня свободы". Опять, какъ тогда въ дни "народноправчества", я увидѣлъ сдержанный блескъ въ его глазахъ; опять онъ сталъ разговорчивымъ, и ожесточенно-торжествующе заявлялъ: "Нѣтъ, теперь ужъ скоро -- конецъ"... Онъ всегда благоволилъ въ моимъ писаніямъ. Но тутъ, когда я, не поддававшійся "очей очарованію", набросалъ ему въ бесѣдѣ планъ пессимистической статьи на злобу дня, онъ категорически заявилъ: "А мы ее не помѣстимъ!"... Говорить ли, какой тяжестью легло потомъ на него это новое горчайшее, изъ всѣхъ -- разочарованіе... Онъ опять потухъ, заугрюмѣлъ, и съ "землистымъ цвѣтомъ лица" переживалъ эти дни, вереницы дней, съ безчисленными газетными извѣстіями о десяткахъ смертныхъ казней за сутки...
Культурѣ и демократіи служилъ онъ всю свою жизнь, въ политической борьбѣ, въ журнальной работѣ. Культурѣ и демократіи посвященъ былъ весь огромный его трудъ, какъ редактора журнала "для юношества и самообразованія". Насажденіе культурныхъ знаній и политическое воспитаніе широкихъ слоевъ демократіи -- таковъ немеркнущій маякъ, свѣтомъ котораго онъ неизмѣнно руководился на протяженіи своего жизненнаго пути...
И умирающее, уже темнѣющее сознаніе его работало въ томъ же направленіи.
Послѣдніе почти безсвязные слова его были все на ту же излюбленную тему:
-- Я вижу въ васъ представителя культуры и человѣка еле слышнымъ шопотомъ говорилъ онъ наклонившемся къ нему врачу, обнимая слабѣющей рукой его шею...
Черезъ какихъ нибудь два часа послѣ этихъ словъ-вѣрный поклонникъ культуры и труда уже лежалъ бездыханнымъ трупомъ.
Такъ оборвалась эта на рѣдкость логичная труженическая жизнь...
И единственной наградой логичному А. Б. явилась могила на "литераторскихъ" мосткахъ Волкова кладбища, не вдалекѣ отъ могилъ Бѣлинскаго, Добролюбова, Писарева, Михайловскаго...
Что жъ!-- не плохая награда, когда мѣсто заслужено...