Невежин Петр Михайлович
Неуравновешенная
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Невежин Петр Михайлович
(
bmn@lib.ru
)
Год: 1909
Обновлено: 13/06/2016. 38k.
Статистика.
Рассказ
:
Проза
Проза
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Петр Невежин
Неуравновешенная
I
-- Это ни на что не похоже! Бродить Бог знает где, водиться с лицами, на которых косятся благонамеренные люди, считать, что все существующие семейные и общественные порядки следует изменить -- бред психопаток и психопатов, а наша дочь находит такую компанию для себя самой подходящей. Но я укрощу ее. Она узнает, что и моей доброте может прийти конец.
Такими угрозами сыпал вице-губернатор одного из университетских городов, Евгений Петрович Сверкалов. Это был полный, среднего роста, шатен, с приятным лицом, небольшой лысиной и с бакенбардами без усов.
Евгений Петрович прохаживался по гостиной, а на диване сидела его жена Софья Матвеевна, полная женщина с добрым выражением в лице.
В это время из столовой доносился стук расставляемой посуды. Это еще более раздражало Сверкалова.
-- Не угодно ли! Время подходит обедать, а ее нет как нет.
Софья Матвеевна, зная характер мужа, не решалась заговорить, чего только и ждал разгневанный администратор, чтобы напуститься на жену. Видя, что она хранит упорное молчание, муж не выдержал.
-- Ты словно оглохла и онемела, -- резко заметил он.
-- Мне нечего сказать.
-- Значит, ты находишь поведение Анюты вполне резонным?
-- Что тебе до того, как я нахожу. Ты сам можешь все обсудить.
-- Я обсудил и вижу, что она дрянная, неуравновешенная девчонка, а ты прескверная мать.
Сверкалова сделала движение, чтоб уйти, но муж остановил ее.
В прихожей раздался звонок и послышался женский голос. Сверкалов вынул часы и с укоризной заметил:
-- На десять минут опоздала, да еще язык чешет с горничной.
-- Иду, иду, -- проговорила молодая девушка, входя в гостиную.
-- Нужно было сделать раньше, -- упрекнул ее отец. -- Ты знаешь -- я не люблю дожидаться.
-- Ты всегда говоришь, что надо иметь терпенье, вот и покажи пример, -- шутливо заметила Анюта, целуя отца в щеку.
-- Где ты до сих пор шаталась, -- строго спросил отец, направляясь в столовую.
-- Папа, я давно сказала тебе, что не намерена давать отчета в том, что делаю и докладывать о том, где была. Но ты сказал "шаталась". Фи! Барышня и вдруг шатается.
-- Барышня! Ха, ха. Разве это звание еще сохранилось?
-- Оно из твоего лексикона, я и недерзаю пробовать прибегать к новейшей номенклатуре.
-- Ты еще насмехаешься!
-- Смею ли я!
Подозревая, что между отцом и дочерью произойдет схватка, заговорила Софья Матвеевна.
-- Тебе не мешало бы прикусить язычок.
Анюта сидела за своим прибором, упорно смотрела в тарелку и, едва сдерживая улыбку, мешала ложкой горячий суп.
-- Тебе непременно хочется рассердить меня, -- обратился к ней отец.
-- Что ж такое, если и посердишься.
-- Не смей дразнить меня! -- проговорил Сверкалов, возвышая голос.
-- Что ж ты кричишь? Ведь ты знаешь, что я ни капельки не боюсь тебя.
-- Анюта! -- строго проговорила мать.
-- Молчу, молчу.
Евгений Петрович грозным взглядом посмотрел на дочь, но промолчал, не желая поднимать обычной истории.
Обед прошел тоскливо. Встав из-за стола, Евгений Петрович демонстративно вышел в кабинет, а Анюта, что-то напевая, отправилась в свою комнату, но тотчас же вышла и подбежала к двери, за которой слышалось кряхтение Сверкалова.
-- Папа!
-- Что еще? -- с неудовольствием спросил отец.
-- Сегодня ко мне должны прийти три подруги и два студента. Ты не прогонишь их?
-- Что ж так мало назвала? Побольше бы.
-- Могу! А все-таки скажи -- выгонишь или нет.
-- Во-первых, я никого еще не выгонял, а во-вторых, дай мне покой.
-- Если выгонишь, я пойду шататься.
Сверкалов тяжело вздохнул и, повернувшись набок, с раздражением объявил:
-- Не выгоню, только не беспокой меня.
-- Не выгонит, не выгонит, не выгонит, -- нараспев проговорила убегая Анюта. Она радовалась особенно тому, что в числе гостей должен был прийти студент Георгий Игнатьевич Усманцев, в которого она была влюблена.
II
Уладивши с отцом, Анюта отправилась к Софье Матвеевне, чтобы поговорить об угощении.
-- Мамочка, раскошеливайся, -- начала она шутливо. -- Ты знаешь, что сегодня ко мне пожалуют гости; надо их угостить как следует. Горячего не подавай, а чтоб были сардины, ветчина, сыр, колбаса, бутылка вина и сладкое печенье. Изволь все это купить.
Сверкалова молча выслушала дочь и с неудовольствием заметила:
-- За расходами и не постояла бы, но ты знаешь с каким неудовольствием относится к твоим гостям отец. И вообще он настолько не одобряет твоего поведения, что сегодня за тебя досталось мне.
Анюта вспыхнула и иронически заговорила.
-- Вот как. Хорошо же. Сегодня у меня гостей не будет и вы освобождаетесь от всяких расходов.
Сказав это молодая девушка пошла в прихожую, позвонила и, когда горничная подала ей верхнее платье, стремительно сбежала с лестницы.
Узнав от прислуги, что дочь ушла из дому, Софья Матвеевна всполошилась.
"Безрассудная", -- подумала мать и отправилась к мужу, но Сверкалов так сладко спал, что ей не захотелось его тревожить. Но когда Евгений Петрович вышел из кабинета, она робко начала:
-- Анюта ушла.
-- Как ушла? Что ты хочешь этим сказать?
-- Рассердилась, что ни ты, ни я не сочувствуем сборищам, которые она посещает. Вот и теперь -- не сказала ни слова и куда-то умчалась.
-- Беда с ней, -- потирая лоб и опустив голову, проговорил отец.
Софья Матвеевна махнула рукой и, покачав головой, сказала:
-- Действительно с ней трудно справляться. Все, что я говорю, не производит на нее впечатления, но я не прибегну ни к каким мерам, потому что не хочу, чтобы дочь разлюбила меня.
Старый бюрократ тоже желал избежать чего-либо резкого и стремился, потихоньку восстановить в доме нарушенный порядок. Но Анюта "гнала свою линию" и не думала об уступках. После столкновения с матерью она вышла на улицу и стала соображать, как ловчее выйти из щекотливого положения. План был быстро составлен.
-- Обойду подруг и сообщу им, что фестиваль не состоялся, студентам пошлю о том извещение, а родителям -- экзекуция.
При этом намерении Анюта замялась. Ей жаль стало отца и мать, и она решила на первый раз наказать стариков умеренно.
С такими мыслями она звонила в квартиру члена судебной палаты Ивана Дмитриевича Долгунина, бывшего товарища по университету отца. С дочерью Долгунина, Настей, Анюта училась вместе и сохранила к ней самые дружеские отношения.
Рослая, с крупными выразительными чертами лица и хорошим бюстом подруга детства была полным контрастом своей приятельницы. Всегда спокойная и рассудительная, с плавными движениями и внушительным тоном, Долгунина отличалась стойкими убеждениями. Анюту она очень любила как непосредственную натуру, вечно увлекающуюся и далекую от практических соображений.
-- Настя, случился скандал, -- проговорила запыхавшаяся Анюта и обняла подругу, -- фестиваль откладывается.
-- Не вижу в этом никакого скандала. Что случилось?
-- Недовольны! Родители недовольны! Они находят, что наша компания держит себя слишком независимо. Каково? Их надо проучить.
Хозяйка молчала и с улыбкой смотрела на свою гостью.
-- Да, да, надо проучить, -- продолжала Анюта, -- на первый раз я сделаю вот что: не сообщу им о том, что не вернусь сегодня домой и останусь ночевать у тебя.
Настя нахмурилась,
-- А не будет ли это слишком жестоко?
-- Ну пусть, в другой раз умнее будут.
Долгунина не стала возражать, полагая, что подруга одумается и отправится домой, но Сверкалова, обойдя приглашенных, снова зашла к ней. Тогда Настя нашла нужным обратиться к своей матери за разрешением.
Марья Павловна, нервная, худощавая женщина, с неудовольствием заметила.
-- Я недовольна, что ты оставляешь у себя ночевать. Если бы у нее не было своего дома.
Настя перебила ее.
-- Мама, прости голубушка, так пришлось. Анюта чем-то очень расстроена, а в таких случаях слово подруги лучше успокаивает, чем слова отца и матери. В другой раз я не оставлю ее.
Марья Павловна потрепала по щеке свою любимицу и, поцеловав ее, пошла в спальню.
Получив согласие матери, Настя сообразила, что нужно быть очень осторожной.
Она написала записку и послала ее к Сверкаловым, уведомляя, что их дочь останется ночевать у нее.
Скоро в доме Долгуниных все затихло. Поговорив немного, подруги погасили свечи и пожелав одна другой спокойной ночи, умолкли.
Настя скоро заснула, но Анюта лежала, заложив руки за голову, и широко открытыми глазами смотрела в темноту. Ей представилось, какое беспокойство переживает ее мать.
"Верно, не ложится спать и прислушивается, не раздастся ли звонок или не подъедет ли извозчик".
Анюта более и более стала проявлять волнение. Она ворочалась с боку на бок, садилась на кровать и закрывала лицо руками. Пробило два часа. Волнение молодой девушки достигло крайних пределов. Она вскочила с постели и, сделав несколько шагов, остановилась посреди комнаты. Потом зажгла свечу и подойдя к спящей Насте, стала потихоньку будить ее.
-- Кто тут? -- спросила испуганная девушка.
-- Я. Хочу идти домой.
-- Как домой? В эту пору!
-- Я не могу далее терпеть. Что теперь чувствует мама. Она измучилась от неизвестности, не зная, где я и что со мной. Я сейчас оденусь, а ты прикажи Маше проводить меня.
Наста расхохоталась. Этот смех как огнем обжег Сверкалову.
-- В такую минуту и ты можешь смеяться надо мной. Я не ожидала от тебя этого.
Анюта упала лицом в подушку и горько заплакала. Долгунина подошла к ней, желая успокоить, но едва сказала несколько слов, плакавшая вскочила на ноги и, сдерживая голос, прошептала:
-- Ты должна презирать меня. Да, должна, потому что ни одна хорошая дочь не захочет мучить свою мать, а я сделала это и, ты вправе даже смеяться надо мной.
Выпалив эти фразы, Анюта схватила платье и, проговорив "домой, домой", стала одеваться.
Сдержанная и корректная Долгунина не без удовольствия наблюдала за душевными муками, происходившими в Анюте. Она поняла, что в душе этого капризного, неуравновешенного ребенка пробудились благородные инстинкты. Это тронуло Настю и она с самым теплым чувством обратилась к подруге.
-- Успокойся, неугомонная! Твоя мать знает, что ты ночуешь у меня.
Анюта замерла.
-- Как! Знает? От кого?
-- Я написала ей записку и уведомила, что ты у нас.
Лицо Анюты засветилось.
-- Известила? Известила?
Сказав это, Анюта бросилась на шею подруге и стала душить ее.
-- Милая, божественная, спасибо тебе. Какая я перед тобой жалкая и ничтожная. Ты должна презирать меня. Но что же делать, если я не могу быть такой, как ты. Стоит появиться в моей головке какой-нибудь мысли, и я не могу удержаться, чтоб не сделать так, как хочется.
Несколько минут длилась дружеская беседа, а затем через четверть часа Анюта спала уже безмятежным сном.
III
На утро девушки заспались и горничная напрасно старалась пробудить их. Только ласковый, но властный голос Марьи Павловны заставил Настю и Анюту расстаться с подушками.
Напившись кофе и поблагодарив хозяев за гостеприимство, Сверкалова отправилась домой. Дорогой она соображала, что надо говорить матери.
"Что было бы если бы Настя не известила о том, что я у нее? С какими бы глазами я переступила свой порог"?
Набравшись духу, Анюта бойко вбежала по лестнице и смело вошла в комнату Софьи Матвеевны.
-- Мамочка, прости, что я задержалась у Долгуниных. У них собралась большая компания и Настя никак не хотела отпустить меня.
Сверкалова, собиравшаяся побранить Анюту, при виде личика дочери смягчилась и с нежным упреком проговорила.
-- Не пугай нас. Ты знаешь, как мы беспокоимся о тебе.
Софья Матвеевна несколько раз поцеловала дочь и добавила:
-- Я была против твоей вечеринки, а теперь разрешаю тебе собрать свое общество.
Обрадованная Анюта бросилась на шею матери и стала осыпать ее лицо горячими поцелуями.
Хотя все и обошлось благополучно, но проказница чувствовала большую неловкость, тем более, что мать с первых слов высказала готовность сделать удовольствие -- разрешила собрать гостей.
Однако Анюта недолго находилась в дурном настроении духа. Новые впечатления захватили ее и она со свойственною ей неуравновешенностью стала метаться из стороны в сторону.
Особенно ее занимала вечеринка, на которую она давно уже пригласила своих друзей.
В назначенный день и час гости аккуратно сошлись. Между ними заметными лицами были Настя Долгунина, Вера Челябина, Катя Сучкова, Шура Тураева и студент Георгий Игнатьевич Усманцев.
Как названные лица так и остальные пришедшие отличались большой экзальтированностью... Только Долгунина составляла исключение.
Вера Челябина, небольшого роста, курносенькая брюнетка с черными глазками и густыми бровями, никогда не оставалась спокойна. Заложив руки за спину, она быстро ходила по комнате и говорила без умолку, не слушая того, кто ей возражал. Сучкова совершенно бесцветная личность никогда не высказывала своих суждений, а только поддакивала другим. Усманцев как истинный джентльмен всегда был одет с иголочки, гладко выбрит, изящно причесан и надушен хорошими духами. Все знали, что Анюта чувствовала к нему большую склонность, и это делало молодого человека героем вечера.
Сначала гости уселись в приемной, но скоро отправились в комнату Анюты, где отсутствовала официальная обстановка, мешающая оживлению.
Едва компания расселась по местам, как Челябина громко возгласила.
-- Анюта, Теберинцева прислала отказ. Она не желает участвовать в нашем благотворительном спектакле.
-- Как не желает? Как не желает! Как не желает... -- послышались вопросы.
-- Так не желает, так не желает! Ей известно, что мы не пользуемся благоволением начальства, она и боится не угодить ему. Как нам быть?
-- Устроить ей грандиозный скандал, -- отчетливо проговорила Анюта, -- да такой скандал, чтобы она убралась из города.
-- Да, да, необходимо, -- соглашались остальные.
-- А раньше этого составим коллективный протест и отошлем его ей, -- предложила Челябина.
Компания согласилась и с этим, возразил один Усманцев.
-- Я позволю себе заметить, что мы несправедливо относимся к Теберинцевой. Она имеет право поступать как хочет.
-- Вы слишком снисходительны. Надо помнить общественные интересы и карать тех, кто забывает их. К таким госпожам надо быть строже и действовать решительно. Наше время не такое, чтобы прощать пренебрежение к благому делу. Довольно и того, что своевольничает администрация.
Анюта проговорила это до того забавно и напыщенно, что Долгунина расхохоталась.
-- Ах, Анюта, Анюта! Хорошо, что тебя не слышит отец. Дочь вице-губернатора и громит чиновников.
Но молодая хозяйка не унималась.
-- Довольно было произвола! Мы должны идти против него в какой бы форме он не проявлялся. Итак, господа, мы протестуем.
-- Конечно, -- согласилась Сучкова. -- Сначала напишем протест, а потом произведем демонстрацию.
-- Верно, верно, -- послышались голоса.
-- Георгий Игнатьевич, извольте садиться и писать протест, -- распоряжалась Анюта.
Усманцеву пришлось исполнить волю хозяйки. Текст был набросан, одобрен и Челябина стала уже его переписывать набело, но вошла горничная приглашать в столовую.
Гостей встретила Софья Матвеевна. Сначала молодые люди стеснялись присутствия вице-губернаторши, но Анюта быстро сбросила этот гнет.
-- Господа, вы не смущайтесь. Мамаша только видом пугает, а на самом деле она дама, приятная во всех отношениях.
Некоторые из гостей улыбнулись. Софья Матвеевна пригрозила дочери пальцем. Шалость Анюты благотворно подействовала на собравшихся и все принялись за то, что стояло на столе.
Когда чаепитие окончилось и общество разбилось на части, Анюта с Усманцевым подошли к окну и негромко заговорили.
-- Вы на меня нехорошо смотрели, -- тихо заметил студент.
-- Молите Бога, что так смотрела, а по-настоящему я должна была совсем отвернуться от вас.
-- За что же?
-- Еще вы спрашиваете! Трус и увалень. Зачем вы признались мне в любви? Зачем?
-- Затем, что люблю вас, и если не делаю предложение, то только потому, что к вашему отцу невозможно подступиться. Пожалуй он сочтет это дерзостью и меня выжмут из университета.
-- Вот хорошо-то будет! Вы, как пострадавший будете нуждаться в участии и я стану вашим утешением. Хорошо сказала?
-- И тут вы шутите!
-- Разве я могу серьезно говорить, когда вы так дурно говорите о моем отце? Он хороший человек.
-- Если так... завтра же я сделаю предложение.
Анюта задумчиво проговорила.
-- Хорошо, только вот что! Поклянитесь, что всю жизнь вы будете моим другом... и рабом.
-- Зачем же рабом?
-- Так хочу.
Усманцев махнул рукой.
-- Рабом, так рабом!
-- Вот и умник. Но вы все-таки обождите. Я сначала подготовлю почву.
Студент любуясь смотрел на свою невесту и тихо проговорил:
-- Как я вас люблю.
Анюта приложила палец к губам и прошептала:
-- После!
В богатой гостиной вице-губернатора, молодежи было не по себе и они опять вскоре очутились в комнате Анюты, куда им подали конфеты, фрукты и вино.
Беспокойная хозяйка тотчас же затронула интересовавший всех вопрос о Теберинцевой.
-- Что же наш протест переписан набело? -- обратилась она к Челябиной.
-- Да. Извольте подписывать.
Протест был подписан и вручен Усманцеву для доставления по адресу.
В первом часу ночи компания разошлась.
IV
Проснувшись на другой день, Анюта, лежа в постели, стала соображать, как лучше начать атаку на отца. Напролом идти ей казалось рискованно и она решила действовать через мать. Выбрав минуту, она подошла к Софии Матвеевне и положив ей руку на плечо, вкрадчиво начала.
-- Мамочка, я знаю, что ты добрая и хорошая.
Сверкалова подозрительно посмотрела на дочь и, покачав головой, заметила:
-- Твоя ласковость всегда не перед добром. Ты верно что-нибудь затеваешь.
-- Конечно, я хочу просить вас, но моя просьба самая невинная.
-- Послушаем.
-- Видите, мамаша... я решила, что мне пора выйти замуж.
-- Может быть есть уже и жених?
-- Конечно. Я выбрала...
Сверкалова перебила ее.
-- Вероятно под пару себе. Тогда это молодец будет хоть куда.
-- Мамочка, да разве я худая, -- ласкаясь как котенок щебетала Анюта. -- Я чудная!
-- Что же тебе от меня надо?
-- Родительское благословение, -- с комическим пафосом проговорила шалунья.
-- Ты и тут не можешь обойтись без дурачества?
-- Так веселее! А кто мой жених -- извольте скажу, -- Георгии Игнатьевич.
-- Хороший выбор! Ему надо учиться, а ты его тащишь к венцу.
-- Одно, другому не мешает. Это нынче в моде. Вот ты мамочка и скажи отцу -- так, мол, и так.
-- А как я смотрю на твою затею, тебе не интересно знать? А если я нахожу, что ты поступаешь не только неблагоразумно, а нелепо? Тогда что? Может быть, ты безумно влюблена в него!
-- Нет мамочка, но я его люблю, а главное мне хочется стать замужней женщиной. Теперь я стеснена принять кого хочу, ехать куда-нибудь, а тогда я буду вольной птицей.
-- А муж! Он тебя и не так скрутит.
-- Что такое? Скрутит! Пусть попробует, так я моментально брошу его и приеду к вам.
Сверкалова только пожала плечами.
-- Ты не в своем рассудке! От мужа некуда уезжать.
-- Это вы так рассуждали. А теперь просто, чуть что и вон его.
-- Что ты говоришь! Это даже стыдно говорить. Угомонись сначала, а потом выходи замуж.
-- Нет, нет, нет! Вы пожалуйста не отговаривайте меня, а то я не отвечаю за себя. Недавно за такой совет я отчитала, а потом раскаялась.
-- Я знаю, что ты шалунья, но дурного ничего не сделаешь. Хорошо, я поговорю с отцом, но только тогда, когда подойдет удобная минута.
Анюта успокоилась и поцеловала мать. Но в душе этой неуравновешенной особы всегда происходила суматоха. Ей не сиделось на месте и она старалась попасть туда, где все кипело и бурлило.
Теберинцева не обратила никакого внимания на протест, доставленный ей Усманцевым. Тогда общество психопаток под командой Анюты решилось приступить к делу.
В ближайший спектакль, в котором участвовала обреченная артистка, враждебные ей элементы собрались в театр и разместились как было установлено. Едва Теберинцева показалась на сцене, как во всех углах зрительного зала стал раздаваться кашель; некоторые сморкались, другие шикали, третьи громко вздыхали. Смущенная такой встречей артистка, как бы окаменела и не двигалась с места. Часть публики, желая противодействовать скандалистам, стала аплодировать. Наступил такой хаос, что пришлось опустить занавес.
Тут вмешалась полиция и стала забирать виновных беспорядка. В числе других привлечена была и Анюта. Увидя ее, полицеймейстер смутился и ласково обратился к ней,
-- Прошу вас пройти в контору.
Но Анюта храбро огрызнулась.
-- Вы хотите освободить меня, потому что я дочь вице-губернатора? Не желаю. Я останусь вместе со всеми.
Слово "вице-губернатор" произвело впечатление. Одни возмутились тем, что дочь такого крупного лица затесалась в скандальную историю и бравирует своим положением, другие, напротив, с большим сочувствием смотрели на молодую девушку.
Полицеймейстер попал в очень затруднительное положение. Вести вместе с другими дочь своего начальника -- дело немыслимое, а освободить ее невозможно, так как она сама не желает быть освобожденной. По этому случаю полиции пришлось прибегнуть к необычайной мере -- отпустить всех, но записавши адреса.
Анюта торжествовала. Подруги обнимали ее и к только что случившемуся скандалу прибавился другой -- публичное чествование предводительницы психопаток.
Полицеймейстер тотчас же поехал с докладом к губернатору, а Анюта вернулась домой, но ни словом не обмолвилась, о том, что произошло в театре.
На другой день утром лакей доложил Евгению Петровичу, что его желает видеть полицеймейстер. Сверкалов, не исправлявший в то время должности губернатора, очень удивился неурочному визиту.
"Верно что-нибудь насчет цензуры", -- подумал он и вышел в приемную.
-- Извините, что решаюсь беспокоить вас, -- смущенно начал представитель полицейской власти, -- но к этому меня обязывает долг службы.
-- В чем дело? -- спокойно проговорил Сверкалов, указывая гостю кресло.
-- Вчера в театре ваша дочь участвовала в демонстрации против одной артистки. Произведен был большой беспорядок, так что пришлось составить протокол о нарушении общественной тишины и спокойствия. Я хотел выделить Анну Евгеньевну, но она наотрез отказалась принять мою любезность. Вот я и приехал доложить вам о прискорбном случае и получить указание, как поступить.
Сверкалов растерялся. Он видное лицо администрации, а его дочь участвует в противозаконных действиях. Что подумает высшая власть!
Подумав немного, Сверкалов обратился к полицеймейстеру.
-- Нельзя ли, Иван Ефимович, замять это дело.
-- Своею властью я не могу, так как составлен протокол, но если прикажут... я могу это устроить.
-- Хорошо, вы будете извещены.
Полицеймейстер откланялся и вышел, а Евгений Петрович отправился в кабинет, чтобы надеть форму и ехать к губернатору. Одевшись, он велел позвать к себе дочь.
Анюта молча вошла и остановилась у двери. Отец смотрел на нее пронизывающим взглядом.
-- До чего ты дошла! -- с трагическим оттенком в голосе проговорил Сверкалов.
-- Ни до чего, -- совершенно равнодушно ответила девушка.
-- Как ни до чего! Публичный скандал, в котором ты участвовала по-твоему ничего? После этого мне нечего с тобой разговаривать, а скажу коротко: своим поведением ты подрываешь мой служебный авторитет и я, по твоей милости, могу потерять место. Я надеюсь, что у моей дочери не низкая душа и что она не может равнодушно относиться к участи отца. Если же я ошибаюсь, то ты узнаешь, как тяжела моя рука. Ступай и подумай о том, что я тебе сказал.
Анюта вышла от отца униженной. Если б Евгений Петрович шумел, кричал или сделал резкий выговор -- она легко бы перенесла это все, но спокойный тон и горечь, слышавшаяся в его словах, произвели на девушку потрясающее действие. Она пошла в свою комнату, глубоко опустилась в кресло и стала соображать. Это занятие для нее было непривычно, поэтому мысли Анюты сразу пошли в разброд. Для нее ясно было только одно, что в этой гадкой истории кто-нибудь кроме нее должен быть виноват, кому она могла бы высказать то, что чувствует.
Наскоро одевшись, она пошла к дому, где жил Усманцев, и через дворника вызвала его на улицу. Едва улыбающийся Георгий Игнатьевич подошел к ней, она накинулась на него.
-- Так вот вы какой! В любви объясняться умеете, а сами делаете мне подвохи?
Озадаченный Усманцев стоял молча, вытаращив глаза.
-- Что смотрите? -- продолжала Анюта. -- Отчего не остановили меня, когда я шла на скандал, который мы устроили Теберинцевой,
-- Разве можно вас было остановить, когда вы сами были зачинщицей.
-- Что такое "сама"! Мало ли что нам, неопытным девушкам, может прийти в голову. На то вы мужчина, чтобы обсудить и вовремя остановить кого надо, так вас на это нет; а теперь что вышло? Отец может потерять место. У, бессовестный!
Несчастный Усманцев совершенно опешил. Как всякий влюбленный, он способен был перенести все, от любимой девушки, но тут был не каприз Анюты, а нечто более серьезное.
-- Анна Евгеньевна, -- начал студент внушительным тоном. -- Вы напрасно обвиняете мене. Влиять можно на того, кто выслушивает то, что говорят. Вы же находите себя умнее других и считаете себя всегда правой.
-- Неправда! Я всегда слушаю благоразумных советов и я не виновата, что вы только умеете таращить глаза и ни разу не сказали еще мне дельного слова.
Говоря это Анюта так размахивала руками, что обращала на себя внимание прохожих. Усманцев, наконец, не выдержал и остановился:
-- Что вы стали как истукан? Идите!
-- А я думаю, что не лучше ли нам совсем расстаться.
-- Как! Расстаться? И этот злит меня! Должно быть вы сговорились уложить меня в могилу.
-- Зачем же вы так несправедливо осуждаете меня?
-- Ах вот что! Обиделись? Разве я сказала что-нибудь нехорошее? Голубчик, миленький, простите. На меня ведь нельзя сердиться. А вы рассердились, значит, я недаром назвала вас бессовестным. Ну, хороший, славный... Паинька! Хотите я вам дам руку поцеловать?
Усманцев рассмеялся и нежно ответил.
-- Конечно, хочу!
-- Вот и мир. Но что же будет с отцом! Я боюсь идти домой.
-- Я не знаю, что будет, но вам надо идти домой не только скорей, а сейчас.
-- Вы сказали, что я никого не слушаюсь и опять ошиблись. Иду. А вы завтра в шесть часов приходите на бульварчик и я там буду.
Анюта протянула своему жениху кокетливо руку и, поматывая головой, поспешно направилась к дому.
Евгений Петрович уже вернулся от губернатора и в волнении ходил по кабинету. Там же была и Софья Матвеевна.
Вскоре в комнату Анюты вошла горничная и объявила, что папаша требует ее к себе. Провинившаяся побледнела, закусила губу и не торопясь пошла к отцу.
Увидя дочь, Сверкалов стал в позу и возвыся голос проговорил торжественно-возвышенным тоном:
-- Благодарю. Сейчас я удостоился услышать от начальника, что мое семейство показывает нехороший пример и является указателем, что даже среди людей, обязанных поддерживать нравственно-религиозные начала, замечается не только брожение, а признаки общественного разложения. Каково мне было это выслушать? Знай же, что я глубоко чувствую оскорбление, которое вы мне сделали и покажу тебе, что всякому либеральничанью есть границы.
При последней фразе Анюта усмехнулась и спокойным тоном спросила:
-- Что же ты сделаешь?
-- Что? -- чуть не закричал Евгений Петрович. -- Во-первых не допущу шатанья, на что до сих пор смотрел сквозь пальцы. Если же ты не уймешься -- не выпушу из дому, а если нужно будет, запру.