Заметка из царствования императора Николая Павловича.
[1830-е гг.]
До военно-судной реформы уголовные дела не только о военных лиц[ах], но даже иногда и гражданских рассматривались в комиссиях военного суда. Комиссии были временные и постоянные. Первые учреждались при полках и отдельных баталионах; вторые -- при комендантских управлениях. Эти управления в столицах и некоторых больших городах назывались ордонанс-гаузом. Комиссии состояли из председателя, именуемого презусом, и шести членов -- асессоров (все из строевых офицеров) и аудитора1 -- чиновника. Последний заведовал по закону делопроизводством и наблюдал за исполнением формальной стороны. Так было по теории, но на практике выходило иначе: допрашивал подсудимого, свидетелей и других лиц, вызываемых в суд, аудитор; по его инициативе делалось судом то, что он признает нужным. Он писал или сочинял сентенцию {Так приговор и назывался. Д. с. с. Н. Мещерский (14 ноября 1886 г. Петербургская сторона. Большой проспект, д. No 41 и кв. 41).} или приговор о подсудимом. Все это предоставлялось делать аудитору потому, что его считали военным юристом, т. е. знающим действующие в России законы. Что же, спрашивается, делали в суде презус и асессоры? Они подписывали в качестве присутствующих допросы и показания лиц, вызванных в суд, и как судьи -- журналы и сентенцию. Кроме того, председатель подписывал все исходящие бумаги. Аудитор же только скреплял журналы и приговор.
Такой порядок существовал с незапамятных времен и этот-то порядок -- нигде в законах не указанный -- служил мотивом к тому странному взгляду, что за неправильный приговор и неполноту главная ответственность падала на аудитора. Вот уж где практика, можно сказать, резко расходилась с теориею -- так именно в военно-судебном ведомстве. Чиновник исполнял по закону в суде должность секретаря, а подвергался ответственности более строгой, нежели самые судьи. Презусу и асессорам объявляли замечание за неправильный приговор, а аудитора -- на гауптвахту. Взыскание с аудитора вошло в обычай, и никто из властей не хотел подумать: справедлив ли такой взгляд и согласен ли он с законами. Даже были такие рутинисты, что полагали взыскание на этого безгласного чиновника за то, что журналы оформлены косо и бумаги подшиты некрасиво и т. п. мелкие неисправности, не относящиеся к существу дела.
Это все дела давно минувших лет. Смешно и грустно вспоминать о них. Впрочем, в то время и по гражданскому ведомству было похоже на то, о чем мы сказали. Еще комиссиям в[оенных] судов отдавали предпочтение за скорое и беспристрастное производство дел {Отрывок подчеркнут карандашом.}.
Моя заметка заключается не в том, чтобы повторять многие известные азы, а в том, что [бы] вкоренившийся обычай подвергать чиновников военно-судебного ведомства за упущение по службе не менее как аресту распространялся на все аудиторские должности. Так, обер-аудиторы, состоявшие в качестве докладчиков при разных начальниках, тоже не избегали общей кары за то, что в мнениях дивизионного или корпусного командира прописано, -- рукой его же, -- наказание неправильное. Тогда слово неправильность в этом ведомстве понималось в широком виде. Не только в роде -- наказание считалось неправильно; но и в степени, даже в мере. Напр[имер], рядового Ивана Петрова следовало за то-то прогнать шпицрутенами по закону чрез тысячу человек два раза и даже один раз, а комиссия в[оенного] суда или начальник, рассматривавший дело, полагали ограничиться одним разом чрез пятьсот человек. Приговор и мнение неправильны -- казнить скрепившего эти бумаги чиновника!
Во времена оные был генерал-аудитор (ныне равный главному военному прокурору) тайный советник А. И. Ноинский. Его уважал бывший в то время министром граф Чернышев2. Он знал свое дело хорошо; но был суров и горд с подчиненными. Звание генерал-аудитора было соединено с званием директора аудиторского департамента. Все чиновники боялись его и смотрели на него как на своего кумира. Аккуратность во всем и строгость без милости были его принципом по службе. Но и этот представитель военно-судебной власти, так усердно исполнявший свою обязанность, не избегнул под конец жизни той кары, которые он привык щедро рассыпать на мелких своих подчиненных.
Однажды в генерал-аудиториате (ныне главный в[оенный] суд) решалось дело о каком-то штабс-капитане. Аудиториат во всеподданнейшем докладе ходатайствовал о смягчении подсудимому наказания во внимание к долголетней его службе. Государь Николай Павлович посмотрел в послужной список, приложенный в копии к докладу, и нашел, что офицер по летам очень молод и не мог долговременно служить, если бы даже начал со дня рождения. Ошибка в летах оказалась в копии списка, которая подписана генерал-аудитором и скреплена нач[альником] отделения. Замечательно, что копию эту должны были проверять помощн[ик] столоначальника, столоначальник, нач[альник] отделения, вице-директор, директор и секретарь министра. Никто из них не заметил описки в летах подсудимого. Только император увидал! Зато и досталось же за эту описку. Высочайше поведено: тайного советника Ноинского арестовать на два дня, нач[альника] отд[еления] Вознесенского -- на неделю и т. д. всем чинам в прогрессивной пропорции. Впрочем, А. И. Ноинский просидел на дворцовой гаубтвахте менее суток. Все-таки отдал, так сказать, дань своему ведомству.
Публикуется впервые по: РНБ. Ф. 859. К. 4. No 11. Л. 48--49 об.
Мещерский Николай Петрович (1829--1901) -- тайный советник, гофмейстер, в 1874--1880 гг. попечитель Московского учебного округа; он издал сборник "Из бумаг H. M. Карамзина, хранящихся в Государственном архиве (СПб., 1898)". H. M. Карамзин был его дедом по матери; его жена княгиня Мария Александровна (урожденная графиня Панина, 1830--1917) -- издательница материалов родового архива Паниных.
Внимательность Николая I при работе с документами, которые он прочитывал полностью, общеизвестна. Внимательно он относился и к возрасту упомянутых лиц. Весьма яркий пример связан с именем престарелого архитектора еще екатерининских времен, Петром Васильевичем Нееловым (1749--1846) -- сыном архитектора В. И. Неелова и младшего брата архитектора Ильи Васильевича. В 1762 г. он был определен в "Контору строения Села Царского" и после смерти брата занимал должность архитектора Царскосельской строительной конторы (1794--1826). Просматривая документы, связанные с выдачей жалования и пенсий лицам придворного ведомства, Николай I обратил внимание на архитектора, о котором давно ничего не слышал. В связи с этим заведующему Царскосельским правлением Якову Васильевичу Захаржевскому 24 апреля 1846 г. поступил запрос от В. Ф. Адлерберга: "Государю императору угодно знать, жив ли архитектор статский советник Неелов, в гражданском чине 5 класса, состоящий в ведомстве Ц. С. дворцового правления и которого при увольнении в 1826 г. высочайше поведено не считать в отставке". Ответ Захаржевского генералу от инфантерии В. Ф. Адлербергу гласил: "... Живущему сейчас 96 лет (родился в 1750 г.)". На самом деле, архитектору шел 97 год. См.: РГИА. Ф. 487. Оп. 7. Д. 3930. О разных предметах по Царскосельскому дворцовому правлению. 1846, 12 января -- 1847, 11 января. 140 л.
Представление о работе Николая I с документами и его резолюциями дает издание: Собственноручные резолюции Николая I по Морскому ведомству/Сост. С. Огородников // Морской сборник. 1907. No 12. Неоф. отд. С. 1--29. См. также: Сборник собственноручных резолюций Николая I по Морскому ведомству: ОР РНБ. Ф. 380 (М. А. Корф). No 113. В переплете 1869 г. 493(1) л.
1. Аудитор (лат. auditor -- слушатель) -- военно-судебная должность в Австрии, Германии, России и некоторых других странах XVII -- начала XX в. В России эта должность была введена Петром I в конце XVII в.; права и обязанности аудитора определялись Уставом воинским 1716 г. Аудиторы были при корпусах, дивизиях и полках. На эту должность назначались обер-офицеры, с 1797 г. ее занимали только гражданские чины. В обязанности аудитора входили: допрос подсудимого и свидетелей, ведение судебного делопроизводства, а также контроль за соблюдением в судах законов и правил судопроизводства. Права голоса в судебных совещаниях аудитор не имел. В 1867 г. в России должность аудитора была упразднена.