Николай Первый
Записка без подписи и даты о пожаре в Зимнем дворце

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Николай I: личность и эпоха. Новые материалы.
   СПб.: Издательство "Нестор-История", 2007.
   

Неизвестный

Записка без подписи и даты о пожаре в Зимнем дворце.
[1837 г.]

   17-го декабря в 2 часа дня в лаборатории, т. е. просто сказать в домашней Царской аптеке1, составляли какой-то состав; и как говорят, лопнул котел и весь этот химический состав бросился в трубу, от чего загорелась сажа и вспыхнуло из трубы2. Мужики же, которые были тут в работе, сейчас намочили рогожи и ими заткнули трубу, чтобы утушить сажу, которая через несколько минут вспыхнула, но так как ей некуда было прорваться, то труба лопнула, и стена загорелась. После этого действия было об этом случае донесено императору, и он был совершенно успокоен, что потушили, в 7 часов вечера отправился с императрицею, наследником и Марией Николаевной в театр3, где государь был очень весел и много аплодировал славящейся танцовщице Тальон4, которая, точно, необыкновенно чудесно танцует; при последнем акте вызывают императора из ложи, вслед за ним выходят наследник и вел[икий] князь Михаил Павлович; государь император приезжает на площадь5 и видит, что внутренность дворца пылает жестоко; но при всех принятых мерах остановить силу огня было нельзя6; но лучше сказать, что, как кажется, в это время совершенно Бог от всех отнял рассудок, чтобы придумать какие-нибудь средства и именно странно как бы не придумать. И так сгорел прекраснейший этот Дворец! Г[енера]л Максимов и генерал Бутковский были в самых важнейших частях дворца, т. е. в комнатах императора, императрицы, Марии Николаевны, Ольги Николаевны, наследника и других маленьких князей и княжон7. Они оба с солдатами выбирали все из комнат и, слава Богу, все успели, даже самые платья. Но несмотря на это, сгорело по малому объему на 30 000 000 рублей; конечно, это немудрено, ибо дворец был отделан превосходно, например, одна из комнат императрицы стоила 3 000 000, в этой комнате пол был перламутровый с красным деревом, который 7 лет работали в Италии; каков же он должен быть? прелесть что; теперь в этой комнате были колонны из Малахиду8, вы, я думаю, видели в Эрмитаже зеленую каменную вазу, то этого же камня, ужасной ценности, другая же комната была вся позолочена; так вы можете судить, что к этакому полу о стенах, какие же должны быть мебели и драпировки, люстры и проч. Многое вынесли9, но многое из больших вещей сгорело, коих по тяжести невозможно было стащить, например, бюст, который представлял сидящую императрицу Александру] Фед[оровну] с портретами в руках ее родителей10. Государь очень желал, чтоб ее вынести, но не было возможно. Превосходнейшие люстры и зеркала чудеснейшие, которых чрезвычайно было много, все осталось, ибо нельзя было нести11. Там шибко огонь пробирался, что не успеют солдаты вынести из комнаты, как прогоревший потолок обрушится, гореть же начало с потолков. Дым так был велик, что многие задыхались12. Мы ходили смотреть, воображая, что ужаснейшая тревога, но что же напротив такая была тишина13, что можно было подумать, что никто будто и не работает, весь дворец был полон со всех частей города пожарных труб, но которые ничего не помогли14, ибо где не позволяли стены, которых рубить не было сил, так крепко они построены, да и очень высоко. Вся гвардия тут работала; но все как-то неудачно шло, верно уже так надо было. И вообразив, как странно, хотя и не должно бы было этому верить, перед пожаром накануне и в день пожара всю ночь была комета огненная довольно странная, на которую сам император обратил внимание и во время пожара, глядя на небо, разговаривал об ней с приближенными15. Ах Боже мой, как должно нам русским благодарить Всевышнего и молить его о таком Великом царе. В продолжение всего пожара император показывал удивительное спокойствие духа и тем удивил и восхитил всех. Он только и просил, чтобы сохранили его бумаги и самые драгоценности, а главное, чтобы берегли людей, кои находились на пожаре, он говорил, что лучше бросьте все, но берегите жизнь людей. К чести русских сказать, что даже и безделицею ни один не думал поживиться, все снашивали к монументу16 и в ближние домы, где поставлен был караул солдат. Во все время пожара императрица была в Главном штабе напротив дворца у министра иностранных дел Несельрода, куда и привезла спящих князей и княжон. Вот какой она участи подверглась, какого же должно было чувство государя и государыни17. Ужасно!!! 17-го в 7 часов вечера начался пожар и продолжался до 19-го. 12 часов все горел, т. е. пылал, теперь же только тлеет, что, конечно, еще продолжится, несмотря, что день и ночь стоят полки и поливают. Во дворце заключались семь тысяч живущих18; не все спасены, выключая только тут погибло 90 человек, и то из работающих. Какой ужасный и необыкновенный случай, и вот здание, кое всех удивляло и восхищало, теперь только видно обгорелые стены, окны представляют просто отверстия19; статуи же, кои были на крышке, остались целы, но уже черного цвета; вот как крепко строен этот дворец, что при таком ужаснейшем пламени они не уничтожились. Нижний этаж дворца начинал тоже гореть, но по принятым неусыпным мерам отстояли20. В то время, когда горел дворец, в гавани на Петербургской и Измайловскому полку тоже были пожары; наследник и велик[ий] князь Михаил Павлович были в гавани сами на пожаре. Вот как они милостивы, что при своем несчастии не забыли и бедных жителей гавани, где сгорело три дома. Какое-то странное чувство тяготит души с потерей этого чудесного здания, так грустно, как бы потерял родного21. Вот в каком все теперь расположении. Ужасно, неизъяснимо жаль дворца, как по его богатству, так и по его древности и воспоминании. Теперь царская фамилия в Аничковом дворце22, который для них очень тесен, и уже кажет хижиной в сравнении со сгоревшим дворцом, из Эрмитажа все вынесли с предостережением и, слава Богу, его отстояли. Жаль дворца, и удивительно, как никто не мог придумать для него спасения. Как он мог так скоро сгореть, именно Богу уже так угодно показать, что и дворец, где всегда находились все предосторожности, как-то кадки огромные с водою и по всему чердаку трубы пожарные и множество. Денно и ночно сторожа, и при всем при этом не спасли. Вот-то ничтожество человека. Горько всем этот случай, но все не так, как Царю. Вообразите, как, видно, он был тронут, что говорит одному генералу: "Что же делать, что я так несчастлив; но, дай Бог, только, чтобы мое несчастие не вредило моему народу", -- вот его слова, достойные Его только! Все сие, что пишу, вы можете верить, ибо дяденька Бутковский и Павлинька Максимов сами были очевидцы, конечно, будут другие толковать иное, но, вероятно, не так верно. П[авлинька] и дяденька до последней пылинки все высмотрели в тех покоях, где только изволили быть цари и самые ближайшие к ним персонажи, Павлинька взял себе на память деланный цветочек, который был над кроватью у Марии Николаевны, а нам принес лавровые листочки. Он говорит, что грустно было смотреть на все эти американские растения, вазы, зеркала и прочие оставшиеся драгоценности на жертву огню. Ужасное богатство сгорело, несмотря, что все вынесли, что только по силам было возможно. Страшный случай этого пожара, именно в нем бог явно хотел и показал, что при всех наших осторожностях для удаления несчастья чему должно быть, то тут и осторожности или меры по какому-либо случаю забываются. Очень обидно этот несчастный случай, жаль древности этого дворца и то еще, что так как великие княжны уже большие, им бы только тут и надо было красоваться, как говорит русский народ; а теперь, Бог знает, когда еще это все выстроится23, тут надо десятки лет, а сколько может измениться в эти времена. На другой день, то есть 18-го, государыня ездила прогуливаться и здоровалась с солдатами, кои были у дворца расставлены. Государь 17-го не спал до 7-ми часов утра 18-го, а тут уехал к себе и, весьма немного отдохнув, опять уже был у пожара.
   
   Публикуется по: РГАДА. Ф. 1468. Оп. 2. Д. 5827. Л. 1--5 об.
   Публикуемая записка неустановленного автора рассказывает о трагическом событии -- пожаре Зимнего дворца, который начался вечером 17 декабря 1837 г. и продолжался более 30 часов.
   
   Пожар вписал печальную страницу в историю дворца, была уничтожена внутренняя отделка здания: в огне погибли выдающиеся интерьеры работы Б.-Ф. Растрелли, Ю. М. Фельтена,Ж.-Б. Баллен-Деламота, Л. Руска, Дж. Кваренги, К. И. Росси, О.-Р. де Монферрана, В. П. Стасова; обратились в пепел колоссальные художественные и материальные ценности.
   Кроме того, пожар имел чрезвычайно большое психологическое значение. Все воспоминания о пожаре пронизывает тема тождественности истории главной императорской резиденции и истории России в целом. Гибель дворца в сознании представителей самых разных слоев населения сопоставлялась с гибелью Московского Кремля в 1812 г. В. А. Жуковский говорил о том, что Зимний дворец "был для новой истории нашей то же, что Кремль для русской истории древней". Граф А. Ф. Орлов был уверен в том, что "...дворец столицы Петра Великого вновь восстанет из пепла, как после пожара 1812 года восстали, краше прежнего, Кремлевские чертоги древней нашей Москвы". Восстановление дворца после пожара приобретало поэтому огромное психологическое и политическое значение. Сохранилось значительное число свидетельств очевидцев о пожаре. Подборка отрывков из воспоминаний ряда должностных лиц -- государственного секретаря барона M. A Корфа, майора-от-ворот Зимнего дворца Л. Р. Барановича, графа А. X. Бенкендорфа, генерал-адъютанта графа А. Ф. Орлова -- была опубликована в 1866 г. в журнале "Русский архив". Особое место в этой публикации заняли воспоминания корнета Лейб-гвардии Конного полка барона Э. И. Мирбаха (дежурившего в тот день в Фельдмаршальском зале дворца, где начался пожар) -- отличающееся живостью и точностью свидетельство непосредственного участника событий. В мемуарах целого ряда современников (фрейлин императрицы Александры Федоровны М. К. Мердер, М. П. Фредерике, адъютанта графа Бенкендорфа Е. П. Самойлова и др.) находим реакцию на это важное событие. В 1839 г. вышла книга А. П. Башуцкого "Возобновление Зимнего дворца в Санкт-Петербурге", где подробно излагаются события 17 декабря 1837 г. Сохранились в двух вариантах (в ГАРФе и в РГИА) подготовленные к печати, но неопубликованные воспоминания Р. Л. Барановича о восстановлении дворца, в которых затрагивается и тема пожара. В РГИА хранится значительное число официальных документов (рапортов, отчетов, докладных разных участников пожара, большей частью еще не опубликованных), которые по своему содержанию в значительной степени также являются воспоминаниями об этом событии.
   Публикуемый документ отличается от всех перечисленных свидетельств. Если весь дошедший до нас мемуарный материал представляет собой записки лиц, связанных с императорской семьей либо дружескими, либо служебными узами, то в данном случае перед нами записка, составленная человеком совсем иного социального положения, никогда во дворце не бывавшим, наблюдавшим за пожаром со стороны, родственники или знакомые которого ("Дяденька Бутковский и Павлинька Максимов") принимали участие в тушении пожара и спасении вещей, впервые оказавшись во дворце. Отсюда, с одной стороны, -- большое количество фактических неточностей и ошибок (поскольку автор рассказывает с чужих слов), что требует подробного комментария для соотнесения "записки" с реальными событиями, а с другой -- уникальность документа с его живой, почти разговорной манерой изложения; "фольклоризированным" восприятием роскоши царского жилища как почти сказочного мира (сгорело "на 30 000 000 рублей", "одна из комнат стоила 3 000 000 рублей", пол "7 лет работали в Италии" и т. п.); типичными для произведений устного народного творчества повторами; особым эмоциональным тоном "записки".
   В документе не проставлена дата. Судя по характеру изложения, по приводимым фактам, по особому эмоциональному накалу, "записка" составлена сразу после пожара, "по горячим следам" события, в декабре 1837 года. Автор сообщает, что дворец "12 часов все горел, т. е. пылал, теперь же только тлеет, что, конечно, еще продолжится"; "теперь только видно обгорелые стены, окны представляют просто отверстия" и т. п. Однако, при описании одной из комнат Зимнего дворца автор упоминает, что "теперь в этой комнате колонны из малахиду". Но парадная гостиная императрицы Александры Федоровны была отделана малахитом уже после пожара по проекту архитектора А. П. Брюллова. Упоминание в одном и том же документе разновременных событий в настоящем времени, подчеркнутое словом "теперь" ("теперь... колонны из малахиду", "теперь только видно обгорелые стены") воспринимается парадоксальным. Это может быть объяснено либо тем, что автор записки, узнав об изготовлении на Петергофской гранильной фабрике малахитовых колонн, забегает вперед, упоминая о том, что эти колонны уже поставлены во дворце; либо тем, что записка представляет собой более поздний по времени пересказ событий декабря 1837 г. и сопровождавших их эмоций, и автор нечаянно "выдает" себя, упоминая факт, о котором он не мог знать в 1837 г.
   
   1. Дворцовая аптека и лаборатория находились в первом и подвальном этажах под Фельдмаршальским залом Зимнего дворца, созданном в 1830 г. по проекту О.-Р. де Монферрана. Здесь изготовляли лекарства для обитателей дворца. Наличие аптеки в здании не было случайным. Зимний дворец -- главная императорская резиденция России -- имел чрезвычайно широкие функции. На протяжении полутора столетий дворец был центром политической и представительской жизни не только Петербурга, но и всей России в целом, средоточием светской и культурной жизни столицы. Здесь проходили парадные официальные церемонии, торжественные церковные службы, устраивались балы, спектакли, концерты, зачастую для очень широкого круга приглашенных. В зданиях Эрмитажа, входивших в состав императорской резиденции, были сосредоточены колоссальные художественные ценности, а в стенах Зимнего дворца постепенно создавался своеобразный мемориал, увековечивающий славу русского оружия. В то же время дворец был местом проживания членов императорской семьи, их приближенных и сотен человек обслуживающего персонала. Кроме того, он представлял собой и грандиозный хозяйственный механизм, включавший все необходимое для обеспечения человеческой жизни в самых разных ее проявлениях: кухни, кладовые, печи, ледники, комнаты для шитья и в том числе аптеку и лабораторию. Во дворце была отведена и квартира для придворного врача, в которой он, не проживая постоянно, размещался в случае болезни кого-либо из членов императорской семьи.
   2. Мемуарист называет в качестве причины пожара то, что было на слуху современников. Действительно, уже за два дня до катастрофы в Фельдмаршальском зале чувствовался запах дыма, причину которого приписали неисправности дымохода. Днем 17 декабря запах дыма усилился, и прибывшая пожарная рота обследовала возможные источники пожара: душник (отверстие от печи, выходившее в зал, откуда поступал теплый воздух), трубу на чердаке и крыше и саму печь в подвальном помещении, где и был обнаружен источник дыма. Здесь, в трубе, находившейся над очагом аптечной лаборатории, где приготовлялись лекарства для многочисленных обитателей дворца, было отверстие без задвижки, в которое, естественно, после окончания топки продолжал уходить теплый воздух. Ночевавшие в помещении "мужики-дровоносы", чтобы сберечь тепло, затыкали это отверстие рогожей. Пожарные извлекли дымящуюся рогожу, полили водой отверстие в трубе и посчитали, что мелкая неприятность, связанная с появлением дыма, ликвидирована. Однако вечером дым появился опять. Как мы теперь знаем, при первом появлении дыма обратили внимание не на причину пожара, а лишь на мелкое следствие. Специально созданная комиссия под председательством графа А. X. Бенкендорфа позже расследовала, почему начался пожар. (Работа следственной комиссии подробно исследована В. М. Глинкой, серьезно занимавшимся изучением истории трагедии 17 декабря (Глинка В. М. Пожар 1837 года // Эрмитаж: История строительства и архитектура зданий. Л., 1989. С. 188--189). Параллельно следственной комиссии выявлением причин катастрофы занималась Гоф-интендантская контора во главе с ее вице-президентом А. А. Щербининым, в рапорте которого было дано их скрупулезное объяснение. Прежде всего отмечалось, что при создании двух новых парадных залов -- Фельдмаршальского и Петровского -- в 1830 г. Монферраном была оставлена пустота -- своеобразный воздушный мешок -- между каменной и деревянной стенами в связи с тем, что восточная стена Петровского зала была украшена полуциркульной нишей. В основаниях деревянных падуг были оставлены незаделанные отверстия, соединявшиеся с дымоходом. Как гласил рапорт, контора "не видит никаких других вероятных причин пожара, кроме следующих: пустота между каменного и деревянного стенами в Фельдмаршальском зале должна была нагреваться от проходивших внутри каменных дымовых труб, в том числе и от лабораторной... Таким образом, все деревянные части в устройстве зала должны были расщепляться, получить большую степень сухости и приготовиться к воспламенению. При усиленном же огне в лаборатории и особенно от горевших в дымовой ее трубе 17-го числа рогож искры легко могли проникнуть в пустоту через отверстие в трубе, которое ...не было заделано кирпичом, конечно, по небрежению производивших сию работу мастеровых, и прикрывалось только трубными дверцами... От проникновения таковых искр, хотя в одном только пункте, вся деревянная надстройка сия, особенно хоры Фельдмаршальского зала и потолочные падуги, должны были разгореться в самое короткое время. Пожар действовал там скрытно..." (РГИА. Ф. 472. Оп. 2 (20/854). Д. 94. Л. 79).
   Таким образом, Гоф-интендантская контора называла причиной пожара, во-первых, конструктивные недоточеты устройства душников трубы, а во-вторых -- использование при декорировке залов дерева как главного строительного и отделочного материала. Данное мнение широко распространилось в обществе. Однако Монферран, которого считали косвенным виновником пожара, в феврале 1838 г. писал своему московскому приятелю, возражая против подобных обвинений: "...если свод зала Петра Великого и потолок Фельдмаршальского зала были сделаны из дерева и заштукатурены, то они были сделаны такими точно, как и все другие потолки и своды бельэтажа дворца... Только для Вас,... знайте, что я сделал несколько предложений, но что дешевизна и короткие сроки, которые были даны, заставили избрать эти легкие конструкции, оказав им предпочтение перед другими..." (Там же. Л. 75). Итак, современники обвиняли в катастрофе "мужиков-дровоносов", заткнувших трубу рогожей; а виновным считали архитектора, плохо продумавшего конструкции; потомки в советское время увидели главного ответственного за пожар в самом императоре, поскольку Николай I вникал во все мелочи строительства и, естественно, завизировал проект зодчего (Глинка В. М. Пожар 1837 года. С. 192). Однако за поисками виновных забылось основное -- дерево в первой трети XIX века было традиционным материалом, его использование никогда не считалось ошибкой. Монферран не кривил душой, когда писал, что перекрытия Фельдмаршальского и Петровского залов в 1830 г. были сделаны такими же, как и в других помещениях дворца. Дерево при отделке интерьеров второго, парадного, этажа главной императорской резиденции использовали и К. И. Росси, и Дж. Кваренги, и Луиджи Руска. Лишь при восстановлении Зимнего дворца после пожара был учтен печальный урок -- дерево употреблять перестали, заменив его на камень, металл, гончарные изделия -- на материалы, менее пожароопасные. Принципиальной ошибкой Монферрана было не использование дерева, а создание воздушной пазухи между двумя залами, за состоянием которой невозможно было наблюдать.
   3. Как фиксирует камер-фурьерский журнал, Николай I с императрицей Александрой Федоровной отправились на спектакль не в 7 часов вечера, как пишет мемуарист, а "35-ть минут 8-го часа" (РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (28/1618). Д. 146. Л. 396); в Большом театре давали "Баядерку" ("Бога и Баядерку", как называли зачастую в то время этот балет) с Марией Тальони в главной роли.
   4. Мария Тальони (1804--1884) -- итальянская танцовщица, выступавшая на сцене парижской Оперы, а в 1837--1842 гг. -- в Петербурге. Новатор балетного искусства, актриса создала так называемый тальонизм, основные черты которого -- артистичность и интимность. Некоторые специалисты считают, что именно она ввела танец на пуантах. "Умом сияет твоя легкая грация...", "Воздух, чистый и легкий, как она...", "О ты, чья нога... легкий лепесток розы, мечта, затянутая в атлас", "Царица воздуха", "Она легка как локон зыбкий", "Блаженная тень, видение Елисейских полей, играющее в голубом луче; такова ее невесомая легкость, а безмолвный полет ее прорезал пространство без малейшего колебания воздуха...", -- вот лишь небольшое число эпитетов и сравнений, которыми наградили ее современники (цит. по: Блок Л. Д. Классический танец. История и современность. М., 1987. С. 239--240). Сравнивая романтическую манеру Тальони с искусством других пользующихся успехом танцовщиц, современник писал, что она "вызывала слезы восхищения", тогда как остальные примы -- "улыбки удовольствия" (Там же. С. 251). Восторг перед искусством Тальони был всеобщ и силен, и это вызывало неприятие и глухое раздражение у одного из самых аскетичных представителей церкви: "Петербург сходит с ума в идолопоклонстве перед французскою плясавицею", -- писал митрополит московский Филарет (Корсунский И. Н. По поводу полувека со времени возобновления Зимнего дворца // Русский архив. 1889. Кн. 3. С. 108).
   5. Николай I покинул театр и вернулся во дворец сразу, как только ему сообщили о несчастье. В камер-фурьерском журнале записано, что он прибыл в Зимний в 9 часов. В это время снаружи еще не было видно никаких признаков пожара. Пожар внутри здания разбушевался уже после приезда императора. Исходя из свидетельств очевидцев, можно достаточно уверенно реконструировать и сам момент появления в здании открытого огня, и путь Николая I по Зимнему дворцу. Император вошел в здание через Салтыковский подъезд, выходящий в сторону Адмиралтейства, поднялся по Салтыковской лестнице на второй этаж и сразу зашел в комнаты младших сыновей, находившиеся в западном корпусе почти напротив лестничной площадки. Затем через Ротонду -- эффектное круглое помещение в северо-западной части дворца, созданное О.-Р. де Монферраном в 1830 г., -- вошел в парадную Невскую анфиладу, занимающую северный корпус дворца, и направился по ней в восточную часть здания -- к Фельдмаршальскому залу, который в это время уже был заполнен густым черным дымом. Фельдмаршальский зал занимал особое положение в структуре Зимнего дворца. С главной во дворце Иорданской лестницы открывались два входа в парадные апартаменты: прямо -- в Аванзал, начинающий Невскую анфиладу, и налево -- в Фельдмаршальский зал, получивший свое название потому, что главным в его оформлении были портреты выдающихся русских фельдмаршалов (графа П. А. Румянцева-Задунайского, князя Г. А. Потемкина-Таврического, князя Италийского графа Суворова-Рымникского, князя М. И. Кутузова-Смоленского, графа И. И. Дибича-Забалканского, князя Варшавского графа И. Ф. Паскевича-Эриванского). Однако несмотря на репрезентативность декорировки зала, его топографическое положение -- отсюда начиналась вторая парадная анфилада, подводившая к Большому Тронному (Георгиевскому) залу, и одновременно из Фельдмаршальского зала можно было попасть в так называемый Министерский коридор и квартиру министра императорского двора князя П. М. Волконского, -- придавало залу еще и особые функции своеобразного гигантского парадного вестибюля, из которого можно было направиться в разные части дворца. В Фельдмаршальском зале постоянно находился военный караул, выполнявший функции охраны и информировавший прибывших о том, куда они должны следовать. Дежуривший 17 декабря здесь корнет Лейб-гвардии Конного полка барон Э. И. Мирбах зафиксировал в своих воспоминаниях начало пожара: "Около 8-ми часов... на узком пространстве между зеркальной дверью в коридор князя Волконского и портретом князя Варшавского, вилась кверху тонкая струя дыма, с сильным запахом гари. Дежурный камер-лакей привел двух солдат гоф-интендантской команды с ломами, чтобы вскрыть паркет перед зеркальной дверью. От нескольких ударов старый пол разлетелся в щепы и вместе с тем огромная дверь, выскочив из своей рамы, упала в ту сторону, где стояли люди, которые рассыпались с криком "огонь". Желая успокоить работавших, я старался уверить их, что нет никакого огня, и что это только простое отражение моей свечи в зеркале. Однако из всех скважин открывшейся за падением двери стены, уже совсем почерневшей, прорывался если еще не огонь, то черный густой дым, который в несколько мгновений разостлался и по целой зале, препятствуя дыханию. При всем страхе, чтобы нам не задохнуться, мне, однако, разумеется, не приходило и на мысль позволить кому-либо из солдат покинуть пост. Я собрал только ближайших к караулу часовых, стал дружески уговаривать всех покориться нашей судьбе, которой и я не избегну вместе с ними, велел присесть на корточки, так как дым был менее удушлив, и затворить двери в Петровскую и в малую аванзалу" (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году // Русский архив. СПб., 1866. Т. 38. Стлб. 1195--1197). Караул был переведен из Фельдмаршальского зала в Малый Аванзал дворцовым комендантом Мартыновым. Здесь, как вспоминает Мирбах, около 9 часов услышали "из большой аванзалы мерную поступь Государя и звонкий его голос" (Там же. Стлб.1198). Николай I расспросил офицеров о происшедшем. Затем император направился в Фельдмаршальский зал и здесь приказал разбить окна, то есть допустил трагическую, но достаточно типичную ошибку. "В ту же минуту послышался звук падающих стекол, и пахнувший со двора свежий воздух привел дым в движение... Ветер со двора произвел сильный сквозняк, и в том месте, где прежде была зеркальная дверь, неожиданно сверкнул огромный огненный змей, в одну минуту, точно молния, осветивший всю залу. Этот змей вспыхивал в несколько приемов, каждый раз с большею силою, и наконец захватил одну из восьми позолоченных люстр, которая, покачиваясь под сквозным ветром, сгорела медленным огнем... Пламя, уже успевшее усилиться, вилось по карнизам и наконец, прорвавшись дверями в смежную Петровскую залу, разом уничтожило в ней бархатные, усыпанные золочеными орлами обои" (Там же. Стлб. 1189--1199). Во дворце начался пожар.
   6. В начальной стадии развития пожара надеялись, что огонь можно остановить каким-нибудь механическим препятствием: была сделана попытка перегородить Невскую анфиладу -- в Большом Аванзале офицеры и солдаты Лейб-гвардии Егерского полка возводили кирпичную стену до потолка. "Но надежда спасти дворец этою преградою и возведенными, на подобие ей, в трех других еще местах, не удалась", -- записывает Мирбах (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1199--1200). Бесполезной, как и другие подобные попытки, оказалась закладка дверных проемов в комнате перед Большой церковью в юго-восточной части здания. Огонь распространялся в верхней части залов; все современники обратили внимание на то, что в первую очередь загорались карнизы и потолки, и вскоре стало ясно, что огонь и дым уже заполонили весь чердачный этаж главной императорской резиденции. Главным конструктивным недостатком Зимнего дворца оказалось именно устройство его чердака, способствовавшее тому, что огонь распространялся в здании со сверхъестественной быстротой. Конструкции крыши -- стропила и опоры -- были деревянными, но главное, что на чердаке дворца не было ни одного брандмаура -- сплошной стены, разграничивающей пространство на отдельные части. Именно поэтому пожар оказалось невозможно локализовать. Кирпичные стены, возводившиеся вечером 17 декабря на втором этаже, оказывались бесполезными. По сравнению с недостатком конструкции чердака ошибки, допущенные Монферраном, оставившим пустоты между деревянной и каменной стеной, плохо продумавшим размещение душников, кажутся почти ничего не значащими. Современники оставили описание чердаков дворца: "Эти огромные стропила и опоры, высушенные в течение 80-ти лет горячим воздухом под накаливаемою летним жаром железною крышею, воспламенились мгновенно, как порох; когда дым побежал с огнем, сжатым клубами, гонимыми сильными потоками воздуха, с конца на конец огромного чердака, и не встречая нигде препятствий.., везде находил только новый материал к усилению бешеной своей ярости. Кто когда-либо видел эти поистине необыкновенные чердаки дворца, глубокие, как стремнины, с висящими на середине их высоты досчатыми ходами, подобными мостам, переброшенным через пропасти; кто видел эти леса огромных дерев, стоящие теснее мачт неисчислимого и сжатого в гавани флота; кто видел подпертые ими богатырские стропила векового здания, кто ходил там и взором проникал под эти безконечные переходы и досчатые аллеи, -- тот поймет, что огонь, единожды ворвавшийся сюда, не мог уже быть утушен никакими средствами" (Башуцкий А. П. Возобновление Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. СПб., 1839. С. 52). Во время пожара, "в час до полуночи", как сообщает граф А. Ф. Орлов (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1183), была сделана попытка перегородить и чердак брандмауэром в надежде спасти северо-западную часть дворца, в которой на третьем этаже находились покои императора, а на втором -- апартаменты императрицы. Подробное описание данной безнадежной попытки оставил граф А. Ф. Адлерберг (Там же. Стлб. 1183--1184). Однако мемуарист не прав, утверждая, что идеи всех мероприятий были бессмысленными, будто "Бог от всех отнял рассудок". Напротив, сама идея создания брандмауэра, который преградил бы путь огню, была правильной. Именно данная тактика позволила спасти сокровища Эрмитажа. В данном случае брандмауры создали, заложив обращенные к Зимнему дворцу окна в двух павильонах и галерее Малого Эрмитажа, воздвигнув таким образом сплошную каменную стену. Эту монолитную стену пожарные постоянно поливали из брандсбойтов. В данном случае, как отмечали современники, решающим фактором для спасения от огня зданий Эрмитажа стало время, которого не имели для спасения Зимнего дворца.
   7. Жилые покои членов императорской семьи, "важнейшие части Дворца", по выражению мемуариста, к моменту пожара занимали северо-западную и западную части здания. На втором этаже северо-западного ризалита по проекту В. П. Стасова в 1826--1827 гг. были созданы апартаменты императрицы Александры Федоровны. Парадная гостиная императрицы -- Яшмовая, декорированная в 1830 г. Монферраном, -- служила пограничным помещением между личными и парадными покоями -- из нее был вход в Концертный зал Невской анфилады. На третьем этаже ризалита над покоями императрицы Стасовым были декорированы покои императора. Для наследника сразу после переезда семьи во дворец в 1826 г. отвели часть западного корпуса, выходящую окнами на Адмиралтейство от угла северо-западного ризалита до Салтыковской лестницы. Эти комнаты, отделанные по указу Екатерины II Дж. Кваренги для ее внука -- будущего императора Александра I, в детстве занимал и сам Николай Павлович. К Салтыковской лестнице с северной стороны в середине 1830-х гг. примыкали покои младших сыновей императорской четы -- Николая и Михаила. С противоположной стороны западного корпуса дворца, начиная с севера (от большого круглого зала -- Ротонды) три комнаты окнами во двор отвели Константину Николаевичу, и шесть -- его сестрам Ольге и Александре. Ольга Николаевна впоследствии вспоминала, что старшая сестра Мария получила отдельные апартаменты в пятнадцать лет, а до этого жила вместе с сестрами (Сон юности. Воспоминания вел. кн. Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. Париж, 1963. С. 41). Комнаты Марии Николаевны продолжали линию покоев наследника -- занимали часть западного корпуса, выходившую окнами на Адмиралтейство и примыкающую к юго-западному ризалиту.
   8. Малахитовая гостиная, в декорировке которой был широко использован этот поделочный камень (малахитом были облицованы колонны, пилястры и камины), создана А. П. Брюлловым уже при восстановлении дворца в 1838--1839 гг. В момент пожара на ее месте находилась Яшмовая гостиная, декорированная О.-Р. Монферраном в 1830 году, украшенная колоннами из серо-фиолетовой яшмы. Сведений о том, что пол Яшмовой гостиной до пожара был инкрустирован перламутром, на сегодняшний день в архивных документах обнаружить не удалось.
   9. Около десяти часов вечера, хотя и предпринимались попытки остановить пожар (возводились брандмауэры внутри здания, огонь заливался из пожарных брандсбойтов), Николай I распорядился вызвать во дворец занимавший поблизости казармы 1-й батальон Преображенского полка, привести в готовность и прислать Павловский полк, чтобы они занимались спасением движимого имущества. Камер-фурьерский журнал фиксирует время этого распоряжения так: "Когда начинало гореть Малое Мраморное зало", то есть Малый аванзал (РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (28/1618). Д. 146. Л. 397). Всего в спасении вещей участвовало около 20 тысяч гвардейцев и солдат Гоф-интендантского ведомства.
   10. Речь идет не о бюсте, а о большой статуе Александры Федоровны работы К. Вихмана. Великая княжна Ольга Николаевна вспоминала, что когда 18 декабря днем вся семья приехала к горящему Зимнему дворцу, они "...увидели, что огонь вырывается вдоль крыши, как раз над комнатами Папа. Окна лопнули и посреди пламени виден был темный силуэт статуи Мама, единственной вещи, которую не смогли спасти, так как она придерживалась железной скобой, замурованной в стене" (Сон юности... С. 86). После пожара "из куска оставшегося в большом виде существовавшей" статуи была сделана небольшая мраморная статуя императрицы, которая стояла в Кабинете Николая I на третьем этаже (РГИА. Ф. 470. Оп. 1 (82-516). Д. 269. Л. 26).
   11. В воспоминаниях очевидцы рассказывают о разных эпизодах, связанных со спасением вещей из дворца; о мужестве солдат, боровшихся за спасение имущества, рвение которых "приходилось скорее умерять, чем поощрять" (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1192). Так, например, в одной из комнат на половине императрицы Марии Федоровны, занимавшей южный корпус дворца, Николай I "нашел целую толпу гвардейских егерей, силившихся оторвать вделанное в стену огромное зеркало, между тем как вокруг все пылало. При виде явной опасности он несколько раз приказывал бросить эту работу; но усердие храбрецов и желание их быть полезными брало верх над повиновением; тогда Государь кончил тем, что бросил в зеркало свой бинокль, от которого оно разлетелось вдребезги" (Там же. Стлб. 1203). Рассказ Л. Р. Барановича о том, как спасали утварь Большой и Малой церквей дворца, рисует живую картину обстановки в горящем здании: "Тут, осеня себя знамением креста, смелые дружины, с криком "с нами Бог", бросались в пламя уже вопреки приказаниям начальства и отрывали от стен святые иконы. Нельзя при этом умолчать о замечательном подвиге рядового 10-го флотского экипажа Нестора Троянова и столяра Гоф-интендантского ведомства Абрама Дорофеева, которые, после спасения их товарищами прочей утвари Большой церкви, приметив на самой вершине загоревшегося уже иконостаса значительного размера образ Спасителя, не послушались настоятельного запрещения даже подходить туда и без инструментов, с одной лишь небольшою лестницею, покусились спасти и этот образ. Лестница не доставала до половины вышины иконостаса, но то их не остановило. Цепляясь далее, с сверхъестественною, можно сказать, отвагою за карнизы и украшения, они, наконец, добрались до своей цели: Троянов снял образ и передал Дорофееву, и оба, хотя обожженные, благополучно спустясь с драгоценною своею ношею, успели отнести ее в безопасное место. Государь, свидетель их подвига, обласкав обоих, велел выдать каждому по 300 рублей и Троянова, сверх того, перевести в гвардию" (Там же. Стлб. 1193).
   12. "Густо клубящий дым занимал дыхание, а карнизы и потолки, по которым вилось пламя, грозили всякую минуту падением", -- говорит Л. Р. Баранович (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1192).
   13. Все современники фиксируют поразившее их впечатление -- на площади перед Зимним дворцом, где скопилось огромное количество народа, стояла полнейшая тишина. Е. П. Самсонов, адъютант графа А. X. Бенкендорфа по управлению делами Главной императорской квартиры и Конвоя, услышавший о пожаре в гостях за карточным столом и немедленно приехавший, пишет: "Дворцовая площадь, Главный штаб и все окрестные дома были буквально залиты светом... Сильное и незабвенное впечатление произвело на меня это зрелище, когда, прискакав на площадь, я увидал это громадное произведение архитектуры, объятое пламенем и извергающее из недр своих, подобно Везувию, адский огонь и черные столбы дыма; этот народ, в несколько десятков тысяч человек, безмолвною стеною окружавший пожарище, все без шапок (несмотря на довольно сильный мороз), некоторые крестились; но все стояли неподвижно, как громом пораженные; наконец, эта общая тишина, никогда не встречающаяся при обыкновенных пожарах: все то вместе взятое представляло великолепно потрясающую картину" (Воспоминания Е. П. Самсонова // Русский архив. 1884. Кн. 2. С. 146).
   14. Обстановку во дворце и проблемы, возникавшие при спасении вещей, ярко рисует сохранившийся в РГИА рапорт одного из служащих Гоф-интендантской конторы Синицына о его действиях во время пожара. Получив распоряжение об эвакуации вещей из кладовых так называемой камерцалмейстерской (имущественной) должности, Синицын поднялся на третий этаж дворца, где "Комиссар Гронский и Помощник Семенов объявили, что Главный Комиссар Воробьев бывших у них людей забрал в средний этаж, и что они часть бронз вынесли в Эрмитаж, к прочим же кладовым за неимением людей не приступали, приказав им самим из товарной кладовой бархаты и новые материалы выкидывать в окно на большой двор, и, вышед от них, встретил на лестнице несколько мастеровых, вбежал с ними опять в кладовую, указав работу, велел Тройскому стараться спасать также кладовую с бельем и с коврами тем же средством, ибо по деснице невозможно было, от тесноты идущих солдат с кирпичем, что-либо выносить. (Имеются в виду солдаты, которые несли кирпичи для возведения брандмауэров -- сост.) Сбежав потом вниз во двор, испросил военный караул к выкидываемым материям... Между тем в Портретной зале (Военной галерее 1812 года -- сост.) распространилось пламя, а в белой галерее (так называлось помещение, на месте которого после пожара был создан Гербовый зал -- сост.) упал потолок -- при общем крике спасать все вещи. Из Церкви большая часть уже выносилась -- из Тронной покойной Государыни Императрицы Марии Федоровны (находилась в южном корпусе дворца -- сост.) выносили серебро и сдирали со стен бархат, встретя в Овальной зале (один из залов в южном корпусе -- сост.) камер-фурьеров Петрова и Грима, сказал -- чтобы вещи приказывали носить не в дальние комнаты (данное свидетельство очевидца показывает, что первоначально надеялись, что пожар удастся локализовать в восточной части дворца, где он начался -- сост.), а к Монументу Александра 1-го, а с сим словом побежал на площадь, испросил поставить караул вокруг Монумента... узнал, что кладовую с бельем спасти не могли, ибо в коридоре загорелся потолок, а кладовую с коврами захватило дымом. Обратясь опять в комнаты покойной Императрицы Марии Федоровны и усилив число солдат для выноски вещей, распоряжался снятием с мест бронз, ваз, люстр и отсылал оные, как равно и мебель, до последней возможности оставаться в тех комнатах. После, пришед на половину Государыни Императрицы Александры Федоровны (где выносили вещи по распоряжению разных особ), нашел еще некоторые тяжелые, которые с помощью найденных тут мастеровых были сняты и отправлены, -- в то же время объявили мне, что на Салтыковской лестнице солдаты столпились с вещами и останавливаются выноскою, я, оставя мастеровых одному из господ флигель-адъютантов, старавшемуся снять в приемной комнате малахитовую вазу, -- подбежал к лестнице Салтыковской, отделив оттуда с вещами людей, указал им ход чрез парадную лестницу покойной Императрицы Марии Федоровны (имеется в виду лестница в юго-западной части дворца, выходившая на Дворцовую площадь, которая была восстановлена после пожара и сейчас называется Октябрьской -- сост.) -- но, пришед туда, встретил, что и сию лестницу загромоздили разными тяжестями..." (РГИА. Ф. 470. Оп. 1 (82/516). Д. 234. Л. 50--52). Вероятно, было достаточно много подобных случаев, когда на лестницах образовывались заторы из вещей; когда ценное имущество вместо того, чтобы вынести из горящего здания, складывали в какие-нибудь комнаты.
   15. Тема судьбы, воли провидения в объяснении причин пожара звучала в самых разных слоях общества. Интересны высказывания по этому поводу митрополита московского Филарета, который увидел в уничтожении огнем Зимнего дворца "наказующую и вместе милующую десницу Всевышнего: наказующую за грехи людей истреблением на земле того, что так дорого для них, но вместе с тем и милующую самих людей и особенно тех из них, которые и для Бога, как и для народа, были по преимуществу дороги и нужны на земле и которые притом заведомо отличались благочестием и добродетелями на всю Россию" (цит. по: Корсунский И. Н. По поводу полувека со времени возобновления Зимнего дворца. С. 107). Филарет видел "худое предзнаменование" пожара в восхищении жителей Петербурга искусством знаменитой балерины Марии Тальони; он считал это идолопоклонством. В январе 1838 г. митрополит пишет архимандриту Антонию: "Говорят в то самое время, как она в театре бросалась в огонь, от которого должен был ее избавить бестудный (вероятно, ошибка в тексте и подразумевается "бесстыдный" -- сост.) языческий божок, -- сделался пожар, истребивший дворец" (Митрополит Филарет в его письмах к архимандриту Антонию // Русский архив. 1877. Т. 3. С. 315).
   16. Спасенные вещи складывали у подножия Александровской колонны. На площадь выходило два подъезда дворца: ныне называемый Октябрьским -- в юго-западной части, и Комендантский -- в юго-восточной. Кроме того, вынесенные и выброшенные из окон в Большой двор вещи переправляли на площадь через открытые большие дворцовые ворота. Э. И. Мирбах так описывает обстановку на Дворцовой площади: "Вся площадь Главного штаба была загромождена диванами, столами, стульями. Портреты генеральской галереи 1812-го года, тоже спасенные, бережно сложили у подножия Александровской колонны... Горько было видеть много драгоценных вещей испорченными или перебитыми, что было неизбежно при быстроте выноски; так, например, у бесподобной статуи Кановы -- Парки, прядущей нить, отломлена была рука..." (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1202).
   17. Николай I, которому в театре сообщили о пожаре, уехал со спектакля, не сообщив Александре Федоровне о тревоге. Уже прибыв во дворец и осознав масштабы катастрофы, император приказал сообщить императрице о пожаре и просил ее сразу отправляться в Аничков дворец, куда он уже распорядился отправить младших детей. Ольга Николаевна записала в своих воспоминаниях: "В половине десятого, когда мы как раз собирались ложиться спать, Папа неожиданно появился у нас, с каской на голове и с саблей, вынутой из ножен. "Одевайтесь скорее, вы едете в Аничков", сказал он поспешно. В то же время взволнованный камер-лакей застучал в дверь и закричал: "Горит!.. горит!.." Мы раздвинули портьеры и увидели, что как раз напротив нас клубы дыма и пламени вырываются из Петровского зала (окна комнат Ольги и Александры выходили в Большой двор, с противоположной стороны которого туда же выходили окна Петровского зала -- сост.) В несколько минут мы оделись, и сани были поданы. Я еще побежала в мою классную, чтобы бросить прощальный взгляд на все, что мне было дорого. С собою я захватила фарфоровую собаку, которую спрятала в шубу, и бросилась на улицу. Там меня впихнули в сани вместе с маленькими братьями, и мы понеслись в Аничков" (Сон юности... С. 86--87). Александра Федоровна, несмотря на пожелания мужа, все-таки приехала из театра не в Аничков, а в Зимний дворец. С ней была старшая дочь великая княжна Мария Николаевна. Мемуаристы обычно говорят о том, что ее привело сюда беспокойство о фрейлине С. П. Голенищевой-Кутузовой, прикованной к постели болезнью. Действительно, Александра Федоровна позаботилась об эвакуации больной из дворца. Однако, безусловно, главным было желание императрицы увидеть свой дом. По приезде во дворец Александра Федоровна и великая княжна Мария Николаевна отправились в комнаты детей в западном корпусе, откуда через окна наблюдали за пожаром, уже охватившим всю восточную часть дворца. Как свидетельствует В. А. Жуковский, "наконец явился император и говорит императрице и Великой Княжне: "Уезжайте, через минуту огонь будет здесь". Они простились". Императрица, "прежде, нежели совсем оставить дворец, ...захотела проститься со своим погибающим жилищем: зашла в свой кабинет и в детские горницы, в коих при свете пожарного зарева все еще было так спокойно, и, помолившись в последний раз в малой дворцовой церкви, в коей столько раз все семейство ее собиралось на молитву, с благодарной горестью покинула те места, где на каждом шагу являлись ей милые воспоминания..." (цит. по: Божерянов И. Н. Невский проспект. СПб., 1903. Т. 2. С. 420). После того, как во дворце стало опасно находиться, императрица отправилась не в Аничков, а в квартиру министра иностранных дел К. В. Нессельроде, находившуюся в левом крыле здания Главного штаба, окна которой выходили на Дворцовую площадь. Стоя у окна, императрица наблюдала, что происходит и как гибнет в пожаре дворец.
   18. Во дворце к моменту пожара проживало около 3500 человек.
   19. Фрейлина императрицы М. К. Мердер записала 18 декабря в своем дневнике: "Погода великолепная, солнце ярко блещет, но кажется бледным по сравнению с пучиною огня. Все четыре этажа пылают... Ужасно видеть чудные, громадные окна, подобные пылающим огненным печам" (Русская старина. 1900. Т. 2. С. 438). Фрейлина М. П. Фредерикс, в 1837 году еще ребенок, впоследствии вспоминала: "Помню до сих пор, какое страшное впечатление на меня произвели эти дымящиеся громадные стены, с зияющими насквозь отверстиями окон и дверей, и эти почерневшие громадные статуи, торчавшие вдоль сгоревшей крыши, действительно, это было нечто ужасное" (Исторический вестник. 1898. Т. 71. С. 68).
   20. Залы первого этажа не были уничтожены огнем, поскольку они были перекрыты каменными сводами. Здесь огонь не смог повредить конструкции (тогда как на втором и третьем этажах сгорели и деревянные перекрытия, и перегородки) и уничтожил лишь декоративную отделку. По словам М. А. Корфа, занимавшегося спасением архива Государственного Совета, хранившегося в комнатах первого этажа западного корпуса, эти помещения оказались засыпаны "штукатуркою, обвалившеюся с растрескавшихся от жары стен и потолков" (Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837 году. Стлб. 1188).
   21. Пожар Зимнего дворца подействовал на жителей Петербурга и России в целом угнетающе. "И внуки поймут нашу скорбь", -- считал князь П. А. Вяземский (Московские ведомости. 1838. No 32. С. 215), статью которого о пожаре современники сравнивали по мастерству изложения и глубине чувства с письмами Плиния Младшего, описывавшего извержения Везувия, уничтожившего Помпеи. Практически все ощущали, что пожар уничтожил не просто жилище императорской семьи, а важнейшее историческое здание города. На протяжении XVIII--XIX веков Зимний дворец являлся "сердцем" не только Петербурга, но и России в целом. А. П. Башуцкий писал: "Все знали, что не хитро для Царя русского выстроить и пять таких дворцов, что в утрате, причиненной пожаром, не материальная потеря печальна и отягчительна для сердца его" (Башуцкий А. П. Возобновление Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. С. 67). Оценивая событие, М. К. Мердер записала в своем дневнике: "Потеря тем более чувствительная, что дворец этот один из немногих памятников столицы, хранивший предания нескольких царствований".
   22. Аничков дворец был подарен Александром I великому князю Николаю Павловичу к свадьбе в 1817 г. До воцарения Николай Павлович и Александра Федоровна жили здесь, вспоминая проведенные во дворце годы как "Аничковский рай". После воцарения этот дворец оставался одним из любимых мест пребывания императорской четы. Часть года (в частности, Страстную неделю перед Пасхой) они традиционно проводили здесь. Во время восстановления Зимнего дворца императорская семья жила в Аничковом дворце.
   23. Зимний дворец был восстановлен в фантастически короткие сроки. Уже через несколько дней после пожара была создана "Комиссия для возобновления дворца" под председательством министра императорского двора князя П. М. Волконского. 29 декабря было утверждено "Положение о Комиссии", которое определяло обязанности ее членов, организацию и общую схему проведения работ. На возрождение здания были направлены колоссальные материальные и человеческие ресурсы (число одновременно работавших доходило до 10 тысяч человек). В результате к пасхе (марту) 1839 года -- всего за 15 месяцев -- основная часть дворца был возрождена.

Комментарии Т. Л. Пашковой

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru