Памятный эпизод из поездки Государя Николая Павловича по России в 1836 году. (Из рассказов священника-старожила)
В вакационное время нынешнего года мне пришлось гостить у дяди моего, священника с. Домосердок А. Трского1. Раз как-то в беседе между прочим у нас зашла речь о Чембаре и именно о пребывании государя императора Николая Павловича в этом городе, по случаю катастрофы, происшедшей с ним вблизи города.
-- "Да, -- произнес мой дядя, -- в свое время много было толков о причине этой катастрофы; но до сих пор еще никто не мог этого выяснить, хотя в надлежащее время было даже произведено по этому поводу формальное следствие. Одни утверждают, что виноват тут ямщик, который, сидя на козлах, задремал; другие всю вину взводят на солдата Байгузова из с. Кевдо-Вершины2; будто бы он, желая принести жалобу государю лично и опасаясь, что местные власти его до этого не допустят, спрятался в овраге и, как только государь император с ним поравнялся, выбежал из-под моста и тем напугал лошадей. Но все эти объяснения далеки от истины".
Я, конечно, поинтересовался этим и попросил рассказать этот факт более определенно.
Он изъявил свое согласие.
-- 1836 года в конце августа, -- так начал рассказ мой дядя, -- государю Николаю Павловичу надлежало из Пензы проехать чрез Чембар в Тамбов, где его ожидала государыня императрица. Ближайшее селение к Чембару было Кевдо-Вершина, на расстоянии 17 верст от города3. На эту станцию должны были выставить лошадей ямщики большого Московского тракта, крестьяне с. Кутли Мокшанского уезда4, именно Абаронов, Суханов и Голубев.
В Кевдо-Вершину государь император прибыл уже в 11 часов ночи5. Ночь была ясная, безоблачная. Смена лошадей по обыкновению заняла не много времени. В число запряженных лошадей в экипаж государя императора попали и лошади Суханова с Абароновым; последний был даже назначен форейтором до Чембара.
Верстах в 6 от этого города дорога прерывается оврагом, чрез который перекинут мост6. Когда экипаж государя подъехал к этому мосту, лошади вдруг чего-то испугались, бросились в сторону, и экипаж сильно накренился на бок. Государь от неожиданного толчка не мог удержаться и упал, причем повредил ключицу правой руки7. Оставив экипаж, государь император в сопровождении своей свиты быстро пошел к Чембару пешком8. В полуверсте от города государя встретил начальник внутренней стражи, подпоручик Грачев, переведенный из Измайловского полка, где он служил фельдфебелем.
-- Знаю, что желаешь, да вот, брат, не здоровится! -- и государь указал на больную руку.
-- Бог милостив, Ваше Величество; будем молиться!
-- Да, молитесь! -- ответил задумчиво государь и молча пошел дальше.
Помещение для государя приготовлено было в новом училищном здании9. Устроивши государя в этом помещении, нужно было позаботиться и о скорейшей медицинской помощи. Но лейб-медик со всем штатом находился в то время за 280 верст, в Тамбове, а чтобы вызвать его, нужно было, следовательно, прождать не менее 2-х суток, между тем как помощь требовалась немедленная10.
Призван был единственный чембарский врач -- некто Цвернер, который от смущения и робости до того растерялся, что долгое время никак не мог справиться с бинтами11. Государь старался всячески ободрить его. Наконец, рука государя была забинтована, да так искусно, что прибывший через два дня придворный доктор был просто поражен искусством уездного врача {Впоследствии Цвернер был вызван в С.-Петербург и определен лейб-медиком Его Императорского Величества -- примеч. автора.}.
За удачной операцией выздоровление государя пошло довольно быстро, так что через 8 дней он был в состоянии продолжать свое путешествие12. Пред отъездом 7-го сентября, накануне Рождества Пресвятыя Богородицы, государю угодно было принести благодарение Господу по случаю своего выздоровления и выслушать в своем помещении всенощную. Призван был местный о[тец] протоиерей и причетник. С робостию произнес о. протоиерей обычное начало всенощной, а когда вместо голоса своего причетника вдруг услышал чистый, гармонический бас самого государя, то до того смутился, что совершенно позабыл даже самый порядок службы.
-- "Приидите поклонимся" следует петь, -- напомнил государь, и служба, на которой государь сам и пел, и читал, пошла без перерыва.
Щедро награждены были служители церкви: о. протоиерей получил 500, а причетник 200 руб. асс[игнациями].
Между тем, ямщик, везший государя в Чембар, во время болезни его был арестован и над ним производилось следствие, которое, однако же, ничего не выяснило; ямщики заперлись: "Знать не знаем, ведать не ведаем!" И подозрение во всем этом пало на солдата Байгузова. Правда, Байгузов находился при катастрофе, -- он первый помог государю высвободиться из неприятного положения, за что и получил в благодарность от государя "синенькую", т. е. 5 руб. асс[игнациями]. Но чтобы Байгузов действительно послужил главной причиной несчастия с государем, этого не доказано. Притом, весьма странным кажется и то обстоятельство, что кучера при допросе совсем не указывали на Байгузова как на главного виновника катастрофы.
Не менее сомнительного свойства и другое объяснение, будто катастрофа произошла от того, что задремал кучер; сомнительно и даже невероятно, чтобы кучер мог допустить такую капитальную оплошность, зная, кто вверен его охранению.
Дело было несколько иначе, и всю суть дела я узнал случайно, спустя уже несколько лет после описанной катастрофы.
В мае 1843-го года я поступил священником в село Кутлю Мокшанского уезда, где и пробыл священником почти до конца 1848-го года. Имение это принадлежало г. Дяткову и Легошину. Происшествие с государем императором было еще в свежей памяти очень у многих. Тут-то я случайно узнал, что Абаронов, Суханов и Голубев, о которых я говорил как об очевидцах и даже действующих лицах катастрофы, были прихожанами именно моего прихода. Времени со дня катастрофы прошло уже довольно, а интерес мой узнать истину от самих очевидцев был силен. Но сколько я ни расспрашивал ямщиков, толку от них не мог добиться никакого. Как только дело касалось больного места, всегда получался один и тот же ответ: "Знать не знаем, ведать не ведаем".
Между тем, я заметил, что от Абаронова и его семейства его односельчане от мала до велика как-то сторонятся, бегают как от каких-нибудь зачумленных, презирают их, хотя в то же время титулуют самого Абаронова "царским форейтором". Что это? Простая ли насмешка над Абароновым, или в ее происхождении таятся какие-нибудь серьезные данные? У меня закралось сомнение: правда ли, что падение экипажа государя императора было делом простой случайности? Любопытство мое росло, но добиться я ничего не мог, пока, наконец, не помог мне простой случай. Идя раз по селу, я встретил ямщика Голубева, как говорится, "под хмельком" и с выражением страшного неудовольствия на лице.
-- Что ты такой сердитый? -- спросил я его.
-- Да вот, -- отвечал он мне, -- опоздал придти на станцию и через это прозевал гон.
-- Кто же перебил у тебя? -- говорю.
-- Форейтор царский, каналья Абаронов, -- и Голубев при этом сплюнул. Видя в нем возрастающий гнев на Абаронова и вспомнив, что и Голубев был
действующим лицом при падении государя императора, я, надеясь что-нибудь от него выпытать по этому поводу, стал его подзадоривать против Абаронова. Между прочим кольнул его самолюбие и тем, что Абаронов-де все-таки царский форейтор, а он, Голубев, простой ямщик.
-- Не понимаю, -- сказал я, продолжая с ним беседу, -- почему вы, как бы в насмешку и с презрением называете Абаронова царским форейтором? Ведь это вовсе не позор, а честь и даже большая честь Абаронову...
Голубев только кусал с досады губы и молчал.
-- Скажи, пожалуйста, -- продолжал я, -- дело уже прошлое, -- верно, экипаж государя упал не случайно, а есть тому какая-нибудь причина, которую вы почему-то скрываете, иначе вы не смеялись бы над Абароновым.
Голубев вдруг остановился, вздохнул и проговорил: "Эх, батюшка, вы священник, да и дело-то уже, действительно, прошлое; вам бы я, пожалуй, и сказал, да мы все трое дали зарок не говорить об этом никому. Ну, да была -- не была, -- продолжал Голубев, возвысив голос и махнув рукой, -- вам расскажу все до капли, все равно как на духу: тут виноват во всем Абаронов, и как мы допустили этому случиться, и сами не знаем. Вот как это дело было.
Когда приказано было закладывать лошадей под экипаж государя императора, смотритель станции, а потом и сам царский кучер строго-настрого наказали нам закладывать лошадей молча -- разговаривать и даже шептаться было строго запрещено, а тем более было запрещено гаркать и свистать дорогою на лошадей. Закладывать лошадей для нас, конечно, было дело привычное, дело одной минуты; форейторские лошади были Абаронова и Суханова. Абаронова лошадь, признанная знатоками-ямщиками за сильнейшую, была приезжена и приучена под седло, а Суханова лошадь -- послабее, приучена была ходить под рукой форейтора. Лошади приучены были отлично и на своих местах всегда шли прекрасно, так что если бы они запряжены были как следует, то ничего бы и не случилось. Но тут-то вот и вышла история! Заложив дышловых, мы увидели, что Абаронов сплутовал и вместо своей привычной лошади оседлал лошадь Суханова, которая к седлу была непривычна, да и слабее Абароновой, как я уже говорил. Видя такую проделку Абаронова, мы с Сухановым просто помертвели от страха, отлично зная, что своей лошади ему не сдержать под рукой, а лошадь Суханова не выдержит езды под седоком. Сказать же об этом смотрителю станции или царскому кучеру мы не могли, потому что говорить нам было запрещено. И наши опасения, действительно, сбылись. Как только мы стали съезжать под горку и стали осаживать разгоряченных лошадей, лошадь Абаронова, как разгоряченная более всех остальных, стала рваться и забегать вперед. Абаронов силился сдерживать ее, но, растерявшись от своей оплошности, сделать этого уже не смог, и его лошадь рвалась и рвалась вперед, пока наконец не смяла подседельную и не потащила за собою корневых. Экипаж с дороги сбился, от неожиданного поворота накренился на бок и упал, а с ним и государь император".
-- Вот что я слышал от Голубева, брата его и от Суханова, -- закончил свой рассказ мой дядя. Чтобы проверить этот рассказ, я неоднократно расспрашивал о том же и Абаронова, но сознания добиться от него долго не мог. Всю суть дела Абаронов раскрыл уже на смертном одре при посторонних лицах. Рассказ его вполне согласовался с рассказом Голубева с Сухановым.
-- Мой грех, -- говорил умирающий Абаронов, -- враг меня попутал, пожалел свою лошадь, думал, что управлюсь и так. Кабы знал да ведал, что случится такая оказия, лучше бы задушил свою лошадь, чем принимать на себя такой грех.
Форейтор Абаронов умер в 1848 году от холеры, вполне примиренный с своей совестью чистосердечным раскаянием в своем необдуманном поступке.
Училищное здание, где имел временное пребывание государь император, обращено в церковь, а дом смотрителя -- в пансион для 10 бедных дворянских детей.
В консисторском указе, полученном благочинным В. А. Керским чрез Н[ижне]-Ломовское правление дух[овного] училища 11-го мая 1838 года, писалось так: "Пензенская духовная консистория слушали указ Святейшего Правительствующего Синода, последовавший от 31 декабря 1837 года к Его Преосвященству, Амвросию Пензенскому и Саранскому и кавалеру13, в коем прописано, что Святейший Правительствующий Синод слушали предложение г[осподина] синодального обер-прокурора и кавалера графа Николая Александровича Протасова14, следующего содержания: "г[осподин] министр внутренних дел15 сообщил ему, обер-прокурору, что дворянство Пензенской губернии на бывших в феврале того 1837 года дворянских выборах составило постановление, чтобы в ознаменование Высочайшего Его Императорского Величества посещения Пензенской губернии в 1836 году и в воспоминание выздоровления Его Величества учредить на счет всего дворянства в г. Чембаре при уездном училище пансион для 10 бедных дворянских детей; сверх сего в доме, где Его Императорское Величество изволил иметь пребывание, устроить домовую церковь, для отправления в оной во все торжественные и праздничные дни службы и молебствия о драгоценном здравии государя императора и всего августейшего дома; для сего дворянство предположило собрать со всех помещичьих имений по числу владеемых душ единовременно 32 тысячи рублей на устроение церкви и помещения для воспитанников, и ежегодно по 5 тысяч рублей на содержание их и служителей и на жалованье священнику с причтом, предоставляя себе при выборах составлять положения о прибавках потребной суммы в случае существенной на то надобности. Вследствие сего по предварительному соглашению с господином министром народного просвещения16 г[осподин] статс-секретарь Блудов представлял помянутое постановление Пензенского дворянства на усмотрение Комитета гг. министров. Ныне государь император по положению Комитета изволил изъявить Высочайшее соизволение на приведение в действо означенного постановления Пензенского] дворянства с тем, чтобы предполагаемый сбор денег с помещиков производим был тем же порядком, какой установлен дополнением к 512 ст. продолжения 4 тома устава о земских повинностях для сбора денег, жертвуемых дворянством на учреждение и содержание пансионов при гимназиях"17. При сем последовало собственноручное Его Императорского Величества повеление: "Благодарить чрез министра внутренних дел". О сем высочайшем соизволении он, г[осподин] обер-прокурор, объявляет к сведению Святейшему Синоду"18.
Церковь, освященная в том же 1838 году в честь праздника Рождества Пресвятыя Богородицы19, существует и до сих пор, а пансион в конце пятидесятых годов упразднен.
Публикуется по: РО ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 4282. 12 л. Ноябрь 1887 г. Автограф Н. А. Докучаева.
1. Священник с. Домосердок А. Трский -- вероятно, А. И. Троянский -- автор воспоминаний, помещенных ниже.
2. Отставной унтер-офицер Байгузов возвращался в родное село и случайно оказался поблизости от места происшествия.
3. Село Кевдо-Вершина находилось в 14 верстах от Чембара и в 17 верстах от последней почтовой станции Мачалейки, через которую проехал государь.
4. В селе Старая Кутля Мокшанского уезда Пензенской губернии, через которое проходила почтовая дорога из Пензы в Москву, находилась большая почтовая станция.
5. В Кевдо-Вершину император прибыл уже после полуночи.
6. В бюллетене о здоровье государя сообщалось, что несчастный случай произошел в 5 верстах от Чембара.
7. У государя была сломана левая ключица вблизи грудины.
8. Как таковой свиты не было. В коляске по правую руку от Николая I ехал его постоянный спутник, шеф жандармов, главный начальник III Отделения, командующий Императорской Главной квартирой, генерал-адъютант граф А. X. Бенкендорф, который отделался легким ушибом. На козлах экипажа сидели ямщик и камердинер государя, сильно пострадавший при падении.
9. Николай I расположился в доме уездного училища, состоявшем из трех классных комнат, зала и прихожей.
10. Николай Федорович Арендт (Аренд) (1785--1859) -- лейб-медик (1829--1839), ехал вслед за государем на расстоянии одной станции.
11. Оставшись довольным сделанной чембарским уездным врачом Федором (Фридрихом) Христиановичем Цвернером перевязкой, император поручил ему дальнейшее лечение своей болезни, которое проходило под наблюдением Н. Ф. Арендта. В награду за лечение императора Цвернеру было выплачено 2 тысячи рублей и 5 тысяч рублей отпущено на строительство больницы, которая существует и сейчас как Белинская центральная районная больница. Лекарь Цвернер не стал лейб-медиком, как считает автор, но, действительно, был переведен в Петербург, где служил одним из врачей для пользования больных чиновников Придворного ведомства, а затем младшим врачом при госпитале Придворной конюшенной конторы Министерства императорского двора. Цвернер закончил службу в чине надворного советника, кавалером ордена Св. Анны 3-й степени.
12. Происшествие случилось в ночь на 26 августа, а 8 сентября в 9 часов утра император выехал из Чембара, пробыв в нем ровно две недели.
13. Амвросий (Морев) (1783--1854) был епископом Пензенским и Саранским в 1835--1854 гг.
14. Граф Николай Александрович Протасов (1798--1855) -- обер-прокурор Святейшего Синода в 1836--1855 гг.
15. Министром внутренних дел в 1832--1839 гг. был упомянутый ниже статс-секретарь Дмитрий Николаевич Блудов (1785--1864).
16. Министром народного просвещения в 1833--1849 гг. был Сергей Семенович Уваров (1786--1855).
17. См.: Положение Комитета министров 19 мая 1836 г. "О порядке сбора сумм, жертвуемых дворянством на содержание пансионов при гимназиях" (ПСЗ II. No 9184).
18. См.: Постановление Комитета министров от 14 декабря 1837 г. "Об учреждении пансиона при чембарском уездном училище" (Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1875. Т. II. Отд. 2. No 591).
19. Николай I выехал из Чембара в день праздника Рождества Пресвятой Богородицы, считавшийся днем его выздоровления. На месте комнаты, служившей императору кабинетом, был сооружен алтарь.