Оболенский Леонид Егорович
Ответ на возражения г. Струве

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Отвѣтъ на возраженія г. Струве *).

*) Русская Мысль, кн. II, 1896 г.

   Г. Струве нашелъ нужнымъ сказать "нѣсколько словъ" (занимающихъ, однако, четырнадцать страницъ) по поводу моей статьи Новый расколъ въ нашей интеллигенціи. Радуюсь тому, что редакція нашла возможнымъ дать мѣсто его возраженію на страницахъ своего журнала: это отнимаетъ у г. Струве возможность повторять жалобы, сдѣланныя въ его книгѣ, на отказы редакцій давать мѣсто его статьямъ; такимъ образомъ устраняется одно изъ неудобствъ для критиковъ и снимается съ г. Струве "мученическій" ореолъ невольнаго молчанія. Я вынужденъ сказать "нѣсколько словъ" о возраженіяхъ мнѣ молодого экономиста. Къ сожалѣнію, мнѣ придется гораздо меньше возражать г. Струве по существу, чѣмъ возстановлять то, что онъ у меня исказилъ и переиначилъ. Дѣло въ томъ, что "по существу" онъ въ своемъ "возраженіи" сказалъ также мало, какъ и въ своей книгѣ: я уже говорилъ, что г. Струве нигдѣ и ни единымъ словомъ не формулируетъ въ ней своихъ собственныхъ идей, а нанизываетъ ряды цитатъ изъ своихъ нѣмецкихъ учителей. Теперь г. Струве, признавая этотъ фактъ, говоритъ, что это "его метода изложенія" (стр. 104). Да, вѣдь, и я не утверждалъ, что это -- не его "метода"; пусть она -- только "метода", но она лишаетъ критиковъ удовольствія возражать г. Струве, такъ какъ имъ неизвѣстно, что думаетъ самъ авторъ; за то г. Струве эта "метода" даетъ удовольствіе заявлять, наприм., что г. Оболенскій "не точно выразилъ его мысль", "не понялъ его", "навязалъ ему" etc., etc. Вотъ, наприм., образчикъ его "методы": развивая положеніе, которое тутъ же называетъ "существеннымъ разногласіемъ" между нимъ ("нами", говоритъ онъ) и его ("нашими") противниками" (стр. 163), онъ излагаетъ его такъ: "основаніе артельно-общинныхъ хозяйствъ въ сочетаніи съ теоретическимъ переживаніемъ капитализма, по мнѣнію г. Оболенскаго, даетъ возможность избѣгнуть капиталистической стадіи. Теоретическія предпосылки этого плана не новы: на Западѣ онѣ давно подвергнуты критикѣ и не устояли противъ нея" и т. д., и т. д. на цѣлой страницѣ идетъ перечисленіе "положеній", а не доводовъ излюбленныхъ имъ критиковъ.
   Зачѣмъ доводы? Въ священныхъ книгахъ нѣмецкихъ учителей г. Струве съ этимъ покончили,-- ну, и дѣло съ концомъ! Не нужно не только приводить доводы авторитетовъ,-- чтобы русскій читатель могъ судить, насколько они примѣнимы къ его жизни и ея условіямъ,-- не нужно даже называть по именамъ этихъ критиковъ! Читатели должны вѣрить г. Струве на слово. И послѣ-то этого г. Струве огорчается, что я называю его правовѣрнымъ догматикомъ! "Указаніе г. Оболенскаго на мою догматичность и несамостоятельность,-- говоритъ онъ,-- основано на недоразумѣніи: г. Оболенскій изъ-за моей методы изложенія просмотрѣлъ (?) то обстоятельство, что я въ своихъ "Замѣткахъ" гораздо меньше Бельтова слѣдую за Марксомъ и Энгельсомъ" (стр. 104). Обстоятельство, дѣйствительно, важное, хотя г. Струве совершенно напрасно меньше слѣдуетъ Марксу и Энгельсу: у нихъ многому можно бы было научиться. А "просмотрѣлъ ли я это обстоятельство", видно изъ слѣдующаго: я выставилъ противъ г. Струве письмо Маркса къ редактору Отечественныхъ Записокъ. Значитъ, я зналъ, что онъ противорѣчивъ великому экономисту, но только я позволялъ себѣ объяснять это "обстоятельство" не тѣмъ, что г. Струве меньше Бельтова держится Маркса, а тѣмъ, что онъ запутался въ отдѣльныхъ цитатахъ и не ассимилировалъ ихъ, а потому безпрестанно впадаетъ въ противорѣчія съ учителемъ,-- т.-е. впадаетъ не онъ собственно, такъ какъ самъ онъ отъ себя ничего не говоритъ, а просто приводимыя имъ цитаты безпрестанно противорѣчатъ одна другой. Въ своемъ возраженіи мнѣ г. Струве долженъ всячески изворачиваться, чтобъ объяснить эти противорѣчія; наприм., по вопросу о раздѣленіи труда (см. стр. 108 и 109) онъ говоритъ: "критикуя мои взгляды на раздѣленіе труда, г. Оболенскій видитъ только одну сторону дѣла и закрываетъ глаза (помилуйте, и не думалъ!) на другую, не менѣе существенную. Онъ подхватываетъ (?) цитируемыя мною слова Зиммеля о томъ, что раздѣленіе труда можетъ проявлять дѣйствіе, понижающее мышленіе и волю, и побиваетъ меня слѣдующимъ разсужденіемъ..." Пропускаю то, какъ я "побиваю" г. Струве, и читаю дальше: "въ моей книжкѣ,-- продолжаетъ онъ,-- г. Оболенскій могъ бы найти не только соображенія Зиммеля, но и одно мое собственное, которое я по существу считаю не менѣе важнымъ". Сейчасъ я приведу это соображеніе и покажу, что оно есть только испорченная перефразировка Зиммеля,-- почему я и не приводилъ его въ моей статьѣ,-- но сперва возстановлю еще одно искаженіе: въ примѣчаніи къ той же страницѣ г. Струве пишетъ: "Г. Оболенскій понимаетъ слова Зиммеля въ томъ смыслѣ, что раздѣленіе труда низводитъ мышленіе и волю до самаго низшаго уровня. По подобное положеніе требуетъ еще весьма серьезной провѣрки. Мнѣ оно въ той общей и абсолютной формѣ, въ которой его выставляетъ г. Оболенскій, представляется прямо невѣрнымъ". Весьма удобный способъ полемики! Представьте себѣ, что я никогда ничего подобнаго не говорилъ. Выписавъ на 40 стр. (Р. М., VIII) цитату Зиммеля буквально, я, въ моемъ дальнѣйшемъ изложеніи, замѣнилъ длинную и варварски переведенную фразу: "но это понижающее личность обстоятельство (раздѣленіе труда), главнымъ образомъ, вліяетъ на мышленіе и волю", короткою фразой: "понижаетъ волю и мышленіе"; фраза же: "до самаго низшаго уровня" придумана и выдана за мою г. Струве, вѣроятно, для удобства полемики. Отдавая на судъ читателя этотъ пріемъ, выпишу теперь параллельно то, что г. Струве считаетъ "одною своею собственной мыслью", и то, что говоритъ Зиммель. Это приведетъ насъ къ довольно веселымъ результатамъ.

Зиммель:

   Только при значительной дифференціи общества возможна многосторонняя личность, ибо, хотя, при значительной спеціализаціи занятій, личность живетъ въ болѣе односторонней атмосферѣ, чѣмъ при слабомъ раздѣленіи труда, но это понижающее личность обстоятельство, главнымъ образомъ, вліяетъ на мышленіе и волю индивидуумовъ, тогда какъ чувствованія возбуждаются въ сильно дифференцированной личности, въ средѣ другихъ также сильно дифференцированныхъ личностей, а они-то и имѣютъ особое значеніе для субъективнаго сознанія (Кн. Струве, стр. 37; моя статья, стр. 40).

Струве:

   Занятія спеціализируются, но, вѣдь, спеціализація не ведетъ къ полному ихъ обособленію, между спеціальностями существуетъ связь, хотя бы та, что одна должна пользоваться услугами другой. Отдѣльныя личности, въ большей или меньшей степени, становятся участниками этого болѣе разнообразнаго богатаго содержанія (Кн. Струве, стр. 38).
   Сравнивъ слова Зиммеля съ словами г. Струве, читатель убѣдится, что г. Струве взялъ у Зиммеля его мысль, выбросивъ конецъ ея и замѣнивъ короткую фразу "въ средѣ другихъ сильно дифференцированныхъ личностей", болѣе конкретной формой: "между спеціальностями существуетъ связь" и т. д. Но при этомъ у мысли Зиммеля исчезла вся ея опредѣленность, замѣнившись обычною для г. Струве неопредѣленностью: у Зиммеля ясно, въ чемъ дѣло: хотя раздѣленіе труда и дифференцируетъ личность, но это, понижая мышленіе и волю, ведетъ къ развитію чувствованій важныхъ для развитія сознанія, а происходитъ отъ дифференцированной среды, т.-е. отъ общенія съ другими дифференцированными личностями. Противъ этого можно спорить, какъ я и сдѣлалъ въ статьѣ, но мысль тутъ выражена опредѣленно. Г. Струве замѣнилъ эту ясную часть идеи Зиммеля ничего не говорящимъ общимъ мѣстомъ: "личности становятся участниками болѣе разнообразнаго, богатаго содержанія". Но, вѣдь, содержаніе можетъ быть дано или для чувства, или для воли, или для мысли. Если г. Струве имѣлъ въ виду болѣе богатое содержаніе для чувства, онъ повторялъ только мысль Зиммеля, и тогда въ чемъ же "одна его собственная мысль?" Развѣ въ томъ, что онъ ясное сдѣлалъ неяснымъ? Если же онъ имѣлъ въ виду "содержаніе для мысли и воли", то онъ, значитъ, споритъ противъ Зиммеля. Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же онъ раньше ссылался на него? И какъ мы съ вами, читатель, можемъ узнать, въ чемъ состояла эта "одна собственная мысль" г. Струве, если онъ такъ старательно скрылъ ее отъ міра? Мы еще встрѣтимся дальше съ такими же образцами "методы" г. Струве. Я этимъ разборомъ хотѣлъ показать, до какой степени мысли почтеннаго автора неуловимы, т.-е. до какой степени невозможно спорить съ нимъ по существу. Странно также спорить по существу и противъ надерганныхъ имъ клочковъ изъ разныхъ писателей, изъ которыхъ г. Струве сшилъ пестрое одѣяло своей пресловутой книги. Не оспариваю, что это "его метода", но тогда пусть не жалуется (на стр. 101), что я критикую его "частные взгляды съ точки зрѣнія не его принциповъ, а своихъ!" Старался я отыскать принципы самаго г. Струве, но -- увы!-- читатель сейчасъ видѣлъ и еще увидитъ, возможно ли это. Вотъ почему мнѣ придется и теперь говорить больше о тѣхъ искаженіяхъ, на которыхъ построено все его возраженіе. Мнѣ, конечно, непріятно,если читатели Русской Мысли будутъ имѣть совсѣмъ превратное мнѣніе о моихъ взглядахъ и о моей статьѣ: вѣдь, они могли забыть ея подробности, такъ какъ она была напечатана шесть мѣсяцевъ тому назадъ. Возстановлять съ подлинными цитатами изъ моей статьи все, что у меня исказилъ г. Струве,-- работа непріятная, но я обязанъ ее сдѣлать и ради возстановленія моихъ положеній, и ради обрисовки полемическихъ пріемовъ г. Струве.
   Начнемъ съ того, что г. Струве, пообѣщавшись говорить "только обо всемъ важномъ" и только "по существу", начинаетъ такъ: "Г. Оболенскій, повидимому, полагаетъ, что имъ по вопросу объ экономическомъ развитіи Россіи высказанъ какой-то третій взглядъ, не совпадающій ни со взглядами народниковъ, ни съ мнѣніемъ ихъ критиковъ..." И вотъ этому-то "важному вопросу" о томъ, какъ я, "повидимому, полагаю" о своей статьѣ, посвящены первыя страницы! Къ нему не разъ возвращается г. Струве и въ другихъ мѣстахъ своего возраженія, стараясь доказать (на стр. 100, 102, 104, 105, 111 и др.), что "г. Оболенскій, внимательно осмотрѣвшись въ русской публицистической и экономической литературѣ, могъ бы цѣликомъ собрать изъ нея, винтикъ за винтикомъ, колесо за колесикомъ, весь механизмъ своего возраженія противъ Бельтова и комп..." Г. Струве хочетъ сказать, что я послѣдователь "его методы"? Я понимаю горячее желаніе г. Струве доказать это въ виду моего утвержденія, что его книжка состоитъ изъ лоскутковъ. Но онъ напрасно старался для этого читать въ моей душѣ, когда нужно и можно было читать въ моей статьѣ, на стр. 12, то, что я думаю объ интересующемъ его вопросѣ: "Особенность моего взгляда,-- говорю я,-- состоитъ въ томъ, что самъ я не рѣшаюсь сказать, пойдемъ ли мы непремѣнно направо, или непремѣнно налѣво (въ дѣлѣ развитія капитализма). Я думаю, это будетъ зависѣть отъ насъ самихъ, отъ нашей энергіи, сознательности, усилій, труда. Во всякомъ случаѣ, я своей точкой зрѣнія устраняю всякій оптимизмъ и квіетизмъ и возлагаю всѣ послѣдствія на само общество, на всѣхъ, кто въ немъ можетъ что-либо сдѣлать..." "Нельзя не сознаться, что народники идеалисты, успокоенные своими надеждами на русскія особенности, предались нѣкоторой дремотѣ. Но, къ сожалѣнію, экономическіе матеріалисты внесли во многія души новый квіетизмъ, увѣривъ, что шествіе капитализма есть "законъ", его же не прейдеши". Ботъ мой "третій" взглядъ. Итакъ, не нужно было гадать о томъ, что я "повидимому, думалъ" о своей статьѣ, а слѣдовало говорить о томъ, что я сказалъ вполнѣ точно и опредѣленно. Но тогда, быть-можетъ, и возраженія г. Струве не существовало бы. Одно можетъ служить къ нѣкоторому извиненію автора: онъ (за рѣдкими исключеніями) не утверждаетъ прямо, что я "такъ" думаю, когда совершенно очевидно, что я такъ именно не думаю; онъ обставляетъ это разными словечками, наприм. словечкомъ "повидимому, г. Оболенскій такъ думаетъ" (см. выше), или "какъ будто" и т. п. Вотъ, наприм., говоря о моей мысли относительно возможности "теоретическаго переживанія стадіи капитализма вмѣсто практическаго", г. Струве выражается такъ: "Г. Оболенскій ставитъ какъ бы (NB) знакъ равенства между продиктованнымъ матеріальною потребностью государства, заимствованіемъ европейскаго просвѣщенія при Петрѣ I и усвоеніемъ соціальныхъ идеаловъ, выросшихъ на совершенно опредѣленной экономической почвѣ и отрѣшенно отъ нея могущихъ существовать лишь въ головахъ немногихъ идеологовъ".
   Вѣдь, хорошо, что г. Струве говоритъ "какъ бы знакъ равенства"! Иначе ему было бы очень неловко прочесть слѣдующее: во-первыхъ, говоря о заимствованіи Петра I (а кстати и Японіи), я говорилъ не объ одномъ заимствованіи образованія, а также и "правовыхъ формъ, учрежденій" etc. (стр. 3); во-вторыхъ, я не ставилъ знака равенства для всѣхъ переживаній ни "какъ будто", ни вообще какъ-нибудь, а даже указывалъ неравенство экономическихъ переживаній съ другими переживаніями; это ясно каждому, кромѣ г. Струве, изъ слѣдующихъ словъ моихъ на 6 стр., гдѣ у меня сказано такъ: "Я готовъ согласиться съ нимъ (г. Бельтовымъ), что, быть-можетъ, одного теоретическаго переживанія, если бы на него и была надежда, еще недостаточно безъ важныхъ экономическихъ мѣропріятій", для того, чтобъ обойти въ Россіи стадію капитализма, etc. Далѣе я подробно указываю, особенно въ концѣ статьи, что для этого было бы нужно, и прибавляю: "Но я говорю объ этомъ выводѣ не какъ утопистъ... я только хочу выяснить себѣ и другимъ, всѣ теоретически-существующія возможности для избѣжанія капитализма, а затѣмъ предоставляю судить читателю, а также и всѣмъ тѣмъ, кто могъ бы практически сдѣлать эту возможность не мечтами,-- въ томъ числѣ и нашихъ народниковъ,-- какія возможности существуютъ de facto для того, чтобы капитализмъ не развился у насъ до своихъ послѣднихъ результатовъ" (стр. 9, кн. IX).
   Стало-быть, я даже не могъ ставить знака равенства между экономическими переживаніями и, наприм., народнымъ образованіемъ, но только не по тѣмъ соображеніямъ, которыя заняли въ головѣ г. Струве все мѣсто, не оставивъ даже уголка для чего-либо другого. Кстати, почему г. Струве не отвѣтилъ на тотъ существенный вопросъ, который я поставилъ г. Бельтову въ этомъ же мѣстѣ: "Марксъ, а за нимъ и Бельтовъ,-- говорю я,-- находятъ, что черезъ 15 лѣтъ послѣ освобожденія крестьянъ (когда Марксъ писалъ свое письмо) Россія могла обойти капитализмъ. Чѣмъ же доказано, что она не можетъ его обойти черезъ 34 года?" Но г. Струве больше занимаютъ вопросы о томъ, что я, "повидимому, думалъ"... Въ другомъ мѣстѣ, за просьбу "объяснить свои положенія", г. Струве буквально упрекаетъ меня въ "неясности мысли" (см. стр. 101). Я указываю на появленіе множества лицъ изъ буржуазнаго класса, которыя, однако, первыя сознали потребности рабочаго класса и, такъ сказать, создали сознательное движеніе этихъ классовъ; я говорю: "въ виду такихъ фактовъ, по меньшей мѣрѣ, слѣдовало бы объяснить, прежде чѣмъ утверждать, что личность является лишь "производной" своей соціальной группы..." И, вотъ, за этотъ вопросъ я оказался виновнымъ въ "неясности" мысли и даже въ томъ, будто бы я "не понялъ того, что говорится въ книжкѣ г. Струве о личности".
   Однако, посмотримъ, чего же я не понялъ? "Высказанное мною положеніе,-- пишетъ теперь г. Струве,-- говоритъ только о томъ, что личность является формальнымъ понятіемъ (?), содержаніе котораго дается изслѣдованіемъ соціальной группы" (здѣсь вносные знаки поставлены самимъ г. Струве, т.-е. до сихъ поръ шла цитата изъ его книги, а далѣе начинается новое объясненіе слова "соціальная группа"), "подъ которой,-- продолжаетъ авторъ,-- мною разумѣется не отдѣльный классъ, а вся соціальная среда" (?!). Конечно, было весьма трудно понять, какимъ образомъ то, что въ книгѣ; называлось "соціальною группой", теперь оказалось всей соціальной средой! Противъ вліянія на человѣка всей этой среды никто бы не спорилъ: вліяніе соціальной среды давнымъ-давно фигурируетъ даже въ плохихъ повѣстяхъ ("среда заѣла"), а вліяніе ея, напримѣръ, даже на искусство давнымъ-давно обосновано Тэномъ; при чемъ тутъ Марксъ и экономическій матеріализмъ?! Но если самъ г. Струве нашелъ теперь необходимымъ расширить понятіе "соціальной группы" (я полагалъ, какъ и всѣ, что это значитъ "классъ" или "сословіе") до понятія "всей соціальной среды", значитъ -- онъ самъ призналъ, что соціальная среда не опредѣляется одной "группой", въ смыслѣ класса, т.-е. создается не одними "экономическими или классовыми отношеніями"? Однако, значитъ ли это, что г. Струве отказался и отъ прежнихъ взглядовъ, и готовъ откровенно заявить объ этомъ? Нѣтъ. Онъ опять неуловимъ, какъ мотылекъ. Вотъ что вслѣдъ за этимъ онъ говоритъ: "конечно, психическое содержаніе (?) огромнаго большинства личностей опредѣляется ихъ принадлежностью къ тому или другому общественному классу. Но всегда находятся отдѣльныя личности, дѣйствующія въ интересахъ не того класса, къ которому они принадлежатъ по своему рожденію и воспитанію, именно потому, что въ отдѣльной личности могутъ перекрещиваться самыя разнообразныя соціальныя воздѣйствія, и отъ индивидуальной комбинаціи и количественнаго отношенія этихъ воздѣйствій зависитъ конечный результатъ, т.-е психическое содержаніе личности. Это нѣсколько сложнѣе того, что мнѣ навязываетъ г. Оболенскій" (стр. 102). Дѣйствительно сложнѣе!
   Здѣсь сперва "психическое содержаніе" зависитъ отъ принадлежности къ классу, а потомъ то же "психическое содержаніе" въ конечномъ результатѣ зависитъ "отъ разнообразныхъ соціальныхъ воздѣйствій", "индивидуальной комбинаціи воздѣйствій", т.-е. отъ настоящей абракадабры, которую г. Струве даже не пытается пояснить! Попробуемъ сдѣлать это за него. Посмотримъ: съ одной стороны "психическое содержаніе большинства личностей" дается "принадлежностью ихъ къ извѣстному классу", а съ другой "всегда могутъ быть личности, дѣйствующія не въ интересахъ своего класса". Это -- фактъ, а не объясненіе. Почему же могутъ возникать такія личности? Потому,-- отвѣчаетъ г. Струве, что "на нихъ дѣйствуютъ самыя разнообразныя соціальныя воздѣйствія". Почему же они, дѣйствуя на однихъ, не могутъ дѣйствовать на другихъ? "Результатъ,-- добавляетъ Струве,-- зависитъ отъ индивидуальныхъ комбинацій и количественнаго соотношенія этихъ воздѣйствій". Что это значитъ? Не напоминаетъ ли вамъ это того знаменитаго объясненія дѣйствія опіума, которое даетъ у Мольера докторъ: "опіумъ усыпляетъ, потому что имѣетъ усыпляющее дѣйствіе". Развѣ это отвѣтъ? Развѣ это такое объясненіе, которое требуется существомъ вопроса? А вопросъ, вѣдь, состоитъ въ томъ, можетъ ли быть совершенъ извѣстный шагъ въ прогрессѣ общественныхъ идей, чувствованій и т. д. безъ фактическаго переживанія извѣстныхъ классовыхъ интересовъ или экономической стадіи. Изъ отвѣта г. Струве слѣдуетъ, что "какъ бы" можетъ, но только въ меньшинствѣ. А если можетъ въ меньшинствѣ, то почему не можетъ въ большинствѣ? Вмѣсто прямого отвѣта, путаница словъ съ весьма неопредѣленнымъ значеніемъ: "индивидуальная комбинація", "количественное соотношеніе воздѣйствій" и т. д. Ну, прекрасно; да, вѣдь, дѣло-то въ томъ, можетъ ли вся эта абракадабра явиться у всѣхъ,-- у большинства? Если нѣтъ, то почему? Вѣдь, общая или, говоря по-вашему, "вся соціальная среда" у всѣхъ -- одна; различны -- классовыя условія. Значитъ не одинаковы -- "индивидуальныя комбинаціи" и "количественное отношеніе воздѣйствій" у разныхъ классовъ? Нѣтъ, вѣдь, тутъ вопросъ идетъ именно о тѣхъ людяхъ, которые идутъ противъ своего класса. Итакъ, въ чемъ же причина возникновенія лицъ, идущихъ противъ интересовъ своего класса? Въ особомъ строеніи или способностяхъ личности? Или въ ея знаніяхъ, просвѣщенности, морали и т. д.? Въ первомъ случаѣ, вы должны признать факторомъ прогресса личность -- какъ личность, а не какъ "формальное опредѣленіе", во второмъ,-- признать таковымъ же факторомъ или умственный моментъ, т.-е. знаніе, или же моральное состояніе личности,-- но все это вы отринули! Личность для васъ только "формальное опредѣленіе". Такимъ образомъ, я утверждаю, что вопросъ остается вопросомъ и что на отвѣтѣ, который дается экономическимъ матеріализмомъ г. Струве, нельзя строить никакихъ выводовъ, потому что онъ -- но отвѣтъ, а просто плагіатъ у мольеровскаго героя, опредѣлявшаго опіумъ. Я не противъ того, чтобы г. Струве имѣлъ какія ему угодно противорѣчія и догматы, я -- противъ того, чтобы выдавать ихъ за аксіомы, не требующія доказательствъ и могущія лежать въ основѣ окончательныхъ выводовъ, рѣшающихъ судьбы Россіи и милліоновъ людей (конечно, на словахъ!). Вотъ отчего нигдѣ въ моей статьѣ я не шелъ дальше просьбы "подумать", "разъяснить себѣ и другимъ", а потому г. Струве, приписывая мнѣ какой-то догматизмъ, противоположный его догматизму, просмотрѣлъ въ моей статьѣ все съ начала до конца, безуспѣшно отыскивая мой "третій взглядъ", что заставило его столько хлопотать и опровергать самаго себя, когда "рукавица была у него за поясомъ".
   Вотъ еще любопытный инцидентъ: г. Струве говоритъ, что я называю автора "философскихъ предубѣжденій" діалектическимъ матеріалистомъ, а потому де "не проникся духомъ этого писателя" (стр. 105). Хотя я нигдѣ и не обязывался "проникаться чьимъ либо духомъ", но такъ какъ г. Струве тутъ же увѣряетъ, что я "обрядился въ доспѣхи этого автора", то я, кажется, его понимаю: судя "по своей собственной методѣ изложенія", онъ полагаетъ, что указаніе на какого-либо писателя должно сопровождаться непремѣнно или "проникновеніемъ его духомъ", или "ряженіемъ въ его доспѣхи". Посмотримъ же, сколько тутъ извращеній истины въ одномъ маленькомъ эпизодѣ. Во-первыхъ, нигдѣ я. автора философскихъ предубѣжденій "діалектическимъ матеріалистомъ" не называлъ. Вотъ буквально все, что сказано мною по этому поводу (37 стр. кн. VIII): "существовали и существуютъ совершенно иные взгляды, и даже на той самой подкладкѣ "экономическаго матеріализма", котораго держится Энгельсъ, и эти взгляды принадлежатъ, между прочимъ, не какому-либо малоизвѣстному автору, а извѣстному русскому писателю". Дальше (на стр. 98) я добавляю: "этотъ авторъ самъ стоялъ на почвѣ экономическаго и даже діалектическаго матеріализма". Вотъ и все. Еслибъ г. Струве былъ знакомъ съ сочиненіями этого писателя, онъ зналъ бы, что выраженіе "стоялъ на почвѣ діалектическаго матеріализма", по отношенію къ этому автору, никакъ не значитъ, что онъ самъ былъ діалектическимъ матеріалистомъ. Вѣдь, передъ той цитатой, которую я привелъ изъ этого автора, онъ прямо говоритъ, что онъ "не сторонникъ философіи Шеллинга, Гегеля и діалектическаго метода, но воспользуется имъ, какъ орудіемъ своихъ противниковъ, а въ то же время и противниковъ общины". Такъ вотъ, г. Струве, почему я сказалъ, что этотъ авторъ стоялъ на почвѣ діалектическаго матеріализма!
   Г. Струве говоритъ дальше: "Знаменитый публицистъ 60-хъ годовъ, правда, твердо усвоилъ себѣ начала нѣмецкой идеалистической философіи XIX в., поэтому эпитетъ "діалектическій" можетъ быть признанъ за нимъ. Онъ былъ, такимъ образомъ, діалектикомъ и матеріалистомъ, но онъ не былъ діалектическимъ матеріалистомъ въ смыслѣ Маркса и Энгельса". Рѣшивъ отсюда, что "знаменитый публицистъ" представлялъ эстетически-законченный типъ раціоналиста, г. Струве кончаетъ такимъ приговоромъ мнѣ: "называть автора Очерковъ гоголевскаго періода "экономическимъ матеріалистомъ" нѣтъ никакого основанія!" Ахъ, г. Струве, да я-то тутъ при чемъ? Совершенно вѣрно! И я это утверждаю первый. Подведемъ же итогъ этому эпизоду: 1) Вслѣдствіе незнакомства съ сочин. этого автора, г. Струве навязалъ мнѣ то, чего я не говорилъ. 2) Вслѣдствіе того же незнакомства съ цитированнымъ.мною сочиненіемъ, онъ, на основаніи моей цитаты, зачислилъ ея автора въ "діалектики", не подозрѣвая, что выписанное мною діалектическое мѣсто оговорено ранѣе авторомъ, какъ орудіе противниковъ, которымъ авторъ пользуется, не признавая его по существу. 3) Не преступленіе, если г. Струве и не читалъ этого автора, а бѣда въ томъ, что, не зная его, онъ позволяетъ себѣ не только смѣло классифицировать его въ группу "раціоналистовъ", но и упрекать меня въ томъ, что я не "усвоилъ себѣ его духа!" Но г. Струве защитилъ (отъ моего "недостаточнаго проникновенія духомъ") не только автора 60-хъ годовъ, но и современнаго публициста, г. Михайловскаго. Раньше онъ игнорировалъ перваго и почти неприлично бранилъ второго. Конечно, и защита имъ г. Михайловскаго не менѣе удачна. Вотъ она: Г. Оболенскій, въ пылу увлеченія побѣдой, очень ужъ хватаетъ черезъ край. Доказавъ, что я разсуждаю не научно и не логично, онъ заявляетъ, что я придерживаюсь ультрасубіективнаго метода. Но развѣ всякое ненаучное и нелогичное разсужденіе основывается на "субъективномъ методѣ"? (NB. Обратите вниманіе, читатель, на этотъ дивный силлогизмъ: человѣку говорятъ: ты не наученъ, не логиченъ и улѣтрасубъективенъ; онъ изъ этого строитъ такой выводъ: стало-быть всякое ненаучное и нелогичное разсужденіе основывается на "субъективномъ методѣ"! Я уже не говорю, что въ этомъ дивномъ выводѣ исчезло словечко "ультра"). "Утверждать это,-- продолжаетъ г. Струве,-- это значитъ мыслить по способу, тоже насколько мнѣ извѣстно, предусмотрѣнному въ элементарныхъ учебникахъ логики". (Совершенно вѣрно; но, какъ видѣлъ читатель, въ этомъ очаровательномъ силлогизмѣ повиненъ не я, а г. Струве, который ставитъ здѣсь на колѣни самого себя.) "Кстати,-- продолжаетъ онъ,-- г. Оболенскій совсѣмъ не понимаетъ, въ чемъ состоитъ такъ называемый "субъективный методъ" г. Михайловскаго" (откуда сіе?). "Онъ думаетъ, что эта метода сводится къ "увлеченію предвзятой гипотезой". (Здѣсь г. Струве не только ставитъ мои слова въ ковычки, но и выставляетъ въ скобкахъ 45 стр. До какой степени прекрасенъ этотъ пріемъ, читатель увидитъ сейчасъ.) "Передъ подобнымъ незнакомствомъ съ сочиненіями и идеями г. Михайловскаго,-- восклицаетъ онъ,-- приходится просто руками развести". Откуда тутъ взялся г. Михайловскій и его сочиненія?! Посмотримъ, что же такое мною было сказано на стр. 45? А вотъ что: "мы видѣли, что всѣ эти наделщы (г. Струве) построены на ошибочномъ методѣ post hoc, ergo propter hoc (послѣ чего-нибудь, значитъ вслѣдствіе этого чего-нибудь) и на игнорированіи фактовъ, которое зависало (NB) отъ чисто-субъективнаго пріема мысли, отъ увлеченія предвзятой гипотезой". Что зависимо? Игнорированіе фактовъ, а не пріемъ post hoc и т. д., который зависитъ не отъ чего иного, какъ отъ неумѣнья мыслить? Г. Струве не замѣтилъ, что придаточное предложеніе начинается у меня словами "которое зависимо", а не "которыя зависима", и отнесъ его къ обоимъ понятіямъ, т.-е. и къ пріему post hoc, и къ игнорированію фактовъ!! Я не виноватъ, что онъ забылъ синтаксисъ.
   Въ-2-хъ, употребленное у меня выраженіе "ультрасубъективный пріемъ мысли" онъ замѣнилъ выраженіемъ "субъективный методъ въ соціологіи", такимъ образомъ и оказалось, что я, разговаривая о пріемахъ мысли г. Струве, обидѣлъ г. Михайловскаго! Теперь вы видите, что г. Михайловскій и его "субъективный методъ въ соціологіи" тутъ не при чемъ! Дѣло идетъ только о г. Струве, объ "ультрасубъективномъ пріемѣ его мысли", а не о "субъективномъ методѣ въ соціологіи", котораго я и не касался {Правда, въ другомъ мѣстѣ моей статьи и совсѣмъ по другому поводу встрѣчается слѣдующее выраженіе: "въ виду такихъ фактовъ, которые, по меньшей мѣрѣ, слѣдовало бы объяснить, прежде чѣмъ утверждать, что личность является лишь "производной" своей соціальной группы, я полагаю, что это положеніе авторовъ "строится не научнымъ методомъ, а тѣмъ самымъ "субъективнымъ методомъ", надъ которымъ они трунятъ у г. Михайловскаго" (стр. 39, кн. IX). Здѣсь я и не думалъ нападать на г. Михайловскаго или считать его методъ не научнымъ; дѣло-то въ томъ, что гг? Струве и Бельтовъ противополагали свой методъ,-- называемый ими научнымъ,-- методу г. Михайловскаго, научность котораго они вышучивали. Я показываю имъ, что въ этомъ вопросѣ они идутъ тѣмъ же субъективнымъ методомъ, и если считали его ненаучнымъ и смѣялись надъ нимъ, то смѣялись прежде всего надъ собой. Вотъ и все.}. Все это г. Струве напуталъ, чтобы поссорить меня не только съ мертвыми, но и съ живыми.
   Г. Струве пишетъ въ другомъ мѣстѣ: "Г. Оболенскій твердо знаетъ что разсуждать по формулѣ post hoc, ergo propter hoc не годится. Вмѣсто этой формулы (?) онъ рекомендуетъ методъ "умственной изоляціи", напримѣръ экономическихъ порядковъ и политическихъ учрежденій {Надо замѣтить, что этотъ методъ, но только подъ другимъ именемъ ("абстрактнаго"), рекомендуетъ самъ учитель г. Струве, Карлъ Марксъ (см. Капиталъ, стр. X, изд. 1872 г.).}. Но я думаю, что сія послѣдняя лесть горше первой и способна надѣлать много вреда" (стр. 107). Что на это сказать? Неужели объяснять, что правило "post hoc" есть непростительное нарушеніе элементарной логики? Вотъ это-то элементарнѣйшее требованіе отъ мышленія вообще г. Струве ставитъ рядомъ съ методомъ научныхъ изслѣдованій въ области соціологіи! Такъ какъ я назвалъ его методомъ "изоляціи" явленій, то авторъ не сообразилъ, что это -- просто анализъ сложныхъ явленій (или соединеній) для опредѣленія свойствъ или функцій ихъ составныхъ элементовъ (т.-е. каждаго элемента, взятаго изолированно), безъ чего въ наукѣ шагу ступить нельзя, такъ какъ невозможенъ дальнѣйшій научный синтезъ! Что этотъ методъ для г. Струве "еще горше", чѣмъ выполненіе элементарнаго требованія мысли (post hoc), и что въ его рукахъ, говоря его же словами, и этотъ методъ "можетъ надѣлать много вреда",-- въ этомъ я не сомнѣваюсь; вѣдь онъ не могъ справиться даже съ формулой "post hoc"!...
   Я обѣщалъ сказать два слова по существу и, конечно, не для г. Струве. Вотъ они. Основною мыслью моей статьи было, какъ сказано въ началѣ, устранить изъ обращенія тотъ квіетизмъ, то успокоеніе, которое можетъ быть вызвано какъ нѣкоторыми взглядами народниковъ (не всѣми, а нѣкоторыми), такъ и взглядами экономическихъ матеріалистовъ (тоже не всѣми, а четырьмя): 1) вѣрой въ неизбѣжность для Россіи пережить капиталистическую стадію, 2) вѣрой въ невозможность вообще достигнуть высшей стадіи, не переживъ капиталистической, 3) вѣрой въ происхожденіе идей только на классовой или экономической почвѣ, 4) проповѣдью различнаго отношенія къ земледѣльцу-крестьянину и къ промышленникуработнику.
   Не всѣ экономическіе матеріалисты раздѣляютъ эти четыре члена символа вѣры; кто не раздѣляетъ ихъ, пусть и не принимаетъ на свой счетъ того, что я скажу дальше. А скажу я вотъ что: заявляю разъ и навсегда, что я лично только въ предѣлахъ этихъ четырехъ догматовъ спорю "съ экономическими матеріалистами". Не называю ихъ здѣсь "марксистами", потому что мнѣ извѣстны многіе марксисты, не раздѣляющіе этихъ догматовъ: наприм. народники въ своихъ выводахъ, діаметрально противоположныхъ нѣкоторымъ выводамъ г. Струве, опираются, главнымъ образомъ, на Маркса и не заявляютъ, какъ г. Струве (см. выше), что они "менѣе слѣдуютъ" этому великому ученому, чѣмъ г. Бельтовъ и т. д. "Такимъ образомъ, если кто-нибудь, считающій себя такъ или иначе связаннымъ съ этими четырьмя членами символа вѣры, будетъ предполагать, что споря противъ нихъ я тѣмъ посягаю и на все остальное въ ихъ взглядахъ, они глубоко ошибутся. И эта ошибка произойдетъ отъ того, что они полагаютъ, будто бы къ этому "остальному" нельзя прійти иными путями, кромѣ тѣхъ, которыми пришли они. Всѣ пути идутъ "въ Римъ", говорили прежде; "всѣ пути ведутъ къ истинѣ", говорю я теперь, а то "остальное" въ разбираемой доктринѣ, противъ чего я не возражаю, мнѣ кажется "истиной". Къ этому добавлять нечего, если люди, считающіе мои доводы враждебными себѣ, не захотятъ насильственно не понять меня,-- если они, какъ г. Струве, не станутъ мнѣ приписывать, наприм., идеализацію современной {Кстати, эту идеализацію г. Струве приписываетъ и "публицисту 60-хъ годовъ", а мнѣ сообщаетъ, какъ новый свой взглядъ, что "исторія общины тѣсно связана съ исторіей закрѣпощенія крестьянства", и совѣтуетъ почитать объ этомъ. Еслибы г. Струве читалъ не однихъ своихъ нѣмецкихъ учителей, онъ зналъ бы, что "публицистъ 60-хъ годовъ" смотрѣлъ на дѣло еще дальше: онъ въ томъ же сочиненіи говоритъ, что община есть только "результатъ нашей экономической отсталости", что "гордиться ею нечего", но онъ умѣлъ различать принципъ отъ факта, потому что умѣлъ думать. Онъ говорилъ, что грядущая община возьметъ у теперешней только форму, вливъ въ нее новое содержаніе, и т. д.} крестьянской общины" (Струве, стр. 111). Опроверженіе это они найдутъ на стр. 46 и 47 (Русская Мысль, кн. VIII) и въ концѣ 7 стр., а также на 8 стр. моей статьи (Русская Мысль, IX); они не поймутъ меня и въ томъ случаѣ, если подобно Струве припишутъ мнѣ характеристику народничества, "какъ консервативнаго по существу" (Струве, стр. 113), что является также искаженіемъ слѣдующаго мѣста моей статьи: "если въ Европѣ, говорю я, уясненіе народу законовъ капитализаціи является дѣломъ, разрушающимъ данный, прочно установившійся порядокъ вещей, то у насъ, наоборотъ, сама капитализація является разрушающимъ началомъ, уничтожающимъ нашъ исконный строй, а выясненіе народу законовъ этого процесса и его послѣдствій (на Западѣ) является, наоборотъ, дѣломъ, сохраняющимъ старыя основы быта, то-есть разумнымъ консерватизмомъ" (стр. 11, кн. IX).
   Нужно было особенно стараться не понять смысла этой фразы, чтобы сдѣлать изъ нея тотъ выводъ, какой сдѣлалъ г. Струве, принявъ это мѣсто за "характеристику народничества, какъ консервативнаго по существу", а не за простое, наглядное доказательство въ пользу свободы науки и печати, какъ это очевидно для всякаго. А легко бы, вѣдь, понять (даже не понять, а только прочитать) то, что я говорилъ о "старыхъ основахъ быта", т.-е. объ общинныхъ и артельныхъ основахъ (по-латыни и по-французски переводится -- "принципахъ"). Развѣ г. Струве самъ-то противъ общиннаго принципа? Пусть скажетъ это откровенно, и тогда разговоръ съ нимъ пойдетъ по-иному. Но онъ, какъ мы уже могли убѣдиться, держится не идей, а какъ истинный догматикъ и схоластикъ, держится словъ; вотъ еще примѣръ: такъ же точно, какъ слово "консерватизмъ", его испугало и слово "государственный кредитъ". Это напоминаетъ мнѣ одного мальчика, который, побывавъ однажды у обѣдни, всѣ церкви называлъ обѣдней. По такому же не до разумѣнію, г. Струве думаетъ, что разбилъ меня, сказавъ, "критика (западно-европейская) подорвала тѣ предположенія, на которыхъ основанъ планъ вытѣсненія капитазма производительными товариществами" (стр. 113).
   Что я держусь не такого плана, что поддержку артелей я признаю важной для другихъ цѣлей, читатель найдетъ у меня на 12 стр., гдѣ я говорю: "Общій мой выводъ таковъ: во всякомъ случаѣ, тѣ условія, которыя я намѣтилъ, если они практически осуществимы (я это ставилъ въ зависимость отъ энергіи и сознанія самого общества), то лишь съ большою медленностью, и особенно первое изъ нихъ (возможность уяснить значеніе "старыхъ основъ" народу), а потому задачей русскаго общества должно быть пока укрѣпленіе нашихъ исконныхъ формъ производства, хотя бы мѣрами палліативными, лишь бы увеличить ихъ естественное сопротивленіе быстрому вторженію капитализма. Эта медленность его движенія дастъ выиграть время, дастъ новые опыты въ Западной Европѣ, дастъ возможность назрѣть и осуществиться сознанію тою значенія, какое имѣютъ наши исконныя формы экономическія (т.-е., конечно, ихъ принципъ) сравнительно съ западными, и въ крайнемъ случаѣ, смягчитъ для массы наступленіе капитализма, если оно окажет я неизбѣжнымъ по отсутствію другихъ условій".
   Отсюда понятно, какъ дико звучатъ для меня слѣдующія слова г. Струве: "развиваемая г. Оболенскимъ чисто-экономическая программа одолѣнія капитализма артельно-общинными хозяйствами при помощи государственнаго кредита свидѣтельствуетъ о томъ, что г. Оболенскій не тронутъ вреднымъ скептицизмомъ разныхъ экономическихъ маловѣровъ, въ родѣ Маркса и Родбертуса".
   Какъ это ядовито и какъ это фальшиво, если только не допустить мысли, что г. Струве не умѣетъ читать: вѣдь, у меня цѣлыя страницы посвящены тому, чтобъ убѣдить его самого именно въ значеніи не одного только экономическаго фактора въ прогрессѣ! Вѣдь, это онъ ожидаетъ всего отъ экономическаго фактора, т.-е. отъ развитія у насъ капиталистической формы производства. По его мнѣнію, "исторически невозможно, чтобы низшая ступень экономическаго развитія разрѣшила тѣ задачи и конфликты, которые возникли только на болѣе высокой стадіи развитія". "Стремиться къ разрѣшенію задачъ иной, совершенно чуждой формаціи было бы абсолютною нелѣпостью!" Итакъ, съ больной головы на здоровую (см. стр. 40 моей статьи).
   Я здѣсь говорилъ только отъ себя лично, и не потому, чтобы не разсчитывалъ на согласіе со мной кое-кого изъ другихъ противниковъ г. Струве, а потому, что вообще считаю весьма плохимъ пріемомъ говорить за другихъ и отъ именъ другихъ, прикрываясь щитомъ группы или кружка и т. п. Я отвѣчаю за себя самъ: если сказалъ плохо, то это плохое сказалъ я, и никто за мое плохое не отвѣтственъ. Печальнѣе всего въ полемикѣ послѣдняго времени то, что когда уличатъ кого-либо въ нелѣпости, онъ кричитъ: "Вы обижаете мой кружокъ, цѣлую европейскую партію, одобряемую всѣми хорошими людьми Европы, вы обижаете всѣхъ "страдающихъ" за эту идею", etc, etc. Какъ назвать такое прикрываніе своихъ чисто-личныхъ промаховъ мысли и знанія авторитетомъ великихъ именъ, великихъ принциповъ и великихъ дѣлъ? Какъ это ничтожно, трусливо, рекламно, какъ напоминаетъ другую среду, гдѣ нельзя высказать ни одного критическаго замѣчанія, чтобы васъ не обвинили въ оскорбленіи всѣхъ надворныхъ совѣтниковъ, или еще лучше "мундира!"...
   Дѣло идетъ о личной неспособности даннаго лица,-- при чемъ же тутъ идея, партія или мундиръ?

Л. Е. Оболенскій.

-----

   P. S. Въ заключеніе скажу, почему я считаю нужнымъ возражать противъ тѣхъ четырехъ догматовъ въ доктринѣ нашего экономическаго матеріализма, о которыхъ упоминалъ раньше. 1) Идея, что Россія должна неизбѣжно пережить капиталистическую стадію и 2) что, не переживъ ея, нельзя придти къ высшей стадіи,-- вредна для прогресса потому, что снимаетъ съ интеллигенціи всякую отвѣтственность за индифферентное отношеніе къ печальному положенію классовъ, обездоливаемыхъ капитализмомъ. Даже больше: логическій (для меня лично) выводъ изъ этихъ положеній долженъ быть невольно таковъ: "чѣмъ хуже положеніе этихъ классовъ, тѣмъ лучше, такъ какъ оно заставитъ быстрѣе созрѣть классовое сознаніе" etc. Я уже сказалъ, что это не единственное отношеніе экономическаго матеріализма къ этому классу; есть другое, вполнѣ правильное; но это другое правильное отношеніе имѣетъ въ виду отдаленное грядущее, а "пока солнце взойдетъ, роса глаза выѣстъ", и тѣ люди, которые страдаютъ теперь, не только его не увидятъ, и не только страдаютъ теперь, но, при господствѣ, наряду съ правильнымъ принципомъ, принципа "чѣмъ хуже, тѣмъ лучше", выраждаются, даютъ поколѣнія обезсиленныя физически, умственно и морально, а ужъ это какой же прогрессъ будетъ съ калѣками! И это не все: двѣ этихъ первыхъ идеи пораждаютъ извѣстное подобіе "фатализма" и неизбѣжный "квіетизмъ", слагая всякую моральную отвѣтственность и укоры совѣсти какъ за личное свое поведеніе, такъ и за то, что творится въ обществѣ. Будутъ и такіе, которые прикроются этими идеями для личной наживы, но тутъ сама идея не виновата, у всякой идеи бываютъ такіе лицемѣрные поклонники; я говорю здѣсь только объ искреннихъ поклонникахъ. Квіетизмомъ не будутъ охвачены изъ нихъ лишь тѣ немногіе, способные жертвовать собою, которые не останутся вдали отъ обездоленныхъ, въ качествѣ зрителей, а возьмутъ и на себя всю тяготу ихъ борьбы. Надѣяться, что такихъ будетъ много, невозможно. Еще одинъ вредъ этихъ двухъ первыхъ идей въ томъ, что онѣ, охвативъ умы, устраняютъ свободное исканіе иныхъ путей къ той же цѣли, суживаютъ изслѣдованіе, укладываютъ его на прокрустово ложе предвзятой теоріи, а въ то же время производятъ чисто-догматическую, сектантскую вражду противъ группъ, согласныхъ во всемъ остальномъ, кромѣ этихъ "символовъ" вѣры: старая истина, что единство есть источникъ могущества, а раздѣленіе -- слабости. Если же раздѣленіе сопровождается еще взаимной свалкой, то силы и совсѣмъ парализуются для всякой жизненной работы. И это только часть зла, но о другой пока умолчу {Мнѣ могутъ замѣтить, что, говоря противъ свалки, я самъ полемизирую, и не особенно любезно, съ г. Струве; но каждый, кто знакомъ съ моей первой статьей, не упрекнетъ меня въ недостаткѣ любезности къ оппонентамъ. Если теперь относительно г. Струве (и только его) я взялъ другой тонъ, то вы видѣли, можно ли меня упрекнуть за это.}.
   Что касается двухъ остальныхъ пунктовъ доктрины, а именно: 3) о зависимости идей отъ классовыхъ или экономическихъ условій и 4) о различіи взгляда на двѣ группы тружениковъ, то первая имѣетъ чисто-философско-историческій характеръ, а потому ея практическое значеніе менѣе важно. Если иногда она становится важной и практически, то только потому, что, вслѣдствіе свойственнаго русскому мышленію сектантства, дѣлается тоже источникомъ вражды и борьбы другъ съ другомъ, отвлекая силы. А между тѣмъ, какъ идея чисто-научная, она должна бы была являться лишь объектомъ покойнаго, теоретическаго изслѣдованія, уживающагося мирно на ряду съ другими научными изслѣдованіями. Болѣе важное практическое значеніе имѣетъ ея крайняя форма, раздѣляемая не всѣми, по которой значеніе самыхъ идей, а стало быть и просвѣщенія массъ, отходитъ на задній планъ, такъ какъ идеи, по этому взгляду, пораждаются, развиваются и распространяются не творчествомъ и воспріимчивостью личности, а только условіями среды, причемъ опять идетъ раздѣленіе мнѣній о томъ, какъ понимать эту среду. Наконецъ, четвертая идея, заставляющая относиться иначе къ земледѣльческому труженику, чѣмъ къ городскому, у насъ особенно вредна практически. Въ Англіи, наприм., гдѣ земледѣльцевъ около полутора милліона, а рабочихъ болѣе девяти милліоновъ, подобное отношеніе понятно; у насъ же, гдѣ городской рабочій является (максимумъ) двумя процентами земледѣльческаго класса, входя тѣмъ же процентомъ во всѣ функціи государства (наприм., и въ войско), такое отношеніе должно быть совершенно обратнымъ, какъ бы это ни было трудно. О даже потому, что это трудно, тѣмъ больше вниманія должно быть сосредоточено на той части, которая составляетъ гигантское большинство., Кромѣ того, точка зрѣнія, о которой я говорю, должна, при своемъ проникновеніи въ среду, для которой она назначена, породить тамъ антагонизмъ, не обѣщающій ничего добраго для прогресса. Если я въ этихъ немногихъ строкахъ не могу болѣе подробно развить и обставить доказательствами этого "Post scrip.", то пусть оно будетъ принято, хотя бы какъ рядъ вопросовъ, надъ которыми стоитъ задуматься, поработать, и на которые нельзя закрывать глазъ, уставивъ ихъ лишь на нѣсколько блестящихъ, гипнотизирующихъ точекъ доктрины, приготовленной на Западѣ, гдѣ они, быть можетъ, вполнѣ безвредны для развитія общества.

Л. О.

"Русская Мысль", кн.IV, 1896

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru