Аннотация: Лестное для доктора Пуфа поощрение.- Теория госпожи Простаковой.- Татарское домоводство.- Предположения доктора относительно сего предмета.
ДОМОВОДСТВО.
Лестное для доктора Пуфа поощреніе.-- Теорія госпожи Простаковой.-- Татарское домоводство.-- Предположенія доктора относительно сего предмета.
Я никакъ не воображалъ, что буду еще разъ самъ, лично, своею особою бесѣдовать съ почтеннѣйшею публикою. Мнѣ казалось, что уже довольно я сдѣлалъ въ этой жизни для себя, и въ-особенности для всего человѣчества, и что имѣю полное право покоиться на лаврахъ. Признаюсь, весьма не хотѣлось мнѣ выходить изъ этого сладкаго усыпленія: такъ весело ничего не дѣлать, поспать сегодня, поспать завтра, въ промежуткахъ пересыпать изъ пустаго въ порожнее, а между-тѣмъ время идетъ, да идетъ,-- и какъ-будто живешь въ-самомъ-дѣлѣ. Извѣстно, что эта безпокойная дѣятельность занесена къ намъ заморскою пытливостью,-- и потому я ее терпѣть не могу. Помилуйте! вѣдь я увѣренъ, твердо увѣренъ, что я великій человѣкъ, и что для меня съ облаковъ должны падать жареныя куропатки, что мнѣ нё у кого учиться, нё въ чемъ успѣвать,-- что я могу очень-спокойно наслаждаться самоудивленіемъ, хоть смотря на себя въ зеркало,-- ну, а если невзначай въ зеркалѣ мнѣ представится какая-нибудь дикая, неотесанная фигура, я могу сказать, что она не моя, а что въ томъ зеркало виновато,-- и дѣло въ шляпѣ.
Но со мной случилось нѣчто необыкновенное: пока я находился въ самоудивленіи передъ собственною своею особою,-- внезапно явилось мнѣ нежданное поощреніе со стороны одного писателя нашихъ временъ; вѣроятно, читатели уже догадались, что здѣсь дѣло идетъ о философѣ и бельлетристѣ, скрывающемъ себя подъ псевдонимомъ, А. Студинскаго {Москвитянинъ, нумера 2 и 3, 1846.}. Онъ съ разу вникнулъ въ мою теорію домоводства, и тотчасъ постигъ -- кто бы этому повѣрилъ!-- что она основана на положительныхъ началахъ системы взаимнаго надуванія; проницательный взоръ его тотчасъ подмѣтилъ, что первое приложеніе этой системы является въ моихъ сношеніяхъ съ редакціею "Отечественныхъ Записокъ",-- и все это онъ угадалъ съ первыхъ строкъ, гдѣ я съ такою откровенностью объясняю свои надувательныя намѣренія; кто могъ бы раскрыть эту замысловатую тайну? Въ полномъ оцепѣненіи при видѣ такой премудрости -- умолкаю.. однакожь не совсѣмъ, ибо обязанъ, по долгу благодарности, повѣдать читателямъ, какимъ лестнымъ вниманіемъ удостоиваетъ меня знаменитый псевдонимъ; на страницахъ одного извѣстнаго журнала, онъ всякій разъ аккуратно помѣщаетъ извлеченія изъ моихъ статей, и столь велико его лестное уваженіе къ моей особѣ, что онъ не присоединяетъ къ тому извлеченію ни строчки отъ себя, ни слова, ни даже восклицательнаго знака!-- Мы безмолствуемъ другъ передъ другомъ...
Признаюсь, что такое нежданное поощреніе поразило меня, и долго, отъ радости, я не зналъ на что рѣшиться; но теперь, оно дало мнѣ новыя силы!
Благодарность г-ну псевдониму!-- И за что такое вниманіе? Что я предъ г-мъ псевдонимомъ?-- Я не выхожу изъ круга домашняго очага; я учу, какъ стирать пыль, варить кашу, присмотрѣть за кухаркой, за дѣтьми -- все дѣла простыя, житейскія, которыя знаетъ каждая Нѣмка, или Англичанка,-- но поприще г-на псевдонима другое: онъ открылъ способъ однимъ разомъ уничтожить всѣ препоны къ благоденствію человѣчества. Чувствую всю слабость силъ своихъ, чувствую, что не могу во всей полнотѣ развить блистательную теорію знаменитаго философа,-- но не могу удержаться и не дать читателямъ хотя слабаго понятія о дивномъ открытіи г. А. Студинскаго, которому еще не было подобнаго въ лѣтописяхъ народовъ.
Его теорія проста, но геніальна, и, что всего важнѣе, удобопримѣняема въ высшей степени. Извѣстно, что все зло въ мірѣ происходитъ -- отъ словъ: да! отъ словъ! что какая кому нужда до вещи! не было бъ ей названія -- вотъ что главное. "Всякое слово, говоритъ г. псевдонимъ одного языка или тождественно по своему смыслу съ соотвѣтствующимъ словомъ другаго, или если не тождественно, то выражаетъ оттѣнокъ понятія "несвойственной другому народу, НЕ СУЩЕСТВУЮЩІЙ ВЪ ЕГО "ЖИЗНИ И ЕГО МЫСЛИ, СЛѢДОВАТЕЛЬНО НЕНУЖНЫЙ ЕМУ" {Москвитянинъ. 1846, нумеръ 1. стр. 228.}.
Неоцѣненное открытіе! Чего нѣтъ въ языкѣ какого-либо народа, то тому народу и не нужно!-- вотъ пробный камень для всякаго ученаго, торговца, сельскаго хозяина, ремесленника и проч. и проч. Слѣдствія ясны и ощутительны; на что въ языкъ нѣтъ слова, тому нѣтъ м1123;ста въ области народной мысли, нѣтъ потребности въ народной жизни. Наоборотъ, очевидно, что если ввелось въ языкъ чуждое народу слово, то стоитъ только уничтожить это слово,-- исчезнетъ и самая вещь, къ которому это слово приклѣено. Какъ до-сихъ-поръ никто не догадался о существованіи столь простаго средства уничтожать все, что не нужно какому-либо народу!
Я не знаю, всѣ ли изъ моихъ читателей постигнутъ всю глубину, свѣжесть и ясность этого великаго открытія; самая простота этой теоріи можетъ служить камнемъ преткновенія для неопытныхъ; никому въ голову не прійдетъ, что существуетъ у каждаго подъ рукою самое надежное средство для уничтоженія всѣхъ золъ, грозящихъ бѣдному человѣчеству.
Усердный поклонникъ этой блистательной теоріи, я намѣренъ, слѣдуя по стопамъ знаменитаго псевдонима, приложить ее къ домоводству и тѣмъ уничтожить исе, что можетъ препятствовать развитію этой отрасли нашей промышлености. Съ такою цѣлію я принялся за русскій словарь, разсматриваю въ немъ каждое слово,-- и чуть попадется въ немъ какое-нибудь чуждое, и, слѣдственно, намъ ненужное или непріятное слово,-- я его вычеркиваю, и дѣло съ концомъ. Вотъ образчикъ моего труда.
Абордажъ -- очень-непріятное слово; суда сцѣпятся, люди дерутся -- не хорошо! Вонъ это слово; оно иностранное, слѣдственно, намъ вовсе не нужное; съ этой минуты, для судовъ нѣтъ больше абордажа!
Агрономія, т. е. по "Словарю" г. Соколова -- умозрѣніе о почвѣ земли. Зачѣмъ умозрѣніе? Спросите-ка у мужика: что такое агрономія?-- явно, что она ему вовсе не нужна, потому-что она иностранное слово; слѣдственно, нѣтъ ей мѣста въ потребностяхъ нашей жизни; наши отцы и безъ агрономіи весьма-исправно жили -- на что жь намъ агрономія? Конецъ агрономіи!
Азартный... азартная игра -- какое безнравственное слово! скорѣе вонъ его изъ языка, оно нарушаетъ его цѣломудріе. Наши предки играли и въ зернь и въ кости,-- но слово "азартная игра" не имѣло мѣста въ ихъ мысли; оно перешло къ намъ изъ-за моря, окаянное!
Аварія -- вотъ еще негодное слово! отъ него бѣда да и только! Отправишь барку съ хлѣбомъ, а хлѣбъ подмокнетъ; отъ-чего?-- отъ-того, что въ языкъ вошло чуждое намъ слово "аварія", которому нѣтъ мѣста въ потребностяхъ русской жизни. Вонъ это негодное слово! Теперь, господа, вы можете отиравлять на корабляхъ какой угодно товаръ,-- будьте спокойны, аварія больше не существуетъ.
Алкоголъ -- вовсе ненужное слово, нисколько невходящее въ потребности жизни; наши предки пили просто вино и пили порядочно, но алкоголя знать не знали; это слово не имѣло мѣста въ области ихъ мысли. Вонъ его!
Амбарго -- непріятное слово! Вы распорядились, отправили корабль, а его задержали... Вѣдь отъ этого вамъ разореніе,-- а явно, что разореніе ни на что не нужно. Скорѣй, скорѣй уничтожимъ это непріятное слово! Радуйтесь, господа-негоціанты: нѣтъ больше амбарго на свѣтѣ!
Читатели изъ этого небольшаго опыта надъ первыми двумя страницами словаря уже могутъ видѣть всю пользу теоріи г. А. Студинскаго. Черкнулъ перомъ -- и все ненужное, какъ, напр., непріятное, досадное, разорительное, убыточное, затрудительное,-- все исчезаетъ какъ-бы волшебствомъ; въ этомъ случаѣ я не пощажу силъ, пройду весь словарь, не пропущу ни одного слова, которое бы могло вамъ нанести какую-нибудь непріятность, любезные читатели,-- и такимъ-образомъ вы безъ усилій, безъ труда, разомъ достигнете совершенства во всѣхъ отрасляхъ жизни.
Въ одномъ я посмѣю не согласиться съ г-мъ философомъ: онъ допускаетъ исключенія въ наукахъ, и то въ нѣкоторыхъ; зачѣмъ такое снисхожденіе? Есть ли на свѣтѣ предметъ, который бы не относился къ какой-нибудь наукѣ? Подъ этимъ предлогомъ мало ли что ненужнаго для народа можетъ прокрасться въ его жизнь! Могутъ прокрасться и субъектъ, и объектъ, и деликатство, и инструменты, и рейльсы, и солидарность, а кольми паче, компаніи на акціяхъ, локомотивы, шоссе и проч. Тутъ стоитъ только немножко не досмотрѣть -- и бѣда: заморское слово такъ и войдетъ въ языкъ. Мы вообще неосторожны на этотъ счетъ; давнымъ-давно Шишковъ предостергалъ насъ, что Карамзинъ нарушаетъ чистоту языка введеніемъ словъ: энтузіазмъ, гармонія, мелодія, вліяніе, промышленость, геній (которое, по словамъ Шишкова, всегда должно смѣшиваться съ словомъ "Евгеній") {См. "О старомъ и новомъ слогѣ" Шишкова.}; не послушались мы этого предостереженія, и всѣ эти новыя слова до-сихъ-поръ не выгнаны изъ языка,-- очень-жаль!
Въ такомъ важномъ дѣлѣ прочь всякое снисхожденіе! Науки! да что въ нихъ? Почти каждая называется заморскимъ словомъ: такъ на что жь онѣ намъ? Не даромъ плакали наши отцы, когда, за сто лѣтъ предъ симъ, ихъ дѣтей заставляли учиться и ариѳметикѣ, и географіи, и металлургіи, и навигаціи, и исторіи,-- вѣдь это все чуждыя намъ слова, слѣдственно, вовсе ненужныя. Не было бы этихъ словъ, насъ бы не мучили въ школахъ надъ синусами и косинусами, а спокойно бы читали мы Бову Королевича и Еруслана Лазаревича.
Впрочемъ, я никогда не дерзнулъ бы противоречить г-ну философу и публицисту, еслибъ говорилъ такъ просто, отъ себя, отъ своего субъективнаго умозрѣнія; мнѣ эту смѣлость придаетъ важный авторитетъ, а именно: не новая, но весьма-основательная теорія госпожи Простаковой, заключающаяся въ слѣдующихъ немногихъ словахъ:
"Мнѣ повѣрь, батюшка, что, конечно, то вздоръ, чего не знаетъ Митрофанушка."
На что Стародумъ съ западнымъ высокоуміемъ ей отвѣчаетъ:
"О, конечно, сударыня. Въ человѣческомъ невѣжествѣ весьма-утѣшительно считать все то за вздоръ, чего не знаешь" {}.
Теорія госпожи Простаковой до-силъ-поръ была мало оцѣнена, и лишь въ трудахъ новѣйшихъ татарофиловъ можно понять ея истинное значеніе. До-сихъ-поръ, многія, хотя и весьма-почтенныя, особы заблуждаются, полагая, что истинное русское домоводство и хозяйство должно быть основано -- на всѣхъ тѣхъ успѣхахъ ума и просвѣщенія, которые со временъ Петра сдѣлались общимъ достояніемъ Европы и Россіи включительно. Это совершенно не такъ. Я съ своей стороны увѣренъ, что пока изъ нѣдръ сухой лѣтописи мы не выжмемъ русской жизни,-- до-тѣхъ-поръ, наше настоящее хозяйство и домоводство должно быть чисто пустяки, потому-что оно наше старинное; на основаніи этого убѣжденія, съ восторгомъ привѣтствую рыцарей, подвизающихся на томъ же поприщѣ.
Въ-самомъ-дѣлѣ, если разобрать хорошенько, мы на каждомъ шагу въ нашемъ хозяйствѣ отстаемъ отъ старины; бѣда грозитъ неминучая!
Вотъ, на-примѣръ, испоконъ-вѣка наши дѣды молотили цѣпами -- и гдѣ видано, чтобъ молотить чѣмъ-нибудь другимъ, а не цѣпами? Правда, еще во многихъ деревняхъ усердно сохраняются старые обычаи; что помолотятъ цѣпами, то и отправятъ на обозахъ; ѣдутъ, ѣдутъ, а тамъ и попировать надобно; вотъ воротились, опять за молотьбу, всѣ гуртомъ, старый, малый, чтобъ до весенней работы управиться, стукотня, бѣготня, красное словцо -- то-то потѣха! Иногда хлѣбъ-то и съ мякиной,-- что жь дѣлать! не успѣли; да и такъ живетъ. Что можетъ быть лучше? такъ ведется изстари; нѣтъ, надобно было какому-то Нѣмцу выдумать молотильню, а нашимъ -- какъ не перенять заморской выдумки! давай также заводить молотильни; видалъ я такія деревни -- жалость посмотрѣть; ни одного цѣпа не увидишь, тока и въ заводъ нѣтъ; за всѣхъ молотильня съ вѣялкою работаетъ, а при ней-то всего мужикъ, да двѣ бабы; между-тѣмъ, по дворамъ ходитъ прикащикъ, зараженный западною хитростью: "и сбрую-то почини, и борону-то исправь, и соху-то осмотри" -- ну къ-чему эти всѣ выдумки? какъ-будто отъ сохи да бороны хлѣбъ родится; спросите-ка объ этомъ стариковъ -- они вамъ дадутъ отвѣтъ: "ужь коли хлѣбу уродиться, такъ уродится, а не уродиться, такъ не уродится, какъ ни паши".
Этого мало: иные обрадуются молотильнѣ, да и давай новые порядки заводить; "что, говорятъ, ребятишкамъ-то баклуши бить; давай-ка ихъ въ школу посадимъ". А не подумаютъ, что дитя малое, неразумное: зачѣмъ его надъ грамотой мучить? Только-что заморскія выдумки -- больше ничего. Ужь будто за моремъ и неурожая не бываетъ!
Все это куда бы ни шло. Да каково упреки-то слушать? Вотъ ипые умники то и дѣло намъ колютъ глаза -- хоть бы менонистами: "вотъ, говорятъ, и на той же землѣ, и тѣ же люди -- да хозяйство у нихъ не то: и скотъ славный, и навоза много, и пьяницъ нѣтъ, и пашня -- заглядѣнье, неурожая не знаютъ, всѣ зажиточны, въ усъ не дуютъ"... Вишь чѣмъ хотятъ озадачить! отъ-чего это все? разумѣется -- счастье! ужь такъ на роду написано,-- а не отъ новыхъ порядковъ.
Это ли одно! И картофель заводятъ, и какія-то, провалъ ихъ возьми, корнеплодныя растенія -- о чемъ наши дѣды и слыхомъ не слыхивали; лѣса оберегаютъ... Бывало, парень ѣдетъ по дорогѣ, кнутовище сломалъ,-- что тутъ долго думать? попалось дерево, свалилъ его поперегъ дороги, вырѣзалъ кнутовище, да и пошелъ какъ ни въ чемъ не бывалъ; а ныньче нельзя -- взъищутъ; -- говорятъ: "лѣсъ береги" -- какъ-будто лѣсъ не на то сотворенъ, чтобъ его рубить. Смѣхъ, да и только! Да и придирки какія! Ѣхалъ мужикъ по лѣсу, остановился отдохнуть, прилегъ, комары закусали; малой-то былъ смышленый,-- онъ, ни думая, ни гадая, запалилъ сосну, всѣ комары разлетѣлись, и мужичокъ всхрапнулъ на славу; только, говорятъ, отъ той сосны лѣсъ на нѣсколько верстъ сгорѣлъ; вотъ объ этомъ пошли спросы, распросы, описанія, восклицанія; а изъ чего? будто мужикъ виноватъ? развѣ онъ хотѣлъ цѣлый лѣсъ сжечь? онъ только одну сосну запалилъ, да подумалъ: авось на другое дерево не перейдетъ,-- а видъ авось такое слово, что безъ него и обойдтись нельзя. Тутъ ужь несчастье -- нечего толковать; а несчастью ничѣмъ не поможешь. Такъ старики учили.
Да вотъ еще ученые собрались, а пуще всѣхъ какой-то Нѣмецъ Мурчисонъ, и, не знаю гдѣ, да и знать не хочу, говорятъ, четырнадцать тысячь квадратныхъ верстъ какого-то каменнаго угля на Руси отъискали. Экая невидаль! да у насъ гдѣ ни копни -- этого добра много. Да что въ немъ? ужь не прикажете ли каменнымъ углемъ печки топить? Чего добраго! я таки полагаю, что у нашихъ умниковъ есть этотъ умыселъ; не даромъ они такъ о каменномъ углѣ кричатъ. Ахъ. они еретики! да подумали ль они, что для того надобно будетъ печки на нѣмецкой ладъ перестроить! Слышали бы это наши дѣды, дали бы трезвона! Печка испоконъ-вѣка на то и сотворена, чтобъ ее дровами топить; нѣтъ дровъ, топи кизиломъ, соломой, навозомъ, а новостей не вводи... Печки перестроивать! да на что тогда изба-то будетъ походить? на заморскую? Покорно благодаримъ!
Все это наши умники у Нѣмцевъ перенимаютъ. Да чего! даже до платья добираются. Кто не знаетъ, какъ рубашку носить; разумѣется, сверхъ панталонъ,-- это малый ребенокъ смыслитъ. Такъ нѣтъ! Здѣсь на фабрикахъ и на машинахъ строгой запретъ: "не носить рубашки сверхъ панталонъ", отъ-того, вишь ты, что рубашка въ колеса попадаетъ и человѣка въ машину затягиваетъ. Эти еретики нарочно и паровую машину выдумали, чтобъ нашъ дѣдовскій обычай нарушить!
Что тутъ и толковать! Забываемъ мы старину, да и только. Не токмо что ученые, да и простой людъ. Вотъ недавно я читалъ описаніе очень-печальнаго происшествія:
"Одинъ славянофилъ, то-есть, человѣкъ, видящій національность въ охобняхъ, мурмолкахъ, лаптяхъ и рѣдькѣ, и думающій, что одѣваясь въ европейскую одежду, нельзя въ то же время остаться Русскимъ, нарядился въ красную шелковую рубаху съ косымъ воротникомъ, въ сапоги съ кисточками, въ терликъ и мурмолку и пошелъ въ такомъ нарядѣ показывать себя по городу. На поворотѣ изъ одной улицы въ другую обогналъ онъ двухъ бабъ и услышалъ слѣдующій разговоръ: "Вопа! вона! гляди-ка, матка!" сказала одна изъ нихъ, осмотрѣвъ чудака съ дикимъ любопытствомъ: "глядь-ко, какъ нарядился, должно быть настранецъ какой!"
Какое досадное происшествіе! ужь золотая старина, охобни, терлики, мурмолки дѣлаются для народа чѣмъ-то чуждымъ; а вотъ другое что -- паровики, машины, удобное платье, картофель, школы, пріюты, къ этому съ каждымъ днемъ все болѣе привыкаютъ; даже книжки покупаютъ; вотъ, говорятъ, какого-то Сельскаго Чтенія до восьмнадцати тысячь экземпляровъ разошлось; со Щукина-Двора въ лавки приходили простые мужички съ бородкою, да книжекъ по десятку и болѣе покупали, да къ своимъ въ деревни посылали, на мѣсто краснаго яичка. Еще затѣваютъ иные не только парней, да и дѣвокъ грамотѣ учить: что тогда-то будетъ!
Всего досаднѣе то, что эти наши умники за свои выдумки себя настоящими Русскими называютъ, а тѣхъ, кто стоитъ за старину, за цѣпы, за неряшество, за небреженье, за авось, за живетъ, за трехполье, за безграмотность и проч.-- тѣхъ честятъ не-Русскими!
Дай волю этимъ умникамъ -- что выйдетъ? Русскій мужичокъ смекнетъ, что онъ многаго не знаетъ, повѣритъ, что ему надобно учиться и тому, и другому, и третьему, а можетъ-быть и всему,-- что его старинное хозяйство никуда не годится, что ему надобно и лучшую соху, и лучшую борону, и какое-то раціональное скотоводство, и разныя новости,-- повѣритъ даже тому, что есть люди, которые могутъ и должны его учить, какъ люди взрослые учатъ умнаго и способнаго, но еще ничему не учившагося ребенка...
Надобно положить этому конецъ,-- и на-дняхъ я представлю моимъ собратіямъ подробный проектъ о томъ, какія слѣдуетъ предпринять мѣры для охраненія нашихъ старинныхъ хозяйственныхъ и домоводныхъ обычаевъ отъ лукаваго навожденія. Надѣюсь, что собратія поддержутъ,-- особливо г. псевдонимъ, обратившій на меня столь лестное вниманіе.