Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том второй.
Государственное издательство политической литературы, 1956
ИМПЕРИЯ1
По-французски произносится: Empire.
"Что такое империя?" -- спросил меня один знакомый.
"Это соединение несоединяемых под одну власть",-- отвечал я.
Вот это-то я и хочу доказать.
Вообще, все империи, начиная с самой древности, образовались посредством завоевания различных племен под властью одного племени; а племя это повиновалось одному повелителю (императору). Может ли человек, который смотрит на свои приказы как на нечто, не терпящее возражения, может ли такой человек народами, чьего языка он даже не понимает, распоряжаться иначе, как не во вред этим народам? Дело едва ли возможное! Даже едва ли возможно, чтобы подобный повелитель распоряжался своим племенем не во вред этому племени и не во благо себе лично!
Королевства (по-русски царства) составились на таком же подобии, как и империи, т. е. на завоевании различных племен под власть одного племени, которым распоряжался один человек (король),-- и отношение выходит одинаково. Так, в древности Македония называлась королевством, а Рим -- империей; а разницы в основаниях никакой нет: завоевание да завоевание, захват да захват, покорение да покорение -- и только. Разница в языке имперском, царском или королевском состоит только в разнице языка латинского и других языков. А это еще не важность! "Император" -- слово латинское, остальные слова национальные, а удобность одна и та же, только что империя обыкновенно бывает пошире. А что же в этом лучшего? -- Ничего нет. Вот и все. Стало, королевство, царство, империя, вообще государство -- все равно предательство низшего высшему -- и больше ничего.
Теперь мы и усмотрим в существующих властях, что они составляют предательство простого народа дворянам, помещикам, капиталистам, вообще всем людям, закабаленным власти; а дальше власть хотя бы и хотела двигаться -- не может. На этом, на предательстве, она и останавливается, Иначе или пришлось бы разрушить самое себя, или поморить народ.
Какие бы мы ни взяли империи для примера (так как мы с самого начала хотели исключительно говорить об империи), везде мы найдем одно и тоже и невозможность вести прогресс дальше.
Начнем хотя с Китайской империи, справляющей свое назначение всего разумнее -- за стеною; обогнем хотя весь земной шар (я французской империи зацеплять не хочу, она слишком близка к Швейцарии), а потом зацепим Австрию и переберемся к России; все найдем одно и то же: завоевание, предательство народа закабаленным служилым его величества и невозможность успеха при таком правительстве.
Австрия соединила под свою власть венгерские и славянские племена. Что же из этого вышло? Совершенное порабощение племен и предательство простого народа местному дворянству. Выйти из этой организации рабства австрийскому императору невозможно, не разрушив самого себя или не поморив народов. Так оно по силе вещей и остается не менее неподвижно, чем Китай за стеной, и успех делается невозможностью.
То же мы найдем и в Турецкой империи, с немаловажной прибавкой восточных нравов, не смягченных ни наукой, ни даже христианством. Впрочем, разница не так огромна: если на Востоке женщина остается затворенной рабыней, то у нас она остается базарным товаром.
Но теперь мы поспешим переплыть Дунай и перейти к Российской империи.
Самыми разнокалиберными племенами усеяно громадное пространство земли от Балтийского моря до Восточного океана и от Черного моря до Ледовитого {Около 394 926 кв. м[иль] и слишком 75 000 000 жит.}. Племена исповедуют самые разнокалиберные религии и говорят особыми языками. Правительство допускает это по силе вещей, но мешать каждому особому племени и вмешиваться по-своему в его дела -- любит. Поэтому империя, собственно, и составляет давление правительства на народы, искусственное соединение долею враждебных племен под одну лапу. Для этого оно должно было ввести организацию сословную, где чиновничество, переливающееся в барство, могло бы заправлять народами по правительственным указаниям: это тотчас и произвело организацию рабства. После николаевского усиленного закрепощения нынешнему правительству захотелось попробовать явиться перед целым миром освободителем народа. Имя это Александр II на себя принял, но народа действительно освободить не мог по очень простой причине, потому что императорству никакое действительное освобождение не по вкусу и невозможно, как невозможна жажда саморазрушения. Освободиться народы могут только сами, своим пониманием и движением. Благодеяние имеет цель только самохвальную, а не народную. Так оно на этот раз и вышло: много говорили о свободе народа, о свободе цензуры, о новом судопроизводстве; а окончательно выходит -- закабаление народа податями тому же чиновничеству, подобная же несвобода двигаться с места, постепенное приращение нового цензурного давления, постепенное ухождение нового судопроизводства в старое взяточничество. Что же мы из этого нагреем? По-нашему, мы нагреем только народное восстание, которое одно способно освободить народ2.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Печатается по автографу, сохранившемуся в "пражской коллекции" Герцена -- Огарева (ЦГАЛИ, ф. 2197, оп. 1, ед. хр. 38, л. 27--31). Представляет собой начало передовой статьи, напечатанной без подписи в последнем номере "Колокола" за 1870 г. (No 6 от 9 мая, на этом номере издание прекратилось). Статья является, таким образом, последним, известным нам публицистическим выступлением Огарева в русской печати. Время написания статьи -- вторая половина апреля 1870 г., когда готовились 5 и 6 номера "Колокола" (см. публикацию "К истории "нечаевского" "Колокола"", "Литературное наследство", т. 61, стр. 550--553).
2 Статья не окончена. В "Колоколе" напечатано: продолжение следует. Однако продолжения в бумагах Огарева разыскать не удалось. Принадлежность статьи Огареву ранее не была известна и установлена благодаря найденному автографу.