О.Генри
Санаторий для чахоточных

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Санаторий для чахоточных

   Если вы интересуетесь отчетами о боксе, то вы вспомните происшествие, случившееся в начале девяностых годов, когда чемпион и кандидат в чемпионы встретились на одну минуту и несколько секунд на чуждых берегах международной реки. Такая короткая борьба была редким случаем в анналах спорта. Репортеры делали что могли, чтобы размазать отчет на несколько строк, но нельзя было отрицать факта, что борьба была молниеносная. Чемпион нанес только один удар своей жертве и, повернувшись к нему спиной, заявил: "Я знаю, что этому чурбану уже больше не подняться". Сказав это, он поднял руку объемом в корабельную мачту, чтобы сняли с нее перчатку.
   Этим объясняется, почему на следующее утро после борьбы в Сан-Антонио прибыл ранний поезд, переполненный недовольными и разочарованными джентльменами в ярких цветных жилетах и галстуках. Этим отчасти объясняется несчастное положение, в котором оказался Сверчок Мак-Гайр, когда он скатился кубарем из вагона и уселся на станционной платформе; им овладел приступ сухого мучительного кашля, так знакомого сан-антониевскому слуху. В это время в неясном свете предрассветных сумерек проходил мимо него Кэртис Рейдлер, скотовод из округа Нуэсес, ростом превышающий шесть футов.
   Скотовод пришел на станцию в такой ранний час, чтобы попасть на поезд, отправляющийся на юг, и засветло вернуться к себе на ранчо. Он остановился перед несчастным любителем спорта и проговорил добродушно-протяжным тоном:
   -- Что, неважны дела, сынок?
   Сверчок Мак-Гайр, бывший борец по легкой атлетике, букмекер, жокей и тотош- ник2, обиделся на слово "сынок".
   -- Проваливай, Телеграфный Столб, -- грубо сказал он. -- Кто тебя звал?
   Новый приступ кашля потряс его тело, и он беспомощно прислонился к багажной тележке. Рейдлер терпеливо ждал, оглядываясь на прибывших пассажиров в белых шляпах, в коротких пальто и с толстыми сигарами, запрудивших платформу.
   -- Вы приехали с севера, сынок, не так ли? -- спросил он, когда Мак-Гайр немного оправился. -- Смотрели борьбу?
   -- Борьба! -- насмешливо сказал Мак-Гайр. -- Это была не борьба, а детская забава и больше ничего. Дали ему в подбородок раз, он и свалился, и даже отсчитывать секунды не пришлось. Хороша борьба! -- Он закашлялся, а затем продолжал, не столько обращаясь к скотоводу, сколько желая облегчить свою душу. -- Для меня теперь не существует больше ничего верного и определенного, но здесь все бы влопались. Я держал пари пять против одного, что этот молодчик из Корка не выдержит трех кругов. Я поставил все свои деньги до последнего цента и был так уверен в выигрыше, что уже считал барыши ночного ресторана на Тридцать седьмой улице, который я собирался купить. Скажи-ка, Телеграфный Столб, ну не дуралей ли человек, который кладет все свои деньги на одну ставку?
   -- Ты совершенно прав, -- сказал скотовод, -- в особенности, когда проигрываешь. Ну, сынок, вставай и отправляйся в гостиницу. У тебя очень плохой кашель. Ты давно уже кашляешь?
   -- Легкие, -- лаконически объяснил Мак-Гайр. -- Доктор сказал мне, что я протяну только шесть месяцев. а может быть, год, если я не буду продолжать заниматься своим делом. Я и решил отдохнуть и полечиться. Вот почему я и держал пари пять против одного. У меня были сбережения на тысячу долларов. Если бы я выиграл, купил бы ресторанчик. Кто бы мог подумать, что этот чурбан свалится в первом же раунде?
   -- Да, неприятная история, -- подтвердил Рейдлер, глядя сверху вниз на крошечную фигуру Мак-Гайра, прижавшегося к тележке. -- Но ступайте в гостиницу и отдохните. Есть отель Менджера, и Маверика, и.
   -- И "Пятая авеню", и "Астор", -- передразнил Мак-Гайр. -- Я сказал вам, что обанкротился. У меня осталось десять центов. Не проехаться ли мне в Европу или совершить морское путешествие в собственной яхте?.. Газету!
   Он швырнул свою десятицентовую монету газетчику, получил газету и немедленно углубился в отчет своего Ватерлоо, описанного изобретательными репортерами.
   Кэртис Рейдлер посмотрел на свои огромные золотые часы и положил руку на плечо Мак-Гайра.
   -- Идем, сынок, -- сказал он. -- Нам осталось только три минуты до поезда.
   Сарказм был, по-видимому, в крови Мак-Гайра.
   -- Разве вы видели, что мои обстоятельства изменились, с тех пор как я вам сказал, что я обанкротился? Проваливайте-ка, дружище, отсюда.
   -- Вы поедете ко мне на ранчо, -- сказал скотовод, -- и останетесь там, пока не поправитесь. Через полгода вы будете здоровехоньки. -- Он поднял одной рукой Мак-Гайра и потащил его по направлению к поезду.
   -- А как же насчет денег? -- сказал Мак-Гайр, слабо сопротивляясь.
   -- За что деньги? -- спросил удивленно Рейдлер. Они взглянули друг другу в глаза с недоумением -- слишком различны были их точки зрения.
   Пассажиры южного поезда удивлялись при виде их, что такие антиподы сидели рядом в вагоне. Мак-Гайр был ростом в пять футов один дюйм, и лицо его походило не то на японца, не то на шотландца. С блестящими черными глазами, с выдающимися скулами и челюстями, грубый, страшный, весь в шрамах, забияка и драчун -- таков был Мак-Гайр, тип довольно распространенный. Рейдлер был продуктом другой почвы. В шесть футов два дюйма вышиною, широкоплечий, он представлял собою соединение Запада и Юга. С такого типа, как он, было сделано очень мало портретов и картин, потому что техасских художественных галерей очень немного. В конце концов, единственный возможный способ воспроизведения рейдлеровского типа в натуральную величину была бы фресковая живопись -- что-то высокое, простое, холодное и без рамки.
   Они катили к югу в международном вагоне. Лес сменялся небольшими зелеными лужайками, а затем совсем исчез, уступив место необозримым прериям. Это была страна ранчо, царство королей скота.
   Мак-Гайр сидел, прижавшись в уголок дивана, и подозрительно выслушивал разговор скотовода. Что было на уме у этого богатыря, который увез его с собою? Мысль об альтруизме меньше всего приходила на ум Мак-Гайру. "Он не фермер, -- думал пленный, -- и уж наверное не игрок. Какая у него цель? Следи, Сверчок, за его игрой и смотри, что за карты он вытянет. Но, во всяком случае, перевес на его стороне. У меня только одна никелевая монета [никель -- здесь: пятицентовая монета (примеч. ред.)] и скоротечная чахотка, а потому лучше сидеть смирно. Сиди смирно, Сверчок, и следи за его игрой".
   В ста милях от Сан-Антонино, в Ринконе, они вышли из поезда и сели в ожидавшую Рейдлера телегу. В ней они проехали тридцать миль, отделявших станцию от ранчо. Если что-нибудь могло примирить озлобленного Мак-Гайра, то это должна была сделать эта поездка. Они бесшумно мчались по веселой жизнерадостной прерии. Пара испанских пони бежала ровной рысью, переходящей иногда в дикий галоп. Воздух был опьяняющий и был напоен нежным ароматом полевых цветов. Дорога исчезла, и телега плыла по волнам травы, направляемая опытной рукой Рейдле- ра, для которого каждая группа деревьев была вехой, каждая извилина холмов -- указателем пути. Но для Мак-Гайра, лежавшего на спине, прерия казалась скучной, и он с угрюмым недоверием относился к любезности скотовода. "Что у него на уме? -- не переставал он думать. -- Какую аферу затеял этот верзила?" Мак-Гайр прикладывал к необозримо широкой прерии ту мерку, к которой он привык в узких улицах города.
   За неделю до этого, проезжая верхом по прерии, Рейдлер наткнулся на больного, слабого теленка, который отстал от стада и жалобно мычал. Не слезая с лошади, Рейдлер схватил несчастного теленка, перекинул его через седло и привез на ранчо, где велел за ним ухаживать. Мак-Гайр не знал, что в глазах скотовода он и теленок были совершенно равные и требовали одинаковой с его стороны помощи. Он видел перед собою больное беспомощное существо, он имел возможность оказать помощь -- и это было его единственное побуждение. На этом основывалась его логика и в этом состояло его кредо. Мак-Гайр был седьмым инвалидом, которого Рейдлер случайно подобрал в Сан-Антонио, куда приезжает масса людей за озоном, заключающимся, как говорят, в его тесных улицах. Пятеро из них гостили на ранчо Соли- то, пока они не были в состоянии уехать, выражая при прощании слезную благодарность. Один прибыл слишком поздно и мирно покоился под деревом в саду.
   Поэтому никто из обитателей ранчо не удивился, когда телега подъехала к дверям, и Рейдлер, подняв своего протеже, как узел с тряпками, положил его на веранду.
   Мак-Гайр оказался в совершенно чуждой ему обстановке. Дом Рейдлера был лучшим в округе. Он был построен из лучшего кирпича, привезенного в вагоне за сотню миль. Дом был одноэтажный и состоял из четырех комнат, которые были окружены верандой или галереей с глиняным полом. Самая невероятная смесь из лошадей, собак, седел, фургонов, ружей и разных принадлежностей загонщиков скота -- все это предстало столичному взгляду бывшего спортсмена.
   -- Ну, вот мы и дома, -- весело сказал Рейдлер.
   -- Ну и местечко, нечего сказать! -- быстро отозвался Мак-Гайр и покатился по полу галереи в припадке кашля.
   -- Мы постараемся, чтобы вам было уютно, сынок, -- мягко сказал скотовод. -- Внутри, правда, не очень красиво, но вам, главным образом, принесет пользу воздух. Вот это будет ваша комната. Все, что у нас есть, к вашим услугам.
   Он провел Мак-Гайра в одну из комнат. Пол был чистый, без ковра. Белые занавески развевались от ветерка, проникавшего в открытые окна. В середине комнаты стоял длинный стол, покрытый газетами, трубками, табаком, шпорами и патронами; у стола стояла большая плетеная качалка и два простых стула. На стенах висели несколько оленьих голов. Широкая, чистая койка стояла в углу. Жители Нуэсеса считали, что эта комната для гостей была достойна принять в своих стенах даже владетельного принца. Мак-Гайр злобно оглянулся. Он вынул свою никелевую монету и подбросил ее к потолку.
   -- Вы думали, что я наврал вам насчет денег, да? Можете меня обыскать, если желаете. Это моя последняя монета. Кто же заплатит за все?
   Ясные серые глаза скотовода упорно взглянули из-под поседевших бровей в черные глаза своего гостя. После небольшого молчания он просто сказал:
   -- Я буду вам очень благодарен, сынок, если вы не будете больше упоминать о деньгах. Один раз было совершенно достаточно. Те, кого я приглашаю к себе на ранчо, пользуются всем бесплатно, и они даже никогда и не предлагают денег. Ужин будет готов через полчаса. Вода здесь, в кувшине, а более холодная для питья -- в красном кувшине, который висит на веранде.
   -- Где звонок? -- спросил Мак-Гайр, оглядываясь.
   -- Для чего звонок?
   -- Чтобы звонить, когда мне что-нибудь понадобится. Я не могу. слушайте, -- вырвалось у него во внезапной, бессильной ярости, -- я никогда не просил вас привезти меня сюда. Я никогда не просил у вас ни одного цента. Я никогда не рассказывал вам о своих злоключениях, пока вы не спросили меня. Завезли меня черт знает куда, где нет коридорных и коктейля. Я болен. Я не могу двинуться отсюда. Я протестую против такого насилия. -- Мак-Гайр упал на койку и судорожно зарыдал.
   Рейдлер подошел к двери и крикнул. В комнату немедленно вошел стройный краснощекий мексиканец лет двадцати. Рейдлер заговорил с ним по-испански:
   -- Иларио, помнится, я обещал тебе место вакеро на ранчо Сан-Карлос, когда наступит время клеймения скота.
   -- Да, синьор, вы были так добры.
   -- Слушай! Этот сеньорито -- мой друг. Он очень болен. Ты будешь ему прислуживать. Следи за тем, чтобы у него было все, что ему нужно. Будь с ним терпелив и заботься о нем. А когда он поправится или. когда он, значит, поправится, я сделаю тебя не вакеро, а управляющим ранчо де ля Пьедрас. Понял?
   -- Да, да -- mil gracias, Senor [спасибо, хозяин --исп.]. -- Иларио в порыве благодарности встал на колени, но скотовод добродушно пнул его ногой и проворчал:
   -- Без всяких кривляний, прошу тебя.
   Десять минут спустя Иларио вышел из комнаты Мак-Гайра и встал перед Рейдлером.
   -- Маленький сеньор, -- объявил он, -- посылает вам свое приветствие (Рейдлер отнес вступление на счет Иларио) и желает колотого льда, горячую ванну, джин с сельтерской, чтобы все окна были закрыты, гренки, побриться, нью-йоркский "Геральд", папиросы и послать телеграмму.
   Рейдлер достал из своего кабинета четверть бутылки виски.
   -- Вот, снеси ему это, -- сказал он, -- и будет с него.
   С этих пор на ранчо Солито водворилось царство террора. В течение нескольких недель Мак-Гайр шумел, ругался и хвастался перед ковбоями, которые приезжали за несколько миль, чтобы посмотреть на последнее "приобретение" Рейдлера. Он был совершенно новым типом для них. Он объяснял им всю сложную науку бокса и трюки тренировки и защиты. Он открыл перед их умственным взором всю непрезентабельную картину жизни людей, присосавшихся к профессиональным спортсменам. Его вульгарный жаргон постоянно изумлял и забавлял их. Его жесты, странные позы, его откровенный цинизм очаровывали их. Он казался им существом из другого мира.
   Но странно, тот новый мир, в который вступил Мак-Гайр, не существовал для него. Он был эгоист до мозга костей. Он чувствовал, что вышел на время из своей обычной колеи. Его интересовали только слушатели, внимавшие воспоминаниям из его прежней жизни. Ни беспредельный простор прерий днем, ни величавая тишина усеянных звездами ночей не трогали его. Никакие волшебные краски солнечного восхода и заката не могли его оторвать от чтения спортивного журнала. Его девизом было "Получить что-нибудь за ничто", а идеалом -- ресторан на Тридцать седьмой улице.
   Приблизительно через два месяца после своего приезда он начал жаловаться на ухудшение здоровья. Тогда-то он сделался кошмаром для ранчо, всеобщим мучителем. Он запирался в своей комнате, как какой-то злой дух, и принимался хныкать, жаловаться, проклинать и обвинять. Лейтмотивом его жалоб было то, что его против воли затащили в какую-то геенну и что он умирал от недостатка ухода и удобств. Несмотря на все его уверения, что болезнь значительно ухудшилась, другие не замечали в нем особых перемен. Его черные глаза блестели таким же дьявольским огнем, как раньше, его голос все так же хрипел; его грубое лицо с натянутой, как у барабана, кожей больше похудеть не могло. Румянец, выступавший к вечеру на его выдающихся скулах, указывал, правда, что градусник обнаружил бы повышение температуры, и докторское выстукивание установило бы, может быть, факт, что Мак-Гайр дышал только одним легким, но наружность его оставалась такой же.
   За ним постоянно ухаживал Иларио, терпение которого поддерживалось только обещанной наградой в виде места управляющего, потому что Мак-Гайр осудил его на самое печальное существование. Воздух -- этот главный двигатель жизни -- совершенно не имел доступа в комнату благодаря закрытым окнам и спущенным занавесям. В комнате стоял едкий дым от папирос. Кто бы ни входил туда, задыхался
   от дыма, но должен был сидеть и выслушивать бесконечные рассказы Мак-Гайра о его скандальной карьере.
   Самое странное во всем этом были отношения между Мак-Гайром и его благодетелем. Больной относился к скотоводу, как капризный ребенок относится к снисходительному отцу. Когда Рейдлер уезжал из ранчо, Мак-Гайр впадал в злобную молчаливую угрюмость. Когда он возвращался, его встречали резкими и язвительными упреками. Отношение Рейдлера к своему опекаемому было совершенно непонятно. Скотовод, казалось, сам верил невоздержанным обвинениям Мак-Гайра, что он тиран и преступный угнетатель. Он, казалось, принял на себя ответственность за здоровье своего гостя и выслушивал все его обвинения с терпеливой и снисходительной улыбкой.
   Однажды Рейдлер сказал ему:
   -- Попробуйте быть больше на воздухе, сынок. Вы можете пользоваться телегой и возницей, когда только захотите. Попробуйте пробыть неделю или две в коровьих лагерях. Я вас устрою как можно комфортабельнее. Земля и воздух -- вот что может вас вылечить. Я знал человека из Филадельфии, который был в худшем состоянии, чем вы, и он спал две недели в овечьих лагерях на голой земле. И что же вы думаете, сэр? Он стал поправляться, а вскоре и совсем выздоровел. Ближе к земле -- вот где самый целебный воздух. Попробуйте прокатиться немного верхом. У меня есть смирный пони.
   -- Что я вам сделал? -- завизжал Мак-Гайр. -- Досаждал ли я вам когда-нибудь? Разве я просил вас привезти меня сюда? Вместо того чтобы гнать меня в ваши лагеря, всадите мне лучше нож в грудь, -- это будет без лишних хлопот. Поехать верхом! Да я ноги не могу поднять. Пятилетний ребенок может меня свалить. Вот что со мной сделало ваше проклятое ранчо. Здесь нечего есть, нечего смотреть, не с кем поговорить, кроме кучи пастухов, которые не могут отличить боксерской перчатки от омара.
   -- Да, конечно, это уединенное место, -- сказал немного сконфуженно Рейд- лер. -- У нас всего вдоволь, но все очень просто. Если вы чего-нибудь пожелаете, то ребята могут съездить в город и привезти вам.
   Один из погонщиков скота, Чэд Мерчисон, первый заронил мысль, что болезнь Мак-Гайра была притворная. Чэд привез ему за тридцать миль корзину с виноградом, привязанную к седельной луке. Побыв малое время в его накуренной комнате, Чэд вышел оттуда и откровенно высказал свои подозрения Рейдлеру.
   -- Его рука, -- сказал Чэд, -- тверже алмаза. Он познакомил меня с каким-то ударом бокса, и это было так сильно, будто меня лягнул мустанг. Он надувает вас, Кэрт. Он такой же здоровый, как и я. Я не люблю говорить плохое про людей, но этот человек просто пользуется случаем пожить на даровщинку.
   Простодушный скотовод отказался поверить Чэду, и когда некоторое время спустя он подверг Мак-Гайра испытанию, это было сделано не под влиянием сомнений.
   Однажды около полудня к ранчо подъехали двое мужчин. Они вышли из повозки, поразмяли ноги и вошли в дом пообедать. Гостеприимство является обычаем этой страны.
   Один из них был известный доктор из Сан-Антонио, который был приглашен одним богатым скотоводом, раненным случайной пулей. Теперь доктора отвозили на станцию, откуда он поездом должен был вернуться в город. После обеда Рейдлер отвел его в сторону, сунул ему в руку двадцатидолларовый билет и сказал:
   -- Доктор, у меня в той комнате молодой человек, у которого, мне думается, чахотка в сильной степени. Я очень хотел бы, чтобы вы его осмотрели и сказали, в каком он состоянии, и можем ли мы что-нибудь сделать для него.
   -- Сколько стоит этот обед, который я только что съел, мистер Рейдлер? -- резко сказал доктор, взглянув поверх своих очков. Рейдлер положил деньги обратно в свой карман. Доктор немедленно вошел в комнату Мак-Гайра, а скотовод уселся на веранде на груде седел и готов был уже упрекать себя, в случае если приговор окажется неблагоприятным.
   Через десять минут доктор вышел из комнаты.
   -- Этот молодой человек, -- сказал он, -- здоров, как только что отпечатанный доллар. Его легкие лучше моих. Дыхание, температура и пульс нормальны. Расширение груди четыре дюйма. Нигде ни следа слабости. Конечно, я не мог сделать исследование на туберкулы, но можно почти с уверенностью сказать, что их нет. Я могу подписаться под этим диагнозом. Даже табачный дым, плохо проветренная комната ему не принесли вреда. Вы говорите, что он кашляет. Так скажите ему, что это скоро пройдет. Вы спрашивали, можем ли мы что-нибудь сделать для него. Так вот что: я советую вам послать его копать ямы для телеграфных столбов или объезжать мустангов. А теперь будьте здоровы, сэр. Наши лошади поданы. -- И доктор унесся, как порыв благотворного очищающего ветра.
   Рейдлер протянул руку, сорвал лист с мескитового куста, росшего у перил веранды, и стал задумчиво его жевать.
   Приближался сезон клеймения скота, и на следующее утро Росс Харгис, управляющий лагерем, производил на ранчо смотр отряда из двадцати пяти человек, который должен был отправиться на ранчо Сан-Карлос для начала работ. К шести часам лошади были оседланы, фургон с провизией приготовлен, и ковбои уже садились на лошадей, когда Рейдлер попросил их немного обождать. Конюх привел к воротам еще лишнего пони, взнузданного и оседланного. Рейдлер подошел к комнате Мак- Гайра и распахнул дверь. Мак-Гайр, еще не одетый, лежал на своей койке и курил.
   -- Вставайте, -- сказал скотовод холодным металлическим голосом.
   -- Что такое? -- спросил, слегка вздрогнув, Мак-Гайр.
   -- Вставайте и одевайтесь. Я могу еще вынести гремучую змею, но я ненавижу лгунов. Что, мне еще раз вам повторять? -- Он схватил Мак-Гайра за шиворот и поставил его на ноги.
   -- Слушайте, дружище, -- дико завопил Мак-Гайр, -- вы с ума сошли? Я болен, понимаете? Я подохну, если двинусь с места. Что я вам сделал? -- начал он свои постоянные хныканья. -- Я никогда не просил вас...
   -- Одевайтесь, -- крикнул Рейдлер в повышенном тоне.
   Ругаясь, спотыкаясь, дрожа и не сводя своих блестящих изумленных глаз с грозной фигуры рассерженного скотовода, Мак-Гайр кое-как оделся. Рейдлер схватил его опять за шиворот и поволок из комнаты во двор к приготовленному для него пони, стоявшему у ворот. Ковбои, развалясь в седлах, смотрели на него с разинутыми ртами.
   -- Берите с собой этого человека, -- сказал Рейдлер Россу Харгису, -- и приставьте его к работе. Заставьте его работать и не давайте ему нежиться. Вы знаете, ребята, что я делал для него, что мог, и ничего не жалел. Вчера его осматривал лучший доктор в Сан-Антонио и сказал, что у него легкие, как у осла, а телосложение, как у быка. Вы будете уж знать, какую дать ему работу, Росс.

0x01 graphic

   Росс Харгис только свирепо усмехнулся.
   -- А, -- сказал Мак-Гайр, пристально глядя на Рейдлера со странным выражением на лице, -- этот коновал сказал, что я совсем здоров, не так ли? Сказал, что я притворяюсь, не так ли? Вы его расспрашивали насчет меня? Вы думали, что я не болен. Вы сказали, что я лгун. Слушайте, дружище, я знаю, что я иногда был груб с вами, но это было без намерения. Если бы вы чувствовали себя, как я. ах, я забыл. я ведь не болен, коновал ваш так сказал. Ладно, дружище, я буду теперь на вас работать. Теперь у нас игра равная.
   Он легко, как птица, вскочил в седло, достал хлыст с луки и ударил своего пони. Сверчок, который некогда брал призы на скачках, снова почувствовал ногу в стремени.
   Мак-Гайр помчался впереди отряда, вздымая пыль, а ковбои с одобрительным гиканьем последовали за ним по дороге в Сан-Карлос.
   Но менее чем через милю он уже плелся в арьергарде, а затем, когда они въехали на тропинку, поросшую высоким кустарником, он и совсем отстал. За одним из кустов Мак-Гайр придержал лошадь и поднес ко рту платок. Когда он отнял его, то платок оказался пропитанным яркой кровью, и Мак-Гайр осторожно забросил его в кусты кактуса. Затем он снова хлестнул пони, с трудом прошептал "Пшел!" и галопом помчался вслед за кавалькадой.
   В эту ночь Рейдлер получил известие из родительского дома в Алабаме. В семье кто-то умер, нужно было поделить наследство, и его вызывали туда. На рассвете он уже сидел в телеге и ехал по прерии по направлению к станции. Он вернулся только через два месяца. Прибыв на ранчо, он нашел его совершенно опустевшим, за исключением Иларио, который в его отсутствие исполнял обязанности стюарда. Понемногу юноша познакомил его со всем, что произошло в его отсутствие. Он сообщил, что работа по клеймению еще не была окончена. Несколько сильных ураганов рассеяли скот, а потому клеймение подвигалось очень медленно. Лагерь находился в настоящее время в долине Гвадалупы, в двадцати милях от ранчо.
   -- Кстати, -- сказал Рейдлер, внезапно что-то вспомнив, -- этот молодчик, которого я послал с ковбоями. Мак-Гайр. он еще работает?
   -- Не знаю, -- сказал Иларио, -- редко кто приезжает из лагеря на ранчо. Они очень заняты там. Ничего не говорили. О, я думаю, этот Мак-Гайр давным-давно умер.
   -- Умер! -- сказал Рейдлер. -- С чего ты это взял?
   -- Уж очень он был больной, -- ответил Иларио, пожимая плечами. -- Я думаю, он не прожил и одного месяца, с тех пор как вы уехали.
   -- Ерунда! -- сказал Рейдлер. -- Он тебя тоже в этом уверил. Доктор осматривал его и сказал, что он здоров как бык.
   -- Это доктор вам так сказал? -- улыбаясь, сказал Иларио. -- Доктор и не видел Мак-Гайра.
   -- Как не видел? -- удивился Рейдлер. -- Что ты хочешь сказать, черт бы тебя подрал?..
   -- Мак-Гайр, -- продолжал спокойно юноша, -- вышел за питьевой водой на двор, когда доктор вошел в комнату. Доктор схватил меня и начал колотить меня пальцами вот здесь, -- он положил руку на грудь, -- я не знаю, для чего. А потом приложил ухо сюда и сюда и слушал. не знаю, для чего. Он положил маленькую стеклянную палочку мне в рот. Он пощупал руку вот здесь, наверху. Он заставил меня сосчитать. так, шепотом. двадцать, тридцать, сорок. Не понимаю, -- заключил Иларио, разводя руками, -- для чего доктор проделывал все эти фокусы.
   -- Какие лошади здесь, на ранчо? -- коротко спросил Рейдлер.
   -- Пайсано пасется позади маленького корраля, сеньор.
   -- Оседлай его для меня немедленно же.
   Через несколько минут скотовод сел на лошадь и ускакал. Пайсано мчался с быстротою птицы, и через два с четвертью часа Рейдлер увидел с небольшого пригорка лагерь, расположенный у водоема в долине Гвадалупы. С замиранием сердца от страха перед ожидавшими его вестями он подъехал к лагерю, слез с коня и бросил поводья. В эту минуту он почувствовал себя виновным в убийстве Мак-Гайра.
   В лагере находился только один повар, который нарезал огромными кусками жареную говядину и расставлял жестяные кофейные кружки к ужину. Рейдлер не решился прямо поставить вопрос, который вертелся у него на уме.
   -- Все благополучно в лагере, Пит? -- спросил он обиняком.
   -- Так себе, -- ответил Пит. -- Провизии не хватило два раза. Ветер рассеял скот, и пришлось искать его в кустах за сорок миль. Мне нужен новый кофейник. А чертовы москиты одолели в этом году больше обыкновенного.
   -- А как ребята, -- все здоровы?
   Вопрос повару показался странным, так как справляться о здоровье ковбоев не было в обычае на ранчо.
   -- Тех, которые остались, не приходится два раза звать к обеду, -- ответил повар.
   -- Тех, которые остались? -- хриплым голосом повторил Рейдлер.
   Машинально он оглянулся, ища могилу Мак-Гайра. В его уме уже мелькнула белая плита, какую он видел на алабамском кладбище, но тотчас же он сообразил, что это глупо.
   -- Само собой разумеется, -- сказал Пит, -- те, которые остались. За два месяца лагерь часто меняется. Некоторых уже нет.
   Рейдлер собрался с духом.
   -- Тот. молодчик. которого я послал. Мак-Гайр. он.
   -- Слушайте, -- прервал его Пит, встав перед ним с ломтем хлеба в каждой руке, -- ведь это был грех посылать такого больного человека в лагерь. Нужно было бы повесить того доктора, который считал его здоровым. Но хоть он и был одной ногой в могиле. я вам расскажу, что он сделал. В первый же вечер, как они прибыли в лагерь, ребята стали его посвящать в ковбои. Росс Харгис хлестнул его кожаным ремнем, и как вы думаете, что бедный мальчонка сделал? Встал, чертенок этакий, и ударил Росса. Ударил самого Росса Харгиса! Здорово ударил! Таких надавал ему тумаков, что Росс не успевал вставать, как опять грохался на землю. А затем этот самый Мак-Гайр отошел в сторонку, уткнулся лицом в траву и захаркал кровью. Геморроем это, кажется, называется. И таким манером он пролежал ровнехонько восемнадцать часов, не шевельнувшись. Тогда Росс Харгис, который любит всякого, кто его поколотит, начинает проклинать всех докторов от Гренландии до польского Китая; и он и Джонсон Зеленая Ветка перенесли Мак-Гайра в палатку и наперебой принялись откармливать рубленым сырым мясом и виски. Но видно было, что мальчонка не желал выздороветь, потому что ночью он удрал из палатки, и его нашли в траве. Он лежал, прижавшись к ней, как роса. "Убирайтесь, -- сказал он, -- дайте мне умереть, как я хочу. Он сказал, что я лгун и обманщик и что я притворяюсь больным. Оставьте меня одного".
   -- Две недели, -- продолжал повар, -- он пролежал, не обращая внимания ни на кого, а затем.
   Внезапный шум наполнил воздух, и два десятка всадников галопом подскакали к лагерю.

0x01 graphic

   -- Помилуйте меня змеи! -- воскликнул Пит и заметался во все стороны. -- Ребята вернулись, они убьют меня, если ужин не будет готов через три минуты.
   Но Рейдлер видел только одно, -- маленького, загорелого, ухмыляющегося парня, спрыгнувшего с седла и освещенного пламенем костра. Мак-Гайр не был похож на него, и однако...
   В следующее мгновение скотовод схватил его за руку и плечо.
   -- Сынок, сынок, как поживаешь? -- было все, что он мог выговорить.
   -- Вы сказали "ближе к земле", -- заорал Мак-Гайр, стальными пальцами пожимая руку Рейдлера, -- и там-то я и нашел здоровье и силу -- и понял, каким болваном я был. Спасибо, дружище, за то, что вы меня вытолкали. А во всем ведь виноват доктор, правда? Я смотрел через окно и видел, как он щупал мускулы этому мексиканцу.
   -- Чертова же вы кукла! -- проворчал Рейдлер. -- Почему же вы молчали и не сказали, что доктор вас не исследовал?
   -- А. бросьте! -- сказал Мак-Гайр с налетом прежней грубости. -- Никто не может меня одурачить. Вы меня и не спрашивали. Вы меня вышвырнули, и я решил: так тому и быть. А знаете, дружище, гнаться за скотом -- самый интересный спорт на свете. И таких славных товарищей я тоже никогда не встречал. Вы ведь позволите мне остаться здесь, дружище?
   Рейдлер вопросительно взглянул на Росса Харгиса.
   -- Этот проклятый чертенок, -- сказал нежно Росс, -- самый проворный работник. и никто ни в одном лагере не умеет так драться, как он.

0x01 graphic

----------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Душа Техаса. -- Ленинград: Мысль, 1925 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru