Аннотация: The Sphinx Apple. Перевод Эвы Бродерсен (1925).
О. Генри. Оригинальный конкурс
Почти на полдороге между городами Парадайзом и Санрайз-Сити, отстоящими около тридцати пяти миль друг от друга, возница почтового дилижанса остановил лошадей. В течение всего дня бушевала метель. Высота снега достигала восьми дюймов. Даже при дневном свете оставшаяся часть дороги была небезопасна, потому что она шла вдоль уступов неровного горного хребта. Теперь же, когда опасные места дороги маскировались снегом и темнотой, нельзя было и думать о дальнейшем путешествии. Таково было мнение возницы, Билдеда Роза, поэтому-то он и остановил свою четверку лошадей и поделился своими опасениями со своими пятью пассажирами.
Судья Менефи, которому все как-то невольно предоставляли инициативу, первый выскочил из дилижанса. Трое из его спутников последовали его примеру, готовые расследовать положение дела. Они должны были решить, как поступить: подчиниться или же ехать дальше. Пятый пассажир -- молодая женщина -- осталась в дилижансе.
Билдед остановил дилижанс на уступе первой горы. Двойная изгородь из рельсов преграждала дорогу. В пятидесяти ярдах над верхней изгородью стоял небольшой домик, казавшийся темным пятном на фоне снежных сугробов. К этому-то дому поднялся судья Менефи в сопровождении своих спутников с громкими криками, вызванными бедственным положением. Они звали и стучали в двери и окна. На негостеприимное молчание они ответили упорством. Они атаковали дом со всех сторон и силою завладели им.
Оставшиеся в дилижансе услышали топот и крики из занятого дома. Вскоре внутри замигал свет и вспыхнул ярким пламенем. Затем сквозь падавшие снежные хлопья показались разведчики, которые скорым шагом направились к дилижансу. Звучнее рожка гремел голос судьи Менефи, объявившего о результатах разведки. Дом состоял из одной комнаты, и в ней никто не жил. Она была без всякой мебели, но в ней был большой камин, а в небольшой пристройке позади дома они нашли большой запас дров. Таким образом, кров и тепло -- защита против холодной ночи -- были обеспечены. В утешение Билдеду Розу он сообщил о существовании конюшни вблизи дома, еще не совсем разрушенной и с запасом сена на чердаке.
-- Джентльмены, -- закричал с козел Билдед Роз, укутанный в пальто и покрывала, -- сбросьте две рельсы из этой изгороди, чтобы я мог проехать. Эта избушка принадлежит старику Редруту. Его отправили в сумасшедший дом в августе месяце.
Пассажиры весело набросились на покрытые снегом рельсы и сбросили их. Подбодряемая понуканиями и кнутом четверка лошадей втащила дилижанс вверх по откосу к дверям домика, лишившегося своего хозяина. Кучер и двое из пассажиров начали отпрягать лошадей. Судья Менефи открыл дверцу дилижанса и снял шляпу.
-- Я должен объявить вам, мисс Гарленд, -- сказал он, -- о вынужденном перерыве в нашем путешествии. Кучер уверяет, что путешествие ночью по горным дорогам представляет такой большой риск, что нельзя о нем и думать. Поэтому необходимо остаться до утра под кровом этого дома. Прошу вас поверить, что вам нечего опасаться, кроме временных неудобств. Я сам лично осмотрел дом и нахожу, что он может служить нам защитой от непогоды. Вам будут предоставлены все возможные удобства. Позвольте мне помочь вам выйти из дилижанса.
К судье присоединился другой пассажир, инженер-механик по имени Денвуди. В сущности, во время путешествия имена не играют роли. Но пассажир, старающийся вместе с судьею Мэдисоном Л. Менефи услужить даме, заслуживает того, чтобы его представили читателю. Итак, Денвуди громко и весело заговорил:
-- Как видно, вам придется вылезти из этого ковчега, миссис Макфарленд. Нельзя сказать, что этот вигвам походил бы на шикарный отель, но делать нечего. Метель продолжается. Одно можно сказать: когда мы завтра утром уедем, никто не вздумает нас обыскать, не взяли ли мы на память серебряных ложек. Мы разведем огонь и обложим вас сухими подушками из дилижанса и будем отгонять мышей, если они будут вас беспокоить!
Один из двух пассажиров, добровольно занявшихся отпряганием лошадей и боровшихся со сбруей, снегом и саркастическими замечаниями Билдеда Роза, громко крикнул:
-- Послушайте, джентльмены! Проведите мисс Соломон в дом!.. Да ну, ты! Проклятая ты скотина!
Следует еще раз заметить, что в путешествии между Парадайзом и Санрайз-Си- ти точное знание имен не является обязательным. Когда судья Менефи представился пассажирке, она в ответ пробурчала свое имя, различно истолкованное каждым из пассажиров. И каждый из них упорно держался своего толкования и называл ее так, как он расслышал. Пассажирка считала неудобным поправлять их, потому что это могло быть понято как желание продолжать знакомство. Поэтому пассажирка с одинаковой любезностью позволяла себя называть Гарленд, Макфарленд и Соломон.
Вскоре маленькая компания путешественников с довольным видом расположилась полукругом перед весело горящим камином. Плащи, подушки, движимые части дилижанса были внесены в комнату, и из них было устроено сиденье. Пассажирка выбрала себе место возле камина на одном конце полукруга. Здесь она своей особой украсила место, приготовленное для нее услужливыми кавалерами. Она сидела на подушках, прислонившись к пустому ящику и бочке, прикрытых плащом и защищавших ее от проникавших в комнату сквозняков. Она протянула к огню свои восхитительно обутые ножки. Она сняла перчатки, но оставила вокруг шеи длинное меховое боа. Неровный свет огня наполовину освещал ее лицо, в то время как боа наполовину скрывало его. Это было молодое, необычайно женственное лицо с правильными чертами. В ее осанке чувствовалось спокойное сознание своей красоты. К ее услугам были четверо мужчин, соперничающих между собою для доставления ей удобств. И она принимала их услуги без всякого кокетства, как это делают многие женщины, а совершенно спокойно и естественно -- как лилия, впитывающая в себя капельку росы, предназначенную для освежения.
Снаружи ревел и завывал ветер. мелкие снежинки пробивались сквозь щели. холод проникал в комнату. Но тем не менее у разбушевавшейся стихии нашелся ярый защитник. Судья Менефи взял на себя эту роль. Он пытался в особой защитительной речи убедить присутствующих, что они находятся в беседке из роз, овеваемой нежным зефиром. Он располагал целым запасом шуток и анекдотов, немного скучных, но встреченных с восторженным одобрением. Его веселое настроение невольно передалось и другим. Каждый спешил тоже внести свою лепту для поддержания веселого настроения. Даже пассажирка выразила свое одобрение.
-- По-моему, здесь прелестно, -- сказала она своим кристально чистым тихим голосом.
В промежутках тот или другой из пассажиров вставал и производил в юмористическом тоне обследование комнаты. Но тут оказалось очень мало вещественных доказательств жизни старика Редрута.
Пассажиры обратились к Билдеду Розу с просьбой рассказать им историю этого отшельника. Теперь, когда лошади были хорошо устроены, и пассажиры тоже казались довольными, к кучеру снова вернулось хорошее настроение.
-- Старый хрен, -- начал Билдед довольно непочтительно, -- прожил в этом самом доме около двадцати лет.
Он никому не позволял близко подходить к нему. Как только по дороге проезжал экипаж, он прятался в доме и закрывал дверь. В его чердаке -- он указал на лоб, -- было не все в порядке. Он покупал обыкновенно провизию и табак в лавке Сэма Тилли на Литтл-Мадди. В прошлом августе он явился туда, одетый в красное стеганое одеяло, и рассказал Сэму, что он царь Соломон и что к нему приедет в гости царица Савская. Он привез с собою все деньги, которые у него были -- небольшой мешок, полный серебра, -- и бросил его в колодец Сэма. "Она не придет, -- сказал Редрут Сэму, -- если она узнает,
что у меня есть хоть сколько-нибудь денег". Как только люди узнали, о чем говорил старик Редрут с владельцем лавки, то все поняли, что он рехнулся. За ним приехали и отвезли его в сумасшедший дом.
-- А не было ли в его жизни какого-нибудь романа, который заставил его вести такую одинокую жизнь? -- спросил один из пассажиров, молодой человек, который занимался агентурой.
-- Нет, -- сказал Билдед, -- во всяком случае, я никогда не слышал об этом. Просто обыкновенное помешательство. Говорят, у него вышла какая-то неприятность в любовных делах с одной молодой девушкой, когда он был молод. Но о романе я ничего не слыхал.
-- Ах! -- воскликнул судья Менефи. -- Без сомнения, это случай неразделенной любви!
-- Нет, сэр, -- возразил Билдед, -- совсем не то. Она не вышла за него замуж. Мармадюк Маллиген, проживающий в Парадайзе, встретил однажды земляка Редру- та. Он ему рассказал, что Редрут в молодости был красивым молодым человеком, но если бы вы хлопнули по его карману, то вы услышали бы только звон ключей. Он был женихом одной молодой девушки -- кажется, ее звали Алисой, я хорошо не помню. Она была очень красивая девушка, которую всякий охотно взял бы в подруги жизни. Но тут, как на беду, в этот город приехал богатый молодой парень; у него были и экипажи, и горнопромышленные акции, и свободное время. Хотя мисс Алиса и была обручена с Редрутом, все же она отдала предпочтение новому пришельцу. Пошли разные свиданья, письма и все такое, что заставляет иногда девушек отсылать обратно обручальное кольцо и другие подарки. Одним словом, дело сорвалось.
Один раз люди видели, как Редрут и мисс Алиса стояли у калитки и разговаривали. Затем он поднял шляпу и ушел, и больше его в городе не видали. Так, по крайней мере, рассказывал его земляк.
-- А что случилось с молодой девушкой? -- спросил агент.
-- Я ничего не слыхал о ней, -- ответил Билдед. -- Я выкачал вам весь мой источник сведений, а больше я ничего не знаю.
-- Очень печальная. -- начал было судья Менефи, но его замечание было прервано лицом более авторитетным.
Последовала небольшая пауза, во время которой слышалось только завывание ветра и потрескивание огня.
Мужчины сидели на полу, несколько скрасив его непривлекательную поверхность кусками досок и пледами. Механик встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги.
Внезапно он издал торжествующий возглас. Он поспешил обратно из темного угла комнаты, держа высоко какой-то предмет в своей руке. Это было яблоко -- большой, красный, крепкий ранет. Он нашел его в бумажном картузе на высокой полке в углу комнаты. Это яблоко не могло принадлежать несчастному Редруту, потому что его безупречная свежесть отвергала предположение, что оно лежало с августа на заплесневелой полке. Вероятно, кто-то недавно заезжал в покинутый дом, позавтракал здесь и оставил яблоко.
Денвуди показал находку своим спутникам.
-- Смотрите, что я нашел, миссис Макфарленд! -- ликующе закричал он. Он высоко поднял яблоко, и при свете пламени оно казалось еще краснее. Пассажирка спокойно улыбнулась -- все так же спокойно.
-- Какое прелестное яблоко! -- прошептала она.
На один короткий миг судья Менефи почувствовал себя придавленным, уничтоженным, отброшенным на второй план. А он не мог помириться со вторым местом. Почему судьба выбрала этого крикливого, навязчивого, неотесанного механика, чтобы найти сенсационное яблоко, а не его? Он бы сумел из этого устроить сценку, интересную импровизацию, увлекательную речь или небольшую комедию и удержал бы за собою первую роль. А теперь пассажирка смотрела на этого смешного Денбодди или Вудбенди с восхищенной улыбкой, как будто он свершил подвиг! А механик пыжился от гордости и вертелся во все стороны.
Пока не помнящий себя от восторга Денвуди с яблоком Аладдина в руке привлекал к себе общее внимание, находчивый юрист составлял план вернуть себе первенство.
Изобразив самую вежливую улыбку на своем холодном классическом лице, судья Менефи подошел и взял яблоко из рук Денвуди как бы для того, чтобы осмотреть его.
-- Великолепное яблоко! -- сказал он одобрительно. -- Поистине, дорогой мистер Дедвинди, вы нас всех затмили в качестве фуражира. Но мне пришла на ум мысль. Пусть это яблоко станет призом, который будет присужден нашей единственной женщиной самому достойному из нас.
Все присутствующие, кроме одного, зааплодировали.
-- А ведь ловко он придумал? -- заметил пассажир, не имевший никакой специальности, молодому агенту.
Не аплодировал только механик. Он увидел себя опять отодвинутым на второй план. Никогда ему не пришло бы в голову объявить свое яблоко призом. Он хотел предложить разделить яблоко на части по числу присутствующих и съесть его, а семена яблока собрать и устроить развлечение или род гадания, прилепляя семена ко лбу, называя при этом имя какой-нибудь знакомой молодой дамы. Семечко, которое отпало бы первым, было бы. но теперь было уже слишком поздно.
-- Яблоко, -- продолжал судья, -- в наше время занимает совершенно незаслуженно довольно низкое место. Действительно, роль яблока сведена к кулинарии и торговле. Между тем в древние времена дело обстояло иначе. Библия, история и мифология изобилуют доказательствами, что яблоко играло более почетную роль. Кто не слыхал о золотых яблоках Гесперид, кто не стремился их достать? Мне, конечно, не требуется напомнить вам о самом ярком примере, когда первое потребление яблока нашими прародителями вызвало падение человека и утраты им совершенства.
-- Такие яблоки, как это, -- сказал механик, переходя на более практическую почву, -- стоят на чикагском рынке три о половиною доллара за бочонок.
-- Вот в чем состоит мое предложение, -- продолжал судья Менефи, удостоив снисходительной улыбкой неподходящее замечание механика. -- Волей-неволей мы принуждены остаться здесь до утра. У нас достаточно дров, чтобы поддержать тепло. Следующей нашей задачей является занимать друг друга интересной беседой, чтобы время не проходило слишком медленно. Я предлагаю передать это яблоко в руки мисс Гарленд. Это уже более не плод, но, как я сказал, приз, награда, олицетворяющая великую человеческую идею. Мисс Гарленд сама перестанет быть индивидуумом -- спешу добавить, что только временно (эти слова сопровождались низким поклоном, преисполненным старомодной грации). Она будет представительницей своего пола; она будет воплощением женщины -- я бы сказал, сердцем и мозгом божественного творения. В качестве такового мисс Гарленд должна будет обсудить и решить следующий вопрос.
Несколько минут назад наш друг мистер Роз поделился с нами занимательным, но отрывочным романом из жизни бывшего владельца этого дома. Те немногие факты, которые мы узнали, открывают, как мне кажется, широкое поле для интересных предположений, для изучения человеческого сердца, для упражнения воображения, -- короче говоря, для рассказывания историй. Воспользуемся этой возможностью. Пусть каждый из нас расскажет свою собственную версию этой истории, начиная с того места, где кончается повествование мистера Роза -- то есть с момента расставания влюбленных у калитки. Согласимся только в одном: не требуется всю вину взваливать на молодую девушку за то, что Редрут рехнулся и сделался человеконенавистником и отшельником. Когда мы все по порядку расскажем, мисс Гарленд должна произнести приговор женщины. От лица всего женского пола она должна решить, какая версия самая лучшая и наиболее верно изображает человеческие чувства и любовь и наиболее правдиво рисует характер и поступки невесты Редрута с женской точки зрения. Яблоко будет присуждено победителю конкурса. Если вы все согласны, то мы с удовольствием услышим первую историю от мистера Динвиди.
Последняя фраза понравилась механику. Он был из тех, у кого плохое настроение быстро проходит.
-- Блестящая идея, судья, -- от души сказал он. -- Это будет настоящий сборник коротких рассказов, не правда ли? Я когда-то был корреспондентом для спрингфилдской газеты, и когда не было никаких новостей, то я их фабриковал сам. Думаю, что я отлично справлюсь со своей задачей.
-- Я нахожу, это прелестная мысль, -- весело сказала пассажирка. -- Это будет похоже на игру.
Судья Менефи шагнул вперед и торжественно передал ей в руки яблоко.
-- В былые времена, -- сказал он звучным голосом, -- Парис присудил золотое яблоко самой прекрасной женщине. Но теперь оно возвестит нам о сокровенной мудрости женского сердца. Возьмите яблоко, мисс Гарленд. Выслушайте наши скромные импровизации, а затем присудите награду по справедливости.
Пассажирка мило улыбнулась. Яблоко лежало у нее на коленях под шалью и складками платья. Она сидела, откинувшись на устроенную из ящика спинку; ей было удобно и тепло. Кто-то подбросил свежие поленья в огонь. Судья Менефи приятно улыбнулся.
-- Не будете ли вы так любезны начать? -- спросил он.
Механик сидел на полу, скрестив ноги по-турецки, и надвинул шапку на затылок, чтобы уберечь голову от сквозняка.
-- Ну, -- начал он, нисколько не смущаясь, -- вот как я себе представляю эту историю. Ну, конечно, Редрута очень озабочивал этот тип, у которого была куча денег и который старался отбить у него его невесту. Поэтому он, само собою разумеется,
отправился к ней спросить, что она думает на этот счет. Ну, никому ведь не понравится, если уже он облюбовал девушку, чтобы явился еще третий с экипажами и с мешком денег. Ну, он и пошел ее повидать. Ну, может быть, он и разгорячился и начал говорить как собственник, забывая, что женщина не трубка для табаку. Ну, Алиса, натурально, тоже вскипела и ответила ему резко. Ну, он.
-- Слушайте! -- прервал пассажир, не имевший никакой специальности. -- Если бы вы за каждое "ну", которое вы говорите, получали бы доллар, то вы были бы богатым человеком и могли бы жить на проценты. Как вы думаете?
Механик добродушно усмехнулся.
-- О, я не Ги де Мопассан, -- весело сказал он. -- Я рассказываю вам по-американски, без всяких прикрас. Ну, она ему говорит что-то вроде этого: "Золотой Мешок мне только друг, -- сказала она, -- но он возит меня кататься и достает мне билеты в театр, а ты этого никогда не делаешь. Неужели мне отказываться от всяких удовольствий только потому, что я твоя невеста?" -- "Порви с этой пигалицей, -- сказал Редрут, -- не смей быть с ним знакома, или же ты не будешь моей женой".
Разговор в таком тоне не может нравиться девушке с характером. Я готов держать пари, что Алиса не переставала любить своего жениха. Она просто завела это знакомство, как это часто делают девушки, чтобы повеселиться и полакомиться конфетами, прежде чем выйти замуж. Но жених как заладил свой начальнический тон, так и слушать ничего не желал. Ну, она, понятно, ему и отдала обратно кольцо. Жених ушел и запил. Да. В этом-то вся загвоздка. Держу пари, что девушка порвала с тем франтом через два дня, после того как исчез ее жених. Редрут сел в товарный вагон с мешком за плечами и укатил в неведомые страны. Много лет он пил, пока его не одолели всякие болезни от спиртных напитков. "Баста! -- заявил он. -- Удалюсь в хижину, заживу отшельником и отпущу себе бороду".
Эта Алиса, по-моему, была на высоте. Она не вышла замуж, а, как только появились первые морщинки, сделалась машинисткой и завела себе кота, который всегда приходил, когда его звали: "Кис-кис-кис!" У меня слишком сильна вера в хороших женщин, чтобы думать, что они из-за денег бросали бы человека, которого любили.
Механик замолчал.
-- Я нахожу, -- сказала пассажирка, слегка задвигавшись на своем низком сиденье, -- что это прелест.
-- О, мисс Гарленд! -- вмешался судья Менефи, подняв руку. -- Я прошу вас, никаких замечаний! Это было бы несправедливо по отношению к другим участникам состязания. Мистер. гм. не угодно ли вам занять вторую очередь? -- судья обратился к молодому человеку, который занимался агентурой.
-- Моя версия романа, -- начал молодой человек, застенчиво потирая руки, -- такова. Они не ссорились при расставании. Мистер Редрут простился с ней и ушел искать счастья. Он знал, что его невеста останется ему верной.
Он с презрением отвергал мысль, что его соперник мог оказать впечатление на такое верное и любящее сердце. Мистер Редрут, по-моему, отправился в Скалистые горы, в штат Вайоминг, искать золото. Однажды, когда он был за работой, на берег высадился экипаж пиратов и захватил его в плен и...
-- Стойте! Что это такое? -- резко прервал его пассажир, не имевший никакой специальности. -- Экипаж пиратов, высадившийся в Скалистых горах? Не будете ли вы так любезны объяснить нам, каким образом они туда приплыли?..
-- Высадились из поезда, -- спокойно и быстро ответил рассказчик. -- Они продержали его пленником в пещере в течение нескольких месяцев, а затем увезли за сотни миль в леса Аляски. Здесь в него влюбилась прекрасная индианка, но он остался верен Алисе. Пространствовав еще год в лесах, он двинулся в обратный путь с брильянтами.
-- Какими брильянтами? -- почти грубо спросил пассажир, не имевший никакой специальности.
-- Теми самыми, которые ему показал седельный мастер в перуанском храме, -- несколько туманно сказал молодой человек. -- Когда он вернулся на родину, Алисина мать повела его со слезами к зеленому холмику под ивой. "Сердце ее разбилось, когда вы уехали", -- сказала ее мать. "А что сталось с моим соперником, Честером Макинтошем?" -- спросил мистер Редрут, с грустью опускаясь на колени у Алисиной могилы. "Когда он увидел, -- ответила мать, -- что сердце ее принадлежало вам, он стал чахнуть изо дня в день, пока наконец не открыл мебельный магазин в местечке Большие Пороги. Недавно мы слышали, что его до смерти искусала взбесившаяся мышь в Индиане, куда он удалился, чтобы постараться забыть свое горе". После этого мистер Редрут бросил свет и сделался, как мы видели, отшельником.
-- Моя история, -- заключил молодой человек, занимавшийся агентурой, -- грешит, может быть, в литературном отношении, но я главным образом хотел показать, что молодая девушка осталась верна своему жениху. Она ни во что не ставила богатство в сравнении с истинным чувством. Я восхищаюсь прекрасным полом и верю в него, и потому не могу думать иначе.
Рассказчик замолчал, бросив украдкой взгляд в тот угол, где, откинувшись, сидела пассажирка.
Судья Менефи предложил затем Билдеду Розу представить свою историю на конкурс. Рассказ возницы был краток.
-- Я не из тех людей, -- сказал он, -- которые во всех неприятностях жизни винят женщин. Мой взгляд на эту историю такой. Редрута погубила просто лень. Если бы он вздул хорошенько этого Персиваля де Лесси, который хотел ему подставить ножку, да держал бы Алису на привязи, все обстояло бы благополучно. Ради любимой женщины стоит немного постараться. "Пошлите за мной, если я вам опять понадоблюсь", -- сказал Редрут, нахлобучил шапку и ушел. Он считал это, должно быть, оскорбленной гордостью, но на самом-то деле это была лень. Ни одна приличная женщина не будет бегать за мужчиной. "Пусть вернется сам", -- сказала Алиса. И я уверен, что она богатому парню показала на дверь, а сама проводила все время у окна и поджидала своего жениха с пустым бумажником и красивыми усами.
Я так полагаю, что Редрут прождал около девяти лет, что она пошлет ему письмо, в котором попросит у него прощения. Но она все не посылала. "Ничего из этого не выйдет", -- сказал Редрут, сделался отшельником и отпустил себе бороду.
Да, во всем виноваты лень и борода. Они всегда идут рука об руку. Вы слышали ли когда-нибудь о человеке с длинными волосами и с бородой, который нашел бы золотую россыпь? Нет, наверное нет! Посмотрите-ка на герцога Мальборо [Чарльз РичарД Джон Спенсер-Черчилль, 9-й герцог Мальборо (1871-1934) -- британский аристократ, женатый на дочери железнодорожного магната Вандербильта, двоюродный брат будущего премьер-министра Уинстона Черчилля (примеч. ред.)] или на какого-нибудь нефтепромышленника. Есть ли у них бороды?
Ну так вот, держу пари на лошадь, что Алиса никогда не вышла замуж. Если бы Редрут женился на ком-нибудь другом, то, может быть, она тоже вышла бы замуж. А Редрут сам не хотел сделать первого шага. Она всю жизнь хранила наилучшие воспоминания о нем, а может быть, и прядь его волос и косточку от корсета, которую он сломал, когда они обнимались. Для некоторых женщин такие сувениры заменяют супружескую жизнь. Так, незамужней, она и прожила свой век. Нет, я не виню Алису за то, что Редрут перестал бриться и менять сорочки!
Следующая очередь была за пассажиром, не имевшим никакой специальности и имени которого мы не знаем.
Худощавая фигура в коричневом костюме сидела на полу, напоминая собою лягушку: руками он обхватил ноги, упершись подбородком на коленки. Гладкие волосы цвета пакли; длинный нос; рот, как у сатира, с поднятыми, прокопченными табаком углами; рыбьи глаза; красный галстук с булавкой, изображавшей подкову. Он начал с хихиканья, которое постепенно перешло в слова.
-- Все ошиблись! Роман без флердоранжа! О-хо! Ставлю что угодно на молодчика в шикарном костюме и с чеками в карманах.
Начать с того, как они расстались у калитки? Отлично. "Ты никогда не любила меня, -- сказал с безумно горящими глазами Редрут, -- иначе ты не говорила бы с человеком, который в состоянии угощать тебя ежедневно мороженым". -- "Я его ненавижу, -- сказала она. -- Я чувствую отвращение к его экипажу; я презираю конфеты, которые он посылает мне в позолоченных бонбоньерках. Я чувствую, что была бы в состоянии убить его, когда он преподносит мне массивный медальон, отделанный бирюзой и жемчугом. Пусть себе убирается! Я люблю только тебя". -- "Так я тебе и поверю, -- сказал Редрут. -- Во всяком случае, я не признаю игры с двумя валетами. Ступай с ним и продолжай ненавидеть его еще больше. А я предпочитаю Элен Никерсон, которая живет на авеню Б., тянучки и езду на трамвае".
В тот же вечер приходит Джон Крез. "Что? слезы?" -- говорит он, поправляя свою жемчужную булавку. "Из-за вас меня покинул мой возлюбленный, -- говорит Алисочка, рыдая. -- Я ненавижу даже ваш вид". -- "Выходите в таком случае за меня замуж", -- говорит Джон Крез, зажигая сигару. "Что! -- с негодованием воскликнула она, -- за вас замуж? Никогда! -- говорит она, -- до тех пор, пока я не сделаю нужных покупок к свадьбе, а вы получите разрешение. Рядом в доме есть телефон, если вы хотите вызвать нотариуса".
Рассказчик остановился и цинично захихикал.
-- Поженились ли они? -- продолжал он. -- Проглотил ли селезень мотылька? Не знаю. Возвращаюсь к случаю со стариком Редрутом. Вот тут-то вы опять все ошибаетесь, на мой взгляд. Что заставило его превратиться в отшельника? Один из вас говорит -- лень, другой -- раскаяние, третий -- пьянство. А я говорю: в этом виноваты женщины, да, женщины! Сколько лет теперь старику? -- спросил рассказчик, обернувшись к Билдеду Розу.
-- Так, около шестидесяти пяти.
-- Отлично. Он прожил здесь отшельником двадцать лет. Скажем, ему было двадцать пять, когда он распрощался с невестой у калитки. Значит, еще двадцать лет оставалось в его распоряжении. Где он провел эти десять лет, да еще две пятерки? Я выскажу вам свое предположение. Он запутался в многоженстве. Скажем, у него была пухленькая блондиночка в Сен-Джо, и стройная брюнеточка в Скиллет-Ридж, и милашка с золотым зубом в долине Ко. Они разузнали про это и выставили его за дверь. Когда они с ним таким образом расправились, он заявил: "Шабаш! Никаких больше юбок! В отшельническом деле нет перепроизводства, и я буду застрахован от всяких машинисток, ищущих работы. Решено! С этих пор выбираю себе веселую отшельническую жизнь". Вы говорите, что старика Редрута отвезли в дом для умалишенных только потому, что он объявил себя царем Соломоном? Напрасно! Он был действительно премудрым Соломоном! Вот и вся моя история. Не думаю, что ей будет присуждено яблоко.
Подчиняясь установленному судьей Менефи правилу воздерживаться от преждевременного обсуждения, никто из присутствующих не проронил ни слова, когда пассажир, не имевший никакой специальности, кончил свой рассказ. А затем инициатор конкурса прокашлялся, чтобы начать свою импровизацию. Хотя судье Менефи не очень удобно было сидеть на полу, тем не менее он держался с таким же достоинством, как всегда. Потухающий теперь свет огня мягко играл на густой шевелюре его седых волос и на его лице, напоминавшем своими правильными чертами вытисненное на старинной монете лицо какого-нибудь римского императора.
-- Сердце женщины! -- начал он вибрирующим голосом. -- Кто может измерить его глубину? Образ действий мужчин и их вожделения разнообразны. Сердца же всех женщин, я думаю, бьются в унисон, под один и тот же старый напев любви. Любовь для женщины значит самопожертвование. Если она достойна называться женщиной, то ни золоту, ни положению она не отдаст предпочтения перед истинным чувством.
Господа при. гм. я хотел сказать, друзья мои, здесь разбирается дело Редру- та. Кого же, однако, мы судим? Редрута? Нет, не Редрута -- он уже понес наказание. А также не те бессмертные страсти, которые облекают нашу жизнь в радостные одеяния. В таком случае, кого же? Каждый из нас, здесь присутствующих мужчин, призывается сегодня к суду, чтобы ответить: обитает ли в его груди рыцарь или варвар. Судить нас будет женщина в лице одной из прекраснейших ее представительниц. В руке она держит приз, в действительности незначительный, но достойный благороднейших наших усилий, чтобы получить его как знак одобрения, от столь достойной представительницы женского пола.
Переходя к истории Редрута и прекрасного существа, которому он отдал свое сердце, я должен сначала поднять свой голос против недостойного обвинения, что эгоизм женщины, ее измена или любовь ее к роскоши вынудили Редрута отречься от мира. Я никогда не видал, чтобы женщина могла быть такой материальной и продажной. Поэтому мотивы мы должны искать в другом месте -- в низменной натуре мужчины.
По всей вероятности, между любовниками произошла ссора, когда они стояли у калитки в тот памятный день. Мучимый ревностью, молодой Редрут покинул свои родные места. Но была ли у него достаточно веская причина так поступить? Нет никаких доказательств ни за, ни против. Но есть нечто высшее, чем доказательство. Есть великая, вечная вера в честность женщины, в ее стойкость против соблазна, в ее верность даже при наличии предлагаемых ей богатств.
Я представляю себе опрометчивого любовника, бродящего по свету и раздираемого душевными муками. Я представляю себе его постепенное падение и, наконец, полнейшее отчаяние, когда он понял, что потерял самый драгоценный дар, предложенный ему жизнью. Тогда его удаление из мира плача и юдоли и последующее расстройство умственных способностей становится понятным.
Что же я вижу с другой стороны? Одинокую женщину, увядающую, по мере того как проходят годы, но с той же верностью поджидающую того, кто никогда больше не вернется. Она теперь старуха. Волосы ее белые, как снег, и гладко зачесаны. Целыми днями она сидит у дверей и с тоской смотрит на пыльную дорогу. Мысленно она ждет его все там же, у калитки, где он ее покинул. и она навеки его, но не здесь, на грешной земле. Да. Моя вера в женщину рисует мне такую картину. Разлученные навек на земле, но все же ожидающие! Она -- в предвкушении встречи в Элизиуме, а он -- в бездне отчаяния.
-- А я думал, что он в сумасшедшем доме, -- сказал пассажир, не имевший особой специальности.
Судья Менефи сделал нетерпеливое движение. Мужчины сидели в самых смешных и нелепых позах. Метель утихла, и ветер завывал теперь только редкими злобными порывами. Огонь в камине догорал, оставив кучу красных углей, распространявших в комнате тусклый свет. Пассажирка в своем уютном теплом уголку казалась бесформенной темной массой, увенчанной пышной прической блестящих волос; над меховым боа виднелась лишь небольшая полоска белоснежного лба.
Судья Менефи с трудом встал.
-- А теперь, мисс Гарленд, -- объявил он, -- мы кончили. Вам предстоит теперь присудить приз тому из нас, чьи доводы об оценке истинной женственности ближе всего подходят к вашим собственным понятиям.
Со стороны пассажирки не последовало ответа. Судья Менефи почтительно склонился перед ней. Пассажир, не имевший никакой специальности, хрипло рассмеялся. Пассажирка мирно спала. Судья попробовал взять ее за руку, чтобы разбудить. При этом он коснулся какого-то холодного, маленького, бесформенного предмета, лежавшего на ее коленях.
-- Она скушала яблоко, -- произнес благоговейно судья Менефи, показывая своим спутникам объеденную сердцевинку.