Оксенов Иннокентий Александрович
Письма о современной поэзии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    М. Кузмин. Нездешние вечера. Стихи 1914-1920. Изд. "Petropolis". Стр. 136. Пет. 1921.
    Всеволод Рождественский. Лето. Деревенские ямбы. Изд. "Картонный Домик". Стр. 28. Пет. 1921.
    Н. Гумилев. Шатер. Изд. Доха поэтов. Стр. 42. Севастополь. 1921.

Иннокентий Оксенов.
Письма о современной поэзии

   М. Кузмин. Нездешние вечера. Стихи 1914-1920. Изд. "Petropolis". Стр. 136. Пет. 1921.
   Всеволод Рождественский. Лето. Деревенские ямбы. Изд. "Картонный Домик". Стр. 28. Пет. 1921.
   Н. Гумилев. Шатер. Изд. Доха поэтов. Стр. 42. Севастополь. 1921.
   
   На развалинах старых книгоиздательств возникли в революционные годы два новых издательства, имена которых в настоящее время соответствуют двум различным течениям искусства, -- в частности, поэзии. Мы говорим об "Алконосте" и "Петрополисе". Смешно было бы сейчас говорить о "символизме" и "акмеизме", ибо направления эти в чистом своем виде давно не существуют. Но группировки поэтов остались прежние, почти но изменившись. Различия формы (не говоря об индивидуальных) более или менее сгладились, и основой современных группировок является в гораздо большей степени общность мировоззрений и тем.
   В "Алконосте" объединились прежние символисты -- А. Блок, Вяч. Иванов, А. Белый. Это издательство может считаться во многом преемником "Мусагета". Однако -- только Вяч. Иванов, пожалуй, сохранил еще в своей поэзии приемы раннего символизма; Блок же, например, давно стал ультра-реалистическим художником. Объединяет же поэтов "Алконоста" прежде всего их мировоззрение -- которое, пожалуй, осталось прежним -- и в соответствии с ним особо углубленное восприятие современности.
   Наоборот, современность -- вообще действительность -- не существует для поэтов "Петрополиса". Эта группа состоит из основателей (Н. Гумилев, А. Ахматова) и эпигонов былого "акмеизма". К счастью, акмеизм как школа, сильно мертвившая в свое время дарования, тоже нынче не существует (если не считать чахлого "Цеха поэтов"). Творческие личности поэтов "Петрополиса" развились в настоящее время достаточно ярко -- и, однако же, по удельному своему весу и влиянию эта группа стоит неизмеримо ниже "Алконоста".
   После ахматовского "Подорожника", о котором мы имели случай говорить в прошлом "Письме", "Петрополис" издал книгу М. Кузмина "Нездешние вечера".
   М. Кузмин -- писатель несомненно значительный, но пользующийся известностью и должной оценкой исключительно в узких кругах, близких к литературному миру читателей. О другой стороны -- едва ли по ему обязана наша поэзия пышно расцветавшим в свое время "эстетизмом" -- прекрасной формой, за которой скрывалось легковесное переживание или далее абсолютная пустота, -- и эпигонством. Конечно, все эти влияния были результатом не какой-либо "воли" поэта, а просто следствием особенностей его таланта -- умеющего блуждать в самых опасных мирах, мягкого и подчиняющего. В прежние годы Кузминым владел "дух мелочей прелестных и воздушных". В сборнике "Вожатый" (1918 г.) поэт явил свой неожиданно выросший и расширившийся талант, показав умение необычайно глубоко и просто подходить как к повседневным, так и к космическим образам. Теперь пред нами вновь -- книга, подводящая известные итоги. Что можно о ней сказать?
   Книга но духу распадается на две половины. В одной из них Кузмин снова -- увы! -- поэт мелочей, и уже не искусный, как прежде, а приторный и претенциозный. "Пойдут разнеженным шагом в сады желать..." "Месяц квадратит книги, да пол..." и много других подобных неологизмов -- ненужные футуристические заплаты на старом поэтическом плаще; или такие, явно - надуманные, тяжеловесные строки:
   
   "Назойливо сладелая фиалка
   Свой запах тычет как слепец костыль".
   
   Или отжившая риторика (за которой, быть может, и таится переживание, но до нас ужо но доходит):
   
   "Вы -- дети изгнанья!"
   Прокликал Параклит
   И радостное зданье
   Построить нам велит..."
   
   Или, наконец, явно вялые, порою срывающиеся стихи, каковы многие в цикле "Дни и лица".
   Вся эта половина книги, и на самом дело обнимающая почти половину страниц, -- ровный и плоский "королевски-сельский паркет". Одни узоры, полустертые быстрым лотом немногих роковых лет...
   Но, к счастью, в книге есть и другая половина, и последняя--прекрасна. Старинный "александриец и француз" и сейчас всего ближе и роднее чужим и далеким культурам. Александрийский гностицизм -- тайные герметические учения, Венеция XVIII века, куда не долетают громы Великой Революции, "Умбрия -- матерь задумчивых далей" -- вот мир Кузьмина, вот его пестрые стихии. Поэт обладает подлинной интуицией, дающей ому проникновение в сокровеннейшие глубины прошедших эпох.
   Останавливает внимание прежде всего кантата "Св. Георгий" -- своим плавно-колеблющимся ритмом и величавыми образами:
   
   "Ценой
   Персеев копь
   У плоских приморий
   белеет, взмоглясь...
   Георгий!.."
   
   Эта кантата, не сравнимая но широте замысла с "Враждебным морем" (см. "Вожатый"), тем но менее подобна последнему -- силою, благодаря которой мифические образы получают жизнь и плоть.
   В "Базилиде" -- намеки на путь, пройденный самою музой Кузьмина. Так, в начале --
   
   "Милая музенька
   Пальчиком стерла
   Допотопные начала.
   Солнце, ты не гори,
   Это ужасно грубо..."
   
   А потом, -- "вдруг, мимо воли, мимо желаний, разверся невиданных зданий светозарный ряд", -- совершилось приобщение музы, знавшей и певшей "прелестные мелочи", к тайнам п явлениям мирового порядка.
   Лучшее стихотворение книги "Эней". В пяти строфах мы переживаем -- живо и глубоко ощущаем дух истории Рима:
   
   "...Какие пристани, Эней, Эней,
   Найдешь ты взором пристально-прилежным?
   С каким товарищем, бродягой нежным,
   Взмутишь голубизну седых морей?
   Забудешь ты пылающую Трою,
   И скажешь "город па крови построю".
   . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Спинной хребет согнулся и ослаб
   Над грудой чужеземного богатства, --
   Воспоминание мужского братства
   В глазах тиранов, юношей и пап.
   И в распыленном золоте тумана
   Звучит трубой лучистой: "Pax romana".
   
   Несомненный ученик Кузьмина -- и вместе Ахматовой -- Всеволод Рождественский издал миниатюрную книжечку "Деревенских ямбов" (кстати -- в ней не только ямбы). Дарование поэта относится к разряду "пластических" -- почти исключительно зрительные образы, зарисованные местами выпукло, встречаются в его стихах. Поэт -- быть может, вполне правильно -- начинает с описания несложного быта и простых переживаний. В своих ямбах Всев. Рождественский обнаруживает умение осторожно и скупо обращаться со словами (вероятно, этому он научился в "Цехе..."), чему примером может служить хотя бы такая строфа:
   
   "Здесь спор ведут с единоверцем,
   Засыпав лошадям овса,
   И, ставни с вырезанным сердцем
   Закрыв, спускают па ночь пса".
   
   Закончим настоящий обзор книжкой Н. Гумилева "Шатер". Это стихи, которых давно следовало ждать от поэта -- плоды его африканских странствий. Ужо один перечень стихов -- "Сомали", "Дагомея", "Либерия", "Экваториальный лес" -- пестрый каталог географических имен, облекающихся живою плотью и кровью в почти безупречных пьесах. Подлинно, пред нами встает мощный образ -- сама Африка.
   
   "Оглушенная бурей и топотом.
   Облеченная в пламень и дымы..."
   
   Это, во всяком случае, -- глава, которую должна учесть история всемирной поэзии.
   
   Исходный текст здесь: https://gumilev.ru/criticism/51/
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru