Lib.ru/Классика: Панаев Иван Иванович. Петербургская жизнь

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЖИЗНЬ.

ЗАМѢТКИ НОВАГО ПОЭТА.

Открытіе зимняго сезона.-- О увеличивающейся роскоши.-- О дороговизнѣ и о томъ, какъ еще мало удобствъ въ петербургской жизни.-- Домохозяева, управляющіе и дворники.-- Мостовыя и лѣстницы надворныхъ квартиръ.-- О прислугѣ вообще, и въ особенности о лакеѣ, служившемъ въ хорошихъ домахъ, съ величественными манерами.-- Величественный господинъ, просящій милостыни.-- О разныхъ проявленіяхъ петербургскаго тщеславія.-- Нужна ли въ Петербургѣ красота при коляскѣ, рысакахъ и богато-меблированной квартирѣ, или разсказъ объ одной кривобокой барынѣ и о статномъ офицерѣ.-- Краткое лирическое заключеніе по поводу петербургской жизни.-- Нѣсколько словъ о театрахъ.-- Торжественное засѣданіе Академіи Наукъ 25 сентября.-- Открытіе лекцій г. Кавелина въ Петербургскомъ университетѣ.-- Новыя изданія; "Сцены изъ вседневной жизни", рисунки Ѳедотова, переданные на камнѣ г. Сѣмечкинымъ.-- "Кавказцы", періодическое изданіе.-- Некрологъ: А. Ф. Смирдинъ.

Зимній сезонъ начался. Ярмарка петербургскаго тщеславія -- Невскій проспектъ, почти въ полномъ блескѣ. Живописно лежащія въ коляскахъ дамы съ кринолинами: Шарлоты Ѳедоровны, Армаисы, Луизы и проч. и проч. уже летаютъ взадъ и впередъ отъ Полицейскаго до Аничкина моста, перегоняя другъ друга и щеголяя другъ передъ другомъ шириною своихъ юбокъ, быстротою своихъ рысаковъ на улицѣ и роскошью своихъ туалетовъ въ Оперѣ.... Большой свѣтъ начинаетъ переселяться въ городъ съ дачъ, изъ деревень и возвращаться изъ-за границы; маленькій свѣтъ давно уже покинулъ свой карточные лѣтніе домики. Но всѣмъ улицамъ разносятъ и развозятъ новую мебель баснословной цѣны изъ вощенаго орѣха съ рѣзьбой, обитую мокетами, репсомъ и толкомъ; всѣ петербургскіе обойщики пришли въ движеніе: вездѣ обиваютъ полы коврами, вѣшаютъ портьеры и занавѣсы... Петербургъ весь кипитъ дѣятельностью: на всѣхъ улицахъ очищаются отъ лѣсовъ новые громадные дома въ пять, въ шесть этажей (а между тѣмъ, цѣнность на квартиры все увеличивается); толпы народа останавливаются передъ домомъ княгини Юсуповой, на Литейной, который начинаетъ мало по малу выходить изъ лѣсовъ. Домъ этотъ, весь обшитый камнемъ, съ фигурами, каріатидами, гирляндами цвѣтовъ, и гербами бросается невольно къ глаза своею изящною роскошью середи штукатуренныхъ кирпичныхъ стѣнъ, его окружающихъ.... Роскошь въ Петербургѣ увеличивается съ каждымъ часомъ: говорятъ о другомъ, строющемся въ сію минуту, домѣ, который затмитъ великолѣпіемъ домъ княгини Юсуповой и будетъ обложенъ мраморомъ.

Всѣ въ Петербургѣ жалуются на возрастающую роскошь, на страшную дороговизну, но никому не приходитъ въ голову ограничить и умѣрить образъ своей жизни.-- такъ вкоренились во всѣхъ насъ барскія и помѣщичьи привычки. Маленькіе гоняются за большими, всѣ живутъ на авось, пуская другъ другу пыль въ глаза, не соображаясь съ настоящимъ, а разсчитывая на будущее: на полученіе хорошаго мѣста или на какую нибудь спекуляцію; всѣ ставятъ послѣднюю копѣйку ребромъ,-- такова ужь размашистость русской натуры!

Петербургъ движется, дышетъ, живетъ тщеславіемъ; онъ помѣшанъ на внѣшнемъ блескѣ, зараженъ суетностію, увлеченъ ничѣмъ неудержимою страстью къ эффектамъ; онъ щеголяетъ европейскимъ глянцомъ и имѣетъ нѣкоторое поползновеніе на соперничество даже съ Парижемъ, такъ же, какъ городъ Казань имѣетъ поползновеніе на соперничество съ Москвою -- Парижъ и Петербургъ!.. Но несмотря на свою роскошь, на свое великолѣпіе, относительно Москвы и Казани, Петербургъ еще очень далекъ отъ громадности, великолѣпія, щегольства и удобствъ, которыя представляетъ Парижъ. Въ этомъ нельзя не сознаться, несмотря на самый горячій патріотизмъ... да и какъ будто патріотизмъ заключается въ томъ, чтобы только безусловно восхищаться своимъ, не отдавая никакой справедливости чужому?

Я знаю одного помѣщика ста душъ, который вполнѣ убѣжденъ, что лучше его деревеньки нѣтъ ничего на свѣтѣ. Онъ въ восторгѣ отъ ея мѣстоположенія, хотя это мѣстоположеніе не представляетъ ничего особеннаго; твой маленькій прудъ, покрытый тиною, онъ величаетъ -- озеромъ, нѣсколько березъ съ кустами -- рощею, полисадникъ -- садомъ и такъ далѣе, и принимаетъ за личное оскорбленіе, если вы его прудъ назовете прудомъ... "Не прудъ, а озеро", перебиваетъ онъ съ негодованіемъ. Иму кажется, что нѣтъ въ мірѣ лучше купанья, какъ въ его прудѣ съ тиною. Онъ убѣжденъ, что нигдѣ нѣтъ такой растительности и такого здороваго воздуха, какъ въ его владѣніяхъ; что у него и хлѣбъ лучше родится, и яблоки его вкуснѣе, и люди красивѣе, чѣмъ гдѣ бы то ни было. Смѣшно же походить намъ на этого помѣщика и обижаться, если говорятъ, что Парижъ лучше Петербурга... Петербургъ еще младенецъ передъ Парижемъ... давно ли еще существуетъ Петербургъ! Чтожь мудренаго, что онъ кажется послѣ стараго и колоссальнаго Парижа низенькимъ и маленькимъ городомъ; что его блестящіе магазины на Невскомъ проспектѣ -- мелочныя лавочки сравнительно съ исполинскими магазинами Парижа, занимающими цѣлые дома и даже улицы; что Петербургъ, принявъ наружность европейскихъ городовъ, не успѣлъ еще усвоить себѣ удобства и комфортъ лондонской и парижской жизни; что онъ еще нѣсколько походитъ на барыню, которая воображаетъ, что роскошь состоитъ въ томъ только, чтобы нарядиться въ пестрое и богатое платье, облечься въ турецкую шаль, а что подъ это богатое платье можно надѣть грязную и оборванную юбку и натянуть на ноги нитяные чулки, потому что ни юбки, ни чулковъ подъ великолѣпнымъ платьемъ не видно?

Петербургскіе домохозяева, за исключеніемъ весьма немногихъ, полагающіе, что Петербургъ самый роскошный городъ, мало чѣмъ уступающій Парижу и Лондону, отдавая въ наймы квартиры своихъ домовъ.... я не говорю о маленькихъ, безконтрактныхъ квартирахъ, а о тѣхъ, за которыя платятъ 1,500 р. и по 2,000 р. сер. въ годъ,-- заботятся только о томъ, чтобы кое-какъ задѣлать и замазать ее снаружи и взять подороже, то есть обмануть наемщика точно также, какъ торговецъ на Апраксиномъ дворѣ, сбывая вамъ гнилой и негодный товаръ съ помощію темной лавки, радуется, что успѣлъ обмануть васъ и получить большой барышъ. Ему и въ голову не приходитъ, что, обманутые, вы ужь никогда ничего у него не купите, и что онъ потерялъ навсегда выгоднаго для себя покупателя, на котораго бы могъ-разсчитывать Вы осматриваете нанимаемую вами квартиру: оказывается, что ни одна -дверь, не отворяется, ни одинъ замокъ не дѣйствуетъ Вы соглашаетесь на объявленную вамъ цѣну, но говорите, что все это надо исправить. Управляющій находитъ ваше требованіе основательнымъ, и говоритъ, что все будетъ исправлено; вы переѣзжаете на квартиру, а двери все-таки не запираются и не отворяются; вы посылаете за управляющимъ, является управляющій, вы просите его попробовать отворить или запороть хоть одну дверь. Онъ убѣждается, что двери не запираются и не отворяются, по замѣчаетъ, что слесарь былъ и починивалъ замки, да ужь замки-то старые и никуда не годятся, что съ ними ничего сдѣлать нельзя, а что новые замки хозяинъ не согласится сдѣлать. Управляющій обвиняетъ хозяина, хозяинъ ссылается на управляющаго, оба согласны, что ваши требованія законны -- а между тѣмъ ничего не дѣлаютъ. Дѣло оканчивается тѣмъ, что вы же чините и исправляете на свой счетъ.

Одинъ мой пріятель просилъ своего домохозяина сдѣлать новыя рамы на окнахъ, потому что старыя совсѣмъ сгнили и отъ этого комнаты нельзя натопить. Домохозяинъ отвѣчалъ, что онъ новыя рамы сдѣлать не можетъ, а, пожалуй, для удовольствія жильца, вставитъ въ старыя рамы цѣльныя зеркальныя стекла (онъ торгуетъ зеркалами)....

-- Да помилуйте, возразилъ жилецъ: -- развѣ отъ вашихъ зеркальныхъ стеколъ въ комнатахъ будетъ теплѣе?... На что мнѣ зеркальныя стекла?... Я хочу тепла въ комнатахъ, а не зеркальныхъ стеколъ Вѣдь нужно же вамъ будетъ перемѣнить рамы, онѣ совсѣмъ развалились.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ домохозяинъ: -- еще годика два выдержутъ, ничего-съ, а чтобъ сдѣлать вамъ уваженіе -- зеркальныя стекла я уставить хоть сейчасъ готовъ.

Еще до сихъ поръ во многихъ большихъ домахъ и на лучшихъ петербургскихъ улицахъ домохозяева освѣщеніе лѣстницъ считаютъ излишнею роскошью, а дворники.... что можетъ быть ужаснѣе петербургскихъ дворниковъ? Вы возвращаетесь домой въ полночь, подъѣздъ, запертъ, вы тщетно звоните, стучитесь въ ворота и кричите, выходя изъ терпѣнія: дворникъ спитъ непробуднымъ сномъ, и развѣ только колоколъ съ Ивановской колокольни можетъ пробудить его. Вамъ нужно отъискать вашего знакомаго, переѣхавшаго на новую квартиру. Домъ огромный. Вы звоните у воротъ, чтобы узнать, въ какомъ этажѣ и по которому подъѣзду, на дворѣ или съ улицы квартира вашего знакомаго.... На вашъ звонокъ никакого отвѣта...

Вы звоните въ другой, въ третій, въ четвертый разъ -- все тщетно; вы выходите изъ себя и минутъ пять потрясаете ручкой звонка, наконецъ входите на дворъ и поднимаете страшный крикъ: "Дворникъ! дворникъ!".... Дворника и слѣдовъ нѣтъ, дворницкая заперта -- На вашъ отчаянный крикъ высовывается нѣсколько любопытныхъ головъ изъ разныхъ этажей, на дворѣ появляется баба, вы спрашиваете у нее: "да гдѣ же, матушка, у васъ дворникъ?" -- Я не знаю. Я не здѣшняя, отвѣчаетъ она равнодушно проходя мимо васъ -- Наконецъ, какой-то человѣкъ принимаетъ участіе въ вашемъ положеніи, начинаетъ также кричать: "дворникъ!" и даже отправляется отъискивать его, но возвращается безъ всякаго успѣха и произноситъ разсерженнымъ голосомъ: "Ужь здѣсь дворники такіе мошенники; чортъ ихъ знаетъ, гдѣ они, ихъ и съ собаками никогда не сыщешь." Но какъ винить дворниковъ? Дворники дрова таскаютъ, воду носятъ, показываютъ отдающіяся въ-наймы квартиры и метутъ улицы, счищаютъ снѣгъ съ тротуаровъ, откалываютъ ледъ.... мало ли работы у дворниковъ? И мудрено ли, что они засыпаютъ ночью непробуднымъ сномъ, когда вы возвращаетесь изъ гостей, отъ Дюссо или изъ Клуба?... А петербургскія мостовыя? Что можетъ быть мучительнѣе этой ѣзды по деревяннымъ провалившимся гнилушкамъ, или по окаменѣвшимъ лицамъ, какъ назвалъ нашу каменную мостовую какой-то остроумный путешественникъ? А квартиры на дворѣ въ 20, 25 и 30 руб. сер. въ мѣсяцъ, съ грязными лѣстницами, на которыхъ задыхаешься отъ запаха, съ полу-растворонными чуланчиками? а гостинницы для пріѣзжающихъ:-- нашъ Клей, нашъ Демутъ сравнительно съ парижскими и лондонскими отелями?... Говорятъ, что вновь открытая Знаменская гостинница, въ огромномъ домѣ, который нѣсколько лѣтъ стоялъ недостроенный, противъ дебаркадера Московской желѣзной дороги, устроена и съ удобствомъ и даже съ нѣкоторою роскошью, по я еще не имѣлъ случая видѣть ее.... А нѣсколько лѣтъ тому назадъ, открытая улица съ Невскаго проспекта, ведущая на Итальянскую улицу, въ которой съ ея открытія до настоящей минуты не появилось ни одного домика -- печальная улица въ центрѣ города, съ каменными глухими стѣнами домовъ, выходящихъ фасадомъ на Невскій проспектъ?... а безконечные деревянные заборы на Набережной Фонтанки... и прочее и прочее.... Какъ же Петербургъ послѣ всего этого можетъ сравняться съ Парижемь и Лондономъ, въ которыхъ въ теченіе какихъ нибудь пяти лѣтъ возникли цѣлые кварталы, воздвиглись монументальныя зданія и Лувръ соединился съ Тюльсри?... Я не говорю о кристальныхъ дворцахъ, о чудесахъ Булонскаго лѣса, о водопадахъ, каскадахъ, рѣкахъ, которые проведены тамъ.... что же наши Виллы Боргезе и Излеры, сравнительно съ Prè Catelan, съ Chвteau des fleurs и прочее?... Всего не перечтешь -- Нѣтъ, намъ еще очень далеко до Парижа и Лондона, надо сознаться въ этомъ со смиреніемъ.

Но Богь съ нею, съ этою баснословною роскошью Парижа и Лондона, намъ нечего завидовать ей и гоняться за нею; мы должны прежде всего хлопотать о томъ, чтобы устроить у себя удобства жизни европейскихъ городовъ и стремиться къ тому, чтобы по возможности сдѣлать жизнь сносною для бѣднаго класса петербургскаго народонаселенія, а петербургская жизнь въ послѣдніе годы дошла до того, что даже люди съ среднимъ состояніемъ, желающіе сводить концы съ концами (такихъ у насъ очень мало), должны отказывать себѣ во многомъ, или жить въ долгъ (такихъ больше); экономнымъ семействамъ, получающимъ въ годъ тысячи три съ половиною дохода, объ Итальянской оперѣ, напримѣръ, и думать невозможно. Дороговизна же жизни безъ всякихъ удобствъ, безъ возможности пользоваться какими нибудь даже малѣйшими развлеченіями и удовольствіями, при роскоши, которая мечется въ глаза, при соблазнахъ на каждомъ шагу -- такая жизнь пытка!

Къ числу большихъ удобствъ жизни принадлежитъ, безъ всякаго сомнѣнія, прислуга,-- но Боже мой! какъ мы отстали въ этомъ отношеніи, по причинамъ, впрочемъ, очень понятнымъ, отъ европейской прислуги. Слава Богу, въ Петербургѣ теперь мало но малу начинаютъ выводиться Парашки, Машки, Пашки, Васьки и Петьки, козочки и малые -- вся эта босая, лѣнивая и оборванная челядь; теперь лакеи почти вездѣ одѣты довольно чисто, натягиваютъ нитяныя перчатки на руки и даже надѣваютъ бѣлые галстуки, а горничныя (не крѣпостныя, а наемныя) принимаютъ нѣсколько щеголеватый видъ и носатъ чистые чулки и ботинки;-- все это прекрасно, но бѣда относительно прислуги -- вотъ въ чемъ. Если вы господинъ кроткаго права добрый по сердцу, не слишкомъ взыскательный, и обращающійся деликатно и но человѣчески съ нашей прислугой -- горе вамъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ ваша прислуга совсѣмъ избалуется, зазнается и залѣнится до того, что не она вамъ, а вы ей ужь должны будете прислуживать, и въ довершеніе всего будетъ еще грубить вамъ при малѣйшемъ замѣчаніи съ вашей стороны. Добраго, человѣчнаго и вѣжливаго барина наша прислуга не ставитъ въ грошъ и еще съ презрѣніемъ говоритъ объ немъ: "Что это за баринъ! Похожъ ли онъ на барина?" По мнѣнію этой прислуги, баринъ долженъ имѣть видъ величественный и суровый, такой, чтобъ отъ одного взгляда его мурашки пробѣгали по кожѣ непремѣнно, и говорить голосомъ стентора. Баринъ не долженъ позволить лакею пикнуть передъ собою и не долженъ сдѣлать двухъ шаговъ по комнатѣ, не крикнувъ: "Эй, человѣкъ!" А баринъ, который самъ одѣвается и умывается, говоритъ тихо, не кричитъ, который не держитъ свою прислугу въ ежовыхъ рукавицахъ -- какой это баринъ!... Но всего ужаснѣе русскіе лакеи хорошаго тона, такіе, которые служили въ аристократическихъ домахъ, то есть, между десятками своихъ собратій торчали цѣлый день безъ всякаго дѣла въ бѣлыхъ галстукахъ на парадной лѣстницѣ съ мраморами, или дремали на ясневыхъ готическихъ стульяхъ.... если такого рода человѣкъ попадетъ потомъ въ домъ къ человѣку средняго состоянія -- бѣда!

Я недавно имѣлъ случай испытать это удовольствіе. Мнѣ нуженъ была" лакей и мнѣ рекомендовали таковаго, прибавивъ, что онъ все служилъ въ хорошихъ домахъ. Лакей явился ко мнѣ. Это былъ человѣкъ лѣтъ подѣ пятьдесятъ, высокаго роста, немного рябоватый, одѣтый солидно и чисто, съ глубокомысленнымъ выраженіемъ въ лицѣ и съ большимъ чувствомъ собственнаго достоинства. Я объявилъ ему мои условія и предстоящія ему обязанности.

-- За десять рублей въ мѣсяцъ служить, сударь, невозможно,-- отвѣчалъ онъ резонёрскимъ тономъ...

-- Отчего же, перебилъ я:-- вѣдь у меня служили же люди, которымъ я платилъ по десяти рублей.

-- Точно, что такъ, но опять же каковы люди. Люди людямъ рознь, сударь. Я служилъ все въ первыхъ домахъ: у княгини Красносельской, у графа Хлюстина.... Мнѣ платили, сударь, по двадцати рублей и работы было совсѣмъ малость, потому что въ ихнихъ домахъ прислуга большая: и на лѣстницѣ, и при столовой, и при буфетѣ, и при лампахъ -- на все особые люди...

-- Въ такомъ случаѣ, любезный другъ, намъ съ тобой и разсуждать нечего. Ты и приходилъ ко мнѣ напрасно. Вѣдь тебѣ вѣрно сказали, что у меня не двадцать, а одинъ человѣкъ.

-- Это точно, сударь, какъ вамъ угодно, а я не могу же взять на себя, сами вы изволите понимать, эдакую обузу за такое малое жалованье.

-- Ну, такъ прощай, сказалъ я вставая.

-- Я охотно бы пошелъ къ вашей милости за пятнадцать рублей сударь, продолжалъ онъ:-- потому что я много наслышанъ объ васъ: говорятъ вы господинъ добрый; если за пятнадцать рублей угодно, я согласенъ.

Но слабости характера и по широтѣ, свойственной русской натурѣ, я прибавилъ ему сверхъ положенныхъ по моему бюджету десяти рублей на человѣка еще три рубли, и онъ согласился. Я объяснилъ ему подробно его обязанности и спросилъ, какъ его зовутъ.

-- Антонъ Михайловъ, сударь, отвѣчалъ онъ слегка наклонивъ, свою голову.

На слѣдующій день Антонъ перебрался ко мнѣ.

-- Какой славный долженъ быть твой новый человѣкъ, замѣтилъ одинъ изъ моихъ пріятелей, глядя на Антона, который все дѣлалъ съ торжественною медленностію, сохраняя художественное спокойствіе во всей своей фигурѣ:-- мнѣ особенно правится въ немъ то, что въ немъ нѣтъ лакейский увертливости, униженности и льстивости, онъ все дѣлаетъ съ чувствомъ собственнаго достоинства.

Я также раздѣлялъ въ эту минуту мнѣніе моего пріятеля и любовался Антономъ. Черезъ недѣлю, однако, я замѣтилъ, что это художественное спокойствіе и чувство собственнаго достоинства ни что иное какъ лѣнь и непривычка къ работѣ. Я долженъ былъ безпрестанно звать его то за тѣмъ, то за другимъ, потому что онъ ни чего неприготовлялъ заранѣе. Каждый разъ онъ медленно выступалъ на мой зовъ и, выслушавъ мои замѣчанія, отвѣчалъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ и съ совершеннымъ равнодушіемъ: "Слушаю, сударь".... Но мало по малу въ его голосѣ, въ этомъ вѣчномъ "слушаю" все болѣе и болѣе начинала звучать какая-то грустная нота, а на лицѣ его, когда онъ глядѣлъ на меня и выслушивалъ меня, выражалось что-то въ родѣ сдержаннаго сожалѣнія, какъ будто онъ думалъ: "баринъ ты добрый, но состояніе-то у тебя маловато. Кудажь тебѣ имѣть такого человѣка какъ я, который жилъ у княгини Красносельской и у графа Хлюстина?" Послѣ своего "слушаю" онъ даже иногда вздыхалъ.

Однажды я нечаянно подслушалъ его разговоръ съ горничною.

-- Нѣтъ, говорилъ онъ съ разстановкою и дѣлая ударенія на нѣкоторыя слова: -- жалованье у васъ небольшое, а работы много. День донской все на ногахъ. Я все въ хорошихъ домахъ служилъ, тамъ почти что при каждой вещи человѣкъ,-- онъ ужь и знаетъ свое дѣло, а тутъ я и камердинъ и буфетчикъ, и то долженъ вынести и другое.... Вонъ у графа Хлюстина камердинъ тотъ только подаетъ барину одѣться да раздѣнетъ его вечеромъ -- вотъ и вся работа....

-- Зачѣмъ ты личныя-то барскія полотенца затираешь? перебила его грубо горничная, которая постоянно посматривала на Антона съ неудовольствіемъ: -- скажи-ка это лучше?

-- Да развѣ это личное полотенцо,-- я думалъ, что это тряпка для пыли, возразилъ Антонъ съ равнодушнымъ презрѣніемъ.

-- Вишь какой баринъ! что у тебя глазъ нѣтъ, что ли? вскрикнула горничная оскорбленнымъ голосомъ: -- тряпки! много ты видалъ эдакихъ тряпокъ?...

-- Да что съ вами говорить не стоитъ, сказалъ Антонъ съ свойственнымъ ему спокойствіемъ, безъ малѣйшаго раздраженія въ голосѣ: -- потому что гдѣ же вамъ знать, вы не живали въ хорошихъ домахъ....

Самолюбіе горничной было уязвлено. Она вспылила и подняла крикъ. Антонъ, ничего ей не отвѣчая, вышелъ изъ комнаты и только хлопнулъ дверью.

Снисходительность моя къ Антону и терпѣніе начали исчезать. Его крайняя небрежность и спокойствіе раздражали меня, но я сдерживалъ себя и молчалъ.... Между тѣмъ Антонъ все вздыхалъ чаще и чаще и смотрѣлъ на меня все съ большимъ сожалѣніемъ. Наконецъ въ одно прекрасное утро онъ остановился переломною съ достоинствомъ, сложивъ назадъ руки.

-- Отпустите меня, сударь, сказалъ онъ: -- я не могу у васъ оставаться, потому что я привыкъ служить въ хорошихъ домахъ, а у васъ работы черезъ силу, и опять тоже отвѣтственность большая, за всякую вещь отвѣчать долженъ.

Антонъ предупредилъ меня, потому что я самъ хотѣлъ отказать ему. Я былъ очень обрадованъ этимъ и попросилъ его только остаться у меня до пріисканія другаго человѣка.

-- Извольте, сударь, отвѣчалъ онъ, я покуда останусь -- Нельзя же вамъ совсѣмъ безъ человѣка, это я понимаю, и Антонъ вздохнулъ.

Онъ пробылъ у меня послѣ этого еще дней десять, почти ничего не дѣлая, раздражая меня своею величавостью, своимъ художественнымъ спокойствіемъ и резонерскими отвѣтами, и все это безсознательно, нисколько не желая огорчить меня. Онъ даже чувствовалъ ко мнѣ какъ будто расположеніе и разъ подавая мнѣ платье передалъ мнѣ свою біографію, изъ которой я узналъ между прочимъ, что онъ только два года выкупился отъ барина, что онъ женатъ, что жена его пятнадцатью годами моложе его и занимается прачешнымъ дѣломъ, что до пріисканія мѣста въ хорошемъ домѣ, онъ переѣдетъ къ женѣ на квартиру, что дворники въ томъ домѣ, гдѣ живу я, грубые и фанатики, какъ англичане -- Горничная, которая возненавидѣла Антона съ той минуты, какъ онъ сказалъ ей, что она не жила въ хорошихъ домахъ, прибавила къ этому, что жена Антона называетъ его "старымъ чортомъ", что онъ нигдѣ не можетъ ужиться, потому что не хочетъ ничего дѣлать -- и что если бы не бѣдная жена, онъ умеръ бы съ голоду.

Антонъ прожилъ у меня около мѣсяца. Я отдалъ ему деньги за мѣсяцъ.

-- Покорно васъ благодарю, сударь, произнесъ онъ взявъ деньги: -- я бы желалъ послужить вамъ охотно, только что я привыкъ служить въ хорошихъ домахъ, гдѣ прислуги много, а баринъ вы добрый. Прощайте, сударь, желаю вамъ всякаго благополучія....

И вдругъ.... къ изумленію моему величественный Антонъ, проникнутый чувствомъ собственнаго достоинства, схватилъ было мою руку и наклонился чтобы поцаловать ее -- но я успѣлъ отскочить ютъ него.

Величественный Антонъ напомнилъ мнѣ друга то еще болѣе величественнаго, только не лакея, а господина, котораго я встрѣтилъ на дняхъ на Невскомъ проспектѣ... Онъ шолъ мнѣ на встрѣчу. Господинъ этотъ, котораго вы легко можете встрѣтить, если гуляете по Невскому проспекту,-- лѣтъ пятидесяти слишкомъ, большаго роста полный, съ отекомъ въ лицѣ и съ рыжеватыми усами, въ за масленой фуражкѣ нѣсколько на бекрень и въ гороховомъ замасленномъ пальто съ заплатами на локтяхъ. Ходить онъ съ необыкновенною гордостію и важно посматриваетъ на проходящихъ, изрѣдка потирая усы ладонью. По манерѣ его замѣтно, что онъ служилъ въ военной службѣ. Недоходя до меня двухъ или трехъ шаговъ, онъ обратился ко мнѣ съ важностію, нахмуривъ брови, провелъ рукою но усамъ и, потомъ поманивъ меня къ себѣ двумя также отекшими пальцами, произнесъ громко:

-- Почтеннѣйшій, подите сюда.

Въ этой важности было столько комическаго, что и не могъ не улыбнуться и подошелъ къ нему съ вопросомъ:

-- Что вамъ угоню?

Величественный господинъ наклонился къ моему уху и, повѣявъ на меня спиртнымъ запахомъ, произнесъ шопотомъ:

-- Сдѣлайте одолженіе, что нибудь на бѣдность -- отецъ многочисленнаго семейства, изъ дворянъ... дѣти два дня безъ куска хлѣба.

Я подалъ ему гривенникъ.

Онъ взялъ его, положилъ въ карманъ и, приложивъ руку къ фуражкѣ, кажется еще съ большею величавостью продолжалъ свой путь.

Я началъ съ того, что зимній сезонъ открылся..., и что на Невскомъ проспектѣ прокатываются и прохаживаются уже всѣ давно извѣстныя и знакомыя намъ господа и госпожи, которые никогда не показываются лѣтомъ. И посмотрите, какъ счастливы тѣ изъ нихъ, которые могутъ появиться въ новомъ дополненномъ и украшенномъ видѣ; чѣмъ нибудь пустить пыль въ глаза: новою коляскою, новымъ рысакомъ, новымъ пальто!... Вотъ господинъ, который на пятидесятомъ году своей жизни первый разъ завелъ себѣ экипажецъ: полуторныя дрожечки и пѣгую лошадку, на которой такъ и сіяютъ серебряныя бляхи сбруи Онъ смотритъ по сторонамъ... Лицо его сіяетъ ярче бляхи на хомутѣ его лошади; онъ такой умненькій, чистенькій и съ палочкой въ рукахъ. Онъ думаетъ, что всѣ восхищаются его дрожечками и его лошадкою и имъ самимъ,-- что онъ произвелъ на Невскомъ величайшій эффектъ своимъ появленіемъ и что всѣ тѣ, которые въ эту минуту идутъ, разговаривая между собою, говорятъ ни о чемъ иномъ, какъ объ его дрожечкахъ и объ его лошадкѣ -- Всю жизнь бѣдный чиновникъ, онъ ежедневно мѣсилъ грязь Невскаго проспекта, съ завистью посматривая на тѣхъ, которые катились въ собственныхъ экипажахъ и на собственныхъ лошадкахъ, обрызгивая грязью его, бѣднаго пѣшехода, неимѣвшаго никакой надежды завестись собственными дрожечками... и вдругъ нѣтъ, есть рѣшительно люди, которые родятся въ сорочкахъ!... Онъ получилъ на пятидесятомъ году жизни и повышеніе по службѣ и мѣсто, на которомъ онъ можетъ и другимъ быть полезенъ и себѣ пользу приносить.... Доказательство этого дрожечки и лошадка.... Я не стану разсказывать вамъ, любезный читатель, исторію этихъ дрожечекъ и этой лошадки, я не хочу изобличать того, кому принадлежатъ они, во-первыхъ, потому что мнѣ всегда жаль маленькихъ, во-вторыхъ потому что я нехочу огорчать сегодня чѣмъ бы то ни было владѣтеля новыхъ дрожечекъ и пѣгой лошадки, въ день дебюта его на Невскомъ, а въ-третьихъ потому, что разсказы о взяткахъ становятся уже общимъ мѣстомъ... Вотъ напримѣръ этотъ молодой господинъ, перегоняющій на своемъ рысакѣ счастливаго чиновника на пѣгой лошади и еле сидящій на дрожкахъ съ узенькимъ сиденьемъ, на которомъ съ удобностію можетъ помѣститься только полчеловѣка; воображающій, что хорошій тонъ заключается въ накрененіи шляпы на лѣвый високъ и въ намазываніи кончика усовъ венгерской помадой такъ, чтобы оно торчали тоненькой иглой,-- этотъ господинъ не беретъ взятокъ, потому что онъ не служить, потому что у него есть крестьяне, на которыхъ онъ набавляетъ оброкъ и которыхъ онъ закладываетъ и перезакладываетъ.-- Чѣмъ онъ лучше моего чиновника на пѣгой лошадкѣ?... Чиновникъ полжизни просидѣлъ въ своемъ департаментѣ за бумагами, да еще на дому по ночамъ работалъ, онъ ежедневно ходилъ изъ четырнадцатой линіи Васильевскаго Острова къ Полицейскому мосту и обратно, у него жена и семеро дѣтей, онъ полжизни бился, какъ рыба объ ледъ -- у меня недостанетъ духу изобличать его на пятдесятъ-первомъ году его жизни за пѣгую лошадку и дрожечки,-- а господинъ съ усами, копчики которыхъ намазаны венгерской помадой -- отъ колыбели проводитъ праздную жизнь, онъ съ утра до вечера пьетъ шампанское Дюссо, Донона, въ клубѣ, онъ сидитъ во всѣхъ театрахъ въ первомъ ряду, онъ даритъ тысячные браслеты Армаисамъ и Луизамъ, онъ подарилъ, говорятъ, недавно двухъ рысаковъ и турецкую шаль Шарлотѣ Ѳедоровнѣ.-- Для меня этотъ господинъ рѣшительно противнѣе чиновника на пѣгой лошадкѣ... Я знаю, что онъ человѣкъ богатый и праздный, долженъ всѣмъ людямъ, трудящимся на него: сочельникамъ, шорникамъ, портнымъ, сапожникамъ, мебельщикамъ, обойщикамъ и что эти люди тщетно обиваютъ его пороги, а онъ еще выходитъ изъ себя и кричитъ на нихъ за то, что они просятъ денегъ за труды свои!... Мой чиновникъ на пѣгой лошадкѣ по крайней мѣрѣ расплачивается съ людьми трудящимися съ ремесленниками чистыми деньгами, которыя онъ пріобрѣтаетъ конечно не совсѣмъ чисто... По я ужь отчасти примиряюсь съ нимъ за то, что онъ цѣнитъ трудъ, понимаетъ, что такое трудъ, что онъ не оскорбляетъ трудящихся и не живетъ на ихъ счетъ....

Вотъ еще дебютъ при открытіи зимняго петербургскаго сезона и какой странный дебютъ!... Удивительный городъ Петербургъ, смотришь и не вѣришь глазамъ....

Эта дама, которая мчится въ раззолоченной коляскѣ на темно-сѣрыхъ рысакахъ, съ длиннобородымъ, толстымъ кучеромъ, возлѣ котораго сидитъ лакей въ темной ливрѣе, въ бѣломъ галстукѣ, подбочась одной рукой.... Неужели это.... быть не можетъ!... Мнѣ только такъ показалось.... Но вотъ коляска повертываетъ назадъ...? за нею мчатся дрожки съ молодымъ и статнымъ офицеромъ.... дрожки обгоняютъ коляску -- офицеръ раскланивается дамѣ въ коляскѣ.... Коляска останавливается -- дрожки тоже -- Дама начинаетъ говорить съ офицеромъ.... Я смотрю на даму -- Нѣтъ никакого сомнѣнія, это точно она!

Я не могу удержаться, чтобы не передать читателю краткую біографію этой дамы Ее зовутъ Анной Павловной. Анна Павловна, дочь театральнаго музыканта, умершаго давно, и въ бѣдности. Собой она не хороша, хотя въ ея мелкихъ чертахъ и маленькихъ, довольно быстрыхъ глазкахъ, есть, по увѣренію одного моего знакомаго, что-то пикантное, росту она маленькаго и къ довершенію всего крива на одинъ бокъ. На красоту разсчитывать было нельзя, однако, Анна Павловна всегда считала себя хорошенькой, и главное, полагала, что обладаетъ огромнымъ драматическимъ талантомъ. Въ противномъ ея нельзя было увѣрить. Она все хлопотала о томъ, чтобы поступить на сцену, все декламировала изъ различныхъ трагедій, называла себя артисткой, и въ надеждѣ будущихъ благъ на поступленіе въ театръ, содержала себя тѣмъ, что давала уроки на фортепьяно. Анна Павловна, несмотря на страсть къ декламаціи, часто грѣшила противъ мѣры стиха, иностранныя слова и имена произносила съ ужасными удареніями на русской ладъ и почти не понимала смысла того, что декламируетъ..... Жалко было смотрѣть на добрую Анну Павловну, потому что она, дѣйствительно, имѣла сердце доброе, когда она, бывало начнетъ, размахивая руками, завывая и вскрикивая, декламировать сцены изъ "Коварство и Любовь", изъ "Огелло", или представляетъ сумасшедшую Офелію -- Однако, на людей, не понимающихъ тонкости драматическаго искусства, она производила сильное впечатлѣніе и даже говорила, что одинъ богатый купецъ, слушая ее, обыкновенно плакалъ на взрыдъ.... Вообще Анна Павловна была очень довольна собой, любила пококетничать, жаловалась только, что у насъ не умѣютъ цѣнить артистовъ, и говорила, что, еслибы она была за границей, то уже объ ней знала бы вся Европа и жила бы она но хуже какой нибудь Рашели. Анна Павловна всегда склоняла собственныя иностранныя имена. Я познакомился съ нею въ одномъ домѣ, гдѣ она давала уроки. Анна Павловна пригласила меня къ себѣ. Жила она тогда очень мило и чисто въ двухъ небольшихъ комнаткахъ.... и все мечтала о большой, богатой, меблированной квартирѣ, экипажахъ, и прочее.

Я улыбался обыкновенно, выслушивая ея великолѣпныя фантазіи и думалъ: "счастливая женщина! Она въ заблужденіи, что обладаетъ красотою и талантомъ, и что посредствомъ этого она достигнетъ богатства. Зачѣмъ разочаровывать ее?"

Внимательность и любезность ко мнѣ Анны Павловны основывалась на слѣдующемъ обстоятельствѣ: ей было извѣстно, что я пишу въ журналахъ статейки, и потому она меня считала человѣкомъ полезнымъ для нее въ будущемъ, необыкновенно умнымъ и образованнымъ. А къ умнымъ людямъ вообще она питала влеченіе непреодолимое, хотя не умѣла въ своемъ добродушіи отличить умнаго отъ глупаго, мысли отъ пошлой фразы, человѣка, въ самомъ дѣлѣ, образованнаго отъ невѣжественнаго болтуна; она хотѣла окружать себя во что бы то ни читало людьми умными, и завести у себя маленькій салончикъ изъ умныхъ людей.... Всѣхъ литераторовъ она принимала съ распростертыми объятіями. Въ этомъ заключалось ея тщеславіе. "Никто не усомнится въ томъ, что я умна, если узнаютъ, что ко мнѣ будутъ ѣздить все умные люди", думала Анна Павловна, внутренно улыбаясь при этой мысли. Я нѣсколько разъ старался убѣждать ее, что она заблуждается, по крайней мѣрѣ, относительно меня; что я человѣкъ дюжинный, неимѣющій ни особеннаго ума, ни таланта, и потому лишній въ ея салопѣ, но она на это обыкновенно грозила мнѣ пальцемъ, недовѣрчиво качала головой и говорила: "Полноте, полноте вздоръ-то говорить. Пожалуйста, не считайте меня такой дурочкой.... Я очень понимаю и умѣю цѣнить людей...." И она произносила это такимъ тономъ, по которому видно было, что она считаетъ меня геніальнымъ человѣкомъ -- Я смѣялся, но внутренно все-таки былъ доволенъ, что есть на свѣтѣ существо, которое меня такъ высоко цѣнитъ... Самолюбіе человѣческое необыкновенно глупо, даже въ неглупыхъ людяхъ, и не отказывается ни отъ какой лести, въ какой бы грубой формѣ не являлась она.

Черезъ годъ послѣ моего знакомства, Анна Павловна перемѣнила квартиру. Вмѣсто двухъ, у нее было пять комнатъ.... Я не могъ понять, отчего это вдругъ средства ея расширяются, тогда какъ она жаловалась еще недавно, что лишилась двухъ уроковъ, но мое недоумѣніе и изумленіе возросла еще болѣе, когда Анна Павловна пригласила меня и двухъ моихъ пріятелей, также литераторовъ, на новоселье къ себѣ.... Мебель отличная, занавѣски, портреты, картинки, этажерки.... Мы такъ и ахнули, обозрѣвъ все это...

"Да что вы получили, что ли, наслѣдство?" вскрикнули мы въ одинъ голосъ. Она самодовольно улыбнулась. "Откуда мнѣ, дочери бѣднаго артиста, получить наслѣдство, возразила она: -- а неприлично же, вы сами понимаете, артисткѣ жить кое-какъ, и я какъ настоящая артистка живу на будущее!..." Анна Павловна угостила насъ ужиномъ и шампанскимъ, объявила въ заключеніе, что у нее дни по середамъ, и просила насъ познакомить ее съ нѣкоторыми литературными и съ другими петербургскими знаменитостями... Фантазія Анны Павловны осуществилась. У нее открылся салодчикъ.-- Мы навезли къ ней различныхъ знаменитостей, и она была совершенно счастлива -- Всякую середу ужинъ и шампанское.... Что же это такое? размышлялъ я -- Откуда все это?... Анна Павловна начинала дѣлаться для насъ загадкой. Жить тѣми средствами, которыми живутъ петербургскія и другія Камеліи, она не могла, потому что никто не плѣнялся ею, и никому и въ голову даже не приходило приволокнуться за нею, хотя она бы, я думаю, была не прочь отъ этого. Знакомства съ этими дамами она не вела, и въ разговорѣ объ нихъ отзывалась съ презрительной гримасой. Она разсказывала намъ, между прочимъ, что самая знаменитая изъ петербургскихъ Аспазій, пріобрѣтшая чуть не европейскую извѣстность, желала съ нею познакомиться, и что будто она отвергла это знакомство, потому что ей, артисткѣ и дочери артиста, неприлично заводить съ такими дамами знакомство, что она должна дорожить своимъ добрымъ именемъ и проч.... Я подозрѣвалъ, однако, что это не совсѣмъ такъ, и что, еслибы, дѣйствительно, знаменитая петербургская Аспазія изъявила желаніе познакомиться съ Анной Павловной, Анна Павловна пришла бы отъ этого въ неописанный восторгъ.... За петербургской Аспазіей, отложимъ въ сторону нравственныя препоны, ухаживали тайкомъ и не такія дамы какъ Анна Павловна. Анна Павловна имѣла между прочимъ слабость къ аристократіи и просила меня познакомить ее съ графами и князьями.... Я исполнили" однажды ее желаніе и привозъ къ ней одного молодаго графа. Прислуга у Анны Павловны была женская, состоявшая изъ очень хорошенькой горничной Кати, которая обыкновенно прислуживала намъ. За ужиномъ подали шампанское и вновь привезенный графъ, съ большимъ удовольствіемъ все время посматривавшій на Катю, когда она налила вина въ его бокалъ, обратился къ ней и произнесъ громко: "за ваше здоровье, Катя!" Катя сконфузилась и покраснѣла, а Анна Павловна вспыхнула отъ негодованія и впослѣдствіи долго упрекала меня этимъ графомъ....-- "Вы же сами желали имѣть графа, возражалъ я:-- и я исполнилъ ваше желаніе" -- "Но этотъ какой-то необразованный, невѣжда...." восклицала Анна Павловна, выходя изъ себя. Графъ сильно уязвилъ ея самолюбіе и она не могла послѣ этого долго успокоиться -- Къ числу ее обыкновенныхъ посѣтителей принадлежалъ между прочимъ одинъ умный старичокъ, прожившійся отставной генералъ и аферистъ, лицо довольно любопытное, съ которымъ я непремѣнно познакомлю современемъ читателей этихъ замѣтокъ. Генералъ принималъ отеческое участіе въ Аннѣ Павловнѣ, увѣрялъ, что любитъ ее какъ дочь, выслушивалъ ея декламацію, увѣрялъ, что она имѣетъ сходство съ несравненной Жоржъ, съ которой онъ былъ другомъ, и покупалъ вина для ужиновъ Анны Павловны, которыя однако оказывались постоянно никуда негодными. "Ты дай мнѣ только деньги, говорилъ ей генералъ (генерала, всѣмъ говорила, ты),-- а я ужь тебѣ устрою все -- и вина закуплю и мѣхъ тебѣ на салона, куплю, если нужно. У меня вѣдь вездѣ пріятели, и я куплю тебѣ все дешево и хорошо, а гдѣ тебѣ, женщинѣ, съ этимъ возиться. Тебя обманутъ. Ты ничего сама не понимаешь въ житейскомъ дѣлѣ, потому что ты артистка..." Анна Павловна сначала очень любила умнаго старичка, но потомъ нѣсколько охладѣла къ нему, послѣ исторіи съ виномъ и съ мѣхомъ, котораго она никогда невидала, несмотря на то, что отдала старичку пятьсотъ рублей на покупку этого мѣха... Но обо всемъ объ этомъ послѣ.....

Жизнь Анны Павловны становилась съ каждымъ днемъ роскошнѣе. Она устлала коврами свой будуара, развѣсила на стѣнахъ портреты Тальмы, Марсъ, Рашель, Кина, уставила этажерки саксонскимъ фарфоромъ и иначе не показывалась, какъ въ толковыхъ платьяхъ... Мы начинали уже подозрѣвать какого нибудь тайнаго покровителя, но помогли отъискать и слѣдовъ его. Я началъ замѣчать, однако, что съ тѣхъ поръ, какъ она окружила себя роскошною обстановкою, нѣкоторые изъ прежнихъ ея знакомыхъ, которые постоянно подсмѣивались надъ нею и надъ ея кривобокостію, начали смотрѣть на нее не только серьёзнѣе -- стали даже явно приволакиваться за нею, какъ будто вмѣстѣ съ этими коврами, этажерками, фарфорами и проч. она пріобрѣла красоту. Особенно одинъ корчилъ чуть не влюбленнаго, да и Анна Павловна посматривала на него нѣжнѣе, чѣмъ на другихъ.

Попытка Анны Павловны поступить на театръ не удалась. Ей, говорятъ, отказали за неимѣніемъ таланта и за фигуру, неподходящую къ трагической актрисѣ, вслѣдствіе чего и Анна Павловна вооружилась противъ театральныхъ властей и вообще ожесточилась.-- Вскорѣ послѣ этого она вышла замужъ за того самого богатаго господина, который проливалъ слезы, слушая ея декламацію. Я потерялъ послѣ этого Анну Павловну изъ виду. Прошло нѣсколько лѣтъ. До меня доходили только слухи о ея роскошной квартирѣ, о ея дачахъ, вообще объ открытомъ образѣ жизни и, что всего удивительнѣе, объ ея побѣдахъ. Одинъ мой знакомый, постоянно посѣщавшій ея, говорилъ, что она все еще жалуется на свою судьбу, увѣряетъ, что мужъ ея хотя человѣкъ добрый, но не понимающій ея, что онъ, какъ человѣкъ необразованный, не можетъ сочувствовать ей и что она съ охотою поступила бы сейчасъ на сцену, потому что рождена быть артисткой и что семейное счастіе удовлетворить ее не можетъ...

Втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ мнѣ не удавалось встрѣчать Анну Павловну нигдѣ, даже на улицахъ, и теперь я не безъ любопытства смотрѣлъ на нее, полулежащую въ раззолоченой коляскѣ съ высокой мокеговой подушкой подъ ногами, потому что коротенькія ножки ея иначе должны были бы болтаться и она не могла бы принять необходимой, живописной позы -- Какъ она измѣнилась въ эти годы! и не мудрено: ей ужь за тридцать пять лѣтъ. Искусственные бѣлизна и румянецъ не молодятъ ее -- да и кого они могутъ молодить? Это совершенное заблужденіе да и зачѣмъ ей молодиться? Когда она была дѣйствительно молода и бѣдна -- на нее Петербургъ не обращалъ никакого вниманія.... Она бѣдненькая скромно идетъ бывало по тротуару -- и не одинъ мущина не обернется на нее, не заглянетъ ей подъ шляпку -- а если и заглянетъ, то сейчасъ отворотится и ускоритъ шагъ, а теперь въ тридцать-пять лѣтъ, съ искусственнымъ румянцемъ, въ кринолинѣ и въ раззолоченной коляскѣ, съ лакеемъ въ бѣломъ галстухѣ, она останавливаетъ вниманіе всѣхъ идущихъ и ѣдущихъ -- и молодой и статный офицеръ гоняется за нею на своемъ рысакѣ, торчитъ передъ ея бенуаромъ въ Оперѣ, преслѣдуетъ ее вездѣ.... и даже по неопытности и молодости, вѣроятно, гордится своимъ успѣхомъ, а успѣхъ его несомнѣненъ, потому что она такъ нѣжно смотритъ на него и такъ горячо говоритъ съ нимъ... И какъ же ей не смотрѣть на него нѣжно: у него едва пробивается усъ и на погонахъ его одна только звѣздочка!...

Когда Анна Павловна пожала руку счастливому ффицеру и коляска двинулась, она насколько разъ, обернулась назадъ, чтобы взглянуть на него...

Что же это такое? Неужели этотъ офицеръ любитъ ее?... Нѣтъ,-- онъ только доволенъ мыслію, что пользуется вниманіемъ женщины, у которой коляски, рысаки, мебели и дома. Эта мысль удовлетворяетъ его ребяческое тщеславіе... А она,-- она навѣрно любитъ его?... Нѣтъ.... Онъ только льститъ ея самолюбію, потому что она воображаетъ, что она можетъ нравиться, что онъ ухаживаетъ за нею, а не за ея рысаками, коляскою и прочее.... Странная жизнь. Странные нравы!... Къ чему же послѣ этого петербургской женщинѣ красота, молодость, умъ, образованіе?... Все это совершенно безполезныя вещи. Прежде всего надо -- денегъ и денегъ!... И всѣ мы хлопочемъ о томъ, чтобы добывать денегъ, какъ можно болѣе денегъ и какими бы то ни было средствами!

Осенью особенно необходимы деньги; въ это время года по преимуществу возбуждается наше тщеславіе: намъ надо меблировать новыя квартиры, задавать обѣды, абонировать ложи, возобновлять экипажи, все для удовлетворенія своего мелкаго тщеславія, для того, чтобы пускать пыль въ глаза нашимъ ближнимъ. Мы, люди умные, дѣльные, пишущіе сатиры на нравы, а и мы увлекаемся этимъ мелкимъ тщеславіемъ.... Чтожь мудренаго, что на немъ помѣшаны статные офицеры и женщины въ родѣ Анны Павловны?... Они непонимаютъ всей безобразной, всей смѣшной стороны этого тщеславія, а мы понимаемъ ее -- и все-таки увлекаемся ею. Наши умные пріятели втайнѣ подсмѣиваются надъ нами, надъ нашими обѣдами, мебелями, каретами и проч., а безъ этихъ мебелей, безъ этихъ каретъ и въ особенности безъ этихъ обѣдовъ, они смотрѣли бы на насъ гораздо равнодушнѣе и навѣрно рѣже бы посѣщали насъ.... Странная жизнь и странные нравы!....

Какъ, напримѣръ, не абонироваться на Оперу? Положимъ я и не люблю и не понимаю музыку, новъ Оперу ѣздитъ такъ называемое порядочное общество, а какой бы философъ я ни былъ, я все-таки непремѣнно хочу быть въ порядочномъ обществѣ....

Кстати объ Оперѣ и о театрахъ вообще:

Г. Монжини въ первомъ дебютѣ своемъ (Лючіи) произвелъ величайшій эффектъ. Вообще онъ поправился петербургской публикѣ и пользуется несомнѣннымъ успѣхомъ, чего нельзя сказать о примадоннѣ г-жѣ Бискаччіанти.-- Послѣ г-жи Броганъ французская сцена сдѣлалась какъ-то печальною. Знаменитая Фіаминна (Fiaminna), сочиненіе мужа г-жи Броганъ, имѣвшая, какъ извѣстно, огромный успѣхъ въ Парижѣ, принята петербургскою публикою довольно равнодушно, и дѣйствительно пьеса весьма посредственная, не стоющая успѣха". Дилили, г. Фельйта, производитъ гораздо большее впечатлѣніе. На русской сценѣ давало въ послѣднее время Бѣдную невѣсту, г. Островскаго, и г-жа Ѳедорова разъиграла роль невѣсты превосходно. Въ г-жѣ Ѳедоровой много простоты, чувства, въ игрѣ ея много искренности. Объ этомъ мы уже говорили. Успѣхъ ея будетъ, безъ всякаго сомнѣнія, рости, по мѣрѣ того, какъ она станетъ отвыкать отъ нѣкоторыхъ рутинныхъ драмматическихъ выходокъ Мартыновъ еще нездоровъ и не появляется на сценѣ.

Но все это теперь мы замѣчаемъ вскользь; въ слѣдующихъ книжкахъ будемъ подробнѣе говорить о театрахъ.

Старѣйшій изъ русскихъ книгопродавцевъ -- А. Ф. Смирдинъ -- скончался, что уже извѣстно нашимъ читателямъ изъ газетъ.-- Тѣло его провожали всѣ книгопродавцы и старѣйшіе литераторы: Н. И. Гречъ, Ѳ. В. Булгаринъ, О. И. Сенковскій, К. А. Полевой и другіе. Это дѣлаетъ честь ихъ благодарности, потому что покойный Смирдинъ честнѣйшій и довѣрчивѣйшій изъ нашихъ книгопродавцевъ, много для нихъ сдѣлалъ -- Если бы Смирдинъ, при своей предпріимчивости, имѣлъ образованіе и коммерческій тактъ,-- онъ принесъ бы еще несравненно болѣе пользы литературѣ....

К. Д. Кавелинъ принялъ каѳедру Гражданскаго права въ Петербургскомъ Университетѣ и началъ уже свои лекціи. Аудиторія его наполнена многочисленными слушателями. Вступительную лекцію онъ посвятилъ памяти Грановскаго. Въ г. Кавелинѣ Петербургскій Университетъ дѣлаетъ важное пріобрѣтеніе.

25 сентября было торжественное засѣданіе въ Академіи Наукъ для раздачи наградъ графа А. С. Уварова, на которомъ присутствовали министръ юстиціи, начальникъ штаба по военно-учебнымъ заведеніямъ, г. товарищъ министра народнаго просвѣщенія и многіе корреспонденты академіи и любители просвѣщенія. Непремѣнный секретарь Академіи, г. Веселовскій прочиталъ отчетъ о присужденіи наградъ, изъ котораго видно, что:

"...въ нынѣшнемъ году на состязаніе драматическихъ произведеній къ положенному сроку явилось 6-ть сочиненій: въ томъ числѣ три комедіи, двѣ драмы и одна трагедія. Изъ нихъ двѣ печатныхъ, и двѣ рукописныхъ; въ числѣ послѣднихъ двѣ съ подписью имени авторовъ, и двѣ съ девизами. Назначенная Общимъ Собраніемъ Академіи, на основаніи § 11 Положенія, Коммиссія изъ 7-ми дѣйствительныхъ членовъ {Гг. академиковъ И. И. Давыдова, А. X. Востокова, М. А. Коркунова, И. И Срезневскаго, Д. М. Перевощинова, А. А. Куника и К. С. Веселовскаго.} при первоначальномъ разборѣ конкурсныхъ сочиненій, устранила изъ соисканія два изъ нихъ: одно по причинѣ его содержанія, заимствованнаго не изъ отечественной исторіи и не изъ современнаго русскаго быта; другое потому, что оно, не подходя подъ условія комедіи, болѣе относится къ числу водевилей, недопускаемыхъ на состязаніе самымъ Положеніемъ о наградахъ графа Уварова.

"Къ разсмотрѣнію оставшихся затѣмъ четырехъ произведеній, Коммиссія, на основаніи § 11 Положенія, сочла своимъ долгомъ пригласить извѣстныхъ нашихъ литераторовъ: А С. Хомякова, А. Ѳ. Вельтмана, С. Т. Аксакова и А. Н. Майкова.

"По полученіи отзывовъ постороннихъ рецензентовъ, Академическая Коммиссія вошла въ подробнѣйшее разсмотрѣніе предлежавшихъ ея суду драматическихъ произведеній. Не смотря на нѣкоторыя достоинства того или другаго изъ нихъ, она однако не могла признать ни въ одномъ осуществленія всѣхъ тѣхъ условій, соединеніе которыхъ даетъ право на отличіе. Поставляя своимъ долгомъ строжайшее безпристрастіе, дабы такимъ-образомъ соотвѣтствовать видамъ учредителя наградъ и справедливымъ ожиданіямъ отечественной публики, Коммиссія, при обсужденіи состязательныхъ сочиненій, неуклонно держалась указаній Положенія, и должна была признать, согласно съ доставленными отзывами постороннихъ рецензентовъ-литераторовъ, что ни одно изъ представленныхъ на конкурсъ драматическихъ произведеній не подходитъ подъ правила, указанныя въ Положеніи для присужденія преміи.

"На конкурсъ историческій Академія получила два сочиненія, изъ коихъ одно, какъ не подходящее подъ условія Положенія, устранено, при первоначальномъ разсмотрѣніи его назначенною для сего Коммиссіею {Состоявшею изъ гг. Академиковъ И. И. Давыдова, П. Г. Устрялова, А. X. Востокова, Д. М. Перевощикова, М. А. Коркунова, А. А. Куника, И. И. Эрегаевскаго и K. С. Веселовскаго.}, другое, какъ признанное заслуживающимъ вниманія, подвергнуто подробному разбору, именно сочиненіе г. Равинскаго: Исторія Русскихъ школъ иконописанія до конца XVII вѣка.

"Этотъ трудъ лѣтъ пять тому назадъ былъ представленъ авторомъ въ Императорское Археологическое Общество, въ отвѣтъ на задачу онаго, удостоенъ имъ награды, и напечатанъ въ VIII томѣ "Записокъ" Общества. Дополнивъ послѣ свое сочиненіе многочисленными прибавленіями, г. Равинскій представилъ Академіи:

"1-е) Печатное сочиненіе, подъ вышеозначеннымъ заглавіемъ.

"2-е) Прибавленія къ нему въ рукописи, in -- fol. на 36-ти листахъ.

"3-е) Собраніе изъ 37 листовъ снимковъ съ старинныхъ образовъ.

"По единогласному приговору Коммиссіи, разсмотрѣніе этого сочиненія было поручено нашему извѣстному историку и изслѣдователю русскихъ древностей, академику М. П. Погодину, который, не смотря на свою болѣзнь, нашелъ однако возможнымъ исполнить это порученіе и доставилъ Коммиссіи подробный разборъ, коего главныя заключенія состоятъ въ слѣдующемъ:

"Сочиненіе г. Гаванскаго раздѣлено на двѣ части; въ первой изложенъ историческій ходъ иконописанія въ Россіи, во второй подробно описаны пріемы иконописанія. Главное достоинство обѣихъ частей заключается въ совершенной новости большей части свѣдѣній и въ основательности выводовъ. Каждое положеніе автора подкрѣплено примѣрами. Извѣстія, относящіяся до иконописанія, выбраны изъ лѣтописей и другихъ актовъ, въ возможной полнотѣ и разставлены въ порядкѣ. Весьма-любопытно разсужденіе автора о греческомъ и Корсунскомъ письмѣ, о томъ, какіе образа разумѣются подъ этими названіями. Далѣе совершенно новы свѣдѣнія о старомъ московскомъ письмѣ, о св. Петрѣ митрополитѣ, въ отношеніи къ иконописанію, и объ Андреѣ Рублевѣ.

" Пр и раздѣленіи иконныхъ писемъ (школъ или пошибовъ) авторъ принялъ то самое, которому слѣдуютъ и любители и иконописцы, а при описаніи отличія одного письма отъ другаго обращалъ всего болѣе вниманія на техническіе признаки, представляя вездѣ примѣры иконъ изъ разныхъ собраній, такъ-что всякій можетъ повѣрить каждое слово на дѣлѣ.

"Извѣстія о строгоновскихъ и московскихъ мастерахъ совершенно новы. Разсмотрѣны особенности въ письмѣ каждаго иконописца и перечислены и описаны всѣ извѣстные работы его, такъ что теперь легко продолжать изученіе и привести этотъ любопытный предметъ въ совершенную ясность.

"Въ концѣ московскаго письма приложено описаніе быта и работъ царскихъ иконописцевъ; затѣмъ описано иконное производство въ Холуйской Слободѣ, Палеховѣ и Мстерахъ, и способъ распространенія иконъ съ незапамятныхъ временъ по всей Россіи посредствомъ аѳеней.

"Въ-заключеніе исторической части приложены между прочимъ: 1) весьма-любопытное письмо изографа Іосифа къ цареву изографу Симону Ушакову, и 2) полнѣйшій до сихъ поръ словарь русскихъ иконописцевъ (до 600 именъ) съ приложеніемъ о нихъ извѣстій, какія есть, и исчисленіемъ ихъ работъ.

"Еще новѣе и замѣчательнѣе описаніе технической части иконнаго производства. При составленіи его авторъ руководствовался совѣтами опытныхъ иконописцевъ, выписками изъ разныхъ подлинниковъ и рукописей и тѣми данными, которыя, какъ говоритъ самъ авторъ, успѣлъ онъ собрать, разсматривая со вниманіемъ сохранившіяся до нашего времени иконы XVI и XVII вѣковъ.

"Въ-заключеніе своего разбора, М. П. Погодинъ говоритъ, что, какъ видно изъ сочиненія, г. Равинскій собиралъ матеріалы для онаго много лѣтъ, задолго до задачи Археологическаго Общества, по собственному влеченію, и употребилъ на него много труда, совершивъ даже нѣсколько путешествій, съ цѣлью осмотрѣть главные памятники нашего иконописанія. Конечно, одна любовь къ предмету побуждала его къ такимъ жертвамъ.

"Но всѣмъ симъ достоинствамъ, заключаетъ г. Погодинъ, трудолюбивый авторъ получаетъ полное право на увѣнчаніе его дѣльной, полезной, замѣчательной Исторіи Русскихъ школъ иконописанiя, Уваровскою преміею.

"Но отзываясь съ такою похвалою о сочиненіи г. Равинскаго, г. Погодинъ не преминулъ указать и нѣкоторые недостатки, преимущественно съ тою цѣлью, чтобы авторъ, при изданіи своего груда, могд" воспользоваться этими указаніями.

"Коммиссія, взвѣсивъ всѣ доводы рецензента и мнѣнія тѣхъ изъ своихъ членовъ, которымъ поручаемо было ближайшее разсмотрѣніе сочиненія г. Равинскаго, единогласно рѣшила, что оно достойно Уваровской преміи, а по причинѣ возникшаго при сужденіяхъ разномыслія о размѣрѣ преміи, приступлено было къ балотировкѣ шарами, и вслѣдствіе сего большинствомъ голосовъ присуждена г. Равинскому малая премія."

Въ послѣднее время появилось нѣсколько иллюстрированныхъ періодическихъ изданій, изъ которыхъ замѣчательнѣйшее: Кавказцы, или подвига замѣчательныхъ лицъ, дѣйствовавшихъ на Кавказѣ, подъ редакціею гвардіи полковника Новоселова." Вышло уже шесть выпусковъ этого изданія, съ литографированными рисунками и портретами. Текстъ заключаетъ въ себѣ біографіи -- Бумага, печать, литографія -- все не только удовлетворительно, даже роскошно.

Г. Академикъ Сѣмечкинъ -- издалъ тетрадь литографированныхъ сценъ изъ вседневной жизни извѣстнаго художника Ѳедотова, съ его портретомъ. Г. Сѣмечкинъ передалъ юмористическія произведенія Ѳедотова, хорошо и вѣрно, не утрачивая юмора и мы желаемъ полнаго успѣха его первой тетради, для того, чтобы поскорѣе видѣть послѣдующія.

Вышли 2 и 3 томы Шиллера, издаваемаго г. Гербелемъ: во второмъ -- продолженіе лирическихъ стихотвореній и жизнь Шиллера, въ третьемъ -- двѣ драмы "Разбойники" и "Донъ-Карлосъ"". Все изданіе будетъ заключаться въ восьми томахъ. Такое достойное и похвальное предпріятіе г. Гербеля,-- мы въ этомъ убѣждены заранѣе,-- должно увѣнчаться полнымъ успѣхомъ. Когда-то мы будемъ имѣть полнаго Гёте, Шекспира, Вальтеръ-Скотта и проч. и проч.?...

Вышелъ VI-й томъ "Легкаго Чтенія". Содержаніе его:

Смедовская долина, разсказъ Д. В. Григоровича. Порядочный человѣкъ, повѣсть М. В. Авдѣева. Два стихотворенія А. А. Фета. Провинціалка, комедія И. С. Тургенева. Груня, разсказъ Я. П. Полонскаго. Шесть стихотвореній Н. В. Берга. Прекрасный человѣкъ, повѣсть И. И. Панаева.

Изданіе это остается вѣрно избранной цѣли -- перепечатывать лучшія произведенія русскихъ писателей, затерянныя въ журналахъ. При этомъ, повѣсти въ "Легкомъ Чтеніи" часто являются вновь исправленныя авторами: въ примѣръ этого укажемъ въ настоящей книжкѣ на повѣсть г. Панаева: "Прекрасный человѣкъ". Въ VII томѣ издатель обѣщаетъ помѣстить слѣдующее:

Помѣщикъ, поэма И. С. Тургенева. Онагръ, повѣсть И. И. Панаева. Желѣзная дорога между Петербургомъ и Москвою, физіологическій очеркъ Н. Н. Станицкаго. Знакомство мое съ Пушкинымъ, И. И. Лажечникова. Старая барыня, повѣсть А. Ѳ. Писемскаго.

Публикѣ уже извѣстно, что это изданіе, при красивости своей и значительномъ объемѣ, отличается еще умѣренною цѣною.

"Современникъ", No 10, 1857

Оставить комментарий Панаев Иван Иванович (yes@lib.ru) Год: 1857 Обновлено: 13/07/2017. 59k. Статистика. Статья: Публицистика Заметки Нового поэта	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Открытие зимнего сезона.- Об увеличивающейся роскоши.- О дороговизне и о том, как еще мало удобств в петербургской жизни.- Домохозяева, управляющие и дворники.- Мостовые и лестницы надворных квартир.- О прислуге вообще, и в особенности о лакее, служившем в хороших домах, с величественными манерами.- Величественный господин, просящий милостыни.- О разных проявлениях петербургского тщеславия.- Нужна ли в Петербурге красота при коляске, рысаках и богато-меблированной квартире, или рассказ об одной кривобокой барыне и о статном офицере.- Краткое лирическое заключение по поводу петербургской жизни.- Несколько слов о театрах.- Торжественное заседание Академии Наук 25 сентября.- Открытие лекций г. Кавелина в Петербургском университете.- Новые издания; "Сцены из вседневной жизни", рисунки Федотова, переданные на камне г. Семечкиным.- "Кавказцы", периодическое издание.- Некролог: А. Ф. Смирдин.

Панаев Иван Иванович Петербургская жизнь

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЖИЗНЬ.

Панаев Иван Иванович
Петербургская жизнь