Павленко Петр Андреевич
Один на две улицы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Петр Павленко
   Собрание сочинений в шести томах. Том пятый
   

Один на две улицы

   Только что закончился ночной бой за узловую станцию. По молчаливым улицам большого поселка, грохоча, неслись танки, бежали связисты, шли с носилками санитары. Со стороны станции время от времени раздавались выстрелы. Что-то гулко взрывалось и на улицах, совсем рядом с шумным потоком людей, повозок и танков. На взрывы и выстрелы теперь никто не обращал внимания. Это была уже как бы агония боя, последние его спазмы. Так бывает после крупного, сильного ливня. Он уже пронесся, но короткие очереди дождинок из лохмотьев последних туч еще падают на землю. Однако все, кто прятался в нишах ворот и в подъездах, спокойно выходят в город. Ливень прошел, дождинок бояться нечего.
   Так было и тут. Мы шли по темным улицам неизвестно куда, зная название лишь одной из них, по которой ворвались в поселок первые танки. Жители, оглушенные боем, еще только вылезали из своих дворовых укрытий. Они разноречиво рассказывали о том, что происходило тут в течение последних суток, и через два слова на третье спрашивали, где теперь немец. Бой в этом районе можно было считать законченным, но то и дело вспыхивавшая перестрелка создавала впечатление, что он, того и гляди, еще может возобновиться в поселке. Изредка навстречу нам попадались раненые. Они шли с разных сторон, и когда мы их спрашивали, где немцы, каждый махал рукой в ту сторону, откуда пришел.
   Наконец в глубине узкого переулка встретился часовой. Он был поставлен, чтобы никого не пускать к железнодорожному полотну, ибо существовало опасение, что оно заминировано. Часовой стоял на посту около часа и ко всему здешнему уже присмотрелся.
   -- Скрозь наши, -- сказал он безмятежно.
   А на вопрос, что это за выстрелы в глубине улиц, ответил уверенно:
   -- Ликвидировают остатних.
   На самом деле, как потом оказалось, одиночные схватки не прекращались всю ночь. Бой двигался по направлению отхода немцев, ненадолго застревая в многочисленных тупиках или на задах дворов, -- всюду, где противник задерживался.
   Подразделение, выбившее немцев со станции и из поселка, было сменено на западных окраинах свежим. Сейчас бойцы возвращались, чтобы поесть чего-нибудь горячего и поспать. Они шли, держась тех улиц, по которым наступали ночью. Штаб с его хозяйством устроился поближе к центральной улице. Повар стоял у горящего здания, с железным совком в руках, миролюбиво поглядывая на пожар и набирая в совок угли. Поодаль, возле трех убитых немцев, стояли наши пехотинцы, медленно вспоминая, как старый сон, свои ночные действия.
   -- Нет, это не те, -- твердо сказал один. -- Мы в лоб им били, а эти с угла взяты, наискосок.
   -- Это Суриков со своими ребятами тут шел, -- сказал второй, -- а мы левее шли. Я помню, там все палисаднички, палисаднички.
   Было очень тихо, хотя на улицах появилось довольно много людей. В сознании тех, кто пережил здесь ночь, поселок еще не превратился окончательно в пункт мирной. жизни. Вдруг из ворот высокого дома выскочила полуодетая женщина.
   -- На крыше стон, -- крикнула она, будто сообщила, что дом взрывается.
   Человек шесть или семь бойцов, из тех, что разыскивали кухню, бросились за женщиной. Остальные стали поджидать их возвращения, оживленно обсуждая, кто бы это мог стонать -- наш или немец? Тут опять невольно затеялся разговор о ночном деле, и каждый, кто участвовал в нем, наиболее точно, как ему казалось, объяснял картину происшедшего.
   Одно было ясно: что именно в этих местах немцам крепко досталось от наших автоматчиков. Правда, мальчуган с соседней улицы, на одном деревянном коньке, как будто видел собственными глазами, как немцы панически метались по этому кварталу, поражаемые губительным огнем с воздуха, -- с самолета, как утверждал мальчуган. Но сообщение его было единодушно отвергнуто. Никакой самолет не мог, конечно, принять участие в ночном бою. Мальчик настаивал на своем, показывая на трупы немцев в обоих концах квартала, на разбитые витрины магазинов. Ему не верили, и он, оскорбленный насмешками, куда-то скрылся. Между тем вернулись бойцы, побежавшие на крышу. Они осторожно несли чье-то тело.
   -- Санитаров нет ли поблизости? -- спросили они.
   -- Что, наш раненый? -- вопросом ответили им с улицы.
   -- Наш. Автоматчик Костя Баксашвили.
   Мальчишки побежали к ближайшему перевязочному пункту. Раненого осторожно положили на тротуар у стены. Если судить по пятнам крови, засохшей на его одежде, то ран на теле бойца было не меньше, чем лет в его документах. Он стонал при малейшем прикосновении, но все-таки, когда его опустили на тротуар, спросил, где автомат, и потребовал, чтобы оружие положили рядом с ним.
   Разговор о схватке в этом квартале снова возобновился, и раненому предстояло стать судьею в этом споре. Он же должен был все видеть, раз был тут ночью. Человек двадцать окружили раненого и молча глядели на его бледное лицо, на котором сверкали три черных пятна: черные волосы, черные, глубоко запавшие внутрь глаза, черно-синие запекшиеся губы.
   -- С перекрестка им здорово дали, -- сказал кто-то тоном, не допускающим никаких сомнений.
   -- Какое там, слушай, с перекрестка! -- морщась, произнес раненый. -- Суриков, чорт его знает, пробежал куда-то со своим отделением, а я остался один на две улицы... Поднялся на крышу, вижу -- дом угловой, обстрел замечательный. А тут как раз немцы показались... Я дал три очереди -- они назад, за угол. Я за ними, по крыше, -- и опять им три очереди... Они сюда -- и я по крыше сюда, они туда -- и я по крыше туда... Такой кросс у меня получился...
   Слушатели негромко рассмеялись. Раненый, передохнув, продолжал:
   -- Человек пять я убил, человек двадцать разогнал. И тут меня ранило в руку... Хотел я перевязаться, -- опять немцы бегут по улице, с полсотни их. Разогнал и этих. И тут еще раз мне в руку попало... Ослабел я, хотел спуститься с крыши в какую-нибудь квартиру -- опять немцы... Понимаете, один на две улицы, хоть разорвись... Потом меня в ногу ранило, еще трудней стало. Наконец плечо пробило. Ну тут, слава богу, немцы больше не показывались... Я лег и, понимаете, потерял сознание. Очнулся -- светло, а внизу, на улице, наши шумят... Кричать нет сил, стонать начал. Спасибо, тетя вот услышала...
   Раненый осторожно обернулся к женщине, услышавшей его стон, и бледная кожа на его щеках слегка подернулась морщинками -- он улыбнулся. Мальчуган, уверявший, что по немцам стрелял самолет, стоял рядом с бойцом.
   -- Я же им говорю, с воздуха били, -- подтвердил он, кивая на собравшихся с таким видом, будто сам принимал участие в схватке и только умалчивал об этом до поры до времени.
   Подошли санитары с носилками. Медицинская сестра, профессионально испытующим взглядом окинув раненого, спросила скороговоркой:
   -- Имя, фамилия, как чувствуете себя?
   И такой же скороговоркой раненый ответил:
   -- Константин Баксашвили, четыре ранения. Как чувствую? Замотался, слушайте, один на две улицы. Столько дела было...
   Пока его несли, он еще несколько раз повторил, что был здесь один на целых две улицы, ни словом не обмолвившись о самом главном, что давало оценку его поведению, -- а именно, что он три часа задерживал один целую роту противника. Но и мы вспомнили об этом гораздо позже.
   
   1943
   

Примечания

   Один на две улицы. -- Впервые опубликовано в газете "Красная звезда" No 34 от 11 февраля 1943 года. Подписано: "Полковник Павленко, Северный Кавказ".
   Печатается по тексту газеты "Красная звезда".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru