Аннотация: Н. И. Лобачевский. Его жизнь и ученая деятельность. Биографический очерк Е. Ф. Литвиновой. Л. А. Сенека. Его жизнь и философская деятельность. Биографический очерк П. Н. Краснова.
Жизнь замѣчательныхъ людей. Библіографическая библіотека Ф. Павленкова. Н. И. Лобачевскій. Его жизнь и ученая дѣятельность. Біографическій очеркъ Е. Ѳ. Литвиновой. Спб., 1894 г.-- Л. А. Сенека. Его жизнь и философская дѣятельность. Біографическій очеркъ П. Н. Краснова. Спб., 1895 г. Очеркъ г-жи Литвиновой читался бы съ интересомъ, если бы не отличался многословіемъ. Вмѣсто того, чтобы дать сжатую и сильную характеристику Лобачевскаго и выяснить его значеніе въ наукѣ, біографъ знаменитаго математика расплывается въ массѣ излишнихъ деталей и мелочей и сообщаетъ совсѣмъ не любопытные факты изъ его домашней жизни, вродѣ того, напримѣръ, что онъ смѣялся, слушая на любительской сценѣ водевиль Азъ и Фертъ (стр. 55), или что онъ получилъ въ приданое за женой "небольшую деревню Полянки, въ Спасскомъ уѣздѣ, Казанской губерніи" (стр. 52). Желая, очевидно, воспользоваться рѣшительно всѣмъ матеріаломъ, который былъ въ ея распоряженіи, и не поступиться ни одною подробностью, г-жа Литвинова не сумѣла отдѣлить главнаго отъ второстепеннаго и передаетъ поэтому свѣдѣнія, обильныя количествомъ, но скудныя качествомъ. Кромѣ того, каждый, хотя бы и ничтожный фактъ изъ жизни Лобачевскаго авторъ считаетъ нужнымъ сопровождать своими комментаріями и подчасъ очень наивными разсужденіями; г-жа Литвинова какъ бы опасается, что ея читатель самъ ничего не пойметъ и не выведетъ изъ ея разсказовъ, и вотъ почему она на протяженіи всей своей книжки учитъ его уму-разуму, придавая для этого всякой мелочи какую-то особенную важность. Естественно, что въ біографіи Лобачевскаго г-жа Литвинова касается и судебъ Казанскаго университета, но, къ сожалѣнію, дѣлаетъ она это неискусно: личность русскаго ученаго на фонѣ общей картины академической жизни вырисовывается блѣдно и слабо, и внутренняя связь между дѣятельностью Лобачевскаго и университетскимъ режимомъ въ разнородныя эпохи Магницкаго и Мусина-Пушкина представлена безъ достаточной рельефности. Выясненію собственно научныхъ заслугъ Лобачевскаго, т.-е. какъ разъ того, что сдѣлало знаменитымъ его имя, г-жа Литвинова удѣляетъ очень мало мѣста и излагаетъ ихъ спутанно и темно". Г-жа Литвинова видитъ въ созданіи неэвклидовой геометріи "боевую отвагу" и проявленіе того русскаго "ничего, о которомъ говорилъ Бисмаркъ" (стр. 7); она дѣлаетъ выговоръ тѣмъ, кто находитъ, что геометрія, "которую они "прошли" по Симашко или Давидову, безусловно.хороша" (стр. 5): она напоминаетъ, "какъ крѣпко всегда держались люди за наслѣдіе вѣковъ" (курсивъ автора) (стр.. 69) и какъ трудна была поэтому задача Лобачевскаго. Такихъ фразъ найдетъ читатель въ очеркѣ г-жи Литвиновой очень много; не найдетъ онъ только простого и понятнаго изложенія математическихъ идей Лобачевскаго, не найдетъ онъ указанія на то, что сдѣлалъ русскій ученый для неэвклидовой геометріи и что сдѣлалъ Гауссъ, не постигнетъ онъ того, какъ понималъ пространство великій математикъ. Бойкое, хотя и слишкомъ развязное перо г-жи Литвиновой значительно выиграло бы, еслибъ оно находилось на службѣ у болѣе дисциплинированной мысли.
Не совсѣмъ удовлетворителенъ и другой очеркъ изъ коллекціи г. Павленкова,-- очеркъ, посвященный Сенекѣ. Портретъ знаменитаго стоика нарисованъ блѣдными штрихами, и эпоха, въ которую жилъ и дѣйствовалъ римскій философъ, изображена тусклыми красками, несмотря на то, что оригинальная личность Сенеки можетъ быть объяснена и понята только съ точки зрѣнія его времени. Г. Красновъ не достаточно проникъ въ духовный міръ Сенеки, не указалъ на тѣ историческія условія и причины, которыя привили воспитателю Нерона всѣ недостатки царедворца на ряду со всѣми достоинствами мудреца. Благодарная задача г. Краснова осталась не вполнѣ рѣшенною, и одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ человѣческихъ характеровъ не получилъ должнаго освѣщенія. Но съ этими изъянами біографіи, въ общемъ написанной толково, можно было бы еще примириться, если бы читателя не изумляло странное отношеніе автора къ важному вопросу о томъ, насколько великъ былъ у Сенеки разладъ между словомъ и дѣломъ, насколько чиста была его нравственность. Г. Красновъ защищаетъ своего героя отъ всякихъ нареканій, но защищаетъ такими аргументами, которые нисколько не убѣдительны и даже достигаютъ прямо противу положной цѣли. Такъ, напримѣръ, говоря о двусмысленной роли Сенеки въ сближеніи Нерона съ Актеей, г. Красновъ замѣчаетъ, что эта роль достойна "удивленія" (только удивленія?) и что "вмѣшаться въ такое щекотливое дѣло, рискуя самому потерять репутацію,-- на это можетъ быть способенъ только человѣкъ, обладающій широкимъ нравственнымъ міровоззрѣніемъ" (стр. 45). Объяснять и оправдывать поступки "широкимъ міровоззрѣніемъ" очень удобно, но едва ли правильно. Далѣе, г. Красновъ сталкивается съ весьма деликатнымъ обстоятельствомъ: Сенека, какъ стоикъ, проповѣдовалъ умѣренность, воздержаніе, презрѣніе къ. богатству, и тотъ же Сенека "не оставлялъ своего имущества мертвымъ капиталомъ", и состояніе его "оцѣнивалось крупною суммой въ триста милліоновъ сестерцій (около 13 1/4 милліоновъ золотыхъ рублей)" (стр. 46). Понятно, что и современники философа-спекулятора, и нѣкоторые изъ его біографовъ посылали ему горькіе упреки за такое наглядное опроверженіе его собственныхъ возвышенныхъ теорій. Но г. Красновъ рѣшительно не понимаетъ, за что осуждали Сенеку, и въ недоумѣніи восклицаетъ: "... неужели можно вмѣнять въ преступленіе человѣку то, что онъ не оставляетъ лежать своего капитала мертвымъ?" (стр. 48). Намъ кажется, что съ такими воззрѣніями не слѣдуетъ подходить къ оцѣнкѣ моралистовъ, и тѣ критеріи, которые приложены къ дѣятельности ростовщика, совершенно не годятся, когда мы имѣемъ дѣло съ мыслителемъ. Древность знала философовъ, которые жили такъ, какъ учили, и учили такъ, какъ жили; къ ихъ числу не принадлежалъ Сенека, похожій на тѣхъ проповѣдниковъ, о которыхъ сказалъ Гейне: "Sie trinken heimlich Wein und predigen öffentlich Wasser". Наконецъ, оставляя въ сторонѣ отношеніе дѣла Сенеки къ его слову, мы должны выяснить себѣ, былъ ли онъ вообще бозукоризненно-нравственнымъ человѣкомъ, выдѣлялся ли онъ среди общей испорченности императорскаго Рима. Самъ г. Красновъ не скрываетъ тѣхъ фактовъ, которые; говорятъ далеко не въ пользу Сенеки, но въ своей излишней снисходительности онъ спѣшитъ ихъ оправдывать и негодуетъ, что Діонъ Кассій, а за нимъ и нѣмецкіе историки прибѣгаютъ къ "самымъ низкимъ выходкамъ" (стр. 24) противъ философа. Вообще нѣмецкихъ ученыхъ г. Красновъ бранитъ довольно часто; такъ, онъ противупоставляетъ ихъ "туманному изложенію" ясный слогъ Сенеки (стр. 74), а на 77 стр. предполагаетъ, что германскій духъ неспособенъ "понять романскую добродѣтель"... Еслибъ этотъ панегирикъ Сенекѣ г. Красновъ сложилъ съ увлеченіемъ и любовью къ своему герою, мы могли бы понять и, пожалуй, простить и рискованную защиту явно-неблаговидныхъ поступковъ философа, и комическія вылазки противъ нѣмецкихъ писателей; но бѣда въ томъ, что Сенека имѣетъ въ г. Красновѣ очень слабаго и холоднаго адвоката.