Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы". С.-ПЕТЕРБУРГЪ. 1892.
Монтескье.
(Литературная характеристика).
Не массами создаются великія идеи, но за то самыми грандіозными и прогрессивными являются тѣ историческіе моменты, когда идеи шире всего проникаютъ въ массу. Чѣмъ шире область, охваченная идеей, тѣмъ выше стоитъ ея творецъ. Обновить понятія почти уже значить обновить общественный складъ: за реформой въ умахъ неизбѣжна реформа въ практической жизни.
Когда говорятъ о литературномъ движеніи, подготовлявшемъ французскую революцію, то неизбѣжно упоминаютъ три имени: Вольтера, Руссо и Монтескье {Шарль де-Секонда, баронъ ла-Бредъ и де-Монтескье родился въ 1689 г. и умеръ въ 1755. Получивши воспитаніе въ духовной конгрегаціи Ораторіи, сначала онъ занимался естественными пауками и былъ судьею въ Бордо. Задумавъ вмѣстѣ съ Бюффономъ составить "физическую исторію древняго и новаго міра", онъ такъ увлекся изученіемъ исторіи, что ему посвятилъ всю послѣдующую жизнь.}. Если роль послѣдняго была менѣе блестяща, чѣмъ роль первыхъ, за то она была не менѣе плодотворна.
Его "Персидскія письма" появились въ 1721 г. Никогда писатель не отвѣчалъ лучше на запросы времени, никогда не разоблачалъ такой искусной рукой желаній еще скрытыхъ и мыслей еще смутныхъ. Авторъ чувствовалъ всю шаткость учрежденій, устарѣвшихъ отъ времени, болѣлъ за ту испорченность, которая царила въ обществѣ. Онъ рѣшилъ анализировать зло и найти средство противъ него. Но описывая зло, онъ не замѣчалъ, что онъ только пропагандируетъ его, что самое произведеніе его представляетъ одинъ изъ важныхъ симптомовъ кризиса, который онъ хотѣлъ предотвратить. Послѣдніе годы пышнаго царствованія Людовика XIV были временемъ усиленнаго благочестія. Но преслѣдуя гугенотовъ и янсенистовъ, налагая на себя благочестіе, на дворъ и подданныхъ онъ могъ наложить только лицемѣріе. Политика, извлеченная Боссюэтомъ изъ Св. Писанія, была безсильна передъ придворной моралью, извлеченной изъ миѳологіи. Людовикъ умеръ, и всѣ Тартюфы обратились въ донъ-Жуановъ. Регентство сбросило съ себя всякія маски, вольнодумство прорвало всѣ плотины, все стало предметомъ вопроса, спора, сомнѣнія, насмѣшки. Дубоа внесъ разнузданность въ политику, Джонъ Ло въ общественную экономію. При всемъ томъ всѣ лелѣяли себя розовыми надеждами. Будучи дворяниномъ и членомъ парламента, мечтая просвѣщать и блистать, стремясь къ реформѣ и довѣряя иллюзіямъ, Монтескье ищетъ для своихъ идей занимательной и гибкой формы, чтобы не оскорбить оффиціальной стыдливости цензоровъ. Онъ выводитъ двухъ персовъ, которые, совершая путешествіе по Европѣ, обмѣниваются письмами съ своими пріятелями. Внѣшнюю обстановку персидской жизни, картину деспотизма и восточныхъ нравовъ Монтескье взялъ у тогдашняго моднаго путешественника Шардена. Но такъ какъ цѣль Монтескье -- нарисовать картину испорченности своей родины, то мѣстный колоритъ у него мало выдержанъ: гаремы являются скорѣе гасконскими, чѣмъ персидскими, полигамія скорѣе европейской, чѣмъ восточной. Романтическая подкладка этихъ писемъ очень фривольнаго характера, она въ духѣ той эротической поэзіи, на которую былъ такой большой спросъ при веселомъ дворѣ регента. Но за то какимъ глубокимъ и полнымъ ироніи наблюдателемъ является авторъ! Онъ то осмѣиваетъ -- и тогда даетъ перо въ руки Рикѣ, одному изъ выведенныхъ имъ персовъ, то поучаетъ -- тогда онъ говоритъ устами другого перса, Узбека. Передъ нами цѣлая роскошная галлерея типовъ, достойныхъ сатиры. Вотъ важный сеньеръ, который даже кашляетъ или ласкаетъ своихъ собакъ оскорбительно для людей. Вотъ модный "руководитель" совѣсти, который овладѣлъ не только душами, но и имуществомъ своихъ духовныхъ овецъ. Вотъ жалкій писака, которому пріятнѣе выносить палку на своихъ плечахъ, чѣмъ критику своихъ произведеній. Вотъ смѣлый догматистъ, который въ четверть часа рѣшаетъ по три моральныхъ вопроса и по четыре историческихъ задачи. Но эти типы не перечтешь: ихъ такъ-же много, какъ много въ обществѣ уродливостей и смѣшныхъ сторонъ. Монархъ завидуетъ простотѣ турецкаго правленія, министры блуждаютъ безъ системы, парламенты лишены значенія, сословія враждуютъ, семейныя связи порваны,-- вотъ что представляется Узбеку въ общественной жизни. Не мало пораженъ персъ и авторитетомъ папы, который можетъ заставить вѣрить во что угодно. Впрочемъ Монтескье не походитъ здѣсь на Вольтера; онъ обрушивается только на дѣйствительные безпорядки. Рознь между словомъ и дѣломъ, между моралью на устахъ и отсутствіемъ ея въ жизни -- вотъ цѣль, куда онъ мечетъ свои сатирическія стрѣлы. "Пока епископы въ собраніи", говоритъ онъ, "они устанавливаютъ правила, а лишь только разошлись, стали придумывать исключенія". Тамъ дервиши (такъ персъ называетъ монаховъ) даютъ три обѣта: повиновеніе, бѣдность и цѣломудріе, но исполняютъ только первый. Что касается общества, то тутъ полный индифферентизмъ къ религіи; люди живутъ въ приливѣ и отливѣ: куда волна несетъ, тамъ и вѣра. Разъ поколебалась религіозная почва, не прочны и нравственные устои: роскошь и зрѣлища, игра и любовныя интриги наполняютъ пустоту жизни. Особенно сурово Монтескье относится къ женщинамъ и людямъ, составляющимъ себѣ карьеру съ помощью любовныхъ интригъ. Онъ клеймитъ позоромъ тѣхъ Ловеласовъ и Вельмоповъ, которые тщеславились своею распущенностью. Строго онъ относится и къ литературѣ, которая только забавляла скучающую праздность или погружалась въ буквоѣдство. Особенно достается поэтамъ, дававшимъ столько мишурнаго блеска предыдущему царствованію. Литература должна руководить и наставлять, а не забавлять. Не такъ сурово онъ относится къ низшимъ классамъ общества: тутъ онъ находитъ любовь къ труду, экономію и производительность. Всѣ ремесленники соперничаютъ другъ съ другомъ, но это соперничество есть одинъ изъ двигателей національной индустріи. По мѣрѣ развитія переписки, изъ "Писемъ" все болѣе и болѣе исчезаетъ романъ и условность, восточная мишура и сатирическая рѣзкость: стрѣлы сатирики замѣняются спокойнымъ созерцаніемъ историка моралиста. Въ "Письмахъ" Монтескье ставитъ большую часть вопросовъ и задачъ, въ которые онъ углубился впослѣдствіи. Въ "Письмахъ" тутъ и тамъ разсѣяны зерна тѣхъ идей, которыя разрослись потомъ въ обширное сочиненіе, доставившее всю славу Монтескье. Мы говоримъ о "Духѣ законовъ"/надъ которымъ Монтескье работалъ болѣе 20 лѣтъ. Глубокая ученость, обширная начитанность, продолжительныя путешествія дали ему огромный запасъ фактовъ и наблюденій. Онъ задумалъ сгруппировать всѣ отдѣльныя явленія исторической жизни народовъ, чтобы открыть законы въ развитіи человѣческихъ обществъ. До него исторія была наборомъ фактовъ, онъ хотѣлъ дать систему, въ прихотливой смѣнѣ событій найти неизмѣнные принципы. Климатъ и религія, законы и примѣры прошлаго, нравы и обычаи -- вотъ элементы, составляющіе всякое человѣческое общество. По общество не случайный наборъ предметовъ, а живой организмъ. Законы -- нервы этого соціальнаго тѣла, они должны соотвѣтствовать природѣ и функціямъ органовъ, которые ими одушевляются; они зависятъ отъ такихъ элементовъ, которыхъ человѣкъ не можетъ измѣнить, а если мѣняетъ, то съ боль шимъ трудомъ и очень медленно. Они должны соотвѣтствовать физическому виду страны, климату и почвѣ, положенію и величинѣ ея, образу жизни населенія, степени свободы гражданской, религіи и склонностямъ, богатству и числу жителей, ихъ торговлѣ, нравамъ и обычаямъ. Наконецъ они имѣютъ отношеніе другъ къ другу, къ своему происхожденію, къ цѣли законодателя, къ порядку вещей,. на которомъ они основываются. Изученіе всѣхъ этихъ отношеній и есть изученіе духа законовъ. Соціальныя учрежденія, въ глазахъ Монтескье, это душа людскихъ обществъ. Они сильны и здоровы -- общество благоденствуетъ; они слабы и испорчены -- общество рушится. Нѣтъ учрежденія, которое само по себѣ было бы лучше всѣхъ прочихъ. Самымъ лучшимъ и самымъ законнымъ Монтескье называетъ то, которое больше всего соотвѣтствуетъ характеру и преданіямъ народа. Вотъ съ какой точки зрѣнія изслѣдуетъ Монтескье различные виды управленія, различая въ каждомъ природу и принципъ. Природа -- это внѣшняя структура, форма; принципъ -- это тѣ добродѣтели или страсти, на которыя опирается управленіе. Отъ природы правленія зависятъ политическіе законы, а отъ принципа -- гражданскіе и общественные въ частности. Разрушеніе всегда начи нается съ принциповъ. Справедливость создана привычкой, говорилъ Паскаль: привычка -- это и есть мистическая основа авторитета законовъ.-- Нѣтъ, возражалъ Монтескье: корень закона въ природѣ.
Три формы правленія различаетъ Монтескье: республиканскую, монархическую и деспотическую. Начинаетъ онъ съ республиканской. Образецъ -- Римъ той эпохи, когда республика была еще городомъ, Аѳины и Спарта тѣхъ вѣковъ, когда греки были міромъ, а города ихъ націями. Сжатая территорія, дѣленіе на классы, громадный численный перевѣсъ рабовъ надъ гражданами, дававшій послѣднимъ возможность посвящать свой досугъ войнѣ и политикѣ, рѣдкость торговыхъ сношеній и равность земельныхъ участковъ, мѣшавшая сосредоточиванью богатствъ въ однѣхъ рукахъ,-- вотъ элементы такого рода республики. Законы издаетъ народъ, т. е. собраніе гражданъ; голоса -- ихъ воля. Но за то кромѣ голоса индивидъ не имѣлъ другихъ личныхъ правъ: во всемъ остальномъ -- въ области вѣрованій, въ семейной жизни, въ каждомъ поступкѣ индивидъ подчиненъ большинству голосовъ, которое и образуетъ собою государственный законъ. Такой порядокъ мыслимъ только тамъ, гдѣ глубоко чувствуется общественная солидарность, гдѣ личный интересъ приносится на алтарь общей жертвы. Поэтому-то Монтескье и приходитъ къ выводу, что принципъ республиканскаго правленія есть добродѣтель, разумѣя подъ нею любовь къ отечеству и его законамъ. Если добродѣтель -- основа учрежденій, то она одна только и способна ихъ поддерживать, поэтому законы должны учить гражданъ этой добродѣтели и заставлять ихъ поступать сообразно съ нею. Изъ основнаго тезиса, что благо народа есть высшій законъ, вытекали верховная власть государства надъ семействомъ, обязательное воспитаніе дѣтей, равномѣрный раздѣлъ земель, ограниченіе наслѣдствъ, законы противъ роскоши и другія подавляющія личную свободу установленія.
Съ особенною любовью Монтескье останавливается на монархіи. Природу монархіи составляютъ основные законы. Монархъ -- источникъ всякой политической и гражданской власти, но она течетъ изъ этого источника особыми "каналами": такъ Монтескье называетъ посредствующія и подчиненныя власти, которыя умѣряютъ капризную волю одного лица. Кромѣ дворянства и духовенства такою властью является корпорація чиновниковъ, которая охраняетъ основные законы и напоминаетъ о нихъ монарху, когда онъ забываетъ о нихъ. Подобная іерархія -- необходимое условіе монархическаго правленія. Принципъ монархіи -- честь, подъ которой разумѣется любовь къ монарху и къ своимъ привилегіямъ. Не будучи въ силахъ управлять собою, нація подчиняется одному главѣ, но это подчиненіе должно быть почетнымъ, оно неразрывно съ величіемъ духа. Вытекающіе изъ этого принципа законы, составляющіе основную пружину монархіи, должны поддерживать чувство чести и тѣ прерогативы, на которыхъ оно покоится. Къ такимъ законамъ относятся всякаго рода привилегіи, права старшинства, права наслѣдства, запрещеніе дворянамъ заниматься торговлей и т. д. Опираясь на посредствующія власти, которыя часто противоположны другъ другу, монархія должна отличаться умѣренностью. Исчезаетъ умѣренность, и тогда честь обращается въ тщеславіе, повиновеніе въ рабство; служба личности заслоняетъ службу государству. Если государь любитъ свободныя души, онъ будетъ имѣть подданныхъ; если-же онъ любитъ униженіе, онъ будетъ имѣть рабовъ. Въ послѣднемъ случаѣ основные законы скоро рушатся, произволъ портитъ придворныхъ, придворные своимъ примѣромъ портятъ народъ; монархія падаетъ, обращаясь въ народное правленіе или деспотическое. Чтобы предостеречь отечество отъ грозной бѣды, картину деспотизма Монтескье рисуетъ самыми черными красками. Правда, этой картинѣ нехватаетъ жизни: взятая въ примѣръ политическая жизнь Персіи и Турціи мало ему была знакома. Сущность деспотизма прекрасно выразилъ Монтескье той знаменитой главой, въ которой всего три строчки, но которая заключаетъ въ себѣ такой живой образъ: "Когда дикари Луизіаны хотятъ добыть плодовъ, они срубаютъ дерево у самаго корня и такимъ образомъ собираютъ плоды. Вотъ что значитъ деспотическое управленіе".
Для большаго контраста рядомъ съ темной картиной деспотизма Монтескье рисуетъ свѣтлую картину политической свободы. Отличая ее отъ національной независимости и гражданской свободы, иначе свободы личности и имущества, онъ опредѣляетъ ее, какъ право дѣлать то, что позволяютъ законы. Необходимое условіе политической свободы -- это умѣренность правленія, а такая умѣренность является тогда, когда одна власть останавливаетъ другую, -- это и есть знаменитая теорія раздѣленія властей. Законодательную, судебную и исполнительную власть различаетъ еще Аристотель, но Монтескье первый {Между прочимъ нельзя не указать на то, что Янзеномъ (Jannsen, Montesquieu's Theorie von der Dreiteilund der Gewalten im Staate auf ihre Quelle zurückgeführt, 1887 г.) доказано, что это ученіе о раздѣленіи властей изложено Свифтомъ, за 44 года до "Духа законовъ", въ его "Discourse of the Contests and Dissensions between the Noblea and the Commons in athens and Rome".} такъ ярко и убѣдительно выставилъ необходимость системы раздѣленія властей, что скоро изъ теоріи она перешла въ практику.
Выяснивъ связь законовъ съ природой и принципами правленія, Монтескье изслѣдуетъ ихъ въ отношеніи къ преступленіямъ и наказаніямъ, въ отношеніи къ налогамъ и государственнымъ доходамъ. Его опредѣленіе налога стало классическимъ мѣстомъ: это часть, которую даетъ каждый гражданинъ изъ своего имущества, для того чтобы безопасно пользоваться остальною частью. Монтескье доказываетъ преимущества косвенныхъ налоговъ, осуждаетъ правительственныя монополіи и налогъ на соль. Но нигдѣ Монтескье не развиваетъ столько силы мысли, какъ въ своихъ разсужденіяхъ объ уголовныхъ законахъ. "Нельзя вести людей крайними путями", восклицаетъ онъ вслѣдъ за Монтэнемъ: "изслѣдуйте причины всякаго рода распущенности, и вы всегда увидите, что она происходитъ отъ безнаказанности преступленій, а не отъ умѣренности наказаній". Какъ, напримѣръ, вѣетъ духомъ XVIII в. отъ той полной намековъ главы, которая носитъ неожиданное заглавіе: "Безсиліе японскихъ законовъ!" "Чрезмѣрныя наказанія могутъ испортить даже самый деспотизмъ!" Законодатель долженъ вести умы съ помощью справедливой умѣренности наказаній и наградъ, съ помощью правилъ философіи, морали и религіи, съ помощью правильнаго примѣненія понятій о чести, долженъ внушать стыдъ... Вотъ философская идиллія, о которой мечтали въ XVIII вѣкѣ. Монтескье сурово порицаетъ конфискаціи, осуждаетъ lettres de cachet, восхваляя англійское Habeas corpus. Онъ положилъ истинныя основанія для свободы мысли и пера. "Не за слова нужно наказывать", говорилъ онъ, "а за совершенныя дѣйствія". Прежній режимъ не зналъ этой свободы, на практикѣ она провозглашена только революціей. Онъ возстаетъ противъ жестокаго преслѣдованія реформаторовъ. Говоря объ аутода-фе, которыя еще не прекратились тогда въ Испаніи и Португаліи, Монтескье замѣчаетъ, что все зло произошло отъ того убѣжденія, что нужно мстить за Божество. Наказаніемъ для еретика должно быть отлученіе отъ церкви, а если ересь вноситъ смуту въ общество, то она относится къ тѣмъ преступленіямъ, которыя нарушаютъ спокойствіе гражданъ. Онъ рекомендуетъ большую осторожность въ преслѣдованіи магіи и ересей. Монтескье боится религіозной пропаганды. Когда мы въ правѣ принять и не принять новую религію, то мы не должны ее принимать.
Больше всего нападеній вызвали соображенія Монтескье о вліяніи климатовъ на законы. Въ странахъ плодородныхъ, говоритъ Монтескье, устанавливается единоличное управленіе, а въ странахъ безплодныхъ -- правленіе многихъ лицъ. Холодный климатъ производитъ больше силы и самоувѣренности, меньше подозрительности и лукавства. Располагая слишкомъ малымъ числомъ наблюденій, онъ дѣлаетъ здѣсь слишкомъ большія обобщенія, приписывая первичнымъ и мало доступнымъ причинамъ то, что зависитъ отъ вторичныхъ причинъ, т. е. нравовъ и страстей, предразсудковъ и инстинктовъ,-- однимъ словомъ, отъ національнаго характера народовъ. Исходная точка Монтескье все-таки вѣрна. Образъ жизни зависитъ отъ нуждъ, говоритъ онъ, а нужды зависятъ отъ климата, а отъ образа жизни зависятъ законы. Одностороння у него и теорія происхожденія рабства, которое онъ приписываетъ свойствамъ климата, но за то въ высшей степени гуманны и страстны его нападенія на это позорное явленіе въ исторіи человѣчества. Не менѣе краснорѣчиво вооружается онъ противъ постоянныхъ войнъ. Продолжая вооружаться, говоритъ онъ, мы будемъ бѣдны при всѣхъ богатствахъ вселенной: у насъ скоро ничего не будетъ кромѣ солдатъ и сами мы станемъ татарами. Онъ ищетъ средства противъ зла и находитъ его во взаимномъ равновѣсіи силъ, такъ чтобы рядомъ съ сильнымъ государствомъ былъ сильный-же сосѣдъ. Всякую войну Монтескье считаетъ актомъ насилія; обязанность побѣдителя -- поправить нанесенную имъ бѣду: всякая побѣда -- огромный долгъ передъ человѣчествомъ. Сама природа, по мнѣнію Монтескье, кладетъ предѣлъ завоеваніямъ: прочно завоевать можно только то, что можно ассимилировать.
Говоря объ экономическихъ законахъ, Монтескье первый, раньше Адама Смита, пытался дать научную форму проблемамъ государственной экономіи. Правда, въ его дѣленіи торговли на торговлю предметами роскоши, свойственную большимъ монархическимъ государствамъ, и торговлю экономическую, свойственную буржуазнымъ націямъ, республикамъ и небольшимъ странамъ, виденъ тотъ феодальный духъ, который находитъ еще противорѣчіе между монархической честью и торговлей. Но его размышленія объ опасности спекуляцій, о необходимости строго поддерживать законы о банкротствахъ, о тарифахъ и торговыхъ трактатахъ, о протекціонизмѣ и свободѣ торговли -- полны глубокаго интереса и пониманія. Получая огромныя суммы съ таможенъ въ Кадиксѣ, испанскій король, говоритъ онъ, является-очень богатымъ частнымъ человѣкомъ въ очень бѣдномъ государствѣ: его могущество было-бы больше, если-бы онъ получалъ ту же сумму со своихъ кастильскихъ провинцій. Торговлю Монтескье считаетъ однимъ изъ самыхъ важныхъ факторовъ международнаго мира.
Кругъ обязанностей государства въ отношеніи къ своимъ членамъ, очерченный Монтескье, очень обширенъ. Государство должно дать всѣмъ гражданамъ обезпеченное существованіе, должно предупреждать промышленные кризисы, открывать профессіональныя школы, содержать стариковъ, больныхъ и сиротъ, и т. д. Всѣ эти обязанности у Монтескье вытекаютъ изъ того-же начала, какъ и іерархія сословій и система прерогативъ, т. е. изъ феодальнаго характера монархіи. Вопросу о феодальныхъ законахъ Монтескье посвятилъ большую часть своего труда, послѣдовательно изучая происхожденіе феодальныхъ податей, системы вассальныхъ отношеній и леновъ, вопросъ о военной службѣ свободныхъ людей, о юрисдикціи сеньоровъ, о переходѣ бенефицій въ лены, о возникновеніи права старшинства, и т. д. Монтескье первый поставилъ изученіе среднихъ вѣковъ въ ряду наиболѣе серьезныхъ историческихъ проблемъ. Освѣщая законы исторіей и исторію законами, онъ оставилъ своимъ послѣдователямъ намѣченное поле дѣятельности и далъ имъ методъ.
Вотъ основной остовъ идей Монтескье. Мы не будемъ говорить о той массѣ тонкихъ наблюденій, остроумныхъ сближеній и яркихъ картинъ, которыми пересыпано развитіе этихъ основныхъ положеній.
Его произведеніе не сухой трактатъ, а живая картина. Онъ не менѣе требовательный артистъ, чѣмъ, строгій мыслитель. Литературная сторона дѣла его не менѣе безпокоитъ, чѣмъ изысканіе началъ и методъ. Строгій порядокъ онъ хочетъ соединить съ постояннымъ разнообразіемъ. Онъ отлично зналъ читателя своего времени, вѣтренаго и легкомысленнаго, постоянно перебѣгающаго отъ одной мысли къ другой. Отсюда эта обрывистость, эти постоянныя рубрики и многочисленныя оглавленія. Но, съ другой стороны, онъ не только заставляетъ читать, заставляетъ и мыслить: онъ несравненный мастеръ въ дѣлѣ открытія широкихъ перспективъ, которыя заманиваютъ и будятъ мысль. Бюффонъ упрекаетъ его въ мозаичности стиля, Вольтеръ -- въ томъ, что въ его книгѣ слишкомъ много ума. Его стиль не только искусенъ, но и изворотливъ. Нужно было обходить цензуру, сбить съ толку Сорбону. Пропагандируя, напримѣръ, англійское государственное устройство, онъ долженъ былъ описывать его въ общемъ видѣ, безъ техническихъ терминовъ и собственныхъ именъ. О роскоши французскаго двора онъ говоритъ въ главѣ, озаглавленной: "Фатальныя послѣдствія роскоши въ Китаѣ", и т. д. Но за то какъ ярка и легка его кисть тамъ, гдѣ можно называть вещи по имени. Монтескье любитъ обобщенія: въ этомъ его величіе и его слабость. Его примѣры разсчитаны на общія заключенія. У него нѣтъ ни хронологіи, ни общей перспективы: все помѣщено на одномъ планѣ. Это -- единство времени, мѣсто и дѣйствія, перенесенное съ театра въ сферу законовъ. Законы у него представлены не въ историческомъ развитіи, а какъ бы законченными и собранными со всѣхъ эпохъ. Правда, онъ прочно заложилъ фундаментъ и глубоко забилъ сваи, но онъ скрылъ ихъ съ глазъ. Республику или монархію онъ изучалъ и рисовалъ, какъ Мольеръ своего скупого или мизантропа, какъ Лабрюйеръ своихъ вельможъ. Его общія идеи не результатъ чистаго умозрѣнія, не составленый а priori, а слѣдствіе фактовъ, которые онъ наблюдалъ. Тѣмъ болѣе ему чести, что всѣ эти факты вновь и вновь подтверждаются исторіей, что подъ каждой его картиной можно поставить имена и даты, такъ какъ каждая изъ нихъ имѣетъ тѣсное соотношеніе съ дѣйствительностью.
"Духъ законовъ" появился въ 1748 г., безъ имени автора и напечатанъ въ Женевѣ. Во Франціи книга Монтескье сначала встрѣтила не мало враговъ: Гельвецій находилъ гигіену Монтескье слишкомъ медленною, Вольтеръ видѣлъ въ книгѣ Монтескье соперницу своему "Опыту о нравахъ", іезуиты вооружились противъ проповѣди религіозной терпимости, янсенисты язвительно нанали на книгу, которая, по ихъ мнѣнію, учитъ, что въ монархіи добродѣтель безполезна. За то итальянцы и англичане встрѣтили ее съ энтузіазмомъ. Король Сардинскій заставлялъ читать ее своего сына, Фридрихъ Великій руководился ею въ своихъ отношеніяхъ къ покоренной Силезіи, Вашингтонъ не разъ справлялся съ нею въ вопросахъ объ устройствѣ великой демократіи, Екатерина II называла ее своимъ требникомъ: ея Наказъ проникнутъ идеями Монтескье. Для Франціи прежняго режима книга Монтескье была яркимъ зеркаломъ. Строгій сторонникъ монархіи, Монтескье хотѣлъ исцѣлить болѣзни господствующаго режима. Королевская власть рядомъ съ привиллегированными сословіями, магистратура, стоящая на стражѣ закона, дворянство, гордое своею честью, отсутствіе монополій, отдаленныхъ экспедицій и завоеваній, религіозная терпимость, гражданская свобода и умѣренность,-- вотъ по мнѣнію Монтескье, идеалъ французской монархіи. Но рисуя этотъ идеалъ, Монтескье не замѣчалъ, что время ушло уже, что принципъ уже испорченъ. Тюрго, Вержень, Неккеръ хотѣли воспользоваться рецептами, предложенными Монтескье, но событія быстро и далеко опередили эти мѣры. Созваніе генеральныхъ штатовъ приглашало каждаго француза высказать свои мысли о реформѣ государства; каждый образованный французъ конца прошлаго вѣка имѣлъ у себя въ библіотекѣ Монтескье, Вольтера и Руссо. И вотъ каждый обращается къ этимъ книгамъ и ищетъ у любимыхъ авторовъ идей и основаній для поддержанія этихъ идей. Но Вольтеръ, разрушая старое, мало давалъ новаго. Руссо давалъ цѣлую систему: ее можно было брать или не брать, но непремѣнно цѣликомъ. Монтескье предлагалъ цѣлый рядъ системъ, собранныхъ со всей исторіи: у него было что выбрать. У Руссо было много учениковъ, но ссылались чаще на Монтескье. За Руссо стояла одна партія, а на Монтескье опирались многія партіи. "Духъ законовъ" сдѣлался чѣмъ-то въ родѣ Дигестовъ: всѣ партіи извлекали изъ него правила и прецеденты для поддержки своихъ желаній и претензій. Все съ верху до низу подвергалось ломкѣ и реформѣ. На каждомъ шагу приходилось имѣть свой собственный планъ. Никогда примѣры прошлаго не играли такой выдающейся роли; ни одна тогдашняя книга не группировала такъ стройно, не рисовала такъ ярко этихъ примѣровъ прошлаго. Дворянство цѣликомъ и буквально держалось взглядовъ Монтескье на форму, опираясь на его убѣжденіе, что монархическая свобода основана на привилегіяхъ и дѣленіи сословій. Третье сословіе заимствовало у Монтескье раздѣленіе властей и массу частныхъ реформъ. Послѣ ночи 4 августа монархія стала только утопіей эмигрантовъ. Съ тѣхъ поръ Франція цѣлый вѣкъ оправдываетъ дилемму Монтескье, что если падаютъ привиллегіи знати, духовенства и городовъ, то монархія обращается въ народное правленіе или въ деспотическое. Внушенная эмигрантами картина старинной монархіи и возможныхъ реформъ, нарисованная пылкимъ англійскимъ ораторомъ Боркомъ въ его "Размышленіяхъ" цѣликомъ взята у Монтескье. Но Монтескье, этотъ апологистъ монархіи и прежняго режима, благодаря своимъ ученикамъ и послѣдователямъ, превратился даже въ пророка демократіи и республики, построенной по образцу римской. Этотъ странный метамисихозъ произошелъ, благодаря той формѣ, которую Монтескье придалъ своимъ идеямъ. Пытаясь воскресить древнихъ, онъ воодушевлялъ ихъ своею собственною душою, душою своего вѣка. Классическая литература издавна привила на французской почвѣ духъ античныхъ учрежденій. Тотъ же голосъ, который побуждалъ Монтескье съ такою любовью описывать античныя учрежденія, побудилъ французовъ возобновить эти учрежденія. Историческое воображеніе Монтескье какъ разъ пришлось въ пору наслѣдственному инстинкту французовъ. Они понимали древнихъ, какъ понималъ ихъ Монтескье. Онъ описалъ, а они задумали реализировать; онъ анализировалъ законы, которые даютъ жизнь республикѣ, они издали эти законы, не принявъ въ разсчетъ тѣхъ условій климата, нравовъ, народнаго характера, которыя въ системѣ Монтескье оказываются самыми существенными Монтескье смѣшалъ всѣ времена и всѣ республики, а они перенесли это идеальное законодательство черезъ 20 вѣковъ, въ совершенно другую страну, въ сферу совершенно противоположной цивилизаціи. Это противно "Духу законовъ", но это духъ вѣка. Изолируя его правила, они путемъ діалектики выводили изъ нихъ различныя логическія послѣдствія, изъ его идей сдѣлали идеи абстрактныя и всеобщія, отливши въ ихъ форму не что иное, какъ свои собственныя страсти. Монтескье послѣдовательно становился гражданиномъ каждой націи, чтобы излѣчить каждую націю отъ худшаго изъ ея предразсудковъ, отъ незнанія самой себя, а его истолкователи сдѣлали его гражданиномъ цѣлаго міра, космополитическимъ законодателемъ. Терроръ думалъ принудить французовъ перейти отъ вѣка Людовика XVI къ вѣку Ликурга. Конституція III-го года республики, этотъ первый призывъ къ порядку и умѣренности, проникнуты духомъ Монтескье, но перевороть, произведенный Бонапартомъ, снова изгналъ этотъ духъ изъ республики. Бонапартъ тоже постоянно перелистывалъ книгу Монтескье: Code civile, редактированный Порталисомъ, горячимъ поклонникомъ Монтескье, повторяетъ наставленія послѣдняго! Но если руководители движенія и перестали слѣдовать духу Монтескье, событія все-таки продолжаютъ идти какъ разъ такъ, какъ они должны идти по мысли Монтескье. Всѣ событія, сопровождавшія переходъ отъ республики къ имперіи и возвышеніе Бонапарта, удивительнымъ образомъ предсказаны Монтескье. "Если у націи подъ республиканскими законами скрываются монархическіе нравы, говоритъ онъ, то война, начатая при республинѣ, обязательно кончится монархіей. Если армія будетъ зависѣть отъ законодательнаго корпуса, то правленіе станетъ военнымъ. Если республику смѣнитъ единоличный властитель, то его власть будетъ самою абсолютною". Какъ поразительно все это исполнилось! Какъ точны и вѣрны историческіе законы, выведенные Монтескье изъ прошлаго и неизбѣжно примѣнимые къ будущему! Вся политика Бонапарта есть ничто иное, какъ повтореніе того, что извѣстно у Монтескье въ главѣ о римскихъ завоеваніяхъ. Картина Франціи и Европы при Наполеонѣ -- это точная копія съ нарисованной Монтескье картины римской имперіи. Та же всеобщая погоня за славой, та же необходимость изумить народъ, чтобы подчинить его, тѣ же войны изъ-за честолюбія, то же искусство нападать на врага его собственнымъ оружіемъ, то же соединеніе народовъ, ничего не имѣющихъ общаго кромѣ повиновенія. Какъ часто представлялись Наполеону колоссальные образы Александра Македонскаго и Карла Великаго, эти любимые герои Монтескье, такъ ярко ими освѣщенные и такъ мощно возвеличенные. Реставрація дала власть тѣмъ поклонникамъ Монтескье, которые были изгнаны революціей. Франція увидала у себя опытъ преобразованной монархіи, о которой мечталъ Монтескье. ТПатобріанъ и Бенжаменъ Констанъ стали теоретически развивать еще дальше идеи Монтескье о монархіи, прилаживая ихъ къ новому порядку вещей. Тайлеранъ былъ большимъ поклонникомъ Монтескье. На материкѣ тутъ и тамъ появились конституціонныя монархіи. Монтескье перенесъ конституціонныя идеи изъ Англіи на материкъ. Такимъ образомъ нѣсколько главъ его сочиненія сдѣлали свое дѣло особо, намѣтивъ особый путь въ развитіи человѣческихъ обществъ. Не малую услугу оказалъ Монтескье и самой исторической наукѣ: онъ научилъ связывать факты, искать причинъ, объяснять законы исторіей и исторію правами. Гизо -- прямой преемникъ Монтескье.
Таковъ Монтескье. Это человѣкъ знанія, размышленія и здраваго смысла; середина между Монтэнемъ и Паскалемъ, между верхомъ ироніи и верхомъ разума, уничтожающаго самого себя. Это честный человѣкъ, поставившій задачею жизни ознакомить людей съ ихъ положеніемъ, чтобы сдѣлать его болѣе выносимымъ. Его взгляды вѣрны природѣ и исторіи, его методъ истинно научный, его вліяніе было громадно.