Плещеев Александр Алексеевич
Домик

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Александръ Плещеевъ

Безъ ужасовъ

РАЗСКАЗЫ

Вступительная статья Петра Пильскаго

ИЗДАТЕЛЬСТВО "ЛИТЕРАТУРА"
РИГА, УЛ. СВОБОДЫ No 8 1928

   

ДОМИКЪ

   Глухая, узкая, косая, плохо мощеная улица на Петербургской сторонѣ напоминала заброшенный провинціальный городокъ, отдаленный отъ желѣзной дороги. Когда кому нибудь приходилось проѣзжать по этой улицѣ, никто не вѣрилъ, что онъ въ столицѣ.
   Лѣтомъ косая улица покрывалась слоями пыли, до которой никому не было дѣла. Маленькія деревянныя постройки утопали въ зелени садовъ.
   Двѣ-три мелочныя лавки и трактиръ ушли какъ будто въ землю и ихъ почти не было видно.
   И жители этой улицы совсѣмъ не походили на петербуржцевъ: одѣвались они по старому, моды Невскаго проспекта запоздали проникнуть сюда. Фонари съ керосиновыми лампами освѣщали кривую улицу, по которой стаями прогуливались собаки, коты, а иногда выползала жирная свинья, чувствовавшая себя здѣсь, какъ дома. Никто не обращалъ на нее вниманія и она никѣмъ не интересовалась.
   Подъ праздникъ обитатели улицы ходили въ церковь, находившуюся на сосѣдней улицѣ, а затѣмъ съ узелками путешествовали въ старыя бани, изъ оконъ которыхъ валилъ паръ.
   Около бань лѣтъ сорокъ старуха съ бородавками на пергаментовомъ лицѣ продавала яблоки и баранки. Ее обдавало паромъ изъ дверей бань. Ароматы пареныхъ вѣниковъ ничего, кромѣ наслажденія, старухѣ не доставляли.
   По срединѣ улицы свободно расположился домикъ стараго судейскаго чиновника Агафона Титыча Корытова, прожившаго здѣсь съ женой Евдокіей Павловной безвыѣздно полвѣка. Въ палисадникѣ предъ ветхимъ двухэтажномъ домикомъ лѣтомъ стоялъ столикъ и кипѣлъ самоваръ, который старая Акулина иногда безъ церемоніи раздувала сапогомъ Агафона Титыча. Около самовара красовались голубенькія чашки съ бѣлыми пятнами, образовавшимися отъ времени на мѣстахъ какихъ-то рисунковъ. Агафонъ Титычъ ходилъ больше въ халатѣ, а супруга въ коричневомъ платьѣ и платкѣ съ цвѣточками. По праздникамъ онъ наряжался въ длинный-длинный сюртукъ, а она въ шелковое платье, отъ котораго несло запахомъ не то сырости, не то сундука, который никогда не провѣтривался.
   Тогда не было еще постояннаго Троицкаго моста и только появлялись въ газетахъ краткія извѣстія о возможности постройки его. Зная, какъ долго думаютъ у насъ о постройкахъ мостовъ и какъ долго ихъ сооружаютъ, никто не придавалъ серьезнаго значенія слухамъ.
   Да и постоянный мостъ мало кого интересовалъ въ косой улицѣ, потому что она далека онъ него.
   Такъ вотъ и жили здѣсь люди своей жизнью, патріархальной, старой, оторванной отъ культурнаго міра столицы. На Невскій ѣздили отсюда, какъ за границу. Вагонъ конки ползалъ по рельсамъ тоже далеко отъ косой улицы; онъ считался сильнымъ проявленіемъ цивилизаціи. Тишина на косой улицѣ переносила случайно попавшаго туда петербуржца на кладбище. Обитатели улицы знали поименно другъ друга и, посѣщая одинъ другого, занимали у сосѣдей на вечеръ стулья, посуду, ножи и вилки.
   Всѣ были счастливы и довольны.
   Если кто-нибудь умиралъ, то вся косая улица провожала покойника на кладбище и горевала, горевала, какъ одинъ человѣкъ.
   На всей косой улицѣ жилъ единственный еврей изъ солдатъ, портной. Онъ одѣвалъ почти всѣхъ мѣстныхъ жителей. Фамилія его была Берковичъ.
   Какъ-то передъ обѣдомъ, часа въ два дня, Агафонъ Титычъ, ходившій для примѣрки брюкъ къ Берковичу, возвратился домой блѣднымъ и взволнованнымъ.
   -- Фоша, что ты, нездоровъ?-- встрѣтила его Евдокія Павловна.
   -- Здоровъ.
   -- Ужъ что-нибудь, да тебя разстроило.
   -- Ничего!
   -- Говори мнѣ прямо, я тебя насквозь вижу.
   -- Встрѣтилъ Бирюкова, нашего сосѣда... Ну... онъ говоритъ, что продалъ свой домъ и взялъ здоровыя деньги.
   -- Такъ что-же тебѣ до него за дѣло?
   -- Да вѣдь для чего у него купили за большія деньги домъ? Чтобы снести и построить здѣсь большой... Это все ожидаемый мостъ надѣлалъ. Ну, каково намъ будетъ жить, если рядомъ выростетъ такой слонъ.
   -- А намъ что за дѣло?
   -- Лишимся покоя, всю жизнь выворотятъ на изнанку, стукъ подымется, шумъ, рабочіе станутъ кричать... Жили пятьдесятъ лѣтъ безъ каменныхъ домовъ!.. Подлецъ этотъ Бирюковъ.
   -- Почему-же онъ подлецъ?
   -- Потому что мы здѣсь всѣ -- семья, вся улица одна семья, и не спросившись, не поговоривъ со всѣми, нельзя продавать домъ. Удивительно пріятно... пыль будетъ отъ постройки, всѣ задохнутся.
   -- Когда выстроютъ большой домъ, все улучшится, и мостовыя...
   -- А зачѣмъ онѣ намъ -- мостовыя, куда мы ѣздимъ? Еще электричество вздумаютъ провести, ночь отнимутъ... вонъ, на Невскомъ, всю ночь свѣтло. А когда-же ночь-то? Лѣтомъ и безъ того свѣтло, а зимой то-же самое будетъ. Нѣтъ, ужъ не надо намъ.
   -- Брюки мѣрилъ у Берковича?
   -- Не до нихъ мнѣ! Горько, до слезъ горько, когда на старости лѣтъ начинаютъ разрушать твою жизнь.
   -- Одинъ каменный домъ еще ничего.
   -- Да вѣдь зачѣмъ онъ выростетъ рядомъ съ нами? Ну пусть-бы его строили гдѣ-нибудь подальше. Ты пойми, вѣдь не будетъ покою, и все будешь думать, спать ляжешь, и будешь думать, что подъ бокомъ у тебя такая громада стоитъ, что ты муха передъ ней!.. Въ одно прекрасное утро упадетъ этотъ домъ... вѣдь ихъ такъ строятъ, что они падаютъ... и раздавитъ насъ!
   -- Пугаешь ты меня, почему непремѣнно упадетъ?
   -- Вѣдь теперь Вавилонскія башни строятъ, а не дома. Нѣтъ, Бирюковъ подлецъ, и я его къ себѣ не пущу и къ нему не пойду. Задатокъ получилъ и мало того... намъ совѣтуетъ продать мѣсто, взять деньги и купить новый домъ. Ну, не подлецъ-ли?
   -- Можетъ быть, онъ и правъ.
   -- Авдотья, что ты говоришь, тутъ вся жизнь счастье наше, печаль наша, каждый уголокъ, каждая паутинка извѣстна намъ, привыкли мы къ нимъ, и вдругъ лишиться всего. Я одного просилъ и прошу у Бога, чтобъ отсюда, кромѣ могилки, никуда не переѣзжать. Ну, отчего не подождать, умремъ мы, тогда все равно. Я всегда говорилъ, что Бирюковъ подлецъ и святого у него ничего нѣтъ! Птички Божьи, галки, собачка Дружокъ, всѣ привыкли къ нашему домику, и вдругъ начнутъ строить... Погоди еще... кабаки откроются, драки начнутся, испортятъ всю прекрасную улицу. Не надо намъ этихъ домовъ, наши лучше!
   -- А ты мнѣ такъ и не сказалъ, что же Берковичъ?
   -- Не готово, завтра пойду мѣрить... заваленъ работой... праздники близко., всѣ къ нему лѣзутъ... лучше его никто не шьетъ.
   Агафонъ Титычъ закурилъ трубку и, насупившись, сѣлъ въ халатѣ у окна.
   -- Не хочу, не хочу!-- ворчалъ онъ.-- Ни за какія деньги, за сто милліоновъ не продамъ нашего дома.
   -- И не надо, мы останемся, не волнуйся... пусть Бирюковъ...
   -- Подлецъ Бирюковъ. Вотъ, напримѣръ, смотрю я на этого бисернаго турку, который съ поджатыми ногами виситъ сорокъ восемь лѣтъ на стѣнѣ, на одномъ мѣстѣ -- развѣ не грѣшно его потревожить? Вѣдь покойная тетенька, Екатерина Савельевна, собственноручно вышивала турку своими длинными тонкими пальчиками.
   -- Турку нельзя трогать...
   -- Бирюковъ подлецъ!
   Агафонъ Титычъ всплакнулъ про себя, а Евдокія Павловна обняла, поцѣловала его и тоже прослезилась.
   Старики замолчали.
   На другой день Корытовъ опять пошелъ къ знаменитому на косой улицѣ Берковичу, мѣрить брюки, и опять его ударило, какъ громомъ, даже еще сильнѣе.
   -- Часъ отъ часу не легче!-- жаловался онъ женѣ и стоналъ, буквально стоналъ отъ новаго горя.
   -- Не убивайся, Фоша, что еще такое?-- Неужто опять Бирюковъ?
   -- Бирюковъ подлецъ, а Сугубовъ распроподлецъ! Представь, онъ тоже свой домъ на сносъ продалъ.
   -- Господи, да что же у нихъ, ничего завѣтнаго нѣтъ!
   -- Вотъ ты и представь себѣ: и справа и слѣва насъ стиснутъ, стиснутъ нашъ домикъ... вотъ этотъ самый, съ крылечкомъ, съ садикомъ. Деньги все разрушаютъ, въ соблазнъ вводятъ людей! Зачѣмъ бы Сугубову на 80 году жизни продать домъ, доставшійся послѣ отца. Ну, отчего бы не умереть спокойно въ своемъ насиженномъ гнѣздѣ? Нѣтъ, конецъ, всему наступаетъ конецъ.
   Затосковалъ Агафонъ Титычъ, загрустилъ, и такъ его настроеніе повліяло на жену, что она въ короткое время осунулась. Голова у нея стала трястись еще больше прежняго.
   Выходили они въ палисадникъ и смотрѣли то направо, то налѣво, какъ любуясь въ послѣдній разъ тѣми игрушечными домиками сосѣдей, которые скоро снесутъ... Ничего отъ нихъ не останется, съ землей сравняютъ и начнутъ возводить современныя постройки, притащутъ машины, запоютъ рабочіе, вбивая сваи...
   Быстро пролетѣли два мѣсяца, и стало извѣстнымъ, что три дома на косой улицѣ еще проданы. Это добивало Корытовыхъ.
   Они ждали свѣтопреставленія.
   Оно приближалось. Какъ-то, просыпаясь, Корытовы услышали страшный грохотъ. Они позвали Акулину, которая сообщила, что рядомъ у Бирюкова и напротивъ начали ломать дома, что съ ночи вывозили послѣднее имущество, а утромъ приступили къ разборкѣ крышъ.
   -- Погибаемъ!-- стоналъ Агафонъ Титычъ. Подойдя къ окну и увидя собственными глазами разрушительную человѣческую работу напротивъ своего дома, онъ махнулъ морщинистой, съежившейся ручкой и отвернулся.
   -- Валите, валите,-- бормоталъ онъ,-- все въ одну кучу валите! и людей бы вмѣстѣ съ обломками придавили, имъ легче бы было! Варвары. Авдотья, пора!
   -- Что пора?
   -- Умирать намъ пора! Вся тишина пропала, вся жизнь разбита...
   -- Ахъ, подлецы, безсердечные, что дѣлаютъ! Посмотри, Фоша.
   -- Не хочу смотрѣть.
   Всѣ деревья вырубаютъ... Бѣдныя деревья, если они чувствуютъ, да сказать не могутъ, какъ они страдаютъ.
   -- Всю улицу обезобразятъ, словно драконъ какой съ огненными глазами, и громадной пастью пожираетъ все Ничего имъ не жаль.
   Нѣсколько домовъ косой улицы снесли втеченіи трехъ недѣль и начали свозить обломки, возить кирпичъ. Вмѣсто ненарушимаго спокойствія создавался адъ.
   Корытову тоже сдѣлали выгодное предложеніе продать домъ, но онъ наотрѣзъ отказался.
   Агафонъ Титычъ увидѣлъ страшный сонъ. Ему снилась вѣдьма съ двумя чудовищными зубами, между которыми одного зуба не хватало, а остался только одинъ гнилой корешокъ, уродливый корешокъ, который торчалъ.
   Сонъ этотъ объяснили такъ, что два чудовищныхъ зуба это новые дома, которые вырастутъ по обѣимъ сторонамъ дома Корытиныхъ, а гнилой корешокъ -- это домъ Корытиныхъ.
   Берковичъ принесъ брюки Агафону Титычу и плакался, что его старинная, славная фирма выброшена на улицу, что пока не выстроютъ новыхъ домовъ, негдѣ устроиться въ косой улицѣ, что это грозитъ ему разореніемъ. Еврей догадывался, что растеряетъ всю кліентуру, что всѣхъ заказчиковъ въ этой суматохѣ расхватаютъ другіе портные. Наконецъ, заказчики разъѣдутся по разнымъ концамъ города и не соберешь ихъ.
   Собачка Дружокъ все время выла у домика Корытиныхъ, какъ бы предвѣщая бѣды. По крайней мѣрѣ такъ объясняли это явленіе.
   Корытины почти не выходили изъ домика.
   Бѣдные жильцы выѣзжали ежедневно изъ домовъ косой улицы, имъ предлагали очистить помѣщеніе въ кратчайшій срокъ. Одни подчинялись безропотно, другіе бранились, а третьи только плакали.
   Стало извѣстно, что въ будущемъ по косой улицѣ пройдетъ конка, соединяющая какія-то двѣ важныхъ линіи.
   Непріятности сгущались, сгущались и добивали Корытиныхъ, у которыхъ не было никакой жизни: старики просто растерялись, не зная, какой выходъ найти изъ нахлынувшаго тяжкаго положенія.
   Когда направо отъ нихъ и налѣво выростали каменныя стѣны, они чувствовали себя совсѣмъ придавленными.
   -- Вотъ они, зубы вѣдьмы! выросли! вотъ этотъ сонъ ужасный исполняется!-- повторилъ Корытинъ.
   Сосѣдніе дома не успѣли еще показаться на косой улицѣ во весь свой великанскій ростъ, какъ разыгралась драма.
   Маленькій домикъ и Акулина сдѣлались свидѣтелями ея.
   Внезапно умеръ Корытинъ, а чрезъ одиннадцать -- минутъ послѣ него скончалась Евдокія Павловна.
   Сошли въ вѣчность послѣдніе борцы за неприкосновенность косой улицы, и маленькій домикъ по наслѣдству достался единственной родственницѣ Корытиныхъ, которая выгодно продала его спустя три мѣсяца, оставивъ себѣ на память о старикахъ только бисернаго турка съ поджатыми ногами.
   Косую улицу теперь никто не узнаетъ. На мѣстѣ домика Корытиныхъ выросъ сѣрый, неуклюжій, невзрачный трехъ-этажный домъ, въ нижнемъ этажѣ котораго помѣстился кинематографъ.
   Въ окнѣ кинематографа виситъ полотно съ крупной надписью: "Исторія одной улицы", трагедія.
   Палисадники, игрушечные домики, еврей Берковичъ, старички, старушки и гулявшая свинья пропали безслѣдно.
   Около винной лавки, пріютившейся на косой улицѣ, постоянное веселье и слышно, какъ разбивается и жестоко звенитъ стекло, ударяясь о булыжную мостовую. Пьютъ и посуду бьютъ.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru