Победоносцев Константин Петрович
Вещный кредит и закладное право

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВЕЩНЫЙ КРЕДИТЪ и ЗАКЛАДНОЕ ПРАВО

I.

   Всякое обязательство возлагаетъ на одну сторону обязанность выполнить его, а другой сторонѣ даетъ право требовать исполненія. Когда нѣтъ исполненія добровольнаго, производится исполненіе понудительное. По требованію стороны имѣющей право, признанному безспорнымъ, общественная власть обращаетъ имущество обязанной стороны на удовлетвореніе требованія. При совершеніи обязательства кредиторъ имѣетъ въ виду получить удовлетвореніе изо всей массы имущества, принадлежащаго должнику, но еще не получаетъ твердаго, опредѣленнаго обезпеченія въ этомъ имуществѣ, не пріобрѣтаетъ на это имущество никакого права въ минуту заключенія обязательства. Право кредитора на имущество должника возникаетъ только тогда, когда, по предъявленіи требованія, общественная власть приступитъ къ этому имуществу и выдѣлитъ изъ него предметъ, коего цѣнность должна быть обращена на удовлетвореніе кредитора. Стало-быть здѣсь право кредитора на извp3;стное имущество возникаетъ не изъ самаго обязательства и требованія, а изъ приговора и распоряженія общественной власти, и во всякомъ случаѣ относится къ наличному имуществу должника, какое за нимъ окажется въ минуту взысканія, такъ что еслибы въ эту минуту у него вовсе не оказалось имущества, то кредитору не за что взяться, и не изъ чего требовать себѣ удовлетворенія. Онъ вѣрилъ личности должника и пріобрѣлъ право на дѣйствіе его, а еще не на имущество. Въ такомъ случаѣ должникъ, выдавъ на себя обязательство, не стѣсняется этимъ въ отчужденіи своего имущества, и можетъ продать, уступить, подарить все, что было за нимъ въ минуту выдачи обязательства. Кредиторъ, при взысканіи, не будетъ имѣть никакого преимущества предъ другими подобными ему кредиторами должника, хотя бы обязательство, выданное ему, было старше другихъ по времени выдачи. У него и у другихъ будетъ одинаково неопредѣленное обезпеченіе всею массой имущества, какое найдется у должника въ минуту взысканія, и если должникъ окажется несостоятельнымъ, то всѣ кредиторы потерпятъ потерю въ одинаковой мѣрѣ. Таковы естественныя условія личнаго кредита; на нихъ основываетъ свои разчеты, надежды и опасенія заимодавецъ, отдавая свои деньги взаймы подъ простое обязательство. Какъ бы ни казались исправны дѣла должника, какъ бы ни казалось надежно состояніе его имущества, заимодавецъ по необходимости долженъ разчитывать на всякаго рода случайности, которымъ можетъ подвергнуться и лицо и имѣніе должника, пока придетъ срокъ уплаты, и потому займы такого рода, всегда болѣе или менѣе сопряженные со страхомъ, не могутъ быть долгосрочными. Притомъ рискъ, которому подвергается кредиторъ, простирается не на одинъ только извѣстный періодъ времени между совершеніемъ обязательства и открытіемъ иска. Рискъ этотъ можетъ быть еще значительнѣе въ другомъ періодѣ, между открытіемъ иска и дѣйствительнымъ взысканіемъ. Этотъ рискъ будетъ слабѣе, когда кредиторъ можетъ ожидать себѣ скораго удовлетворенія отъ исполнительной власти, производящей взысканія, можетъ хотя съ приблизительною достовѣрностію разчитать время, въ теченіе котораго произведено будетъ, въ случаѣ нужды, понудительное взысканіе съ должника. Но когда, по несовершенству законовъ о взысканіи или по недостаткамъ въ механизмѣ администраціи и ея органахъ, и по разнымъ другимъ причинамъ не возможно кредитору сдѣлать подобный разчетъ, тогда періодъ взысканія по обязательству становится для него особенно страшенъ своею неизвѣстностью, и въ этомъ именно періодѣ приходится ему рисковать всякими случайностями, которыя могутъ постигнуть должника или его имущество, или могутъ подать должнику поводъ уклониться отъ взысканія. Отъ этихъ-то случайностей личный кредитъ дѣлается шаткимъ, невѣрнымъ кредитомъ, что сопряжено съ важными неудобствами и для должниковъ, и для кредиторовъ. Кто имѣетъ нужду въ деньгахъ, съ трудомъ находитъ ихъ, и получаетъ на короткіе сроки, за возвышенные проценты, ибо къ преміи за употребленіе капитала присоединяется еще премія за рискъ, сопряженный съ личнымъ кредитомъ. Кто имѣетъ капиталъ и желаетъ помѣстить его для того чтобы спокойно пользоваться процентами съ него, не имѣетъ возможности отдать его на продолжительный срокъ и съ трудомъ рѣшается довѣрить его личному кредиту даже на краткій срокъ, если по состоянію кредита слишкомъ великъ рискъ, съ нимъ соединенный.
   Кредитъ между частными лицами никакъ не можетъ удовлетвориться столь не вѣрнымъ и неопредѣленнымъ положеніемъ. Для того чтобъ утвердить его на прочномъ основаніи, одно вѣрное средство -- соединить долговое требованіе съ правомъ на вещь, на извѣстное имущество должника, соединить обязательство съ правомъ на залогъ. Посредствомъ этого обезпеченія право требовать удовлетворенія по обязательству получаетъ характеръ безусловности, свойственный вещнымъ правамъ: оно получаетъ свойственную вещнымъ правамъ силу отражать всякое притязаніе, не только должника, но и всѣхъ постороннихъ лицъ, къ имуществу, на которомъ лежитъ долговое требованіе. Кредиторъ, обезпеченный залогомъ, пользуется преимуществомъ передъ другими кредиторами должника, исключаетъ ихъ изъ права на участіе въ имуществѣ заложенномъ, и можетъ захватить его у всякаго третьяго лица, въ чьи бы руки ни перешло оно по передачѣ отъ должника.
   Первобытная Форма залога у всѣхъ народовъ состояла въ дѣйствительной передачѣ имущества отъ должника кредитору, съ полными правами владѣльца. Такова была старинная римская fiducia. Должникъ передавалъ свое имущество кредитору въ той же строгой Формѣ, въ какой передавалась собственность, отчуждалъ свое имущество, но отчуждалъ его на вѣрѣ, именно на той вѣрѣ, что кредиторъ возвратитъ ему имущество по уплатѣ долга: въ такомъ случаѣ имущество выкупалось. Эта суровая Форма залога смягчилась въ послѣдствіи тѣмъ, что съ установленіемъ права на залогъ стали соединять понятіе о переходѣ не собственности, а только владѣнія заложеннымъ имуществомъ. Это владѣніе и пользованіе служило кредитору вмѣсто процентовъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ служило средствомъ для понужденія должника къ скорѣйшей уплатѣ долга. Въ этой первоначальной Формѣ право кредитора на залогъ весьма близко подходило къ праву собственности, и съ теченіемъ времени, при неисправности должника, могло, само собою или при содѣйствіи власти, обратиться въ право полной собственности.
   Потомъ, съ развитіемъ юридическаго сознанія, появилась мысль, что для достиженія существенной цѣли залога, какъ обезпеченія, нѣтъ никакой нужды предоставлять заложенное имущество въ дѣйствительное владѣніе кредитору, и что цѣль эта достигается установленіемъ прочнаго вещнаго права кредитору на недвижимое имущество должника. Цѣль этого права дать кредитору не собственность, не владѣніе, не пользованіе, а вѣрное обезпеченіе, независимое отъ. правъ, которыя третье лицо могло бы предъявить на заложенное имущество. На этомъ основаніи имущество, служа обезпеченіемъ кредитора, могло оставаться въ спокойномъ владѣніи у должника, который удерживалъ при себѣ право пользоваться всѣми матеріяльными выгодами и всѣми экономическими силами имущества, лишь бы только отъ этого не уменьшалось обезпеченіе кредитора. Такова новая форма залога, извѣстная подъ названіемъ ипотеки.
   Эта новая форма несравненно сложнѣе первой, требуетъ болѣе развитаго юридическаго сознанія, соотвѣтствуетъ высшему развитію экономическаго быта. Въ ней общество получаетъ лучшее, совершеннѣйшее орудіе кредита; за то и въ обращеніи съ этимъ орудіемъ требуется болѣе искусства, осторожности, разборчивости, технической ловкости пріемовъ. Въ первой формѣ кредиторъ, вступая во владѣніе имуществомъ, могъ считать себя обезпеченнымъ вполнѣ, безусловно, потому что имѣлъ у себя -въ рукахъ залогъ, и зналъ навѣрное, что никому кромѣ его не принадлежитъ право на удовлетвореніе изъ заложеннаго имущества. Въ послѣдней формѣ ничто не препятствовало должнику воспользоваться до послѣдней крайности всѣмъ кредитомъ своего имущества, обезпечить имъ другія свои обязательства, установить въ немъ право для другихъ лицъ, и притомъ такъ, что эти новыя права удобно могли быть скрыты отъ первоначальнаго кредитора. Это важное неудобство ипотеки особенно замѣтно было въ римскомъ правѣ. Ипотечное право у Римлянъ не предоставляло кредитору вполнѣ вѣрнаго обезпеченія, потому что не имѣло двухъ необходимыхъ качествъ: спеціальности и гласности. У Римлянъ понятіе объ ипотекѣ было искусственно расширено тѣмъ, что возможно было установить ипотеку на всемъ имуществѣ должника, что лишало кредиторовъ прочнаго обезпеченія. Имущество есть понятіе неопредѣленное, и масса его можетъ увеличиваться и уменьшаться съ теченіемъ времени; съ каждою такою перемѣной долженъ уменьшаться или увеличиваться предметъ залога, такъ что обезпеченіе кредитора существенно будетъ простираться только на тѣ предметы, которые застанетъ у должника взысканіе. А для того чтобъ обезпеченіе было надежно, оно должно простираться на извѣстное, опредѣленное имущество. Кромѣ того, по римскому праву, нѣкоторыя требованія считались привилегированными безусловно; инымъ лицамъ, по особымъ отношеніямъ ихъ къ должнику и по особому свойству требованія, римскій законъ, независимо отъ договора, придавалъ силу ипотечнаго права: это была такъ-называемая законная, тайная или безгласная ипотека. Вслѣдствіе того кредиторъ, при установленіи договорной ипотеки на имущество должника, не могъ быть увѣренъ, что этимъ самымъ имуществомъ не обезпечивается какое-нибудь другое безгласное требованіе, которое въ минуту удовлетворенія можетъ заявить себя, войдти въ состязаніе съ его ипотечнымъ правомъ и даже получить передъ нимъ предпочтеніе.
   Такіе недостатки были весьма ощутительны, но и эти положенія въ совокупности со всею системой римскаго права долго представлялись неприкосновенными положеніями западнымъ юристамъ, питавшимъ безусловное благоговѣніе къ римскому праву. Даже въ новѣйшее время, когда, при большемъ развитіи экономическаго быта, эти недостатки оказались на практикѣ рѣшительно вредными для кредита, законодательства съ большимъ трудомъ могли отрѣшиться отъ римскихъ преданій; въ иныхъ мѣстахъ эти преданія и до сихъ поръ еще мѣшаютъ усовершенствованію ипотечной системы.
   Между тѣмъ въ Германіи, независимо отъ римскихъ Формъ, ипотечное право начало развиваться въ формахъ самобытныхъ, соотвѣтствовавшихъ именно тѣмъ качествамъ, которыя требуются для твердости этого права, то-есть спеціальности и гласности. Мы имѣли случай упоминать въ другомъ мѣстѣ {См. Русск. Вѣстн. 1860, NoNo 13 и 14, статью: Пріобрѣтеніе собственности и поземельныя книги.} о старинномъ германскомъ обычаѣ совершать передъ судомъ сдѣлки о недвижимомъ имуществѣ; по этому обычаю, передъ судомъ же стали совершать и сдѣлки объ установленіи ипотеки на имуществѣ. Объявленіе было сначала словесное, но мало-по-малу въ нѣкоторыхъ городахъ, когда, при усиленіи промышленности, увеличилась потребность утвердить и обезпечить гражданскія сдѣлки, стали вносить право залога на недвижимое имущество въ заведенныя при судахъ поземельныя книги (ingrossatio). Это вело къ оглашенію ипотечнаго права, и тѣмъ же утверждалась спеціальность его. Мѣстомъ записки служилъ тотъ судъ, въ вѣдомствѣ коего находилось имущество, и записка совершалась не по лицу, а по имуществу, такъ что, въ силу самой записки, права и обязательства утверждались не на лицѣ со всѣмъ его имуществомъ, а на извѣстномъ имуществѣ лица. Такъ въ Германіи положено было начало развитію новой европейской ипотечной системы. Развитіе это, въ XVI столѣтіи, было надолго задержано искусственною теоріей ученыхъ романистовъ, но старыя германскія начала не заглохли. Законодательства, начиная съ XVIII столѣтія, стали понемногу возвращаться къ нимъ, и на этихъ-то здравыхъ началахъ основаны, теперь большею частію новѣйшія системы, ипотечнаго права, дѣйствующія въ западной Европѣ.
   Вотъ въ чемъ состоятъ главныя основанія новѣйшаго ипотечнаго права, вообще признаваемыя лучшими. Вопервыхъ, только тотъ уполномочивается къ установленію ипотеки на своемъ имуществѣ, кто въ поземельной ипотечной книгѣ значится его владѣльцемъ. Только тѣ ипотеки считаются дѣйствительными, которыя записаны въ этой книгѣ. Это начало не вездѣ признано въ одинаковой силѣ, но строгое признаніе его необходимо для утвержденія поземельнаго кредита на прочныхъ основаніяхъ. Только при этомъ условіи прекращается неопредѣленность ипотечнаго права и предупреждается возможность безгласному праву получать предпочтеніе передъ правомъ оглашеннымъ, записаннымъ. Вслѣдствіе того, тамъ, гдѣ вышеуказанное правило строго соблюдается, преимущество одного закладнаго права передъ другимъ зависитъ исключительно отъ времени записки. Что записано ранѣе, то и пользуется преимуществомъ: ипотечное право, установляемое закономъ, и законная привилегія подчиняются тому же правилу. Вовторыхъ, всякое требованіе, обезпечиваемое залогомъ, должно быть по возможности опредѣлено извѣстною суммой. Втретьихъ, предметомъ ипотеки должно служить всегда извѣстное, опредѣленное имущество должника, а никакъ не совокупность всѣхъ имуществъ, которыя принадлежатъ ему или могутъ еще дойдти къ нему въ послѣдствіи. Вчетвертыхъ, законодательства стремятся по возможности облегчить и упростить установленіе закладнаго права, освободить его отъ стѣснительныхъ Формъ. Главнымъ основаніемъ ипотеки считается соглашеніе сторонъ, которое должно быть записано въ судебномъ протоколѣ, по письменному или словесному объявленію, передъ судомъ сдѣланному; а всѣ возраженія и споры, могущіе возникнуть со стороны третьихъ лицъ, разбираются тутъ же, сокращеннымъ порядкомъ. Впятыхъ, весьма важнымъ предметомъ для вещнаго кредита считается всевозможное уменьшеніе- издержекъ и пошлинъ, соединенныхъ съ ипотечными обрядностями. Опытомъ дознано, что эти издержки ложатся всегда на владѣльца: хотя бы законъ, желая облегчить заемщика, относилъ свои сборы на кредитора, сборы эти непремѣнно падутъ, хотя косвеннымъ образомъ, на должника и подѣйствуютъ на возвышеніе долговаго процента. Вшестыхъ, при понудительномъ взысканіи долговъ, обезпеченныхъ залогомъ, каждое цѣльное имѣніе, значащееся на одномъ листѣ поземельной книги, непремѣнно должно составлять совершенно отдѣльную массу, изъ которой, въ послѣдовательномъ порядкѣ, получаютъ удовлетвореніе всѣ кредиторы, коихъ право записано на этомъ имѣніи. Всякое уклоненіе отъ этого правила уничтожаетъ прочность обезпеченія.
   Главнѣйшее различіе ипотечныхъ системъ зависитъ отъ большей или меньшей строгости въ примѣненіи вышеуказанныхъ началъ къ установленію и дѣйствію закладнаго права. Но есть еще другое различіе,-- въ системѣ записки. Многія законодательства, именно почти всѣ германскія, предоставляютъ судьѣ или органу правительственной власти значительное участіе въ установленіи ипотеки. Законъ ставитъ ему въ обязанность наблюдать за охраненіемъ общихъ государственныхъ началъ поземельнаго кредита, за тѣмъ, чтобы цѣнность закладнаго права не превышала цѣнности имущества, которое служитъ предметомъ залога; на него возлагается предварительная повѣрка правъ залогодателя и даже повѣрка правильности и законности сдѣлки, заключаемой сторонами, или даваемаго обязательства. Естественно, что при дѣйствіи такой системы значительно усложняется механизмъ записки и устройство офиціальныхъ ея органовъ. По другой системѣ, принятой во французскомъ законодательствѣ, законъ предоставляетъ самимъ сторонамъ наблюдать за охраненіемъ своихъ интересовъ, а на чиновника возлагаетъ только наблюденіе за подлинностію и внѣшнею правильностію сдѣлки.
   Прусское законодательство первое подало примѣръ систематическаго изложенія законовъ объ ипотекѣ на германскихъ началахъ публичности и спеціальности. Прусскимъ положеніемъ объ ипотекахъ открывается рядъ законодательныхъ преобразованій и усовершенствованій ипотечнаго права. Но прусская система оказалась въ послѣдствіи недостаточною во многихъ отношеніяхъ, особенно по крайней сложности механизма, ею установленнаго. Ее далеко уже опередили новыя системы, принятыя въ другихъ германскихъ государствахъ. Одна изъ лучшихъ системъ, если не самая лучшая, для большаго государства,-- система австрійская. Напротивъ, самою несовершенною и недостаточною для обезпеченія кредита по справедливости считается французская система. Французскій кодексъ держится также началъ спеціальности и гласности ипотеки, но эти начала проведены въ немъ весьма непослѣдовательно. На ряду съ правами, оглашенными и записанными, французскій законъ признаетъ множество правъ безгласныхъ и не записанныхъ, внезапно появляющихся при удовлетвореніи ипотечнаго права и входящихъ съ нимъ въ состязаніе или вовсе его устраняющихъ. Таковы такъ-называемыя привилегіи и законныя ипотеки, вовсе не подлежащія запискѣ и оглашенію (законная ипотека жены на имуществѣ мужа, состоящихъ подъ опекою -- на имуществѣ опекуна и пр.). Но кромѣ законной ипотеки по правилу, составляющему особенность французскаго закона, допускается еще судебная ипотека: всякій судебный приговоръ, присуждающій взысканіе по какому бы то ни было требованію (и еще не только присуждающій, но просто подтверждающій дѣйствительность акта), самъ по себѣ производитъ ипотеку, которую заинтересованное лицо имѣетъ право предъявить къ запискѣ, такъ что и простой кредиторъ или претендентъ, вовсе не имѣющій права на залогъ, силою судебнаго приговора, утверждающаго его требованіе, становится въ разрядъ кредиторовъ, имѣющихъ право залога по договору, прежде записанному въ книгѣ. Это учрежденіе судебной ипотеки составляетъ самый важный недостатокъ французской системы: оно положительно вредитъ кредиту между частными лицами и вовсе несогласно съ необходимою для закладная права спеціяльностію, потому что судебная ипотека, такъ же какъ и законная, простирается не на извѣстное имущество обязаннаго лица, а на все его имущество въ совокупности, настоящее и будущее.
   

II.

   Право залога образовалось поздно въ нашемъ законодательствѣ. Это совершенно согласно съ господствовавшимъ въ древнемъ русскомъ быту понятіемъ о личной отвѣтственности должника передъ заимодавцемъ. Въ силу этого понятія, должникъ, и вообще лицо, обязанное къ дѣйствію, отвѣчали по обязательству прежде всего своею личностью, и потомъ уже своимъ имуществомъ. Понятіе это впрочемъ не исключительно-національное, свойственное только русскому быту. Оно свойственно всякому не развитому гражданскому быту. Оно господствовало и въ древнемъ Римѣ, и тамъ согласовалось съ сущностью обязательства, какъ личнаго отношенія, въ которомъ одному лицу предоставляется власть надъ другимъ. Власть эта въ началѣ была дѣйствительною властью, покуда не пришли къ сознанію, что обязательствомъ предоставляется только власть надъ извѣстнымъ дѣйствіемъ лица; потомъ, что возможно осуществить это право на дѣйствіе лица въ правѣ на его имущество.
   Поэтому не удивительно, что въ своей исторіи до самаго XVIII столѣтія мы повсюду встрѣчаемъ понятіе о личной отвѣтственности за требованіе по имуществу; оно крѣпко еще держалось у насъ въ то время какъ на Западѣ, съ развитіемъ гражданскаго быта и подъ вліяніемъ развитой римской теоріи, это понятіе давно уже отжило свою пору. "Долгъ лежитъ на всемъ имуществѣ должника; взысканіе производится изъ должникова имущества," -- такое правило кажется намъ теперь просто и ясно, подобно аксіомѣ; но оно могло у насъ выработаться только исторически. Оно вовсе не предполагалось въ старинномъ быту нашихъ предковъ и не было выражено въ старинномъ нашемъ законодательствѣ. Пожалуй и въ то время можно было еще подразумѣвать непосредственную отвѣтственность движимаго имущества за долгъ владѣльца, потому что движимость -- имущество свободное; но относительно недвижимости эта непосредственная отвѣтственность имущества и потому уже не могла предполагаться сама собою, что въ недвижимомъ еще не было сознано и признано полное право собственности владѣльца. Оттого мы видимъ, что у насъ еще въ исходѣ XVII столѣтія главнымъ средствомъ для удовлетворенія взысканій было обращеніе ихъ не на имущество должника, а на личность его, то-есть правежъ. Въ такомъ видѣ право кредитора и истца съ одной стороны представляется полнымъ, рѣзкимъ, опредѣлительнымъ правомъ, какъ власть надъ личностью должника или отвѣтчика; за то съ другой стороны представляется вовсе не обезпеченнымъ въ матеріяльномъ отношеніи, въ томъ именно, что должно составлять существенную цѣль всякаго взысканія. Понятно, что кредиторъ желалъ большаго обезпеченія, и достигалъ его посредствомъ частнаго договора съ должникомъ, договора, по которому кредитору предоставлялось исключительное право на вещь или на имущество. Старинное юридическое воззрѣніе еще не въ состояніи было отдѣлить понятіе о правѣ на чужую вещь отъ понятія о владѣніи и собственности, и потому не удивительно, что право на обезпеченіе вещью почти не отдѣлялось отъ права на владѣніе вещью.
   Въ ряду вещныхъ обезпеченій исторія наша прежде всего представляетъ намъ обезпеченіе свободою должника. Здѣсь мы видимъ полнѣйшее сліяніе личнаго права съ вещнымъ, потому что и личность должника уподобилась вещи, и вещное право осуществлялось въ правѣ на личность. О такихъ договорахъ упоминаетъ уже Русская Правда (закупы). Отсюда въ послѣдствіи произошли закладни или закладчики, отсюда кабальное холопство, отсюда удовлетвореніе долга посредствомъ отдачи въ заживъ и послѣдній видъ ея -- отдача въ публичныя работы, прекратившаяся уже въ XVIII столѣтіи. Это право закладывать себя за долгъ было въ большомъ употребленіи, особенно, кажется, въ XVII столѣтіи, и ограничивалось только правомъ, которое само государство предъявляло на личность служилыхъ и тяглыхъ людей, принадлежавшихъ не себѣ исключительно, но вмѣстѣ съ тѣмъ, и въ особенности, принадлежавшихъ государству. Потомъ, около XV столѣтія появляются акты, изъ которыхъ видно, что кредиторъ старается установить прямую связь между своимъ требованіемъ и имуществомъ должника: съ этою цѣлью въ заемныхъ актахъ должникъ означаетъ все состоящее за нимъ имущество или часть его, признавая отвѣтственность имуществомъ въ вѣрной уплатѣ долга (въ сребрѣ и въ ростѣ съ дворомъ одинъ человѣкъ); или выговаривается, что извѣстное имущество должника служитъ порукою въ исправномъ платежѣ денегъ. Въ подобныхъ актахъ не выражается еще опредѣленнаго права на залогъ: прямая цѣль ихъ -- отнести удовлетвореніе долга на имущество должника, указать на несостоятельность заемщика или на имущество, служащее порукою въ исправности заемщика. Но право залога выражается и опредѣлительно въ тѣхъ актахъ, въ которыхъ именно обозначено, что извѣстное имущество должника отдается въ обезпеченіе долга. Такими актами стороны сами установляли для себя правило взаимныхъ отношеній, независимо отъ земскаго закона. Но съ XVI столѣтія появляются и первые указы о залогѣ и юридическихъ его послѣдствіяхъ.
   Съ установленіемъ залога и у насъ вначалѣ передавалось залогодержателю владѣніе заложеннымъ имуществомъ. Покуда еще не было сознанія о различіи между владѣніемъ и собственностью, залогъ сближался съ дѣйствительнымъ отчужденіемъ имущества. Между кредиторомъ и должникомъ возникало отношеніе, въ силу коего первый долженъ былъ возвратить послѣднему имущество въ случаѣ исправной уплаты долга, такъ что эта уплата получала значеніе выкупа. Съ владѣніемъ къ залогодержателю переходило и пользованіе залогомъ, свободное, свойственное полному владѣльцу. Даже распоряженіе заложеннымъ имуществомъ, отчужденіе его не противорѣчило праву залога: юридическое сознаніе еще не дошло до понятія о залогѣ какъ о правѣ на чужую вещь, и потому заложенное имущество не состояло у кредитора подъ запрещеніемъ. Съ просрочкою долга имущество заложенное становилось полнымъ достояніемъ кредитора, и выкупъ его допускался развѣ для родственниковъ, по родовому праву. Закладная, если не было выговорено противнаго, обращалась по просрочкѣ въ купчую, то-есть заложенное имущество записывалось за кредиторомъ въ книгахъ помѣстнаго приказа.
   Такимъ представляется старинный типъ русскаго права на залогъ. Не прежде XVIII столѣтія, именно въ 1737 году законодательство наше высказываетъ другое, новое понятіе о залогѣ, какъ о средствѣ обезпеченія долга, долженствующемъ служить только для этой цѣли. Закладную не велѣно уже обращать въ купчую. Заложенное имущество, по просрочкѣ, продается съ публичнаго торга, при чемъ залогодателю дается льготный срокъ для выкупа, а залогодержателю при торгахъ предоставляется только право преимущественной покупки и удержанія за собою имущества въ искъ, когда условія торга для него невыгодны. По этому новому понятію, владѣніе заложеннымъ имуществомъ само по себѣ не можетъ превратиться въ собственность; залогъ не есть отчужденіе вотчиннаго права, а допускаетъ только возможность отчужденія въ послѣдствіи; является понятіе о залогѣ какъ о правѣ на чужую вещь и о запрещеніи заложеннаго имущества. Но это новое понятіе о залогѣ появилось не надолго. При Елисаветѣ, въ 1744 году, возстановлено было прежнее право залога, дѣйствовавшее въ эпоху Уложенія. Новая система окончательно утвердилась въ нашемъ законодательствѣ не прежде 1800 года, съ изданіемъ Банкротскаго устава, и существенныя правила этой системы остаются въ дѣйствіи до нашего времени.
   Нынѣ дѣйствующее законодательство о правѣ залога носитъ еще на себѣ слѣды своего историческаго происхожденія: въ немъ еще видна необходимая связь между залогомъ и отчужденіемъ имущества.
   Въ залогъ можетъ быть отдаваемо только имущество, принадлежащее владѣльцу на правѣ собственности, хотя бы оно не состояло въ дѣйствительномъ владѣніи залогодателя, хотя бы было у него спорнымъ: въ послѣднемъ случаѣ въ закладной. помѣщается условіе объ очисткѣ вотчиннаго права. Но цѣлое имущество, отдаваемое въ залогъ, непремѣнно должно состоять въ свободномъ распоряженіи у залогодателя; оно должно быть свободное, на немъ не должно лежать ничье другое вещное право. Признакомъ этого права служитъ запрещеніе, лежащее на имѣніи, и потому на имѣніе, состоящее подъ запрещеніемъ, ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть совершена закладная. Еслибъ это случилось, то остается въ силѣ то вещное право, по которому ранѣе наложено запрещеніе, а послѣдующій залогъ уничтожается, хотя и не уничтожается вмѣстѣ съ тѣмъ самое обязательство, которое обезпечивалось залогомъ. Если даже не было запрещенія на имѣніи, но существовала закладная на имѣніе, заложенное въ послѣдствіи въ другія руки, то остается въ силѣ одна первая закладная, а послѣдующая уничтожается. Залогу подлежитъ только цѣльное имѣніе или такая часть его, которая можетъ быть отдѣлена. Имущество, не подлежащее раздробленію при отчужденіи, не подлежитъ раздробленію и при залогѣ, ибо въ залогѣ предполагается отчужденіе.
   Въ такомъ, цѣльномъ видѣ заложенное имущество служитъ обезпеченіемъ долга. Хотя бы заложено было въ однѣ руки и по одному акту нѣсколько отдѣльныхъ имѣній, но каждое цѣльное имѣніе должно соотвѣтствовать одному только опредѣленному и цѣльному требованію, и потому въ актѣ непремѣнно должно быть означено, какая часть долга и какая именно сумма лежитъ на каждомъ имѣніи. Законъ нашъ не допускаетъ между частными лицами нѣсколько совмѣстныхъ правъ, обезпеченныхъ однимъ и тѣмъ же имѣніемъ, и потому имѣніе, заложенное въ однѣ руки, не можетъ быть заложено въ другія, даже съ согласія перваго залогодержателя, хотя бы цѣнность имѣнія превышала количество долга первому залогодержателю. Въ закладныхъ между частными лицами правило это безусловно: только по обязательствамъ и договорамъ съ казною, по подрядамъ и поставкамъ допускается въ одномъ и томъ же вѣдомствѣ принимать имѣніе по копіи съ свидѣтельства, въ свободной части его цѣнности, обезпеченіемъ другой операціи. Для установленія залога между частными лицами непремѣнно требуется совершеніе крѣпостнаго акта -- закладной, такъ какъ съ залогомъ необходимо соединяется понятіе объ отчужденіи имущества или объ ограниченіи права собственности. Но крѣпостныя пошлины взыскиваются не при совершеніи акта, а при продажѣ имущества, если она по просрочкѣ послѣдуетъ. Вслѣдъ за совершеніемъ закладной налагается запрещеніе на заложенное имѣніе.
   Залогомъ установляется исключительное право кредитора на заложенное имѣніе, хотя оно не переходитъ къ нему и не перестаетъ, въ отношеніи къ нему, быть чужимъ имѣніемъ. Кредиторъ, получающій это право, называется залогодержателемъ и долженъ быть, по состоянію своему, способенъ владѣть имуществомъ, которое принимаетъ въ залогъ; а владѣлецъ-собственникъ имѣнія называется залогодателемъ. Залогъ обыкновенно соединяется съ обязательствомъ личнымъ, и потому между сторонами установляется вслѣдствіе залога двоякое отношеніе: одно -- по поводу главнаго обязательства, другое -- по поводу имѣнія, которое служитъ обезпеченіемъ по обязательству. Какъ скоро залогодержатель пріобрѣлъ право на заложенное имущество, то съ тѣмъ вмѣстѣ право залогодателя-собственника въ распоряженіи этимъ имуществомъ пріостанавливается. Онъ уже не можетъ ни передать, ни продать это имущество безъ воли залогодержателя и въ нарушеніе интересовъ его. Онъ не въ правѣ и заложить это имущество въ-другія руки, даже и съ согласія залогодержателя. При существованій запрещенія, лежащаго на имѣніи въ пользу одного лица, ни одна палата не совершитъ на то же имѣніе закладной въ пользу другаго лица, хотя бы даже первый залогодержатель изъявилъ на то согласіе: для этого необходимо сначала погасить первую закладную и снять съ имѣнія первое запрещеніе. Съ наложеніемъ запрещенія на имѣніе, владѣніе залогодателя остается неприкосновеннымъ; залогодержатель не имѣетъ права ни участвовать во владѣніи залогодателя, ни требовать отъ него добросовѣстности во владѣніи и отчетности по владѣнію; онъ получаетъ право только въ мѣру запрещенія, то-есть право возражать противъ такихъ дѣйствій залогодателя, которыя противорѣчатъ сущности запрещенія, клонятся къ отчужденію или раздробленію имѣнія. До той минуты, когда откроется " залогодержателю право иска по главному обязательству, то-есть когда, по просрочкѣ, закладная представлена будетъ ко взысканію, нашъ законъ не даетъ залогодержателю права возражать противъ дѣйствій залогодателя, относящихся къ владѣнію и пользованію имѣніемъ. Пріобрѣтая на этомъ основаніи вещное право на заложенное имущество, залогодержатель принимаетъ на себя и страхъ по имуществу, подобно тому какъ принимаетъ его на себя покупщикъ съ полученіемъ крѣпостнаго акта отъ продавца. И потому, если заложенное имущество раззорится или сгоритъ, отъ случайныхъ событій, залогодержатель долженъ несть на себѣ ущербъ въ обезпеченіи и не въ правѣ требовать отъ залогодателя, чтобъ онъ предоставилъ ему въ обезпеченіе другое свое имущество. Поэтому, когда бы владѣлецъ прекратилъ страхованіе своего имущества, залогодержатель, если не было особаго условія, не въ правѣ принудить его къ возобновленію страхованія, но можетъ самъ возобновить его на свой счетъ, если захочетъ. Залогодержатель не можетъ передать свое право, посредствомъ надписи на закладной, лицу постороннему, подобно тому какъ вотчинникъ не можетъ передать свое вотчинное право по надписи на купчей. Когда бы на такую передачу послѣдовало согласіе залогодателя, она можетъ совершиться не иначе какъ посредствомъ погашенія прежняго права и установленія новаго въ Формѣ новой закладной. Споръ по закладной разбирается не исковымъ порядкомъ, какъ претензіи по обязательству, а вотчиннымъ, какъ споръ о вотчинномъ правѣ.
   Съ прекращеніемъ главнаго обязательства прекращается и право залога, коимъ оно было обезпечено. Но одного платежа, окончательно погашающаго обязательство, еще недостаточно для уничтоженія права, соединеннаго съ залогомъ. Здѣсь еще недостаточно заплатить долгъ: надобно разрѣшить вещное право, снять запрещеніе съ имѣнія. Для этого закладная съ платежною надписью заимодавца представляется въ присутственное мѣсто, которое съ своей стороны полагаетъ на ней надпись и дѣлаетъ распоряженіе о напечатаніи разрѣшительнаго объявленія.
   Въ осуществленіи права на залогъ также есть особенности, указывающія на историческое его значеніе. Когда, вслѣдствіе неисполненія главнаго обязательства, закладная представляется ко взысканію, имѣніе прежде всего отдается залогодержателю во временное владѣніе. Это владѣніе важно тѣмъ, что посредствомъ его немедленно осуществляется вещное право залога. Но это владѣніе неполное и несвободное; прямая цѣль его доставить кредитору пользованіе, вмѣсто процентовъ, доходами съ имущества, пользованіе, соединенное съ управленіемъ и подчиненное отвѣтственности передъ собственникомъ-залогодателемъ за цѣлость имѣнія. Временный владѣлецъ принимаетъ имѣніе не иначе какъ по описи и даетъ подписку, что станетъ владѣть имъ какъ доброму хозяину-свойственно. Онъ не въ правѣ налагать новые сборы, не долженъ присваивать ничего, что принадлежитъ къ цѣлости имѣнія, не долженъ повреждать угольевъ и хозяйственныхъ заведеній. На этихъ условіяхъ текущіе доходы съ имѣнія поступаютъ въ безотчетную собственность залогодержателя и не зачитаются ему въ число капитальной суммы. Если же залогодержатель не можетъ или не хочетъ принять имѣніе въ свое владѣніе, оно оставляется у залогодателя, но также не на полномъ правѣ, не въ безотчетномъ владѣніи, а на отчетности, по описи, съ обязанностію не нарушать цѣлости имѣнія.
   Со времени явки закладной ко взысканію цѣлаго долга, взысканіе это (кромѣ случаевъ общей несостоятельности должника) отсрочивается на годъ, чтобы дать залогодателю время пріискать средства къ выкупу имѣнія погашеніемъ долга, для чего онъ можетъ войдти въ сдѣлку съ третьимъ лицомъ о вольной продажѣ или о залогѣ этого имѣнія. Если самъ должникъ въ теченіе года не выкупилъ имѣнія, то родовое имѣніе можетъ быть выкуплено родственниками его, когда другихъ взысканій, кромѣ закладной, на немъ не открылось. Однако для этого выкупа родственники не пользуются новою отсрочкой, но по истеченіи года должно быть приступлено безъ отлагательства къ мѣрамъ взысканія. Для этого заложенное имѣніе вновь описывается съ оцѣнкою, и, смотря по этой оцѣнкѣ, назначается въ продажу или все имѣніе, или часть его, равная суммѣ долга, по оцѣнкѣ,-- разумѣется, если эта часть можетъ быть отдѣлена отъ цѣлаго имѣнія. По продажѣ съ публичнаго торга, изъ вырученной суммы удовлетворяется весь долгъ по закладной, а остатокъ возвращается залогодателю. Но еслибы все заложенное имущество по цѣнѣ своей оказалось недостаточно для удовлетворенія долга, то залогодержатель обязанъ довольствоваться тѣмъ, что есть, и не имѣетъ права требовать дополнительнаго удовлетворенія изъ прочаго имущества должника. Удовлетвореніе производится исключительно изъ заложеннаго имѣнія, а не изъ какого-либо другаго.
   Залогодержатель имѣетъ право самъ участвовать въ торгѣ, и если имѣніе съ торговъ останется за нимъ, то представляетъ къ платежу свою закладную, которая принимается вмѣсто наличныхъ денегъ, всею полностью, безъ всякаго разчета, хотя бы имѣлись въ виду и другія взысканія на залогодателѣ. Когда вовсе не явилось желающихъ торговаться на имѣніе, оно окончательно утверждается за залогодержателемъ, въ полное его удовлетвореніе, безъ выкупа. Но если въ продажу поступила, соразмѣрно оцѣнкѣ, только часть заложеннаго имѣнія, то, въ случаѣ неявки желающихъ торговаться, залогодержатель можетъ просить или объ утвержденіи за нимъ этой части въ искъ, или о назначеніи въ продажу всего заложеннаго имѣнія въ полномъ его составѣ. Во всякомъ случаѣ, закладной принадлежитъ всегдашнее, безусловное преимущество, такъ что и при общей несостоятельности должника заложенное имущество его не поступаетъ въ массу, подлежащую раздѣлу между кредиторами, но продается особо на исключительное удовлетвореніе залогодержателя, а въ массу обращается только то, что останется за окончательнымъ и полнымъ его удовлетвореніемъ; впрочемъ конкурсу принадлежитъ въ такомъ случаѣ право выкупа.
   

III.

   Наше закладное право отличается своею опредѣлительностью и исключительностью. Между предметомъ залога и требованіемъ, которое имъ обезпечено, образуется прямое, цѣльное, простое, единое отношеніе, такъ что право залога при осуществленіи своемъ рѣшительно никакому иному праву не подчиняется и ни съ какимъ другимъ правомъ не входитъ въ состязаніе. Оттого у насъ между частными лицами невозможна конкурренція залоговъ или вещныхъ правъ, лежащихъ на одномъ и томъ же имѣніи. На всемъ имуществѣ лица, чье имѣніе состоитъ въ залогѣ по закладной, можетъ лежать запрещеніе въ обезпеченіе другаго признаннаго взысканія, и это запрещеніе въ нашемъ законѣ соотвѣтствуетъ ипотекѣ, лежащей на всемъ имѣніи должника или отвѣтчика; но у насъ это общее обезпеченіе взысканія запрещеніемъ не вступаетъ въ состязаніе съ особеннымъ закладнымъ правомъ и не можетъ его нарушить; еслибы, по какому-либо случаю, запрещеніе -- безъ залога -- лежало на томъ самомъ имѣніи, которое уже состоитъ въ залогѣ по закладной, прежде совершенной, то и здѣсь простое запрещеніе безусловно уступаетъ закладной. Нашему законодательству вовсе чуждо и такъ-называемое законное скрытое право залога (hypotheque legale): наше право залога должно быть непремѣнно гласное, и гдѣ нѣтъ запрещенія, тамъ ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть и права на залогъ. При несостоятельности должника и при ликвидаціи массы его имущества, нашъ законъ допускаетъ нѣкоторыя привилегированныя требованія (напримѣръ церковныя деньги, казенныя недоимки, капиталы малолѣтныхъ, жалованье слугамъ и пр.); но вся привилегія ограничивается здѣсь тѣмъ, что требованія эти удовлетворяются прежде всего изъ конкурсной массы; а заложенное недвижимое имущество ни въ какомъ случаѣ не причисляется къ массѣ прежде окончательнаго и полнаго удовлетворенія залогодержателя.
   Эти положительныя качества нашего закладнаго права несомнѣнны; намъ слѣдуетъ тѣмъ болѣе дорожить ими, чѣмъ яснѣе раскрывается передъ нами неразвитость нашего экономическаго быта, при тѣхъ фактическихъ условіяхъ, посреди которыхъ мы живемъ и которыхъ ни наука, ни законодательство не могутъ измѣнить прежде времени по своему произволу. Опытъ долженъ научить насъ, что законодательныя формы въ данную минуту представляются совершенными не сами по себѣ, не въ той только мѣрѣ, въ какой соотвѣтствуютъ отвлеченнымъ началамъ, добытымъ посредствомъ внутренняго анализа науки, а въ той мѣрѣ, въ какой соотвѣтствуютъ условіямъ и потребностямъ дѣйствительнаго быта среды, къ которой прилагаются. Вся мудрость законодателя состоитъ въ томъ, чтобы понять, что въ данную минуту требуется для общества по его состоянію, и какую форму можетъ вынесть общество въ данное время при фактическихъ условіяхъ своего быта. Развитой бытъ требуетъ болѣе развитыхъ формъ, болѣе тонкихъ орудій; напротивъ, къ неразвитому быту всего удобнѣе прилагаются простыя отношенія, простыя орудія и формы; здѣсь можетъ-быть орудія грубыя, лишь бы были просты и соотвѣтствовали основной потребности, способнѣе удовлетворить ей, чѣмъ сложныя и тонкія орудія, которыми нельзя еще дѣйствовать, до тѣхъ поръ пока общество не вошло въ новую пору развитія своего экономическаго быта. Въ особенности объ орудіяхъ и формахъ кредита нельзя судить только отвлеченно, безъ тщательнаго соображенія съ условіями дѣйствительнаго экономическаго быта. Всего менѣе, кажется, у насъ въ Россіи слѣдуетъ увлекаться въ этомъ отношеніи пріемами отвлеченнаго мышленія и теоретическаго доктринерства; потому что нѣтъ въ цѣломъ мірѣ страны, гдѣ фактическія условія быта были бы столь разнообразны, такъ мало изслѣдованы, и представляли бы столько затрудненій къ изслѣдованію. Въ нашу пору пробудилось повсюду живое желаніе дѣйствовать путемъ сознанія и приступить къ сознательному преобразованію многихъ законныхъ формъ и порядковъ, кажущихся устарѣлыми и дѣйствительно обветшавшихъ во многихъ отношеніяхъ. Но приступая добросовѣстно къ сознательной перестройкѣ учрежденій, мы должны, если понимаемъ всю важность задачи, убѣдиться въ томъ, изъ какихъ разнообразныхъ элементовъ должно сложиться наше сознаніе, если хочетъ быть сознаніемъ яснымъ, полнымъ, твердымъ, самоувѣреннымъ и строить на прочномъ основаніи,-- убѣдиться, сколько свѣдѣній слѣдуетъ еще пріобрѣсть намъ о дѣйствительности, для того чтобы въ данномъ мѣстѣ, въ данное время, при данныхъ условіяхъ дѣйствовать сознательно. Въ такомъ положеніи, осматриваясь вокругъ себя съ намѣреніемъ исправить и улучшить существующія формы, мы обязываемся прежде всего изучить и вполнѣ уразумѣть существующее, старое. Тѣ учрежденія и формы, которыя есть у насъ, образовались не произвольно и не даромъ: ихъ вывела исторія; главнымъ дѣятелемъ въ образованіи каждаго учрежденія, возникшаго изъ среды народной жизни, непремѣнно была безсознательная, органическая потребность общества, выразившаяся въ ту или другую историческую пору установленіемъ той или другой формы, признанной или освященной историческимъ законодательствомъ. Оставить безъ вниманія это историческое зерно каждаго учрежденія было бы крайне неблагоразумно, тѣмъ болѣе потому, что, отрѣшившись вовсе отъ исторической почвы, мы чувствуемъ какъ мало еще способны, независимо отъ безсознательнаго историческаго элемента, обнять своимъ сознаніемъ условія современнаго быта, условія, которыхъ корни глубоко лежатъ во всей народной исторіи.
   Эти соображенія прилагаются вполнѣ и къ вопросу о преобразованіи формъ нашего закладнаго права. Мы старались выше указать на положительныя качества этихъ формъ. Есть въ нихъ и отрицательныя качества, есть важные недостатки, которые слѣдуетъ (въ томъ нѣтъ сомнѣнія) исправить въ видахъ улучшенія кредита, явно требующаго улучшеній. Но главный вопросъ нашъ въ томъ, что въ эту пору должно быть признано за дѣйствительный недостатокъ, препятствующій поземельному кредиту у насъ достигать своей основной цѣли, при существующихъ условіяхъ нашего экономическаго быта? Стоитъ перейдти эти границы вопроса, стоитъ поставить его въ отвлеченномъ видѣ: что требуется, какія формы кредита должно признать совершеннѣйшими для того чтобы кредитъ въ государствѣ могъ развиться до крайнихъ своихъ предѣловъ?-- и мы ступимъ уже на невѣрную дорогу. Въ воображеніи нашемъ легко можетъ составиться планъ совершеннѣйшей системы, картина желаннаго общественнаго благосостоянія, представятся цѣлые разряды воображаемыхъ цѣнностей, можетъ-быть не существующихъ на самомъ дѣлѣ, воображаемыя выгоды и богатства, которыя слѣдуетъ привлечь къ себѣ, воображаемыя неудобства и опасности, съ которыми мы намѣрены бороться; словомъ сказать, подъ вліяніемъ отвлеченной теоріи кредита и горячаго желанія расширить и утвердить его наилучшимъ образомъ, можетъ составиться не дѣйствительный, а Фантастическій образъ тѣхъ элементовъ, изъ которыхъ мы станемъ строить свое зданіе.
   Такъ, приступая къ вопросу о нашемъ закладномъ правѣ съ формальной стороны, мы замѣчаемъ въ немъ несовершенство именно въ томъ отношеніи, что оно не дозволяетъ ни должнику, ни заимодавцу воспользоваться всѣми экономическими силами имущества, не дозволяетъ развиться всему экономическому значенію залога. Предѣлы нашего закладнаго права слишкомъ тѣсны. Владѣлецъ имущества можетъ извлечь изъ него лишь неполную долю того кредита, который могъ бы извлечь, еслибы право залога было обширнѣе. Заложивъ имущество въ опредѣленной суммѣ одному лицу, онъ уже не можетъ подъ залогъ того же имущества взять деньги у другаго лица. Этотъ недостатокъ дѣйствительно существуетъ, и исправить его вовсе не трудно. Для этого законодателю не было бы даже нужды входить въ пространныя и сложныя соображенія и взвѣшивать поводы за перемѣну и противъ перемѣны; потому что въ настоящемъ случаѣ дѣло идетъ только о расширеніи формы залога, съ тѣмъ чтобы въ предѣлахъ этой формы предоставить свободное дѣйствіе договорному началу. Ничто не препятствуетъ законодателю признать относительно закладной общее начало свободнаго соглашенія сторонъ въ дѣлѣ взаимнаго кредита. Нѣтъ никакого повода стѣснять кредитора, когда онъ соглашается дать взаймы деньги подъ залогъ имѣнія, уже прежде принятаго въ обезпеченіе другимъ кредиторомъ: отъ него зависитъ разчесть, достаточна ли цѣнность закладываемаго имѣнія для того, чтобы вынесть то и другое право вмѣстѣ. Закону предстоитъ изъ различныхъ формъ закладнаго права выбрать такую, которая бы не затрудняла сдѣлокъ, а облегчала ихъ по возможности, и соединить съ каждою сдѣлкой такую гласность, которая ограждала бы право третьяго лица, не участвующаго въ сдѣлкѣ, отъ возможныхъ нарушеній. Для этого нѣтъ нужды касаться самой сущности нашего закладнаго права: оно имѣетъ, какъ указано выше, такія качества, которыми нельзя не дорожить,-- опредѣлительность, цѣльность, исключительность.
   Ни для кого не новость, что частный кредитъ у насъ въ жалкомъ положеніи. Не говоримъ о личномъ кредитѣ,-- кому неизвѣстно, что у насъ, съ одной стороны, огромныя суммы довѣряются иногда зря, безъ всякой гарантіи, мотамъ и спекулянтамъ-промышленникамъ всякаго рода, съ другой стороны, человѣкъ въ нуждѣ едва съ большимъ трудомъ успѣваетъ добыть небольшую сумму на самое производительное употребленіе? Обратимся въ особенности къ тому кредиту, который основывается на обезпеченіи въ недвижимомъ имуществѣ. Достовѣрно, что въ настоящую пору закладную у насъ вообще перестали уже считать прочнымъ обезпеченіемъ долга, тогда какъ еще не такъ давно деньги давались охотно подъ залогъ недвижимаго имущества. У насъ, какъ и вездѣ, для кредита между частными лицами особенно важны не большіе капиталисты, которые ведутъ оборотъ своими капиталами, а маленькіе капиталисты, которые ищутъ своимъ суммамъ вѣрнаго помѣщенія, разчитывая на спокойное ежегодное полученіе процентовъ. Справедливость требуетъ признать, что число такихъ людей, довѣрявшихъ свои капиталы частному кредиту, никогда не было у насъ значительно: большинство предпочитало довѣрять свои капиталы кредитнымъ учрежденіямъ; и никакъ не слѣдуетъ осуждать большинство въ томъ, что оно довольствовалось незначительными процентами; оно не обманывалось въ своихъ интересахъ, потому что, дѣйствительно, единственно вѣрное помѣщеніе своимъ капиталамъ люди этого разряда могли найдти только въ кредитныхъ установленіяхъ. Впрочемъ и эти люди, когда представлялся случай отдать капиталъ за 8--10 процентовъ подъ вѣрный залогъ и, особенно, вѣрному, исправному человѣку, не колебались вынимать свои капиталы изъ опекунскаго совѣта и довѣрять подъ закладную. Но въ послѣдніе годы это уже весьма рѣдко случается: мелкіе капиталисты не довѣряютъ закладной и предпочитаютъ покупать на свои деньги государственныя процентныя бумаги, такъ какъ не выгодно уже попрежнему оставлять ихъ для обращенія въ опекунскомъ совѣтѣ. Большіе капиталисты и ростовщики соглашаются отдавать свои деньги подъ закладную лишь подъ условіемъ дополнительнаго обезпеченія или возвышенной преміи: требуется, кромѣ залога, поручительство, требуются условія о неустойкѣ, безгласные проценты за употребленіе капитала непомѣрно возвышаются. Но подъ закладъ движимости, или ручной закладъ, деньги довѣряются охотно, даже съ уменьшеніемъ процента, несмотря на то, что, по нашему закону, право кредитора на ручной закладъ далеко не пользуется тою исключительностію, на случай несостоятельности должника, какая присвоена залогу въ недвижимомъ имѣніи.
   Вотъ явленіе, въ достовѣрности котораго нельзя сомнѣваться: частный кредитъ не довѣряетъ нашей закладной. Это явленіе весьма знаменательно и заслуживаетъ вполнѣ, чтобы законодатель обратилъ на него особенное вниманіе. Причины этого явленія слѣдуетъ искать въ несовершенствѣ нашего закладнаго права, въ несовершенствѣ другихъ частей нашего, законодательства, въ несовершенствѣ механизма исполнительной власти и наконецъ въ Фактическихъ условіяхъ нашего экономическаго быта. Но, думаемъ, ошибся бы тотъ, кто, обративъ исключительное вниманіе на ту или другую категорію причинъ, въ ней только захотѣлъ бы видѣть источникъ зла, и съ этой исключительной точки зрѣнія сталъ бы пріискивать средство къ его исправленію: тогда выводъ оказался бы на столько же одностороннимъ и стало-быть безуспѣшнымъ, на сколько односторонне было изслѣдованіе.
   Именно въ эту ошибку впадаютъ, кажется намъ, тѣ, которые указываютъ въ особенности на несовершенство формъ нашего закладнаго права и думаютъ, что со введеніемъ новыхъ, улучшенныхъ формъ, дѣйствующихъ съ успѣхомъ при другой юридической и Фактической обстановкѣ, нашъ кредитъ тоже непремѣнно долженъ двинуться быстрыми шагами къ улучшенію. Часто случается слышать, что требуютъ у насъ немедленнаго введенія ипотечной системы на современныхъ, чужимъ опытомъ испробованныхъ началахъ, и, касаясь слегка всего остальнаго, въ одномъ этомъ преобразованіи видятъ какое то универсальное лѣкарство для больнаго кредита. "Намъ слѣдуетъ, говорятъ они, прежде всего разстаться съ обветшалыми формами своего закладнаго права: покуда эти формы остаются еще въ дѣйствіи, невозможны никакія улучшенія кредита." Взглядъ, очевидно, односторонній и поспѣшный. Странно было бы ставить понятіе о кредитѣ въ такую необходимую связь съ формой закладнаго права; кредитъ слагается изъ множества разнообразнѣйшихъ элементовъ, и форма въ числѣ ихъ составляетъ только одно звено, и притомъ далеко не самое значительное. Кредиторъ, довѣряя свои деньги должнику, разчитываетъ на вѣрность ежегодныхъ платежей, на вѣрность, удобство и скорость обратнаго полученія капитала: чѣмъ тверже эта увѣренность, тѣмъ легче разстается онъ съ деньгами, и тѣмъ умѣреннѣе предлагаетъ условія, и наоборотъ. Въ этотъ разчетъ кредитора входитъ множество соображеній, касающихся и до личности должника и до имущества; кредиторъ беретъ въ соображеніе и цѣнность имущества, принимаемаго въ залогъ, и общую цѣнность имуществъ извѣстнаго рода, и тѣ обстоятельства, которыя имѣютъ вліяніе на измѣненіе цѣнности, и существующіе законы о понудительномъ взысканіи, и образъ дѣйствія исполнительныхъ властей, всѣ случайности и проволочки судебнаго производства, и всѣ тѣ издержки какъ безспорнаго, такъ и спорнаго производства, безъ которыхъ обойдтись нельзя просителю и которыхъ иногда не съ кого и не изъ чего возмѣстить, и мало ли сколько еще соображеній представляется въ эту минуту капиталисту, отдающему взаймы деньги: все это разнообразные элементы кредита, и въ числѣ ихъ соображенія о формѣ закладнаго права входятъ лишь на столько, на сколько съ формой связана прочность, дѣйствительность, осуществимость самаго права.
   Попытаемся теперь, на сколько позволяютъ предѣлы статьи, указать главнѣйшія фактическія и юридическія условія, отъ которыхъ зависитъ кредитъ, соединяемый у насъ съ закладною.
   Замѣтимъ прежде всего, что, говоря о вещномъ кредитѣ, о залогѣ въ особенности, едва ли слѣдуетъ забывать о личномъ кредитѣ и о необходимыхъ его условіяхъ. Въ закладной кредиторъ безъ сомнѣнія вѣритъ преимущественно имѣнію должника, но не исключительно вѣритъ одному имѣнію: во многихъ случаяхъ, и при залогѣ, рѣшимость кредитора довѣрить свои капиталъ опредѣляется въ особенности соображеніями, относящимися къ личности должника. Имѣніе должника ручается кредитору въ томъ, что будетъ изъ чего взыскать долгъ, когда дойдетъ дѣло до взысканія. Но этого еще недостаточно. Кредиторъ, когда бы зналъ, что ему придется взыскивать и хлопотать о взысканіи, можетъ-быть не рѣшился бы ни подъ какой залогъ отдать свои деньги. Ростовщику свойственно предвидѣть понудительное взысканіе и даже разчитывать на возможность такого взысканія; въ обыкновенномъ же порядкѣ, добросовѣстный кредиторъ, отдавая деньги, хочетъ надѣяться и вѣрить, что дѣло не дойдетъ до такой крайности, и лишь на случай этой крайности обезпечиваетъ себя извѣстнымъ имѣніемъ. Но прежде всего онъ хочетъ быть увѣреннымъ, что должникъ, вопервыхъ, станетъ исправно платить ему ежегодные проценты, не дожидаясь просьбы и понужденія; вовторыхъ, въ назначенный срокъ возвратитъ ему капиталъ, если по общему согласію договоръ не будетъ возобновленъ. Эта увѣренность нисколько не зависитъ отъ вещнаго кредита; напротивъ, она завыситъ исключительно отъ личнаго кредита, отъ довѣрія къ лицу; здѣсь даже, когда кредитору приходится разчитывать состоятельность должника, онъ обращаетъ вниманіе не столько на цѣнность имѣнія, принимаемаго въ залогъ, сколько на общее положеніе дѣлъ должника, на общій кредитъ, которымъ должникъ пользуется, на характеръ его и образъ жизни, на ловкость и оборотливость его въ дѣлахъ своего званія и т. под. Эти соображенія въ большей части случаевъ приводятъ кредитора къ окончательному рѣшенію, и потому-то многіе справедливо замѣчаютъ, что не у насъ только, но и повсюду, даже тамъ, гдѣ вещный, поземельный кредитъ находится въ исправности и достигъ замѣчательнаго развитія, и тамъ въ заключеніи кредитныхъ сдѣлокъ личному кредиту, а не вещному, принадлежитъ первое мѣсто и преимущественное значеніе. Обратимся теперь къ фактическимъ условіямъ нашего быта, и увидимъ, что, независимо отъ какой бы то ни было формы и законнаго опредѣленія, условія эти, вообще неблагопріятныя для личнаго кредита, въ послѣднее время стали у насъ особенно неблагопріятны, вслѣдствіе разныхъ, можетъ-быть временныхъ и случайныхъ, обстоятельствъ. Нѣтъ нужды много распространяться объ этомъ предметѣ: кому не извѣстно, что въ настоящую пору въ каждомъ сословіи, и между землевладѣльцами въ особенности, у насъ не много лицъ, на состоятельность коихъ можно было бы вполнѣ положиться, и въ особенности мало ихъ между тѣми, кто имѣетъ особенную нужду въ кредитѣ? Кому не извѣстно, что именно въ классѣ землевладѣльческомъ капиталы едва ли не чаще затрачиваются у насъ не производительно чѣмъ производительно, что немногіе окрѣпли въ привычкѣ разчитывать расходы по своимъ средствамъ, что самое движеніе къ промышленной дѣятельности и къ предпріятіямъ разнаго рода, возбужденное въ послѣднее время выше мѣры, способностей и средствъ, оказалось во многихъ случаяхъ пагубно для частнаго кредита, наконецъ, что всеобщее ожиданіе разнаго рода перемѣнъ и преобразованій, о сущности и о значеніи которыхъ распространялись, при отсутствіи полной гласности, самыя смутныя понятія и неопредѣленные толки, самое это ожиданіе ослабляло и ослабляетъ еще въ каждомъ, при мысли о будущемъ, ту увѣренность въ своихъ и чужихъ средствахъ, которая составляетъ главное основаніе частнаго кредита? Неудивительно, что при такихъ условіяхъ взаимное довѣріе къ состоятельности ослабѣваетъ и займы между частными людьми, даже и подъ залогъ недвижимыхъ имѣній, затрудняются. Главный источникъ всѣхъ этихъ затрудненій -- въ экономическомъ бытѣ общества, и потому одно улучшеніе формъ закладнаго права никакъ не устранитъ затрудненій; а радикальная перемѣна всей системы закладнаго права, можетъ-быть, на первое время даже прибавитъ къ числу прежнихъ затрудненій еще и новое.
   Но оставимъ личный кредитъ и перейдемъ къ вещному. Принимая въ залогъ недвижимое имущество, кредиторъ имѣетъ въ виду получить вѣрное средство къ осуществленію своего права, ко взысканію долга. Для этого онъ разчитываетъ цѣнность имѣнія, принимаемаго въ залогъ. Отъ вѣрности такого разчета зависитъ мѣра кредита и твердость его; а вѣрность разчета зависитъ тоже отъ множества разнообразнѣйшихъ условій экономическаго быта. Если экономическій бытъ общества развитъ до такой степени, что найдено твердое, постоянное, вѣрное мѣрило, посредствомъ котораго было бы возможно опредѣлить постоянную, по крайней мѣрѣ не ниже извѣстной нормы, цѣнность недвижимаго имѣнія, вещному кредиту есть на что опереться, есть куда расшириться. Тогда кредиторы имѣютъ возможность принять извѣстную цѣнность имѣнія за прочное основаніе и за вѣрную мѣру кредита, который можетъ на себѣ вынесть имѣніе. Тогда они могутъ, довѣряя подъ это имѣніе, одинъ послѣ другаго, свои капиталы, положиться на вѣрность обезпеченія, до тѣхъ поръ пока цѣнность эта не будетъ исчерпана всѣми лежащими на немъ ипотеками. Если же ипотечная система состоитъ въ связи съ системою вотчинной транскрипцій и поземельной кадастрами, такъ что кредитору становится весьма удобно получить вѣрныя свѣдѣнія и о подлинности вотчиннаго права, принадлежащаго должнику, и о цѣнности предлагаемаго въ залогъ имѣнія, въ такомъ случаѣ можно сказать, что есть основныя условія поземельнаго кредита, есть на чемъ утвердить и развивать его. Затѣмъ законодательству остается по возможности усовершенствовать, то-есть упростить, облегчить и удешевить формы установленія и осуществленія закладная права: при такихъ фактическихъ условіяхъ кредита дѣйствительно форма закладная права получаетъ важное и рѣшительное значеніе, становится дѣломъ важной заботы для законодателя.
   У насъ пока нѣтъ еще вѣрнаго, твердаго мѣрила, по которому можно было бы опредѣлить цѣнность недвижимыхъ имѣній, и быть его не можетъ при тѣхъ условіяхъ экономическаго быта, въ которыхъ мы находимся; нѣтъ средства опредѣлить эту цѣнность во всѣхъ случаяхъ, даже съ приблизительною вѣрностію; удостовѣреніе въ подлинности вотчиннаго права залогодателя соединено съ затрудненіями, часто непреодолимыми, и съ хлопотами, на которыя рѣшится рѣдкій изъ кредиторовъ. Покуда цѣнность недвижимыхъ имѣній будетъ у насъ такая же шаткая и разнообразная, какая существуетъ теперь, нечего и разчитывать на расширеніе поземельнаго кредита до предѣловъ всей возможной цѣнности имѣнія. Мы видимъ теперь на дѣлѣ, что, въ самыхъ населенныхъ и промышленныхъ мѣстностяхъ, кредиторъ, въ виду предлагаемаго ему въ залогъ имѣнія, не рѣшается сдѣлать заемщику кредитъ въ мѣру даже несомнѣнной цѣнности, но уменьшаетъ его до половины или до трети этой цѣнности, заботится только о томъ, чтобъ имѣніе какъ можно болѣе превышало своею цѣнностію сумму долга, и возвысивъ эту пропорцію до послѣдней крайности, и тутъ не всегда считаетъ себя вполнѣ обезпеченнымъ. Но пространство нашего государства огромное, и въ каждой части его особыя условія экономическаго быта, особые элементы входятъ въ опредѣленіе цѣнности, а вѣрнаго, надежнаго мѣрила для того нигдѣ еще не имѣется. Какъ же долженъ затрудниться разчетъ кредитора, когда сдѣлка его съ заемщикомъ происходитъ въ значительномъ отдаленіи отъ самаго имѣнія, предлагаемаго въ обезпеченіе долга? Кредиторъ не рѣшится принять на себя трудъ и издержку для поѣздки въ имѣніе, да и некогда ѣздить, потому что, когда деньги нужны, заемщику ждать некогда, и дѣло, при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ для заемщика, то-есть при особенной смѣлости кредитора, оканчивается на томъ, что кредитъ заемщику дѣлается едва на половину или на треть гуртовой, поверхностной оцѣнки имѣнія. И требованіе кредитора въ этомъ случаѣ нельзя считать притязательнымъ: осторожность его вовсе не излишняя; понятіе его о кредитѣ, которое иная теорія приписала бы пожалуй невѣжеству и неразвитости, въ сущности вѣрно какъ нельзя болѣе. Онъ не хочетъ рисковать своими деньгами. Нѣтъ ему возможности узнать навѣрное, откуда начинается рискъ его и гдѣ оканчивается. И онъ выбираетъ такія условія, при которыхъ рискъ уменьшается для него до послѣдней крайности. При такихъ условіяхъ конечно трудно разчитывать на возможность для должника расширить кредитъ имѣнія до того, чтобъ имъ возможно было обезпечить нѣсколько долговъ, до крайней его цѣнности. Законодательная мѣра, дозволяющая установлять нѣсколько закладныхъ обезпеченій въ одномъ и томъ же имѣніи, безъ сомнѣнія нужна для расширенія законной свободы должника и заемщика; но не слѣдуетъ забывать, что такою мѣрой дается только орудіе кредита, никакъ не болѣе. Кредитъ не въ этомъ орудіи заключается, а въ экономическихъ условіяхъ быта, не имѣющихъ даже причинной связи съ орудіями и формами кредита. Этимъ орудіемъ кредитъ воспользуется, если оно потребуется для него. Оно потребуется непремѣнно, какъ только установится прочная, надежная цѣнность недвижимыхъ имѣній, когда достаточно оживится въ нашемъ обществѣ обращеніе цѣнностей, происходящихъ отъ живаго соотношенія между трудомъ, промышленностію и капиталомъ.
   Однако и этого одного еще недостаточно. Конечный результатъ закладной сдѣлки -- осуществленіе закладнаго права, и на это-то осуществленіе разчитываетъ въ особенности кредиторъ. Если онъ можетъ надѣяться, что, по наступленіи срока и въ случаѣ надобности, получитъ отъ понудительной власти скорое удовлетвореніе изъ заложеннаго имѣнія, онъ охотно довѣритъ свой капиталъ заимщику и не потребуетъ процентовъ свыше того размѣра, который на денежномъ рынкѣ обыкновенно платится за употребленіе капитала. Но если напротивъ оказывается, что, въ случаѣ нужды, отъ понудительной власти невозможно получить скорое удовлетвореніе, если каждое взысканіе сопряжено съ продолжительнымъ и сложнымъ производствомъ, если въ этомъ производствѣ самъ законъ поставилъ столько сроковъ и формальностей, что неопытный кредиторъ на каждомъ шагу можетъ попасться въ ловушку, а недобросовѣстный должникъ на всякомъ шагу получаетъ предлогъ предъявить споръ, сдѣлать возраженіе, обвинить въ упущеніи кредитора или присутственное мѣсто и тѣмъ обезсилить или отдалить всякую исполнительную мѣру, если вдобавокъ къ тому каждый шагъ кредитора, каждое движеніе дѣла должны быть куплены гласными и безгласными издержками, за которыя, даже въ случаѣ благопріятнаго результата, не съ кого требовать вознагражденія, въ такомъ случаѣ не трудно представить себѣ, каковъ долженъ быть разчетъ кредитора въ ту минуту, когда должникъ, покуда еще робкій, смиренный и повидимому добросовѣстный, приходитъ къ нему просить денегъ подъ залогъ имѣнія. Нисколько не удивительно будетъ, если кредиторъ, разчитавъ въ такую минуту весь огромный рискъ, сопряженный со взысканіемъ, потребуетъ отъ должника процента, превосходящаго всякое вѣроятіе, и сверхъ того, кромѣ залога, потребуетъ еще дополнительнаго обезпеченія. Такъ и поступаютъ у насъ кредиторы въ настоящую минуту, и все-таки обманываются иногда въ своихъ разметахъ. Рискъ, сопряженный со взысканіемъ, въ совокупности съ рисками всякаго рода, сдѣлался у насъ такъ необъятенъ, что мало уже оставляетъ мѣста надеждѣ воротить свои деньги и вознаградить возможныя издержки и хлопоты, и оттого многіе, несмотря ни на какую мѣру процента, несмотря ни на какія дополнительныя обезпеченія, предлагаемыя должникомъ, рѣшаются давать взаймы не иначе, какъ подъ ручной закладъ.
   

IV.

   Итакъ вотъ на что предстоитъ у насъ законодателю обратить особое вниманіе и направить особенную заботу,-- на усовершеніе системы взысканій по обязательствамъ, и въ особенности, на порядокъ взысканія по закладнымъ. Нѣтъ сомнѣнія, что и въ этомъ отношеніи законодатель можетъ встрѣтиться съ препятствіями, которыя преодолѣть не въ его власти; но, по крайней мѣрѣ, все, что зависитъ отъ него, должно быть сдѣлано для облегченія вещнаго кредита.
   Посмотримъ на положеніе кредитора-залогодержателя съ той минуты какъ претензія его открывается ко взысканію, и онъ предъявляетъ свое требованіе. Существенный интересъ добросовѣстнаго кредитора состоитъ въ томъ, чтобы получить какъ можно скорѣе капиталъ свой съ слѣдующими процентами: для добросовѣстнаго кредитора владѣніе заложеннымъ имуществомъ кажется только лишнею тягостью, тѣмъ болѣе что это владѣніе кратковременное, невѣрное, соединенное съ отчетностью: надо принимать имѣніе, управлять имъ, изыскивать и собирать доходы съ него, принимать на себя хлопоты и заботы. Напротивъ, кредитору недобросовѣстному выгодно получить имѣніе, хотя бы въ кратковременное ноль зованіе, для того чтобы выжать изъ него все что можно выжать, не оставляя Формальныхъ слѣдовъ раззоренія и расхищенія. Поэтому передача имѣнія во владѣніе залогодержателя только на первый взглядъ кажется практически выгоднымъ средствомъ удовлетворенія: это средство соотвѣтствовало цѣли и могло быть дѣйствительно выгодно тогда, когда владѣніе залогодержателя могло само по себѣ превратиться въ собственность, и закладная могла сдѣлаться купчею: теперь временное владѣніе не имѣетъ важнаго значенія, потому что вслѣдъ за нимъ, едва только новый владѣлецъ успѣетъ ознакомиться съ экономіей имущества, это имущество должно поступить въ публичную продажу.
   Однакожь, пока не настала еще пора дѣйствительнаго взысканія, и это временное владѣніе могло бы служить залогодержателю хотя нѣкоторымъ средствомъ удовлетворенія, и побуждало бы должника къ скорѣйшей уплатѣ, когда бы передача имущества кредитору совершалась просто и скоро слѣдовала за представленіемъ закладной ко взысканію. Законъ требуетъ, чтобы передача происходила съ описью, и для этой описи сокращаетъ нѣкоторыя Формальности (32 ст. уст. суд. гр.); но и за всѣмъ тѣмъ необходимыхъ Формальностей остается еще столько, что должнику очень возможно оттянуть опись имѣнія, и стало-быть передачу его кредитору, до того времени, когда проходитъ уже годовой срокъ для принятія мѣръ къ дѣйствительному взысканію. Поэтому, кредитору вовсе не легко, когда бы пожелалъ, получить заложенное имѣніе во временное владѣніе: здѣсь неизбѣжно во всякомъ случаѣ хожденіе по дѣлу, соединенное съ хлопотами и издержками.
   Когда истекъ годовой срокъ со времени представленія закладной ко взысканію, имѣніе вновь описывается, хотя бы и было описано прежде для отдачи во временное владѣніе. Эта опись соединяется съ оцѣнкой, и потому требуетъ еще болѣе сложнаго производства. Покуда не началась опись, однѣ формальности вызова могутъ занять болѣе полугода; затѣмъ для самаго производства описи самъ законъ указываетъ срокъ -- не далѣе четырехъ мѣсяцевъ; слѣдовательно, кто желалъ бы затянуть опись до четырехъ мѣсяцевъ, тотъ можетъ сослаться на букву закона въ свое извиненіе: вотъ уже десять мѣсяцевъ, въ теченіе которыхъ возможно, не выходя изъ Формы законной, растягивать производство объ описи имѣнія. Хожденіе кредитора необходимо здѣсь, если онъ хочетъ сколько-нибудь подвинуть дѣло и наблюсти за охраненіемъ своихъ интересовъ. Оконченная опись представляется на разсмотрѣніе того мѣста, отъ котораго послѣдовало предписаніе объ описи; но и тутъ еще кредиторъ можетъ обмануться въ надеждѣ на скорое назначеніе имѣнія въ продажу. Ему предстоитъ со страхомъ начинать новое хожденіе въ другомъ мѣстѣ. Опись можетъ еще быть найдена неисправною, или по указаніямъ должника на пропуски и упущенія, или по усмотрѣнію присутственнаго мѣста. Упущенія чиновниковъ въ означеніи всѣхъ, указанныхъ закономъ, подробностей и принадлежностей имѣнія -- дѣло самое обыкновенное, но каждое изъ такихъ упущеній можетъ быть поводомъ къ признанію описи неисправною. Это значитъ, что опись можетъ быть отослана обратно для исправленія; правда, законъ угрожаетъ виновнымъ въ упущеніи или взысканіемъ издержекъ новой описи, или, въ важныхъ случаяхъ, удаленіемъ отъ должностей. Мои то, и другое взысканіе рѣдко достигаетъ своей цѣли: когда чиновникъ рѣшается съ намѣреніемъ, по сдѣлкѣ съ должникомъ, оставить въ описи недостатокъ, для того чтобы ее признали неисправною; тогда, въ силу этой же сдѣлки, онъ выговариваетъ себѣ вознагражденіе и за всѣ издержки производства. А удаленіе чиновниковъ отъ должности за упущенія по описямъ -- такая рѣдкость, о которой почти не слышно, и естественно почему: потому что въ кругу должностныхъ лицъ, изъ которыхъ каждое повинно въ частыхъ нарушеніяхъ формы законной, отвѣтственность за каждое отдѣльное нарушеніе становится мертвою буквой, или поражаетъ виновнаго случайно, какъ поражаетъ иногда и невиннаго.
   Случается иногда, что описи не одинъ и не два раза возвращаются къ исправленію: въ исправленіи проходятъ для кредитора цѣлые мѣсяцы напраснаго ожиданія. Наконецъ опись готова,-- начинается производство о продажѣ. Должно еще послѣдовать опредѣленіе присутственнаго мѣста о назначеніи имѣнія въ продажу. Присутственное мѣсто, по оцѣнкѣ имѣнія, можетъ еще отдѣлить для продажи нѣкоторую часть его, равную суммѣ долга. Должны быть произведены вызовы къ торгамъ, составлено объявленіе и отослано для печатанія и публикаціи куда слѣдуетъ. Недвижимыя имущества могутъ быть назначены въ продажу не во всякое время, а въ одинъ изъ двухъ срочныхъ періодовъ, опредѣляемыхъ на каждый годъ особымъ росписаніемъ.
   Лишь съ наступленіемъ торговаго дня кредиторъ получаетъ надежду на скорое окончаніе своего хожденія, потому что, при неявкѣ желающихъ торговаться, имѣніе не назначается уже въ новую продажу, и поступаетъ къ искъ залогодержателю. Правда, и здѣсь возможны случайности, но и при нихъ можно сказать, что уже близко окончаніе производства. Какъ бы, впрочемъ, ни кончилось оно, отдачею ли имѣнія въ искъ залогодержателю, удовлетвореніемъ ли изъ суммы, вырученной за проданное имѣніе, во всякомъ случаѣ кредиторъ никакъ не можетъ-разчесть впередъ, получитъ ли онъ полную цѣнность интереса, соединеннаго со взысканіемъ, или потерпитъ явный убытокъ. То, кажется, достовѣрно, что ловкій, пронырливый, неразборчивый на средства кредиторъ, что человѣкъ, промышляющій отдачею денегъ въ займы, остается большею частью въ выгодѣ по окончаніи сложнаго производства о взысканіи: такіе кредиторы иногда стараются еще запутать производство для своей же выгоды. Такому кредитору не рѣдко удается извлечь огромную выгоду, несоразмѣрную съ суммою взысканія, изъ временнаго владѣнія заложеннымъ имѣніемъ, владѣнія, котораго онъ добивается, или изъ обращенія въ искъ заложеннаго имѣнія, для чего онъ всячески старается уменьшить его оцѣнку и отбить отъ него покупщиковъ. Напротивъ, кредиторъ добросовѣстный, и тотъ, кто не можетъ или не хочетъ имѣть постоянное хожденіе за дѣломъ по всѣмъ мытарствамъ, черезъ которыя оно проходитъ, и обезпечивать себѣ заранѣе, всѣми правдами и неправдами, вознагражденіе за убытки и хлопоты, такой кредиторъ, котораго въ особенности должно имѣть въ виду законодательство о кредитѣ, весьма часто, еслине большею частію, остается въ убыткѣ по окончаніи производства. При самомъ счастливомъ исходѣ дѣла онъ получитъ лишь капиталъ свой съ процентами. Но кто вознаградитъ ему его трудъ, хлопоты, хожденіе, потерю времени и всѣ издержки продолжительнаго производства? Ему не съ кого требовать вознагражденія, да когда бы и было съ кого, нѣтъ возможности выставить и доказать самую значительную часть безгласныхъ издержекъ, даже нѣтъ возможности учесть тотъ ущербъ экономической и нравственной силы, который необходимо соединяется съ тратой времени и хожденіемъ но дѣлу для человѣка, у котораго хожденіе по дѣламъ не составляетъ привычнаго занятія.
   Гдѣ же слѣдуетъ искать причинъ этого, поистинѣ плачевнаго состоянія, въ которое вступаетъ у насъ кредиторъ, производящій взысканіе? Мы думаемъ, что это бѣдственное положеніе кредита нашего зависитъ не отъ одной и не отъ двухъ-трехъ причинъ, а отъ многихъ обстоятельствъ, связанныхъ съ цѣлымъ бытомъ нашимъ. Несправедливо поступилъ бы тотъ, кто, указавъ на одну изъ этихъ причинъ, сталъ бы доказывать, что отъ нея именно все зло происходитъ. Постараемся однако указать на главнѣйшія изъ этихъ причинъ.
   Прежде всего, въ видахъ общаго блага, которое самъ законъ ставитъ себѣ единственною цѣлью, не слѣдуетъ умалчивать о недостаткахъ существующаго законодательства о взысканіяхъ по долговымъ обязательствамъ вообще, и въ особенности но закладнымъ, которыя мы имѣемъ въ предметѣ. Правила взысканія должны быть таковы, чтобы съ одной стороны ограждалось ими вполнѣ право кредитора, съ другой, чтобъ суровая строгость къ должнику не переходила той черты, на которой справедливость сходится съ насиліемъ. Но во всякомъ случаѣ первая забота закона должна быть объ огражденіи кредитора, ибо законные интересы его -- интересы собственности, а огражденія собственности нераздѣльно связаны съ внутреннею безопасностію и внутреннимъ благосостояніемъ самаго государства. Основное начало порядка въ мірѣ, какъ нравственномъ, такъ и политическомъ, состоитъ въ томъ, что каждый несетъ на себѣ отвѣтственность за свои дѣйствія и обязательства. Во всемъ, что относится до нарушенія частнаго права, первый долгъ государства обезпечить эту отвѣтственность, устроить такъ, чтобъ эта отвѣтственность была не празднымъ словомъ, не мертвою буквой, не случайнымъ явленіемъ, а необходимостью. Если этого нѣтъ, нѣтъ порядка ни въ управленіи, ни въ отношеніяхъ между гражданами, такъ что въ этомъ смыслѣ безначаліемъ или анархіей должно признать не отсутствіе властей въ государствѣ, а ослабленіе понятія объ отвѣтственности, хотя бы и при существованіи всѣхъ внѣшнихъ органовъ власти.
   Нельзя сказать, по совѣсти, чтобъ у насъ въ кредитныхъ отношеніяхъ между частными лицами это сознаніе личнаго долга и личной отвѣтственности было достаточно твердо. Напротивъ, оно, къ сожалѣнію, слишкомъ мало развито въ нашемъ обществѣ, и едва ли мы ошибемся, когда скажемъ, что ослабленіе его особенно стало замѣтно въ послѣдніе годы, именно въ отношеніяхъ между кредиторами и должниками. Это ослабленіе находится, между прочимъ, въ связи съ ослабленіемъ законодательства нашего относительно взысканія съ неисправныхъ должниковъ. Не подлежитъ сомнѣнію, что во время изданія банкротскаго устава, то-есть въ началѣ текущаго столѣтія, законъ былъ гораздо строже къ неисправному должнику чѣмъ теперь. Правда, что въ то время не было еще издано подробныхъ правилъ о взысканіи съ имѣнія должниковъ, и что, отчасти вслѣдствіе неопредѣлительности закона, отчасти вслѣдствіе безпорядковъ и бездѣйствія мѣстныхъ исполнительныхъ властей, много было проволочки и злоупотребленій при взысканіяхъ, не только къ ущербу кредиторовъ, но и къ обидѣ должниковъ. Оказалась необходимость издать подробныя правила объ описи, оцѣнкѣ и продажѣ имѣній. Правила эти были изданы, какъ извѣстно, въ 1832 году. При всемъ своемъ несовершенствѣ, это положеніе было однакоже направлено преимущественно къ огражденію кредитора и, надобно сказать правду, ограждало интересы его болѣе чѣмъ они ограждены теперь. На многіе вопросы, возникавшіе при взысканіи, оно не давало прямаго разрѣшенія, но, по духу своему и основному направленію, предоставляло судебнымъ мѣстамъ возможность разрѣшать спорные вопросы въ интересахъ кредита и къ огражденію кредиторовъ. Въ 1849 году положеніе это замѣнено было новымъ. Главнымъ, но не единственнымъ поводомъ къ перемѣнѣ было намѣреніе устранить нѣкоторыя неудобства, соединенныя съ изданнымъ незадолго передъ тѣмъ указомъ 1848 года, которымъ предоставлялось помѣщичьимъ крестьянамъ право выкупа при торгахъ. Притомъ замѣчено было, что, при дѣйствіи прежнихъ правилъ, имѣнія, подвергавшіяся публичной продажѣ, часто оцѣнивались и продавались за безцѣнокъ; наконецъ, въ виду законодательства было -- установленіемъ новыхъ формальностей и сроковъ предупредить умноженіе жалобъ по дѣламъ объ описи и продажѣ. Однимъ словомъ, въ новомъ положеніи ясно выразилось намѣреніе оградить права и выгоды землевладѣльцевъ, то-есть должниковъ, коихъ имѣнія предназначались для описи и продажи; къ этому направлены были главнѣйшія его постановленія, и съ этою цѣлью установлены новые льготные сроки, въ теченіе которыхъ должникамъ предоставлялось освободить имѣніе отъ продажи, какъ-то установленъ шестимѣсячный срокъ для явки къ описи, прежній шестимѣсячный срокъ для взысканія по закладнымъ распространенъ до одного году, положено не продавать имѣніе, а брать его въ опеку, когда можно заключить, что претензія будетъ погашена двухлѣтнимъ доходомъ съ этого имѣнія; наконецъ принято за правило, что недвижимое имущество не можетъ быть подвергаемо описи, оцѣнкѣ и продажѣ по закладной, до истеченія годоваго срока со времени вызова кредитора {Это послѣднее правило показываетъ примѣръ того, въ какомъ духѣ и направленіи присутственныя мѣста стали разумѣть и примѣнять новое положеніе. Въ немъ было сказано: недвижимое имущество не можетъ ни по взысканіямъ казны, ни по искамъ частныхъ лицъ быть подвергаемо описи, оцѣнкѣ и продажѣ, до истеченія сроковъ, установленныхъ въ 34. и 63 ст. Зак. Гражд. Въ статьяхъ, на которыя сдѣлана была ссылка, сказано: въ первой, что залогодателю предоставляется выкупить имѣнье въ теченіе года со времени явки закладной ко взысканію; во второй, что, когда должникъ, которому надлежитъ предъявить заемное письмо, находится въ неизвѣстной отлучкѣ, слѣдуетъ вызывать его черезъ вѣдомости и ожидать -- находящагося внутри Россіи -- годъ, а живущаго за границей -- полтора года, не приступая къ описи. Обѣ статьи имѣютъ въ виду особенные случаи взысканія по закладной и безвѣстное отсутствіе должника, но статья новаго положенія, въ которой сдѣлана ссылка на эти статьи, имѣла съ перваго взгляда видъ общаго правила. Этого было уже довольно для того, чтобы присутственныя мѣста признали приведенное правило новаго положенія общимъ для всѣхъ возможныхъ взысканій. Въ такомъ смыслѣ стали примѣнять его, и примѣняютъ до сихъ поръ, даже тогда, когда должникъ находится на-лицо, и подтвердилъ заемный актъ своимъ отзывомъ.}. Въ этомъ смыслѣ стали дѣйствовать и присутственныя мѣста, такъ что вся заботливость ихъ о строгомъ соблюденіи новыхъ формъ и сроковъ обратилась къ выгодѣ должниковъ и къ явной невыгодѣ кредиторовъ: можно представить себѣ, какъ отъ этого затянулись производства о взысканіи, и сколько прибавилось кредиторамъ заботъ, хожденія и издержекъ. Все это конечно не могло послужить въ пользу кредиту.
   

V.

   Какъ бы впрочемъ ни были просты, строги и удовлетворительны для кредита правила закона относительно взысканія, одного этого далеко еще недостаточно. Самый лучшій законъ можетъ сдѣлаться мертвою буквой, лицемѣрнымъ и обманчивымъ словомъ въ рукахъ у невѣрныхъ, равнодушныхъ или недобросовѣстныхъ исполнителей. И здѣсь въ сферѣ государственной, отыскивая коренное основаніе исполнительности и вѣрности въ исполненіи, мы должны придти къ тому же основному началу, на которое указывали выше, въ кругу частныхъ отношеній между гражданами: всякій долженъ несть на себѣ отвѣтственность за свои дѣйствія и за свое бездѣйствіе, и эта отвѣтственность должна быть не однимъ словомъ, написаннымъ въ законѣ, но дѣломъ и истиною. Едва ли кто рѣшится опровергать насъ, когда мы скажемъ, что это сознаніе личной отвѣтственности слишкомъ слабо развито у насъ и въ сферѣ управленія. Присматриваясь къ явленіямъ этого круга, мы видимъ ясно, что и здѣсь отвѣтственность представляется большею частію явленіемъ случайнымъ, котораго боятся такъ же, какъ боятся случайнаго бѣдствія, какъ боятся гнѣва и милости, какъ боятся риска, соединеннаго со всякою дѣятельностію, а вовсе не такъ, какъ слѣдуетъ бояться возмездія или взысканія, по правдѣ и по необходимости слѣдующаго за нарушеніемъ. Вопросъ, котораго мы касаемся здѣсь, такъ обширенъ и важенъ, что мы можемъ только указать на него, предоставляя себѣ возвратиться къ нему въ послѣдствіи. Замѣтимъ только, что на отвѣтственности держится всякій кредитъ, въ самомъ обширномъ смыслѣ этого слова,-- кредитъ, связующій частныя лица во взаимныхъ отношеніяхъ, равно какъ и кредитъ всякой исполнительной власти въ отношеніяхъ къ высшимъ властямъ, и въ отношеніи къ лицамъ, которыхъ непосредственно касается исполненіе. Гдѣ сознаніе этой отвѣтственности вкоренилось твердо, тамъ крѣпка связь, соединяющая членовъ общества между собою и съ общественною властію; тамъ есть возможность каждому дѣйствовать въ своемъ кругу самостоятельно, по мѣрѣ своей обязанности. Напротивъ, гдѣ это сознаніе слабо, тамъ является безпорядокъ въ отношеніяхъ всякаго рода, усиливается произволъ и затрудняется самостоятельная дѣятельность во всякомъ званіи; каждая должность общественная теряетъ истинную цѣну и честь свою и, утрачивая свой духовный интересъ, ищетъ возбужденія и опоры только въ матеріяльномъ интересѣ. Это и естественно: лучшія, благороднѣйшія силы личности человѣческой, истинные двигатели всякаго преуспѣянія въ общественномъ дѣлѣ, сами приходятъ въ движеніе только въ связи съ отвѣтственностію; и безъ сознанія отвѣтственности не возможно представить себѣ ни истинную честь, ни истинную свободу.
   Намъ остается еще указать на одно, едва ли не самое важное условіе кредита, въ особенности вещнаго, условіе, о которомъ мы уже упоминали выше. Кредитъ утверждается на цѣнности имущества, служащаго обезпеченіемъ. Законъ не можетъ ни создать или предположить эту цѣнность тамъ, гдѣ въ самомъ дѣлѣ нѣтъ ея, ни увеличить ее выше той мѣры, до которой простирается цѣнность имущества въ извѣстное время и при извѣстныхъ условіяхъ экономическаго быта. Для утвержденія цѣнности недвижимыхъ имуществъ необходимо, чтобъ экономическій бытъ края получилъ значительное развитіе. И этого еще мало: нужно, чтобы развитіе это было по возможности равномѣрное, и чтобъ элементы, изъ которыхъ слагается цѣнность, подлежали вѣрному учету. Для этого нужно между прочимъ, чтобы сельское хозяйство достигло достаточнаго и равномѣрнаго развитія, чтобы между сельскою и городскою промышленностію существовало свободное и правильное отношеніе, чтобы право собственности и границы владѣній приведены были въ возможную извѣстность, чтобъ устроены были удобные пути сообщенія между различными частями края, состоящими въ различныхъ экономическихъ условіяхъ и пр. {Въ каждомъ законодательствѣ есть множество уставовъ, постановленій и правилъ, касающихся недвижимой собственности въ разныхъ отношеніяхъ. Всѣ эти постановленія непремѣнно отражаются на вещномъ кредитѣ; тому, кто не испыталъ ихъ на дѣлѣ, трудно и представить себѣ, до какой степени внутренняя цѣнность имущества зависитъ отъ всѣхъ подобныхъ постановленій. Возьмемъ хоть слѣдующій, весьма обыкновенный примѣръ. Положимъ, что издано постановленіе -- въ такомъ-то городѣ на такихъ-то мѣстахъ строить дома не иначе какъ изъ такихъ-то матеріаловъ, въ такихъ-то размѣрахъ, по такимъ-то планамъ и фасадамъ. Такія постановленія часто издаются, но не всегда соблюдается въ нихъ должная мѣра. Часто случается, что въ томъ мѣстѣ, къ которому относится постановленіе, потребности населенія и развитіе промышленности таковы, что не можетъ быть большаго спроса на дома, построенные изъ назначенныхъ, цѣнныхъ матеріаловъ и въ указанномъ размѣрѣ, но былъ бы значительный спросъ на дома и квартиры, когда бы они устроены были сообразно нуждамъ населенія, а не по извѣстной регламентаціи. При этихъ условіяхъ можетъ случиться, что въ городѣ много домовъ, дорого стоящихъ, если принять въ соображеніе постройку, матеріалы и размѣры зданія; но въ дѣйствительности цѣнность эта будетъ ничтожная; потому что и великолѣпные дома, оставаясь безъ жильцовъ, представляютъ мертвый капиталъ, не имѣющій дѣйствительной цѣнности. Понятно, что подъ такіе дома владѣльцу трудно будетъ достать деньги.} Отъ всѣхъ этихъ условій зависитъ разчетъ кредитора на предлагаемое ему обезпеченіе, и способность недвижимаго имѣнія вынесть на себѣ нѣсколько закладныхъ правъ. Естественно напримѣръ, что когда кредитору въ Москвѣ или въ Петербургѣ предлагаютъ въ обезпеченіе недвижимое имѣніе, лежащее въ мѣстности болѣе или менѣе отдаленной, и обремененное уже однимъ правомъ залога, кредиторъ съ большимъ трудомъ рѣшился бы, при настоящихъ условіяхъ хозяйственнаго Сыта и въ настоящемъ состояніи поземельнаго владѣнія, обезпечить свое требованіе на томъ остаткѣ цѣнности, который можетъ еще оказаться въ имѣніи за вычетомъ цѣны предшествующаго долга. Дѣло въ томъ, что крайне трудно, въ " большей части случаевъ даже невозможно, опредѣлить съ достовѣрностію этотъ остатокъ цѣнности имѣнія и положиться вполнѣ на представляемое имъ обезпеченіе. Но это было бы возможно, когда бы въ каждой мѣстности промышленность указывала на вѣрныя средства для извлеченія доходовъ съ имѣнія, и произведенія его находили бы всегда вѣрный сбытъ по цѣнамъ болѣе или менѣе извѣстнымъ, когда бы повсюду можно было опредѣлить поземельную ренту съ тѣмъ же удобствомъ, съ какимъ владѣлецъ денежнаго капитала можетъ учесть проценты за его употребленіе: тогда уничтожились бы или значительно уменьшились бы опасенія, что при продажѣ имущества на удовлетвореніе долга оно далеко не вынесетъ той цѣны, за которую напримѣръ пріобрѣлъ его прежній владѣлецъ, или что даже вовсе не явится желающихъ купить имѣніе, какъ нерѣдко случается у насъ во многихъ мѣстностяхъ, болѣе или менѣе отдаленныхъ отъ промышленнаго движенія. При такихъ условіяхъ, весьма не выгодныхъ для вещнаго кредита, можно ли надѣяться на расширеніе кредита отъ того только, что законъ введетъ для него новую, болѣе свободную Форму? Форма законная сама по себѣ, очевидно, не можетъ измѣнить экономическія условія, при которыхъ расширеніе кредита не возможно. Имѣніе назначается въ продажу съ публичнаго торга; но покупщиковъ не оказывается, или покупщики, явившись, предлагаютъ цѣну гораздо ниже оцѣнки, хотя всѣмъ и каждому извѣстно, что бывшій владѣлецъ имѣнія могъ получать съ него такой процентъ, которому оцѣнка вполнѣ соотвѣтствуетъ; при всемъ томъ не оказывается на мѣстѣ никого, кто пожелалъ бы стать на мѣсто этого владѣльца, посвятить трудъ свой имѣнію и получать съ него такой же или еще большій процентъ; либо оказываются желающіе, но конкурренція между ними такъ слаба, что не можетъ даже поднять предлагаемую цѣну до офиціальной оцѣнки, которая, какъ извѣстно, у насъ бываетъ большею частію ниже, а не выше экономической цѣнности наличнаго владѣнія и пользованія имѣніемъ. Вотъ явленіе, повторяющееся въ нашемъ быту безпрестанно, явленіе, которое для нѣкоторыхъ мѣстностей, въ послѣднее время, стало повторяться еще гораздо чаще нежели прежде: кому* неизвѣстно, что у насъ есть (напримѣръ въ нѣкоторыхъ уѣздахъ Смоленской губерніи) такія имѣнія, которыхъ не покупаютъ въ опекунскомъ совѣтѣ даже съ ничтожною приплатой къ переводу долга, то-есть не берутъ почти даромъ? Законодателю, когда онъ встрѣчается съ такимъ явленіемъ, остается только признать его и считаться съ нимъ: измѣнить его онъ не въ силахъ. Лишь бы только законодатель не обходилъ подобныхъ явленій, обращалъ на нихъ все должное вниманіе, не смотрѣлъ на нихъ равнодушно или презрительно съ высоты отвлеченной доктрины, подъ вліяніемъ слѣпой вѣры въ внѣшнюю форму, во внѣшнее правило и отвлеченное начало теоріи,-- вотъ чего пожелать слѣдуетъ законодателю, для того чтобъ онъ могъ дѣйствовать не слѣпо, а съ вѣрнымъ разчетомъ. Какъ бы ни была расширена законодателемъ форма закладнаго права, если кредитору будетъ казаться надежною только прежняя узкая форма обезпеченія, онъ будетъ ее требовать и постарается еще сузить ее.
   Иные полагаютъ, что за границей, при улучшенныхъ формахъ закладнаго права и при лучшей организаціи исполнительнаго механизма, вещный кредитъ достигъ уже вполнѣ удовлетворительнаго состоянія; увлекаясь такимъ представленіемъ, многіе готовы требовать и для насъ только введенія того порядка, который тамъ существуетъ. Безъ всякаго сомнѣнія условія общественной среды тамъ гораздо благопріятнѣе чѣмъ у насъ. Изъ этого не слѣдуетъ однакоже, чтобы тамошнее состояніе вещнаго кредита было удовлетворительно. Напротивъ, оттуда именно слышатся безпрерывныя и самыя горькія жалобы на плачевное состояніе вещнаго кредита, на крайнее затрудненіе, именно для землевладѣльцевъ, достать деньги на сносныхъ условіяхъ. Промышленность тамъ несравненно болѣе развита чѣмъ у насъ: чѣмъ она развитѣе, тѣмъ болѣе нуждается въ капиталахъ: тамъ гораздо менѣе, чѣмъ у насъ, земель впустѣ лежащихъ или оставляемыхъ въ небреженіи, и у каждаго владѣльца болѣе заботы о разработкѣ своего имущества и объ улучшеніи производительныхъ силъ его. Понятно, что тамъ владѣльцы, особливо небольшихъ зданій и участковъ, особенно нуждаются въ капиталахъ, но достать эти капиталы имъ крайне трудно. Землевладѣльцы сильно жалуются на это. Условія, предлагаемыя имъ ипотечными банками и кредитными обществами, кажутся имъ очень невыгодными: приходится получать не чистыя деньги, а закладные листы, которые можно обмѣнять на деньги не иначе какъ съ значительною потерей; притомъ кредитныя общества принимаютъ въ залогъ недвижимое имѣніе не ниже извѣстнаго объема, такъ что множество мелкихъ владѣльцевъ вовсе лишены возможности вступить съ ними въ сдѣлку. Достать деньги подъ ипотеку тоже очень не легко. Замѣчательно, что и въ Германіи, и во Франціи заимодавцы склонны болѣе довѣрять личному кредиту нежели вещному, потому что при личномъ кредитѣ деньги даются на краткіе сроки, подъ векселя, и кредиторъ, глядя по лицу заемщика, не боится случайностей, которые могутъ его постигнуть въ теченіе трехъ или шести мѣсяцевъ. Но съ ипотекой соединены непремѣнно долгосрочные займы: вещный кредитъ нуждается именно въ такихъ капиталахъ, которые можно было бы положить въ имѣніе, не заботясь о скоромъ извлеченіи его изъ имѣнія для уплаты долга. На этихъ условіяхъ капиталисты съ большимъ трудомъ рѣшаются довѣрять свои деньги мелкимъ владѣльцамъ. Хорошо, когда имѣніе чистое, тогда не трудно достать небольшую сумму подъ залогъ его; но если, какъ по большей части случается, имѣніе обременено уже прежнимъ залогомъ, тогда приходится прибѣгать къ ростовщикамъ, а ростовщики уже подъ третью ипотеку рѣшаются давать деньги на самыхъ тяжкихъ условіяхъ, ссылаясь на рискъ; напримѣръ берутъ обязательство на 15.000 талеровъ, а деньгами даютъ не болѣе 10 или 11 тысячъ, то-есть учитываютъ впередъ 4000. По общимъ отзывамъ, вещный кредитъ повсюду въ Германіи находится въ жалкомъ положеніи, особенно съ того времени какъ началось въ Германіи политическое движеніе и послѣ гражданскихъ войнъ 1848 и 1849 годовъ. Цѣнность недвижимыхъ имуществъ пришла въ упадокъ или въ сильное колебаніе. Такъ напримѣръ въ Саксоніи, въ одномъ изъ самыхъ промышленныхъ краевъ Германіи, разчитано, что на 232.454 городскихъ и сельскихъ владѣній было въ теченіе 12 лѣтъ, съ 1846 по 1857 годъ, 10.117 продажъ съ публичнаго торга за ипотечные долги, лежавшіе на имѣніяхъ; такъ что среднимъ числомъ приходилась въ годъ одна продажа на 180 городскихъ и на 360 сельскихъ владѣній. Статистика же ипотекъ въ королевствѣ Саксонскомъ показываетъ, что по результатамъ публичныхъ продажъ оказалось много ипотекъ безнадежныхъ, оставшихся безъ удовлетворенія. Такъ изъ числа ипотекъ, записанныхъ на имѣніи до 1/10 доли его цѣнности, приходилась одна безнадежная на 2000; до 3/10 цѣнности, одна безнадежная на 660; до половины, одна безнадежная на 200, до 7/10, одна безнадежная на 83. До какой степени ослабѣла довѣренность къ ипотекамъ, можно судить по тому, что въ Дрезденѣ съ сентября 1859 года существуетъ устроенное на акціяхъ общество застраховать ипотекъ, съ капиталомъ въ 3 милліона талеровъ; общество это недавно еще начало дѣйствовать, но уже оказалось на дѣлѣ самымъ благодѣтельнымъ учрежденіемъ для вещнаго кредита. Дѣйствія этого общества состоятъ въ томъ, что оно обезпечиваетъ кредиторамъ послѣдствія возможной продажи заложеннаго имущества съ публичнаго торга, такъ что кредитору нечего бояться упадка цѣнности и можно быть увѣреннымъ въ выручкѣ капитала; обезпечиваетъ кредитору исправный платежъ ежегодныхъ процентовъ по ипотечному долгу; обезпечиваетъ должнику цѣнность его имущества по нормальной оцѣнкѣ, производимой самимъ обществомъ; принимаетъ на себя погашеніе ипотекъ съ разсрочкою платежей капитала и процентовъ на 36 лѣтъ, и наконецъ принимаетъ на себя посредничество между владѣльцами и капиталистами при ипотечныхъ займахъ, которые значительно облегчаются при содѣйствіи обезпеченія, принимаемаго обществомъ. Принимая такимъ образомъ на свой страхъ имущество, какъ обезпеченіе долга, общество производитъ ему свою оцѣнку, самую точную и всестороннюю, и на основаніи этой оцѣнки возвышаетъ ипотечную цѣнность имущества до 80 процентовъ, тогда какъ ипотечный кредитъ въ рѣдкихъ случаяхъ заходитъ за половину цѣнности. Такимъ образомъ, при содѣйствіи общества кредитъ недвижимыхъ имуществъ можетъ расшириться на 20 или на 30 процентовъ {Подробныя свѣдѣнія объ этомъ любопытномъ предметѣ можно найдти въ слѣдующихъ сочиненіяхъ: Engel, Denkschrift uber Hypothekenversicherung. 1858. Dresden. Его же: Beleuchtung der Bedenken gegen die Hypothekenversicherung. Dresden; и Gesprache uber Hypothekenversicherung, von Heubner und Lorenz. Dresden. 1860. Въ послѣдней книгѣ съ особенною ясностію изложены всѣ соображенія и расчеты по страхованію ипотекъ.}.
   

VI.

   Не лишнимъ считаемъ прибавить еще одно замѣчаніе, касающееся условій цѣнности вещей, а слѣдовательно и вещнаго кредита. Цѣнность всякаго дѣйствительнаго имущества слагается изъ однихъ матеріальныхъ дѣятелей; напротивъ, матеріальные дѣятели сами по себѣ значатъ очень мало безъ духовныхъ дѣятелей. Если при разчетѣ цѣнности мы будемъ обращать вниманіе на первыхъ, а о послѣднихъ забудемъ, то надѣлаемъ самыхъ грубыхъ ошибокъ и дорого за нихъ поплатимся. Мы можемъ сложить сумму труда съ суммою капитала, но если притомъ оставимъ безъ вниманія сумму знанія, которую опредѣлить несравненно труднѣе именно у насъ, при условіяхъ нашего рззвитія, то жестоко ошибемся въ разчетѣ. Въ иномъ краю, гдѣ промышленность пережила уже нѣсколько вѣковыхъ періодовъ своего развитія и вошла, такъ-сказать, въ насущный бытъ цѣлаго общества, этотъ разчетъ цѣнности имущества несравненно проще и легче, именно потому, что въ разчетѣ предполагается уже готовый итогъ духовныхъ элементовъ цѣнности, существующихъ въ обществѣ въ данное время; предполагается извѣстная сумма знанія, предполагаются извѣстные пути и пріемы промышленнаго дѣла, уже вошедшіе въ азбуку этого дѣла, предполагается извѣстное число готовыхъ дѣятелей, которыхъ экономическія силы удобно привесть въ извѣстность и даже раздѣлить на порядки и классы по роду занятія, промысла и профессіи; а у насъ нѣтъ покуда и возможности предположить всѣ эти силы готовыми; мы знаемъ только, что ихъ мало, очень мало, что онѣ слабы и, къ сожалѣнію, обманчивы. Поэтому ошибки въ разчетѣ, которыя нерѣдко случаются тамъ и при благопріятныхъ условіяхъ разчета,-- у насъ, при тѣхъ ограниченныхъ средствахъ, которыми мы располагать можемъ, при величайшей юридической и Фактической неопредѣленности нашего быта, почти неизбѣжны. Вотъ почему намъ слѣдуетъ съ особенною осторожностію относиться къ тѣмъ Формамъ, которыя выработало для себя другое общество, состоящее въ иныхъ историческихъ, юридическихъ и особенно экономическихъ условіяхъ быта. Примѣры подобныхъ ошибокъ, къ несчастію, у насъ слишкомъ обыкновенны; новыя формы издавна соблазняютъ насъ. Сколько разъ случалось, что мы бросались на такую форму съ дѣтскою жадностію, не разчитавъ силъ своихъ и соблазнившись блестящимъ результатомъ, который произвела эта форма при содѣйствіи основательнаго труда съ основательнымъ знаніемъ; и потомъ, обманувшись въ разчетѣ, готовы были объявить негодною и ложною самую соблазнившую насъ форму! Укажемъ хоть на одинъ примѣръ изъ круга экономическихъ отношеній, на судьбу, которая постигаетъ у насъ многія акціонерныя общества, такъ недавно и съ такими блестящими надеждами возникшія. Мы соблазнились тѣми громадными результатами, которыхъ достигло, тоже впрочемъ не безъ ошибокъ и обольщеній, въ другихъ краяхъ соединеніе капиталовъ для промышленной цѣли: но мы забывали при томъ, что капиталъ отвѣчаетъ самъ за себя, не требуя содѣйствія другихъ дѣятелей, только на денежномъ рынкѣ; но какъ скоро назначается для извѣстнаго, спеціальнаго предпріятія, то въ этомъ предпріятіи рѣшительное значеніе для успѣха получаетъ уже не капиталъ, какъ бы великъ онъ ни былъ, а та сумма духовныхъ дѣятелей, которая потребна для того или другаго предпріятія. Капиталы наши собирались въ громадную массу, но вслѣдъ затѣмъ потребовался цѣлый классъ разумныхъ, ловкихъ, знающихъ, опытныхъ, честныхъ руководителей, распорядителей и работниковъ, и когда, осмотрѣвшись, сочли мы у себя число готовыхъ дѣятелей, оказалось, что это число далеко не соотвѣтствуетъ громадному капиталу, нами собранному. Оказалось, что мы, какъ говорится, разчитывали хозяйство, забывъ о хозяинѣ. Понятно, что при такомъ разчетѣ, какъ скоро приступали мы къ исполненію предпріятія, нерѣдко большая часть собраннаго капитала оказывалась въ нашихъ рукахъ мертвою, непроизводительною силой, и приходилось намъ сознаться въ своей несостоятельности. Нѣчто похожее случается съ нами и въ другихъ сферахъ, сферахъ высшей умственной и нравственной дѣятельности: стоитъ припомнить, чѣмъ разрѣшалась у насъ дѣятельность многихъ, задуманныхъ съ блестящими надеждами и съ восторгомъ устроенныхъ ученыхъ и благотворительныхъ обществъ: мы составляли подробные уставы, опредѣляли заранѣе предметы вѣдомства, предѣлы власти, роды и виды занятій, раздѣляли всю будущую дѣятельность на отдѣлы, классы и званія, собирали деньги, вербовали членовъ и дѣятелей, и какъ часто въ результатѣ оказывалось, что въ разчетѣ сложнаго хозяйства не было у насъ только рѣчи -- о хозяинѣ!

К. Побѣдоносцевъ.

"Русскій Вѣстникъ", No 6, 1861

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru