Поленов Дмитрий Васильевич
А. Я. Поленов, русский законовед XVIII века

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

А. Я. ПОЛѢНОВЪ РУССКІЙ ЗАКОНОВѢДЪ XVIII ВѢКА.

   Выше у насъ помѣщено на стр. 285--316, Разсужденіе А. Я. Полѣнова объ уничтоженіи крѣпостнаго состоянія крестьянъ въ Россіи, и читатели конечно обратили вниманіе на эту статью, въ которой, съ такою вѣрностью и самостоятельностью за сто лѣтъ почти предрѣшался вопросъ крестьянскій. Теперь предлагаемъ ученое жизнеописаніе этого замѣчательнаго человѣка, составленное изъ подлинныхъ бумагъ и благосклонно сообщенное намъ роднымъ внукомъ А. Я. Полѣнова, Дмитріемъ Васильевичемъ Полѣновымъ. Находящіяся тутъ извѣстія важны между прочимъ и для исторіи вашего просвѣщенія. Нынѣ, когда правительство отправляетъ такъ много молодыхъ людей въ чужіе края, любопытно взглянуть, какъ дѣйствовали и чему выучивались, въ подобной же обстановкѣ, Русскіе люди XVIII вѣка. П. Б.
   

I.

   Алексѣй Яковлевичъ Полѣновъ родился 1-го октября 1738 года. Онъ происходилъ изъ Костромскихъ дворянъ. Предки его служили въ разныхъ походахъ въ началѣ XVII столѣтія и за службу свою были награждаемы помѣстными окладами. Алексѣй Яковлевичъ 11 лѣтъ отъ роду поступилъ въ бывшую при Академіи наукъ Гимназію. Пройдя въ ней первоначальное ученіе, онъ поступилъ въ 1754 г. въ учрежденный при Академіи, но недолго существовавшій, Университетъ съ званіемъ студента и здѣсь посвятилъ себя преимущественно изученію юриспруденціи. Что онъ былъ въ числѣ хорошихъ студентовъ, это мы можемъ видѣть изъ того, что, находясь въ этомъ званіи, онъ получилъ шпагу. Сверхъ того, по опредѣленію Сената, онъ былъ употребленъ для перевода Лифляндскихъ законовъ, подъ смотрѣніемъ юстицъ-коллегіи совѣтника Волкова. Получивъ за труды свои чинъ переводчика, онъ былъ отправленъ въ чужіе края для дальнѣйшаго усовершенствованія въ избранномъ имъ предметѣ.
   Ломоносовъ, въ исторической запискѣ объ Академіи наукъ, разсказываетъ объ этомъ отправленіи слѣдующимъ образомъ: "Для учрежденія Университета должно было имѣть профессора юриспруденціи, которое мѣсто послѣ отрѣшенія Штрубова {Т. е. Струве де Пирмонтъ, бывшій тоже профессоромъ Академіи.}, что нынѣ канцелярскимъ совѣтникомъ, было порожнее. Ломоносовъ по рекомендаціи г. Гольдбаха и послѣ одобренія въ профессорскомъ собраніи (кромѣ Миллера), представилъ оберъ-авдитора Федоровича, который кромѣ того, что въ университетахъ обучался, былъ черезъ много лѣтъ въ статской службѣ при медицинской канцеляріи изъ адмиралтействѣ и сверхъ другихъ изрядно научился Россійскому и правъ (sic), почему онъ принятъ его сіятельствомъ) {Т. е. Президентомъ академіи, гр. Разумовскимъ, о дѣтяхъ котораго, учившихся въ Стразбургѣ, говорится ниже.}. Таубертъ и Миллеръ его и по нынѣ ненавидятъ и гонятъ, за тѣмъ, что служитъ къ учрежденію Университета. Злоба ему оказана особенно въ двухъ случаяхъ: 1) Научили недоброхоты изъ старыхъ студентовъ переводчика Полѣнова, который у Федоровича юридическія лекціи слушалъ, чтобы онъ просился за море для науки, объявляя, что у Федоровича ничего принять не можетъ (сія была причина посылки двухъ студентовъ за море, а не ради ученья). Сіе Полѣнова доношеніе было такъ уважено, что не требуя отъ Федоровича (отъ профессора и учителя) никакова изъясненія и оправданія, сдѣлано канцелярское опредѣленіе мимо Ломоносова въ поношеніе Федоровичу и удовольствіе Полѣнову. А студентъ Лепехинъ посланъ съ нимъ для виду".
   При всемъ уваженіи къ великой личности Ломоносова, едва ли можно принять разсказъ его за безусловную истину. Найдутся, вѣроятно другіе документы, которые покажутъ, что и переводчикъ Полѣновъ и студентъ Лепехинъ посланы были именно ради ученьи.
   А. Я. Полѣновъ съ сопутникомъ своимъ Лепехинымъ снабжены были отъ Академіи инструкціею и отправились изъ Петербурга въ сентябрѣ мѣсяцѣ 1762 года {Т. е. вскорѣ по воцареніи Екатерины II, отъ коего не оживилась ли и Академія? П. Б.}. Они должны были ѣхать въ Стразбургъ и въ тамошнемъ университетѣ слушать лекціи, каждый по своему предмету.
   Послѣ А. Я. Полѣнова сохранилась переписка, которую онъ велъ въ продолженіе пребыванія своего за границей. Она состоитъ изъ указовъ канцеляріи Академіи наукъ и отвѣтныхъ ей донесеній, изъ писемъ къ совѣтнику канцеляріи Тауберту, который оказывалъ А. Я. свое покровительство; къ профессору Протасову, съ которымъ Полѣновъ и Лепехинъ отправились въ чужіе край и которому они, какъ молодые люди, были поручены подъ ближайшій надзоръ, и къ нѣкоему Заутерсгейму, съ которымъ А. Я. находился въ дружескихъ отношеніяхъ.
   Письма эти показываютъ ходъ занятій Полѣнова, и сверхъ того въ нихъ хорошо изображается самый духъ того времени. Мы прослѣдимъ эту переписку въ возможной подробности, и нѣкоторые изъ рапортовъ и писемъ, смотря по ихъ занимательности, помѣстимъ вполнѣ.
   Въ первомъ своемъ письмѣ къ Тауберту отъ 22 января 1763 г. и. ст. Полѣновъ описываетъ, впрочемъ довольно коротко, путь свой до Стразбурга и первое пребываніе въ немъ. "Отправясь 13 сентября (по нов. ст.) изъ С. Петербурга, за противнымъ вѣтромъ принуждены прожить 10 дней въ Кронштадтѣ, мы пустились уже въ море на другой день коронаціи ея императорскаго величества {Коронація Екатерины II, была 22 сентября 1762 года.} и чрезъ 8 дней, имѣя всегда благополучную погоду, пріѣхали въ Любекъ. Въ Амстердамъ также ѣхали водою, не смотря на неспособное время; по будучи уже въ отдаленіи и видя ежеминутно обращающуюся предъ глазами смерть, спаслись наконецъ чуднымъ Божіимъ Провидѣніемъ отъ очевидной погибели, которой другіе не могли избѣжать. Въ Стразбургъ пріѣхали мы 29 ноября по н. ст. Вездѣ, гдѣ мы только были, жаловались на великую дороговизну съѣстныхъ припасовъ, которую причинила нынѣшняя война {Т. е. семилѣтняя, которая въ самое это время оканчивалась. П. Б.}, и для того должно было платить за пищу очень дорого. Въ Майнцѣ не могли мы ни на ординарной, ни на экстраординарной почтѣ найти себѣ мѣста для ужаснаго множества ѣдущихъ въ свое отечество Французскихъ офицеровъ, которые все подъ себя захватили. Для сей причины принуждены мы были взять коляску у приватнаго человѣка съ 3-мя лошадьми, что намъ стало въ 25 руб. Здѣсь также цѣпа съѣстныхъ припасовъ нарочито поднялась противъ прежняго, такъ что трудно найти за посредственную цѣну столъ у мѣщанина, и за одинъ обѣдъ должно дать около 3 руб. съ 1/2 и свыше. А что касается до моего ученія, то прослушавъ философію, древности и исторію, приступлю къ слушанію юриспруденціи; только сожалѣнія достойно, что здѣсь книги дороже еще, нежели у насъ, за неимѣніемъ довольнаго числа типографій; и для того должно довольствоваться привозимыми изъ другихъ государствъ. Впрочемъ, м. г., сколько моихъ силъ достанетъ, буду стараться моимъ прилежаніемъ и поступками заслужить вашу милость, о продолженіи которой впредь прошу съ должною покорностію."
   Вмѣстѣ съ этимъ письмомъ отправленъ былъ отъ того же числа и репортъ въ академическую канцелярію. Отдавая въ немъ краткій отчетъ въ израсходованіи денегъ, полученныхъ при отъѣздѣ изъ Петербурга, Полѣновъ доносилъ также и о своемъ ученіи: "Пріѣхалъ въ Стразбургъ 29 ноября по н. ст., и спустя 6 дней, зачалъ ходить на латинскія и историческія лекціи къ г. профессору Лоренцу, который читаетъ Тацита, Цицероновы избранныя рѣчи и сокращенную исторію Нѣмецкой имперіи, не упуская также древности и Французскій языкъ; и сколь скоро возможно будетъ, зачну также слушать философическія лекціи. Аттестатовъ не могу я теперь никакихъ прислать для того, что какъ я моихъ учителей, такъ взаимно и они меня мало знаютъ; по по прошествіи сей трети не премину исполнить повелѣніе канцеляріи Академіи наукъ."
   По вступленіи Полѣнова въ университетъ ему данъ былъ печатный листъ, содержащій въ себѣ правила объ обязанностяхъ студентовъ Стразбургскаго университета. Подобный листъ, въ концѣ котораго вписывалось имя студента, выдавался, вѣроятно, всѣмъ, посѣщавшимъ университетскія лекціи.
   Канцелярія Академіи наукъ, при указѣ своемъ отъ 18 марта 1763 г., послала къ Полѣнову и Лепехину слѣдующее имъ за одну треть жалованье, каждому по 66 руб. 66 коп. и въ заключеніе присовокупила: "А дабы вы будучи тамо, по отбытіи г. адъюнкта Протасова сюда {Протасовъ выѣхалъ изъ Страсбурга 5 іюля 1763 по н. ст.}, безъ присмотру не остались, и того ради препоручены вы въ смотрѣніе обрѣтающемуся тамъ академическому почетному члену г. Шепфлину, и для того ходить вамъ къ нему почасту, и что до успѣховъ въ наукахъ принадлежитъ, наставленіи принимать и исполненіе чинить со всякимъ прилежаніемъ". Указъ этотъ сопровождался письмомъ Тауберта отъ 21 марта: "Г. Полѣновъ, при семъ прилагаю къ вамъ указъ изъ канцеляріи и вексель на одну треть вашего жалованья, по которому, принявъ деньги, изволите оныя раздѣлить между собою по поламъ. О г. Лепехинѣ слышу похвалы отъ г. профессора Шпильмана. Я бы желалъ тоже слышать и объ васъ отъ г. Шепфлина, почетнаго члена нашей Академіи, которому вы поручаетесь въ совершенную дирекцію въ разсужденіи вашихъ наукъ, и которому вы во всемъ должны отдавать отчетъ, ибо канцелярія академическая единственно полагается на его объ васъ засвидѣтельствованія. Вы знаете, для какого намѣренія вы посланы въ Стразбургъ, и для того старайтесь къ будущему вашему благополучію исполнять оное съ крайнимъ усердіемъ. При томъ учитесь также прилежно Французскому языку, который вамъ со временемъ можетъ принести великую пользу; и однимъ словомъ, не пренебрегайте ничего того, что къ вящщему знанію вашему служить можетъ. Совѣты г. Шепфлина при томъ для васъ великою помощію будутъ, а особливо, когда вы добропорядочными своими поступками и прилежаніемъ стараться будете заслужить его благосклонность. Его усердіе къ Россіи мнѣ извѣстно, и потому я увѣренъ, что онъ во всемъ вамъ способствовать будетъ, если вы только не оставите своимъ къ нему почтеніемъ и послушаніемъ соотвѣтствовать добрымъ его намѣреніямъ".
   Похвалы, сдѣланныя Лепехину и выраженіе Тауберта, что онъ желалъ бы тоже слышать и объ немъ, Полѣновѣ, какъ кажется, затронули его самолюбіе, и вотъ что онъ отвѣчалъ Тауберту отъ 2 іюля 1763 г.
   "Неиначе какъ за особливый знакъ вашей ко мнѣ милости почесть должно, что вы удостоили меня вашимъ письмомъ, что меня также чрезмѣрно и безпокоитъ для изъявленнаго въ ономъ неудовольствія въ разсужденіи моего ученія. По чистой совѣсти могу ваше высокородіе увѣрить, что я всегда стараюсь всѣми силами соотвѣтствовать даннымъ мнѣ отъ васъ при отъѣздѣ моемъ увѣщаніямъ; только тѣмъ несчастливъ, что не могу здѣсь надлежащимъ образомъ успѣвать въ ученіи и удовольствовать моей къ наукамъ охотѣ. Професоръ философіи, единственно любя свой покой, не читаетъ никакихъ лекцій, безъ чего, какъ вы сами изволите знать, приняться мнѣ за юриспруденцію никоимъ образомъ не можно; да и юристической факультетъ въ немаломъ безпорядкѣ. Слушать у троихъ или четверыхъ профессоровъ лекціи никоимъ образомъ не можно; потому что они не вдругъ зачинаютъ и не вдругъ оканчиваютъ. Честь здѣшняго университета содержитъ единственно г. Шпильманъ, человѣкъ въ знаніи предостойной, въ трудахъ неутомимой, но только жаль, что я его знаніемъ и трудолюбіемъ ни мало не могу пользоваться {Для уясненія этого оправданія нелишнимъ считаемъ прибавить, что Лепехинъ шелъ по естественнымъ наукамъ, а Полѣновъ по юриспруденціи, слѣдовательно лекціи и профессора, которыхъ слушалъ одинъ, не могли быть полезны для другаго.}. И я, по справедливости сказать, не мало завидую благополучію, въ разсужденіи сего моего товарища, который довольно имѣетъ предметовъ къ удовольствованію своего любопытства и охоты.
   Г. Шеифлинъ призывалъ меня по вашему письму и между прочимъ позволилъ также мнѣ ходить въ свою библіотеку и пользоваться, сколько я могу; за что я вашему высокородію всепокорнѣйшее приношу благодареніе и не примину поступать по вашему предписанію.
   Здѣсь также принимаю смѣлость просить ваше высокородіе и о жалованьи. Вездѣ такъ бываетъ, что съ иностранныхъ больше требуютъ, нежели съ природныхъ жителей, что и съ нами случается; при томъ книги, лекцій и утрата по векселю такъ же не мало въ годъ составятъ. Впрочемъ ежели вы мнѣ не изволите повѣрить, обстоятельнѣе о всемъ скажетъ вамъ г. докторъ Протасовъ. Я полагаюсь на милость и на благорасужденіе вашего высокородія, какъ въ разсужденіи перваго, такъ и послѣдняго, и остаюсь въ твердой надеждѣ, что вы, какъ мой благодѣтель и покровитель, которому я всѣмъ счастіемъ долженъ, не приминете, въ семъ случаѣ, имѣть обо мнѣ попеченіе и не попустите, чтобъ я здѣсь шатался почти напрасно; за что не инымъ чѣмъ, какъ моимъ ученіемъ и честнымъ житіемъ воздавать вамъ благодареніе долженъ".
   Въ то же время и въ академическую канцелярію послано было два рапорта. Въ одномъ Полѣновъ увѣдомлялъ о полученіи векселя, посланнаго къ нему при указѣ отъ 18 марта, и о ходѣ своего ученія, заключавшемся въ посѣщеніи историческихъ и латинскихъ лекцій профессора Лоренца, въ окончаніи лекцій о Римскихъ древностяхъ и въ занятіяхъ Французскимъ языкомъ. При этомъ онъ послалъ два свидѣтельства, данныя ему тамошними професорами о успѣхахъ его занятій. Тутъ же онъ представлялъ счетъ издержкамъ. Другой рапортъ былъ совокупный, т. е. отъ него и отъ Лепехина. Вотъ что оба они писали:
   "При отправленіи нашемъ въ иностранные университеты опредѣлено отъ канцеляріи Академіи наукъ каждому изъ насъ по 200 руб. въ годъ жалованья, при томъ съ такимъ предписаніемъ, чтобы изъ оныхъ денегъ платить за лекціи и за другія къ ученію принадлежащія вещи и содержать такъ же себя, не входя въ долги. Но понеже содержаніе, платежъ профессорамъ за ученіе, книги, которыхъ немалое число покупать должно, гораздо больше денегъ въ годъ требуютъ, нежели сколько намъ опредѣлено; то никоимъ образомъ, ежели канцелярія не окажетъ никакой милости, безъ долговъ намъ обойтись невозможно будетъ; ибо опредѣленнаго намъ жалованья достанетъ только на одно содержаніе, въ чемъ нынѣ также противъ прежняго немалая перемѣна сдѣлалась для недавно бывшей войны, которая особливо сію землю истощила. Что касается до книгъ, то цѣна оныхъ за недостаткомъ здѣсь типографій можетъ почти сравниться съ нашею. Того ради канцелярію Акад. наукъ всепокорнѣйше просимъ оказать намъ милость и поразсмотрѣнію опредѣлить столько жалованья, чтобъ мы не имѣли нужды претерпѣвать, за недостаткомъ денегъ, вредъ въ нашемъ ученіи".
   Ходатайство это было удовлетворено. Такъ какъ Полѣновъ и Лепехинъ сослались въ своемъ донесеніи на Протасова, то и въ указѣ академической канцеляріи отъ 18 сентября 1763 г. упомянуто, что "по представленію адъюнкта и доктора г. Протасова къ прежде производимому вамъ жалованью къ 200 рублямъ учинено прибавки каждому по пятидесяти рублевъ въ годъ....." "токмо симъ вамъ наикрѣпчайше подтверждается, чтобы вы оное жалованье употребляли на свое содержаніе съ умѣренностію, дабы на заплату за ученіе и на покупку надобныхъ книгъ не было недостатка и въ долги ни подъ какимъ видомъ не входили; на что жъ именно деньги держаны ваши будутъ, о томъ присылать точные репорты. Когда жъ вы при прочихъ вашихъ наукахъ въ знаніи Французскаго и нѣмецкаго языковъ покажете хорошіе успѣхи, то впредь учинено будетъ объ васъ опредѣленіе; а между тѣмъ въ Стразбургѣ остаться имѣете для предписаннаго намѣренія по 1 число маія будущаго 1764 года."
   Въ отвѣтномъ донесеніи своемъ отъ 8 декабря 1763 г. Полѣновъ увѣдомлялъ академическую канцелярію, что "историческую коллегію (курсъ) Римско-Германской имперіи окончилъ; метафизическія лекціи, которыя я такъ же слушаю, г. профессоромъ Гейсомъ равнымъ образомъ, вскорѣ послѣ новаго года, окончены будутъ. Сверхъ сего, читаемую на нѣмецкомъ языкѣ г. профессоромъ Лоренцомъ по Целларіеву сокращенію универсальную исторію не опускаю; а для латинскаго языка изъясняетъ онъ Тацита и Виргилія, присоединяя къ тому историческія въ латинскомъ стилѣ упражненія; о чемъ, такъ какъ о Французскомъ языкѣ, который немалую часть моихъ упражненій составляетъ, стараюсь по возможности." Въ заключеніе этого донесенія, представленъ счетъ издержкамъ.
   Вмѣстѣ съ тѣмъ Полѣновъ писалъ къ Тауберту и къ Протасову.
   Къ Тауберту: "Вы даете столь ясные опыты всегдашняго вашего старанія, что я бы за неблагодарнѣйшаго изъ всѣхъ почесться могъ, ежели бы за сіе вновь оказанное благодѣяніе упустилъ принесть вамъ искреннее мое благодареніе. Я принимаю также смѣлость просить ваше высокородіе и о томъ, чтобъ мнѣ позволено было отправиться изъ Стразбурга въ другой университетъ прежде назначеннаго въ указѣ времени, и ежели, какъ я думаю, канцелярія опредѣлитъ мнѣ ѣхать въ Лейпцигъ, то тамъ обыкновенно, какъ мнѣ сказывали, зачинаютъ читать коллегіи послѣ Пасхи; и такъ, пріѣдучи туда, заблаговременно могу, избравъ нужныя коллегіи, слушать съ начала и притомъ съ великою моею пользою. Впрочемъ я оставляю на ваше благоразсужденіе: что вы мнѣ изволите приказать, то и буду исполнять съ ревностію. О моемъ ученіи и житьѣ имѣю честь увѣрить, что я точно поступаю въ обѣихъ сихъ вещахъ по вашему предписанію. Не сумнѣвайтесь о семъ, милостивый государь, я никогда не оставлю той дороги, которую вы мнѣ показали, и которая, какъ я самъ ясно вижу, ведетъ меня къ чести и благополучію."
   Къ Протасову: "Вы насъ немало обрадовали вашимъ письмомъ, котораго мы съ такою нетерпѣливостію дожидались, что сіе медленіе наконецъ приписали вашей несчастливой ѣздѣ. За употребленное вами стараніе въ разсужденіи нашихъ дѣлъ, я наичувствительнѣйше благодарю и прошу безъ всякаго сомнѣнія продолжать то, что вы съ такою благосклонностію для насъ начали. Я знаю мою должность, люблю отечество, честность и въ другихъ почитаю и самъ наблюдаю; сверхъ сего имѣю нѣкоторое понятіе о превосходствѣ наукъ, что во мнѣ къ нимъ охоту возбуждаетъ: однимъ словомъ честное житіе и науки два для меня сокровища, и чтобъ въ первомъ еще больше утвердиться, а послѣднее со временемъ получить, то труда не жалѣю.
   Увѣрьте его высокородіе Ивана Ивановича {Тауберга.}, что мы всегда стараемся соотвѣтствовать его объ насъ попеченіямъ и то мнѣніе и надежду, которыя онъ имѣлъ, посылая насъ сюда, не только что не уменьшить, но умножить. Присланный вексель былъ очень прибыточенъ,-- только мы не знали какъ съ нимъ поступить; а между тѣмъ у обоихъ у насъ не было почти и рубля денегъ. Мы ходили къ Франку, чтобъ его продать, но не могли сбыть съ рукъ, понеже онъ требовалъ 30 дней сроку; мы сыскали другихъ банкировъ, которые, принявъ отъ насъ вексель, чрезъ 14 дней обѣщались намъ по оному заплатить деньги; но вмѣсто 14 дней ждали слишкомъ 6 недѣль, пока я, отложивъ излишнюю учтивость, прямо не потребовалъ денегъ. Хотя они извинялись, что вексель еще не пришелъ, однако принуждены были заплатить деньги, взявъ за свой трудъ и за почты, и въ семъ то состоитъ весь нашъ убытокъ. Въ будущую посылку прошу покорнѣйше постараться, чтобъ вексель или въ Парижъ или на Франка написанъ былъ для избѣжанія лишнихъ хлопотъ и убытковъ. Я вамъ имѣю честь объявить, что дождливое лѣто испортило виноградъ, отъ чего вино ужасно теперь поднялось. Зимняя погода стоитъ очень тепла, только отъ дождей очень грязно, и дрова чрезмѣрно очень дороги. Я принимаю смѣлость просить васъ еще о засвидѣтельствованіи моего почтенія Григорію Васильевичу {Козицкому.} и Николаю Николаевичу {Это лице намъ неизвѣстно.}. Къ Михаилѣ Васильевичу {Ломоносову.} писать хотя и чрезмѣрно желаю, но опасаюсь, чтобъ не нажить чрезъ сіе хлопотъ. По отъѣздѣ вашемъ изъ Стразбурга все было хорошо, и теперь такъ же живу. Письма другаго, которое вы обѣщались прислать, мы не получали, и я думаю, что оно на почтѣ утратилось.
   Въ рапортѣ отъ 20 Апрѣля 1764 года Полѣновъ увѣдомлялъ академическую канцелярію, между прочимъ, что "читанные г профессоромъ Гейсомъ метафизическія коллегіи онъ выслушалъ". Къ г. профессору Лоренцу ходитъ "для универсальной исторіи, для латинскаго языка и для стиля"; а послѣ Пасхи онъ намѣренъ былъ приступить "къ слушанію юридическихъ коллегій"; сверхъ сего, присовокуплялъ Полѣновъ, "упражняюсь во Французскомъ языкѣ".
   Къ Тауберту отъ того же числа. "Вы изволили дать мнѣ знать чрезъ г. доктора и профессора Протасова, что я долженъ немедленно приступить къ моему намѣренію и окончить надлежащимъ образомъ въ Стразбургѣ мое ученіе. Послушаніе мое, которое по справедливости долженъ я имѣть къ моимъ командирамъ и благодѣтелямъ, всегда согласно будетъ съ вашимъ приказомъ; ибо я больше нежели увѣренъ, что ваше высокородіе ничего такого мнѣ дѣлать не прикажете, что къ моему вреду можетъ клониться".
   Къ Протасову отъ того же числа. "Я имѣю честь вамъ сообщить порядокъ моего ученія, не мною самимъ установленный, но моимъ учителемъ г. Лоренцомъ, у котораго я просилъ въ семъ наставленія, и на котораго искусство, знаніе и благопріятство я несумнѣнную надежду имѣю полагаться. Вы увидите, какимъ образомъ присовѣтовано мнѣ зачать герпетическія коллегіи. Я теперь хожу къ г. Лоренцу для латинскаго языка и стиля, слушаю универсальную исторію; а послѣ Пасхи немедленно зачну слушать Jus naturae, что я и сдѣлалъ; съ слѣдующей осени зачну Jus publicum, Inslitutiones, политическія исторіи г. Шепфлина, повторяю исторію имперіи Германской, такъ же примусь за греческій языкъ, и если все сіе надлежащимъ образомъ выслушаю, то остальное немногаго труда будетъ стоить. Что касается до Французскаго языка, то я предупредилъ ваше письмо и довольно чувствую, какая мнѣ отъ того происходитъ польза. Съ новаго года переѣхалъ я къ Французскому шпрахмейстеру {Т. е. учителю языка.}; теперь разумѣю я нарочито книгу, такъ же могу нѣсколько писать, хотя и съ ошибками, и болтаю всегда по Французски.
   "Изъ письма вашего къ г. Лепехину увѣдомился я, что вы награждены чиномъ профессора Академіи; я не могу преминуть, чтобъ васъ не поздравить, желая отъ искренняго сердца, чтобъ за симъ чиномъ и другіе не въ дальнемъ разстояніи слѣдовали. Другія обстоятельства, о которыхъ вы изволили упомянуть, такъ же немало меня обрадовали. Я прошу Всевышняго Творца, чтобъ онъ, для споспѣшествованія желаній и намѣреній вашихъ и всѣхъ честныхъ людей, не отвратилъ отъ васъ сильной своей десницы и сохранилъ бы васъ для всего того, чего отъ васъ по справедливости можно надѣяться и ожидать честнымъ людямъ".
   Донося канцеляріи Академіи наукъ отъ 17 октября 1764 г. о полученіи векселя въ 250 руб., по которому выручено 1146 ливровъ, По--овъ увѣдомлялъ оходѣ своихъ занятій. "Въ разсужденіи моего ученія поступаю я, какъ приказано; натуральное и общенародное право выслушалъ хотя не съ начала у г. профессора Фрида, и ежели онъ въ другой разъ зачнетъ, какъ онъ самъ обѣщался, то конечно не премину употребить сей случай въ пользу. Наставленія (Institutiones) Римскаго права слушаю у г. профессора Трейтлингера; универсальную исторію и коллегію для латинскаго языка и стиля окончилъ; а вмѣсто того г. профессоръ Лоренцъ читаетъ теперь исторію Нѣмецкой имперіи и церковную, поскольку сіи двѣ части исторіи имѣютъ сообщеніе и свою пользу,-- первая въ публичномъ Нѣмецкой имперіи правѣ, а другая въ церковномъ. Я разсудилъ, что сіи обѣ коллегіи великой для меня важности и для того ихъ не упустилъ. Я зачалъ такъ же учиться греческому языку у г. профессора Шерера, и дѣйствительно ходилъ въ сію коллегію нѣкоторое время, но какъ г. профессоръ Трейтлингеръ тотъ же самой часъ избралъ для своихъ юристическихъ лекцій, то я принужденъ одно предпочесть другому и противъ моей воли оставить греческій языкъ, понеже иначе обойтись было не можно. Въ разсужденіи Французскаго я не иное сказать могу какъ только, что знаю его пользу, упражняюсь въ немъ, читая хорошихъ Французскихъ авторовъ, сколько другія дѣла дозволяютъ".-- Въ концѣ донесенія приложенъ, по обыкновенію, счетъ издержкамъ.
   Къ Тауберту отъ того же числа. Начало этаго письма содержитъ изъявленіе благодарности за участіе, которое Таубертъ принималъ во всемъ, что клонилось къ пользѣ Полѣнова. Далѣе онъ продолжаетъ: "Ваше высокородіе усмотрите изъ моего въ канцелярію репорта, какимъ образомъ мои лекціи идутъ, и я бы конечно началъ такъ же слушать публичное Римско-германской имперіи право, ежелибъ г. профессоръ не отложилъ сію коллегіею, за недовольнымъ числомъ слушателей, еще на нѣкоторое время. Что касается до г. Шепфлина, то онъ чрезъ все лѣто по обыкновенію своему ѣздилъ, и теперь пробывъ здѣсь нѣсколько дней, отъѣхалъ на малое время въ Мангеймъ. Возвратясь зачнетъ онъ, какъ я думаю, свои коллегіи, которыя безъ сумнѣнія не упущу, довольно зная, что они для меня великой важности".
   Къ Протасову отъ того же числа. "Изъ письма вашего уразумѣлъ я къ великому моему сожалѣнію, что вы были сильно больны. Повѣрьте, что сіе мнѣ чрезмѣрно прискорбно было, и благодарю отъ искренняго сердца Всевышняго Творца, что вы отъ вашей болѣзни оправились...
   Я все то сдѣлалъ, что отъ меня требовано, и по истинѣ сказать, сіе къ не малому мнѣ служитъ ободренію, что его высокородіе г. статскій совѣтникъ Иванъ Ивановичъ (Таубертъ) такъ великое имѣетъ объ насъ попеченіе. Я съ удовольствіемъ о семъ помышляю, и стараюсь соотвѣтствовать по мѣрѣ силъ моихъ. О медаляхъ справлялся я у г. Шепфлина, который, принявъ меня очень учтиво, предлагалъ мнѣ между прочимъ свои услуги и далъ для пересылки къ вамъ письмо. Ежели вы вознамѣритесь что нибудь къ нему писать, то я всегда за честь себѣ поставлю вручить ему ваше письмо, дабы такимъ образомъ ближайшее имѣть съ нимъ сообщеніе. Вы напоминаете стараться всячески о Французскомъ языкѣ, я сіе и дѣлаю; говорю вездѣ и со всѣми, которые только сей языкъ знаютъ; по-французски читаю не токмо историческія, но и догматическія книги, и какъ мнѣ кажется разумѣю".
   Въ канцелярію Академіи наукъ отъ 22 апрѣля 1765 года онъ доносилъ, что "выслушалъ прошедшею зимою наставленія Римскихъ правъ (Justit.) у г. профессора Трейтлингера; общее Нѣм. имперіи право (Jus. publ. Germ) у г. профессора Ерлена, у котораго такъ же слушаю еще и теперь естественное и обще народное право (Jus nat. et gent). Родословіе и происхожденіе знаменитѣйшихъ владѣтельныхъ нынѣ нѣмецкихъ домовъ изъяснялъ намъ г. профессоръ Шепфлинъ; нѣмецкую исторію, читаемую г. профессоромъ Лоренцомъ, въ скоромъ времени окончу. Для наступающаго лѣта, какъ скоро господа профессора юристическаго факультета согласятся межъ собою о коллегіяхъ, приступлю къ слушанію другой части Римскихъ правъ или духовнаго права, повторю наставленія (Instit.), какъ для ихъ трудности, такъ и для того, что они основаніемъ служатъ и всѣмъ другимъ правамъ и безъ основательнаго и твердаго оныхъ познанія почти ничего или очень мало можно успѣть въ юриспруденціи. Мнѣ чрезмѣрно нужно имѣть хотя малое понятіе о греческомъ языкѣ, за который намѣренья приняться какъ скоро случай будетъ и чрезъ лѣто, сколько можно, буду въ немъ упражняться. Французскій языкъ принужденъ былъ я оставить, за недостаткомъ времени; но теперь, избравъ удобное время, стану стараться, чтобъ привыкнуть нѣсколько писать на ономъ. Сверхъ сего прилагаю данныя мнѣ отъ г. профессоровъ аттестаты, дабы канцелярія Академ. наукъ могла ясно усмотрѣть, что я не въ праздности здѣсь живу и наблюдаю ея приказы по возможности силъ моихъ".
   Къ Тауберту отъ того же числа.
   "Изъ сего усмотрите, в. в., что я прошедшую зиму не напрасно препроводилъ. Я имѣлъ пять коллегій, для которыхъ должно было употребить 6-ть часовъ въ день, и три дѣйствительно окончилъ; остальныя такъ же не долго продолжатся. Для наступающаго лѣта думаю я взять или вторую часть римскихъ правъ (Dig.), или духовное право (Jus canon.); но теперь не могу я ничего точно сказать; что мнѣ господа профессора присовѣтуютъ, то я и буду дѣлать. При томъ повторю я наставленія римскихъ правъ подъ предводительствомъ г. профессора Трейтлингера, какъ основаніе и ключь не только къ римскимъ, но ко всѣмъ вообще и другихъ народовъ законамъ. Г. профессоръ, по особливой ко мнѣ своей благосклонности, обѣщался пройти со мною еще сію первую часть и ежели я чего не разумѣю, изъяснить. Продолжая такимъ образомъ мои ученія, надѣюсь я несумнѣнно будущаго года окончатъ юристической курсъ. Ваше высокородіе изволите также приказывать мнѣ упражняться во французскомъ языкѣ, чтобы не только говорить, по и писать сколько можно чисто я могъ. Я не примину исполнить по вашему приказу, какъ скоро пріищу такого учителя, который бы въ состояніи былъ все то показать, что требуется къ свойству Французскаго языка и образу, какъ на ономъ писать. Я принимаю смѣлость утруждать ваше высокородіе моимъ прошеніемъ и разсуждая по прежнимъ оказаннымъ мнѣ отъ васъ благодѣяніямъ, которыхъ цѣну я совершенно знаю, ласкаю себя надеждою, что вы и сіе прошеніе благосклонно выслушаете. Я не хочу описывать мою бѣдность, которая довольно видна будетъ, ежели я упомяну нѣкоторыя только обстоятельства. Кому неизвѣстно, что время на время не придетъ; сверхъ того, чѣмъ больше гдѣ пробавляется народу, тѣмъ все дороже становится, не упоминая о двойныхъ или тройныхъ налогахъ, которые мѣщане принуждены теперь платить своему королю, а мы уже имъ платимъ по тому же. Теперь присоединить должно къ сему дорогія коллегіи и книги, утрату за пересылку денегъ, нравы и поведеніе здѣшнихъ жителей и прочія малыя обстоятельства, которыя, будучи взяты вмѣстѣ, составляютъ такъ же что нибудь, и притомъ не малое. Я по чистой совѣсти могу сказать, что я прошу ваше высокородіе о оказаніи мнѣ сей милости не для нашихъ бездѣльныхъ и ребяческихъ причинъ, но имѣя законную нужду, которая заставляетъ меня противъ моей воли утруждать васъ, и ежели бы сего не было, то конечно не посмѣлъ бы я преступить предѣлы благопристойности, чтобъ не прослыть на послѣдокъ безстыднымъ".
   Къ Протасову отъ того же числа. "Прошедшей зимы имѣли большую причину жаловаться на дождь, нежели на снѣгъ. Предъ Рождествомъ и въ самую масляницу было очень студено, но все сіе болѣе двухъ недѣль не продолжалось. Въ самыхъ послѣднихъ числахъ Февраля начали по малу приносить съ полей цвѣты; въ мартѣ перестали топить, и дерева едва не всѣ разцвѣли. Но послѣ Пасхи такъ студено стало, что мы поперемѣнно, то снѣгъ, то градъ, то дождь имѣли, и не топя не возможно было никоимъ образомъ пробыть въ избѣ; но теперь, слава Богу, начинаетъ опять быть тепло и ясно. Изъ письма вашего къ г. Лепехину увѣдомился я, что вы женились. Я васъ поздравляю и отъ искренняго сердца желаю, чтобъ ваше благополучіе и удовольствіе со дня на день больше прирастало отъ сего новаго союза.
   P. S. Комиссія въ разсужденіи вашихъ хозяевъ отправлена, какъ приложенное письмо свидѣтельствуетъ. Господа Шенны достойны всякой похвалы, какъ въ разсужденіи ученія, такъ и поступковъ. Будущей зимы начнутъ учиться медицинѣ. Они увѣдомлены уже о случившимся имъ несчастій. Старшій такъ исправился, что теперь другимъ примѣромъ служитъ можетъ въ ученіи и поступкахъ: только жаль, что они не знаютъ по Французски. Ст. Мецгеръ обучаетъ ихъ по рекомендаціи г. пр. Шпильмана, который и самъ ничего не знаетъ. Я не хочу говорить о произношеніи, которое нѣмцамъ совсѣмъ непонятно".
   Къ Протасову отъ 17 апр. по н. ст. 1765 г.
   "Хотя я послалъ къ вамъ письмо вмѣстѣ съ канцелярскими дѣлами, но, какъ вы сами знаете, въ семъ письмѣ не можно такъ изъясниться, какъ должно, и такъ я пользуясь благосклонностію г. барона Икскуля, котораго я отмѣнно имѣю честь знать, какъ такого человѣка, который заслуживаетъ почтеніе и любовь всѣхъ честныхъ людей, вознамѣрился послать къ вамъ сіе письмо, которое хотя и прежде написано, но безъ сумнѣнія послѣ канцелярскихъ писемъ придетъ. Всѣ наши обстоятельства вамъ небезъизвѣстны: какъ мы посланы, какое жалованье опредѣлено отъ президента и какое отъ канцеляріи. Во всѣхъ присылаемыхъ къ намъ указахъ упоминается, чтобъ мы не упускали того, и того, но мы никогда не видимъ, чтобъ смотря по симъ наказамъ и денегъ столько же присылали. Вы сами были здѣсь долгое время и знаете какъ себя должно вести, не только въ разсужденіи поступокъ, но и одежды, чтобъ можно было появиться между честными людьми безъ стыда себѣ и отечеству, а особливо для того, что мы присланы сюда на (казенномъ) коштѣ. Мастеровымъ ученикамъ опредѣляютъ по 500 р. безъ всякихъ лишнихъ околичностей, а намъ и опредѣленнаго не хотятъ дать. Мастеровой и безъ жалованья можетъ себя содержать получаемою уплатою за свою работу, какъ сіе вездѣ въ обыкновеніи, а мы чѣмъ прилежнѣе будемъ трудиться, тѣмъ больше должно платить денегъ. Я не упоминаю о разности между студентомъ и работникомъ, и происходящихъ отъ того послѣдствій. На нашъ дальній путь, думаю я, довольно уже такъ же накоплено денегъ, итакъ не вижу я теперь причины, для коей бы можно было далѣе удерживать опредѣленное намъ жалованье. Мы оба въ крайней бѣдности, въ чужой землѣ и безъ помощи; занимать не смѣемъ, чтобъ иногда не засадили въ тюрьму. Можно напередъ предвидѣть, что мы принуждены будемъ претерпѣвать крайнюю нужду за недостаткомъ въ деньгахъ, ибо прежде г.Леонтовичь одолжалъ насъ по часту, а теперь готовится онъ ѣхать въ Парижъ, и своимъ отъѣздомъ лишаетъ насъ немалой помощи. Вся наша надежда состоитъ въ васъ, и мы будучи увѣрены о непремѣнной вашей къ намъ благосклонности съ покорностію просимъ приложить ваше стараніе и трудъ, чтобъ намъ опредѣлено было настоящее наше жалованье. Мы по справедливости должны сознаться, что многія одолженія и благодѣянія отъ васъ получили, и для оказанія нашей благодарности ничего больше для насъ не остается какъ единственное признаніе и всегдашнее воспоминаніе всего того, что вы намъ съ такою благосклонностію оказали, которую я изъяснить не могу. Для увѣренія канцеляріи, для отвращенія всякаго сумнѣнія данныя намъ отъ господъ профессоровъ аттестаты свидѣтельствуютъ ясно, что не можно ничего противнаго сказать ни о нашихъ поступкахъ, ниже о ученіи; и такъ я не вижу для чего бы канцелярія могла намъ отказать въ семъ, а особливо ежели вы примете на себя сей трудъ представить надлежащимъ образомъ г. статскому совѣтнику Ив. Ив. Тауберту, который, ежели я не обманываюсь, легко склонится на ваши представленія, кои дѣйствительно имѣютъ твердое основаніе и причины, такъ что они въ состояніи произвести желаемое дѣйствіе, ежели только съ другой стороны со вниманіемъ выслушаны будутъ."
   Къ Протасову отъ 23 маія по н. ст. 1765 г. "Мы не имѣемъ ничего новаго вамъ теперь сказать, какъ только, что его сіятельства г-на президента дѣти прибыли въ Стразбургъ маія 14 дня по н. ст. вмѣстѣ съ г. Легкимъ, и мы имѣли честь ихъ видѣть неоднократно; а самъ г. президентъ неизвѣстно когда пріѣдетъ. Намъ очень странно показалось, какъ мы увидѣли сихъ господъ противъ нашего чаянія, ибо мы точно такъ думали, что они не прежде осени сюда пріѣдутъ. На ше ученіе идетъ очень порядочно, особливо въ юристическомъ факультетѣ, гдѣ каждый изъ гг. профессоровъ долженъ въ полгода окончить свою коллегію. Кажется, что многократныя жалобы, дошедшія, какъ можно догадываться, и до Французскаго канцлера, принудили ихъ приняться за сіе мнѣніе. Вы удивитесь, ежели вамъ сказать, что одинъ профессоръ изъ юристическаго факультета прочитываетъ въ часъ три или четыре книги, которыхъ просто только читать будетъ слишкомъ на полдня. Какъ бы то ни было, только теперь всегда можно надѣяться продолжать порядочно и безъ остановки свое ученіе. Мы оба кончимъ, сколько можно предвидѣть, будущаго лѣта наше ученіе. Мы покорнѣйше просимъ васъ, государь нашъ, напомянуть его высокородію о нашемъ дѣлѣ; ибо мы точно надѣемся получить желаемое, ежели вы только приложите ваше стараніе. Мы бы желали также, чтобъ въ пересылкѣ денегъ не было долгихъ волокитъ и медленія."
   Къ Тауберту отъ того же числа.
   "Я слушаю вторую часть римскихъ правъ и криминальное право у г. профессора Куглера. Г. профессоръ Ерленъ продолжаетъ читать намъ натуральное и общенародное право и будущею осенью кончитъ. Онъ зачалъ такъ же читать публично первую часть римскихъ правъ, и я хожу въ сію коллегію для повторенія. Историческія г. профессора Лоренца лекціи окончились. Вашему высокородію можетъ быть странно покажется, что я за первыми письмами такъ скоро и сіе посылаю, но сему причиною письмо г. Шепфлина, которое онъ мнѣ хотѣлъ дать еще для пересылки съ первыми письмами. Нечаянная въ Мангеймъ поѣздка воспрепятствовала ему въ семъ; но возвратясь далъ онъ мнѣ приложенное здѣсь письмо, которое понудило меня нѣсколько торопиться. При семъ отваживаюсь я напомянуть еще вашему высокородію о моемъ покорнѣйшемъ прошеніи, надѣясь, что вы усмотрѣвъ изъ прежняго письма мою настоящую бѣдность и нужду, не оставите меня безъ помощи и защиты; а особливо для того, что данныя мнѣ свидѣтельства могутъ для меня у васъ быть сильными заступниками, какъ въ разсужденіи житья, такъ и ученія."
   Рапортъ въ канцелярію Академіи наукъ, отъ 13 сентября 1765 г., начинается по обыкновенію увѣдомленіемъ о полученіи векселя въ 300 руб., присланнаго для обоихъ студентовъ и о размѣнѣ этой суммы на тамошнія деньги, которыя составили 1400 ливровъ.
   "Что касается до моего ученія, то нѣмецкую исторію, читанную г. профессоромъ Лоренцомъ, также криминальное право и вторую часть римскихъ правъ, подъ предводительствомъ г. профессора Куглера окончилъ. Натуральное и общенародное право выслушалъ у г. профессора Ерлена, у котораго теперь также слушаю для повторенія наставленія римскихъ правъ. Сверхъ сего, имѣя уже довольное основаніе, упражняюсь собственнымъ моимъ прилежаніемъ во всемъ томъ, что до моей должности и знанія касается, т. е. въ свободныхъ наукахъ и языкахъ, которыя, какъ я самъ довольно вѣдаю, къ моему намѣренію неотмѣнно нужны. Въ разсужденіи будущихъ моихъ коллегій ничего совершенно извѣстнаго сказать не могу; ибо никто изъ гг. профессоровъ юристическаго факультета не зачалъ читать новыхъ коллегій, а какъ скоро зачнутъ, то возьму духовное и Феодальное право (Jus canonicum et foeudale), такъ же политическія коллегіи о мирныхъ трактатахъ у г. професора Шепфлина."
   Къ Тауберту отъ того же числа: "Слѣдуя вашему совѣту, разбираю я указы и уложенія и кромѣ безпорядка, замѣшательства, недостатка и несправедливости ничего почти не нахожу. Я примѣтилъ столь знатныя въ нашихъ правахъ погрѣшности, что оныя могутъ иногда нанести великій вредъ и государю и народу; однако, несмотря на все сіе, трудъ и благоразуміе все преодолѣть могутъ. Изъ репорта моего въ канцелярію усмотрите порядокъ и продолженіе моего ученія; въ будущихъ письмахъ обстоятельно отпишу о всемъ; ибо теперь не могу я ничего подлиннаго сказать, какъ только, что хотя я и кончилъ вторую часть римскихъ правъ, но для ужасной поспѣшности г. профессора, который по 5 и по 6 книгъ прочитывалъ въ часъ въ угожденіе нѣкоторымъ дворянамъ, мало могъ успѣть, и для того повтореніе сей части мнѣ неотмѣнно нужно. Коллегіи г. профессора Шепфлина о мирныхъ трактатахъ такъ же не упущу, и я съ нимъ о семъ уже говорилъ. Между прочимъ г. Шепфлинъ просилъ меня также напомнить вашему высокородію, что у него недостаетъ двухъ частей изъ присланныхъ ему нашихъ коментарій {Извѣстное изданіе наше? Академія на латинскомъ языкѣ.}; онъ много одолженъ будетъ вамъ за сію благосклонность, ежели вы соизволите прислать желаемыя имъ двѣ части сихъ коментарій."
   Къ Протасову отъ того же числа. "Письма ваши отъ 5 и 12 іюля получилъ я исправно, изъ которыхъ содержанія о непремѣнномъ о насъ попеченіи нашихъ благодѣтелей и доброжелателей чрезмѣрно радовался. Будьте увѣрены, что я иное уже исполнилъ по предложеннымъ въ сихъ письмахъ совѣтамъ, а чего еще недостаетъ не премину съ надлежащею точностію произвести въ дѣйство такъ какъ мнѣ предписано. Вы упоминаете о книгахъ, которыя мнѣ пересланы быть имѣютъ при первомъ случаѣ. Не позабудьте, я васъ съ покорностію прошу, присоединить такъ же небольшой печатный духовный уставъ, который мнѣ нуженъ, и я надѣюсь найти въ немъ что нибудь не посредственное. Я давно о семъ думалъ, но не смѣлъ просить, зная трудность въ выписываніи и пересылкѣ сихъ книгъ; желаніе мое и безъ того исполнилось, тѣмъ болѣе почитаю я себя обязаннымъ воздавать мое благодареніе и его высокородію и вамъ. Г-на Шепфлина, котораго по возвращеніи его изъ Бадена часто вижу, благодарили мы за его благосклонность и данное объ насъ хорошее мнѣніе. Сей почтенный мужъ великое стараніе прилагаетъ о дѣтяхъ его сіятельства г-на президента и часто ихъ самъ экзаменуетъ. Нѣсколько разъ писали вы о секретарѣ г. Шепфлина. Его здѣсь давно нѣтъ, ибо вскорѣ по вашемъ выѣздѣ изъ Стразбурга сдѣланъ онъ секретаремъ ученаго Майнгеймскаго собранія, гдѣ и до сихъ поръ обрѣтается. Коллегіи мои очень порядочно продолжаются, и господа профессора симъ порядочнымъ учрежденіемъ великое облегченіе и услугу сдѣлали иностраннымъ. Что надлежитъ до нашихъ правъ, я ихъ по малу прочитываю, и о расположеніи оныхъ говорилъ я съ г. профессоромъ Ерленомъ, на котораго искусство совершенно положиться можно.
   
   P. S. Шеины за ученіе и поступки похвалы достойны; теперь слушаютъ они ботанику и физику, а будущей зимы зачнутъ они анатомію; каждый изъ нихъ получаетъ по 160 руб. жалованья, и они съ покорностію васъ просятъ постараться о пріумноженіи онаго. Я думаю, что уже время освободить ихъ отъ опекунства и оставить такой домъ, гдѣ они кромѣ пьянства и подлости ничего не видятъ, или по крайней мѣрѣ отдать ихъ въ такія руки, гдѣ бы они могли получить истинное понятіе о честномъ житьѣ. Отъ васъ зависитъ напомнить о семъ г. профессору Шпильману."

-----

   Изъ предъидущихъ писемъ мы видѣли, что Полѣновъ всячески старался усвоить себѣ Французскій языкъ. Въ концѣ 1765 г. онъ, кажется, достигъ этой цѣли, и началъ вести переписку по Французски. Въ Стразбургѣ онъ близко сошелся съ нѣкіимъ Заутерсгеймомъ, о которомъ мы упомянули выше, и который въ это время уѣхалъ въ Парижъ. Съ нимъ то онъ и началъ переписываться по французски. Такъ какъ содержаніе этихъ писемъ не представляетъ особенно любопытнаго и какъ притомъ самый языкъ не отличается ни правильностію, ни легкостію, то мы и будемъ дѣлать изъ этихъ писемъ лишь нѣкоторыя извлеченія въ переводѣ болѣе интересныхъ мѣстъ.
   Вотъ что Полѣновъ писалъ къ Заутерсгейму отъ 25 ноября 1765 г., называя его "mon cher ami." -- "Очень радъ буду опять съ вами увидѣться и вѣроятно я буду этимъ обязанъ вашему знаменитому другу, Ж. Ж. Руссо. По пріѣздѣ его въ Стразбургъ, всѣ любопытствовали его видѣть, и всякій судилъ объ немъ по себѣ. Про него много говорили глупостей и неправды. Одни считали его философомъ, другіе глупцомъ и нѣкоторые мизантропомъ. Народъ принималъ его за колдуна, и это больше по его одеждѣ. На дняхъ давали его комедію съ музыкой его же сочиненія. Онъ самъ былъ на этомъ представленіи. Я узналъ автора по піесѣ. Въ ней много чувствъ, достойныхъ человѣка добродѣтельнаго и любящаго человѣчество. Но къ несчастію въ наше время надъ всѣмъ этимъ смѣются. Въ настоящую минуту стремленіе къ нему уже прошло, и его оставляютъ въ покоѣ. Я видѣлъ его нѣсколько разъ, и если вы сюда пріѣдете, то я надѣюсь, что по дружбѣ вашей, доставите мнѣ случай поговорить съ нимъ, что я почту себѣ за особенную честь." Кажется, этого случая не было, и Полѣновъ не познакомился съ Ж. Ж. Руссо.
   Къ Протасову общее съ Лепехинымъ отъ 3 декабря по н. ст. 1765 года.
   "Какъ изъ прежнихъ, такъ и нынѣ посланныхъ нашихъ писемъ можете видѣть, что мы вскорѣ по будущей Пасхѣ совсѣмъ кончимъ наше ученіе, и такъ въ Стразбургѣ не для чего больше оставаться, но неотмѣнно нужно ѣхать въ другіе университеты, отчасти дабы привести въ большее совершенство полученныя въ Стразбургѣ наставленія, отчасти для совершеннаго изученія языковъ, какіе кому надобны, смотря по намѣренію каждаго. Мы не хотѣли не сообщить вамъ сего дѣла и, не испросивъ у васъ совѣта, прямо писать къ его высокородію Ивану Ивановичу, будучи увѣрены, что вы, оказавъ уже столько знаковъ вашей къ намъ благосклонности и въ семъ насъ не оставите, но поможете намъ вашимъ совѣтомъ и стараніемъ. Сія же ваша благосклонность и доброхотство обнадеживаютъ насъ сообщить къ вамъ и слѣдующее наше намѣреніе. Будущее наше состояніе очень насъ безпокоитъ, и мы крайне неизвѣстны, что напослѣдокъ предприметъ съ нами Академія Хотя мы о покровительствѣ его высокородія ни мало не сумнѣваемся, однако случившіяся съ гг. Козицкимъ и Мотонисомъ {Къ сожалѣнію я не могъ узнать никакихъ подробностей объ упоминаемыхъ здѣсь обстоятельствахъ, случившихся съ Козицкимъ и Мотонисонъ. Д. П.} обстоятельства служатъ намъ примѣромъ быть всегда въ осторожности. Сверхъ сего время, которое намъ остается препроводить въ чужихъ земляхъ, можетъ произвести немалыя перемѣны; и такъ, если мы возвратимся студентами, смотря по обстоятельствамъ, состояніе наше можетъ случиться сожалѣнія достойнымъ. Мы, не смотря на разстояніе и долготу времени, не перемѣнили и не перемѣнимъ никогда нашего мнѣнія. Главный нашъ законъ состоитъ въ томъ, чтобы по мѣрамъ силъ нашихъ служить съ пользою отечеству и сообщить и другимъ то, чему мы сами научимся, что перемѣна времени, можетъ быть, совсѣмъ истребитъ, ежели мы не въ состояніи будемъ сами себя нѣсколько защищать, будучи съ пріѣзду нашего никѣмъ незнаемы и слѣдовательно безъ всякой подпоры. Мы думаемъ, государь нашъ, по окончаніи нашего ученія просить Академію, чтобы каждаго изъ насъ наградила чиномъ адъюнкта прежде, нежели мы оставимъ Стразбургъ. Сіе тѣмъ наипаче мы за нужное почитаемъ, что, какъ вы сами знаете, назначены для насъ разныя мѣста, и такъ, будучи одинъ отъ другаго отдалены, не въ состояніи будемъ ничего предпріять съ общаго совѣта, и тѣмъ пресѣчена намъ будетъ дорога къ произведенію нашего намѣренія. Естьли Академія какое будетъ имѣть въ семъ сумнѣніе, мы оставляемъ ей самой и обо всемъ въ разсужденіи насъ писать сюда къ своимъ корреспондентамъ."
   Къ Протасову особо отъ 3 декабря 1765 г. "Обѣщанныя мнѣ россійскія книги я еще до сихъ поръ не получалъ; можетъ быть, съ ними подобной дипломѣ г. Шпильмана жребій случился, хотя правда и нечего около ихъ поживиться. Я ихъ съ нетерпѣливостію ожидаю, особливо для того, что окончивъ скоро мой юристическій курсъ, большее на нихъ могу употребить время и стараніе. Я думаю взять на первый случай образцомъ Наставленія императора Юстиніана для ихъ посредственнаго порядка и къ каждому титулу присоединить россійскія, французскія и нѣмецкія права съ показаніемъ ихъ разности или согласія, не упуская причинъ историческихъ и политическихъ, подавшихъ поводъ къ изданію нашего закона. Съ начала невозможно и притомъ одному привести въ совершенной порядокъ такой важности и трудности дѣло и особливо для того, что прежнія узаконенія, или по крайней мѣрѣ большая оныхъ часть, смотря по нынѣшнимъ обстоятельствамъ Россіи, совсѣмъ негодны, и къ рѣшенію дѣлъ не могутъ быть употреблены. Сіе самое причиною, что у насъ нѣтъ ни судовъ, ни судей, которые бы сіе имя по справедливости заслуживали. И притомъ гражданскія, политическія и криминальныя дѣла такъ межъ собою смѣшаны, что ихъ разобрать трудно. Сверхъ сего еще почти не можно знать, гдѣ о какомъ дѣлѣ просить, ибо каждая контора, умалчивая о канцеляріяхъ, присвояетъ себѣ право рѣшать дѣла всякаго рода, хотя противъ всей справедливости.
   Что касается до моихъ коллегій, то я очень доволенъ; одно мнѣ дѣлаетъ досаду, что я не могу тотчасъ начать jus foeudale для недостатка слушателей. Въ юристическомъ факультетѣ такая оныхъ бѣдность, что иные профессора принуждены отложить до другаго времени свои коллегіи; ибо никто къ нимъ на оныя не явился; однако, какъ бы ни было, я неотмѣнно окончу послѣ Пасхи весь курсъ юристической."
   Къ сожалѣнію въ бумагахъ, оставшихся послѣ А. Я. Полѣнова и донынѣ тщательно сохраненныхъ, не нашлось ничего относящагося къ труду, о которомъ онъ упоминаетъ въ началѣ своего письма.
   Вслѣдъ за этими письмами мы находимъ письмо къ Заутерсгейму, на Французскомъ языкѣ отъ 1 января 1766 г.
   "Графъ Разумовскій, о которомъ вы вѣроятно уже слыхали, когда еще онъ жилъ въ Парижѣ, пріѣхалъ сюда для свиданія съ своими дѣтьми. Узнавъ, что Руссо еще здѣсь, графъ хотѣлъ на другой же день своего пріѣзда посѣтить его. Онъ, говорятъ, имѣлъ намѣреніе предложить ему въ подарокъ всю свою библіотеку, дать ему пенсію и мѣстопребываніе въ любомъ изъ своихъ многочисленныхъ помѣстьевъ въ Малороссіи. Къ сожалѣнію это великодушное намѣреніе графа не исполнилось, потому что Руссо выѣхалъ изъ Стразбурга въ тотъ самый день, какъ графъ сюда пріѣхалъ" {Съ этимъ любопытнымъ извѣстіемъ слѣдуетъ сличить разсказъ Михаила Балинскаго о томъ, какъ въ 1778 г. Польскій панъ Антоній Тызенгаузъ убѣждалъ Ж. Жака Руссо поселиться въ Бѣловѣжской пущѣ. См. "День", 1864 г. No 44.}.
   Въ донесеніи въ академическую канцелярію отъ 24 марта 1766 года, Полѣновъ сообщалъ: "Окончивъ недавно политическія профессора Шепфлина коллегіи о трактатахъ, продолжаю слушать наставленія римскихъ правъ у профессора Ерлена и духовное римской церкви право у профессора Куглера. Сверхъ сего упражняюсь во всемъ томъ, что слѣдуетъ къ моей должности и званію".
   Кромѣ Заутерсгейма, къ которому Полѣновъ постоянно писалъ по Французски, мы находимъ два письма, писанныя имъ на этомъ языкѣ къ Тауберту и къ Протасову. Письма эти отъ того же числа, какъ и предъидущее донесеніе въ Академію. Въ письмѣ къ Тауберту Полѣновъ писалъ о приготовляемомъ имъ сочиненіи, предметомъ котораго была одна изъ частей римскаго права. Въ этомъ письмѣ находимъ любопытную его замѣтку: "Что касается до нашего законодательства, говоритъ Полѣновъ, то оно имѣетъ много сходства съ римскимъ. Чтобъ удостовѣриться въ этомъ, стоитъ только прочитать предисловіе къ Уложенію царя Алексѣя Михайловича."
   Изъ письма къ Протасову видно, что Полѣновъ сталъ писать къ нему и къ Тауберту по ихъ приглашенію по Французски. Въ этомъ письмѣ онъ сообщаетъ свѣдѣнія о пребываніи графа Разумовскаго въ Стразбургѣ. "На обратномъ пути изъ Парижа, пишетъ Полѣновъ, графъ Разумовскій остановился здѣсь на нѣсколько дней. Мы имѣли честь быть ему представлены г. Шепфлиномъ. Графъ говорилъ со мною нѣсколько минутъ и, какъ кажется, остался очень доволенъ тѣмъ, что г. Шепфлинъ объ насъ сказалъ. Посѣтивъ этого профессора, чтобъ видѣть его библіотеку, графъ подарилъ ему золотую медаль на коронацію августѣйшей нашей государыни". Въ заключеніе Полѣновъ сообщалъ, что онъ все еще не получилъ требованныхъ имъ книгъ и просилъ адресовать письма къ нему на имя Лепехина, потому что онъ самъ не зналъ, долго ли онъ останется въ Стразбургѣ.
   Такъ до сихъ поръ все шло хорошо и гладко. Полѣновъ занимался юристическими науками, изучалъ Французскій языкъ, продолжалъ на немъ вести переписку съ пріятелемъ своимъ Заутерсгеймомъ и 11 іюня 1766 года послалъ къ Тауберту начало предпринятаго имъ сочиненія, самъ находя его еще весьма слабымъ. Даже канцелярія Академіи наукъ сдѣлала Полѣнову и Лепехину прибавку жалованья, "для вящаго ихъ, какъ сказано въ указѣ канцеляріи отъ 23 іюня 1766 года, къ наукамъ поощренія, и чтобъ они какъ въ потребныхъ къ тому средствахъ, такъ и въ пристойномъ ихъ содержаніи недостатка не имѣли". Прибавка эта заключалась въ 50 руб. въ годъ каждому.
   Но вмѣстѣ съ этимъ указомъ Полѣновъ получилъ письмо отъ Протасова, которое нарушило существовавшій до сего времени порядокъ и имѣло вліяніе на дальнѣйшее поприще службы Полѣнова при Академіи. Вотъ что писалъ Протасовъ отъ 23 іюня 1766:
   "Государь мой Алексѣй Яковлевичъ! Къ вамъ при семъ инаго писать ничего не имѣю, какъ только объявить мнѣніе профессорскаго собранія о продолженіи вашего ученія, которое, разсматривая репорты ваши, усмотрѣло, что вы много времени употребили на слушаніе такихъ лекцій, которыя къ будущей вашей профессіи, по мнѣнію профессорскаго собранія, служить очень мало могутъ; почему оное и приказало вамъ при семъ объявить, чтобы вы, оставя Genealogicas Germaniae и Specialicas historiae ecclesiasticae el profanae Germaniae lectiones, время все употребили къ слушанію тѣхъ коллегій, которыя точно надлежать до юриспруденціи; въ чемъ и его высокородіе г. статскій совѣтникъ Иванъ Ивановичъ Таубертъ съ собраніемъ профессорскимъ согласенъ; и по сей причинѣ приказалъ вамъ объявить, что ежели вы въ Стразбургѣ не имѣете случая къ скорѣйшему окончанію или къ порядочнѣйшему продолженію всего касающагося до профессіи вашей юристической, справились бы обстоятельно о Тюбинскомъ университетѣ или другомъ какомъ, не лучшей ли порядокъ въ разсужденіи юриспруденціи въ оныхъ предъ Стразбургскимъ наблюдается, чтобъ вы могли посланы быть для лучшаго вашего успѣха въ Тюбингенъ или въ другой университетъ; и о семъ по полученіи нынѣшнихъ писемъ извольте немедленно канцеляріи репортовать.-- Впрочемъ его высокородіе г. статскій совѣтникъ приказалъ васъ обнадежить продолженіемъ своей милости; а я остаюсь всегда съ прежнимъ къ вамъ доброжелательствомъ".
   Письмо это глубоко оскорбило Полѣнова. Онъ получилъ его 26 іюля въ то время, какъ выздоравливалъ отъ сильной болѣзни и, можетъ быть, это было отчасти причиною, что первый порывъ своей горячности онъ выразилъ въ письмѣ къ Заутерсгейму (отъ 4 августа) въ весьма жесткихъ словахъ.
   Черезъ нѣсколько дней Полѣновъ послалъ свое донесеніе въ академическую канцелярію. До сихъ поръ увѣдомленія свои въ оную онъ озаглавливалъ просто доношеніями или репортами, а въ нынѣшній разъ онъ написалъ покорнѣйшій репортъ. Репортъ этотъ былъ отъ 7 августа 1766 г. по н. ст. и по обыкновенію начинался увѣдомленіемъ о полученіи присланнаго векселя. Послѣ этой формальности Полѣновъ продолжалъ: "Ученіе мое, прерванное на нѣкоторое время болѣзнію, теперь опять идетъ порядочно, и я слушаю духовное римской церкви право у г. профессора Куглера, а криминальное духовное право у г. профессора Трейтлингера; такъ же хожу къ г. профессору Ерлену для повторенія первой части Римскихъ правъ, которыя послѣднія для меня коллегіи кончатся несумнѣнно по собственному обнадеживанію и увѣренію гг. профессоровъ, съ коими я о семъ нарочно говорилъ, въ исходѣ сентября мѣсяца.
   "Мнѣ дано такъ же знать, что профессорское собраніе, не имѣя ни малой, по справедливости сказать, къ тому причины и основанія, оказало свое неудовольствіе въ разсужденіи долговремяннаго мною слушанія историческихъ коллегій, представляя, будто оныя очень мало могутъ служить къ будущей моей профессіи. Я ни мало не преступилъ данную мнѣ, хотя нарочито недостаточную, инструкцію, самимъ же профессорскимъ собраніемъ сочиненную, въ слѣдствіе которой и по совѣту здѣшнихъ гг. профессоровъ учреждалъ все ученіе, какъ мои репорты ясно свидѣтельствуютъ; и такъ не нахожу я ни малой причины, которая могла бы ихъ подвергнуть къ негодованію. Меня сіе приводитъ въ великое удивленіе, что господа профессоръ! такъ мало почитаютъ свободныя науки, особливо знатнѣйшую ихъ часть, т. е. историческія знанія, служащія главнѣйшимъ основаніемъ къ моей должности. Не утвердясь прежде въ семъ знаніи, приниматься прямо за юриспруденцію столько же безразсудно, какъ, не насадивъ желѣза, рубить дрова однимъ топорищемъ. Пусть только приведутъ себѣ на память примѣръ, служащій здѣсь доказательствомъ, славныхъ въ неблагополучныя для наукъ времена юриспрудентовъ, которые, не имѣя понятія объ исторіи и древностяхъ, въ такое впали заблужденіе, что безъ сожалѣнія о сихъ великихъ въ протчемъ людяхъ и подумать не можно. Кто не знаетъ, что въ прежнія времена Алціатъ, Куяцій, Готоманъ, Бриссоній, Риттерсгузій и многіе другіе великіе мужи, возобновляя юриспруденцію, съ знаніемъ законовъ соединяли твердое познаніе свободныхъ наукъ и тѣмъ самымъ, открывъ и другимъ свободный путь, заслужили себѣ безсмертную славу? Сколько также въ новѣйшія времена принесли пользы и получили себѣ славы Гроцій, Годофредъ, Винній, Бинкерсгекъ, Шультингъ и другіе, которые, почитая свободныя науки за главнѣйшее средство къ изъясненію законовъ, удивили ученый свѣтъ своими успѣхами! Самая отдаленная древность довольно можетъ намъ подать подобныхъ примѣровъ; но, отпуская прочее, возмемъ только здѣсь въ свидѣтельство Цицерона, Геллія, Плинія. Сіи мужи исторію и древности столь за велико почитали, что, упоминая о нѣкоторыхъ славныхъ юрисконсультахъ, ничего такъ много въ нихъ не выхваливали какъ сіи знанія, въ которыхъ дошли они до великаго совершенства. Сверхъ сего я довольно вѣдаю, въ какомъ запущеніи и небреженіи повержена лежитъ Россійская исторія, о приведеніи коей въ порядокъ, сколько мнѣ извѣстно, никто еще не думалъ. Возвратясь въ отечество, ежели время, случай и способность допустятъ, конечно не премину приложить все возможное стараніе, дабы показать моему отечеству его древность {Здѣсь есть какой нибудь пропускъ. Д. П.}.... прежнюю, превосходство и могущество; ибо я, отбросивъ неосновательныя иныхъ мнѣнія, на такой конецъ учусь, чтобы всевозможно онымъ образомъ служить моему отечеству, будучи увѣренъ, что мнѣ за сіе никакого нарѣканія не воспослѣдуетъ, и я смѣло могу сослаться на великихъ людей въ томъ, что они не похулятъ мое мнѣніе и охотно подтвердятъ своимъ изрѣченіемъ порядокъ моего ученія. Я бы могъ привести множество другихъ доказательствъ немалой важности, но канцелярія Академіи наукъ и изъ прежде рѣченнаго ясно усмотритъ справедливость моего мнѣнія и оправдать мои поступки, которые, какъ мнѣ кажется, ничего нарѣканія достойнаго въ себѣ не содержатъ.
   Что касается до будущаго моего изъ Стразбурга отъѣзда, то съ покорностію канцелярію Академіи наукъ прошу дозволить мнѣ препроводить нѣкоторое время въ Парижѣ, какъ для Французскаго языка, которой, будучи въ нѣмецкой землѣ и не имѣя случая, могу отчасти позабыть, такъ и для высмотрѣнія внутреннихъ въ разсужденіи управленія сего великаго города учрежденій. Въ протчемъ, ежели канцелярія, для извѣстныхъ ей причинъ, не согласится на мое прошеніе, то по крайней мѣрѣ надѣюсь испросить себѣ отъ нея позволеніе ѣхать въ Геттингъ, а не въ Тибингъ. Тибингъ способенъ больше для богослововъ, нежели для юристовъ; при томъ развратное тамошнихъ студентовъ, изъ коихъ я не одного видѣлъ въ Стразбургѣ, житье, великое возбудило во мнѣ презрѣніе къ сему университету. Напротивъ того Геттингскій университетъ, по признанію такихъ, кои сами чрезъ долгое время тамъ учились, какъ въ разсужденіи того, такъ и другаго, великое имѣетъ преимущество, а особливо юристическій факультетъ до такого, какъ сказываютъ, доведенъ совершенства, что никакой другой университетъ въ разсужденіи сего не можетъ съ нимъ сравниться. О проѣздныхъ деньгахъ за ненужное почитаю упоминать; что канцелярія по своему благоразсужденію и смотря по отдаленію мѣста и по времени соблаговолить опредѣлить, тѣмъ и буду доволенъ".
   Въ концѣ донесенія приложенъ счетъ издержкамъ.
   На сколько замѣчаніе профессорскаго собранія о ненадобности изучать юристу историческія науки оскорбило Полѣнова, настолько и даже еще болѣе оскорбилось профессорское собраніе, получивъ подобный рапортъ. Кажется, что тогдашніе академики не могли допустить мысли, чтобы молодой студентъ, хотя и имѣвшій чинъ переводчика, но все таки ученикъ, да притомъ еще и Русскій, осмѣлился такъ свободно выражать свой образъ мыслей, а главное осуждать и знаніе профессоровъ и ихъ распоряженіе.
   Изъ немногихъ находящихся у меня документовъ видно, что изъ за этаго рапорта затѣялось нѣчто въ родѣ слѣдственнаго дѣла. Напали и на самаго Протасова, который былъ посредствующимъ лицомъ между профессорскимъ собраніемъ и переводчикомъ Полѣновымъ.
   Одновременно съ донесеніемъ въ Академію, Полѣновъ написалъ и къ Протасову отвѣтъ на полученное отъ него письмо. Отвѣтъ этотъ, въ которомъ виденъ тотъ же духъ неудовольствія, какъ и въ предъидущемъ рапортѣ, писанъ по Французски.
   "Прочитавъ письмо ваше, я не могъ удержаться отъ смѣха. Признаюсь, я никакъ этаго не ожидалъ и ежели эти странныя сужденія сдѣлаются когда нибудь извѣстны, то всѣ будутъ имъ удивляться. Неудовольствіе нашихъ гг. профессоровъ мнѣ кажется такъ смѣшно, что объ немъ даже не стоитъ болѣе и толковать. Но я все таки нахожу, что эти господа совершенно не правы въ семъ случаѣ. Всѣ коллегіи, которыя я посѣщалъ, были для меня весьма важны и необходимы. Если же и допустить, что профессора наши справедливы, то слѣдовало объ этомъ ранѣе меня предъувѣдомить. Теперь же, когда я почти кончилъ курсъ моего ученія, всѣ ихъ совѣты совершенно безполезны.
   "Съ самаго пріѣзда моего въ Стразбургъ до сихъ поръ я былъ совершенно оставленъ на свой произволъ, и чтобъ ни въ чемъ себя не упрекать, я старался такъ расположить мое ученіе, что всѣ здѣшніе профессора были весьма довольны. Къ нимъ то я и обращался обо всемъ, что касалось до моего ученія и не посовѣтовавшись съ ними ничего не предпринималъ. Въ то время мнѣ очень нужны были мудрыя наставленія нашихъ профессоровъ но они хранили глубокое молчаніе. Теперь же я и самъ знаю, что мнѣ нужно и полезно.
   "Вотъ мой образъ мыслей, который, будучи простъ и естественъ, не можетъ никого оскорбить. Я пишу къ вамъ вовсе не для того, чтобы упрекать въ чемъ бы то ни было, а единственно для своего оправданія.
   "Что касается до выѣзда моего отсюда, я начну приготовляться къ оному, какъ скоро состояніе моего здоровья позволитъ. Я былъ болѣвъ горячкою, которая очень разстроила какъ родъ моего ученія, такъ и средства къ содержанію. Теперь я, слава Богу, поправляюсь и снова принялся за свои занятія. Я много буду вамъ обязанъ, если вы изволите принять участіе въ этомъ дѣлѣ и ускорите его, потому что я опасаюсь ненастнаго и холоднаго времени".
   Спустя около двухъ мѣсяцевъ послѣ этаго письма, Полѣновъ собрался выѣхать изъ Стразбурга. Онъ писалъ къ Заутерсгейму отъ 8 октября 1766 г., что, готовясь оставить этотъ городъ въ самомъ скоромъ времени, онъ однакоже не можетъ сказать положительно, куда именно онъ отправится. Письма, которыя должны были это разрѣшить, не были еще получены; но предварительно ему дано было знать Протасовымъ {Этого письма Протасова не оказалось въ числѣ сохранившихся другихъ документовъ. Оно, какъ увидимъ ниже, было уничтожено вмѣстѣ съ прочими его письмами. Д. П.}, чтобы чрезъ двѣ недѣли онъ былъ готовъ къ отъѣзду. Дальнѣйшія распоряженія должны были вскорѣ за тѣмъ послѣдовать.
   Долгое время не получая ожидаемыхъ приказаній, въ которыхъ бы назначенъ былъ срокъ его выѣзда изъ Стразбурга и мѣсто, куда онъ долженъ былъ ѣхать, не желая при томъ терять времени и наконецъ опасаясь наступленія зимняго времени, Полѣновъ рѣшился отправиться въ Геттингенъ. Объ этомъ своемъ рѣшеніи, которое онъ самъ признавалъ самовольнымъ, хотя и вынужденнымъ, онъ предувѣдомилъ Тауберта за три дни до своего отъѣзда въ письмѣ отъ 27 октября 1766 г.
   Вслѣдъ за этимъ письмомъ, мы находимъ рапортъ Полѣнова въ Академію изъ Геттингена отъ 12 ноября 1766 г.
   "Изъ присылаемыхъ мною репортовъ канцелярія Академіи наукъ усмотрѣть можетъ, что мнѣ неотмѣнно должно было оставить Стразбургскій университетъ и избрать другое мѣсто для дальняго продолженія и успѣховъ въ юристическихъ наукахъ. И такъ въ слѣдствіе сего, оставивъ Стразбургъ 30 октября по н. ст., въ девятый день пріѣхалъ я въ Геттингъ и записавшись у г. проректора Кестнера, тотчасъ зачалъ слушать Пандекты у г. профессора Бемера и Jus foeudale у г. профессора Рикціуса.
   Я надѣюсь, что канцелярія Академіи наукъ, разсудивъ побудившія меня къ тому причины, не приметъ въ худую сторону мои поступки. Мнѣ самому не безъизвѣстно, что я долженъ былъ ожидать на то позволенія, но многія важныя обстоятельства не допускали меня сему послѣдовать правилу. Въ Стразбургѣ, предъ отъѣздомъ моимъ, коллегіи всѣ кончились, а начала новыхъ должно было ожидать подъ исходъ ноября мѣсяца; сверхъ сего и канцелярія сама намѣрена уже была отослать меня въ другой университетъ, и на такой конецъ предложенъ мнѣ былъТибингской университетъ, или ежели онъ къ моему намѣренію не способенъ, то приказано мнѣ самому навѣдаться, какой университетъ въ разсужденіи моей должности за наилучшій почесться можетъ. Я избралъ Геттингское училище, славное теперь юристическимъ факультетомъ, о чемъ также упомянуто было и въ прежнемъ моемъ репортѣ, въ случаѣ ежели мнѣ не дозволено будетъ ѣхать въ Парижъ. И такъ не хотя, въ ожиданіи изъ канцеляріи указа, опустить коллегіи (ибо не смотря на мою поспѣшность, пріѣхалъ я почти однимъ мѣсяцемъ позже), отправился немедленно въ Геттингъ и не тратя нимало времени, приступилъ къ слушанію нужныхъ коллегій. Здѣсь также должно присоединить совокупленныя съ осеннимъ временемъ въ дорогѣ затрудненія, опасности и безпокойства, такъ же не мало способствовавшія къ произведенію принятаго мною намѣренія, которое, по моему мнѣнію, ничего нарѣканія достойнаго въ себѣ не заключаетъ. Въ протчемъ я оставляю все сіе на благоразсужденіе канцеляріи Академіи наукъ, имѣя нѣкоторую надежду, что она соблаговолитъ подтвердить сіе своимъ изрѣченіемъ.
   "Что касается до издержанныхъ мною въ дорогѣ денегъ, то число оныхъ простирается до 179 ливр. и 17 су, которые единственно должны были служить къ моему содержанію, и я поѣхалъ въ Геттингъ съ тою надеждою, что канцелярія, смотря по моей бѣдности и по здѣшней дороговизнѣ, опредѣлитъ выдать мнѣ сіи деньги сверхъ моего жалованья, ибо ежелибъ благосклонность моихъ товарищей и обыкновеніе вѣрить въ долгъ меня не подкрѣпляли, то не знаю, что бы напослѣдокъ со мною сдѣлалось. Я съ покорностію прошу канцелярію Академіи наукъ принять сіе благосклонно; въ разсужденіи другихъ издержекъ не премину по обыкновенію въ скорости репортовать".
   Одновременно съ этимъ донесеніемъ, т. е. отъ 12 же ноября, Полѣновъ увѣдомилъ и Тауберта о пріѣздѣ своемъ въ Геттингенъ. Письмо это писано по Французски.
   "Испытавъ тысячу опасностей, я прибылъ наконецъ въ Геттингенъ почти полумертвымъ. Усталость, ненастное время года, Гессенскія горы привели меня въ такое разслабленіе, что я до сихъ поръ не могу придти въ себя. Но, не смотря на разстроенное состояніе моего здоровья, я тотчасъ началъ посѣщать курсы, которые я считалъ для себя нужными."
   "Геттингенскій университетъ можетъ быть поставленъ наряду съ лучшими университетами и даже можетъ почесться первымъ относительно юридическихъ наукъ. Здѣсь всего десять профессоровъ, и каждый изъ нихъ имѣетъ по три и по четыре предмета, которые проходитъ въ теченіи 6 мѣсяцевъ. Юристы со всѣхъ сторонъ пріѣзжаютъ сюда для своего образованія и усовершенствованія.
   "По случаю переѣзда моего сюда, я издержалъ всѣ свои деньги и теперь, находясь въ крайнемъ недостаткѣ, обращаюсь къ вашей помощи и покровительству. Я увѣренъ, что найдутся многіе, которые захотятъ воспользоваться этимъ случаемъ и постараются повредить мнѣ и въ настоящемъ обстоятельствѣ. Но я надѣюсь, что не буду вами оставленъ."
   Окончаніе письма заключается въ изъявленіи обычныхъ вѣжливостей и всякаго рода почтеній.
   Оставляя Стразбургъ, Полѣновъ былъ снабженъ аттестатами отъ тамошнихъ профессоровъ, которые всѣ отозвались съ большою похвалою объ успѣхахъ бывшаго въ ихъ университетѣ русскаго студента.
   При поступленіи своемъ въ Геттингенскій университетъ, онъ получилъ грамоту, по которой допускался въ число его слушателей. Тутъ любопытны постановленія, которымъ Геттипгскіе студенты должны были подчиняться.
   Въ концѣ 1766 года, въ то самое время, какъ Полѣновъ, не выждавъ приказанія, самъ распорядился своимъ перемѣщеніемъ изъ Стразбурга въ Геттингенъ, въ самой Академіи произошла важная перемѣна, которая вѣроятно и была причиною, что онъ не получилъ никакого разрѣшенія на выѣздъ изъ Стразбурга. Начальникомъ Академіи, съ званіемъ директора ея, назначенъ былъ графъ Владиміръ Григорьевичъ Орловъ. Канцелярія Академіи, въ которой Таубертъ былъ совѣтникомъ и однимъ изъ главныхъ распорядителей, была упразднена, а вмѣсто ея, для управленія хозяйственными дѣлами, учреждена коммисія. Исходившія отъ нея бумаги (указы) подписывалъ самъ графъ Орловъ. Таубертъ, хотя и остался еще въ Академіи, но былъ отстраненъ отъ всякаго вліянія на дѣла.
   Полѣновъ, получилъ извѣстіе объ этой перемѣнѣ, отнесся по прежнему къ Тауберту слѣдующимъ письмомъ отъ 7 января 1767 года:
   "Услышавъ о странныхъ перемѣнахъ, пришелъ я въ изумленіе. Словами не могу довольно изобразить, сколь мнѣ сіе прискорбно. Однако, какъ бы то ни было, я имѣю честь васъ увѣрить, что мои мысли не перемѣнились. Я знаю почитать моихъ благодѣтелей и надежду всю возлагаю на Бога. Ненастье не можетъ безпрестанно продолжаться, и слѣдующая свѣтлая погода тѣмъ большую радость и веселіе въ насъ возбуждаетъ.
   "Здѣсь уже насталъ новый годъ, съ которымъ имѣю честь васъ поздравить, присовокупляя искреннія мои желанія, чтобы всемогущій Творецъ наградилъ васъ всѣмъ тѣмъ, чего можно желать человѣку. Я писалъ къ вашему высокородію изъ Геттинга отъ 12 ноября прошедшаго года и опасаюсь, чтобъ сіе письмо не попалось въ руки такому, къ кому оно не надлежитъ. Я васъ покорнѣйше прошу дать мнѣ знать чрезъ г. Протасова, получили ли вы сіе письмо или нѣтъ. Сіе меня чрезмѣрно тревожитъ, и ваше увѣдомленіе избавитъ меня отъ великаго безпокойства."
   Изъ нижеслѣдующаго письма Полѣнова къ Протасову отъ 7 января 1767 года видно, что рапортъ въ Академію отъ 7 августа 1766 г., не смотря на послѣдовавшую въ ней перемѣну, не былъ забытъ профессорами, и что они приняли къ сердцу сдѣланные молодымъ студентомъ упреки въ непониманіи ими дѣла и плохихъ распоряженіяхъ. Упоминаемая перемѣна, отстранивши съ поприща дѣйствія однихъ лицъ, выдвинула другихъ, и въ числѣ сихъ послѣднихъ на сцену является Штелинъ, принявшій на себя, какъ должно догадываться, роль заступника за честь обиженныхъ профессоровъ.
   Вотъ письмо къ Протасову. "Я примѣчаю, что вы чрезмѣрно безпокоитесь по причинѣ моего репорта, а я чрезмѣрно не доволенъ, что для васъ только однихъ посланное отъ меня письмо {Это должно быть то письмо которое Полѣновъ писалъ къ Протасову въ одно время съ своимъ рапортомъ отъ 7 августа и которое въ соединеніи съ рапортомъ могло только развить негодованіе ученой братіи противъ Полѣнова. Д. П.} читали вы въ профессорскомъ собраніи. Ясный столь великаго презрѣнія знакъ произвелъ бы въ иномъ совсѣмъ другое дѣйствіе, но я, будучи по природѣ больше вспыльчивъ, нежели злобливъ, полагалъ все мое удовольствіе {Слово "удовольствіе" употреблено здѣсь въ смыслѣ удовольствованія, удовлетворенія Д. П.} въ безпрерывномъ молчаніи, которое я намѣренъ былъ наблюдать въ разсужденіи васъ. Что касается до моего репорта, то я въ немъ ничего не нахожу, что бъ могло служить мнѣ въ нарѣканіе и готовъ себя защищать, не токмо собственными моими доказательствами, но и публичнымъ цѣлаго университета свидѣтельствомъ. Съ покорностію прошу васъ, государь мой, представить г. Штелину, что ежели онъ нашелъ въ моемъ репортѣ нѣкоторыя выраженія, то я не премину надлежащимъ образомъ предъ нимъ извиниться; что онъ, взявъ въ разсужденіе тогдашнее мое состояніе и прочія обстоятельства, легко примѣтитъ, что съ моей стороны ника кого въ семъ случаѣ худаго намѣренія не было. Мнѣ чрезмѣрно досадно, что для такъ маловажныхъ дѣлъ должно тратить столько времени, бросать ученіе или безпокоиться; и безъ того иногда мало соотвѣтствующее молодымъ моимъ лѣтамъ здоровье по неволѣ заставляетъ откладывать упражненія на другое время. Я ничего не прошу и не желаю кромѣ спокойствія; всѣ мои помышленія клонятся единственно къ оказанію услугъ отечеству; другимъ не завидую и состояніемъ моимъ совершенно доволенъ; да вы и сами можете сіе сказать, разсуждая по нашей посылкѣ и по воспослѣдовавшимъ обстоятельствамъ, въ подтвержденіе чего не услышите вы никогда, чтобъ я сталъ кого утруждать моею просьбою. Въ прочемъ, государь мой, искренность моя недолжна быть вамъ досадна. Будьте напротивъ того увѣрены, что я по возможности силъ моихъ при всякомъ случаѣ и во всякое время буду стараться показать вамъ въ самомъ дѣлѣ, что я не позабылъ оказанныя мнѣ отъ васъ благодѣянія, и память ихъ никогда у меня не истребится. Имѣю честь быть и проч."
   "P. S. Упоминаемыя вами письма сожжены при отъѣздѣ моемъ изъ Стразбурга, однако не опасайтесь; въ случаѣ нужды я васъ не премину оправдать. Мнѣ чрезмѣрно досадно, что за мой писанный въ Стразбургѣ репортъ пристаютъ къ вамъ такъ, какъ будто я въ немъ изобразилъ ваши мысли. Пусть со мною, что хотятъ, то дѣлаютъ, а до другихъ нужды нѣтъ. При поздравленіи васъ съ новымъ годомъ желаю вамъ здравія и благополучія".
   Этотъ post scriptum, даетъ намъ знать о причинѣ недостатка многихъ бумагъ, которыя могли бы объяснить съ большею подробностію эту занимательную исторію.
   Сохранился указъ новоучрежденной коммиссіи о пересылкѣ денегъ, находящимся заграницею русскимъ студентамъ отъ 8 декабря 1766 г., полученный Полѣновымъ, какъ это означено на самомъ указѣ, только 16 января 1767 г.
   Вѣроятно съ этимъ указомъ Полѣновъ получилъ другія письма, относившіяся къ профессорскому дѣлу. Къ сожалѣнію онѣ не сохранились между оставшимися послѣ него бумагами. Но изъ письма его къ самому директору Академіи графу Орлову отъ 25 января 1767 г. н. ст. можно видѣть, что профессора Академіи и между ними особенно Штелинъ, начавшій играть роль Тауберта, горячо преслѣдовали дѣло.
   Къ графу Орлову. "Я не могу довольно изобразить, сколь мнѣ прискорбно, что въ первый разъ, какъ я имѣю честь писать къ вашему сіятельству, вмѣсто поздравленія жалобы, а вмѣсто желаній извиненія приносить долженъ; но нужда, которая не признаетъ никакихъ законовъ, довольно меня въ семъ случаѣ оправдать можетъ; однако, не смотря на всѣ сіи печальныя для меня обстоятельства, не могу я опустить, чтобъ не засвидѣтельствовать вашему сіятельству чрезмѣрной моей радости по причинѣ вашего возвышенія. Весь свѣтъ увѣренъ, что наша всемилостивѣйшая монархиня соизволила избрать въ вашей особѣ достойнаго Академіи начальника: для того, поздравляя ваше сіятельство съ благополучнымъ вступленіемъ въ сіе новое достоинство, отъ искренняго сердца желаю, чтобъ наше общее отечество купно съ отвращеніемъ вредныхъ ему недостатковъ увидѣло такъ же въ скорости желаемые вашихъ трудовъ плоды. Оказанная вами любовь и почтеніе къ наукамъ подаютъ несомнѣнную надежду въ вашихъ похвальныхъ предпріятіяхъ, и чѣмъ съ большею трудностію соединены будутъ ваши старанія, тѣмъ сильнѣйшія благодарности изъявленія оказываны вамъ всегда будутъ со стороны тѣхъ, кои знаютъ почитать великія заслуги.
   "Что касается до моего съ профессорскимъ собраніемъ дѣла, то оное предавая на благоразсужденіе вашего сіятельства, надѣюсь покорнымъ моимъ прошеніемъ столько получить отъ вашей справедливости, что оное кончено будетъ по вашему собственному разсмотрѣнію и приговору, а не по мнѣнію господъ профессоровъ, кои не могутъ заступить въ одно и тоже время и въ томъ же самомъ дѣлѣ мѣсто судей и обиженныхъ. Въ удовольствіе ихъ сдѣлалъ я добровольно все то, что они по справедливости могутъ отъ меня требовать; въ противномъ случаѣ, ежели они хотятъ еще далѣе поступить, то я такъ же прошу дозволить мнѣ представить служащія къ моему оправданію причины.
   "Сверхъ сего ставятъ такъ же мнѣ въ виду отъѣздъ мой изъ Стразбурга, не заключающій въ себѣ ничего худаго; но по особливому моему несчастію наибезвиннѣйшія дѣйствія взяты въ противную сторону. Прежде прошедшей еще осени увѣренъ я былъ, что мнѣ неотмѣино должно оставить Стразбургъ и на такой конецъ велѣно, чтобъ я былъ во всегдашней готовности къ отъѣзду. Ждавъ около двухъ мѣсяцевъ рѣшительнаго приказанія и не зная ничего о перемѣнахъ въ Академіи, думалъ я, что посланныя ко мнѣ письма утратились въ дорогѣ Сумнительныя сіи обстоятельства, не смотря на недостатокъ въ деньгахъ и неспособное время, побудили меня принять безопасное по моему мнѣнію намѣреніе ѣхать для совершенія моего ученья въ Геттингъ, о чемъ я и прежде просилъ въ моемъ репортѣ. Ежелибъ я остался сію зиму въ Стразбургѣ, то, будучи во всегдашней безъизвѣстности и въ ожиданіи писемъ, потерялъ бы все сіе время, о чемъ я безъ сожалѣнія не могъ и подумать; притомъ Геттингскій университетъ въ разсужденіи юриспруденціи за наилучшій изъ всѣхъ можетъ почесться. И такъ, какъ ваше сіятельство сами изволите видѣть, сіи поступки нимало не могутъ служить мнѣ въ нарѣканіе.
   "Между прочимъ г. статскій совѣтникъ ІІІтелинъ приказалъ мнѣ вашимъ именемъ прислать подлинное г. Протасова ко мнѣ писанное письмо; но сіе не состоитъ больше въ моей власти; ибо сбираясь къ отъѣзду и не думая нимало о слѣдствіяхъ, сжегъ съ прочими бумагами и всѣ мои письма.
   "Хотя я въ семъ случаѣ къ великому моему сожалѣнію и не могу исполнить вашего повелѣнія, ибо самая невозможность воспрещаетъ мнѣ поступить въ семъ по моей должности, однако вы увидите впредь искренность моихъ мнѣній; при чемъ принимаю такъ же смѣлость увѣрить ваше сіятельство, что я всегда за честь буду себѣ ставить оказывать вамъ послушаніе и покорность, какъ законному моему начальнику. Съ должнымъ почтеніемъ и покорностію прошу васъ, милостивый государь, принять въ разсужденіе всѣ мои обстоятельства и защитить вашимъ покровительствомъ такого человѣка, который, сверхъ засвидѣтельствованія истинной своей благодарности, не преминетъ по возможности силъ своихъ способствовать къ прославленію оказанной ему отъ васъ милости. Имѣю честь быть и проч."
   Въ письмѣ къ ІІІтелину, писанномъ по Французски въ одно время съ предъидущимъ письмомъ, Полѣновъ, сознавая поступокъ свой съ профессорами Академіи опрометчивымъ, приносилъ имъ извиненіе; но однако же присовокуплялъ, что ежели и это не смягчитъ ихъ гнѣва, то онъ полагается во всемъ на справедливость рѣшенія самой коммиссіи. О письмѣ Протасова онъ сообщалъ тоже, что и къ графу Орлову, т. е. что не можетъ его прислать, потому что передъ выѣздомъ изъ Стразбурга онъ сжегъ всѣ свои бумаги, за исключеніемъ нѣкоторыхъ указовъ Академіи.
   Въ учрежденную при Академіи коммиссію Полѣновъ доносилъ отъ 4 марта 1767 г. Въ этомъ рапортѣ онъ увѣдомлялъ о полученіи указа коммиссіи отъ 8 декабря 1766 съ приложенными копіями съ двухъ имянныхъ указовъ. О содержаніи этихъ послѣднихъ мы не имѣемъ свѣдѣній, ибо ихъ не оказалось между оставшимися послѣ Полѣнова бумагами. Далѣе Полѣновъ писалъ въ коммиссію: "Что касается до моего ученія, то въ прежнемъ репортѣ, отъ 12 ноября прошедшаго года, писалъ я, что зачалъ слушать пандекты у г. профессора Бемера, а Феодальное право у г. профессора Рикціуса. Первый продолжаетъ и до сихъ поръ исправно свои коллегіи, а послѣдній, для глубокой старости и слабаго своего здоровья, отложилъ до будущаго лѣта. Позднее время и незнаніе здѣшнихъ обыкновеній принудили меня довольствоваться тѣмъ, что я могъ имѣть; сверхъ сего у иныхъ профессоровъ не было больше мѣста, другихъ я не зналъ, и такъ по неволѣ должно было отложить, пока снова не начнутъ всѣ коллегіи, что воспослѣдуетъ вскорѣ послѣ пасхи. При новомъ начатіи намѣренъ я слушать Феодальное и духовное право, такъ же практическія коллегіи и всѣми силами буду стараться, чтобъ означенныя коллегіи, а особливо практическія, которыхъ я еще никогда не слушалъ, не опустить и оными пользоваться, сколько можно. А ежели какой случай воспрепятствуетъ поступить по принятому мною намѣренію, то изберу другія нужныя мнѣ части ученія и не премину о семъ увѣдомить коммиссію, на благоразсужденіе которой я совершенно полагаюсь."
   Въ это время Полѣновъ писалъ къ Штелину между прочимъ слѣдующее: "Вамъ извѣстно, что его сіят. графъ Разумовскій опредѣлилъ намъ жалованья по 300 рублей въ годъ, на тотъ конецъ, чтобы мы могли пристойно содержать себя въ чужихъ краяхъ; но въ первый годъ послѣ нашего отъѣзда у насъ удержали 100 рублей, и потомъ, если я не ошибаюсь, еще 50 рублей. Деньги эти, какъ мы слышали, назначались для нашего путешествія (по Европѣ). Не имѣя намѣренія путешествовать, и желая по окончаніи моего ученія возвратиться въ отечество, я обращаюсь къ вамъ съ просьбою не отказать въ вашемъ содѣйствіи о выдачѣ намъ удержанныхъ у насъ денегъ. Я очень въ нихъ нуждаюсь для покупки книгъ, безъ которыхъ не могу обойтись, а получаемыхъ нынѣ 300 рублей для этого не достаточно. Человѣкъ, который предназначаетъ себя къ постоянному ученію, не можетъ успѣть въ немъ безъ пособія книгъ; и такъ какъ здѣсь часто продаются цѣлыя библіотеки, то и я могу воспользоваться подобнымъ случаемъ, если чрезъ ваше посредство помянутыя деньги будутъ мнѣ возвращены" {Мы не имѣемъ положительнаго свѣдѣнія, получилъ ли Полѣновъ и когда именно просимыя имъ деньги; но знаемъ, что онъ вывезъ изъ за границы хорошее по тогдашнему времени и по своимъ средствамъ, собраніе книгъ, купленныхъ имъ, какъ означено на самыхъ переплетахъ, изъ библіотеки профессора Шмауса. Привезенныя имъ книги относились большею частію до юриспруденціи, но между ними было нѣсколь ко замѣчательныхъ, и въ настоящее время рѣдкихъ историческихъ сочиненіи. Въ числѣ первыхъ были сочиненія знаменитыхъ юристовъ прошедшаго столѣтія, какъ то: Гейнекція, Бейера, Еверарда Оттона, Маттея, Людвига, Герарда Нодта и превосходное изданіе Corpus juris civilis Boinani, съ примѣчаніями Діонисія Готофреда, изд. 1756, въ двухъ фоліантахъ. Изъ книгъ историческихъ примѣчательны: "Записки Филиппа Комина", въ латинскомъ переводѣ, печатанныя въ 1599 г; Олсарій изд. 1656; описаніе Украйны Боплана, 1673; Bellum scythico-cosaciciim Пасторія, 1652; De hello Tarlarico, Мартинія, 1655; Histoire "le la guerre des Cosaques contre la Pologne, Шевалье, 1663; Moscowitische Zeil-LandsStaats und Kierclien Beschreibung 1687: Das grosse und inagtige Reich Moscovien 1687; Histoire de Pologne et du grand duché de Lithuanie 1698; Les voyages de Jean Struys 1720; и мн. др. Юридическія книги находятся у брата моего Матвѣя Васильевича Полѣнова, служащаго нынѣ оберъ прокуроромъ въ правительствующемъ сенатѣ. Прочія книги вошли въ составъ моей библіотеки.}.
   Послѣдній документъ изъ относящихся до пребыванія Полѣнова въ чужихъ краяхъ есть письмо къ нему Таубера отъ 3 апрѣля 1767.
   "Государь мой, не сомнѣвайтесь о вашихъ ко мнѣ письмахъ. Онѣ всѣ до моихъ рукъ вѣрно дошли, и ни единое изъ нихъ не пропало. Хотя я по перемѣнившимся въ Академіи обстоятельствамъ не въ состояніи нынѣ къ продолженію вашихъ наукъ такое вамъ дѣлать подкрѣпленіе и поощреніе, какое вы прежде отъ меня видѣли и какого бы и впредь къ основанію будущаго вашего благополучія и къ истинной пользѣ, отечества отъ моего усердія несомнѣнно надѣяться могли; однако будьте увѣрены, что я не меньше готовъ вамъ, сколько моей возможности будетъ, какъ собою, такъ и чрезъ моихъ пріятелей служить и помогать. Предпріятое всемилостивѣйшею нашею государынею великое дѣло о сочиненіи новыхъ законовъ, при которомъ вы со временемъ употреблены быть можете, естьли прежній вашъ планъ не отмѣненъ, показываетъ вамъ надежный путь къ вашему щастію, и для того совѣтую вамъ, съ крайнѣйшимъ прилежаніемъ окончатъ тѣ части юриспруденціи, о которыхъ вы не слушали еще профессорскихъ лекцій, и которыя вамъ особливо въ отечествѣ вашемъ нужны и полезны быть могутъ, а при томъ не оставьте выслушать Historian juris. Знаніе Нѣмецкой имперіи правъ не столько для васъ надобно, сколько Дацкихъ, Шведскихъ и прочихъ къ Варяжскому морю прилежащихъ земель и городовъ; ибо какъ Россія въ древнія времена съ оными имѣла больше сообщенія, нежели съ другими Европейскими народами, такъ и въ законахъ своихъ много сходственнаго съ ними имѣетъ. Но до сего знанія должны вы болѣе доходить собственнымъ прилежнымъ чтеніемъ и дѣланіемъ всегдашняго сравненія съ законами Россійскими. Когда вы, государь мой, курсъ свой юриспруденціи окончаете, и по удостоинству отъ университета захотите, и отъ Академіи дозволено вамъ будетъ, принять градусъ доктора юриспруденціи, тогда къ диспутаціи вашей изберите такую матерію, которая бы соотвѣтствовала великому намѣренію всемилостивѣйшія государыни, какъ на примѣръ: какимъ методомъ поступать должно при исправленіи недостаточныхъ и сочиненіи новыхъ законовъ, и какъ другіе народы въ древнія и новѣйшія времена въ томъ поступали. Есть ли сія тема покажется вамъ трудна, то выберете другую, къ законамъ вашего отечества приличную, и будучи первымъ изъ природныхъ Россіянъ докторомъ юриспруденціи припишите диссертацію свою всемилостивѣйшей государынѣ, переведя оную при томъ либо на россійскій, либо на французскій языкъ. Все сіе предлагаю вамъ только на тотъ случай, когда вы, какъ я уже выше упомянулъ, въ разсужденіи продолжаемыхъ вами наукъ, отъ Академіи отмѣнительнаго приказанія не имѣете, ибо тогда должность ваша требуетъ исполнять по повелѣніямъ команды, и въ чемъ вы какія трудности находите, о томъ представлять заблаговременно. Есть ли я сверхъ сего вамъ или товарищамъ вашимъ въ Геттингѣ могу въ чемъ быть полезнымъ, то какъ себя такъ и ихъ увѣрьте, что съ прежнимъ моимъ усердіемъ пребываю вамъ всегдашній слуга".
   Это письмо, какъ мы уже сказали, было послѣднее, которое Полѣновъ получилъ въ чужихъ краяхъ. Вскорѣ послѣ этого онъ выѣхалъ изъ Геттингена, получивъ отъ тамошняго университета аттестатъ, выданный 4 мая 1767 года.
   Въ числѣ сохранившихся послѣ Полѣнова вещей находится кожаный карманный бумажникъ, заведенный имъ вѣроятно передъ отъѣздомъ своимъ въ чужіе край. Въ серединѣ его вложена тетрадка изъ бумаги и нѣсколько листковъ пергамена. На первой бумажной страницѣ записано: "Изъ С.-Петербурга отправился въ Стразбургъ сент. 13 дня по с. ш. 1762 году, и проживъ въ Кронштатѣ 10 дней, отправились въ Любекъ 23 сент. и прибыли въ Любекъ 30 сент., по н. ш. 11 октября". На другихъ листкахъ есть записки расходовъ и нѣсколько отрывочныхъ замѣтокъ, не имѣющихъ особенной важности по ихъ непослѣдовательности и неполнотѣ, на прим. "Покровъ, пресв. Богородицы 1 октября по ст. ш., а по новому 12 октября. День ангела 5 окт. по с. ш., а по новому 16 окт." -- Это были дни рожденія и имянинъ Полѣнова. Тутъ же записано: "Протасовъ отъѣхалъ 5 іюля 1763 году по н. ш. изъ Стразбурга въ Санктпетербургъ".-- На другомъ листкѣ: "2 числа генваря 1764 года переѣхалъ отъ портнаго Ларуста къ шпрахмейстеру Біенвеню, щитая на мѣсяцъ за квартиру, за кушанье и за ученье -- 42 лив." -- Тутъ же: "Ноября 5 числа по н. ст. 1764 года зачалъ ходить къ г. профессору Трейтлингеру на лекціи, которой зачалъ Instituliones juris Justіnіanae". На одномъ изъ листковъ этой тетрадки записано: "Выѣхалъ изъ Геттинга 8 мая по н. ст. 1767 и пріѣхалъ въ Петербургъ 1 іюня по н. счисл." -- Болѣе мы ничего не можемъ сказать о возвращеніи Полѣнова изъ чужихъ краевъ. Но любопытно было бы узнать подробности о пріемѣ, сдѣланномъ ему въ Академіи и объ окончаніи дѣла его съ профессорами. Между тѣмъ изъ помянутой записной книжки или бумажника можно догадываться, что пріемъ, сдѣланный Полѣнову Академіею, былъ не совсѣмъ благосклоненъ. Въ этой книжкѣ Полѣновъ также набрасывалъ нѣкоторыя мысли тѣхъ писемъ, которыя онъ намѣревался писать. Такъ въ ней сохранились отрывки изъ письма, отправленнаго имъ къ графу Орлову. На тѣхъ же листкахъ мы находимъ начало письма слѣдующаго содержанія: "Къ Козицкому. Вы удивитесь, что господинъ Штелинъ не устыдился въ канцеляріи при мнѣ молодому Ейлеру сказать, что я совсѣмъ не годенъ при Академіи, по причинѣ, что у насъ нѣтъ никакихъ тяжебъ; такъ какъ будто юриспруденція состояла въ одной тяжбѣ...." Подобный отрывокъ, кажется, не требуетъ комментарій, и изъ него можно видѣть неблагорасположеніе къ Полѣнову одного изъ сильныхъ въ то время дѣятелей Академіи, -- профессора аллегорій Штелина. Не смотря на это, Полѣновъ числился при ней до 1771 года, и хотя не имѣлъ никакой дожности, но не оставался и безъ дѣла.
   Императорское Вольное Экономическое общество, по повелѣнію императрицы Екатерины II, предложило въ 1766 году на конкурсъ задачу: "Что полезнѣе для государства, чтобы крестьянинъ имѣлъ въ собственности землю, или только движимое имѣніе, и сколь далеко на то и другое ею право простирается".-- Императрица назначила тысячу червонцевъ въ награду конкурентамъ за удовлетворительныя сочиненія по этому предмету.
   Для разсмотрѣнія поступившихъ въ общество отвѣтныхъ сочиненій, въ числѣ 164, составленъ былъ особый комитетъ, и въ представленіи его между прочимъ сказано: "Россійская піеса подъ нум. 148, съ девизомъ "plus boni mores valent, quam bonae leges", хотя отъ нѣкоторыхъ членовъ нашего комитета и признана за лучшую и основательнѣйшую послѣ нумера 154, почему слѣдовало бы ей дать accessit, но другіе, разсмотря сверхъ матеріи и самый слогъ, находятъ въ ономъ многія надъ мѣру сильныя и по здѣшнему состоянію неприличныя выраженія, и потому за нужное признаютъ, что если кому въ собраніи знаемъ авторъ, то чрезъ него велѣть ему немедленно оное переправить и тогда его піесу также включить во второй классъ и удостоить опредѣленныхъ тому классу преимуществъ, кромѣ печатанія".-- Въ засѣданіи общества 23 апрѣля 1768 года положено: означенное сочиненіе признать удовлетворительнымъ, -- однако онаго не печатать. Въ засѣданіи 11 іюня того же года читано письмо переводчика Полѣнова, въ которомъ онъ объявилъ себя авторомъ сочиненія, представленнаго подъ девизомъ "plus boni mores valent, quam bonae leges". Въ засѣданіи 30 іюля того же 1768 года положено: "наградить г. Полѣнова за рѣшеніе задачи золотою медалью въ 12 червонныхъ, съ прописаніемъ на оной имени автора {Сообщаемыми подробностями объ этомъ предметѣ мы одолжены обязательному содѣйствію бывшаго непремѣннаго секретаря императорскаго Вольнаго Экономическаго общества Влад. Мих. Михайлова. Медаль находится у старшаго внука Алексѣя Васильевича Полѣнова, жившаго постоянно въ Москвѣ и въ послѣднее время служившаго мировымъ посредникомъ въ Подольскомъ уѣздѣ. Онъ умеръ въ 1863 году. Д. П.}".
   Это изслѣдованіе, замѣчательное само по себѣ, обращаетъ на себя еще большее вниманіе по времени, въ которое оно написано. Излагая въ немъ грустныя послѣдствія крѣпостнаго или рабскаго состоянія крестьянъ, Полѣновъ говоритъ, что первымъ средствомъ для извлеченія ихъ изъ того несчастнаго состоянія, въ которомъ они находятся, должно быть ихъ образованіе. При этомъ онъ указываетъ и на способы, какія слѣдуетъ употребить для достиженія успѣха въ этомъ дѣлѣ. Достойно вниманія, что многія изъ предложенныхъ Полѣновымъ въ его изслѣдованіи мѣръ, введенныхъ съ теченіемъ времени разными вѣдомствами нашего правительства, оказались вполнѣ успѣшными {Разсужденіе А. Я. Полѣнова напечатано въ 3 выпускѣ Р. Архива 1865 года. И такъ слѣдуетъ смотрѣть на оное, какъ на одинъ изъ прекрасныхъ плодовъ основательнаго образованія, полученнаго Русскимъ юристомъ въ чужихъ краяхъ. Д. П.}.
   Послѣ этого Полѣновъ переходитъ къ разсужденію о движимой и недвижимой собственности крестьянъ. Отдавая первую въ полное и неприкосновенное ихъ распоряженіе, Полѣновъ говоритъ, что нѣкоторое количество помѣщичьей земли должно быть также уступлено крестьянамъ за опредѣленную повинность и съ ограниченнымъ правомъ, т. е. только въ ихъ наслѣдственное пользованіе, но безъ права отчуждать ее какимъ бы ни было образомъ. Мысль эта, конечно въ болѣе развитой формѣ, положена въ основаніе и нынѣшняго освобожденія помѣщичьихъ крестьянъ отъ крѣпостнаго права.
   Это разсужденіе написано было Полѣвовымъ независимо отъ занятій его по Академіи. По порученію же ея онъ участвовалъ вмѣстѣ съ Башиловымъ въ изданіи второй части Никоновской лѣтописи, напечатанной въ 1768 году. Вотъ что говоритъ объ этомъ Башиловъ въ своемъ предисловіи. "По отъѣздѣ г. профессора Шлецера императорская Академія наукъ продолженіе сего изданія возложила на меня и на г. переводчика Алексѣя Полѣнова, обязавъ меня, яко трудившагося уже въ изданіи первой части, исполнять въ точность всѣ тѣ правила, какія при ономъ изданіи были наблюдаемы. Во исполненіе повелѣнія императорской Академіи наукъ я и г. переводчикъ Полѣновъ прилагали всевозможное стараніе о точнѣйшемъ наблюденіи всего того, что отъ вѣрнаго издателя ни требуется. Печатаніе производилось съ копіи, которую я самъ писалъ своею рукою. Всякой печатной листъ правленъ былъ не меньше четырехъ разъ, и сношенъ отъ слова до слова и отъ буквы до буквы съ подлинникомъ, и каждымъ изъ насъ особливо, и обоими совокупно. Слѣдовательно мы во всемъ изданіи не только слова, но ниже одной буквы не прибавили, не пропустили и не перемѣнили".
   Послѣдующіе труды Полѣнова ограничивались одними переводами, въ числѣ которыхъ были: "Размышленія о причинахъ величества Римскаго народа и его упадка," Монтескье. За этотъ переводъ, напечатанный въ 1769 году, Полѣновъ получилъ отъ Академіи награжденіе. Въ этомъ же году онъ перевелъ съ Французскаго: "Разсужденіе о причинахъ установленія или уничтоженія законовъ, соч. Фридриха II;" Спб. 1769. Потомъ онъ перевелъ съ латинскаго, Ѳеофраста: "О свойствѣ нравовъ человѣческихъ" (издано въ 1772 году, но переведено при бытности Полѣнова на службѣ при Академіи).
   Въ 1769 году Полѣновъ пожалованъ былъ чиномъ переводчика трехъ коллегій (равнявшимся по табели о рангахъ 10-му классу) и въ апрѣлѣ 1771 года оставилъ академическую службу, видя, вѣроятно, что ему при ней не было занятій, соотвѣтственныхъ съ полученнымъ имъ образованіемъ, хотя въ выданномъ ему увольнительномъ свидѣтельствѣ и было сказано, что онъ "поручаемыя ему отъ Академіи дѣла исполнялъ со тщаніемъ и ревностію къ совершенному ея удовольствію и потому заслуживаетъ одобренія."
   Изъ Академіи онъ перешелъ въ Сенатъ и прослужилъ въ немъ секретаремъ и оберъ-секретаремъ около 18 лѣтъ. Сверхъ обычныхъ занятій по этимъ должностямъ ему поручено было управленіе сенатскою типографіею, и за успѣшное напечатаніе грамоты о дворянствѣ и городоваго положенія въ 1785 году онъ былъ награжденъ золотою табакеркою.
   Между тѣмъ 31 іюля 1783 онъ былъ назначенъ секретаремъ кавалерской думы ордена св. Владимира, учрежденнаго въ 1782 году, оставаясь при прежней оберъ-секретарской должности въ Сенатѣ. Въ то же время (6 августа 1783) ему былъ пожалованъ Владимірскій орденъ 4 степени. Ему хотѣли дать этотъ орденъ 3 степени, но какъ до него были уже пожалованы этою степенью нѣсколько лицъ, то онъ исходатайствовалъ себѣ 4 степень, чтобы только быть первымъ кавалеромъ, хотя и низшей степени {Это я слышалъ отъ покойнаго моего отца. Д. П.}.
   Получивъ въ 1793 году чинъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника, Полѣновъ оставилъ службу при Сенатѣ и въ томъ же году опредѣлился въ правленіе Заемнаго Банка совѣтникомъ. Въ 1796 онъ перешелъ оттуда въ Коммиссію о составленіи законовъ Россійской имперіи. Здѣсь онъ занялся разработкою уголовныхъ законовъ и въ 1798 году представилъ начало своего труда на предварительное усмотрѣніе бывшаго въ то время генералъ-прокуроромъ, князя Алексѣя Борисовича Куракина, который изъявилъ свое согласіе "на мысли и порядокъ, имъ предполагаемый." Дальнѣйшихъ занятій Полѣнова по этой части мы не знаемъ.
   Около этого же времени А. Я. Полѣновъ предпринялъ еще одинъ трудъ. Это была исторія ордена св. Іоанна Іерусалимскаго, составленіемъ которой онъ занялся, кажется, по мысли, или даже можетъ быть, по порученію кого-нибудь изъ близкихъ лицъ къ императору Павлу I. Государь этотъ принялъ въ 1798 году подъ свое покровительство разрушавшійся орденъ св. Іоанна Іерусалимскаго, извѣстнаго болѣе подъ именемъ Мальтійскаго, и наименовалъ себя великимъ магистромъ этого средневѣковаго учрежденія. Въ концѣ 1798 года Полѣновъ представилъ І ю часть своей исторіи завѣдывавшему дѣлами ордена, бальи графу Литтѣ, который, при возвращеніи Полѣнову его рукописи, объявилъ ему высочайшее благоволеніе и приказаніе государя продолжать эту исторію. Для сего понадобились нѣкоторыя книги, которыхъ Полѣновъ у себя не имѣлъ, и онъ обратился къ бывшему тогда канцлеромъ ордена графу Растопчину съ слѣдующею запискою:
   "Первая часть исторіи державнаго ордена святаго Іоанна Іерусалимскаго сочинена и была поднесена его императорскому величеству отъ графа Литты, что свидѣтельствуетъ письменный его отзывъ, приложенный у сего въ копіи. По сему поводу приступилъ я къ сочиненію второй части, но испрашиваю вспоможенія въ томъ, чтобъ дозволено было заимствовать нужныя мнѣ книги изъ библіотеки Академіи наукъ, кои будутъ возвращены во всякой цѣлости.
   "Для лучшаго понятія и усмотренія славныхъ дѣяній ордена должно присоединить карту тѣмъ владѣніямъ, какія орденъ нѣкогда имѣлъ въ Азіи и Африкѣ; она есть готовая, сочиненія славнаго географа Делиля въ 1726 году. Подъ смотрѣніемъ Академіи наукъ, гдѣ есть географическій департаментъ, можетъ сіе удобно произведено быть въ дѣйство. Портретъ государя императора, какъ Великаго Магистра, придастъ несравненное украшеніе книгѣ, есть ли на то будетъ высочайшее соизволеніе.
   "За нужное почитаю упомянуть и о томъ, что разные писатели доводятъ исторію ордена не далѣе ка^ъ до великаго магистра Дела Валетта, при которомъ Турки, по истощеніи всѣхъ усилій, принуждены были съ чрезвычайною потерею въ своемъ войскѣ оставить осаду Мальты. Аббатъ Вертотъ послѣ сего произшествія присоединилъ краткій журналъ до 1725 года, и чтобы съ сего года продолжить исторію, со включеніемъ и нынѣшней знаменитой въ орденѣ перемѣны, нужно собрать потребныя къ тому свѣдѣнія, которыхъ мнѣ, какъ частному человѣку, получить ни откуда не можно.
   "Печатаніе книги должно произведено быть на щетъ ордена св. Іоанна Іерусалимскаго; въ возвратъ издержекъ орденъ получитъ всю ту прибыль, какая отъ продажи книги произойти можетъ".
   Графъ Растопчинъ отвѣчалъ Полѣнову, что онъ отнесся объ этомъ къ президенту Академіи наукъ барону Николаи "и я надѣюсь, присовокуплялъ Растопчинъ, что онъ дастъ повелѣнія свои объ отпускѣ изъ Академіи книгъ и географической карты, нужныхъ вамъ для сочиненія исторіи ордена св. Іоанна Іерусалимскаго, вами издаваемой." Но написанная Полѣновымъ исторія этого ордена не была издана, вѣроятно по случаю внезапной кончины императора Павла I.

-----

   Въ іюлѣ мѣсяцѣ 1800 года Полѣновъ вышелъ въ отставку. Остальное время жизни онъ провелъ въ тишинѣ и въ большомъ уединеніи. Скончался 10 іюля 1816 года.

Д. В. Полѣновъ.

"Русскій Архивъ", NoNo 4--5, 1865

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru