Потапенко Игнатий Николаевич
Бурная ночь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рождественский рассказ.

Игнатий Потапенко

Бурная ночь

Рождественский рассказ

   Осень затянулась до того, что счастливые жители юга отчаялись когда-нибудь увидеть снег, не тот лапчатый сероватый снег, что падал уже несколько раз лишь для того, чтобы в тот же миг растаять и образовать черную жидкую грязь, а снег настоящий, белый, как молоко, густым слоем серебрящий всю окрестность, -- снег, позволяющий выпрячь лошадей из телег, бричек и двухколесных "бед" и запрячь их в полозья и сани и ехать на ту сторону Днепра, жать и возить в дома камыш, заменяющий степному жителю дрова, -- снег, хрустящий под ногами, как косточки молодого жареного цыпленка на зубах.
   Да и Днепр... Далеко уедешь по нем на санях, когда он еще и не замерзал. Ранними утрами у берегов его появлялась тонкая ледяная пленка, да и та к полудню тотчас же растает под лучами солнца.
   Каждый день мимо села, меж раскиданных там и сям островков, на которых жили рыбаки, проходили большие пароходы от моря вверх и сверху к морю, останавливавшиеся около городов и больших местечек.
   А на дворе уже стоял декабрь, да еще поздний. Вот уже минул и Филиппов пост и наступил канун Рождества.
   -- Ну, и праздник же будет, -- говорили, с сокрушением покачивая головами, обыватели приднепровского села Бубыри, -- некуда и на Иордань выйти! Какой же это праздник?
   -- А ты погоди роптать на Бога, -- возражали люди, умудренные опытом, -- Бог, Он знает, когда что надобно послать человеку. Может, под Иордань такой мороз затрещит, что тебе трех кожухов мало покажется.
   Но пока это были одни только предсказания, которые к тому же делались не пророками, а обыкновенными жителями села Бубыри.
   И как раз в это время на самом большом из островков, лежавших против Бубырей, ближе к другому берегу Днепра, произошло событие, хотя по существу своему и весьма обыкновенное, но, по обстоятельствам, призванное сыграть важную роль в жизни приднепровского села.

* * *

   Случилось это накануне Рождества. С острова приплыл на узеньком каюке сам Охрим, старый родоначальник нескольких поколении рыбаков, застроивших и оплетших своими рыболовными сетями весь остров.
   Лет пятьдесят тому назад он, еще молодым человеком, поселился там с женой, когда остров был необитаем, занялся рыбачеством и наплодил целое племя. Лет ему было теперь десятков восемь, а может и девять, -- ни он, ни кто другой достоверно этого не знал.
   Крепкий, плечистый, чуточку согбенный, с лысой головой и с густо обросшим какими-то серыми волосами лицом, он не казался ни слабым, ни дряхлым, спина его еще отлично тянула лямку, когда из воды вытаскивали невод с рыбой, а голова выдерживала большие порции водки -- продукт, совершенно необходимый в рыбачьем ремесле.
   Причалил он свой каюк к берегу, сам поднялся на высокую кручу, в село, да прямо к батюшке, отцу Мелетию, а батюшка как раз в это время возвращался из церкви, отслужив там вечерню.
   Еще и солнце не взошло, а в воздухе было тихо и тепло, и ничто не обещало грядущей перемены.
   Батюшка -- молодой, осанистый, с красивой светлой бородой, с благолепным лицом, служил в Бубырях лет десять и очень нравился своим прихожанам главным образом за то, что был красивый и представительный. Охрим встретился с ним у ворот церковного дома. Отец Мелетий узнал его, переложил свою толстую палку с серебряным набалдашником из правой руки в левую и дал Охриму благословение.
   -- Что это ты, Охрим, под праздник приплыл к нам? -- спросил его батюшка.
   -- А так и есть, батюшка, собственно к вам и приплыл, -- ответил Охрим, -- до вас нужду имею.
   -- Вот тебе и раз! Ты что же, помирать решил, так чтобы я хоронить тебя ехал? -- пошутил отец Мелетий. -- Так уже повремени, Охрим, пока праздники кончатся.
   Охрим засмеялся батюшкиной остроте, но возразил:
   -- Нет, я помирать еще подожду, само собою ежели Бог не позовет меня. Да только на что я Ему? У Него этаких грешников и без меня достаточно... А случилось, батюшка, что у сына моего, Терешки, вчерашнего дня родился сын; выходит -- это мне он внук. Так вот этого самого внука окрестить надо будет.
   -- Да когда же? Ведь праздник. Уже после праздника окрестим, -- сказал батюшка.
   -- Оно-то так... Только очень уж слабое дитя вышло, батюшка, не знаем, выдержит ли... А оно без крещения неспособно выходит, -- уж сделайте такую милость... Уж отслужу... Вот еще и солнце не зашло... У нас в часовне купель завсегда стоит, с весны еще, когда Федоткину дочку крестили. А я вас мигом на каюке доставлю и на остров, и обратно...
   -- Гм...
   Отец Мелетий не решался. Сегодня попадья его наготовила множество всяких благ земных для вечерней трапезы. Племянник его приехал из семинарии на праздник. Он рассчитывал мирно провести вечер.
   Вошли в ворота, а потом в дом. Охрим остался в передней, а батюшка прошел к матушке такой же упитанной, красивой и благолепной, как и он сам, и сообщил ей о просьбе Охрима. Матушка в первый момент возмутилась.
   -- Помилуй Бог! Неужто и в канун Рождества тебя не оставят в покое? Подождет этот младенец, а ежели и помрет, так грехов у него ведь нет никаких, а, стало быть, что с него и взять там, на том свете!
   -- Так-то оно, так, -- возразил батюшка, -- да видишь ли ты, у Охрима славная свинья по двору ходит и, сколько мне известно, она недавно опоросилась, и он мне обещал одного поросенка, а ежели я поеду, то непременно даст пару... Понимаешь?
   -- Ну, это совсем другое дело... Тогда, конечно, поезжай. Только не засиживайся там, потому что у меня и кутья, и взвар, и пироги, и все прочее уже готово.
   Отец Мелетий надел менее парадную рясу, захватил метрическую книгу, ризу и крест, и вскоре Охрим, сидя на корме каюка и действуя всего только одним веслом, причем он сильно напоминал старика Харона, катил его по тихим, хотя и быстро бегущим, водам Днепра.

* * *

   На острове все было готово. Батюшка проследовал прямо в часовню. Пришли кумовья с младенцем и еще кой-кто из охриминского племени, и начался обряд крещения.
   Небольшой островок со всех сторон омывался Днепром, который, наткнувшись в своем быстром течении на это препятствие, делился тут на два рукава, за островком соединявшиеся опять в один.
   На нем было около десятка хат, разной давности, а самая старая принадлежала Охриму. Весь песчаный берег был устлан черными недавно осмоленными сетями, которые здесь сушились после вчерашнего лова.
   Охримовцы работали сообща, родственной артелью, рыбу продавали в недалеко лежавшем городе и делили между собой барыши. В этом состояло все их занятие.
   На островке около каждой хаты был небольшой садочек с вишнями и грушами и маленький огород с луком, бураками и капустой. Повсюду сильно пахло рыбой, -- и от земли, и от воды, и от хат и от самих рыбаков.
   Батюшка начал службу по обычному чину. Дьячка он не взял с собой и довольно просто обходился без него. Старый Охрим, который всегда, с малолетства, имел склонность к церковному пению, сам подпевал ему, где нужно, а уж он хорошо знал, где это нужно, потому что в продолжение многих лет присутствовал при крещении всех своих внучат и правнуков, которые потом становились полноправными гражданами островка.
   В первое время ничего особенного не произошло. Только сквозь синие стекла окон часовни батюшке показалось, что на западе вдруг точно выросло темное облако, которое заслонило собой заходившее солнце; но батюшка не придал этому особого значения и продолжал службу.
   Но вот ему пришлось повернуться к кумовьям и стать прямо перед дверью часовни. Он посмотрел в дверь и широко раскрыл глаза. Все небо было закрыто тучами, да какими! Они мчались по небу, словно их кто гнал кнутом, a издали доносился какой-то странный гул, точно Днепр вдруг повернулся да и понес свои воды обратно.
   -- Отрицаешься ли сатаны? -- спрашивал батюшка у кумовьев, и кумовья отрицались.
   -- И дунь, и плюнь на него, -- говорил батюшка, и кумовья исполняли все, как полагалось, но в то же время у всех были тревожные лица.
   -- Кажется, буря собирается? -- тихонько спросил батюшка у Охрима.
   -- Нет, Бог даст, пройдет мимо, -- ответил Охрим.
   Батюшка продолжал, но в голосе его появились тревожные нотки. Вот уже стали ходит вокруг купели, и батюшка, при помощи Охрима, запел: "Елицы во Христа крестистеся", а голос его, обыкновенно такой звучный, басистый и ровный, задрожал. Теперь уже явственно слышался шум и свист свирепого ветра и зловещий рокот волны.
   И вдруг в то самое время, как батюшка взял у кума младенца, чтобы троекратно окунуть его в купель, в часовню ворвался сильный ветер, какая-то баба подбежала к двери и затворила ее. Батюшка окунал младенца, младенец орал, а руки отца Мелетия дрожали.
   "Как же это я, Господи ты Боже мой, доставлюсь домой?" -- думал батюшка с величайшей тревогой и в то же время пел, как полагалось по чину: "Ризу мне подаждь светлу"...
   Кончив обряд, батюшка стал снимать ризу, а ветер неистово выл вокруг часовни. Все ушли и младенца унесли, остались только батюшка и Охрим, и оба молчали.
   -- Что ж мы теперь будем делать, Охрим? -- спрашивал батюшка.
   А Охрим только крестился.
   -- Да уж это как Господь Бог укажет, повременим... Авось, и утихомирится... Пожалуйте в горницу, батюшка, закусить...
   -- Какая же теперь закуска, Охрим? Нынче сочельник, меня попадья ждет.
   -- Да это, батюшка, само собою... А пока что, пожалуйте закусить...
   Они вышли из часовни. Охрим затворил дверь и задвинул тяжелый засов. На дворе была совершенная тьма. Небо, залитое свинцом, казалось непроницаемым, неистовый ветер дул на них как-то со всех сторон разом, высоко поднимая полы батюшкиной рясы, сдувая на сторону его роскошную бороду, развевая по ветру его длинные шелковистые волосы.
   А сверху сыпалось что-то странное, не то холодный дождь, не то снег, не то крупа какая-то. Вдали, там, где бесконечно широкой лентой тянулся Днепр, то там, то здесь, среди глубокого мрака поднимались и мелькали высокие белые гребни, и слышались рев и стон.
   -- Вот она зима-то когда пришла!.. -- сказал Охрим.
   -- Что ж мы будем делать? -- спросил отец Мелетий дрожащим голосом.
   -- А что Бог даст, батюшка. Пожалуйте, пожалуйте в хату.
   Батюшка как-то духовно ослабел и без протеста подчинился приглашению Охрима. В его хате было много народу -- и все родня. Бабы возились около стола, на котором были приготовлены пироги и жареная рыба. Все стояли, не решаясь сесть без Охрима и без батюшки.
   Отца Мелетия усадили за стол, что-то он пил и что-то ел машинально, благословлял трапезу, но душа его была в величайшем беспокойстве. Знал он дурную привычку старого Днепра. Раскачает он свои глубокие воды и уже будет свирепствовать не одну и не две недели, особенно в такую пору года.
   -- А поди-ка, погляди, как погода... -- не раз говорил батюшка и, кто-нибудь выбегал из горницы и возвращался и говорил:
   -- Да все так же: стонет и ревет.
   Вышел наконец и сам батюшка и, с страшным усилием борясь с ветром, приблизился к берегу. По ту сторону уже не видно было огней. Деревня заснула, а может быть, и совсем снесло ее с лица земли. Потемнела река и слилась с темнотой ночи -- ничего нельзя было разглядеть. Только слышалось клокотанье воды, да сыпались на берег брызги от волн, разбивавшихся о камни.
   -- Эх, Охрим, Охрим, -- с упреком восклицал батюшка. -- Что же это ты со мной сделал и зачем это я тебя послушался?..
   Охрим стоял, глубоко задумавшись и низко опустив свою старую, видавшую много бурь, голову, и думал о том, что в самом деле он страшно виноват не только перед батюшкой и матушкой, но и перед всей деревней. Да, он виноват, потому что он прожил на острове больше полувека и знал, что такое тихая погода в декабре и сколько на нее можно рассчитывать. Не раз и не десять раз, а может и не сто, бывало, что застигнет такая буря рыбака среди реки, и один только Бог знает, как он спасает свои кости.
   И вот он -- старый, умудренный рыбачьим опытом, под такой великий праздник заманил батюшку на остров, где в зимнюю пору по нескольку недель приходится сидеть без всякого сообщения с тем берегом, да и со всем Господним миром...
   И вдруг старый Охрим тряхнул головой.
   -- Э, что тут! У нас есть руки, а у вас, батюшка, крест. Коли Бог не судил, так и буря не возьмет. Эй, рыбаки, тащи сюда все каюки и дубки и шеланды, какие есть, да собирайтесь все сюда... Посадим мы батюшку в самый большой дубок и окружим его нашими лодками... Нельзя, чтобы в такой великий праздник церковь была без батюшки.

* * *

   Это было безумное распоряжение, но никто из потомков Охрима не посмел ослушаться. Зашевелился остров. Из разных затонов тащили на веревках лодки всевозможных форм, большие и малые. Замелькали огни в фонарях. У всех явился какой-то необычайный подъем духа, все чувствовали, что исполняют какой-то важный долг.
   Тесно сплотились лодки и составили странную, необыкновенную флотилию, и началась борьба. Днепр не так страшен оказался на середине, как у берегов. Волны ударяли в боковые лодки, но к этому рыбаки были привычны. Тихо двигалась необычайная ночная процессия. Батюшка сидел в большом глубоком дубке, окруженном другими лодками, он держал перед собою крест, и ему было хорошо. Лодки рыбаков защищали его от волн. Все работали веслами молча, сосредоточенно, ежеминутно крестясь и шепча молитвы.
   А старый Охрим сидел на самой передней лодке, держа в руках два фонаря, и оттуда от времени до времени раздавалась его команда:
   -- Левей! Правей! Напирай... Волна идет... Держись!
   И вот, освещенный дрожащим слабым огнем фонарей, показался берег. Все ближе и ближе. Вот уже под веслами чувствуется твердая земля, а вот наконец лодки останавливаются у самого берега.
   Рыбаки высадили батюшку, а лодки, сколько было возможно, втащили на песок, вбили колья и привязали их тут. Батюшка жил недалеко от берега. Быстро взобрался он на вершину. Охрим с фонарями провожал его.
   Вот невдалеке виднеется церковь, а рядом с нею церковный дом. Какая-то беспокойная тень мелькает неподалеку от дома. Еще минута, и рыдающая матушка кидается к отцу Мелетию. Она уже считала его погибшим, и теперь ей кажется, словно она нашла это сокровище во второй раз.
   Небывалое зрелище представляла столовая отца Мелетия в этот вечер. Часы показывали около полуночи. За длинным столом, уставленным всевозможными яствами, какие полагаются для этого вечера, сидел батюшка с матушкой и с племянником и десяток рыбаков, с Охримом во главе. Все они иззяблись и проголодались, никто не считал время, когда они плыли через Днепр, но теперь оказалось, что путешествие это длилось добрых два часа. Батюшка обогрел их, накормил, и они остались у него ночевать, а на другой день, когда буря все еще выла и Днепр продолжал сердито ворчать, выбрасывая на поверхность свои белые гребни, они все молились у заутрени и обедни.
   Было и еще одно обстоятельство, которое имело прямое отношение к этому событию, хотя оно случилось несколько позже.
   Когда через неделю после этого буря смолкла, Днепр покрылся толстой ледяной корой, по которой стали ездить на санях, а молодежь села Бубыри уже занималась вырубкой крестообразной проруби для предстоящей Иордани, Охрим самолично явился в церковный дом, неся на спине довольно объемистый мешок.
   Это был необыкновенный мешок: он все время двигался и прыгал на его старой спине, точно живой, и оттуда раздавались какие-то необыкновенные визгливые звуки.
   Придя в церковный дом, Охрим сказал:
   -- А вот вам, батюшка с матушкой, и мое обещанное... Дозвольте куда-нибудь выпустить...
   И получив дозволенье, он отправился в сарай и выпустил из мешка трех великолепных четырехнедельных поросят и сказал:
   -- Когда эти поросята вырастут в настоящих свиней и вы, батюшка с матушкой, будете кушать сало и колбасы от них, то покорнейше прошу вас поминайте старого рыбака Охрима и про то, как он хорошо умеет командовать рыбачьими кораблями, и про то, как мы с нами плыли по Днепру в ночь под Рождество Христово. Вот этот первый -- давно обещанный, а второй -- за услугу, а третий -- на память о той ночи.
   
   1903 г.

----------------------------------------------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru