Потоцкий Станислав-Костка
Китайцы, их хронология, религия, язык, науки, многолюдство, правление, торговля, нравы, обычаи, искусства, памятники и важнейшие изобретения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Китайцы,
ихъ хронологія, религія, языкъ, науки, многолюдство, правленіе, торговля, нравы, обычаи, искусства, памятники и важнѣйшія изобрѣтенія.

(Продолженіе.)

   Ни на что Китайцы не обращаютъ такого вниманія, какъ на обряды, наблюдаемые ими со строжайшею, никогда неизмѣняемою точностію, и которые, по ихъ мнѣнію, служатъ ко смягченію нравовъ, къ услажденію общежитія, даже къ сохраненію тишины, порядка и подчиненности. Сіе, отчасти справедливое ихъ мнѣніе, относится къ столь отдаленному времени, что есть книга, содержащая въ себѣ правила обрядовъ, коея древность простирается далѣе тридцати столѣтій: въ ней предписаны поступки для людей всѣхъ состояній, начиная отъ самаго Императора до послѣдняго простолюдина. Ремесленники и даже поселяне имѣютъ предначертанныя для себя правила касательно взаимнаго обращенія между собою; и никто не смѣетъ нарушить, никто не смѣетъ пренебречь ихъ, ниже въ самомъ малозначущемъ поступкѣ. Знаніе обрядовъ общежитія есть наука весьма тяжкая, у Китайцевъ, и неисполненіе правилъ ея относительно къ старшимъ, каждой разъ влечетъ за собою удары бамбусовой палки, такъ что Китаецъ, выходя на улицу, наполненную народомъ, никакъ неможетъ быть увѣренъ, что возвратится домой, неотвѣдавши отеческаго исправленія за упущеніе какой-нибудь повинности противъ старшихъ. Узы столь мѣлочныхъ церемоній тѣснятъ и охлаждаютъ душу Китайца, а принужденіе къ нимъ даетъ ему только наружную учтивость и заставляетъ его всегда скрывать чувства свои подъ личиною притворства. Вообще Китайцы походятъ на тѣхъ людей, которые увѣрены, что говоря хорошо, можно поступать дурно. Впрочемъ надобно признаться, что привычка къ такой церемоніальности удерживаетъ первые порывы страстей, и что она, можетъ быть, очень много содѣйствуетъ къ сохраненію порядка въ столь чрезвычайномъ многолюдствѣ.
   Китайцы, впрочемъ весьма бережливые, бываютъ до невѣроятности расточительны при похоронныхъ обрядахъ; иногда тѣло умершаго цѣлой годѣ и болѣе лежитъ безъ погребенія, пока не приготовлены всѣ въ потребные къ тому припасы. Вопреки нашему обыкновенію, въ Китаѣ печальный цвѣтъ есть -- бѣлый. При обрядѣ похоронъ не бываетъ недостатка и въ наемныхъ плакальщикахъ, которые, точно какъ у древнихъ Римлянъ, наполняютъ воздухъ проявительными воплями, рвутъ на себѣ волосы, терзаютъ лица, между тѣмъ какъ другія особы, къ етой же смѣшной комедіи принадлежащія, всячески стараются удерживать ихъ отъ мнимаго отчаянія. Суевѣрное воздаваніе почестей умершимъ родственникамъ и друзьямъ даже породитъ на идолопоклонство, и оно-то, какъ выше мы замѣтили, ввело въ заблужденіе усердныхъ нашихъ миссіонеровъ, и было причиною упадка вѣры хрістіанской въ Китаѣ.
   Хотя Китайцовъ можно почесть за самыхъ робкихъ людей въ свѣтѣ, однакожъ самоубійства у нихъ случаются чаще нежели въ другихъ государствахъ; что, кажется, причесть можно чрезвычайно великому многолюдству. въ содержаніи къ которому и число самоубійствъ должно быть не малое.
   У Китайцевъ неизвѣстны дни, посвященные отдыху, какъ у насъ воскресные. Первыя день года и еще нѣсколько за нимъ слѣдующихъ суть праздники, почитаемые священными. Самой бѣдной крестьянинъ въ ето время старается приготовить новыя платья для себя и для своего семейства: Родственники и приятели посѣщаютъ, дарятъ и отдариваютъ взаимно одинъ другаго, а чиновники и высшаго класса особы дни новолѣтія торжествуютъ пиршествами. Есть еще одинъ знаменитый въ году праздникъ фонаря, въ который вся Имперія бываетъ освѣщена яркими огнями; Китайцы сами незнаютъ, что подало поводъ къ сему обыкновенію, коего начало теряется во мракѣ отдаленнѣйшей древности. Въ день сей не только освѣщаютъ домы, но еще дѣлаютъ прозрачныя фигуры разныхъ животныхъ, и нарядившись въ нихъ, бѣгаютъ ночью по улицамъ. Звѣри, птицы, рыбы сражаются другъ противъ друга и бросаютъ огни разноцвѣтные. Изъ числа сихъ Протеевъ искуснѣйшими почитаются тѣ, которые превращаются во многіе виды и. каждой разъ представляютъ на себѣ зрѣлище огней разноцвѣтныхъ.
   Если судить по наружности, то Китайцы ведутъ жизнь скромную и умѣренную, ибо излишество ограничивается у нихъ законами. Имъ не дозволяется строить домы выше одного жилья, и всѣмъ извѣстенъ примѣръ одного Мандарина, который, строивши себѣ домъ, поднялъ стѣны выше узаконенной мѣры и долженъ былъ разломать начатое зданіе. За то уже вся роскошь Китайцевъ, или лучше сказать развращенная нѣга, скрывается въ ихъ неприступныхъ жилищахъ, и она подъ домашнимъ кровомъ вознаграждаетъ ихъ за всѣ неприятности, терпимыя за порогомъ. Но чиновники имѣютъ право являться на улицѣ съ великою пышностію; передъ ними обыкновенію несутъ знаки ихъ достоинства, не рѣдко гремитъ музыка и всегда раздаются пронзительные звуки мѣднаго барабана, называемаго Гонгъ. Свита каждаго изъ такихъ вельможъ, состоящая иногда изо ста человѣкъ и болѣе, наблюдаетъ, чтобы народъ и низшіе чиновники непремѣнно оказывали тѣ знаки почтенія, отъ которыхъ неможно себя уволить, неподвергаясь наказанію.
   Богатая, изъ шелку, серебра или золота вытканная одежда показываетъ различіе степеней, такъ что по ней издали можно видѣть, къ какому классу Мандариновѣ принадлежитъ чиновникъ: такими признаками служатъ на груди и на плечахъ вышитыя животныя, также разноцвѣтныя пуговицы, или шарики, прикрѣпленные къ верхушкѣ Китайской шляпы, и которые чѣмъ свѣтлѣе бываютъ, тѣмъ высшую означаютъ степень достоинства (Императорѣ обыкновенно носитъ одну большую жемчужину); на конецъ павлинное перо, самой высшій такъ сказать орденъ Китайскій, чрезвычайно уважается. Всѣ сіи отличія при малѣйшемъ проступкѣ отбираются назадъ тою же верховною властію, которая ими награждаетъ, и Мандаринъ, который вчера тщеславился блестящимъ шарикомъ головнаго своего убора, сего дня принужденъ бываетъ носить шарикъ темной, а павлиное перо замѣнишь вороньимъ въ знакъ немилости, коей онъ имѣлъ несчастіе подвергнуться.
   Дворъ Императора чрезвычайно великолѣпенъ и многолюденъ; ибо онъ состоитъ, кромѣ живущихъ во дворцѣ, еще изъ безчисленнаго множества, чиновниковъ, украшенныхъ шелковыми одеждами самыхъ высшихъ цвѣтовъ, блистающими серебромъ и золотомъ. Императоръ и его фамилія имѣютъ исключительное право носить одежду желтаго цвѣта съ изображеніемъ на ней дракона съ пятью когтями. Порядокъ, тишина, благоговѣніе, и вообще торжественность, съ каковою совершаются всѣ Китайскіе обряды при Дворѣ, достойны удивленія. Но восточная пышность бываетъ примѣтна только въ публичные праздники, изъ которыхъ главнѣйшіе суть: день рожденія Императора, первой день года и дни назначенные для принятія пословъ чужестранныхъ. Вовсе прочее время Императоръ ведетъ жизнь довольно скромную. Онъ рѣдко является публикѣ, которая видитъ его только въ упомянутые праздники, но и тогда его Китайское величество не выходитъ за предѣлы своего дворца, неприступнаго для народа. Когда же Императоръ выѣзжаетъ за городѣ, то всѣ домы на улицахъ должны быть заперты, и любопытные могутъ видѣть его не иначе какъ развѣ только украдкою. Обычай сей получилъ начало свое не отъ восточной гордости; а онъ есть средство, употребляемое хитрою политикою на тотъ конецъ, чтобы такая таинственная невидимость особы Императора производила о немъ въ народѣ самое высокое понятіе.
   Двѣ тысячи или болѣе евнуховъ, отправляющіе внутреннюю. Во дворцѣ службу, составляютъ обыкновенную страну на Востокѣ. При Императорахъ послѣднихъ династій Китайскихъ могущество евнуховъ и злоупотребленіе присвоенной ими власти дошли было до самой высшей степени; первые чины и должности какъ гражданскія, такъ и военныя, находились въ ихъ рукахъ, и можно сказать вообще, что они самовластно управляли Императоромъ и государствомъ. Уже Татарскіе Монархи пресѣкли столь постыдное злоупотребленіе; ограничили число служащихъ во внутренности чертоговъ до двухъ или трехъ тысячь; не ввѣряютъ имъ никакой гражданской должности: при всемъ томъ однакожь вліяніе ихъ и теперь еще весьма значительно, ибо они суть ближайшія особы къ Монарху. Они распоряжаютъ его забавами и даже болѣе нежели Министры имѣютъ способовъ приобрѣсти довѣренность своего Государя. Евнухи употребляютъ для украшенія себя разные роды бѣлилъ, и вразсужденіи нарядовъ бываютъ столько же разборчивы, какъ и самыя женщины, которымъ они предназначены услуживать. Они заражены всѣми пороками, свойственными вообще людямъ сего разбора, а нѣкоторые изъ нихъ даже содержатъ собственные серали, назло природѣ и обычаямъ. Евнухи только и женщины имѣютъ доступъ къ императору въ часы, свободные отъ другихъ упражненій.
   Изъ числа супругѣ Императора только одна носитъ титулъ Императрицы; двѣ за нею слѣдующія называются Королевами; третью степень занимаютъ еще шесть особъ, которыя также суть Королевы; и каждая изъ всѣхъ упомянутыхъ супругъ имѣетъ свой придворный штатъ. На конецъ сто женщинъ, именуемыхъ просто Императорскими наложницами, заключаютъ рядъ чиносостоянія сераля. Дѣти ихъ почитаются законнымъ потомствомъ Государя; но право наслѣдованія обыкновенно падаетъ на одного изъ сыновей Императрицы, хотя впрочемъ выборѣ совершенно зависитъ отъ воли Императора, которой имѣетъ полную власть назначить себѣ преемника не только изъ своей собственной, но даже изъ посторонней фамиліи. Дщери Императора обыкновенно выходятъ въ замужство за Князей Татарскихъ, или за другихъ знатныхъ Татаръ, а за Китайцевъ можетъ быть никогда, или очень рѣдко. При вступленіи на престолѣ новаго Императора первые вольности и самые знатные господа вмѣняютъ себѣ въ великое счастіе, когда дочери ихъ, за красоту, или прелести, или дарованія, причисляющая къ собранію наложницъ Его Величества. По смерти Императора всѣ супруги его и наложницы переселяются на житье въ особое зданіе, называемое дворцемъ цѣломудрія, гдѣ онъ доживаютъ вѣкъ свой въ заключеніи, и подъ строжайшимъ присмотромъ.
   Представленное нами краткое начертаніе паукѣ, религіи, правительства и обыкновеній Китайскихъ есть такого свойства, что оно съ одной стороны дѣлаетъ честь, человѣку, а съ другой унижаетъ его достоинство; ибо съ одной стороны показываетъ, великую мудрость его, а съ другой самое глубокое униженіе. Китайцы и теперь остаются тѣмъ, чѣмъ были за нѣсколько тысячъ лѣтѣ прежде, и ето обстоятельство убѣлило насъ представить ихъ въ примѣрѣ древняго, во дни наши существующаго народа. Науки ихъ и обычаи почти ни въ чемъ съ давняго времени неизмѣнились, и народѣ сей по прошествіи тысящелѣтій не освободился отъ своей испорченности. Чтожѣ касается до мудрости законовъ и правительства, то при отдаленномъ положеніи государства они болѣе содѣйствуютъ къ сохраненію бытія, его, нежели къ возведенію на степень свободы и счастія многихъ милліоновъ обитателей обширной Имперіи Китайской.
   Но если что можетъ служить очевиднѣйшимъ. доказательствомъ непоколебимой привязанности Китайцевъ къ древнимъ ихъ законамъ и обычаямъ, такъ ето безъ сомнѣнія то, что бывъ два раза покорены Татарами, бывъ два раза побѣждены, они заставляли побѣдителей своихъ принимать свои законы и свои обычаи. Династія Монголовъ, въ короткое время своего владычества, сдѣлалась Китайскою, принявши религію, форму, правленія и обычаи подвластнаго народа. Сіе рѣдкое явленіе возобновилось, спустя потомъ нѣсколько, вѣковъ при династіи Манджуровъ, донынѣ царствующей въ Китаѣ. Во время междоусобіи и смятеній Китайцы весьма неблагоразумно потребовали себѣ помощи у Татаръ, которые такъ искусно умѣли воспользоваться симъ случаемъ, что обѣ противуположныя партіи должны были признать ихъ своими повелителями. При первомъ покореніи Китая, Монголы дозволили себѣ сдѣлать только ту одну перемѣну, что заставили Китайцевъ, носившихъ долгіе волосы, ходить съ бритою головой, по Татарскому обыкновенію. Но сіе, по видимому ничего незначущее отступленіе отъ праотеческихъ обычаевъ, многимъ изъ Китайцевъ показалось столь несноснымъ, что они лучше захотѣли накинуть отчизну, нежели обрить себѣ головы; И это было причиною тому что Батавія и страны сосѣдственныя отчасти заселены Китайскими выходцами, которые посреди чуждыхъ народовъ свято сохранили свои обычаи. Нравственный характеръ сихъ только заслуживаетъ похвалу, сколько напротивъ достойны порицаній нравы Китайцевъ живущихъ въ природномъ своемъ отечествѣ. Откуда же происходитъ сія розница? Безъ-сомнѣнія не отъ перемѣны климата, почти во всемъ похожаго на Китайскій, и не отъ перемѣны врожденныхъ -- склонностей, зависящей отъ воспитанія и отъ новыхъ обычаевъ, ибо упомянутые переселенцы свято хранятъ обычаи предковъ. Слѣдственно остается заключить, что оное столь много прославляемое правительство Китайское, содержитъ въ себѣ зародышъ порчи цѣлаго народа, превращая въ немъ природную къ вѣжливости склонность въ раболѣпное лицемѣрство. Какъ бы то ни было, Манджурскіе Татары уже полтора вѣка владѣютъ Китайскимъ престоломъ, сохраняя гдѣ же законы, какіе прежде удержаны были Монголами. Они сдѣлались по крайней мѣрѣ наружно Китайцами. И обѣ Татаріи, отечественныя земли прежнихъ и новыхъ побѣдителей, превратились въ провинціи Китайскаго государства. Впрочемъ Татаре не любятъ Китайцевъ и презираютъ ихъ, какъ ниже будетъ показано. Чтожъ ихъ заставило принять законы и обычаи народа, покореннаго и презираемаго? Именно то, что они не видѣли другаго средства удержать свое завоеваніе. Сравнивши малое число своихъ со многолюдствомъ Китайцевъ, они вывели весьма вѣрное заключеніе, что господство нѣсколька десятковъ тысячь Татаръ надъ безчисленнымъ множествомъ природныхъ жителей, хотя впрочемъ изнѣженныхъ, но къ законамъ своимъ и обычаямъ слѣпо привязанныхъ, было бы весьма непрочнымъ. Такая искусная политика, и сверхъ того еще наслѣдственныя качества Императоровъ Татарской династіи доставили ими возможность безопасно управлять обширнымъ государствомъ. Впрочемъ донынѣ Татаре почитаются тамъ отдѣленнымъ народомъ. Они отправляютъ важнѣйшія должности въ Имперіи, вступаютъ въ родственные связи съ царствующею фамиліей, и прилѣжно занимаются усовершенствованіемъ природнаго своего языка; соображаясь съ обычаями Китайцевъ, они презираютъ ихъ малодушіе, ихъ языкъ и науки. Вотъ очевидное тому доказательство: въ бытность г-на Баррова въ Іуенъ-минъ-Іуенѣ, одинъ изъ сыновъ Императора съ любопытствомъ разсматривалъ Англійскіе подарки, а особливо машины, и прилѣжно обо всемъ разспрашивалъ; увидѣвши случайно Китайскую грамматику, онъ сказалъ: мнѣ удивительно, что такой, какъ вы, просвѣщенный чужестранецъ, захотѣлъ упражняться въ этомъ вздорномъ языкѣ, для изученія котораго недостанетъ и жизни человѣческой. Потомъ говорилъ онъ съ пренебрѣженіемъ о Китайцахъ, объ ихъ наукахъ, и прибавилъ, что ежели г. Барровъ имѣетъ намѣреніе заняться трудомъ гораздо болѣе полезнымъ, то можетъ лучше обратиться къ Татарскому языку, который несравненно образованнѣе Китайскаго, -- и предложилъ не только помощь свою, но и руководство, въ изученіи. Татаре весьма многимъ отличаются отъ Китайцевъ. Они тщеславны, легкомысленны, горды, весьма неохотно, повинуется законамъ послѣднихъ и скучаютъ ихъ утомительными обрядами: все ето легко могла замѣтить посольская свита, которую сопровождали одинъ Татарскій приставъ и два Китайскіе Мандарина. Оказываемое Татарами презрѣніе имѣетъ впрочемъ справедливыя причины; ибо трудно найти благородныя чувства въ людяхъ, которые в" Всю жизнь свою должны трепетать передъ палкою послѣдняго чиновника, -- которые по произволу родительской власти могутъ сдѣлаться рабами, -- у которыхъ женщины живутъ въ неволѣ, въ униженіи, изуродованы, отлучены отъ обществѣ, -- у которыхъ холодная церемоніальность подавляетъ сладостнѣйшія чувства природы, у которыхъ привязанность къ корысти сильнѣе всѣхъ прочихъ склонностей сердца, -- у которыхъ множествомъ предразсудковъ ослабляются всѣ душевныя пружины, -- которымъ глупая Гордость недозволяетъ даже догадываться о возможности лучшаго состоянія. Китайскій купецъ, по словамъ г-на Баррова, всегда и вездѣ обманываетъ, почитая прибыльной обманѣ существенною частію торговли. Китайскій крестьянинъ крадетъ, какъ скоро надѣется не быть замѣченнымъ; онъ знаетъ, что въ противномъ случаѣ только и долженъ будетъ отвѣдать палки, которою и безъ того ежедневно грозятъ ему за самой маловажной проступокъ. Наконецъ Китайскій Князь, Китайскій Министръ, ни мало не усомнятся ограбить низшихъ себя, ежели только они увѣрены, что могутъ на то покуситься, неопасаясь наказанія; ибо благородныя движенія души незнакомы Китайскому чиновнику, и одна только боязнь извѣстности удерживаетъ его отъ Грабительства. Честь, стыдъ, справедливость суть слова, неимѣющія для него никакого смысла.
   Представивъ начертаніе хронологіи, религіи, языка, наукъ, многолюдства, правленій, торговли, нравовъ и обычаевъ Китайскихъ, и долженъ еще говорить объ искусствахъ, памятникахъ и важнѣйшихъ изобрѣтеніяхъ.

(Продолженіе въ слѣд. книжкѣ.)

-----

   [Потоцкий С.К.] Китайцы, их хронология, религия, язык, науки, многолюдство, правление, торговля, нравы, обычаи, искусства, памятники и важнейшия изобретения: (Продолжение) // Вестн. Европы. -- 1816. -- Ч.90, N 22. -- С.96-110.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru