Журналъ для дѣтей. Иллюстрированное ежемѣсячное изданіе. Годъ первый. NoNo 1--12. 1886. Ц. 5 р.
"Журналъ для дѣтей", издаваемый княгиней Несвицкой подъ собственною ея редакціей,-- журналъ еще молодой: онъ только что началъ второй годъ существованія. Конечно, судя по первому году, еще нельзя сказать о журналѣ ничего рѣшительнаго, невозможно составить опредѣленной характеристики его: мы видимъ на старыхъ примѣрахъ, путемъ сколькихъ опытовъ и стараній, ошибокъ и несовершенствъ въ разныхъ отношеніяхъ, а также путемъ какой упорной, честной работы, постоянныхъ улучшеній и неуклоннаго стремленія къ завѣтной намѣченной цѣли можетъ идти изданіе, пока оно, наконецъ, не выработается въ опредѣленный типъ съ ясно очерченной физіономіей, никому не представляющей загадки, а, напротивъ, похожей на лицо всѣми любимаго, всѣмъ дорогаго и милаго честнаго добряка. По первому-же году изданія судя, достаточно будетъ, если мы скажемъ, что въ общемъ книжки "Журнала для дѣтей" составлялись не дурно, хотя во многихъ частностяхъ напрашиваются на совѣтъ и указаніе. Позволимъ себѣ высказать по этому поводу слѣдующее побочное соображеніе: среди многихъ участниковъ новаго журнала мы встрѣчаемъ не малое количество старыхъ знакомыхъ, имена которыхъ подписаны по большей части подъ такими безсодержательными статьями, что даже совѣстно становится за нихъ и является невольное подозрѣніе, не воспользовались-ли гг. писатели тѣмъ, что новая редакція, нуждаясь въ матеріалѣ для своего журнала, не имѣла возможности относиться разборчиво къ тому, что предлагалось ей литераторами съ именои болѣе или менѣе извѣстными. Мы объ закладъ готовы побиться, что ни одинъ изъ такихъ разсказовъ, какъ "Одинъ изъ давно улетѣвшихъ дней" г. Сергѣя Атавы, "Телепень" г. КотаМурлыки, "Толя Волынцевъ" г. Давида, "Исповѣдь музыканта" и "На мостовой" г. А. Смирнова, легенда "Дочь рыбака" г-жи Софіи Михайловой,-- ни одно изъ этихъ произведеній не было бы принято и помѣщено въ любомъ изъ установившихся дѣтскихъ журналовъ -- ни въ "Родникѣ", ни въ Дѣтскомъ Чтеніи", нивъ "Семьѣ и Школѣ". Г. Атава подъ названіемъ: "Одинъ изъ давно улетѣвшихъ дней* описалъ очень вяло и скучно на цѣлыхъ полутора печатныхъ листахъ такой день, какихъ въ году бываетъ ровно 365, то есть ничѣмъ не замѣчательный и ни въ чемъ отъ другихъ не отличающійся. Г. Котъ-Мурлыка помѣстилъ въ дѣтскомъ журналѣ разсказъ, почти сплошь написанный ломаннымъ жаргономъ. Г. Лакидэ заимствовалъ сюжетъ изъ жийни гимназической и университетской молодежи, о которой, повидимому, ни малѣйшаго понятія не имѣетъ. Г-жа Софія Михайлова, писавшая недурно разсказцы изъ реальной жизни, оказалась совершенно невозможною сочинительницею фантастической легенды. А г. А. Смирновъ, авторъ вообще не безталантливый, положительно удивилъ насъ тѣмъ, что онъ предложилъ "журналу для дѣтей". Такихъ слабыхъ вещей онъ не помѣщалъ ни въ одномъ дѣтскомъ журналѣ. Теперь, этими двумя разсказами, онъ ясно подтвердилъ справедливость нашего прошлогодняго отзыва объ его книжкѣ "живыя картинки" въ частности и объ его склонности къ подражательности вообще. У автора нашего совершенно нѣтъ самокритики: онъ, повидимому, пишетъ (и, къ сожалѣнію, въ послѣднее время пишетъ слишкомъ много) пишетъ, не отдавая отчета, что и зачѣмъ онъ пишетъ,-- лишь-бы было написано,-- и легко поддаваясь чужимъ вліяніямъ. Не мудрено, что подражательность проскальзываетъ у него въ каждой строкѣ: авторъ, очевидно, не имѣетъ времени обдумывать и обрабатывать свои сюжеты самостоятельно. Повѣсть г. А. Смирнова "Исповѣдь музыканта" такъ и представляется скопированною со слабаго, хотя и красиво написаннаго, разсказа г. Баранцевича "Дебютъ", а другой разсказъ г. Смирнова "На мостовой" навѣянъ множествомъ подобныхъ-же повѣстей, напр. "Американскими разсказами" Генриха Сенкевича. Цѣлыя лица, цѣлыя сцены выхвачены г. Смирновымъ у другихъ авторовъ: возьметъ онъ неестественнаго, выдуманнаго генерала у г. Баранцевича -- и вставитъ его цѣликомъ въ свою "Исповѣдь музыканта", возьметъ изъ разсказа "За разсчетомъ" сцену пріѣзда Волка въ Петербургъ, немножко передѣлаетъ ее сообразно съ обстоятельствами своего повѣствованія -- и вклеитъ въ свой разсказъ "На мостовой". Позаимствованія, надо отдать имъ справедливость, довольно обширныя и довольно смѣлыя. Увлекаясь ими, авторъ нашъ упускаетъ изъ виду правду и естественность явленій: все у него совершается такъ быстро и просто, словно по щучьему велѣнью. Причина такого хода повѣствованія проста: авторъ совершенно не владѣетъ психологіей своихъ героевъ и собственнымъ сознательнымъ отношеніемъ къ ихъ дѣйствіямъ. А между тѣмъ онъ склоненъ пускаться въ ихъ психологію -- и именно тамъ, гдѣ съ нею справляться не трудно: заставитъ человѣка заснуть или замерзать и фантазировать при этомъ всевозможную дичь. Въ концѣ концовъ и оба разсказа его своею неестественностью, продуманностью и спѣшностью работы представляютъ собою ничто иное, какъ чистѣйшую дичь.
Другой авторъ, также совершенно не одаренный самокритикою и сознательнымъ отношеніемъ къ собственному творчеству, это -- г. Фофановъ. На дняхъ вышелъ въ свѣтъ сборникъ его стихотвореній, и Боже мой -- что это за окрошка, что за смѣсь перловъ поэзіи съ изумительною дичью, несомою человѣкомъ, не вѣдающимъ, что творитъ. Объ его сборникѣ критика будетъ говорить не мало, потому что онъ положительно обращаетъ на себя вниманіе присутствіемъ въ немъ истиннаго дарованія; но -- (за это мы впередъ ручаемся) -- всѣ рецензенты сойдутся во мнѣніи о г. Фофановѣ, какъ о поэтѣ, умственно вовсе не дисциплинированномъ. Достаточно прочитать два его стихотворенія, помѣщенныя въ "Журналѣ для дѣтей", чтобы согласиться съ высказаннымъ мнѣніемъ. Одно изъ нихъ -- "Первый дождь" -- такъ и просится въ христоматію своею музыкальностью, прелестью своего стиха и богатствомъ смѣняющихся одинъ другимъ образовъ. Вотъ оно все цѣликомъ:
Сегодня облака внезапно набѣжали
На ясный солнца ликъ; ихъ вѣтерокъ пригналъ
Отъ юга теплаго, изъ благовонной дали,
Гдѣ свѣтлыя моря прозрачнѣе зеркалъ,
Гдѣ розамъ соловьи разсказываютъ сказки,
Гдѣ гибкій плющъ ползетъ зеленою змѣей;
Не даромъ же сквозятъ въ ихъ розовой окраскѣ
Лобзанія весны -- ихъ матери родной!
* * *
Я знаю -- облака сегодня прослезятся
На чуждомъ сѣверѣ о югѣ дорогомъ;
Отъ ихъ горячихъ слезъ хлѣба заколосятся
И развернется листъ на деревѣ сухомъ;
Омоется земля прохладнымъ первымъ ливнемъ,
Какъ теплою струей благочестивыхъ слезъ,
И долго спавшая въ оцѣпенѣньи зимнемъ
Сплететъ веснѣ вѣнокъ изъ ландышей и розъ!
И вотъ послѣ этой прекрасной колоритной картинки г. Фофановъ даетъ удивительное и въ своемъ родѣ единственное въ нашей литературѣ стихотвореніе "Тріолетъ", написанное какими-то вновь изобрѣтенными тріолетами:
Царевичъ пылкій Тріолетъ
Разцвѣлъ въ краяхъ душистыхъ юга
И былъ восторженъ, какъ поэтъ;
Царевичъ пылкій Тріолетъ
Любилъ цвѣты, а въ ночь досуга
Мечталъ, смотря на лунный свѣтъ.
Царевичъ пылкій Тріолетъ
Разцвѣлъ въ краяхъ душистыхъ юга.
Если хотите, такія тріолетныя повторенія не лишены, пожалуй, нѣкоторой доли музыкальности, но лишь въ томъ случаѣ, если-бы авторъ прибѣгъ къ нимъ въ двухъ, трехъ строфахъ. Но вѣдь для г. Фофанова нѣтъ мѣръ и границъ: онъ преподнесъ читателямъ цѣлыхъ 14 куплетовъ съ такими тріолетами. Это ужасно, убійственно! Нужно обладать немалымъ запасомъ геройскаго духа, чтобы одолѣть до конца эти 14 тріолетовъ... Ну, не доказываетъ ли такое сопоставленіе двухъ стихотвореній -- прекраснаго въ каждой строкѣ, въ каждомъ словѣ съ слабымъ до смѣшнаго -- что авторъ очень нуждается въ совѣтахъ и указаніяхъ, такъ какъ самъ не въ состояніи разбираться въ массѣ рождаемыхъ имъ строфъ и риѳмъ?
Впрочемъ, все вышесказанное относится по стольку же къ гг. Смирнову и Фофанову, по скольку и къ редакціи "Журнала для дѣтей", которой необходимо быть строже въ выборѣ матеріала и по возможности избѣгать всяческихъ тріолетовъ. При большей строгости она, конечно, не помѣстила-бы такихъ стиховъ, какъ "Зимнее катанье" г. Савенко и "Осень" г. А. Дрождинина. Приводимъ, для примѣра послѣднее:
Осень наступила,
На небѣ темно,
Дождь стучитъ уныло
Въ тусклое окно.
Вѣтеръ обрываетъ
Желтые листы,
Въ полѣ увядаютъ
Травка и цвѣты.
Вотъ и все стихотвореніе... Прочитавъ его, невольно какъ-то скажешь: -- "ну, что-жъ? и прекрасно! пускай себѣ" и вспомнишь извѣстные стихи (не помнимъ навѣрно -- чьи). Вотъ они:
На горѣ избушка
Старая стоитъ;
Подъ окномъ старушка
Дряхлая сидитъ:
Головой качаетъ --
Скука одолѣла...
Пусть себѣ скучаетъ!
Намъ какое дѣло?!...
И такъ, оригинальною беллетристикою "Журналъ для дѣтей" не можетъ похвастаться. Какъ болѣе удачные разсказы, отмѣтимъ слѣдующіе: "Лѣсникъ" г. Баранцевича, "Брилліантовый лѣсъ" г. Каразина, "Беппо" г-жи Вэръ-Чистяковои, "Водовозъ" г. К. Максимова, "Отчего растаяла снѣжинка" г. Пичужа и "Барабанщикъ и кошка" г. Красова. Переводная беллетристика журнала (кромѣ, впрочемъ, кровожадной сказки Георга Эберса "Два брата") куда лучше оригинальной; замѣтимъ, однако, что въ переводахъ желательна большая чистота языка.
Популярно-научный отдѣлъ журнала, благодаря участію въ немъ лицъ, знающихъ свое дѣло (гг. Иверсена, Глазенапа, Овсянникова, Мунтъ), оставляетъ беллетристику далеко позади себя. Особенно богатъ журналъ этнографическими очерками, изъ которыхъ наиболѣе выдаются статьи г. Овсянникова.
Художественная сторона изданія оставляетъ желать весьма многаго. О ней и говорить не стоитъ, потому что, по всей видимости, въ "Журналѣ для дѣтей" помѣщаются рисунки случайные, сборные, а не приноровленные нарочито къ тексту. Корректура въ журналѣ тоже плоха.
Вотъ и все, что мы имѣемъ сказать о новомъ "Журналѣ для дѣтей". Думаемъ, что избавить свое изданіе отъ указанныхъ нами недостатковъ редакція можетъ только самымъ строгимъ отношеніемъ къ себѣ и къ принимаемому ею для помѣщенія въ журналѣ матеріалу. H. П--я--ъ.