Пыпин Александр Николаевич
Г-жа Крюднер

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Статья вторая.

   

Г-ЖА КРЮДНЕРЪ.

СТАТЬЯ ВТОРАЯ*).

*) См. выше: авг. 588 стр.

V.
Сношенія съ императоромъ Александромъ въ Парижѣ.-- Священный Союзъ, 1815 (іюль -- сентябрь).

   По приглашенію императора Александра г-жа Крюднеръ отправилась въ Парижъ. Она пріѣхала туда съ своими спутнимми 14-го іюля (за это время прозелитъ ея, баронъ Беркгеймъ, женился на ея дочери), и императоръ пожелалъ, чтобы она посешлась ближе въ дворцу Элизе-Бурбонъ, гдѣ жилъ онъ самъ. Г-жа Крюднеръ поселилась дѣйствительно въ сосѣдствѣ этого дворца, въ отелѣ Моншеню, въ Елисейскихъ поляхъ. Императоръ посѣщалъ ее постоянно.
   Біографъ представляетъ г-жу Крюднеръ въ роли нѣкотораго рода духовной руководительницы императора; онъ говоритъ:
   "Положеніе г-жи Крюднеръ, при русскомъ императорѣ, въ Парижѣ было гораздо болѣе деликатное, чѣмъ въ Гейдельбергѣ. Чтобы примирить свою вѣрность (принятымъ религіознымъ идеямъ) съ необходимыми уступками, какихъ требовало положеніе Александра, чтобы соединить свободу съ христіанской заботливостью, помогая ему воздерживаться отъ всего, нѣсколько похожаго на зло, я не освобождая его ни отъ какихъ обязанностей неразлучныхъ съ его саномъ, нужно было имѣть тактъ и мягкое, терпѣливое, изобрѣтательное благоразуміе (une prudence ingénieuse), какое можетъ дать только духъ Божій. Быть можетъ, г-жа Крюднеръ боялась испугать слишкомъ суровой дисциплиной эту еще не укрѣпившуюся душу; ей не хотѣлось утомлять совѣтами человѣка, не привыкшаго ихъ принимать. Александръ скоро успокоилъ ее.
   -- "Ахъ, не бойтесь ничего, браните меня; съ божіей помощью я буду слушать все, что вы мнѣ скажете".
   Біографъ старается представить сколько можно ярче роль своей героини, и въ этомъ случаѣ дѣйствительно имѣлъ къ тому основанія. Въ самомъ дѣлѣ, императоръ постоянно видался съ г-жей Крюднеръ, бесѣдовалъ съ ней, слушалъ ея благочестивыя изліянія и самъ участвовалъ въ нихъ. Его настроеніе конечно было тотчасъ замѣчено и вызывало комментаріи; онъ не хотѣлъ обращать на нихъ вниманія. "Положеніе Александра было очень деликатное, -- говоритъ сотрудникъ г-жи Крюднеръ,-- всѣ глаза были обращены на него, всѣ его поступки подвергались истолкованіямъ. Онъ зналъ конечно, что оставляя партію невѣрующихъ, которые до тѣхъ поръ хвалились, что считаютъ его въ числѣ своихъ адептовъ, -- онъ станетъ предметомъ Ихъ порицаній и сарказмовъ; но ничто не могло поколебать его вѣры" {Empaytas, Notice, р. 27--28,}. Императоръ уединялся, избѣгалъ праздниковъ и увеселеній; религіозное настроеніе овладѣвало имъ больше и больше {Вотъ напр. одинъ изъ анекдотовъ, разсказываемыхъ біографами г-жи Крюднеръ о христіанскомъ благочестіи и смиреніи императора Александра въ тѣ времена:
   Когда императоръ Александръ отправлялся къ г-жѣ Крюднеръ, его провожалъ обыкновенно довѣренный камердинеръ кн. Волконскаго. Однажды вечеромъ, входя къ г-жѣ Крюднеръ, императоръ спросилъ его, исполнилъ онъ его порученіе? Камердинеръ сознался, въ смущеніи, что онъ забылъ.-- Когда я приказываю что-нибудь, я требую, чтобы мои приказанія исполнялись, сказалъ сурово императоръ. Онъ вошелъ затѣмъ въ залу, но на вопросы г-жи Крюднеръ о его здоровьѣ, онъ отвѣчалъ отрывочными, безпокойными фразами. Г-жа Крюднеръ замѣтила его тревогу, и спрашивала о причинѣ. Александръ вышелъ, сказавъ, что онъ сейчасъ вернется. Онъ раскаявался въ своихъ суровыхъ словахъ къ камердинеру. Вышедши къ нему, онъ просилъ у него извиненія, что обошелся съ нимъ такъ сурово, и успокоился не прежде, какъ получилъ это извиненіе отъ растерявшагося слуги. "Александръ вернулся въ залу съ лицомъ, на которомъ изображалась радость доброй совѣсти, и спокойно началъ свой благочестивый разговоръ". Notice sur Alexandre, стр. 37.}. Тотъ же современникъ разсказываетъ, что быстрый успѣхъ послѣдней войны императоръ положительно приписывалъ божественному покровительству. Это было конечно его искреннее убѣжденіе, и сопоставляя эту мысль съ послѣднимъ направленіемъ своихъ идей, онъ, понятнымъ образомъ, долженъ былъ еще больше отдаваться своей религіозности.
   Сношенія императора съ г-жей Крюднеръ возбудили и политическое любопытство; въ нихъ сначала подозрѣвали скрытыя политическія цѣли. Г-жа Крюднеръ, нѣкогда знакомая Парижу совсѣмъ въ иномъ видѣ, снова обратила на себя вниманіе своей близостью къ императору. Само собою разумѣется, что ея апостольская роль служила нерѣдко цѣлью остроумія; разсказывали напр., что кто-то однажды пришелъ къ ней вечеромъ, во время ея молитвенныхъ упражненій, и она сказала ему своимъ обыкновеннымъ эмфатическимъ тономъ: "совершаются великія дѣла; весь Парижъ постится", -- а посѣтитель ея только что пришелъ изъ Пале-рояля, гдѣ всѣ обѣдали, и онъ не могъ разубѣдить ее въ противномъ. Біографъ утверждаетъ, что она пріобрѣла однако и много горячихъ друзей и прозелитовъ; что невѣрующіе, приходившіе къ ней, смущались отъ ея вѣры, и равнодушные увлекались. Въ числѣ ея защитниковъ біографъ показываетъ людей какъ Бенжаменъ Констанъ, Пюисегюръ, Шатобріанъ, Грегуаръ, Дежерандо, г-жа Рекамье, кн. Софья Волконская и т. д. Но если въ другихъ біографіяхъ, на которыя ополчается Эйнаръ, мы находимъ не совсѣмъ благопріятные отзывы о дѣятельности г-жи Крюднеръ, напр. нападки на ея искусственную торжественность и театральность, то въ нихъ конечно отражаются мнѣнія, какія г-жа Крюднеръ уже тогда, поселяла о себѣ въ другой части общества.
   Въ 7 часовъ вечера у г-жи Крюднеръ происходило обыкновенно богослуженіе ея новой религіи, состоявшее изъ импровизированной молитвы и толкованій писанія; дѣйствующимъ лицомъ бывалъ исключительно сотрудникъ г-жи Крюднеръ, Эмпейтазъ. Обстановка молитвенной залы была самая простая, -- и г-жа Крюднеръ не преминула потомъ указывать на эту простоту, съ той точки зрѣнія, какую мы уже не разъ у нея указывали. Нанявъ себѣ просто меблированную квартиру, она хотѣла сама убрать ее; -- но "вскорѣ нѣкоторыя вещи показали мнѣ, что мнѣ такъ и надо оставить это помѣщеніе безъ зеркалъ, съ нѣсколькими соломенными стульями и самой простой мебелью. Я увидѣла впослѣдствіи, какъ дѣйствуютъ на свѣтскихъ людей эти сильные контрасты роскоши, въ которой я всегда жила, и этого полнаго ея отсутствія -- -- Люди видѣли, что я уже не придавала важности ничему, и тѣ, кто быть можетъ никогда о томъ No думахъ, подумали, что должно быть положительное счастіе въ этой евангельской религіи, чистоту которой исполнялъ божественный учитель, Богъ вселенной, покинувъ свою славу на небесахъ, чтобы принять человѣческій образъ и претерпѣть всѣ униженія".
   Это -- по поводу соломенныхъ стульевъ и отсутствія зеркалъ. Въ своихъ письмахъ, напр. къ прежней пріятельницѣ фрейлинѣ Стурдзѣ, г-жа Крюднеръ любитъ упоминать, что у нея отнято все время, что она впрочемъ бесѣдуетъ только съ тѣми, жому нужна религіозная помощь, что у нея бываютъ герцогини и т. д. Самъ біографъ сознается, что многіе приходили къ ней только изъ любопытства и моды, что другіе, какъ Шатобріанъ, хотѣли только черезъ нее приблизиться къ императору; но съ другой стороны самая мода на г-жу Крюднеръ имѣла свои причины,-- въ это время-уже разыгрывался тотъ церковный фанатизмъ, который соединился въ реставрацію съ фанатическимъ роялизмомъ. Возвращеніе къ религіи, получавшее почти исключительно реакціонную подкладку, распространялось съ большой силой въ высшемъ обществѣ феодальной реставраціи, и потому г-жа Крюднеръ могла получить особый интересъ для своей аристократической публики. Въ этомъ смыслѣ роль г-жи Крюднеръ дѣйствовала по-своему и на русское общество.
   Что касается до императора, то были люди, которые не вѣрили въ его искреннее увлеченіе и объясняли эти его сношенія совсѣмъ инымъ образомъ,-- именно политическимъ притворствомъ. Одинъ изъ прежнихъ жизнеописателей г-жи Крюднеръ, Паризо, говоритъ {Biogr. Universelle (Michaud).}, по поводу тогдашнихъ слуховъ о серьёзномъ вліяніи г-жи Крюднеръ на императора и о томъ, что она удаляла его отъ свѣтскихъ развлеченій: сочень вѣроятно, что Александръ мирился съ этими слухами и дѣлалъ видъ, что принимаетъ поученія г-жи Крюднеръ, для того чтобы думали, что онъ преданъ мечтаніямъ, которыя стоятъ квадратуры круга к философскаго камня, и изъ-за нихъ не видѣли его честолюбія и глубокаго макіавелизма".
   Эйнаръ обличаетъ Паризо слѣдующей выпиской изъ письма г-жи Крюднеръ (въ августѣ 1815):
   ...."Александръ есть избранникъ Божій; онъ идетъ по путямъ самоотрицанія. Я знаю каждую подробность, почти каждую мысль его жизни; онъ правильно приходитъ сюда {Т. е. въ домъ г-жи Крюднеръ.} и эта духовная связь, созданная Богомъ, укрѣпляется все больше и больше. Онъ обязалъ иногда бывать въ свѣтѣ, но онъ никогда не отправляется на спектакли или на балы, и онъ говорилъ мнѣ, что эти вещи производятъ на него точно впечатлѣніе похоронъ и что онъ уже не можетъ понимать свѣтскихъ людей, предлагающихъ ему удовольствія".
   Эйнаръ приводитъ нѣсколько случаевъ, обнаруживавшихъ благочестивое смиреніе императора; Эмпейтазъ приводитъ его изреченія, выражавшія его аскетическую строгость къ себѣ и христіанское снисхожденіе, и т. п. Нѣтъ сомнѣнія, что онъ вовсе не притворялся въ своихъ сношеніяхъ съ г-жей Крюднеръ, что таково дѣйствительно было направленіе его мыслей; этому не противорѣчила нисколько и его политическая дѣятельность въ то время, законченная Священнымъ Союзомъ.
   Между тѣмъ дѣятельность г-жи Крюднеръ и въ Парижѣ не обошлась безъ религіозныхъ экстравагантностей. Вслѣдъ за ней, конечно прослышавъ объ ея успѣхахъ, явился въ Парижъ пасторъ Фонтэнь съ своей пророчицей Маріей Куммринъ. Онъ обратился опять къ г-жѣ Крюднеръ. Біографъ старается повидимому смягчить ея роль въ этомъ дѣлѣ и говоритъ, что она отказала Фонтэню въ своей поддержкѣ у императора; но судя по словамъ того же біографа, что "благоразуміе императора избавило г-жу Кремеръ отъ ея злого генія" (т. е. Фонтэня), и судя по тому еще, что Фонтэнь представился Александру все-таки въ домѣ г-жи Крюднеръ, надо предполагать, что она была не совсѣмъ безучастна въ угощеніи императора пророчествами Куммринъ.
   Это разсказывается такимъ образомъ:
   Въ первомъ экстазѣ, какой пророчица имѣла по пріѣздѣ въ Парижъ, она возвѣстила, что будетъ имѣть второй экстазъ на другой день въ передней залѣ (отеля Моншеню). Г-жа Крюднеръ провела нѣсколько часовъ въ молитвѣ, прося Бога открыть свою волю. Между тѣмъ императоръ пришелъ въ обыкновенный часъ, и въ передней залѣ нашелъ Марію Куммринъ, лежавшую на канапе. Онъ спросилъ, что это значитъ; г-жа Крюднеръ молчала; Фонтэнь началъ говорить и объявилъ императору, что это -- пророчица Всевышняго, которая будетъ говорить къ нему отъ Бога. Императоръ садится, готовый слушать, и Марія Куммринъ начинаетъ натянутую рѣчь, которая кончалась просьбой о деньгахъ на основаніе христіанской общины въ окрестностяхъ Вейнсберга. Г-жа Крюднеръ встала, услышавъ это, и вышла съ своей дочерью. Черезъ минуту она вернулась, прося Александра перейти въ салонъ. Александръ послѣдовалъ за ней, остановилъ ея извиненія, сказавши, что онъ довольно знаетъ свѣтъ, чтобы не дать себя обмануть благочестіемъ людей, которые такъ торопятся просить денегъ, и посовѣтовалъ ей какъ можно скорѣе отдѣлаться отъ этихъ людей.-- Черезъ два дня Фонтэнь отправился изъ Парижа".
   Невыгодное впечатлѣніе этой исторіи пока еще миновало г-жу Крюднеръ. Она продолжала играть свою роль, и въ началѣ сентября фигурировала на извѣстномъ военномъ торжествѣ въ лагерѣ Вертю, въ Шампани, гдѣ императоръ Александръ дѣлалъ смотръ своимъ войскамъ и гдѣ на другой день совершено было религіозное торжество -- благодарственный молебенъ, отслуженный православными священниками. Г-жа Крюднеръ отправилась туда со своей свитой, и поселилась не вдалекѣ отъ лагеря, въ замкѣ дю-Мениль. "Съ утра явились за ней императорскіе экипажи,-- говоритъ Сенъ-Бёвъ {Notice (при Valérie), стр. XXIV, XXVII.}, и почести, которыя Людовикъ XIV оказалъ г-жѣ Ментенонъ въ компьенскомъ лагерѣ, не превосходятъ того почтенія, какое завоеватель воздалъ г-жѣ Крюднеръ Родъ тріумфа, который она имѣла въ лагерѣ Вертю, обозначитъ высшую точку и, такъ оказать, свѣтлую вершину ея вліянія". Г-жа Крюднеръ описала потомъ это торжество въ брошюрѣ "Le camp de Vertus". Это -- патетическій диѳирамбъ, гдѣ она прививаетъ торжество вѣры, превозноситъ Александра и дѣлаетъ воззванія къ Франціи, "древнему наслѣдію галловъ, дочери святого Людовика и столькихъ святыхъ, призвавшихъ на нее вѣчныя благословенія": "возвращайся вся -- восклицаетъ она, обращаясь въ этой Франціи -- потому что ты стала безсмертіемъ; ты не плѣнница въ узахъ смерти" etc. Наконецъ она указываетъ на крестъ, поставленный на этомъ мѣстѣ, какъ на великолѣпный алтарь, который долженъ соединить все и который будетъ говорить: "Здѣсь преклонялся передъ Іисусомъ Христомъ герой и армія, любезная его сердцу; здѣсь народы Сѣвера просили о счастіи Франціи".
   Тонъ этого диѳирамба объясняетъ между прочимъ, почему г-жѣ Крюднеръ приписывали такое прямое политическое вліяніе, какого на дѣлѣ она по всей вѣроятности не имѣла. Историки, принимающіе это вліяніе, разсказываютъ, что Каподистрія и Поццо-ди-Борго благопріятно смотрѣли на то вліяніе, какое имѣла г-жа Крюднеръ на императора Александра и которое будто бы отражалось на политическихъ планахъ, принятыхъ тогда императоромъ относительно Франціи; герцога Ришельё называютъ даже прямо посредникомъ между Людовикомъ XVIII и г-жей Крюднеръ съ ея обществомъ, и въ этомъ обществѣ указываютъ присутствіе дѣятельныхъ политическихъ пружинъ, напр. объ одной изъ прежнихъ пріятельницъ г-жи Крюднеръ, г-жѣ Лезэ-Марнезіа, говорятъ, что "въ своей дружбѣ съ г-жей Крюднеръ она какъ бы предуказывала союзъ между Россіей и Франціей, который Провидѣніе хочетъ сдѣлать путемъ и средствомъ возстановленія религіи" {*) Th. Bernhardi, Gesch. Russlands und der Europ. Politik, 1814--81, I, 449. Cp. Pertz, Stein's Leben IV, 564.}.
   Едва ли впрочемъ политическое вліяніе, приписываемое г-жѣ Крюднеръ, было серьёзно на дѣлѣ. Конечно, христіанская проповѣдь, которую держала постоянно г-жа Крюднеръ, естественно мы внушать смиреніе въ побѣдѣ, великодушіе къ врагамъ: это еще больше могли внушать французскія связи г-жи Крюднеръ. Но политика императора Александра и безъ того опредѣлялась уже въ этомъ смыслѣ достаточными данными. Императоръ Александръ разъ уже явился великодушнымъ побѣдителемъ Франціи; эта роль такъ соотвѣтствовала его настроенію и вознаграждалась такимъ благопріятнымъ впечатлѣніемъ въ странѣ, и такъ отвѣчала интересамъ Россіи, что онъ готовъ былъ и теперь сохранить ее. Ближайшіе совѣтникъ императора Каподистрія постоянно указывалъ политическія соображенія, побуждавшія щадить Францію: черезъ это можно было впослѣдствіи имѣть вліяніе на ходъ ея политики и вступить съ нею въ союзъ, а этотъ союзъ былъ бы полезенъ Россіи противъ соперничества Австріи и Англіи -- между прочимъ въ восточныхъ дѣлахъ, въ интересахъ близкаго сердцу Каподистріи греческаго вопроса. Смотръ въ Вертю имѣлъ видъ демонстраціи, быть можетъ, онъ и сдѣлавъ былъ съ этой цѣлью: операторъ хотѣлъ показать союзникамъ огромныя силы, которыя онъ имѣлъ подъ рукой въ поддержку своихъ намѣреній, и такъ какъ этотъ смотръ, собственно говоря, былъ вмѣстѣ съ тѣлъ шумнымъ объявленіемъ о выступленіи русскихъ войскъ изъ Франціи, то демонстрація получала и другое значеніе: выступленіе войскъ показывало, что Россія не намѣрена больше участвовать въ дальнѣйшей войнѣ съ Франціей, если бы переговоры не пришли къ мирному концу {Тамъ же, стр. 468.}.
   Слова и дѣйствія г-жи Крюднеръ могли соотвѣтствовать этимъ политическимъ событіямъ. Ея связи сближали ее съ императоромъ и съ французскимъ обществомъ. Она имѣла друзей и въ дипломатической и въ интимной обстановкѣ императора: мы упоминали о прежнихъ ея знакомствахъ,-- теперь къ нимъ присоединяется между прочимъ имя княгини Софьи Волконской (жены начальника главнаго штаба ими. Александра, впослѣдствіи фельдмаршала кн. П. М. Волконскаго), принадлежавшей къ дружескому дамскому кружку императора {Сборникъ Русск. Ист. Общ., т. III, стр. 811--814.}; она сошлась теперь, кажется, и съ братомъ своей пріятельницы А. Стурдзой, состоявшимъ тогда при Каподистріи. Съ другой стороны она имѣла друзей въ роялистской и набожной французской аристократіи. "Прекрасная Франція" была издавна ея пассіей: здѣсь нѣкогда совершались другія ея дѣянія, она жила долго въ средѣ французскаго общества, и когда здѣсь же началась теперь для нея новая эффектная роль, Франція снова фала ей любезна и прекрасна, и она поэтизировала ея возрожденіе. При всемъ томъ, за г-жей Крюднеръ едвали можно считать какое либо прямое политическое вліяніе, кромѣ той общей, неопредѣленной мистической религіозности, которую она поддерживала и усиливала въ императорѣ Александрѣ.
   Дѣло въ томъ, что мысли ея едвали останавливались прочно на какомъ-нибудь реальномъ предметѣ. Господствующей чертой оставалась хвастливая экзальтація. Ей нравилось, когда окружала ее аристократическая толпа; ея профессія, проповѣдь, была въ тоже время и выставка; при всемъ самоуничиженіи, какое она на себя налагала, она съ видимымъ удовольствіемъ говоритъ въ письмахъ о посѣщающихъ ее дюшессахъ, разсказываетъ даже, какъ посѣтилъ ее одинъ англичанинъ, объѣхавшій кругомъ свѣта и который, вѣроятно, смотрѣлъ на нее просто какъ на новую диковину, какихъ онъ еще не видывалъ въ своемъ кругосвѣтномъ путешествіи. Вообще, она слѣдовала только влеченіямъ своей религіозно-фантастической экзальтаціи, и имѣла сознаніе, что настоящая минута была въ особенности благопріятна для принятой ею роли {Сенъ-Бевъ говорятъ: "Il est certain que 1816 fut un moment décisif, et aux esprits religieux il doit sembler que l'épreuve était de force b susciter son témoin mystique et son prophète. Madame de Krüdener s'est moins trompée sur l'importance de 1815 même que sur les conséquences qu'elle en augurait" (стр. XXVIII). Мы это еще увидимъ дальше; замѣтимъ впрочемъ, что не нужно было особенной прозорливости, чтобы въ 1815 году понять важность 1815 года.}.
   Но ей предстояло принять участіе еще въ одномъ знаменательномъ событіи этихъ дней,-- именно получить извѣстную долю участія въ составленіи акта Священнаго Союза.
   Въ то время нерѣдко приписывали этотъ актъ непосредственному вліянію г-жи Крюднеръ; говорили, что она внушила самую мысль Священнаго Союза, и приписывали ей большую или меньшую роль въ составленіи акта. Это мнѣніе было не совсѣмъ точно. Нѣсколько ближайшихъ свидѣтелей оставили слѣдующія воспоминанія о происхожденіи знаменитаго документа.
   Сотрудникъ г-жи Крюднеръ, ея постоянный аколитъ въ это время, священникъ ея религіи, участвовавшій въ ея бесѣдахъ и молитвахъ съ императоромъ, разсказываетъ объ этомъ (въ 1828 году) такъ:
   "За нѣсколько дней до своего отъѣзда изъ Парижа -- говоритъ онъ -- императоръ Александръ сказалъ намъ: Я оставляю Францію; но до своего отъѣзда я хочу публичнымъ актомъ воздать Богу Отцу, Сыну и Святому Духу хвалу, которой мы обязаны ему за оказанное намъ покровительство, и призвать народы стать въ повиновеніе Евангелія. Я принесъ вамъ проектъ этого акта, и прошу васъ внимательно разсмотрѣть его, и если вы не сдобрите въ немъ какого-нибудь выраженія, то укажите мнѣ его. Я желаю, чтобы императоръ австрійскій и король прусскій соединились со мной въ этомъ актѣ богопочтенія, чтобы люди видѣли, что мы какъ восточные маги признаемъ верховную власть Бога Спасителя. Вы будете вмѣстѣ со мной просить у Бога, чтобы мои союзники были расположены подписать его.
   "На другой день Александръ пришелъ взять свой проектъ; съ съ величайшимъ смиреніемъ принялъ представленныя ему замѣчанія. На слѣдующій день онъ далъ его для подписи союзнымъ государямъ. Онъ имѣлъ удовольствіе видѣть, что они тотчасъ раздѣлили его взгляды. Вечеромъ онъ пришелъ къ намъ разсказать о томъ, что было имъ сдѣлано, и возблагодарить Бога за счастливый успѣхъ.
   "Таково происхожденіе этого Священнаго Союза, который занималъ всѣ умы, о которомъ дѣлались такія противоположныя сужденія.
   "Если какой-нибудь другой государь хотѣлъ воспользоваться этимъ актомъ, столь простымъ и столь чистымъ по своей сущности, для поддержанія системы своей политики, то злоупотребленіе, сдѣланное имъ, не можетъ ни въ чемъ измѣнить прямодушія и благочестія намѣреній Александра" {Empaytaz, Notice, стр. 86--88.}.
   Такимъ образомъ, идея Священнаго Союза остается вполнѣ за императоромъ Александромъ; г-жа Крюднеръ узнала объ актѣ только отъ самого императора, и ея участіе ограничивалось только нѣкоторыми замѣчаніями.
   Близкій также свидѣтель этого дѣла, А. Стурдза, подтверждалъ Эйнару полную принадлежность идеи, этого акта императору Александру. "Мнѣ первому -- говорилъ Стурдза -- пришлось списать и слегка исправить (retoucher) актъ Священнаго Союза, весь написанный карандашомъ, рукой императора. Мнѣ неизвѣстно, имѣла ли г-жа Крюднеръ какое-нибудь вліяніе на мысль и редакцію этого достопамятнаго документа; но я глубоко убѣжденъ въ томъ, что онъ существеннымъ образомъ принадлежалъ мысли и религіозному чувству Александра", и пр. Такимъ же образомъ Стурдза разсказываетъ это въ своихъ запискахъ о жизни графа Каподистріи. Императоръ самъ написалъ вчернѣ актъ, к призвавши однажды утромъ гр. Каподистрію (жившаго съ Стурдзой въ верхнемъ этажѣ Элизе-Бурбонскаго. дворца), велѣлъ ему просмотрѣть это, сказавши: "я не мастеръ вашихъ дипломатическихъ формъ и обрядовъ; прибавьте необходимое, введите лучшій порядокъ мыслей, но сущности ихъ отнюдь не измѣняйте! Это мое дѣло; я началъ и, съ Божіею помощью, довершу". Каподистрія поручилъ Стурдзѣ переписку и отдѣлку выраженій. При этомъ Стурдза почему-то раздѣлилъ актъ вмѣсто трехъ на четыре статьи. Каподистріи въ тотъ же день представилъ обработанный проектъ Александру. Онъ одобрилъ всѣ внесенныя мелкія измѣненія, кромѣ только раздѣленія на четыре статьи. Поэтому актъ былъ переписанъ вновь, въ трехе статьяхъ, и въ этомъ видѣ Александръ оставилъ его у себя. На другой же день, по словамъ Стурдзы, Александръ имѣлъ свиданіе съ императоромъ австрійскимъ и королемъ прусскимъ и склонялъ ихъ къ участію въ трактатѣ {Жизнь гр. Каподистріи, въ Чтен. М. Общ. Ист. и Др. 1864, кн. 2, стр. 69.}. И здѣсь Стурдза ничего не говоритъ объ участіи г-жи Крюднеръ въ редакціи трактата; но нѣсколько словъ, сказанныхъ имъ передъ тѣмъ, показываютъ, что и въ его представленіи г-жа Крюднеръ имѣла однако нравственное вліяніе въ возникновеніи Священнаго Союза. Упомянувъ о тогдашнемъ благочестивомъ и смиренно христіанскомъ настроеніи императора Александра, Стурдза изображаетъ г-жу Крюднеръ, какъ "рѣдкое явленіе въ нравственномъ мірѣ, ибо въ сердцѣ ея горѣла истинная любовь къ ближнему", и отношенія ея къ императору представляетъ въ такихъ словахъ: "Въ бесѣдахъ сей знаменитой женщины съ императоромъ, еще на берегахъ Неккера (Неккара) и потомъ въ Парижѣ, разговоръ невольнымъ образомъ склонялся къ священной цѣли всѣхъ благочестивыхъ желаній -- къ славѣ имени Христова и къ освященію союза народовъ его ученіемъ и духомъ. Такимъ образомъ возникъ проектъ братскаго и христіанскаго союза {Чтенія М. Общ., тамъ же.}".
   Эйнаръ приводитъ дальше свидѣтельство герцога Мекленбургъ-Стрелицкаго, брата прусской королевы Луизы, къ которому Эйнаръ обращался за свѣдѣніями, для своей исторіи,-- герцогъ положительно думалъ, что Священный Союзъ надобно считать дѣломъ г-жи Крюднеръ. Но Эйнаръ считаетъ это мнѣніе совершенной ошибкой.
   Еще одно важное указаніе, дѣлаетъ евангелическій прусскій епископъ Эйлертъ, другъ и историкъ короля Фридриха-Вильгельма III. Въ своей книгѣ объ этомъ королѣ Эйлертъ приводитъ собственный разсказъ императора, слышанный имъ отъ самого Александра въ 1818 году. Въ этомъ разсказѣ императоръ приписывалъ первую мысль о союзѣ королю прусскому и относилъ ея возникновеніе еще въ началу послѣднихъ войнъ съ Наполеономъ.
   "Въ дни битвъ при Люценѣ, Дрезденѣ, Бауценѣ,-- говорилъ Александръ Эйлерту,-- послѣ столькихъ безплодныхъ усилій, или несмотря на величайшій героизмъ нашихъ войскъ, мы тѣмъ не не вынуждены были отступить; вашъ король и я, мы не могли придти къ убѣжденію, что власть человѣческая ничтожна и что Германія погибнетъ, если не будетъ особенной помощи и благословенія божественнаго Промысла. Мы ѣхали рядомъ, вашъ король и я, безъ свиты; мы оба были серьёзны, предавшись жигъ размышленіямъ, и молчали. Наконецъ этотъ любезнѣйшій изъ моихъ друзей прервалъ молчаніе и обратился ко мнѣ я этими словами: "Такъ дѣло не можетъ идти! мы направляемся къ востоку, между тѣмъ мы хотимъ и мы должны идти къ западу. Мы придемъ туда, съ божіей помощью. Но если, какъ я надеюсь, Богъ благословитъ наши соединенныя усилія, тогда провозгласимъ передъ лицомъ всего міра наше убѣжденіе, что слава принадлежитъ Ему одному". Мы обѣщали это другъ другу и мы искренно пожали руки. Затѣмъ послѣдовали побѣды при Кульмѣ, при Кацбахѣ, при Гросберенѣ и Лейпцигѣ, и когда прибывъ въ Парижъ, мы были въ концѣ труднаго странствія, король прусскій вспомнилъ наши святыя рѣшенія, первая мысль о которыхъ принадлежала ему, и благородный императоръ австрійскій, раздѣлявшій наши взгляды, наши чувства и стремленія, охотно вошелъ въ нашъ союзъ. Первая идея Священнаго Союза явилась въ трудную минуту; она осуществилась въ болѣе прекрасный моментъ благодарности и счастія. Она вовсе не дѣло наше, а дѣло Бога. Самъ Искупитель внушилъ всѣ мысли, какія заключаетъ этотъ актъ, всѣ принципы, которые онъ провозглашаетъ. Кто не признаетъ и не чувствуетъ этого, кто, примѣшивая къ святому мірское, видитъ здѣсь только заднія мысли и тайные планы политики, тотъ не имѣетъ голоса въ этомъ вопросѣ, и было бы безполезно допускать его {Eylert, Charakterzüge und histor. Fragmente aus dem Leben Fridrich Wilhelms, III, II, стр. 246--248.}".
   Эйнаръ справедливо замѣчаетъ, что этотъ разсказъ не противорѣчитъ приведеннымъ выше даннымъ: первая мысль могла принадлежать Фридриху-Вильгельму, но Александръ развилъ и формулировалъ ее въ актѣ, переписанномъ Стурдзой и пересмотрѣнномъ г-жей Крюднеръ. Мнѣніе герцога Мекленбургъ-Стрелицкаго, хотя очень близкаго къ, этимъ событіямъ, но не имѣвшаго прямыхъ свѣдѣній, легко объясняется тогдашними толками о тѣсной дружбѣ императора съ г-жей Крюднеръ и сходствомъ религіозной восторженности у обоихъ. На другой день послѣ того, какъ договоръ былъ подписанъ союзниками, императоръ Александръ посѣтилъ г-жу Крюднеръ, съ радостью разсказывалъ объ успѣхѣ дѣла и вмѣстѣ съ ней и ея сподвижникомъ приносилъ благодарственную молитву -- понятно, что г-жѣ Крюднеръ могла быть приписываема и самая иниціатива.
   "Имя Священнаго Союза -- замѣчаетъ еще Эйнаръ -- обозначаетъ въ пророчествахъ Даніила союзъ государей, которые будутъ царствовать въ послѣднія времена. Тамъ говорится о борьбѣ, которая произойдетъ между царемъ Сѣвера и царемъ Юга. Этотъ послѣдній наступаетъ съ большой арміей, но терпитъ пораженіе вслѣдствіе заговоровъ, составленныхъ противъ него окружающими и многіе ранены смертельно въ битвѣ."
   "Нѣкоторыя другія подробности,-- прибавляетъ тотъ же авторъ,-- взятыя отдѣльно, заставляли предполагать, что г-жа Крюднеръ считала событія 1815 года исполненіемъ пророчества Даніила. Мы этого не думаемъ, и ясно видимъ, что она не раздѣляла надеждъ Александра основать на землѣ царство Евангелія, предсказанное пророками, когда писала ему послѣ отъѣзда его изъ Парижа: "Ваши намѣренія велики и прекрасны, но вы еще не можете осуществить ихъ; нужно, чтобы вы помышляли только о своемъ перерожденіи, для того, чтобы все переродить вокругъ васъ; нужно, чтобы все прошло еще черезъ одинъ великій кризисъ. Германія, носящая въ себѣ зерно разрушенія, будетъ ниспровергнута (!). Должны появиться турки (!!); англичане не надежны", и т. д.
   Какъ бы то ни было, мы видѣли однако, что въ другихъ случаяхъ г-жа Крюднеръ несомнѣнно подразумѣвала въ своихъ пророчествахъ близкое пришествіе тысячелѣтняго царства -- фантазію, перенятую у Штиллинга -- и говорила объ этомъ въ выраженіяхъ, заставляющихъ думать, что она считала это пришествіе возможнымъ на ея вѣку или на вѣку ея друзей.
   Мы не будемъ упоминать здѣсь о судьбѣ, которая постигла Священный Союзъ. Довольно извѣстно, что онъ такъ и остался сантиментальной мечтой, какою былъ въ самой сущности; извѣстно съ другой стороны и то, чѣмъ обнаружилось вліяніе Священнаго Союза на дѣлѣ, какъ, подвергнувшись толкованіямъ Меттерниха, онъ сталъ орудіемъ самой ненавистной реакціи и преслѣдованія всѣхъ живыхъ общественныхъ элементовъ, которые изъ энтузіазма войнъ за освобожденіе вынесли одушевленное стремленіе къ преобразованію общества, къ водворенію справедливости, умственной и гражданской свободы. Въ русскомъ обществѣ, какъ и понятно, было гораздо меньше движеній этого рода,-- но наши домашніе консерваторы, вслѣдъ за европейскими, тоже сочли нужнымъ спасать принципы, которымъ пока не предстояло никакой бѣды, и поднимать вопли противъ разрушительнаго духа времени, который въ сущности выражался только очень скромными желаніями элементарныхъ улучшеній. Въ способѣ выраженія нашей реакціи господствовалъ нерѣдко тотъ же тонъ, какимъ говорила реакція западной Европы и который былъ очень страненъ у насъ.
   Повторился также и тотъ піэтизмъ, какой лежалъ въ основаніи акта Священнаго Союза. На ряду съ людьми, которые дѣйствительно увлекались піэтистическимъ движеніемъ западнаго общества, тономъ изысканнаго благочестія заговорили лицемѣріе и интрига. Въ другомъ мѣстѣ мы приводили различныя черты него направленныя. Наполеонъ и Александръ сравнивались съ апокалпическими царями Юга и Сѣвера, которые должны сражаться при концѣ временъ: отсюда прямо выводилась необходимость борьбы противъ антихристовыхъ силъ, представляемыхъ невѣріемъ и вольнодумствомъ, и въ господствующемъ тонѣ піэіястовъ покаянныя сокрушенія дико мѣшались съ инквизиторскими замашками. Теперь еще не было пока этого озлобленія и обскурантизма -- напротивъ, какъ самъ императоръ проникнутъ былъ въ это время самыми либеральными намѣреніями, такъ и и обществѣ мистицизмъ еще не дошелъ до своихъ крайнихъ практическихъ слѣдствій; но рано или поздно, онъ долженъ былъ придти къ нимъ. Въ развитіи этого апокалиптическаго направленія и тона въ русскомъ обществѣ, г-жѣ Крюднеръ также, кажется, слѣдуетъ приписать извѣстную долю вліянія вмѣстѣ съ Юнгомъ Штиллингомъ, библейскими дѣятелями и т. д.
   Что касается до того, считала ли г-жа Крюднеръ событія 1815 года исполненіемъ Даніиловыхъ пророчествъ или не считала, какъ это старается опредѣлить Эйнаръ,-- надъ этимъ вопросомъ конечно не стоитъ трудиться. Замѣтимъ, что послѣ 1815 года, который, въ глазахъ многихъ, оправдалъ ея пророчества, она не прекратила своего прорицательства. Оно было такъ пикантно для ея проповѣднической роли, что г-жа Крюднеръ и послѣ 1815 года продолжала предвѣщать какія-то неясныя, но "великія" событія и страшные перевороты. Эйнаръ замѣчаетъ по поводу ея письма къ императору: "Быть можетъ, г-жа Крюднеръ считала событія, которыя она возвѣщала, болѣе близкими, чѣмъ они были на дѣлѣ. Быть можетъ даже, она совершенно обманывалась",-- но онъ все-таки находитъ прекраснымъ то, что она не теряла изъ виду душевнаго освященія Александра, что она "понимала, что для него было нужно только одно -- оставаться въ повиновеніи (?), и имѣла смѣлость говорить ею это безъ опасенія оскорбить его. Эта прямота и эта христіанская вѣрность имѣютъ право на все наше уваженіе" и т. д. По нашему мнѣнію, прорицательства г-жи Крюднеръ едва ли заслуживаютъ такихъ благосклонныхъ отзывовъ. Психологически можно понять тѣ неопредѣленныя мистическія ожиданія, какимъ живутъ религіозныя секты, особенно секты, распространяющіяся въ мало развитой экзальтированной массѣ; таковы бывали фантастическія ожиданія хиліастовъ, средневѣковыхъ и новѣйшихъ, ждавшихъ близкаго основанія тысячелѣтняго царства, основывавшихъ новые Іерусалимы, отправлявшихся жить на Араратъ и т. п. Въ обществѣ, каково наше, съ его религіозной опытностью, такія ожиданія труднѣе понять въ человѣкѣ образованномъ; но они все еще возможны въ людяхъ съ пламенной фантазіей. Но когда прорицанія принимаютъ тѣ формы, какія мы находимъ у г-жи Крюднеръ, когда предвѣщанія дѣлаются съ сознаніемъ положенія вещей (что конечно у нея бывало) и претендуютъ вмѣшиваться въ практическую жизнь и указывать дипломатическія комбинаціи, когда въ предвѣщаніяхъ являются Германія, турки и англичане, -- то это было, если не шарлатанство, то крайнее разстройство воображенія.
   Передъ отъѣздомъ изъ Парижа, императоръ Александръ просилъ г-жу Крюднеръ пріѣхать также въ Петербургъ. 27-го сентября онъ простился съ ней и съ ея друзьями, и оставилъ ей паспортъ, предоставлявшій ей пріѣхать съ кѣмъ и какимъ путемъ она захочетъ. Недостатокъ въ деньгахъ задержалъ ея отъѣздъ изъ Парижа до конца октября; потомъ другія обстоятельства надолго удержали ее отъ поѣздки въ Россію.
   Но вскорѣ и самыя отношенія къ ней Александра совершенно измѣнились.
   

VI.
Странничество и проповѣдь въ Швейцаріи и Германіи. 1815 -- 1818.

   Императоръ Александръ уже скоро разочаровался въ г-жѣ Крюднеръ. Едвали можно сомнѣваться, что этому способствовали и нѣкоторыя собственныя ея свойства, которыя въ ея отсутствіи могли ярче представиться императору и иначе освѣтить всю ее личность. Мы упоминали, напримѣръ, объ угощеніи императора предвѣщаніями Куммринъ; предсказанія самой г-жи Крюднеръ о туркахъ вѣроятно также не производили благопріятнаго впечатлѣнія въ умѣ императора, и т. д. Въ упомянутомъ нами выше письмѣ кн. Мещерской приводятся слѣдующія слова императора о г-жѣ Крюднеръ. Императоръ говорилъ о своей неожиданной встрѣчѣ съ г-жей Крюднеръ въ ту минуту, когда онъ именно желалъ, чтобы Богъ послалъ ему человѣка, который бы помогъ ему понять правильно его святую волю -- и затѣмъ продолжалъ: "Нѣсколько времени я думалъ, что Богъ именно ее и хотѣлъ назначить для этой цѣли; но я очень скоро увидѣлъ, что этотъ свѣтъ былъ не что иное, какъ ignis fatuus" (блудящій огонь). Это были его собственныя слова",-- прибавляетъ кн. Мещерская {Pinkerton, Russia, стр. 370.}. Кромѣ личныхъ впечатлѣній, на мнѣнія императора должны были подѣйствовать дальнѣйшія похожденія г-жи Крюднеръ въ Швейцаріи и Германіи, которыя вскорѣ сдѣлали имя ея басней для цѣлой Европы.
   Біографъ старается объяснить сколько можно выгоднѣе для своей героини эти ея похожденія и послѣдовавшее вскорѣ охлаждѣніе императора. По мнѣнію его, въ этомъ послѣднемъ виновата была предательская политика Меттерниха.
   "Роль, которую четыре мѣсяца играла г-жа Крюднеръ,-- говоритъ онъ, -- была слишкомъ замѣтна, чтобы не возбудить къ себѣ вниманія и недовѣрчивости въ подозрительной политикѣ, мало благопріятной для религіозныхъ умозрѣній. Эта политика пугалась уже большого вліянія ея на русскаго императора, когда онъ просилъ ея одобренія для договора о Священномъ Союзѣ. Австрійская дипломатія, вынужденная по крайней мѣрѣ по наружности покориться тяжелой необходимости этого духовнаго согласія между народами и царями, о которомъ мечталъ Александръ, рѣшилась нейтрализовать его дѣйствіе: но для этого нужно было удалить императора отъ г-жи Крюднеръ, и съ этого дня все было пущено въ ходъ, чтобы выстроить между ними стѣну. Въ то время какъ начинали мало-по-малу дѣйствовать на императора, чтобы отдалить его отъ нея, г-жа Крюднеръ сама попала въ сѣти, искусно разставленныя на ея дорогѣ. Чтобы избѣжать этихъ засадъ, чтобы сохранить довѣріе императора, которое усиливались у нея отнять, надо было бы прямо послѣдовать за нимъ въ Россію. Но у г-жи Крюднеръ не было иной воли кромѣ воли дѣлать божіе дѣло и говорить о спасеніи; она не искала человѣческой славы. Простодушіе голубицы, которое она противопоставляла коварству и интригамъ дипломатіи вскорѣ должно было успокоить ея противниковъ, показавъ имъ, какъ ошибались они, когда боялись ея".
   Эйнаръ не разсказываетъ однако, какія именно сѣти были разставляемы г-жѣ Крюднеръ. Напротивъ того, все, что она дѣлала въ это время, вполнѣ было дѣломъ ея собственныхъ вкусовъ и доброй воли.
   Выѣхавши въ концѣ октября изъ Парижа, г-жа Крюднеръ отправилась въ Швейцарію, гдѣ у нея были старыя знакомства по "дѣламъ царства Божія" и теперь завязалось множество новыхъ. Въ Базелѣ ее познакомили съ успѣхами "возбужденныхъ" о которыхъ намъ случалось говорить въ другомъ мѣстѣ {"Р. Библ. Общество", В. Евр. 1868.}, успѣхами, пріобрѣтенными проповѣдью Бооза, Линдля и Госнера, она примкнула къ библейской дѣятельности въ Базелѣ, въ которой усерднымъ пропагандистомъ былъ нѣкто Келльнеръ, ставшій теперь ближайшимъ сотрудникомъ и спутникомъ г-жи Крюднеръ; здѣсь же, по стараніямъ ея и ея друзей основалось "общество религіозныхъ трактатовъ" (такія общества устроивали обыкновенно рядомъ съ библейскими). Вмѣстѣ съ тѣмъ продолжалась ревностная проповѣдь новой религіи. Въ это время сын г-жи Крюднеръ былъ назначенъ русскимъ посланникомъ при швейцарской республикѣ; г-жа Крюднеръ провела нѣсколько времени въ Бернѣ, но когда проповѣди ея самой и ея друзей стали привлекать къ ней многолюдныя сборища, бернское правительство, по внушеніямъ австрійскаго кабинета, находившаго ея пропаганду опасной, попросило ее удалиться изъ города.
   Въ это вторичное пребываніе въ Базелѣ, успѣхъ проповѣди по словамъ біографа, былъ чрезвычайный. На моленія, совершавшіяся у г-жи Крюднеръ, собирались такія многочисленныя толпы, что это стало возбуждать неудовольствія и опасенія; духовенство возставало противъ непризнанныхъ пророковъ, и полиція нашла наконецъ нужнымъ вмѣшаться. Г-жа Крюднеръ и ея спутники закрывались паспортомъ отъ императора Александра, но тѣмъ не менѣе отъ нея потребовали, чтобы она оставила городъ. Она затруднялась-было разными неудобными обстоятельствами, но эти затрудненія были устранены -- по мнѣнію г-жи Крюднеръ и ея біографа -- непосредственнымъ вмѣшательствомъ Провидѣнія: ей нечѣмъ было расплатиться въ отелѣ, но "cher Sauveur" послалъ къ ней человѣка, который далъ ей взаймы тысячу экю; ей нужно было выѣхать куда-нибудь изъ города -- и къ ней явился одинъ подгородный житель съ предложеніемъ своего домика. Въ этомъ домикѣ, въ Гёрнлейнѣ близъ Базеля, она и поселилась.
   Въ самомъ обществѣ г-жа Крюднеръ производила двоякое дѣйствіе. Въ то возбужденное время, при энтузіастическомъ жарѣ проповѣдниковъ понятно, что ея кружокъ находилъ себѣ не мало послѣдователей и въ образованной части общества,-- хотя главнымъ образомъ увлекалась болѣе простодушная масса; въ средѣ духовенства находились люди, признававшіе за ней достоинства христіанской любви и искренняго благочестиваго увлеченія, -- въ обществѣ также находились прозелиты. Біографъ съ особеннымъ удареніемъ говоритъ объ обращеніи нѣкоего Лашеналя, профессора философіи въ Базелѣ: -- "вся его философія исчезла какъ утренній туманъ передъ простотой Евангелія", которую проповѣдовалъ одинъ изъ друзей г-жи Крюднеръ. Лашеналь оставилъ свою каѳедру и сдѣлался ея послѣдователемъ. Но съ другой стороны г-жа Крюднеръ возбуждала и сильную вражду. Газеты начали заниматься ею и судили ее весьма неблагосклонно; одинъ корреспондентъ изъ Базеля описывалъ ея общество какъ секту конвульсіонеровъ; ее изображали на каррикатурахъ,-- на одной изъ этихъ каррикатуръ она была изображена стоящею на бочкѣ и окруженною служанками, къ которымъ она обращаетъ слѣдующія утѣшительныя слова: "придетъ время, когда господа сами будутъ мыть зелень и ходить за водой, и когда всѣ служанки будутъ ходить въ шелковыхъ платьяхъ". Выраженіе радости у этихъ бѣдныхъ служанокъ схвачено хорошо, -- замѣчаетъ біографъ; но вѣроятно не совсѣмъ дурно схвачена была и сущность проповѣдей г-жи Крюднеръ.
   Въ это время, въ концѣ 1815 или началѣ 1816, случилось одно обстоятельство, которое вѣроятно было причиной окончательнаго охлажденія императора къ г-жѣ Крюднеръ. Въ этомъ обстоятельствѣ играетъ роль все тотъ же Фонтэнь, относительно котораго императоръ самъ уже остерегалъ г-жу Крюднеръ. Біографъ не разсказываетъ факта, желаетъ даже обойти его, и розыскивать его не особенно важно, -- но дѣло только въ томъ, что этотъ пастырь, къ которому г-жа Крюднеръ питала такую дружбу, довелъ свои подвиги до крайней наглости: полиція предупредила послѣдній скандалъ: виртембергское правительство произвело слѣдствіе и изгнало Фонтэня изъ страны, и секвестровало имѣнье Раппенгофъ, купленное въ прежнія времена для него г-жею Крюднеръ.
   Разсказывая послѣдствія этой исторіи, біографъ старается сколько можно охранить интересы своей героини, -- но, какъ увидимъ, это было довольно мудрено.
   "Русскаго императора не замедлили извѣстить о дурномъ поведеніи этого протеже г-жи Крюднеръ,-- говоритъ онъ,-- ему дѣлали даже упреки за оказанное ей покровительство. Александръ не могъ ни на минуту смѣшать ее съ этимъ негодяемъ; но г-жа Крюднеръ, запутанная связями, которыми Фонтэнъ умѣлъ окружитъ ее, не могла протестовать противъ его поведенія со всей энергіей своего негодованія. Быть можетъ, она даже не сдѣлала бы этого, еслибъ и могла, чтобъ не отягощать человѣка, на котораго уже легла рука правосудія.
   "Александръ доводилъ свою осмотрительность до крайности и ему было очень непріятно, что онъ могъ быть хоть на минуту компрометтированъ, даже косвенно, дурнымъ поведеніемъ человѣка, имя котораго, нѣкоторымъ образомъ, соединялось съ именемъ г-жи Крюднеръ. Язвительныя донесенія, съ намѣреніемъ сдѣланныя ему объ этомъ, не охладивъ его сердца, заставили его закрыть (renfermer) изъявленія своего довѣрія. Это было новое страданіе, прибавившееся (?) къ другимъ заботамъ, какія причиняла ему отвѣтственность его какъ государя и какъ христіанина.
   "Г-жа Крюднеръ увидѣла, что ея Раппенгофское имѣнье было конфисковано для уплаты долговъ Фонтэня. Къ матеріальнымъ затрудненіямъ, испытаннымъ ею вслѣдствіе этого, прибавилась другая печаль -- чувствовать, что покровительство и расположеніе императора должны скрываться" (sentir la faveur еs l'affection de l'Empereur не voiler), и проч.
   Едва ли однако таковъ былъ взглядъ императора Александра. Изъ приведеннаго выше замѣчанія его (въ письмѣ кн. Мещерской), достовѣрность котораго едва ли сомнительна, надобно заключатъ, что императоръ не то что сталъ скрывать свою привязанность къ г-жѣ Крюднеръ, а просто потерялъ эту привязанность. Если онъ сохранилъ впослѣдствіи нѣкоторую мягкость въ своихъ дѣйствіяхъ относительно ея, это была весьма понятная деликатность, за которой вѣроятно не скрывалось ни какого особеннаго сочувствія. Дальнѣйшая исторія ея также мало должна была нравиться Александру.
   Съ удаленіемъ изъ Базеля, для г-жи Крюднеръ начинается странный періодъ ея жизни и дѣятельности, продолжавшійся нѣсколько лѣтъ. Это періодъ ея особенной экзальтаціи, когда она выступила съ проповѣдью своего ученія передъ народными массами и практически примѣняла свою религію. Обстоятельства сдѣлали ея дѣятельность очень шумной, и съ одной стороны дали ей огромную популярность въ народѣ, съ другой возбуждали противъ нея вражду и преслѣдованія.
   Поселившись въ Гёрнлейнѣ, находившемся на баденской землѣ, г-жа Крюднеръ вскорѣ стала привлекать къ себѣ цѣлыя толпы. Годъ былъ неурожайный, на многихъ фабрикахъ остановились работы, и страна наполнена была множествомъ безпріютнаго народа, который бродилъ отыскивая работы или помощи. Г-жа Крюднеръ ревностно предалась филантропическимъ заботамъ объ этихъ бѣднякахъ, помогала и вмѣстѣ проповѣдовала имъ, многимъ давала пріютъ въ своемъ домѣ и т. д. Достаточно конечно было сдѣлать это разъ, чтобы стеченіе бѣдняковъ еще усилилось. Такъ это дѣйствительно и случилось. Наконецъ, ихъ приходило столько, что г-жа Крюднеръ проповѣдовала имъ на открытомъ воздухѣ. Эти собранія стали возмущать неудовольствіе баденскаго правительства.
   Другой кружокъ приверженцевъ г-жи Крюднеръ дѣйствовалъ такимъ же образомъ въ мѣстечкѣ Унтергольцѣ, въ базельскомъ кантонѣ, гдѣ было имѣнье Лашеналя: человѣкъ достаточный, онъ употреблялъ свои средства на эти благотворительныя цѣли. Здѣсь также собирались толпы бѣдняковъ, которымъ раздавали пищу, одежду, многимъ давали пріютъ и медицинскую помощь. Наконецъ, въ Гёрнлейнѣ, къ дому г-жи Крюднеръ приставили стражу, которая должна была не допускать стеченія народа; біографъ говоритъ, что г-жа Крюднеръ своими проповѣдями обращала и самихъ жандармовъ, такъ что къ ней послали наконецъ такого жандарма, относительно котораго надѣялись, что на него никакая проповѣдь не подѣйствуетъ. Въ этой осадѣ г-жа Крюднеръ продолжала однако свою дѣятельность, и посѣщала также Унтергольцъ, гдѣ трудилась съ своими тамошними друзьями. Но филантропія и проповѣди г-жи Крюднеръ, собиравшія большую массу бѣдняковъ, вызывали въ другой части населенія и весьма враждебныя чувства: однажды толпа напала на домъ Лашеналя въ Унтергольцѣ, и только счастливая случайность избавила г-жу Крюднеръ отъ большихъ оскорбленій.
   Имя ея между тѣмъ разносилось по всему краю. Изъ Гёрнлейна она сдѣлала однажды экскурсію въ кантонъ Аарау, куда ее звали ея друзья, и здѣсь она пріобрѣла опять множество приверженцевъ и между прочимъ обращала Песталоцци. Она стала настоящей достопримѣчательностью Швейцаріи; ее посѣщали путешественники англійскіе, французскіе, нѣмецкіе; и посѣтилъ также извѣстный въ свое время квакеръ Вильямъ Алленъ, съ которымъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ императоръ Александръ.
   Въ февралѣ 1817 г., дѣятельнѣйшій сотрудникъ г-жи Крюднеръ, Эмпейтазъ, и еще нѣсколько другихъ спутниковъ ея, находившихся съ нею въ Унтергольцѣ, подверглись формальному изгнанію изъ базельскаго кантона. Сама г-жа Крюднеръ съ другими своими приверженцами была поставлена подъ самый внимательный надзоръ полиціи. Въ это время она сочла нужнымъ оправдать свои дѣйствія, которыя подвергались сильному порицанію въ газетахъ и въ самой оффиціальной сферѣ. Она адресовала такое оправданіе къ баденскому министру внутреннихъ дѣлъ,-- это былъ Беркгеймъ, братъ ея зятя Беркгейма, который и теперь оставался ея постояннымъ сотрудникомъ.
   Біографъ даетъ большое значеніе этой апологіи, и думаетъ, что она вполнѣ уничтожаетъ всѣ аргументы, обвинявшіе тогда г-жу Крюднеръ; онъ видитъ въ ней замѣчательную защиту дѣла христіанской любви и религіозной свободы, и вмѣстѣ историческое оправданіе самой г-жи Крюднеръ.
   Оправданіе г-жи Крюднеръ сводится къ тому, что она исполняетъ прямыя повелѣнія божественной любви и не думала, чтобы накормить голоднаго могло быть запрещаемо въ христіанской странѣ. Ее упрекали, что она поощряетъ праздность и удаляетъ людей отъ ихъ прямыхъ духовныхъ наставниковъ; первое она отвергаетъ, представляя картину бѣдствій голодающаго населенія, лишеннаго работы,-- она помогала бѣднымъ, потому что этого требуетъ христіанская любовь и притомъ она звала, что въ подобныхъ случаяхъ правительство никогда не можетъ оказать всей нужной помощи; о второмъ говоритъ, что не можетъ отказывать въ утѣшеніи тѣмъ, кто приходитъ къ ней искать его. Ее упрекали, что она не повинуется распоряженіямъ властей; она заявляетъ, что она никогда не сопротивляется властямъ, "насколько ихъ мѣры не противорѣчили тѣмъ повелѣніямъ, которыя она должна уважать еще больше и за которыя должна быть готова отдать свою жизнь, потому что онѣ исходятъ отъ Бога". Рядомъ съ этимъ, г-жа Крюднеръ проповѣдовала министру внутреннихъ дѣлъ о "единомъ на потребу", объясняла ему ничтожество земныхъ благъ и необходимость думать только о спасеніи души, и т. д.; вмѣстѣ съ тѣмъ она заявляла о великой миссіи, данной ей Богомъ, и объ основаніи новой церкви, предвѣщала великія бѣдствія, которыя падутъ на Европу, и близкое пришествіе страшнаго суда.
   Письмо по всей вѣроятности мало удовлетворило баденскаго министра. Біографъ считаетъ дѣятельность г-жи Крюднеръ чисто-христіанскимъ подвигомъ, на который нападали люди, закоснѣлые въ невѣріи, и правительство, грубой силой останавливавшее порывы христіанскаго энтузіазма, потому что они нарушали рутину его безсердечія. Біографъ находитъ вообще, что г-жа Крюднеръ возбуждала ненависть къ себѣ тѣмъ, что "переходила мѣру христіанства, допускаемую свѣтомъ".
   Кто же былъ здѣсь правъ? Нѣтъ сомнѣнія, что г-жа Крюднеръ дѣйствительно выказала въ своей дѣятельности въ Швейцаріи и Баденѣ много самоотверженнаго человѣколюбія, которое приноситъ ей большую честь, -- въ данную минуту она облегчила много страданій, утѣшила много несчастныхъ, и можетъ быть дѣйствительно внушила даже многимъ людямъ образованнаго класса хотя односторонно-религіозные принципы, на мѣсто полнаго отсутствія всякихъ нравственныхъ принциповъ. Но затѣмъ и самый характеръ г-жи Крюднеръ и способъ ея дѣйствій способны были вызвать не одно только осужденіе, всходящее отъ безсердечія. Личный характеръ легко могъ возбуждать антипатію своими вызывающими свойствами: не могли же административныя и полицейскія власти думать, что передъ ними дѣйствительно находится непосредственная божія посланница, за какую она себя считала и выдавала; нельзя было людямъ разсудительнымъ принимать серьёзно ея пророчества о близости второго пришествія и страшнаго суда, и ея новоизобрѣтенную религію. Вѣроятно, въ Швейцаріи нашлось бы достаточно религіозной свободы и для этой религіи, если бы она выражалась въ болѣе скромныхъ формахъ, и не выходила на площадь, гдѣ и сталкивалась (зная о томъ напередъ) съ противной партіей и съ властями. Эти послѣднія не могли не защищать своихъ правъ, и защищали ихъ конечно свойственными имъ пріемами. Ея заботы о бѣдствующихъ и обращенія къ народнымъ массамъ способны были возбуждать довольно серьёзныя опасенія. Г-жа Крюдверъ при каждомъ удобномъ случаѣ обращалась къ массамъ, читала назиданія молодымъ поколѣніямъ, охотно вступала въ собранія, принимавшія видъ демонстрацій, и т. д. Не говоримъ уже о томъ, что весь характеръ ея природы заставляетъ предполагать при этомъ желаніе выставляться и рисоваться: при всѣхъ самоуничиженіяхъ, съ какими она любила о себѣ говорить, она не забываетъ выставлять себя божіей посланницей, устроительницей "небесныхъ дѣлъ", словомъ, не отличается христіанской скромностью; самое "преслѣдованіе", -- состоявшее въ сущности въ скучныхъ конечно, но очень безопасныхъ полицейскихъ попеченіяхъ, вѣроятно нравилось ей, -- она имѣла поводъ употреблять это слово, напоминающее столько подвиговъ въ исторіи христіанскихъ проповѣдниковъ. Повидимому, ея проповѣди къ бѣднымъ затрогивали также и вопросъ о собственности -- что могло вооружать на нее кромѣ полиціи и мѣстныхъ жителей. Своихъ приверженцевъ она уже выдѣляла въ особую церковь, и грозя, въ самомъ письмѣ къ министру внутреннихъ дѣлъ, что Господь заставитъ трепетать гордыхъ, она изображаетъ свое "стадо" какъ вѣрныхъ служителей Господа, для которыхъ -- предполагается -- и будетъ основано новое царство. Эта проповѣдь о наступающихъ послѣднихъ временахъ, обращаемая прямо къ самой неразвитой массѣ народа, естественно могла показаться небезопасной. Эйнаръ: и почитатели Крюднеръ думаютъ, что она только излагала христіанскій принципъ. На дѣлѣ она только затрогивала большую сторону общества, не имѣя никакого яснаго представленія о томъ, гдѣ находятся средства изцѣленія. Она обманывала бѣдняковъ, предвѣщая имъ новое царство, и если она дѣйствительно выказывала въ своей швейцарской проповѣди и настоящее человѣколюбіе, цѣна его сильно уменьшается сумасброднымъ и безсодержательнымъ азартомъ. Далѣе, способъ дѣйствій г-жи Крюднеръ могъ внушать справедливое недовѣріе и, потому, что она обнаруживала очень мало благоразумія въ выборѣ своихъ друзей и святыхъ: похожденія Фонтэня и Маріи. Куммринъ бросались въ глаза всѣмъ сколько-нибудь разсудительнымъ людямъ.
   Это послѣднее стояло вопіющимъ контрастомъ противъ ея притязаній {Вотъ для образчика отрывокъ изъ ея посланія къ Беркгейму: "Я возвѣстила по приказанію Господа великія бѣдствія, которыя скоро распространятся на всю Европу. Тысячи свидѣтелей скажутъ вамъ, что я возвѣстила ихъ во многихъ странахъ, и что предсказаніе оправдалось бѣдствіемъ. Послѣ сказаннаго, я полагаю, вы не усумнитесь, что живя въ вашей странѣ я не имѣла никакого человѣческаго плана, никакой человѣческой цѣли"!!}, и ея безграничная самоувѣренность, при такомъ отсутствіи человѣческаго благоразумія, должна была окончательно; опредѣлить ея репутацію. Ее стали считать очень безпокойной, дамой, отъ которой желательно какъ можно скорѣе отдѣлаться.
   Въ концѣ письма къ Беркгейму она намекала, что герцогство баденское должно быть ниспровергнуто, если станетъ ее преслѣдовать: "То, что я сказала, относится во всѣмъ правительствамъ. Это древняя борьба мрака со свѣтомъ. И государи, и чиновники -- только слуги этой власти, если только не считаютъ I. X., живаго Бога, своимъ царемъ и Искупителемъ, его евангелія -- своимъ завѣтомъ, и его жизни -- образцомъ. Онъ одинъ, отворяетъ двери неба и затворяетъ двери ада. Горе государствамъ, которыя не живутъ имъ. Скоро раздастся шумъ ихъ паденія!"
   Г-жа Крюднеръ все больше и больше вдавалась въ религіозную фантастику. Она сблизилась съ религіознымъ движеніемъ "возрожденныхъ" баварскихъ и рейнскихъ, и съ великимъ уваженіемъ говоритъ объ его представителяхъ {Напр. "Я охотно поговорила бы съ профессоромъ Зейлеромъ, когда онъ проѣзжалъ здѣсь, но Господь все управитъ по своей волѣ, когда будетъ время. Я полагаю, что это свиданіе было бы важно (!). Великій и любезный другъ Боозъ очаровалъ меня. Преслѣдованія -- печать его ученія, основаннаго на истинѣ, и доказательство его христіанизма. Скоро онъ будетъ поставленъ въ широкій кругъ дѣятельности. Господь, въ своемъ милосердіи, нѣсколько времени назадъ ясно открылъ мнѣ это, будьте спокойны на его счетъ" etc. (!!).}. Съ другой стороны она изучала мистическую литературу (въ Люцернѣ и проповѣди къ студентамъ теологіи она подробно говорила о Таулерѣ), которая должна была произвести на нее свое обычное дѣйствіе. Прежніе задатки ея мечтательности развились до необычайной степени, странной или даже просто смѣшной. Убѣжденная, что Господь прямо открываетъ ей будущее, она была вообще убѣждена, что жизнь ея устраивается по непосредственному вожденію Промысла, который заботится даже о всѣхъ мелочахъ ея житейской практики: онъ приводитъ къ ней людей, а которыми она знакомится; онъ говоритъ ей, когда и куда ей надо ѣхать; онъ указываетъ ей, какъ поступить въ томъ или другомъ случаѣ. Жизнь идетъ среди постоянныхъ видѣній, чудесъ и откровеній. "Мы не кончили бы, -- пишетъ она и одному духовному другу, -- если бы захотѣли разсказывать множество видѣній и чудесъ, которыя стали очевидны, и изъ которыхъ многія не могли быть публикованы по недостатку времени или по невниманію. Многія изъ этихъ видѣній относились къ моей миссіи и ко временамъ, въ которыя мы имѣемъ счастіе жить", и проч. Господь бралъ наконецъ заботу и о денежныхъ дѣлахъ г-жи Крюднеръ. Въ своихъ письмахъ она много разъ упоминаетъ объ этомъ и любитъ разсказывать, что она не думаетъ о завтрашнемъ днѣ, что тратитъ все, что есть, не заботясь о томъ, что на другой день въ домѣ не будетъ на что сдѣлать обѣда. Напр. въ Парижѣ, но отъѣздѣ императора Александра, "Господь открылъ" имъ, что они должны остаться тамъ нѣсколько времени; вскорѣ оказалось, что у нихъ не было вовсе денегъ. "Завтра я не буду готовить обѣда", доложила кухарка. "Ну, такъ мы не будемъ завтра обѣдать", сказалъ Эмпейтазъ. Но Господь позаботился о нихъ; на другой день пріѣхалъ банкиръ изъ Карлсруэ и привезъ г-жѣ Крюднеръ пять тысячъ франковъ. "Мы всегда такъ дѣлаемъ", замѣчаетъ г-жа Крюднеръ. Въ крайнемъ случаѣ г-жа Крюднеръ обратится къ Господу, и непремѣнно является банкиръ, или услужливый заимодавецъ, предлагающій деньги. Г-жа Крюднеръ не принимала только въ соображеніе, что кромѣ Промысла ей помогали лифландскія помѣстья, изъ которыхъ банкиру присылали для нея деньги.
   Намъ нѣтъ необходимости останавливаться подробно на дальнѣйшихъ похожденіяхъ г-жи Крюднеръ, и мы отмѣтимъ нѣкоторыя частности для біографической связи.
   Въ началѣ 1817 года, г-жа Крюднеръ получила приказаніе выѣхать изъ базельскаго кантона; въ тоже время она должна была избѣгать и баденской полиціи; ея друзья подверглись аресту и должны были покинуть Гёрнлейнъ. На нѣкоторое время она такимъ образомъ была разлучена съ Эмпейтазомъ и Беркгеймомъ. Первый изъ нихъ озабочивался при этомъ еще тѣмъ обстоятельствомъ, что г-жа Крюднеръ осталась безъ поддержки подъ вліяніемъ находившагося при ней Келльнера, крайняго мистика. "Съ тѣхъ поръ -- разсказываетъ біографъ въ своемъ изысканно-піэтистическомъ стилѣ -- какъ она увидѣла божію десницу въ столь чудесномъ исполненіи ея молитвъ, онъ неутомимо созерцала, зрѣніемъ вѣры, обширные горизонты того невидимаго міра, съ которымъ она была въ сношеніяхъ: она имѣла сильную наклонность къ разсказамъ о снахъ, видѣніяхъ и предчувствіяхъ, какіе передавали ей люди всякаго рода. Келльнеръ не только не умѣрялъ ее въ этихъ влеченіяхъ, но кажется поощрялъ ее еще больше. Его воображеніе безъ устали искало въ этихъ откровеніяхъ мистическаго. смысла, часто весьма назидательнаго и поучительнаго, не замѣчая, что г-жа Крюднеръ, истощенная постомъ и жившая въ состояніи постояннаго возбужденія -- результата всякаго рода утомленій, выносимыхъ ею такъ долго -- всего больше нуждалась въ тишинѣ и спокойствіи. Келльнеръ принялъ ученія Якова Бёма и питался его мечтаніями. Къ несчастію, онъ присоединялъ къ этому великое удивленіе къ г-жѣ Крюднеръ, и въ своихъ видѣніяхъ всегда приписывалъ ей важную роль, и такимъ образомъ приводилъ ее къ тому, что она, сама того не желая, слишкомъ занята была сама собой, подъ предлогомъ того, что обращала свой взглядъ на будущее".
   Въ это же время Келльнеръ издалъ брошюру, подъ названіемъ: "Къ бѣднымъ", которая способна была оправдать опасенія властей. Разсказавши о концѣ ихъ миссіи, прекращенной силою, Келльнеръ увѣщевалъ бѣдныхъ къ исправленію, указывалъ имъ божію казнь въ тѣхъ несчастіяхъ, которыя постигали ихъ и ихъ страну; указывалъ притѣсненія, которымъ они подвергаются въ своей родинѣ, гдѣ "законы человѣческіе противны законамъ божественнымъ", и наконецъ извѣщалъ ихъ, что "Господь, вашъ Богъ, приготовилъ уже вамъ новое отечество, выбравши для этого человѣка, который долженъ вести божій народъ во имя Господа". Онъ убѣждалъ ихъ эмигрировать.
   Біографъ извиняетъ воззваніе Келльнера тѣмъ, что ему было извѣстно, что императоръ Александръ открывалъ въ южной Россіи край для колонизаціи нѣмецкой и швейцарской. Но брошюра была не въ этомъ одномъ, и филиппики противъ "человѣческихъ законовъ" имѣли не одинъ религіозно-аскетическій смыслъ. Черезъ нѣсколько дней затѣмъ Келльнеръ издалъ "Газету бѣдныхъ", которую бѣдные получали даромъ и которая била написана въ томъ же смыслѣ; единственный появившійся нумеръ вышелъ въ маѣ 1817 года.
   Біографъ умалчиваетъ о томъ, въ какомъ отношеніи стояла г-жа Крюднеръ къ этимъ публикаціямъ, но отношеніе было вѣроятно самое близкое. Въ то время ихъ даже прямо приписывали г-жѣ Крюднеръ, и газеты съ ожесточеніемъ напали на нее: самъ Бональдъ, авторитетъ мистическаго ультрамонтанства, написалъ противъ г-жи Крюднеръ язвительную статью, на которую отвѣчалъ въ ея защиту Бенжаменъ Констанъ.
   Еще въ апрѣлѣ, г-жа Крюднеръ также получила приказаніе оставить Гёрнлейнъ, куда она явилась изъ Унтергольца. Начались ея скитанія съ одного мѣста на другое: толпы бѣдныхъ тотчасъ собирались вокругъ нея при ея появленіи, и ее приглашали удалиться; въ новомъ мѣстѣ тоже самое. Такъ удалили ее изъ Вармбаха, изъ Рейнфельда, Мунгца, изъ кантона Аарау, Золотурна. Въ Люцернѣ приняли ее весьма благосклонно, газеты называли ее "звѣздой нашей эпохи", восхваляли ея благочестіе, -- хотя находили страннымъ составъ ея свиты. Духомиство здѣсь отнеслось къ ней съ сочувствіемъ, профессора семинаріи явились къ ней съ своими воспитанниками, и г-жа Крюднеръ, повсюду говорившая рѣчи, произнесла и имъ длинную аллокуцію. Она изложила здѣсь свои мысли о свойствахъ истиннаго служителя алтаря: она возставала противъ обычныхъ формъ, въ какихъ существовала духовная профессія, утверждала, что священникомъ можетъ быть только тотъ, кого удостоитъ набрать самъ Богъ, кого онъ самъ воспитаетъ въ школѣ страданій, -- это была конечно и защита ея собственнаго пропонінічества, которымъ занималась также чуть не вся ея свита, состоявшая вовсе не изъ священниковъ. Это назначеніе свыше -- о которомъ она говорила -- должно было быть болѣе или менѣе сверхъестественное, какимъ она считала и свое собственное. По словамъ ея -- "священникъ безъ чудесъ не есть вовсе священникъ, призванный Богомъ; какъ и вѣра безъ чудесъ перестаетъ быть христіанской вѣрой".
   Въ ея разговорахъ появлялся непосредственно и Священный Союзъ. Она говорила, что ея миссія заключается въ томъ, чтобы поселить въ сердцахъ братскій духъ Священнаго Союза и указать тѣмъ, кто его отвергаетъ, какія ждутъ ихъ за это страшныя осужденія.
   Ея религія сводилась въ это время къ слѣдующимъ главнымъ чертамъ. Она проповѣдывала соединеніе христіанъ въ одну великую семью, связуемую поклоненіемъ Христу. Она не причисляла себя ни къ какой существующей церкви. Истинная церковь, по ея словамъ, была церковь первыхъ двухъ вѣковъ; съ третьяго вѣка эта церковь перестала существовать. Начало реформы, напр., усилія Гуса стремились именно къ возстановленію этой церкви (это замѣчаніе почти вполнѣ вѣрно); но г-жа Крюднеръ тѣмъ не менѣе возставала противъ протестантства, какъ "хитраго дѣла сатаны", который внушилъ людямъ слишкомъ большую самоувѣренность и гордость дѣлами (вмѣсто одной слѣпой вѣры и полнаго самоуничиженія, какихъ требовала она). Въ наше время, это оставленіе истинной вѣры дошло до своего крайняго предѣла; необходимо должна воспослѣдовать страшная битва невѣрія (протестантство она въ концѣ концовъ также причисляла къ этому невѣрію) противъ вѣры. Все возвѣщаетъ объ этой битвѣ, и современники ея еще должны были быть свидѣтелями битвы. Французская революція была предисловіемъ къ ней....
   Но и въ Люцернѣ дѣло кончилось неблагополучно. Люцернская газета, восхваляя г-жу Крюднеръ, превознесла ее насчетъ духовенства, которое сочло себя оскорбленнымъ и потребовало вмѣшательства полиціи. Такъ говоритъ біографъ, но вѣроятно это былъ не единственный поводъ. Такъ или иначе, полиція окружила ночью домъ, гдѣ жила г-жа Крюднеръ, и отвезла ее съ ея спутниками на границу кантона. Ей предложили выбирать дорогу на Базель или на Цюрихъ; она выбрала послѣднюю.
   Здѣсь, съ половины 1817 г., начинается послѣдній актъ ея печальныхъ и вмѣстѣ странныхъ скитаній по Швейцаріи. Ея филантропія и пророческая репутація приводили къ ней множество голодныхъ бѣдняковъ и любопытныхъ: она раздавала пищу, проповѣдовала, а полиція торопилась сбыть ее съ рукъ, и наконецъ не выпускала уже ея изъ виду и жандармы стали вездѣ ея провожатыми, сдавая ее на руки одни другимъ.
   Ее выслали изъ Цюриха; она прожила нѣсколько времени въ окрестностяхъ; отправившись далѣе, она была выслана изъ Тургау; въ Констанцѣ ее уже ожидалъ приказъ удалиться изъ города, ее не пускали въ Шафгаузенъ, Сентъ-Галленъ, и т. д. Этотъ край Швейцаріи, кажется, въ особенности былъ переполненъ жертвами голода, и г-жа Крюднеръ дѣйствительно съ упорной энергіей отдавалась своимъ филантропическимъ заботамъ, несмотря на всѣ придирки полиціи. Помощь ея, конечно, дѣйствовала не долго, но во всякомъ случаѣ эта сторона ея дѣятельности есть единственное, что можетъ примирять съ ея страннымъ проповѣдничествомъ.
   Весь августъ 1817 г. прошелъ въ безпрестанныхъ переѣздахъ ея съ мѣста на мѣсто, потому что нигдѣ ей не позволяли оставаться долго, и жандармерія отправляла ее назадъ въ тѣ мѣста, откуда ее только-что высылали. Она попала, наконецъ, въ Рейнекъ, на южномъ краю Констанцскаго озера, на австрійскую границу; но австрійская полиція, которой ее выдавали, отказалась пустить ее въ австрійскія владѣнія, и г-жѣ Крюднеръ пришлось вновь скитаться по сѣверной Швейцаріи, иногда разлучаясь съ своими спутниками. Въ началѣ сентября она попала въ Вальдсгутъ, откуда, наконецъ, выѣхала въ баденскія владѣнія. Въ это время ей пришлось разстаться съ Лашеналемъ, который до сихъ поръ сопутствовалъ ей и дѣлилъ съ ней заботы о голодающихъ. По требованію базельскихъ властей онъ былъ арестованъ и отвезенъ въ Базель; черезъ нѣсколько дней родственники г-жи Лашеналь вытребовали и ее: они распространили слухъ, что мужъ и жена, оба сумасшедшіе.
   Изъ Вальдсгута г-жа Крюднеръ перевезена была жандармами черезъ Кольмаръ и Ней-Бризахъ въ Фрейбургъ (in Breisgau), гдѣ она могла остановиться на нѣсколько дней и должна была ждать рѣшенія своей судьбы. Великій герцогъ баденскій отдалъ приказъ, разлучавшій ее съ ея спутниками: только дочь ея, г-жа Беркгеймъ, и Келльнеръ получили разрѣшеніе отправиться съ ней въ Россію; другіе должны были возвратиться на родину. Эмпейтаза звали въ Женеву его друзья; ему было также предложено -- ни говоритъ біографъ -- со стороны императора Александра, мѣсто проповѣдника въ Петербургѣ, по опасенія русскаго климата и приглашенія друзей заставили его предпочесть Женеву. Онъ поступилъ конечно благоразумно. Около этого же времени приглашались въ Петербургъ Линдль и Госнеръ; ни тотъ, ни крутой не могли остаться въ Россіи. Тоже грозило и ему.
   Баденская полиція передала г-жу Крюднеръ виртембергской, эта -- баварской, баварская -- саксонской. Въ Веймарѣ она встрѣтилась съ г-жей Стурдзой; въ Саксоніи ей разрѣшено было остановиться на нѣсколько дней въ Ней-Дитендорфѣ, и наконецъ въ Лейпцигѣ. Ей нуженъ былъ отдыхъ, потому что здоровье ея пострадало отъ утомленія и треволненій путешествія. Тѣмъ не менѣе она принимала много посѣтителей: полиція держала ее какъ бы подъ домашнимъ арестомъ и допускала къ ней только тѣхъ, кто имѣлъ особенное разрѣшеніе начальства.
   Между тѣмъ начинали появляться недоумѣнія о причинѣ такихъ строгостей, и Гёрресъ, извѣстный мистикъ, взялъ ее подъ свою защиту. Въ Лейпцигѣ между прочимъ посѣтилъ ее ученый профессоръ Кругъ; онъ написалъ небольшое сочиненіе о Священномъ Союзѣ и желалъ увидѣть и сколько возможно изучить личность, которая имѣла къ этому союзу столь близкое отношеніе. Книжка Круга относилась къ г-жѣ Крюднеръ какъ холодное наблюденіе; упомянутый выше Паризо замѣчаетъ, что ота брошюра навсегда уничтожила очарованіе, окружавшее сѣверную волшебницу", -- для Эйнара этого было довольно, чтобы отнимать всякій авторитетъ у книжки Круга. Мы не имѣли ея въ рукахъ, но думаемъ, что вѣроятно въ ней было больше правды, чѣмъ желаетъ доказать Эйнаръ. Впрочемъ, мы упомянемъ дальше о другомъ подобномъ сочиненіи, которое даетъ намъ образчикъ мнѣній о г-жѣ Крюднеръ въ разсудительной части тогдашняго общества.
   Въ Германіи, по словамъ біографа, г-жа Крюднеръ была поражена тѣми ложными представленіями, которыя были составлены на ея счетъ, и въ своихъ рѣчахъ, какія она все еще держала нерѣдко къ своимъ посѣтителямъ, она старалась защитить свои дѣйствія. Мы не будемъ приводить цитатъ, потому что намъ уже знакомы темы ея рѣчей и ея собственныя представленія о себѣ самой. Въ этихъ апологіяхъ она продолжаетъ выставлять себя все той же привилегированной истолковательницей божіей воли: она попрежнему говоритъ о своихъ чудесахъ, какія дѣлала и какія съ ней дѣлались, предсказываетъ будущее и т. д.
   Она желала провести зиму въ Дессау, но вмѣсто того повезли ее на Эйленбургъ, Бесковъ, Франкфуртъ-на-Одерѣ, Нейенбургъ. Въ Пруссіи ей давали вообще больше свободы, она опять имѣла многочисленныя собранія, говорила рѣчи, между прочимъ къ солдатамъ и офицерамъ и т. д.
   Наконецъ она переступила русскую границу.
   

VII.
Въ Россіи.-- 1818--1824.

   Путешествіе въ Россію было невольное для г-жи Крюднеръ, но не должно было представлять для нея и особенной тягости. Она была до сихъ поръ преисполнена самыми восторженными чувствами къ императору Александру, который казался ей провозвѣстникомъ той новой жизни человѣчества, какую она сама проповѣдовала. Тѣмъ не менѣе въ Россіи дѣятельность ея въ прежнемъ смыслѣ прекратилась. Здѣсь она уже не держала открытыхъ собраній, не странствовала; она должна была ограничиться тѣснымъ кружкомъ друзей и знакомыхъ; ея уклоненія отъ обычаевъ русской жизни были останавливаемы категорически, хотя можетъ быть и въ мягкихъ формахъ.
   Біографъ разсказываетъ, что въ Митавѣ полиція встрѣтила ее придирчиво и неблагосклонно. Келльнера удалили отъ нея, и многія лица изъ ея свиты получили приказаніе вернуться назадъ. Остзейскій генералъ-губернаторъ учредилъ за ней полицейскій надзоръ. Но это дѣлалось безъ вѣдома императора. По словамъ біографа, Александръ, узнавши объ этомъ, выразилъ сожалѣніе о такомъ способѣ дѣйствій; кн. Голицынъ написалъ успокоительное письмо къ г-жѣ Крюднеръ и потребовалъ возвращенія отосланныхъ ея спутниковъ.
   Г-жа Крюднеръ поселилась въ Лифляндіи, сначала въ помѣстьѣ своего брата, и провела тамъ лѣто 1818 г. Братъ ея, Б. И. Фитингофъ, одинъ изъ директоровъ, а съ 1819 г. изъ вице-президентовъ петербургскаго библейскаго комитета, прожилъ съ ней нѣсколько мѣсяцевъ. Въ одномъ письмѣ 1818 г., г-жа Крюднеръ писала: "Мой братъ пріѣхалъ сюда уже три мѣсяца назадъ; это прекрасный человѣкъ, и его благочестіе истинное и дѣятельное: онъ посылаетъ въ самую Сибирь религіозные трактаты для заключенныхъ.... Однажды мы молились вмѣстѣ въ слезахъ и пламенными молитвами".
   Потомъ она переѣхала въ свое имѣнье, Коссе, гдѣ къ ней присоединились нѣкоторые изъ ея прежнихъ сотрудниковъ. Здѣсь она оставалась, кажется, до 1821 г. Мы сказали, что у нея уже не было теперь такой обширной и шумной дѣятельности, но ея мистическое развитіе продолжалось и дошло здѣсь до своихъ крайнихъ предѣловъ. Для характеристики ея состоянія довольно привести нѣсколько подробностей.
   Она продолжала оставаться въ пророческомъ настроеніи. Въ 1818 г. она писала: "Востокъ открывается; бѣдствія приближаются ко всей Европѣ, и къ этимъ странамъ также". По обыкновенію, она выбирала какой-нибудь будущій пунктъ времени, и примѣняла къ нему свои прорицанія. Прежде, это былъ 1815, потомъ 1816 г. ("1816 sera bien remarquable"), теперь назначенъ былъ январь 1819 г. (въ который на дѣлѣ ничего особеннаго не произошло, къ чему бы можно было какъ-нибудь привязать сдѣланное пророчество). Потребность высказываться, которой она удовлетворяла прежде своими рѣчами, теперь удовлетворялась перепиской и -- религіозной поэзіей. Г-жа Крюднеръ писала религіозные гимны крайне мистическаго характера, гдѣ нашли мѣсто и ея предвѣщанія, восторженныя изліянія и -- какія-то угрозы.
   
   "Когда я возвѣщала союзъ благодати, когда я обнародовала манифестъ царя царей, земныя узы тяготѣли на моихъ путяхъ, цари меня преслѣдовали, но вѣра моя осталась тверда.
   "Я вѣрю твердо; кто можетъ еще остановить меня? Дайте мнѣ крестъ, грозящій тронамъ. Любовь покоряетъ земныя власти; и мой Спаситель со мной въ битвахъ".
   
   Когда г-жа Крюднеръ была еще въ Германіи, ея зять, Беркгеймъ, отправился въ Петербургъ, гдѣ онъ хлопоталъ объ устройствѣ переселенія швейцарцевъ въ южную Россію. Теперь онъ съ женой поѣхалъ въ Швейцарію по этому дѣлу, которое чрезвычайно занимало и г-жу Крюднеръ: она желала, чтобы это переселеніе имѣло въ себѣ "меньше человѣческаго", а больше небеснаго. Самъ Беркгеймъ пріобрѣлъ въ эту поѣздку новое усовершенствованіе въ этомъ послѣднемъ родѣ. Онъ и его жена, дочь г-жи Крюднеръ, завязали тѣсныя отношенія съ маркизомъ Лангаллери, который еще въ молодости обращенъ былъ, въ Лозаннѣ, знаменитымъ мистикомъ Дютуа-Мамбрини (онъ умеръ въ 1790-хъ годахъ), и послѣ него остался руководителемъ его учениковъ. Этотъ мистицизмъ имѣлъ католическій оттѣнокъ, по особенному поклоненію Богоматери, которое въ послѣдніе годы является и у г-жи Крюднеръ. Въ одно время съ этой живой традиціей Дютуа, въ русской мистической литературѣ появился переводъ его "Божественной философіи", сдѣланный Карнѣевымъ (1818). Лангаллери полнѣе посвятилъ Беркгейма и въ творенія г-жи Гюйонъ, вліяніе которыхъ чѣмъ дальше, тѣмъ больше обнаруживается въ кружкѣ г-жи Крюднеръ. Мы позволимъ себѣ по поводу г-жи Гюйонъ небольшое отступленіе.
   Г-жа Гюйонъ, одинъ изъ авторитетовъ у крайнихъ мистиковъ, между прочимъ у русскихъ, знаменита какъ представительница такъ-называемаго квіетизма. Подъ этимъ именемъ разумѣли, въ концѣ XVII-го столѣтія, тотъ разрядъ мистицизма, который, не удовлетворяясь церковными формами религіи (какъ это большей частью бывало въ мистическихъ сектахъ), представлялъ религію какъ полное самоотрицаніе и покой души, погружающейся въ Богѣ и живущей однимъ этимъ чувствомъ. Первымъ писателемъ, изложившимъ теоретическія основанія этого ученія, былъ испанецъ Михаилъ Молиносъ. Его "Духовный путеводитель" былъ осужденъ папой, самъ Молиносъ вынужденъ былъ отречься отъ своего ученія и заключенъ былъ въ монастырь; но квіетизмъ, опровергаемый іезуитами и не принимаемый также и янсенистами, сталъ, однако, находить много послѣдователей, между прочимъ и между нѣмецкими піэтистами (Франке и Арнольдъ перевели много сочиненій этого рода на нѣмецкій языкъ). Гораздо болѣе, чѣмъ самъ Молиносъ, были знамениты г-жа Гюйонъ и г-жа Буриньонъ, въ особенности первая, какъ ревностныя послѣдовательницы квіетизма, который они проповѣдовали въ своихъ сочиненіяхъ и вполнѣ примѣняли въ жизни. Знаменитымъ приверженцемъ г-жи Гюйонъ былъ архіепископъ камбрейскій, Фенелонъ, съ которымъ по этому случаю вступилъ въ споръ Боссюэтъ; онъ донесъ на Фенелона королю, который предоставилъ дѣло на рѣшеніе папѣ. Ученіе Фенелона было осуждено папой, который нашелъ въ немъ 23 положенія, если не прямо еретическія, то неодобрительныя. Фенелонъ подчинился папскому рѣшенію. Приводимъ здѣсь эти подробности, потому что этотъ споръ Фенелона и Боссюэта былъ вспомянутъ и въ нашемъ библейскомъ мистицизмѣ: въ другомъ мѣстѣ мы упоминали, что однимъ изъ важныхъ обвиненій противъ книги Станевича, осужденной въ 1818 г., кн. Голицынъ поставилъ то, что Станевичъ нападалъ на Фенелона, и восхвалялъ Боссюэта {Ср. В. Евр. 1868.}.
   Въ одномъ изъ 68-ми положеній Молиноса, осужденныхъ папой, находится слѣдующій принципъ квіетизма: "Человѣкъ долженъ уничтожать свои силы; а душа уничтожается тѣмъ, что она остается безъ дѣйствія. И если душа достигнетъ до мистической смерти, то, возвратившись этимъ путемъ къ своей основной причинѣ, къ своему началу, къ Богу, она уже не можетъ болѣе хотѣть ничего иного, кромѣ того, чего хочетъ Богъ". Г-жа Гюйонъ именно проводила этотъ принципъ на практикѣ. Женщина не безъ таланта и остроумія, плодовитая писательница, она провела странную жизнь въ служеніи этому принципу. Съ дѣтства болѣзненная, она отличалась экзальтированной религіозностью, жила потомъ нѣсколько времени въ неудачномъ бракѣ, который опять возвратилъ ее въ мистическому настроенію; это настроеніе перешло мало-по-малу въ полный квіетизмъ, самоуничтоженіе, дошедшее, наконецъ, до невѣроятныхъ размѣровъ. Она всѣми силами стремилась къ тому, чтобы уничтожить въ себѣ все земное и человѣческое, чтобы погружаться въ свой первоначальный источникъ, въ Бога; ее учили, что душа только тогда переходитъ въ Бога, когда освобождается отъ всего, что привязываетъ ее къ самой себѣ или къ другимъ созданіямъ. Она заставляла себя дѣлать все, что только можетъ быть противнаго тѣлесной природѣ человѣка, съ намѣреніемъ подвергала себя всякимъ лишеніямъ, принимала самую отвратительную пищу и т. д. Она налагала на себя всевозможныя аскетическія самоистязанія, которыя, наконецъ, доводили ее до зкстазовъ, до "погруженія въ божественную любовь", близкаго въ безумію. Путемъ этого самоуничтоженія она достигла, наконецъ, мистическаго совершенства: она имѣла видѣнія, откровенія, мистическіе восторги, совершала чудеса. Во время одной болѣзни она узнала языкъ ангеловъ; въ одномъ откровеніи она видѣла себя той женщиной, облеченной въ солнце, стоящей ногами на лунѣ и увѣнчанной двѣнадцатью звѣздами, -- о которой говоритъ Апокалипсисъ; ей было также открыто, что она произведетъ милліоны духовныхъ дѣтей, что дьяволъ будетъ преслѣдовать ихъ вмѣстѣ съ нею, но ничего не успѣетъ съ ними сдѣлать. Она и дѣйствительно подверглась преслѣдованіямъ; какъ опасная сумасшедшая, она была заключена въ монастырь, потомъ была освобождена и нѣсколько лѣтъ играла роль проповѣдницы и пророчицы, затѣмъ еще разъ была заключена въ Венсеннъ. Несмотря н^ всѣ удивительныя истязанія, какія она производила надъ собой, она достигла весьма преклонныхъ лѣтъ, и умерла въ 1717 г. {Ср. F. Chr. Baar, Gosch, der christlichen Kirche, IV Bd. Tüb. 1868, стр. 262--264; также Heinroth, Gesch. und Kritik des Mysticismus. Ein Beitrag sur Seelenheilkande, Leipz. 1830, стр. 460--470. Сочиненія ея отчасти переведена и на русскій языкъ; они очень уважались у мистиковъ, между прочимъ и новиковской школы.}
   Возвращаемся къ г-жѣ Крюднеръ. Намъ случилось уже указать выше проявленія подобнаго квіетизма и у нея. Въ 1817 г., въ бесѣдѣ съ однимъ духовнымъ посѣтителемъ, записавшимъ разговоръ, она между прочимъ говорила: "Черезъ сколько смертей нужно было пройти мнѣ, чтобы достигнуть жизни, жизни въ Тебѣ, Господь! Какъ многое нужно мнѣ было сначала уничтожить! Свѣтъ, знанія, таланты, науки, тщеславіе, гордость, собственную волю! Эту послѣднюю въ особенности надо было уничтожить во всемъ совершенно! Я страшно страдала", и проч. Она не одинъ разъ возвращается къ этой темѣ, уничижаетъ всѣ мірскія достоинства и таланты, какія за ней признавали ни она сама признавала; налагаетъ на себя аскетическія испытанія, живетъ въ хижинѣ, постится. Теперь эти аскетическія наклонности развиваются въ ней все больше и больше; вмѣстѣ съ тѣмъ мистицизмъ становится все болѣе туманнымъ и страннымъ. Бесѣды съ Беркгеймомъ и Келльнеромъ, которые оба пользовались большимъ ея уваженіемъ, еще больше утверждали ее на этой дорогѣ.
   "Въ четвергъ, 6-го мая (1820), въ день Вознесенія, вечеромъ, -- пишетъ Беркгеймъ въ письмѣ къ кому-то, -- между 11 и 12 часами ночи, г-жа Крюднеръ молилась на садовой террасѣ: ей было дано сдѣлать необыкновенную молитву, духа которой не могутъ изобразить слова. Она, казалось, взлетѣла къ небесамъ, чтобы любить и превратиться въ лучъ свѣта. Она бросилась въ мученичество любви, призывала небесный Іерусалимъ, св. Дѣву и всѣхъ святыхъ сойти съ небесъ, чтобы привести къ ней души, въ сердце которыхъ она могла бы излить потоки любви, наполняющіе ея сердце" и т. д.
   Стиль, совершенно напоминающій г-жу Гюйонъ.
   Въ томъ же письмѣ Беркгеймъ разсказываетъ, что г-жа Крюднеръ давно чувствовала, что для довершенія ея "миссіи" ей нужно публично исповѣдаться въ своихъ грѣхахъ. "Она сдѣлала это, молясь съ латышами; подвигнутая божіимъ духомъ, она исповѣдала свои грѣхи, и приняла исповѣдь этихъ людей Въ садахъ Коссе устроился живой конфессіоналъ; изъ него истекаютъ потоки благодати Господь ниспосылаетъ по молитвамъ maman и Келльнера чудесныя исцѣленія Келльнеръ находится въ глубочайшемъ внутреннемъ спокойствіи; онъ совершенствуется, по г-жѣ Гюйонъ" и проч. Дальше мы увидимъ, до чего довели они это усовершенствованіе.
   Между тѣмъ г-жа Крюднеръ просила разрѣшенія отправиться къ дочери въ Петербургъ, гдѣ Беркгеймъ занялъ, между тѣмъ, мѣсто у кн. А. Н. Голицына, по министерству народнаго просвѣщенія. Императоръ Александръ находился на конгрессѣ въ Троппау. Отвѣтъ былъ полученъ благопріятный, и г-жа Крюднеръ въ началѣ 1821 отправилась въ Петербургъ. Въ петербургскомъ обществѣ она уже имѣла готовыя связи; Беркгеймъ и баронъ Фитингофъ были до извѣстной степени ея представителями; г-жа Беркгеймъ находилась еще прежде въ тѣсныхъ дружескихъ отношеніяхъ съ кн. Анной Голицыной, которая познакомилась потомъ и съ г-жей Крюднеръ и уже просила отъ нея духовнаго руководства; съ кн. А. Н. Голицынымъ г-жа Крюднеръ имѣла сношенія. Въ русскихъ мемуарахъ и запискахъ о томъ времени, какіе теперь извѣстны, кажется не было никакихъ ближайшихъ свѣдѣній о той роли, которую играла въ петербургскомъ обществѣ г-жа Крюднеръ; мы припомнимъ только, что впослѣдствіи архимандритъ Фотій, въ своихъ доносахъ ими. Александру, ставитъ г-жу Крюднеръ въ число злѣйшихъ враговъ православія и престола. По словамъ французскаго біографа, который имѣлъ свѣдѣнія и отъ русскихъ знакомыхъ и друзей г-жи Крюднеръ, между прочимъ отъ А. И. Тургенева и Стурдзы, -- г-жа Крюднеръ "по пріѣздѣ въ Петербургъ, снова сдѣлалась предметомъ живого интереса. Русское общество.... собиралось къ кн. Голицыной, чтобы видѣть и слышать г-жу Крюднеръ: богатые и бѣдные, военные и статскіе, аристократы и ремесленники отправлялись туда съ жаждою слышать ея увѣщанія и остереженія, серьёзность которыхъ соотвѣтствовала потребности слушателей въ ощущеніяхъ. Въ этой толпѣ было и нѣсколько членовъ мистическихъ обществъ, образовавшихся въ послѣдніе годы царствованія Екатерины" {Описывая вслѣдъ за этимъ тогдашнее настроеніе императора и состояніе религіозныхъ интересовъ въ русскомъ обществѣ, біографъ говоритъ о библейскомъ обществѣ, о его паденіи, и замѣчаетъ, что это случилось "незадолго до пріѣзда г-жи Крюднеръ" въ Петербургъ; это конечно ошибка. Нѣсколько замѣтокъ о жизни г-жи Крюднеръ въ Петербургѣ находится у Фарнгагена; "Blatter aus der preuss. Geschichte", I, 317; II, 23.}. Пріятельница г-жи Крюднеръ, кн. Анна Серг. Голицына, кажется, приходилась племянницей кн. А. Н. Голицыну, министру духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія. По дружбѣ съ этой кн. Голицыной, которую снабжала мистическими назиданіями, по прежнимъ и новымъ связямъ съ кн. Голицынымъ, г-жа Крюднеръ стояла въ центрѣ петербургскаго мистицизма {О кн. А. С. Голицыной, см. Надгробное Слово кн. А. Н. Голицыну, Стурдзы, стр. 19. Впослѣдствіи, живъ въ крымской колоніи Корейсѣ, она устроивала для А. Н. Голицына его замокъ въ Гаспрѣ (Александріи), гдѣ онъ прожилъ послѣднее время своей жизни.}. Мистицизмъ былъ тогда въ полной силѣ. Императоръ Александръ сохранялъ свои надежды на распространеніе чистаго христіанства между народами, покровительствовалъ мистической школѣ и благопріятно смотрѣлъ на ту пеструю смѣсь разныхъ видовъ религіозной экзальтаціи, какіе появились тогда въ обществѣ. Незадолго передъ пріѣздомъ г-жи Крюднеръ вызваны были иностранные проповѣдники изъ школы "возрожденныхъ"; г-жа Крюднеръ, во многомъ очень близкая къ "возрожденнымъ", могла встрѣтить публику, уже приготовленную къ проповѣди ея особеннаго христіанства.
   Но отношенія ея къ императору Александру, охладѣвшія уже скоро послѣ 1815 г., теперь нисколько не поправились. Напротивъ, охлажденіе усилилось новыми причинами.
   Эйнаръ, который вообще старается доказать, что императоръ былъ и послѣ 1815 г., по прежнему расположенъ къ г-жѣ Крюднеръ, но только скрывалъ свое расположеніе,-- Эйнаръ здѣсь признается, что уже въ то время, когда императоръ только-что возвратился изъ Парижа, это охлажденіе было замѣтно. Когда да пріятельница г-жи Крюднеръ спросила о ней императора, онъ сказалъ: "я боюсь, что она попала на дурную дорогу".
   Сначала появленіе Фонтэня въ Парижѣ, потомъ раппенгофскій скандалъ, наконецъ швейцарскія приключенія г-жи Крюднеръ естественно должны были возбуждать подозрительность и недовѣрчивость императора Александра. Русскій посланникъ въ Швейцаріи былъ сынъ г-жи Крюднеръ, и императоръ деликатно не спрашивалъ у него свѣдѣній объ ея дѣйствіяхъ; между тѣмъ все больше распространялась молва объ ея странныхъ приключеніяхъ въ Баденѣ и Швейцаріи, гдѣ она между прочимъ дѣлала компрометтирующія ссылки на Священный Союзъ. При появленіи упомянутой брошюры Круга, императоръ, непріятно пораженный тѣмъ, какъ г-жа Крюднеръ говорила о Священномъ Союзѣ, потребовалъ у князя Репнина, русскаго посланника въ Саксоніи, свѣдѣній о Кругѣ: эти свѣдѣнія -- говорить Эйнаръ -- оказались вообще благопріятны для нравственнаго характера Круга, но не для его деликатности и благоразумія: "императоръ понялъ, какъ тяжело было это злоупотребленіе довѣрія, жертвой котораго стала г-жа Крюднеръ". Можетъ быть; хотя едва-ли злоупотребленіе было, потому что г-жа Крюднеръ излагала свои мнѣнія совершенно публично, ея рѣчи о Священномъ Союзѣ переданы были въ печать не однимъ Кругомъ. Какъ бы то ни было, императоръ показывалъ явно, что не принимаетъ солидарности съ ея идеями. Теперь онъ могъ еще опасаться, что г-жа Крюднеръ своими проповѣдями и пророчествами о будущемъ царствѣ усилитъ броженіе умовъ, размѣры котораго въ Россіи Александръ вообще такъ преувеличивалъ, и будетъ производить толки, несовмѣстные съ принятой имъ теперь политической системой.
   До нѣкоторой степени это такъ и случилось. Фантазіи г-жи Крюднеръ обратились теперь на греческій вопросъ. Она давно пророчила, что "появятся турки", что будетъ великая война, и т. п. Теперь ей вообразилось, что эта война и будетъ именно война за освобожденіе Греціи. Еще живя въ Лифляндіи, она дѣлала свободу Греціи предметомъ своихъ мистико-пророческихъ гимновъ; теперь она стала проповѣдовать объ этомъ въ гостиныхъ. Эйнаръ замѣчаетъ, что она "теряла отчасти самообладаніе и умѣренность выраженій", и понятно, что когда она, со свойственнымъ ей шумомъ фразеологіи, объявляла, что императоръ Александръ и есть именно орудіе, выбранное Богомъ для возстановленія Греціи, это назойливое приставанье должно было очень не понравиться императору особенно тогда. Запуганный революціями, Александръ представлялъ теперь задачу Священнаго Союза именно въ подавленіи всякихъ революціонныхъ движеній, стремившихся, по его мнѣнію, къ низверженію "алтарей и престоловъ"; его убѣдили или самъ онъ былъ убѣжденъ, что долгъ Священнаго Союза подавить между прочимъ и греческое движеніе, хотя оно направлялось не противъ христіанскаго, а противъ турецкаго алтаря и престола. Священный Союзъ сталъ защищать магометанскій алтарь и престолъ.
   Императоръ конечно узналъ, съ какимъ жаромъ г-жа Крюднеръ проповѣдовала освобожденіе грековъ и возставала на равнодушіе къ ихъ судьбѣ; онъ былъ этимъ недоволенъ тѣмъ болѣе, что и безъ того въ русскомъ обществѣ были мнѣнія, что Россія обязана защищать своихъ единовѣрцевъ, и Александру непріятно было признать справедливость интереса, котораго не хотѣла признавать его дипломатія. Наконецъ Александръ рѣшился остановить г-жу Крюднеръ, и сдѣлалъ это въ довольно мягкой формѣ. По словамъ Эйнара, онъ написалъ ей письмо на восьми страницахъ, гдѣ изложилъ свои мысли, указалъ трудность удовлетворенія стремленіямъ грековъ, свое желаніе исполнить божію волю, которой онъ еще не видитъ; свое опасеніе попасть на ложный путь и благопріятствовать "тѣмъ нововведеніямъ, которыя уже сдѣлали столько жертвъ и такъ мало счастливыхъ, но въ особенности принятое имъ на себя обязательство дѣйствовать за одно съ союзниками". Затѣмъ, говоритъ Эйнаръ, онъ, "порицая ту свободу, съ которой она осуждала правительство и его дѣйствія, далъ ей понять, въ тонѣ друга, но друга, который могъ бы говорить и инымъ языкомъ, что ставя въ затрудненіе его министровъ и поселяя волненіе подлѣ трона, она нарушала свои обязанности какъ подданной и какъ христіанки, и что ея присутствіе въ столицѣ возможно только ни условіи -- хранить почтительное молчаніе объ образѣ дѣйствій, котораго онъ не могъ измѣнить по ей желаніямъ". Это письме императоръ послалъ ей черезъ Александра Тургенева, который, по прочтеніи этого письма г-жей Крюднеръ, долженъ былъ взять его назадъ. Г-жа Крюднеръ не могла выдержать принужденія какое шагалось этимъ на нее, и въ концѣ 1821 г. воротишь и Коссе.
   Здѣсь она предалась опять исключительно благочестію и асктической практикѣ съ Келльнеромъ. Въ зиму 1822 она сдѣлала слѣдующій аскетическій опытъ. "Кромѣ поста, которому она подвергала себя уже давно, она выносила въ комнатѣ, безъ печки и безъ двойныхъ рамъ, температуру больше чѣмъ въ двадцать градусовъ ниже нуля по Реомюру, повидимому этого не замѣчая: такимъ образомъ она умерщвляла свою плоть и покоряла ее. Перенося всякія лишенія, она этимъ высказывала только свою надежду и свое постоянное заявленіе, что ея жизнь и ея сердце -- на небесахъ.... И дѣйствительно, душа ея была радостна и даже тѣло ея, въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, повидимому безъ труда подчинялось режиму, который она на себя налагала".
   Келльнеръ дѣлилъ съ ней эти опыты и уходилъ себя уже скоро. По словамъ Эйнара, его "зрѣлость для вѣчности поражала всѣхъ, кто его видѣлъ". Смерть его очень опечалила г-жу Крюднеръ; ея здоровье также разстроилось, она впала въ мрачное настроеніе и мучительный страхъ смерти; только послѣ одного видѣнія спокойствіе къ ней возвратилось. Болѣзнь ея была однако серьезна; ей предписано было провести зиму на югѣ, и она приняла приглашеніе кн. Голицыной, которая звала ее, вмѣстѣ съ Беркгеймами, въ Крымъ, въ имѣнье княгини, гдѣ она хотѣла основать колонію. Весной 1824 г. они отправились въ дорогу; для избѣжанія трудностей путешествія, кн. Голицына рѣшилась отправиться по Волгѣ. Съ ними вмѣстѣ отправлялась и большая часть нѣмецкихъ переселенцевъ, которые должны были положить основаніе колоніи {Вигель въ своихъ запискахъ (III, ч. VII, стр. 6--7) слѣдующимъ образомъ Разсказываетъ объ обстоятельствахъ этого путешествія:
   "Знаменитая г-жа Крюднеръ около этого времени испытала гоненія. Года три-четыре (?) она оставалась въ Петербургѣ, но ученіе свое мало успѣла распространить въ немъ. Подъ ея предсѣдательствомъ составилось только небольшое общество мечтательницъ. Главнымъ изъ нихъ и ей самой въ 1823 году посовѣтовали выѣхать изъ столицы (?). Въ числѣ ихъ была и моя любезная, устарѣвшая Александра Петровна Х-ва (Хвостова). Увѣдомляя меня о намѣреніи ихъ избрать мѣстопребываніемъ южную Россію, она требовала моего совѣта, и я предлагалъ ей Бессарабію.
   "Въ отвѣтѣ моемъ мнѣ вздумалось поэтизировать -- въ блестящемъ видѣ представить полуденный берегъ Крыма, который я зналъ только по описаніямъ и по наслышкѣ. Письмо мое Х-ва представила на общее сужденіе дамскаго совѣта. Главною распорядительницей въ дѣлѣ переселенія была богатѣйшая изъ сихъ женщинъ, мужественная княгиня Анна Сергѣевна Г-на. Описаніе мое, какъ увѣдомляла меня Х-ва, воспламенило ея воображеніе: она начала бредить неприступными горами, стремнинами, шумными водопадами. Такъ какъ она всѣхъ на дорогу, снабжала деньгами, то въ капитулѣ имѣла первенствующій голосъ. Какъ леди Стенгопъ на Ливанѣ, она избрала красивое мѣсто надъ моремъ и начала тутъ строить церковь и домъ. Госпожа Крюднеръ, съ зятемъ и дочерью, поселилась пока въ маленькомъ городѣ, называемомъ Эски-Крымъ; но вскорѣ потомъ, въ 1824 году, переселилась въ вѣчность.
   "За нею скоро послѣдовала привезенная княгиней Г-ой одна примѣчательная француженка. Она никогда не снимала лосинной фуфайки, которую носила на тѣлѣ, и требовала, чтобы въ ней и похоронили ее. Ея не послушались, и оказалось по розыскамъ, что жившая долго въ Петербургѣ подъ именемъ графини Г-ъ была сѣченая и клейменая Ламоттъ, столь извѣстная до революціи, которая играла главную роль въ позорномъ процессѣ о королевиномъ ожерельѣ".}.
   Г-жа Крюднеръ поправилась во время этого спокойнаго путешествія. Они остановились на нѣсколько времени въ Ѳеодосіи и въ половинѣ сентября прибыли въ Карасубазаръ. Съ началомъ зимы болѣзнь г-жи Крюднеръ усилилась, и она умерла 25-го декабря 1824 г. Ея останки были положены въ армянской церкви въ Карасубазарѣ, и потомъ перенесены въ православную церковь, которую кн. Голицына выстроила въ основанной ею колоніи, Корейсѣ.

-----

   Г-жа Крюднеръ представляетъ конечно не одинъ только интересъ оригинальной личности; ея исторія есть черта цѣлаго времени; ея успѣхъ въ извѣстной части общества есть вмѣстѣ и характеристика этого общества. Чтобы доставить читателю болѣе ясное впечатлѣніе объ этой личности, то возбуждающей сочувствіе одними своими сторонами, то способной возбудить полнѣйшую антипатію другими, мы считаемъ неизлишнимъ прибавить къ біографіи отзывы современниковъ, всегда болѣе наглядные и живые. Мы выбираемъ изъ нихъ въ особенности двухъ, достаточно спокойныхъ и безпристрастныхъ. Эти свидѣтели не имѣли къ г-жѣ Крюднеръ ни того явнаго пристрастія, какимъ отличается ея панегиристъ Эйнаръ или даже Сенъ-Бевъ, ни вражды, какую она возбуждала потомъ, послѣ всѣхъ результатовъ мистическаго движенія, въ которомъ ей случилось играть роль, и которое сводилось къ злѣйшей реакціи. Эти непосредственныя наблюденія объясняютъ характеръ г-жи Крюднеръ, возможность и средства ея вліянія на умы и ея слабыя и непріятныя стороны, отталкивавшія отъ нея людей здравомыслящихъ. Эти отзывы современниковъ еще не подчинялись впечатлѣнію цѣлой исторической роли, которымъ руководится позднѣйшій историкъ; обращаясь къ нимъ, мы отвлекаемся отъ впечатлѣнія послѣдняго результата въ выгодную или невыгодную сторону, и можемъ скорѣе попасть на правильную оцѣнку личности.
   Г-жа Крюднеръ имѣла извѣстное литературное имя, когда вступила на свою новую дорогу; кромѣ того, она занимала видное мѣсто въ общественной жизни, -- поэтому ея новая дѣятельность обратила на себя больше вниманія, чѣмъ было бы въ другомъ случаѣ; ея отношенія къ императору Александру въ тѣ самыя минуты, когда рѣшалась судьба Европы, еще усилили это вниманіе; проповѣдь ея въ Швейцаріи окончательно сдѣлала ее феноменомъ. По дорогѣ въ Россію она собирала цѣлыя толпы любопытныхъ; газеты сообщали объ ней новости, анекдоты, прославляли ее или смѣялись надъ ней. Въ числѣ любопытныхъ бывали и люди серьезные, для которыхъ г-жа Крюднеръ была общественнымъ явленіемъ, интереснымъ именно по своему общественно-политическому характеру. Лейпцигскій профессоръ Кругъ въ этихъ видахъ посѣтилъ ее въ Лейпцигѣ и публиковалъ потомъ свои наблюденія. Когда она была во Франкфуртѣ-на-Одерѣ, съ той же цѣлью посѣтили ее тѣ два свидѣтеля, о которыхъ мы говорили. Это были консисторіальный совѣтникъ Бресціусъ и профессоръ (кажется, теологіи) Спикеръ. Книжка, тогда же ими изданная {Beiträge zu einer Charakteristik der Frau Baronesse von Krüdener, von dem Consitorialrathe Bresdus und dem Professor D. Spieker su Frankfurth а. d. O. Berlin, 1818.}, представляетъ много несомнѣнно вѣрныхъ замѣчаній.
   ..."Г-жѣ Крюднеръ, съ виду, за шестьдесятъ лѣтъ, -- разсказываетъ одинъ изъ этихъ наблюдателей; -- она средняго роста, і черты ея, выражающія душевное спокойствіе и благочестивую покорность, еще сохраняютъ слѣды прежней красоты и граціи. Ея одежда не обнаруживаетъ никакого фантастическаго стремленія къ оригинальности, и только покрывало, въ которомъ они постоянно является, она кажется съ намѣреніемъ складываетъ по образцу знаменитаго изображенія мадонны. Она любитъ говорить, говоритъ много и если нѣтъ недостатка въ слушателяхъ, или если ее не прерываютъ вопросами, то говоритъ безъ перерыва; только иногда среди рѣчи она останавливается на нѣсколько мгновеній и поднимаетъ глаза къ небу или для того, какъ объясняетъ она сама, чтобы открыть свое сердце небесному вдохновенію, или потому, что въ массѣ мыслей теряетъ нить рѣчи, и чтобы найти эту вить, ей надо подумать. Ея рѣчь проста и безпритязательна, въ высокой степени правильна изящна.... Вообще, она отличается той ловкостью, многостороннимъ внѣшнимъ образованіемъ, изяществомъ и тонкостью обращенія въ сношеніяхъ съ людьми всѣхъ классовъ общества,-качествами, которыя большей частью бываютъ принадлежность: только высшихъ классовъ.... въ моменты сильнаго внутренняго движенія она поэтому всегда остается въ самыхъ умѣренные предѣлахъ приличія, насколько вообще принятая ею пророческая роль не противорѣчитъ женственности"...
   Авторъ приписываетъ ей обширныя свѣдѣнія, но упрекает ее, что она не признаетъ цѣны образованія, которое, по мнѣнію автора, именно и спасаетъ ее отъ крайностей, въ какія впадали Гюйонъ или Буриньонъ.
   "Она проповѣдуетъ, напротивъ, полное повиновеніе установленнымъ законамъ; она требуетъ дѣйствительной, благочестивой добродѣтели, которая должна быть живѣйшимъ отраженіемъ нашей любви къ Богу и Христу; она не отрицаетъ высокаго достоинства церкви и ставитъ ее выше всякаго гражданскаго правленія, но не признаетъ за ней никакой другой власти, кромѣ власти истины, неустрашимаго свободнаго исповѣданія, настойчиваго увѣщанія и наконецъ силы мученичества, всегда одерживающаго побѣду надъ гнетомъ насилія и произвола"...
   Но, признавая достоинства Крюднеръ, авторъ не видитъ и ней ничего необыкновеннаго; напротивъ, въ ея идеяхъ и дѣйствіяхъ есть слабыя и странныя стороны. "Она чувствуетъ себя проникнутой темнымъ чувствомъ идеала и высокимъ призваніемъ человѣка осуществлять въ мысляхъ и въ дѣлѣ идею безусловнаго добра, но у нея нѣтъ силы спокойной мужской разсудительности,-- -- она любитъ Спасителя міра со всей безграничной преданностью своего пола, но почитаетъ его такимъ способомъ, какого онъ никогда не требовалъ и который, еслибы сталъ всеобщимъ, привелъ бы міръ къ забвенію Бога и въ старому язычеству. Спокойный наблюдатель не можетъ стать на ея точку зрѣнія и не найдетъ въ ея религіозныхъ мнѣніяхъ ни внутреннѣй связи, ни послѣдовательности." Она вѣритъ въ букву писанія, но однакоже проповѣдуетъ о близкомъ второмъ пришествіи и конечномъ истребленіи ада, чего въ писаніи не говорится. Она возвѣщаетъ конецъ всѣхъ существующихъ формъ христіанскаго культа, и объявляетъ себя призванной начать эту великую катастрофу,-- но ея религіозныя идеи представляютъ только смѣсь геррнгутерства съ греческимъ православіемъ и католичествомъ и ея собственный культъ не имѣетъ ничего оригинальнаго, у нея нѣтъ собственнаго творчества.
   Съ паденіемъ Наполеона, ей казалось, палъ идолъ времени, въ которомъ во всемъ ужасѣ выразилось антихристовское начало; когда русскій императоръ сталъ основателемъ союза, въ которомъ она видѣла соединеніе самой просвѣщенной терпимости съ самой искренней религіозностью, и когда она сама была призвана къ содѣйствію въ заключеніи этого союза, тогда она увидѣла въ этомъ и свое собственное назначеніе. "Здѣсь -- казалось -- взошло настоящее солнце ея жизни, всѣ прежнія состоянія оказались только приготовленіями къ этому новому подвигу жизни, только черезъ него они получали свое значеніе, и здѣсь ея безпокойное стремленіе, ея безцѣльная дѣятельность нашли наконецъ полную опредѣленность въ рѣшеніи -- стать во главѣ миссіи священнаго союза {Миссіей г-жа Крюднеръ называла себя съ своей свитой.}". Экзальтированное чувство и недостатокъ простого благоразумія не дали ей понять дѣйствительнаго положенія вещей, которыя стали представляться ей въ фантастическомъ свѣтѣ. Въ недостаткахъ общественной жизни и церкви она видѣла только неспособность человѣка уразумѣть истину безъ указаній высшаго свѣта; въ различныхъ физическихъ бѣдствіяхъ того времени она видѣла руку Провидѣнія, возбуждавшаго людей отъ невѣрія; ей казалось, что возвратились времена чудесъ, и такъ какъ себя она уже считала орудіемъ того же Провидѣнія, то чудеса, видѣнія, пророческіе сны стали у нея дѣломъ обыкновеннымъ... Указывая ошибки г-жи Крюднеръ, авторъ судитъ снисходительно объ ея увлеченіяхъ, исходящихъ изъ хорошаго источника, и хотя думаетъ, что она сама и ея почитатели были виной ея трудныхъ положеній, но считаетъ однако, что ея дѣятельность не пройдетъ безплодно,-- какъ примѣръ силы христіанской любви...
   "Эта женщина -- говоритъ также въ своихъ воспоминаніяхъ Э. М. Арндтъ -- не производила впечатлѣнія шарлатанства и обмана, а впечатлѣніе мечтательницы; у нея было страстное и сильное очарованіе восторженности, потому что она и была восторженная: она съ одинаковой ревностью проповѣдовала новое евангеліе бѣднымъ и богатымъ, императору и нищему" {Е. М. Arndt, Erinnerungen aus dem Äusseren Leben. 3 Aufl. Leips. 1842, стр. 259.}.
   Другой авторъ книжки "Beiträge etc." произноситъ свои сужденія опредѣлительнѣе и вмѣстѣ строже.
   "Она говорила тепло и живо, изящнымъ и выработаннымъ языкомъ, нерѣдко съ убѣдительною искренностью, съ чувствомъ и достоинствомъ, и если не была утомлена продолжительностью рѣчи, -- съ истиннымъ краснорѣчіемъ. Она очень вредила себѣ тѣмъ, что не переставала говорить. Утомленная физически, она говорила много тривіальнаго, пустого и вялаго, прибѣгала къ общимъ мѣстамъ и этимъ ослабляла живое впечатлѣніе рѣчи... 29-го января она говорила почти безъ всякихъ перерывовъ съ 9 часовъ утра до 11 часовъ вечера, притомъ передъ большимъ, постоянно смѣнявшимся собраніемъ.
   "У нея нѣтъ собственной системы, и ея идеямъ недостаетъ ясности. Поэтому въ рѣчахъ ея нѣтъ никакой связи, и она быстро перескакиваетъ съ одного предмета на другой. Часто невозможно понять, какимъ образомъ умъ можетъ въ быстромъ теченіи рѣчи схватывать и связывать столь отдаленные предметы. Рядомъ съ самыми остроумными мыслями и выраженіями высокаго религіознаго чувства лежитъ часто цѣлая масса непонятной безсмыслицы. Когда трогательно и поразительно высказалось сердце, нерѣдко выступалъ холодный умъ съ самымъ тонкимъ остроуміемъ". Свои религіозныя чувства она высказывала съ большимъ достоинствомъ и силой. "Но затѣмъ, не безъ состраданія можно было слушать разсказы объ ея чудесахъ, объ ея пророческой силѣ, видѣніяхъ и ея высокомъ апостольскомъ призваніи. Эти была уже не благочестивая, смиренная христіанка.... а заблудившаяся мечтательница, женщина, ослѣпленная тщеславіемъ"...
   "Надъ священнымъ писаніемъ она часто дѣлала насиліе, произвольно влагала въ него свои идеи и религіозные взгляды, и примѣняла къ себѣ многія мѣста изъ пророковъ (напр. Ис. 61, 1--3)...
   "Ея утреннія и вечернія моленія были очень просты и составлены изъ обычаевъ греческой, католической и протестантской церкви. Ея спутники въ нѣсколько голосовъ пѣли нѣсколько строфъ въ тонѣ веселаго благочестія (einer heiteren Andacht), затѣмъ каждый становился на колѣни предъ стуломъ, и опускалъ голову, скрывая лицо въ платокъ. Литургъ (Келльнеръ) читалъ затѣмъ главу изъ евангелія и потомъ совершалъ молитву въ тонѣ трепета и сокрушенія, который дѣйствовалъ на нервы чрезвычайно пугающимъ образомъ и у многихъ извлекалъ слезы. Это была исполненная боязни молитва къ Спасителю о помилованіи и милосердіи, о прощеніи грѣховъ и спасеніи бѣднаго, глубоко упавшаго человѣчества отъ проклятія и осужденія, иногда не безъ чувства и искренности. По окончаніи молитвы всѣ вставали, г-жа Крюднеръ являлась передъ собраніемъ и держала формальную проповѣдь".
   Профессоръ Кругъ, о которомъ мы выше упоминали, судья вообще неблагосклонный къ г-жѣ Крюднеръ, признаетъ также, что и рѣчи были дѣйствительно способны производить впечатлѣніе; но "литургъ", Келльнеръ, даже и людямъ, восторгавшимся г-жю Крюднеръ, не казался особенно назидателенъ,-- хотя, какъ видно изъ послѣдняго приведеннаго отзыва, и могъ производить религіозный эффектъ своими пріемами.
   Авторъ приводитъ далѣе выдержки изъ проповѣдей Крюднеръ, дѣйствительно не лишенныя оригинальности и ума. Когда франкфуртскій профессоръ въ частныхъ разговорахъ высказывалъ ей свои недоумѣнія относительно различныхъ ея мнѣній, она умѣла ловко оспаривать возраженія, хотя защита ея была плохимъ теологическимъ аргументомъ. Женскія свойства ея ума обнаруживались въ неохотѣ къ строгой послѣдовательности, и капризныя фантазіи иногда забавно высказывали ея личное раздраженіе. Говоря въ своихъ проповѣдяхъ о томъ, какъ злой духъ съ ожесточеніемъ преслѣдуетъ ее за вѣру и преданность Христу, она потомъ въ разговорѣ дополняла, что дьяволъ имѣетъ самыхъ усердныхъ духовъ своихъ между жандармами, таможенными и полицейскими.
   Тотъ же авторъ разсказываетъ и примѣры глубокаго, искренняго чувства. "Когда я однажды былъ у нея одинъ съ своимъ другомъ, она описывала швейцарскія бѣдствія такими живыми красками и съ такимъ сильнымъ сердечнымъ движеніемъ, что мы усильно просили ее не отягощать себя такими печальными воспоминаніями. Слезы текли у нея изъ глазъ..."
   Объ императорѣ Александрѣ она говорила (1818) съ величайшимъ увлеченіемъ. Она восхваляла его великодушіе, человѣколюбіе и благочестіе. "Уже не далеко время, когда будетъ одно стадо и одинъ пастырь. Тотъ, отъ кого впервые вышла идея Священнаго Союза, есть великій и могущественный императоръ Сѣвера. Но это не его идея, а внушеніе Бога силою св. Духа. Этотъ духъ видимо покоится на немъ и руководитъ его во всѣхъ его предпріятіяхъ. Отъ него и черезъ него придетъ спасеніе міра, и взоры мѣхъ должны обратиться, съ жаждою спасенія, на Сѣверъ. Тамъ будетъ основанъ новый Іерусалимъ; туда странствуютъ бѣдные несчастные народы, не находящіе у себя на родинѣ пищи ни для души, ни для тѣла; туда священная миссія {Т. е. г-жа Крюднеръ и ея свита.} отсылаетъ вѣрующую толпу, въ благочестивомъ нетерпѣніи ожидающую дня господня. Черезъ него произойдетъ побѣда надъ турками и обращеніе ихъ... Не бойтесь ничего отъ его могущества. О, я знаю его великое сердце; отъ него исходитъ только благословеніе и его рука никогда не поднимется на завоеваніе..... Священная миссія есть произведеніе Священнаго Союза; отъ него получаетъ она силу и внутренній характеръ. Духъ Божій покоится на ней, и всѣ проклятія, высказанныя противъ нея, превращаетъ въ благословенія", и пр.
   Авторъ замѣтилъ, что не безъ состраданія можно было слушать разсказы ея о чудесахъ, какіе творила она сама, или какія совершало надъ ней Провидѣніе. Въ самомъ дѣлѣ, она съ удивительнымъ самообольщеніемъ разсказывала множество исторій о томъ, какъ она девятью хлѣбами накормила тысячу триста человѣкъ, какъ своей молитвой отогнала толпу враговъ, окружавшихъ ея домъ, и т. п. Мы приводили выше разсказы о томъ, какъ Провидѣніе само устраивало ея денежныя дѣла, присылало ей заимодавцевъ и банкировъ, и т. п. Чудеса она видѣла повсюду; прочитывая въ ея проповѣдяхъ предвѣщанія о близкомъ второмъ пришествіи, мы переносимся въ настоящее средневѣковое суевѣріе. "Господь говорилъ теперь къ людямъ огнемъ и мечемъ, голодомъ и бѣдствіями, великими знаменіями и чудесами, и голосомъ ихъ собственнаго сердца. Землетрясенія и сильныя бури, пятна на солнцѣ и уродливыя рожденія (!) все возвѣщаетъ тяжкое время. Этими предзнаменованіями Богъ хочетъ предостеречь насъ и призвать къ покаянію". Надобно замѣтить притомъ, что это были вовсе не минутныя фантазіи въ пылу религіозной восторженности: "священная миссія" систематически держалась этихъ представленій и стремилась внушить ихъ массѣ. Такова была напр. та газета "для бѣдныхъ", которую, какъ мы упоминали, сталъ издавать Келльнеръ въ Швейцаріи. Келльнеръ завѣдывалъ вообще литературной частью миссіи и писалъ сочиненія въ защиту г-жи Крюднеръ {Напр.: Der lebendige Glaube des Evangeliums. Dargestellt in dem öffentlichen Leben der Frau von Krüdener, 1817; Freimüthigo Widerlegung der in den vaterländischen Blättern ein gerückten Schrift, Frau von Krüdener betreffend (Helvetien, 1817).}. Франкфуртскій профессоръ сообщаетъ объ этой газетѣ слѣдующія свѣдѣнія. "Въ Швейцаріи она (или Келльнеръ) стала издавать газету для бѣдныхъ, которая однако тотчасъ по выходѣ перваго нумера (онъ вышелъ 5 мая 1817) была запрещена,-- и конечно справедливо: потому что уже въ этомъ первомъ нумеръ заключается цѣлая масса суевѣрій. Народъ долженъ былъ узнать изъ этой газеты, какимъ образомъ Богъ научаетъ людей снами и видѣніями, даетъ имъ откровенія о состояніи души по смерти и о послѣднемъ судѣ, посылаетъ ангеловъ, вдохновляетъ пророковъ, возвѣщаетъ великими событіями великія казни и новое царство, какимъ образомъ князь міра сего, глава противохристіанскаго царства, управляетъ столь страшно. Здѣсь объясняются пророческія мѣста и толкуются сны, Апокалипсисъ Іоанна примѣняется къ обстоятельствамъ нынѣшняго времени, природа въ ея явленіяхъ изъясняется какъ голосъ божественнаго слова", и проч.
   Разсказывая прежде о русскомъ Библейскомъ Обществѣ, мы видѣли, что эти и другіе мотивы, къ которымъ такъ часто возвращалась проповѣдь г-жи Крюднеръ, около того же времени съ замѣчательнымъ сходствомъ повторяются у нашихъ библейскихъ мистиковъ, у кн. Голицына, Лабзина, Магницкаго, и даже митрополита Серафима. Священный Союзъ очевидно понимался одно время такимъ образомъ, что этого рода мистическое суевѣріе, противопостановленіе Александра Наполеону, какъ свѣта пнѣ, какъ человѣка Провидѣнія антихристовой силѣ, туманные намеки на близость "новаго царства" и гибель "тьмы", признаніе всякихъ чудесныхъ знаменій и предвѣщаній,-- все это считалось какъ будто непремѣнной принадлежностью программы, выставленной Священнымъ Союзомъ.
   Г-жа Крюднеръ была вообще однимъ изъ самыхъ характеристическихъ выраженій этого мистическаго суевѣрія. Историческая роль ея была не велика; высшій пунктъ ея славы было время сближенія съ императоромъ Александромъ, когда она получила свою долю участія въ происхожденіи Священнаго Союза; операторъ вскорѣ уже отдалился отъ нея, когда слишкомъ стали бросаться въ глаза ея личныя странности и притязанія -- но тѣмъ ее менѣе то обстоятельство, что именно ей привелось играть роль по время Священнаго Союза, даетъ понятіе о характерѣ самаго факта. У г-жи Крюднеръ были конечно искреннія движенія и дѣйствительно безкорыстное человѣколюбіе; но она поражаетъ отсутствіемъ всякой серьезности и послѣдовательности, крайнимъ тщеславіемъ и притязательностью. Въ ея головѣ странно укладывались самыя удивительныя вещи: свои личныя дѣла она совершенно смѣшала съ "дѣлами царства божія"; поднимая войну а полицейскими, она ссылается на Апокалипсисъ; представляя себя исполнительницей велѣній Провидѣнія, утверждаетъ, что Провидѣніе заботится и о подробностяхъ ея домашняго хозяйства; на свою филантропію въ Швабіи она тратитъ "все, что можетъ извлечь изъ Россіи", т. е. что ея управитель можетъ извлечь изъ полуголодныхъ эстовъ; жизнь ея наполнена была чудесами, сама она съ успѣхомъ занималась чудотворствомъ. Ко всему этому она еще нападала на "науки", ей въ сущности мало извѣстныя, -- что только давало поводъ къ лишнимъ насмѣшкамъ надъ ея миссіей. Въ общемъ счетѣ, благія побужденія г-жи Крюднеръ едва ли не пересиливаются притязательностью ея роли, для которой у нея не было средствъ и которой она даже хорошенько не обдумала; извѣстная даровитость, которой у нея нельзя отвергать, вся ушла на фальшивое употребленіе. Въ послѣдніе годы она кажется начинала это сознавать, и это окончательно увлекло ее въ ту религію самоуничтоженія, которой она кончила.
   Суровость сужденій, которыя произносились противъ нея быть можетъ чаще, нежели противъ другихъ мечтателей подобнаго рода, имѣла свой источникъ конечно въ ея исключительномъ положеніи и вліяніи въ 1815 году: на здравое общественное мнѣніе должна была производить непріятное впечатлѣніе придворная пророчица, увеличивавшая путаницу политическаго броженія; еще меньше должна была нравиться она въ своей "миссіи", гдѣ ея филантропію сопровождало безплодное фанатизированіе и безъ того суевѣрной толпы. Несостоятельность содержанія, отличающая ея дѣятельность, незнаніе истиннаго состоянія общества, преобладаніе фантастическо-сантиментальнаго чувства, въ которомъ была притомъ и своя доля аристократическаго каприза и избалованности, соотвѣтствовали у нея самому дѣлу, которому она служила -- потому что этими качествами отличались въ большой мѣрѣ и мистическіе планы Священнаго Союза.

А. Пыпинъ.

"Вѣстникъ Европы", No 9, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru