Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Малый театр: драма И. В. Шпажинского - Сам себе враг, комедия кн. А. И. Сумбатова - Арказановы, драма П. Д. Боборыкина - Клеймо.- Русский драматический театр Корша: комедия А. С. Грибоедова - Горе от ума.

Современное искусство.

Малый театръ: драма И. В. Шпажинскаго -- Самъ себѣ врагъ, комедія кн. А. И. Сумбатова -- Арказановы, драма П. Д. Боборыкина -- Клеймо.-- Русскій драматическій театръ Корша: комедія А. С. Грибоѣдова -- Горе отъ ума.

   Первою крупною новинкой нынѣшняго сезона на сценѣ Малаго театра была пятіактная драма г. Шпажинскаго Самъ себѣ врагъ. Театральные критики московскихъ ежедневныхъ газетъ отнеслись къ ней очень строго, даже сурово,-- настолько сурово, что въ одномъ изъ разборовъ этой драмы сквозитъ какъ бы личное нерасположеніе къ ея автору, въ другихъ... Впрочемъ, намъ до этого нѣтъ никакого дѣла,-- всякій судитъ и критикуетъ по-своему. Одно плохо, когда критикуютъ и судятъ съ чужаго голоса, который почему-то считаютъ авторитетнымъ и непогрѣшимымъ; а такія критики въ нашей печати не рѣдкость, въ публикѣ же ими чаще, чѣмъ нужно, обусловливается и самый успѣхъ пьесы. На этотъ счетъ наша публика слаба и отчасти напоминаетъ собою героя драмы г. Шпажинскаго, которому бѣлое кажется несовсѣмъ бѣлымъ, а черное несовсѣмъ чернымъ -- до тѣхъ поръ, пока кто-нибудь не выскажетъ на этотъ счетъ твердо опредѣленнаго мнѣнія. Какова публика въ массѣ, таково, стало быть, и большинство лицъ, ее составляющихъ. Въ театральной публикѣ отражаются характеръ и настроеніе всего нашего культурнаго слоя, и, какъ мы уже сказали, въ этомъ отраженіи намъ видится герой драмы Самъ себѣ врагъ, человѣкъ довольно опредѣленныхъ, честныхъ правилъ, добрый, неглупый, образованный,-- однимъ словомъ, хорошій человѣкъ, только не увѣренный ни въ себѣ, ни въ людяхъ, ни въ комъ и ни въ чемъ, ни даже въ достоинствѣ тѣхъ правилъ, которыхъ онъ держится скорѣе инстинктивно, чѣмъ сознательно. На сценѣ такая личность является въ первый разъ въ качествѣ основнаго лица, героя драмы. Въ Простой исторіи, драмѣ того же автора, выведенъ полковникъ Сильвачевъ, имѣющій кое-что общее съ Сухомлиновымъ; но Сильвачевъ -- просто безхарактерный человѣкъ. Такіе, какъ онъ, встрѣчаются нерѣдко и, все-таки, по сравненію съ Сухомлиновыми, они составляютъ ничтожное меньшинство; въ обществѣ они являются въ видѣ исключеній и уже никоимъ образомъ не могутъ быть приняты за представителей большинства. Въ жизни Сильвачевы чрезвычайно рѣдко оказываются въ положеніи героевъ драмы; чаще ихъ жизнь складывается въ комедію, заурядно же она проходитъ безъ драмъ и комедій, безцвѣтно, сѣро, подъ башмакомъ любимой или не любимой женщины, иногда подъ гнетомъ мужчины даже, какого-нибудь слуги, пріятеля. Для Сильвачевыхъ это безразлично: они охотно подчиняются чьей бы то ни было волѣ и тянутъ жизненную канитель на помочахъ или на увдечкѣ. Совсѣмъ иное Сухомлиновы. Ихъ тоже называютъ безхарактерными; только ихъ безхарактерность совсѣмъ особаго рода. Сильвачевы неспособны самостоятельно на что-либо рѣшиться. Для того, чтобы сойтись, напримѣръ, съ любимою женщиной, Сильвачеву необходимо, чтобъ эта женщина сама пришла къ нему и тѣмъ избавила бы его отъ необходимости принимать какое-либо рѣшеніе. Вслѣдъ за тѣмъ можетъ придти другая, не любимая женщина и увезти его куда ей угодно, и онъ пойдетъ, такъ какъ у него недостаетъ рѣшимости воспротивиться чужой водѣ. Сухомлиновъ же рѣшитъ все самъ, безъ посторонней помощи, даже ны съ кѣмъ ни посовѣтовавшись, ни съ матерью, ни съ другомъ,-- рѣшитъ обдуманно, твердо и безповоротно, повидимому. Но какъ только наступитъ моментъ приведенія въ исполненіе принятаго рѣшенія, такъ сейчасъ же начинаетъ свою работу неувѣренность въ цѣлесообразности рѣшенія и въ пригодности намѣченнаго средства къ его исполненію, и въ удобствѣ времени и мѣста, и во всемъ на свѣтѣ. Сильвачевъ, при благопріятно сложившихся обстоятельствахъ, можетъ всю жизнь прожить въ полномъ довольствѣ собою и всѣмъ его окружающимъ, покойно и совершенно счастливо, лишь бы чужая воля все за него рѣшала и имъ командовала. Сухомлиновъ никогда и ни при какихъ обстоятельствахъ не можетъ быть ни покоенъ, ни счастливъ. Онъ ни за что не подчинится чужому рѣшенію, онъ не выноситъ чьей бы то ни было надъ собою власти; это кажется ему оскорбительнымъ, унизительнымъ. Онъ ежеминутно готовъ идти наперекоръ изъ-за того только, чтобы проявить свою самостоятельность и не уронить своего достоинства: онъ самъ требуетъ себѣ подчиненія, онъ упрямъ и своенравенъ, требователенъ безгранично... У него есть свой характеръ, до крайности тяжелый для всѣхъ его окружающихъ, въ особенности для близкихъ, а всего болѣе -- для себя самого. Въ глубинѣ его души сидитъ деспотъ, только безсильный, и тѣмъ болѣе невыносимый, что онъ сознаетъ свое безсиліе и оттого безпрестанно раздражается, вымещаетъ свое раздраженіе на людяхъ, а затѣмъ и на себѣ самомъ. Какъ человѣкъ неглупый, честный и добрый, онъ, послѣ всякаго проявленія своего раздраженія, горько раскаивается въ причиненныхъ имъ непріятностяхъ, жестоко мучается, даетъ себѣ слова сдерживаться, рѣшается идти объясниться, признать свою вяну и просить прощенія... Идетъ, подходитъ, раскрываетъ ротъ... но тутъ-то рѣшимость и оставляетъ его: онъ опять волнуется, бормочетъ, мямлитъ что-то и отходитъ прочь, педовольный и неумиротворенный. Родная мать говоритъ про него, что онъ "несчастный человѣкъ, суровый и неоткровенный", что онъ "самъ всѣхъ отъ себя отталкиваетъ", и потомъ мучается своимъ "вѣчнымъ душевнымъ одиночествомъ"; "отсюда,-- по ея словамъ,-- болѣзненное самолюбіе и одиночество".
   Какъ могъ сложиться такой характеръ, полный непримиримыхъ противорѣчій? Г. Шпажинскій даетъ на этотъ вопросъ словами матери Сухомлинова такой отвѣтъ: "отецъ былъ суровый и жестокій человѣкъ, не любилъ сына, гналъ его; мальчикъ былъ самолюбивый; подъ гнетомъ вѣчныхъ обидъ онъ росъ, озлобленный, все таилъ въ себѣ". Объясненіе ясно, но оно неполно, такъ какъ относится лишь къ одному данному случаю и въ свою очередь вызываетъ другой вопросъ: откуда же берется такое множество Сухомлиновыхъ въ наше время? Вѣдь, не у всѣхъ же отцы суровые и жестокіе люди, не всѣ же отцы не любятъ и гонятъ своихъ дѣтей и держатъ ихъ подъ гнетомъ вѣчныхъ обидъ... Кромѣ того, школа могла бы и должна бы была сгладить, если не совсѣмъ исправить, недостатки домашняго воспитанія. Здѣсь, впрочемъ, не мѣсто для разсужденій о томъ, что должна дѣлать школа и чего она въ дѣйствительности не дѣлаетъ. Отъ того ли, отъ другаго ли, но Сухомлиновъ является передъ нами уже вполнѣ опредѣлившимся человѣкомъ, и за авторомъ драмы Самъ себѣ врагъ слѣдуетъ признать заслугу въ томъ, что онъ впервые вывелъ на сцену такое лицо, какъ Сухомлиновъ. Авторъ цѣликомъ выхватилъ его изъ толпы и перенесъ на сцену. Г. Шпажинскій взялъ на себя очень трудную и хорошую задачу, выполнить которую ему оказалось не по силамъ въ той мѣрѣ, въ какой то обусловливается требованіями, основательно предъявляемыми къ драматическимъ произведеніямъ. Первая и основная ошибка автора состоитъ въ томъ, что въ его "драмѣ" нѣтъ драмы; вторая -- въ томъ, что въ ней нѣтъ фабулы; третья, и наименѣе прощаемая публикой, ошибка въ томъ, что эта пьеса длинна и скучна. Первые два акта, состоящіе изъ трехъ картинъ, смотрятся съ большимъ интересомъ, благодаря новизнѣ личности героя. Но уже съ третьяго акта любопытство публики въ этомъ отношеніи удовлетворено, а интересъ ничѣмъ не поддержанъ. Чѣмъ дальше, тѣмъ онъ все болѣе падаетъ; всѣ дѣйствующія лица толкутся, такъ сказать, на одномъ мѣстѣ. Сущность дѣла вотъ въ чемъ: Сухомлиновъ (г. Горевъ) любитъ Евгенію (г-жа Уманецъ-Райская), дочь зажиточной домовладѣлицы Сурмилиной (г-жа Медвѣдева), у которой онъ съ матерью (г-жа Садовская) нанимаетъ квартиру. Евгенія любитъ молодого человѣка, хотя видитъ и понимаетъ недостатки его характера. За что она любитъ его "такого", она и сама не отвѣтитъ на этотъ вопросъ, сама не знаетъ. Это тайна женскаго сердца, какъ совершенно вѣрно замѣчаетъ дядя Сухомлинова, богатый старый холостякъ Букрѣевъ (г. Рыбаковъ). Такой любви удивляется учительница пансіона Купырникова (г-жа Никулина), дѣвица зрѣлыхъ лѣтъ, и старается разочаровать Женичку въ молодомъ человѣкѣ. Старухѣ СурмилиноЙ и въ голову не приходитъ, что ея Евгенія можетъ полюбить некрасиваго, песообщительнаго и, притомъ, бѣднаго ихъ жильца. Съ его матерью Сурмилина постоянно воюетъ, преслѣдуетъ ее насмѣшками. Женичка, напротивъ, искренно любитъ старуху Сухомлинову, а та души не чаетъ въ милой, доброй дѣвушкѣ. Послѣ многихъ колебаній, Сухомлиновъ рѣшается высказать Евгеніи, какъ онъ ее любитъ, бросается къ ней, она понимаетъ, ждетъ признанія, слова любви готовы вырваться у влюбленнаго, но онъ запинается и говоритъ какой-то пустячный вздоръ. Но какъ-никакъ, при отчаянномъ усиліи со стороны Евгеніи, дѣло слаживается, слово сказано, Сухомлиновъ дѣлаетъ ей предложеніе и получаетъ ея согласіе. Какъ разъ въ эту минуту Купырникова, строющая Сухомлинову разныя каверзы, подсылаетъ одного юношу Игренева (г. Арбенинъ) ангажировать Женечку на вальсъ. Сухомлиновъ остается одинъ и волнуется, изъ себя выходитъ отъ того, какъ можетъ дѣвушка "въ такую минуту идти болтать ногами". Евгенія возвращается, успокоиваетъ своего жениха, ждетъ отъ него выраженія нѣжныхъ чувствъ. Но выразить чувства у него не хватаетъ духу, слова становятся поперегъ горла. Дѣвушка наклоняется къ его плечу, подставляетъ губы подъ его поцѣлуй. Но поцѣлуй выходитъ не такимъ, какимъ бы онъ долженъ быть; онъ, какъ и слова любви, не идетъ съ губъ, не волнуетъ дѣвушку. "Не то я воображала себѣ,-- шепчетъ она.-- Я воображала гораздо больше волненія, радости. Чего-то нѣтъ!..." Изъ другой комнаты слышенъ шумъ. Сурмилина опять побранилась съ матерью Сухомлинова, готова уже выгнать ее изъ дому. Евгенія останавливаетъ расходившуюся мамашу и объявляетъ, что выходитъ замужъ за Сухомлинова. Этимъ кончается второй актъ. Третій и четвертый акты заняты исключительно изображеніемъ постояннаго душевнаго разлада Сухомлинова. Молодой человѣкъ то вѣрить, то не вѣритъ любви своей невѣсты, ревнуетъ ее безъ всякаго повода въ Игреневу, дуется, раскаивается, мирится, опять злится... Его дразнить Купырникова. Мать, дядя и невѣста наперерывъ стараются успокоить его, а онъ терзается своими вѣчными сомнѣніями во всемъ и во всѣхъ. Наконецъ, онъ приходитъ къ заключенію, что Евгенія не можетъ быть съ нимъ счастлива, но не отказываетъ ему изъ состраданія, а онъ, женившись на ней, загубитъ ея жизнь. Сухомлиновъ рѣшается "сойти съ ея пути" и не находитъ для этого лучшаго средства, какъ застрѣлиться. Въ самый послѣдній моментъ дядя отводитъ пистолетъ и тѣмъ спасаетъ молодого человѣка. Въ заключеніе дядя объявляетъ, что беретъ Сухомлинова на свое попеченіе и сдѣлаетъ его другимъ человѣкомъ. Этимъ кончается пьеса. Какая доля участія въ этой передѣлкѣ заново несчастнаго, почти помѣшаннаго, предназначается любимой имъ женщинѣ,-- это остается неизвѣстнымъ, какъ равно и то, имѣетъ ли намѣреніе любящая дѣвушка помогать Букрѣеву и какъ помогать: въ качествѣ ли невѣсты, или въ качествѣ жены. Такимъ образомъ, въ первомъ актѣ мы имѣемъ завязку драмы, затѣмъ въ четырехъ актахъ ни на шагъ не подвигаемся далѣе этой завязки и уходимъ изъ театра, не получивши никакой развязки. Пьеса написана просто и жизненно; только написана она уже слишкомъ просто, слишкомъ близко къ дѣйствительности, чего не допускаетъ драматическая форма, основанная исключительно на условности.
   Кто-то изъ критиковъ сказалъ, а за нимъ многіе въ публикѣ повторяютъ, что Самъ себѣ врагъ -- не драма, а "психологическій этюдъ въ драматической формѣ"; многіе за критикомъ повторяютъ, что такой "этюдъ" могъ бы хорошо удаться въ повѣствовательной формѣ. Мы съ этимъ рѣшительно несогласны. Тутъ дѣло не въ той или въ другой формѣ, а въ содержаніи и отчасти въ размѣрахъ. Если бы кто-нибудь вздумалъ такой же точно "этюдъ" написать въ видѣ повѣсти и расписалъ бы его въ пяти частяхъ съ прологомъ, какъ это сдѣлалъ г. Шпажинскій для сцены, то едва ли бы такой "серьезный" трудъ нашелъ много читателей, подобно тому, какъ драма г. Шпажинскаго не привлекаетъ многочисленной публики. И, наоборотъ, сдѣлай авторъ изъ того же "этюда" двухъ-иди трехъ-актную пьесу, ее шли бы смотрѣть, я мы говорили бы о ней совсѣмъ иначе.
   Драма разыграна прекрасно. Г. Горевъ былъ хорошъ безукоризненно въ трудной роли Сухомлинова. Нечего, кажется, и говорить о томъ, что г-жи Медвѣдева, Садовская и Никулина были, какъ всегда, неподражаемы. Г-жа Уманецъ-Райская сдѣлала все, что только можно сдѣлать изъ неблагодарной роли невѣсты Сухомлинова. Невѣрно передалъ г. Рыбаковъ роль дяди; ни по тону, ни по внѣшности, онъ не былъ "старымъ бариномъ", богатымъ холостякомъ. Но мы не считаемъ себя вправѣ сказать, что онъ испортилъ роль. Словомъ, авторъ не можетъ пожаловаться на артистовъ и свалить на нихъ хотя бы часть неудачи, постигшей его произведеніе. А что его постигла неудача, въ томъ сомнѣнья нѣтъ. Съ третьяго представленія театральная зала была уже на половину пуста. Очень жаль; изъ того же основнаго матеріала можно было сдѣлать настоящую драму: стоило только на мѣсто безцвѣтной роли Евгеніи Сурмилиной ввести серьезно-драматическую женскую роль и создать подходящее драматическое положеніе для любящей Сухомлинова дѣвушки... Словомъ, стоило только написать драму...
   Въ пьесѣ г. Шпажинскаго нѣтъ драмы, но самая пьеса правдива и чрезвычайно проста, даже слишкомъ. Не то -- пятіактная комедія князя А. И. Сумбатова: Арказановы. Тутъ никто "словечка въ простотѣ не скажетъ". А ужь слезъ въ этой комедіи пролито столько, что на три драмы бы хватило, да еще на большую комедію осталось бы. Это самая "раздирательная" изъ всѣхъ нами когда-либо видѣнныхъ комедій. Основа пьесы, однако, довольно комическая, такая же, какъ у Повадаевыхъ, въ комедіи г. Вильде. У госпожи Повадаевой не было трехъ тысячъ рублей, чтобы устранить для г. Вильде поводъ написать плохую комедію; у гг. Арказановыхъ не оказалось двадцати няти тысячъ, и изъ этого кн. Сумбатовъ сочинилъ длинную и замѣчательно ходульную комедію. Какъ въ повадаевской исторіи обязанность выручать семью, добывать 3,000 руб., падаетъ на молоденькую дѣвочку, которую изображаетъ г-жа Ермолова, такъ и въ дѣлахъ Арказановыхъ та же роль выпадаетъ на долю той же артистки, изображающей только что распускающійся бутонъ красоты и добродѣтели. Только у Повадаевыхъ все кончается благополучно и деньги находятся во-время у богатаго фабриканта; а въ сочиненіи кн. Сумбатова дѣло принимаетъ весьма скверный оборотъ, во-первыхъ, потому, что денегъ требуется цѣлая уйма -- 25 тысячъ, во-вторыхъ, потому, что не оказывается богатаго друга, готоваго выручить, -- такой былъ, да самъ разорился,-- въ-третьихъ, и самое главное, потому, что тутъ орудуетъ "злодѣй", самый что ни-на-есть ужасный "злодѣй". Семья богатыхъ помѣщиковъ Арказановыхъ состоитъ изъ главы семьи, Дмитрія Андреевича (г. Рыбаковъ), его жены Варвары Ивановны (г-жа Ѳедотова), ихъ сына Бориса (г. Багровъ), дочери Ольги (г-жа Ермолова) и стараго друга доктора Тимирязева (г. Грековъ), живущаго, повидимому, въ ихъ домѣ. Эти пять лицъ связаны между собою искреннею любовью; ихъ жизнь была бы вѣчнымъ праздникомъ счастья, если бы на нее не налетѣла грозная туча въ образѣ помѣщичьяго разоренія,-- не того постепеннаго "оскудѣнія", которое, какъ гессенская муха, подъѣдаетъ былку за былкой нивы безпечальнаго дворянскаго благодушествованія, а настоящаго погрома съ "крахомъ". Изъ разговора Варвары Ивановны съ докторомъ мы узнаемъ, что Аркаэановъ очень добродѣтельный дворянинъ и разорился отъ своей чрезмѣрной добродѣтели: онъ горячо сочувствовалъ всѣмъ благимъ начинаніямъ прошлаго царствованія, былъ мировымъ посредникомъ и далъ своимъ крестьянамъ "тройные надѣлы", увлекался земствомъ и открывалъ на свой счетъ "воскресныя школы", увлекался "всякими идеями и начинаніями на пользу общую", -- безъ опредѣленія, какими именно и почему гибельными для его богатства,-- и, наконецъ, онъ увлекался акціонерными и коммерческими предпріятіями ради развитія отечественной промышленности... Однако, "за тройными надѣлами", у Арказанова оставалась порядочная-таки "благодать": два большихъ дома въ городѣ и пять имѣній, изъ которыхъ въ послѣднемъ, оставшемся непроданнымъ къ моменту "краха", состоитъ 4,000 десятинъ. "Надѣлы", стало быть, не очень подорвали средства Арказановыхъ; сомнительно, чтобы могли ихъ разстроить и "воскресныя школы", и "всякія" увлеченія земскими дѣдами. Да это все и говорится madame Арказановой такъ только, дабы отрекомендовать мужа передъ публикой съ самой лучшей стороны. Но публика -- себѣ на умѣ, ее не обморочишь "надѣлами", "воскресными школами", "земскими увлеченіями" да "общественными благами". Наша публика видала эти виды и отлично понимаетъ, что почтеннѣйшій Дмитрій Андреевичъ, вмѣсто того, чтобы жить потихоньку, на доходы съ своихъ имѣній и домовъ, увлекся, подобно щукѣ въ баснѣ, которая съ пріятелемъ котомъ отправилась мышей ловить. Результаты не заставили себя долго ждать: котъ "натѣшился, наѣлся" и ходитъ-облизывается, а щука съ отъѣденнымъ хвостомъ чуть дышетъ. Съ этого момента и начинается пьеса кн. Сумбатова. Но вотъ является и "котъ", г. Ленскій въ роли Наварыгина, милліонера и дѣльца, -- типическій и настоящій "котъ" въ мастерскомъ исполненіи г. Ленскаго. Приходитъ Наварыгинъ и объявляетъ Арказанову, что его долги превышаютъ стоимость его состоянія, -- ихъ болѣе, чѣмъ на 700 тысячъ,-- въ томъ числѣ лично ему, Наварыгину, Арказановъ долженъ 50 тысячъ; но самый опасный долгъ -- это долгъ въ 25 тысячъ по сохранной роспискѣ, за неуплату котораго Арказанову грозитъ тюрьма, судъ и безчестье. Свой долгъ Наварыгинъ, по дружбѣ, уничтожаетъ тѣмъ, что разрываетъ вексель. Тутъ вступается другъ-докторъ, у котораго Наварыгинъ, какъ-то совсѣмъ непонятно для зрителей, уже "скушалъ" 100 тысячъ рублей. Но у доктора осталось ровно 50 тысячъ... Сущая бухгалтерія въ лицахъ!... Эти послѣднія тысячи "благородный" другъ выкидываетъ Наварыгину, чтобъ избавить своего "благороднаго" друга отъ униженія принять подарокъ отъ неблагороднаго друга. Надо замѣтить, что Наварыгинъ пока ничѣмъ и никому не даетъ повода заподозрить неискренность своей дружбы съ Арказановымъ и пользуется самымъ искреннимъ расположеніемъ увлекающагося помѣщика и его полнымъ довѣріемъ, такъ что рѣшительно непонятнымъ оказывается, изъ чего безмѣрно кипятится докторъ, изъ-за чего вызываетъ на дуель, -- да, на дуэль,-- великодушнаго сосѣда и почему не обращаетъ половины своего наличнаго капитала на уплату по опасной сохранной роспискѣ, грозящей тюрьмой и прочими гадостями. Положимъ, оправданіе въ томъ, что докторъ въ дѣлахъ простофиля, старый студентъ добраго стараго времени; но это оправданіе плохое и довольно натянутое, такъ какъ у Наварыгина въ рукахъ уже сидятъ (опять бухгалтерія!) 100 тысячъ докторскихъ денегъ, которыя онъ, докторъ, тутъ же настоятельно требуетъ у дѣльца. Почему благородный другъ не отдаетъ половины ихъ въ уплату разорваннаго векселя? А потому, что тогда и вся исторія разорвалась бы, какъ вексель, и авторъ очутился бы въ большомъ затрудненіи, какъ ухлопать Арказановыхъ. Вдругъ вбѣгаетъ Ольга. Наварыгинъ пораженъ красотою семнадцати лѣтней дѣвушки и, не откладывая въ долгій ящикъ, предлагаетъ спасти Арказанова; "вотъ" жмурится и бархатными лапками крадется къ лакомой добычѣ. Арвазановъ этого не видитъ, а вѣритъ только тому, что великій дѣлецъ его спасетъ. Онъ оставляетъ Наварыгина завтракать, обѣдать, посылаетъ верховаго въ городъ за шампанскимъ, представляетъ гостя вошедшей въ это время женѣ. Всѣ идутъ кушать. Необыкновенно правдоподобно! Наварыгинъ -- сосѣдъ Арказановыхъ, баринъ и милліонеръ; у него давнишнія общія дѣла съ Арказановымъ, продолжающіяся чуть ли не десять лѣтъ; онъ пользуется безграничнымъ довѣріемъ Арказапова, лучше Арказанова знаетъ положеніе его состоянія и не знаетъ... его семьи, никогда не видывалъ, нигдѣ не встрѣчалъ жены, дочери и сына Арказанова,-- и это въ провинціи, въ деревнѣ, гдѣ сосѣди знаютъ даже, какъ у кого дворныхъ собакъ зовутъ!
   Какъ видитъ читатель, весь первый актъ есть рядъ несообразностей и несодѣянностей, сплошная фальшь, ни мало не похожая на дѣйствительную жизнь. Во второмъ актѣ является жена Наварыгина (г-жа Рыкалова) съ приживалкою-родственницею (г-жа Правдина), и зритель узнаетъ, что всѣ милліоны Наварыгинъ пріобрѣлъ женитьбою десять лѣтъ тому назадъ на богатой пятидесятилѣтней вдовѣ-купчихѣ, ожирѣлой полу идіоткѣ, которую онъ держитъ взаперти и страшно тиранитъ. Она уже не можетъ сама вставать съ кресла, ходить; ее водятъ подъ руки, къ ней никого не допускаютъ. Ея племянникъ, промотавшійся купчикъ Фуфинъ (г. Музиль), желая попользоваться отъ щедротъ тетеньки, не могъ пробраться къ ней иначе, какъ перелѣзши черезъ заборъ сада. Съ появленіемъ г. Музиля во всю эту "раздирательность" вторгается, по рецепту Сарду, комическій элементъ, на обязанности котораго возлагается развеселить публику и настроить ее на благодушный тонъ. Г. Музиль комикъ, роль по немъ, а паша публика невзыскательна и смѣется охотно: ей, бѣдной, такъ рѣдко дается къ тому основательный поводъ, что она рада-радёшенька хоть къ чему-нибудь придраться, лишь бы душу отвести отъ угнетающаго ее нытья. Но приходитъ Наварыгинъ (Фуфинъ спрятался въ бесѣдку), учиняетъ цѣлый погромъ за то, что жену осмѣлились вывести въ садъ, потомъ подходитъ къ старухѣ и говоритъ: "старая ты вѣдьма!..." или что-то въ этомъ родѣ. "Такая ты, сякая.... Комъ ты грязи! Я нагнулся поднять мѣшокъ съ деньгами, который лежалъ въ этой грязи, и грязь всосала меня!... Ты, грязь, загубила лучшіе мои годы... Когда ты развяжешь мнѣ руки? Когда ты подохнешь?... Умри, проклятая, умри!..." И онъ поднимаетъ надъ нею кулакъ. Изъ бесѣдки раздается голосъ Фуфина. Наварыгинъ узнаетъ его, зоветъ слугъ, приказываетъ увести "комъ", запереть въ комнату и позвать полицейскаго, чтобы забрать племянничка, лазающаго черезъ заборы. "Нѣтъ съ,-- говоритъ Фуфинъ,-- если вы меня въ полицію... такъ и я же васъ!.... Я заявлю, что вы дѣлаете съ тетенькой, я подниму скандалъ, начну уголовное дѣло". Наварыгинъ оцѣниваетъ промотавшагося, голоднаго прощалыгу по достоинству, "покупаетъ его въ крѣпостную зависимость" и отправляетъ покормиться и пріодѣться. На смѣну г. Музилю приходитъ г-жа Владимірова, изображающая польку, любовницу Наварыгина, жену какого-то его подручнаго. Коверканнымъ польскимъ акцентомъ эта дама объясняетъ, что поняла любовь своего повелителя къ Ольгѣ Арказановой, предлагаетъ свои услуги помочь ему достигнуть цѣли и для этого совѣтуетъ отдать ее замужъ за какого-нибудь такого же покладистаго господина, какъ ея мужъ. Фуфинъ подвернулся очень кстати. Наварыгинъ рѣшаетъ женить его на Ольгѣ и тотчасъ приступаетъ къ осуществленію этого плана, къ чему даетъ удобный случай пріѣздъ Арказановыхъ къ нему въ гости.
   Въ третьемъ актѣ Наварыгинъ съ Фуфинымъ дѣлаютъ общими силами предложеніе сначала самой Ольгѣ, потомъ ея родителямъ. Встрѣчая отказъ, Наварыгинъ грозитъ разореніемъ и безчестіемъ за сохранныя росписки. Арказановы съ подобающею гордостью выгоняютъ изъ дома жениха и свата. Въ разговорѣ съ матерью Ольга признается, что любитъ Наварыгина. Въ четвертомъ дѣйствіи Ольга приходитъ въ Наварыгину и проситъ спасти ея родителей отъ нищеты и позора. Наварыгинъ разсказываетъ дѣвушкѣ свою біографію, разсказываетъ, какъ онъ жилъ въ крайней бѣдности, какъ его маменька умерла отъ чахотки, а его сестра -- отъ голода... какъ онъ потомъ женился на старухѣ съ милліонами и возненавидѣлъ всѣхъ, кто, будучи богатымъ, не спасъ отъ нужды его "святыхъ" родственницъ и его самого. За это онъ озлобился и въ отмостку разоряетъ кого попало, а за одно уже и ея родителей, ни въ чемъ лично противъ него невиноватыхъ. Свой автобіографическій очеркъ Наварыгинъ кончаетъ признаніемъ въ любви. Ольга объявляетъ, что тоже любила его и не остановилась бы "ни передъ какими предразсудками...", но теперь рая любила. Наварыгинъ бросается къ ея ногамъ, хватаетъ ея руки. Ольга вырывается, беретъ со стола кинжалъ и грозитъ сейчасъ же зарѣзаться, если онъ не отойдетъ отъ двери и не выпуститъ ее для благополучнаго отбытія въ родительскій домъ. Въ пятомъ дѣйствіи происходитъ разгромъ Арказановыхъ. У нихъ все уже продано и является полицейскій офицеръ арестовать Дмитрія Андреевича, по приказу прокурора, за злополучныя сохранныя росписки. Въ эту минуту входить Наварыгинъ и предлагаетъ 20 тысячъ. Вся семья съ презрѣніемъ отвергаетъ помощь "злодѣя" и торжественно объявляетъ, что готова перенести всѣ несчастія. Арказанова уводятъ въ тюрьму.
   Фальшь всей этой исторіи бросается въ глаза на каждомъ шагу, положенія выдуманы, характеры сочинены, самая идея пьесы ошибочна. Авторъ старается возвеличить и прославить добродѣтели Арказановыхъ, спасающихъ свою "дворянскую" честь въ самыхъ критическихъ обстоятельствахъ. При этомъ князь Сумбатовъ упустилъ изъ вида, что благосостояніе и честь этой благородной семьи компрометированы самими же Арказановыми и критическое положеніе создано ихъ собственною неспособностью сохранить матеріальное и нравственное наслѣдіе отцовъ. Вещественнымъ и невещественнымъ достояніемъ благороднаго дворянства Арказановы распоряжаются одинаково оплошно, отдаютъ то и другое въ руки перваго ловкаго проходимца. Авторъ говорятъ, что все это Арказановъ дѣлаетъ изъ какихъ-то высокихъ побужденій. Мы этому не вѣримъ; но если бы даже кто-либо и повѣрилъ, то дѣло отъ того мало измѣняется въ пользу прославляемыхъ героевъ. Ихъ неумѣлость, легкомысліе, неряшество въ дѣлахъ имущественныхъ я нравственныхъ свидѣтельствуютъ о ихъ крайней неспособности къ чему бы то ни было. Допуская, что Арказановъ затрачиваетъ все свое состояніе и входитъ въ долги ради блага общественнаго, мы вправѣ требовать, чтобы господинъ Арказановъ, "предсѣдатель" правленія, распоряжающагося излюбленнымъ имъ дѣломъ, зналъ, куда идутъ вложенныя имъ деньги -- на дѣло общественнаго блага или въ карманъ проходимцевъ. Князь Сумбатовъ думаетъ, что Арказановъ поступаетъ во всемъ благородно и согласно требованіямъ чести. Мы же находимъ, что онъ поступаетъ прескверно и недостойно честнаго человѣка, когда свое и чужое достояніе отдаетъ на расхищеніе плуту Наварыгину. Изъ пьесы видно, что въ томъ же дѣлѣ погибъ капиталъ доктора, а, стало быть, и другіе капиталы, ввѣренные чести Арказанова. Супруга Арказанова говоритъ очень много прекрасныхъ фразъ, цѣликомъ взятыхъ изъ прописей и французскихъ книжекъ съ благонамѣренными "максимами"; она любитъ мужа и дѣтей, очень высоко держитъ знамя дворянской чести и не замѣчаетъ, какъ знамя это разрывается по клочкамъ и въ ея рукахъ ничего не остается, кромѣ смѣшной палки съ загрязненнымъ лоскутомъ. Докторъ повторяетъ громкія слова за супругами Арказановыми. Всѣ они очень честные люди, но только на словахъ; на дѣлѣ же всѣ они люди, не заслуживающіе никакого довѣрія: они жалкіе, но ничуть не симпатичные люди. Арказановъ самъ себѣ врагъ, его жена тоже, докторъ тоже... И не только себѣ они враги, они -- враги своимъ дѣтямъ, враги обществу, достояніе котораго они отдаютъ на расхищеніе Наварыгинымъ. Въ лицѣ этого Наварыгина авторъ представилъ намъ образцоваго "злодѣя"; но такимъ Наварыгинъ вышелъ на сценѣ, только благодаря мастерской игрѣ г. Ленскаго. Наварыгинъ же князя Сумбатова неправдоподобенъ. Невѣроятно, чтобы Наварыгинъ, держащій жену взаперти, бьющій ее, всячески тиранящій, распоряжающійся въ теченіе десяти лѣтъ всѣмъ ея состояніемъ, не съумѣлъ прибрать къ рукамъ милліоновъ полуидіотки, перевести ихъ на свое имя, какъ онъ прибираетъ къ рукамъ состояніе Арказановыхъ и другихъ. Овладѣвши капиталами, которыми онъ распоряжается безотчетно, ему не было бы надобности возиться "съ комомъ грязи", какъ онъ называетъ въ глаза свою жену. Когда онъ полюбилъ дѣвушку, ему не трудно было съ милліонами въ рукахъ такъ или иначе добиться развода. Между-тѣмъ, въ драмѣ Наварыгинъ, котораго авторъ рекомендуетъ человѣкомъ сильнымъ и большаго ума, дѣлаетъ только большія и безцѣльныя гадости и большія глупости. Все это невѣрно, фальшиво я сочинено ради эффекта самаго сомнительнаго качества.
   Несмотря на хорошее исполненіе, мѣстами превосходное, всѣхъ ролей, драма кн. Сумбатова возбуждаетъ улыбку зрителей, когда на сценѣ льются рѣка слезъ и произносятся высокопарно-чувствительныя рѣчи. Не высокой пробы и комическая часть пьесы: это -- сплошной шаржъ. Заканчивая нашъ отзывъ, мы считаемъ своимъ долгомъ отмѣтить исполненіе г. Багровымъ роли Бориса Арказанова, нервнаго юноши лѣтъ 16. Молодой артистъ подаетъ весьма большія надежды, и очень жаль, что его держатъ почти исключительно на водевиляхъ. У г. Багрова есть несомнѣнный талантъ, но мало умѣнья и опытности. Если онъ серьезно поработаетъ, то изъ него можетъ выйти современемъ добрая я, быть можетъ, крупная сценическая сила. Но для этого надо, чтобъ этой силѣ была дана возможность крѣпнуть и развиваться на подходящихъ для нея роляхъ.
   Въ концѣ сентября была поставлена четырехъ-актная драма П. Д. Боборыкина Клеймо, въ которой авторъ хотѣлъ, повидимому, доказать, что дурное прошлое дѣвушки налагаетъ на нее неизгладимое клеймо на всю жизнь; но этого онъ не доказалъ, и изъ драмы можно вывести совсѣмъ обратное заключеніе. Вотъ содержаніе драмы: "землевладѣлецъ изъ купцовъ", Гроздевъ (г. Рыбаковъ), женатъ на Агніи Семеновнѣ (г-жа Ермолова). Гроздевъ встрѣтилъ ее въ нищетѣ, не захотѣлъ воспользоваться безпомощнымъ положеніемъ дѣвушки, которую, по ея словамъ, бросилъ съ ребенкомъ на рукахъ обольстившій ее негодяй. Мужъ крутенекъ, по Агнія живетъ въ довольствѣ и ни попрековъ, ни даже напоминаній о старомъ не слышитъ отъ мужа. Она не любитъ его, а полюбила молодого техника Подрѣзкова (г. Южинъ), управляющаго какимъ-то заводомъ. Случайно пріѣхавшій помѣщикъ изъ военныхъ, Ивакинъ (г. Садовскій), узнаетъ Агнію и подъ хмѣлькомъ уличаетъ ее въ томъ, что она... какъ бы это сказать помягче?... что она до свадьбы жила не такъ скромно, какъ разсказала мужу. Гроздевъ жестоко укоряетъ ее въ томъ, что она скрыла правду, и въ видѣ кары запрещаетъ ей видѣть ребенка. Агнія хочетъ уйти отъ мужа и взять ребенка. Мужъ ее не пускаетъ и ребенка не отдаетъ: онъ успѣлъ уже усыновить его. Агнія въ отчаяньи бѣжитъ къ технику. Тотъ обѣщаетъ выручить ребенка, и для молодой женщины открываются новыя перспективы любви и счастья. Явившійся съ свидѣтелями мужъ устраиваетъ скандалъ, кончающійся всеобщею дракой, къ слову сказать, совсѣмъ неумѣстною на сценѣ и производящею очень дурное впечатлѣніе. Въ послѣднемъ актѣ техникъ приходитъ къ Гроздеву, требуетъ ребенка, умоляетъ отдать его, грозитъ и плачетъ. Когда же все остается тщетнымъ, тогда онъ убиваетъ Гроздева изъ пистолета. Прибѣгаетъ Агнія, потомъ сбѣгается народъ. Молодая женщина объявляетъ, что она убила мужа, и тѣмъ отклоняетъ отвѣтственность отъ любимаго человѣка. Драмѣ конецъ, а клейма мы не видали, и если произошли бѣды, то отъ причинъ совершенно случайныхъ. Первая бѣда произошла отъ того, что Ивакинъ съ пьяныхъ глазъ наболталъ то, о чемъ трезвый онъ бы, навѣрное, промолчалъ; вторая бѣда, убійство Гроздева, произошла отъ того, что техникъ не кстати погорячился и выстрѣлилъ совсѣмъ сдуру. Не напейся Ивакинъ пьянъ, Гроздевъ не узналъ бы нѣкоторыхъ подробностей о поведеніи Агніи до свадьбы, я жили бы они не особенно счастливо, не особенно дурно. Не вздумай техникъ приставать къ Гроздеву и повоздержись отъ стрѣльбы, все бы могло еще уладиться. А главное заключается, все-таки, въ томъ, что клеймо не помѣшало технику горячо любить бывшую посѣтительницу "веселыхъ" мѣстъ и подругу офицерскихъ кутежей. Клеймо не помѣшало и Агніи любить Подрѣзкова до самоотверженія. Безъ несчастнаго выстрѣла они могли бы быть счастливы,-- такъ счастливы, какъ это рѣдко выпадаетъ на долю самыхъ безукоризненныхъ дамъ и дѣвицъ. Вообще, съ такими сюжетами надо обращаться до крайности осторожно. Всѣ этого рода клейма плохо подаются обобщеніямъ, а какая бы то ни было случайность ровно ничего не можетъ доказывать, кромѣ развѣ того, что "на свѣтѣ всякое бываетъ". Бываетъ, и очень нерѣдко, что съ подобнымъ клеймомъ вышедшія замужъ дѣвицы дѣлаются прекрасными женами и добрыми матерями, бываетъ и иначе. Разыграна была драма довольно слабо и, какъ говорятъ, будетъ совсѣмъ снята съ репертуара.
   Въ октябрѣ мѣсяцѣ въ "Русскомъ драматическомъ театрѣ Корша" была дана нѣсколько разъ комедія Горе отъ ума съ обстановкою и въ костюмахъ того времени, когда она написана. Мысль эта заслуживаетъ самаго полнаго сочувствія. Что бы мы ни говорили о "безсмертности" комедіи Грибоѣдова, она, все-таки, полна теперь вопіющихъ анахронизмовъ не только въ отдѣльныхъ- выраженіяхъ, но и въ общемъ; въ ней, все-таки, являются передъ нами картины отжившаго быта, проходятъ люди давно минувшаго времени, которыхъ странно, конечно, видѣть въ современныхъ намъ костюмахъ. Правда, и теперь "дома новы, но предразсудки стары"; только и предразсудки, и сужденья въ очень многомъ непохожи на былые, составлявшіе характеристическія черты стараго московскаго барства. До шестидесятыхъ годовъ разница между минувшимъ и настоящимъ была мало замѣтна. Фамусовы, настоящіе "столбовые" Фамусовы, были еще живы; попрежнему, входили они въ задоръ, "въ усъ никому не дули", сидя въ англійскомъ клубѣ, гдѣ такъ ивой разъ о правительствѣ судили,
   
   "Что, еслибъ кто подслушалъ ихъ -- бѣда!
   Не то, чтобъ новизны вводили -- никогда!
   Спаси насъ Боже! Нѣтъ"...
   
   До времени великихъ реформъ прошлаго царствованія русская жизнь плелась потихоньку по разъ набитой колеѣ; мѣнялись "дороги, тротуары, дома", мѣнялись моды, да и то крайне медленно, а сущность оставалась неприкосновенною. Съ отмѣной крѣпостнаго строя быстро разрушился весь старый строй. Въ сороковыхъ и пятидесятыхъ годахъ еще живы были старики, про которыхъ тогдашній Чацкій могъ сказать:
   
   "А судья кто? древностію лѣтъ,
   Къ свободной жизни ихъ вражда непримирима:
   Сужденья черпаютъ изъ забытыхъ газетъ
   Временъ очаковскихъ и покоренья Крыма"...
   
   Первые два стиха сохраняютъ и теперь всю свою силу и все значеніе, два послѣдніе устарѣли: "наши строгіе цѣнители и судьи" черпаютъ свои сужденія тоже изъ газетъ,-- это вѣрно,-- только ужь не изъ забытыхъ, которыя имъ желательно было бы предать еще вящему забвенію, а изъ самыхъ современныхъ. Тогдашніе старички вздыхали о только что миновавшемъ времени самаго пышнаго разцвѣта барской спеси, крѣпостничества, низкопоклонства и чиновничества, и образцы, достойные подражанія, приводили изъ пережитаго ими самими, изъ прошедшаго на ихъ глазахъ. Нынѣшніе "канцлеры въ отставкѣ по уму" не любятъ только что пережитаго, о чемъ едва осмѣливался мечтать Чацкій... Не о нихъ, впрочемъ, дѣло; они ждутъ новаго Грибоѣдова, который бы вывелъ ихъ на смѣну Фамусова, Молчалина, Скалозуба и Загорѣцкаго, являющихся теперь лишь отголоскомъ давно прошедшаго и невозвратнаго.
   Дирекція театра Корша совершенно правильно разсудила, что настало время для "исторической" обстановки отъ, и приложила все стараніе къ тому, чтобы дать комедія но возможности самую вѣрную внѣшность. Для этого написаны двѣ новыя декораціи: "боскетной", съ видомъ на танцовальную залу черезъ три отворенныя двери, и "парадныхъ сѣней съ двухъ-ярусною лѣстницей". Въ "боскетной" поставлена старинная мебель краснаго дерева съ бронзовыми желобками временъ "имперіи", по старинному образцу сдѣланные стѣнные часы въ футлярѣ; люстры, кенкеты, канделябры и пр. сдѣланы по рисункамъ Давида. Съ внѣшней стороны обстановка безукоризненна. Костюмы и прически тоже вѣрны, насколько мы можемъ судить, за исключеніемъ костюма Лизы, очень идущаго къ г-жѣ Мартыновой, но совсѣмъ не идущаго къ дѣлу. Я двадцатыхъ годовъ не засталъ; но сороковые года хорошо помню и провелъ ихъ именно въ томъ кругу, въ которомъ разыгрывается Горе отъ ума. Я какъ сейчасъ вижу тогдашнихъ камеристокъ-наперсницъ, понимавшихъ по-французски, иногда даже болтавшихъ немного на этомъ языкѣ. Туалетъ такихъ горничныхъ мало чѣмъ отличался отъ туалета ихъ госпожъ, такъ какъ въ большинствѣ случаевъ онъ и попадалъ-то фрейлинамъ съ барскихъ плечъ. Въ то время трудно было отличить горничную отъ барышни, въ особенности отъ "ба рышни-родственницы". Главнымъ отличительнымъ признакомъ могла служить только прическа, которая, къ слову сказать, показалась намъ у г-жи Мартыновой тоже не совсѣмъ вѣрною тому времени. Конецъ тридцатыхъ и начало сороковыхъ годовъ въ этомъ отношеніи не могли разниться отъ двадцатыхъ годовъ, какъ не измѣнились за это время ни взаимныя отношенія барышень и ихъ камеристокъ, ни рискъ для этихъ послѣднихъ изъ-за барышни смѣнить "гро-де-наплевое" платьице на "полосушку" и попасть въ избу, "за птицами ходить". На французскихъ модныхъ картинкахъ того времени могли быть субретки, одѣтыя въ такой костюмъ, въ какомъ играетъ г-жа Мартынова; въ дѣйствительности же московскія горничныя никогда такъ не одѣвались. Мы не думаемъ также, чтобы въ двадцатыхъ годахъ, здороваясь съ дамами, мужчины жали имъ руки, какъ это дѣлаютъ артисты театра Корша; на балахъ -- ограничивались поклонами, въ иное время обыкновенно цѣловали протянутую руку, причемъ дама цѣловала мужчину въ щеку. Намъ просто кажется невозможнымъ, чтобы Чацкій, встрѣтившисъ съ Софьей послѣ долгой разлуки, только пожалъ ей руки; Наталья Дмитріевна Горячева сочла бы Чацкаго сумасшедшимъ уже по одному тому, что онъ не поцѣловалъ у нея руки при встрѣчѣ у Фамусовыхъ. Это мелочи, конечно; однако, изъ подобныхъ мелочей слагался весь тогдашній чопорный и чинный бытъ. Мы заговорили о поклонахъ и рукопожатіяхъ, наряду съ прическами и туалетами, потому, что это одинаково относится какъ къ игрѣ артистовъ, такъ и къ режиссерскомъ распорядкамъ. Послѣдніе, впрочемъ, т.-е. распорядки г-на Аграмова, мы признаемъ почти безукоризненными и достойными самыхъ горячихъ похвалъ. Къ сожалѣнію, совсѣмъ иныя рѣчи приходится намъ вести, какъ только мы заговоримъ объ исполненіи Горе отъ ума. Эта несомнѣнно очень трудная комедія рѣшительно не по силамъ труппѣ театра Корша. Изъ всѣхъ исполнителей хороша была только г-жа Мартынова въ роли Лизы. Г-жа Рыбчинская, наоборотъ, сыграла роль Софьи такъ, что едва ли кто когда исполнилъ хуже. Роль Чацкаго нисколько не идетъ къ г. Солонину, талантливому и хорошему артисту въ бытовыхъ комедіяхъ, но отнюдь не подходящаго къ роли Чацкаго. Правда, эти двѣ роли, Софьи и Чацкаго, самыя трудныя во всей комедія, чуть ли не во всемъ русскомъ репертуарѣ, и къ исполнителямъ ихъ нельзя быть уже слишкомъ требовательнымъ. Г. Давыдовъ, одинъ изъ выдающихся русскихъ артистовъ, исполняетъ роль Фамусова нѣсколько иначе, чѣмъ ее играли до него, но это служитъ отнюдь не къ украшенію комедіи Грибоѣдова. Въ игрѣ г. Давыдова слишкомъ много торопливости, мало солиднаго, старо-московскаго барства, увѣреннаго въ себѣ и въ непогрѣшимости своихъ "приговоровъ". У г. Давыдова какъ-то смялись, скомкались цѣлые монологи во второмъ дѣйствіи съ Чацкимъ:
   
   "Вотъ то-то всѣ вы гордецы!
   Спросили бы, какъ дѣлали отцы...
   Учились бы, на старшихъ глядя"...
   
   И затѣмъ въ сценѣ съ Скалозубомъ:
   
   "Вкусъ, батюшка, отмѣнная манера;
   На все свои законы есть"...
   
   Еще менѣе насъ удовлетворяетъ игра г. Киселевскаго въ роди Скалозуба. Де вдаваясь въ подробный разборъ, мы отмѣтимъ въ видѣ примѣра фразу:
   
   "Не знаю-съ, виноватъ:
   Мы съ нею вмѣстѣ не служили".
   
   Г. Киселевскій говоритъ это совершенно серьезно, отчего получается такое впечатлѣніе, будто Скалозубъ совсѣмъ дуракъ, чуть-чуть не идіотъ. Тогда какъ на самомъ дѣлѣ этою фразой Скалозубъ отпускаетъ одну изъ тѣхъ мало остроумныхъ шуточекъ, про которыя потомъ говоритъ Лиза:
   
   "И Скалозубъ, какъ свой хохолъ закрутитъ,
   Разскажетъ обморокъ, прибавитъ сто прикрасъ --
   Шутить и онъ гораздъ; вѣдь ныньче кто не шутитъ".
   
   За эту-то шуточку надъ родней Фамусовъ и дѣлаетъ ему легкій репримандъ:
   
   "Сергѣй Сергѣичъ, это вы ли?
   'Нѣтъ, я передъ родней, гдѣ встрѣтится, ползкомъ,
   Сыщу ее на днѣ морскомъ"...
   
   О томъ, что Скалозубъ совсѣмъ не дуракъ, было уже говорено много разъ, а что онъ не такой дуракъ, чтобы сказать серьезно: "мы вмѣстѣ не служили съ Натальей Николаевной" -- и рѣчи быть не можетъ. А, между тѣмъ, этотъ-то оттѣнокъ крайней глупости и выдается характерною чертой Скалозуба въ исполненіи г. Киселевскаго. Мы надѣемся, что талантливый артистъ приметъ къ свѣдѣнію наше замѣчаніе и попытается изобразить Скалозуба нѣсколько иначе, причемъ самъ собою долженъ будетъ отпасть и нѣкоторый шаржъ въ манерахъ свѣтскаго полковника двадцатыхъ годовъ.
   Г. Градовъ-Соколовъ сыгралъ роль Репетилова по-новому, не по-рутинному: до сихъ поръ Репетиловъ являлся передъ нами порядочно выпивши. На этотъ разъ мы видѣли трезваго Репетилова, и находимъ, что роль отъ этого выиграла.
   Въ заключеніе -- два слова г-ну Аграмову. На афишѣ стоитъ: "множество гостей всякаго разбора я ихъ лакеевъ при разъѣздѣ". При разъѣздѣ мы не видали не только "множества гостей", но и совсѣмъ невидали никакихъ гостей, кромѣ дѣйствующихъ лицъ. Исправить этотъ недосмотръ очень легко.
   Публика много хлопала, смѣялась и вызывала артистовъ. Намъ эти апплодисменты и въ особенности смѣхъ показались довольно дѣтскими; въ насъ закралось подозрѣніе, что смѣются не игрѣ и хлопаютъ не артистамъ, а автору, произведеніе котораго для нѣкоторой части зрителей является новинкою, имъ доселѣ неизвѣстною. Если мы не ошибаемся, то нельзя не сказать очень большаго "спасибо" г. Коршу за постановку Горя отъ ума, хотя и не въ образцовомъ исполненіи. На сценѣ Малаго театра комедія Грибоѣдова уже давно не идетъ, какъ говорятъ, за неимѣніемъ артиста на роль Фамусова.

Ан.

"Русская Мысль", кн. XI, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru