Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Малый театр: "Северные богатыри", драма в 4-х действ. Генриха Ибсена, перев. Н. Мировича; "Теща", драма в 5-ти действ. Жоржа Онэ, перев. К. А. Тарновского и Э. Э. Матерна.- Театр Корша: "Кайсаровы", пьеса в 4-х действ. Влад. Александрова).

   

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

(Малый театръ: Сѣверные богатыри, драма въ 4-хъ дѣйств. Генриха Ибсена, перев. Н. Мировича; Теща, драма въ 5-ти дѣйств. Жоржа Онэ, перев. К. А. Тарновскаго и Э. Э. Матерна.-- Театръ Корша: Кайсаровы, пьеса въ 4-хъ дѣйств. Влад. Александрова).

   Въ январѣ московская сцена и московская публика чествовали двухъ знаменитыхъ нашихъ артистокъ -- Г. Н. Ѳедотову и Н. А. Никулину, по случаю исполнившагося тридцатилѣтія ихъ служенія искусству. Въ бенефисъ г-жи Ѳедотовой шла въ первый разъ четырехъактная драма Генриха Ибсена Сѣверные богатыри, въ переводѣ Н. Мировича. Появленію впервые произведенія норвежскаго драматурга на казенной сценѣ въ Москвѣ предшествовала громкая извѣстность автора, съ сочиненіями котораго русская публика весьма мало знакома, несмотря на то, что первая драма Ибсена, Катилина, написана болѣе сорока лѣтъ назадъ. Генрихъ Ибсенъ родился въ мартѣ 1828 года и съ 1866 года, на основаніи постановленія стортинга, получаетъ пенсію за литературныя заслуги. Изъ этого одного ясно, какимъ большимъ значеніемъ пользуется этотъ писатель въ своемъ отечествѣ. Мы недостаточно знакомы съ норвежскою литературой, ни даже со многими произведеніями Ибсена для того, чтобы высказывать какія-либо общія сужденія объ этомъ драматургѣ. Пускаться же въ оцѣнку недостаточно знакомаго намъ писателя съ чужихъ словъ хотя бы и очень компетентныхъ въ дѣлѣ лицъ -- не въ нашихъ обычаяхъ. А потому мы оставляемъ въ сторонѣ знаменитость Ибсена и всѣ его литературныя заслуги и ограничимся здѣсь пока лишь разборомъ его драмы, видѣнной нами на сценѣ московскаго Малаго театра. Выборъ этой пьесы для ознакомленія русской публики съ современною скандинавскою драматургіей кажется намъ не совсѣмъ удачнымъ и представляется совершенно случайнымъ. Надо полагать, что не драмою Сѣверные богатыри пріобрѣлъ Ибсенъ то значеніе и славу, которыми онъ пользуется въ своемъ отечествѣ и въ нѣмецкихъ земляхъ. Весьма вѣроятно даже, что эта пьеса не могла увеличить блеска славы, заслуженной другими произведеніями автора. Ибсена такъ превозносили въ послѣднее время, что московская публика ожидала увидѣть въ его пьесѣ нѣчто чуть ли не "шекспировское", и публика осталась совершенно разочарованною, посмотрѣвши Сѣверныхъ богатырей, -- не вся публика, разумѣется, ибо всегда надо исключать тѣхъ немногочисленныхъ зрителей, которые не смѣютъ или не умѣютъ "своесужденіе имѣть", когда дѣло идетъ о знаменитостяхъ. Независимая же въ своихъ мнѣніяхъ часть московскаго общества осталась въ большомъ недоумѣніи относительно того, за что столь прославленъ норвежскій драматургъ, не преувеличена ли его репутація. Театральное управленіе (въ него мы теперь включаемъ, конечно, и самое крупное изъ его звеньевъ -- новый литературно-театральный комитетъ) поступило бы много лучше, если бы для "дебюта" Ибсена на московской казенной сцѣнѣ выбрало одну изъ лучшихъ его пьесъ, одну изъ пьесъ "идейныхъ". Въ драмѣ Сѣверные богатыри,-- весьма кровопролитной, сказать къ слову, -- нѣтъ никакой идеи. Передѣланное для сцены съ нѣкоторыми измѣненіями стародавнее скандинавское сказаніе, "Эдда" о Брунегильдѣ и Зигфридѣ, даетъ намъ картину изъ жизни "викинговъ", то-есть норманскихъ морскихъ разбойниковъ, своеобразныхъ героевъ, жившихъ грабежомъ прибрежныхъ странъ и проникавшихъ иногда въ весьма отдаленныя отъ Норвегіи страны, въ Италію, въ Грецію и въ Византію, въ качествѣ предводителей наемныхъ дружинъ. Основаніемъ конфликта, развертывающагося въ драмѣ Ибсена, служитъ то обстоятельство, что два викинга, связанные узами неразрывной дружбы, Сигурдъ (г. Южинъ) и Гуннаръ (г. Ленскій), похищаютъ у викинга исландскаго Орнульфа (г. Рыбаковъ) двухъ дочерей-Дагви (г-жа Ермолова), родную дочь, и Іордасъ (г-жа Ѳедотова), дочь пріемную, отца которой когда-то убилъ Орнульфъ въ бою. Похищеніе дѣвицъ было геройскимъ подвигомъ, по отношенію же къ Іордисъ -- такимъ необычайнымъ подвигомъ, что совершившій его стяжалъ славу перваго богатыря и храбрѣйшаго изъ всѣхъ воиновъ своей страны: онъ убилъ огромнаго медвѣдя, прикованнаго на цѣпи у спальни красавицы. Іордисъ на пиру, которымъ Орнульфъ чествовалъ заѣзжихъ витязей, объявила, что будетъ женою лишь того воина, который войдетъ въ ея опочивальню, убивши страшнаго ея сторожа. Оба викинга пылали нѣжною страстью къ этой сильной дѣвѣ сѣвера, но Гуннаръ первый сказалъ объ этомъ своему другу Сигурду и попросилъ Сигурда помочь ему овладѣть, недоступною дѣвицей. Сигурдъ счелъ нужнымъ скрыть отъ друга свою любовь къ той же красавицѣ, темною ночью убилъ медвѣдя, проникъ въ покой Іордисъ, получилъ отъ нея въ залогъ любви золотой обручъ съ ея руки, а потомъ, ловко смѣнившись Гуннаромъ, предоставилъ другу унести на его корабль обманутую невѣсту. Самъ же Сигурдъ,-- за компанію, вѣроятно,-- захватилъ себѣ въ жены нѣжную и мягкосердечную Дагни. Все это мы узнаемъ изъ разсказовъ, такъ какъ до начала драмы съ тѣхъ поръ прошло пять лѣтъ. Викингъ Сигурдъ, прозваный Храбрымъ, все это время воевалъ и геройствовалъ. А Гуннаръ почилъ на лаврахъ и мирно проживаетъ "богатымъ владѣльцемъ" на Гельголандѣ, въ сѣверной Норвегіи. Одаренная геройскою душой, Іордисъ недовольна такою спокойною жизнью мужа и старается утишить свой гордый нравъ тѣмъ, что ея мужъ, убивши медвѣдя, совершилъ такой дивный подвигъ, который на вѣкъ укрѣпилъ за нимъ славу никѣмъ непревзойденнаго богатыря. Одновременное прибытіе на Гельголандъ стараго Орнульфа изъ Исландіи и храбраго Сигурда изъ Англіи нарушаетъ покой Іордисъ. По обычаямъ скандинавскимъ, похищенная женщина не можетъ почитаться законною женой до тѣхъ поръ, пока мужемъ не внесенъ за нее выкупъ. Храбрый Сигурдъ, при встрѣчѣ съ Орнульфомъ, обмѣнивается съ нимъ нѣсколькими ударами мечей, остается побѣдителемъ, потомъ соглашается внести выкупъ за Дагни. Происходитъ примиреніе и закрѣпленіе родственнаго союза. Совсѣмъ иной оборотъ принимаетъ дѣло, когда доходитъ очередь до Гуннара и Іордисъ. Поводы къ распрѣ усиливаются еще тѣмъ обстоятельствомъ, что Орнульфъ принялъ подъ свою защиту крестьянина Корэ (г. Васильевъ), враждующаго съ Гуннаромъ и, въ особенности, съ его женой. Гуннаръ былъ бы радъ все уладить мирно, но Іордисъ вступаетъ въ рѣзкія пререканія съ Орнульфомъ, который наноситъ гордой женщинѣ тяжкое оскорбленіе, назвавши ее не законною женой, а наложницей. Затаивши жажду мести, Іордисъ приглашаетъ всѣхъ на пиръ. Оставшійся наединѣ съ женою Сигурдъ проситъ Дагни бросить въ море золотой обручъ, который онъ подарилъ ей и который она носитъ на рукѣ. Сигурдъ открываетъ женѣ опасную тайну, разсказываетъ, какъ онъ, а не Гуннаръ, убилъ медвѣдя и какъ получилъ обручъ отъ Іордисъ, съ которою провелъ часть ночи въ ея опочивальнѣ. Вспышку ревности Дагни викингъ успокоиваетъ словами, что въ эту ночь "между нимъ и красавицей лежалъ его мечъ". Дагни не хочетъ разстаться съ первымъ даромъ мужа и обѣщаетъ сохранить тайну, спрятать обручъ. Между тѣмъ, крестьянинъ Корэ узналъ, что Гуннаръ отослалъ на югъ своего маленькаго сына Эгиля, и съ толпою недовольныхъ крестьянъ отправляется выместить свою злобу на родителей убійствомъ ребенка. Орнульфъ спѣшно пускается слѣдомъ за ними съ своими шестью сыновьями, оставивши младшаго сына Торольфа съ Сигурдомъ.
   Таковъ первый актъ, въ этомъ завязка драмы. По-скандинавски, можетъ быть, все это достаточно естественно и стррино, а по-нашему это не совсѣмъ такъ. Намъ кажется, что викингъ Сигурдъ Храбрый слишкомъ легко отказался отъ любимой дѣвушки, поступилъ не совсѣмъ по-рыцарски, обманувши ее, да за одно уже и другую красавицу, Дагни, которую похитилъ, не любя. Не менѣе странно, чтобы не сказать -- водевильно, и то, что Іордисъ, проведя часть ночи съ однимъ витяземъ, не узнала, хотя бы по голосу, подмѣны мужей и, какъ несмышленое дитя, поддалась обману. Очень удивительно, какъ эта дама не полюбопытствовала и не спросила Гуннара, что сталось съ ея первымъ даромъ -- золотымъ обручемъ. А этотъ обручъ занимаетъ важное мѣсто въ ходѣ пьесы: имъ Дагни доказываетъ потомъ, что не Гуннаръ совершилъ "великій" подвигъ, которымъ столь похваляется Іоррсъ, и что храбрѣйшій изъ богатырей -- Сигурдъ, мужъ Дагни. Вызванная умышленно женою Гуннара ссора кончается тѣмъ, что Гуннаръ убиваетъ Торольфа, Орнульфова сына. Въ ту же минуту является Орнульфъ и приноситъ сына Гуннара и Іордисъ, маленькаго Эгиля, котораго онъ спасъ послѣ жестокаго боя съ Корэ и его товарищами. Въ этомъ бою пали всѣ шесть сыновей Орнульфа. Корэ возвращается съ своими единомышленниками, грозитъ напасть на Гуннара и сжечь его домъ. Гуннаръ обращается за помощью къ сосѣдямъ; тѣ отказываютъ ему въ помощи. Мы опять удивлены тѣмъ, что дружины доблестныхъ богатырей Сигурда и Орнульфа не могутъ справиться съ толпою крестьянъ.[Положимъ, Гуннаръ и Іордисъ во враждѣ съ вождями, только это уже и по-скандинавски выходитъ не стройно, ибо оставленіе викингомъ, хотя бы и враждующаго съ нимъ, викинга безъ помощи при такихъ обстоятельствахъ, равносильно предатель ству. Сначала викинги должны расколотить врага викинговъ, а потомъ могутъ разсчитаться между собою. Представьте себѣ не викинговъ X вѣка, а современныхъ, не богатырствующихъ франтовъ, ѣдущихъ стрѣляться; представьте, что на экипажъ одного изъ нихъ нападаетъ толпа оборванцевъ. Неужели противникъ останется спокойнымъ зрителемъ и не бросится гвыручать того," кого онъ позоветъ черезъ пять минутъ къ барьеру? Гдѣ же дружины Сигурда Храбраго и доблестнаго Орнульфа, что Гуннаръ вынужденъ умолять сосѣдей о защитѣ отъ оборванцевъ? Гдѣ доблесть викинговъ, гдѣ сила ихъ и богатырство, что ничтожной горсти крестьянъ удается сжечь и разграбить усадьбу "сѣвернаго богатыря" Гуннара, какъ мы видимъ въ послѣднемъ дѣйствіи? Въ промежутокъ среди этихъ событій Сигурдъ объясняется съ Іордисъ; изъ объясненія явствуетъ, что они всегда любили другъ друга и не перестали любить. Іордисъ страстно уговариваетъ Сигурда оставить слабую и нѣжную Дагни, недостойную богатыря супругу, и взять ее, сильную духомъ Валькирію,-- не въ жены, а въ подруги его геройскихъ подвиговъ. Вдохновляемый ею, онъ совершитъ столь славныя дѣла, что память о нихъ не умретъ во вѣки; сами же они, Сигурдъ и Іордисъ, вознесутся въ Валгалу и займутъ первыя мѣста на пиру боговъ. Сигурдъ не соглашается покинуть законную жену. Тогда Іордисъ стрѣляетъ въ него изъ лука и ранитъ на смерть; себя она тоже убьетъ и, хотя этимъ способомъ, соединится съ нимъ въ Валгалѣ. Сигурдъ, умирая, говоритъ, что и этого не можетъ быть, такъ какъ онъ христіанинъ, и на томъ свѣтѣ пути ихъ расходятся въ разныя стороны. Іордисъ бросается со скалы въ море. Въ оркестрѣ -- "скачка тѣней въ Валгалу". Дагни плачетъ надъ Сигурдомъ, Орнульфъ съ Гуннаромъ собираюся отплыть въ Исландію. Занавѣсъ и всей исторіи конецъ. Передъ нами остается вопросъ: для чего намъ показывали Сѣверныхъ богатырей? Для ознакомленія московскихъ обывателей съ образцомъ скандинавской драматической литературы. Іы уже сказали, что для этого слѣдовала выбрать что-нибудь пообразцовѣе, такъ какъ Сѣверные богатыри -- къ драма. Въ пьесѣ есть мѣста поэтическія, героическія, эпическія, и есть положенія драматическія, а драмы, все-таки, нѣтъ. Изъ взятаго авторомъ матеріала можно было сдѣлать и драму, и трагедію. Ни того, ни другаго Генрихъ Ибсенъ не сдѣлалъ и далъ лишь рядъ картинъ весьма различнаго достоинства, отъ высоко-художественныхъ до ничтожныхъ, изъ скандинавскаго быта за девятьсотъ лѣтъ до нашего времени. Весь тонъ пьесы, за исключеніемъ немногихъ сценъ, очень приподнятъ; въ общемъ выходитъ неестественно и томительно скучно. Интересъ зрителей ни на минуту не завлеченъ ни чьею-либо личностью, какъ характеромъ, ни положеніемъ дѣйствующихъ лицъ, такъ какъ характеры сразу опредѣлены съ первыхъ сценъ; развязка же всѣхъ положеній извѣстна заранѣе потому, что извѣстны лица, трафаретно написанныя, и тотъ прямолинейный кодексъ, на основаніи котораго они должны дѣйствовать, не уклоняясь ни на шагъ въ сторону при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ. Крайне тягучее и мрачное развитіе пьесы ни на минуту не прерывается введеніемъ элемента смягчающаго или комическаго, что считалъ столь необходимымъ Шекспиръ. Нервы зрителей не потрясаются, не волнуются, а только утомляются безъ напряженія однообразіемъ непрестаннаго "богатырствованія" людей, весьма мало подходящихъ къ нашимъ представленіямъ о заправскихъ "богатыряхъ". Самое убійство крупнаго медвѣдя является въ нашихъ глазахъ совсѣмъ не такимъ геройскимъ подвигомъ, который могъ бы увѣнчать побѣдителя вѣчнонеувядаемыми лаврами славы. И въ томъ, что Валькиріи подобная дама такъ носится съ этимъ медвѣдемъ, такъ кичится геройствомъ своего супруга, убившаго медвѣдя, на нашъ теперешній взглядъ оказывается извѣстная доля комизма. Сама же неумѣренно похваляющаяся этимъ "богатырская жена" производитъ на насъ впечатлѣніе особы завистливой и хвастливой не по разуму. Всѣ эти герои и героини не возбуждаютъ въ насъ ни искры сочувствія, не вызываютъ ни самомалѣйшаго душевнаго движенія. А это потому, что въ нихъ самихъ-то нѣтъ души и нѣтъ жизни, а въ томъ, что они разыгрываютъ, нѣтъ никакой общечеловѣческой идеи. Такое же, какъ и въ публикѣ, отсутствіе интереса къ изображаемымъ лицамъ, вѣрнѣе -- фигурамъ, отражается и на игрѣ артистовъ. Разыгрываютъ они эту пьесу съ обычнымъ вниманіемъ и тщательностью, но безъ малѣйшаго увлеченія. Она ихъ настолько же не затрогиваетъ за душу, какъ и всѣхъ зрителей. О такомъ исполненіи говорить не стоитъ. Самую постановку пьесы въ декоративномъ и костюмномъ отношеніи нельзя назвать удовлетворительной. Въ первомъ дѣйствіи, неизвѣстно зачѣмъ, намъ показывали полутора-аршинное сѣверное сіяніе въ три керосиновыхъ лампы; потомъ -- "палаты Гуннара" безъ потолка и съ костромъ посерединѣ, опять-таки изъ керосиновыхъ лампъ, что отнюдь не служитъ къ украшенію; въ четвертомъ дѣйствіи пускали зарево пожара на двѣ кулисы въ то время, какъ все остальное было, попрежнему, объято сумракомъ сѣверной ночи. Мы слышали нѣсколько разъ свистъ бури и актеры говорили о бурѣ, море же оставалось невозмутимо спокойнымъ. Г-жа Ермолова въ голубой ротондѣ на бѣломъ мѣху и въ такомъ же капюшончикѣ, изъ-подъ котораго виднѣются бѣлокурыя кудряшки, похожа на англійскую миссъ, пріѣхавшую къ театръ и ошибкой попавшую на сцену. На г-жѣ Ѳедотовой былъ костюмъ астролога, только безъ традиціоннаго островерхаго колпака; въ послѣднемъ же дѣйствіи... нѣтъ, изъ уваженія къ высокоталантливой артисткѣ мы не станемъ говорить о ея костюнѣ и о производимомъ имъ впечатлѣніи, умолчимъ также и о крайне неудачномъ подмѣнѣ г-жи Ѳедотовой куклой, брошенной со скалы...
   24 января, въ бенефисъ Н. А. Никулиной, дана была пяти-актная драма Жоржа Онэ Теща, въ переводѣ К. А. Тарновскаго и Э. Э. Матерна. Г-жа Никулина начала свою блестящую артистическую карьеру одновременно съ Г. Н. Ѳедотовой тридцать лѣтъ назадъ. Между дебютами обѣихъ знаменитыхъ артистокъ прошло около мѣсяца времени, если намъ не измѣняетъ память, и юбилейное торжество г-жи Никулиной должно бы приходиться на декабрь прошедшаго года. Причиною отсрочки бенефиса было непринятіе комитетомъ представленной бенефиціанткою пьесы, почему заслуженная артистка была поставлена въ необходимость взять старую драму, уже игранную подъ разными названіями на московскихъ сценахъ. Эта пьеса передѣлана Жоржемъ Онэ изъ его романа Serge Рапше. Въ переводѣ на русскій языкъ почему-то имя героя переиначено, онъ называется: "князь Сержъ Панни". Весьма возможно, что найдено было неудобнымъ выставлять въ столь несимпатичномъ видѣ русскаго князя среди французской буржуазіи. Въ этомъ промотавшемся князѣ нѣтъ, впрочемъ, ничего исключительно русскаго. Какъ бы его ни называли, Панни или Панинъ, онъ -- аристократъ космополитическій, одинъ изъ тѣхъ нестѣсняющихся средствами прожигателей жизни, которые во всякомъ обществѣ людей, живущихъ трудомъ, являются "знатными иностранцами" и очаровываютъ богатыхъ купеческихъ дочекъ въ Москвѣ, какъ и въ Парижѣ. Потому-то драма Онэ, несмотря на иностранныя имена, понятна московской публикѣ и затрогиваетъ зрителей за сердце. Жизнь того сорта промотавшихся аристократовъ и того круга богатыхъ коммерсантовъ, которые выведены въ драмѣ Теща, почти одинакова въ Россіи, во Франціи и въ любой столицѣ Европы, и разнится болѣе отъ жизни иныхъ классовъ общества того же народа, чѣмъ отъ жизни биржевиковъ и финансистовъ чужой страны. Изъ этого своеобразнаго и вездѣ одинаковаго міра торговли и спекуляціи авторъ беретъ трехъ представителей: Анну Девареннъ (г-жа Никулина), крѣпкую купеческую вдову, ведущую огромную торговлю, Эрсогга (г. Рыбаковъ), отчаяннаго спекулянта, раздѣлывающаго грандіозныя, но дутыя дѣла, и Деларю (г. Горевъ), честнаго работника-инженера. Князь Папни (г. Южинъ), "знатный иностранецъ" въ этомъ обществѣ, влюбляетъ въ себя невѣсту инженера, Мишлину (г-жа Панова), дочь милліонерши Девареннъ, и женится на ней, причемъ ловко устраняетъ ея гувернантку или компаньонку Жанну (г-жа Ермолова), соблазненную имъ и потомъ усватанную за влюбленнаго въ нее капиталиста Кайроля (г. Ленскій). Сержу Панни нужны милліоны, чтобы наслаждаться жизнью, какъ ему хочется; но ему нужны еще и всѣ хорошенькія женщины, такъ какъ въ программѣ его наслажденій онѣ занимаютъ чуть ли не первое мѣсто. Князь Панни запутывается и въ денежныхъ дѣлахъ, и въ женскихъ, попадаетъ въ лапы афериста Эрсогга и оказывается участникомъ его грандіознаго мошенничества. Кайроль застаетъ его на любовномъ свиданіи съ своею женой Жанной. Любящая князя Сержа Шишлина узнаетъ обо всѣхъ негодяйствахъ мужа, но разлюбить его не можетъ; онъ же тиранитъ ее и не выпускаетъ изъ рукъ, чтобы этимъ способомъ тащить деньги съ тещи. Князю Сержу грозитъ судъ и позоръ. Г-жа Девареннъ говоритъ, что они, купцы, плебеи, въ такихъ случаяхъ топятся, вѣшаются, стрѣляются, и ему, аристократу, указываетъ на пистолетъ. Князь Панни -- негодяй, съ душонкой слишкомъ мелкой для этого. Онъ возражаетъ тещѣ: "Если вы не хотите позора, то подкупайте слѣдователей, судей, присяжныхъ, и выручайте". Для него все дѣло въ рѣшеніи суда, а никакъ не въ томъ, что доброе имя уже опозорено участіемъ его, князя, въ мошенническихъ дѣлахъ биржеваго спекулянта. За измученную дочь, за осрамленную Жанну, за убитаго несчастьемъ Кайроля, за свое доброе "купеческое" имя г-жа Деваренъ хватаетъ пистолетъ и, съ словами: "Суди же меня Богъ!" -- убиваетъ зятя. Явившимся арестовать его властямъ инженеръ Деларю объявляетъ, что князь застрѣлился. Пьеса написана стройно и эффектно, какъ умѣютъ писать французы. Все въ ней идетъ гладко, послѣдовательно и логично, характеры обрисованы и отдѣланы до тонкости, можно сказать -- съ большимъ изяществомъ. Нѣсколько устарѣвшее и немного наивное противупоставленіе промотавшагося аристократа добродѣтельнымъ буржуа-милліонерамъ покрывается жизненностью сюжета, больтою искренностью въ его развитіи и яркостью красокъ, которыми блещетъ вся картина, написанная смѣлою и опытною рукой. Разыграна была драма такъ, какъ не часто намъ приходится видѣть даже на сценѣ Малаго театра, и поистинѣ мастерская постановка пьесы такъ увлекательно дѣйствуетъ на зрителя, что недостатки произведенія французскаго писателя проскальзываютъ незамѣченными и, въ общемъ, получается превосходнѣйшее впечатлѣніе. Г-жа Никулина сдѣлала, конечно, очень смѣлый шагъ, перейдя отъ своего вполнѣ опредѣленнаго амплуа на сильную драматическую роль въ такой пьесѣ, какъ Теща. Но "смѣлымъ Богъ владѣетъ",-- и высокоталантливая артистка вышла съ большою честью изъ этого труднаго испытанія. Въ исполненіи г. Южина Сержъ Панни вышелъ лучше, чѣмъ онъ долженъ быть въ дѣйствительности. При внѣшней "корректности", это человѣкъ во всѣхъ отношеніяхъ мелкій и дрянной, это -- аристократически-дрессированный прохвостъ въ душѣ. А у г. Южина князь Сержъ оказывается просто неустойчивымъ человѣкомъ, крайне избалованнымъ и слишкомъ жаднымъ на наслажденія. Объ игрѣ г-жи Ермоловой можно сказать только, что доведена она до величайшаго совершенства, какъ въ общемъ воспроизведеніи личности Жанны, такъ и въ удивительной отдѣлкѣ малѣйшихъ деталей. Съ особеннымъ удовольствіемъ мы отмѣтимъ большіе успѣхи, сдѣланные г-жею Пановой. Она была прелестна нѣжностью и выдержанною искренностью тона, безукоризненною правдивостью въ передачѣ всѣхъ страданій юной, наивно-любящей души,-- затаеннаго горя, взрыва отчаянія и глубокой, покорной безнадежности молодой женщины, которая "все отдала" и у которой въ жизни ничего не осталось, такъ какъ все дорогое ей и святое для нея затоптано въ грязь и поругано. Гг. Ленскій и Рыбаковъ были, каждый въ своемъ родѣ, типичными представителями того круга дѣльцовъ, которые претендуютъ возвести буржуазію на положеніе "перваго" сословія подъ именемъ "финансовой" или "денежной аристократіи". Оба они -- временъ новѣйшихъ "богатыри", герои биржи и ея "кулисъ", одинаково грубые въ душѣ, и все различіе между ними обусловливается единственно темпераментомъ каждаго изъ нихъ. Они оба убѣждены, и всѣ кругомъ нихъ вѣрятъ этому, и прежде всѣхъ, кажется, самъ авторъ пьесы, что они "люди дѣла" и "трудомъ" пріобрѣтаютъ богатства. Неправда это: они -- люди наживы, а не дѣла" и "трудъ" ихъ ничто иное, какъ пиратство и грабежъ сильнымъ и ловкимъ слабаго и неумѣлаго. Только Кайроль -- осторожный, терпѣливый и выдержанный счетчикъ у себя въ конторѣ и въ жизни; а Врсоггъ -- "герой", пускающійся въ самыя отчаянныя предпріятія ради такой же наживы быстро, сразу. Это настоящій "богатырь" спекуляціи -- Перейра или болѣе намъ знакомый Струсбергъ. Оба типа какъ нельзя лучше воспроизведены гг. Ленскимъ и Рыбаковымъ. Добродѣтельный инженеръ, излюбленный Жоржемъ Онэ, носитель чести и благородства, въ нервномъ исполненіи г. Горева является настоящимъ живымъ лицомъ. Драма, видимо, понравилась публикѣ, доведенной до тоскливаго угнетенія Сѣверными богатырями и всякою домодѣльщиной истекшаго сезона.
   Еще одну изъ такихъ домодѣльщинъ мы видѣли въ театрѣ Корша, въ бенефисъ г-жи Журавлевой: "пьесу" г. Влад. Александрова Кайсаровы. За истекшій годъ г. Влад. Александровъ выдвинулъ на сцену четыре пьесы. Если бы установлена была премія за количество, этотъ драматургъ получилъ бы премію. Что же касается качества, то его производства оправдываетъ русскую пословицу: "скоро, да не споро". Въ основу своихъ пьесъ г. Александровъ беретъ интересные и живые мотивы, но произведенія его выходятъ какими-то нескладными и доказывающими какъ разъ обратное тому, что требовалось доказать. Таковы его комедіи Въ неравной борьбѣ и Уголокъ Москвы. То же самое получается и отъ послѣдней его "пьесы", которую самъ авторъ назвалъ такъ, не рѣшившись наименовать ее ни комедіей, ни драмой, ибо и на самомъ дѣлѣ это -- ни то, ни сё. Мы рѣшительно недоумѣваемъ, что, собственно, хотѣлъ авторъ изобразить въ своей "пьесѣ". Извѣстны и нерѣдки въ жизни случаи, когда неразумная любовь матери портитъ жизнь любимыхъ дѣтей, отравляетъ ихъ существованіе, разрушаетъ ихъ семейное счастье и губитъ ихъ самихъ... Если тавоіо темой задался г. Александровъ, то, надо отдать ему справедливость, взялся онъ за дѣло образцово неумѣло и неудачно. Въ его "пьесѣ" мамаша Кайсарова -- безпутная негодница, которая никого не любитъ, не любила и неспособна любить. Этой молодящейся дамѣ нѣтъ никакого дѣла до сына; ей нужны развлеченія, веселыя похожденія по заграничнымъ курортамъ и очень много денегъ на удовлетвореніе своей дикой блажи. Ея сынокъ, Пьеръ, крайне плохъ во всѣхъ статьяхъ. Дѣло же все въ томъ, что мамаша требуетъ денегъ, а сынъ не можетъ ихъ дать и не знаетъ, какъ добыть. Тогда маменька хочетъ развести его съ женой, воображая, что ей удастся женить его на милліонершѣ и всласть пожуировать на приданое его будущей супруги. Это не удается Кайсаровой, такъ какъ сынъ не соглашается разстаться съ любимою женой. На томъ и "пьесѣ" конецъ. Въ результатѣ вышло: какая то дрянная барыня, и, притомъ, довольно глупая, дѣлаетъ гадости изъ-за того, чтобы покутить на склонѣ дней своихъ, но попытки ея оказываются "покушеніями съ негодными средствами", и остается эта барыня дура-дурой, какою и всю жизнь пребывала. Впрочемъ, находится и публика, находятся и критики, которые и такою "пьесой" много довольны.
   Нашъ обзоръ былъ законченъ, когда возникло обстоятельство, вынуждающее насъ возвратиться къ драмѣ Жоржа Онэ Теща. Драма эта шла въ бенефисъ г-жи Никулиной 24 января "въ первый разъ", какъ значится на афишѣ. Этотъ "первый разъ" оказался, къ величайшему удивленію всей Москвы, и послѣднимъ разомъ. По какимъ-то никому невѣдомымъ и непонятнымъ причинамъ и вопреки издавна установленнымъ обычаямъ, драма эта не была повторена, несмотря на то, что до конца сезона оставалось еще три недѣли слишкомъ. Мы уже сказали, что пьеса имѣла несомнѣнный успѣхъ; мы знаемъ, что очень и очень многіе желали видѣть эту пьесу и съ нетерпѣніемъ ждали слѣдующихъ представленій, обыкновенно еще болѣе стройныхъ, чѣмъ "первыя" и бенефисныя. Мы знаемъ, что уважаемыя артистки, ничего не щадящія для сцены, сдѣлали большія. затраты на туалеты, непригодные для другихъ пьесъ нынѣшняго сезона и долженствующіе оказаться устарѣвшими къ будущему сезону. Всѣ знаютъ, наконецъ, сколько тяжелаго труда пришлось затратить лучшимъ артистамъ нашей сцены на эту далеко не легкую пьесу. И все это -- ради одного раза. Нужны солидныя и неотразимо-основательныя причины для того, чтобы послѣ перваго представленія снять съ репертуара очень крупную во всѣхъ отношеніяхъ пьесу. Въ высшей степени любопытно было бы знать, какими причинами обусловливался столь рѣдкостный казусъ, почти небывалый на казенной драматической сценѣ въ Москвѣ.

Ан.

"Русская Мысль", кн.II, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru