Решетников Федор Михайлович
Холера

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Современные сцены.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ
СОЧИНЕНІЙ
Ѳ. М. PѢШЕТНИКОВА

ВЪ ДВУХЪ ТОМАХЪ.

ПЕРВОЕ ПОЛНОЕ ИЗДАНІЕ
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
А. М. СКАБИЧЕВСКАГО.

Съ портретомъ автора, вступительной статьей А. М. Скабичевскаго и съ библіографіей сочиненій Ѳ. М. Pѣшетникова, >составленной П. В. Быковымъ.

ТОМЪ ВТОРОЙ.

Цѣна за два тома -- 3 руб. 50 коп., въ коленкоровомъ переплетѣ 4 руб. 50 коп.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, домъ No 2.
1904.

  

Холера.
Современныя сцены.

  

Въ будни.

   На углу ...ской улицы стоитъ каменный, трехъэтажный съ подвалами домъ. Такъ какъ онъ стоитъ на углу и выходитъ на двѣ улицы, то въ немъ двое воротъ, выходящихъ на двѣ улицы. Съ виду онъ имѣетъ желтый видъ и разнообразится окнами, т. е. разными занавѣсками въ окнахъ, разными вывѣсками надъ окнами нижняго этажа и особенно длинною вывѣскою "Гостиница Столица" и разукрашенными разными заманчивыми картинками на половинкахъ дверей. Вывѣски, кромѣ гостиницы, гласятъ, что въ домѣ живутъ: портной, сапожникъ, часовой мастеръ, колбасная, есть двѣ овощныя, два кабачка въ подвалахъ и одинъ булочникъ. Если поглядѣть на этотъ домъ съ другой стороны улицы, то домъ ничѣмъ не отличается отъ другихъ домовъ: въ лавкахъ, въ окнахъ виднѣются различныя вещи, у часового мастера часы, въ гостиницѣ бѣгаютъ служителя съ полотенцами и щетками, а въ черной половинѣ пьютъ чай какіе-то люди. Домъ какъ домъ, приклеившійся къ другимъ домамъ, такъ что можно новичку въ Питерѣ и пройти, не замѣтивъ его.
   Но такъ какъ теперь десятый часъ утра, то можно сказать, что въ этомъ домѣ, какъ и въ другихъ, жизнь уже давно началась: въ овощныхъ лавкахъ, въ кабакахъ въ отворенныя двери то-и-дѣло снуютъ люди: въ первыя -- женщины, бѣдно одѣтыя, въ послѣднія -- мужчины, бѣдно одѣтые; двери въ гостиницу отпираются тоже часто. Одно только странно, если припомнить прошлое время, ну хоть май мѣсяцъ нынѣшняго года: въ кабакахъ ни стукнетъ, ни крякнетъ; нѣтъ пляски, пѣсенъ, а въ самомъ домѣ всѣ окна заперты, даже много окопъ совсѣмъ закрыто занавѣсками. Мало этого, не только въ другихъ мѣстахъ, даже въ гостиницѣ народъ сидитъ поодаль. И этого мало -- изъ лавокъ идутъ торопливо, озираясь; по улицѣ идутъ тоже скоро, съ какою-то боязнью, точно хотятъ сказать: Господи, спаси помилуй!..
   Даже около воротъ, не только этого, но и другихъ домовъ, не толкается народъ, какъ прежде. А вонъ только дворникъ подчищаетъ метлой соръ у воротъ и, нехотя, что-то отвѣчаетъ городовому.
   Но вотъ выходитъ изъ воротъ женщина съ узелкомъ.
   -- Куда тѣ?-- спрашиваетъ ее дворникъ и загораживаетъ ей дорогу метлой.
   -- Извѣстно въ баню.
   -- Дура! холера!
   -- Что мнѣ холера!.. Самъ ты холера, чумазой чортъ!
   -- Въ бани ходить не велѣно, баба, потому значитъ вода.-- Продолжаетъ дворникъ тономъ ученаго.
   -- Ты разсказывай, а мнѣ тутъ съ вами тарантить есть время-то? и баба идетъ въ баню. Но немного погодя, ворочается.
   -- Ну что, воротилась?-- спрашиваетъ ее дворникъ.
   -- Отстань!... Мыло забыла.
   Входитъ она въ овощную лавку. Хозяинъ съ подручнымъ отпускаютъ двумъ кухаркамъ по книжкамъ.
   -- Куда ты, Марья Алексѣевна?-- спрашиваетъ вошедшую женщину подручный.
   -- Да вотъ, Николай Степанычъ, пошла я въ маскерадъ, а дворникъ стращаетъ.
   -- Что ты??
   -- Холера, говоритъ, ужь по банямъ ходитъ.
   Женщина ушла, а одна изъ кухарокъ, которая
   помоложе, въ красномъ полушалкѣ, стала продолжать прерванную рѣчь...
   -- Вотъ теперь какое у нея житье: жильцамъ говядины э сколько (показываетъ мизинцемъ), бульону пригоршинку; а котлетовъ съ чайную ложечку... Провалиться! (крестится)... Я имъ, говоритъ, уваженье хочу сдѣлать, потому холера... Теперь молодой жилецъ, что еще третьеводни къ вамъ за гильзами ходилъ, славный такой... такъ онъ и спрашиваетъ это хозяйку: за что ему убыль такая въ пищахъ вышла... Да и говоритъ: я вѣдь-де не кошка!.. Ахъ, говоритъ, хозяйка (качаетъ головой), и рада бы я вамъ, голубчикъ, сослужить, да бумага такая у меня есь. Холера теперь. А какъ да вы, спаси Богъ, захвораете? Кто Богу отвѣтъ дастъ? Да такъ пошла костить его, онъ и присмирѣлъ... Ну что бы ты думалъ: парня холера схватила...
   -- Что ты?!
   Оба лавочника и другая кухарка рты разинули.
   -- Ей-Богу! провалиться на семъ мѣстѣ... Чаю не захотѣлъ пить -- холера! За дохтуромъ послали. Хозяйка хочетъ полицію призывать: это, говоритъ, лавочникъ капусту дрянную пустилъ.
   -- Что она вретъ-то!.. Я хоть цѣлую кадку раздамъ даромъ, если моя капуста въ заразѣ. Капуста не свинина, да и въ свининѣ моей сами доктора нашли самое первое достоинство. Она пусть и не беретъ, не-то, отъ одной ея не обѣдняю.
   -- Ну ужъ не знаю.
   Въ лавку вошелъ чей-то лакей, кухарки ушли.
   Женщина подошла къ воротамъ. На стѣнахъ, по бокамъ воротъ, прибиты бумажки, извѣщающія проходящихъ о пустыхъ комнатахъ, и въ рамкѣ большое объявленіе: предосторожности на случай холеры.
   Женщина перекрестилась, вздохнула и пошла во дворъ. Дворъ узкій, грязный, но замѣтно, что политъ сегодня утромъ ждановской жидкостью. Но все-таки отъ стѣнъ несется зловоніе. На трехъ крылечкахъ вывѣски: направо сапожника и красильщика, налѣво портного, внизу, еще лѣвѣе, почти въ самомъ углу, противъ чердака, изъ котораго вышелъ дворникъ съ дровами, живетъ лудильщикъ.
   У оконъ сидятъ, налѣво во второмъ, направо во второмъ и третьемъ этажѣ, рабочіе въ синихъ, ночерпѣлыхъ отъ времени рубахахъ, въ фартукахъ. Окна отворены. Кое-кто насвистываетъ, кое-кто напѣваетъ вполголоса.
   Но въ сравненіи съ прежними днями и здѣсь какъ-то мрачно, невесело. Такъ и показывается прямо, что бѣднымъ людямъ тяжело отчего-то. Прежде рабочіе, по крайней мѣрѣ, кричали, орали, звонко переклинивались съ кухарками и горничными, а теперь вонъ на кухарку, вышедшую съ юбкой во дворъ, и прошедшую въ другое крыльцо горничную никто и вниманія не обратилъ. Или ужъ часъ такой выдался? А во дворѣ не жарко, потому-что погода стоитъ то сырая, то дождливая.
   Вотъ вошелъ во дворъ фельдшеръ.
   -- Лѣкарь!-- крикнули въ двухъ окнахъ.
   Фельдшеръ вошелъ въ лѣвое крыльцо. И во дворѣ настала гробовая тишина, изрѣдка прерываемая трескомъ отъ мостовыхъ.
   Старшій дворникъ Степанъ Никитичъ, увидавшій изъ дворницкой фельдшера, надѣвъ на себя поверхъ рубашки жилетку и схвативъ какую-то книжку съ окна, побѣжалъ на дворъ, держа книжку подъ лѣвой мышкой.
   -- Марья Васильевна, съ 18 No, воды требоваетъ...-- окликнулъ его другой дворникъ, вынося изъ лѣваго подъѣзда ведра съ помоями.
   -- Ну!.. Да смотри, выливай акуратно: шнырятъ топерь вездѣ... А дѣ лѣкарь?
   -- Къ портному, въ восьмой.
   Старшій дворникъ, кряхтя отъ полноты, поплелся по лѣстницѣ. Отворилъ онъ 8 No и вошелъ. Сначала, какъ водится, кухня. Изъ кухни проходныя комнаты съ большими столами, за которыми работаютъ портные. Налѣво ширмочки: тамъ комнаты собственно для подмастерьевъ, только двѣ хозяйскихъ комнаты не имѣютъ ширмъ: онѣ просторны, чисты, свѣтлы, а въ этихъ душно, пахнетъ махоркой.
   Фельдшеръ смотрѣлъ языкъ одного подмастерья; дворникъ смиренно стоялъ у дверей въ первой комнатѣ; подмастерья глядѣли на фельдшера то съ испугомъ, то съ любопытствомъ. Хозяинъ въ сюртукѣ стоялъ поодаль фельдшера; въ двери сосѣдней комнаты выглядывала молодая женщина въ ситцевомъ платьѣ; изъ кухни изъ-за плечъ дворника глядѣла кухарка.
   -- Языкъ хоть и бѣловатъ, но это пройдетъ. Нанизъ сколько разъ ходилъ?-- спрашивалъ фельдшеръ.
   -- А не ходилъ...
   -- Нѣтъ, это онъ вретъ!.. Я самъ вѣдь тебя, Николка, засталъ,-- проговорилъ, хохоча, другой подмастерье.
   -- Ты молчи, не тебя спрашиваютъ сюда.-- Крикнулъ хозяинъ.
   -- Значитъ ты здоровъ?
   -- Вотъ тѣ Христосъ!-- сказалъ подмастерье.
   -- Да они у меня никогда не хворали.
   -- Значитъ, всѣ здоровы?
   -- Всѣ.-- Отвѣчалъ хозяинъ. Чайку не хотите ли?
   -- Чашечку, пожалуй.
   -- А вонъ съ Яшкой холера: ужъ его драло, драло!..-- проговорилъ, смѣясь, осмотрѣнный.
   -- Ты молчи... Съ этой холерой просто бѣда: убытку одного почесть не сочтешь,-- говорилъ хозяинъ фельдшеру.
   -- Это такъ!.. Смучился я совсѣмъ.
   -- Ну!.. Водочки выпьемъ.
   Немного погодя, фельдшеръ толковалъ съ старшимъ дворникомъ на площадкѣ лѣстницы.
   -- Такъ всѣ здоровы?
   -- Всѣ, окромя чиновника.
   -- Только смотри вѣрнѣе: теперь бѣда!
   -- Что и говорить, страсть! Измаялся весь!
   Дворникъ повелъ фельдшера въ комнату чиновника, о которомъ говорила лавочникамъ кухарка.
   Но чиновника уже не было дома: онъ ушелъ на службу, какъ сказала хозяйка. Въ самомъ же дѣлѣ, чиновникъ былъ дома и уговорилъ хозяйку не сказывать его дома, потому-что у него болитъ голова только съ похмѣлья. Хозяйка, не желая связываться, была рада этому и даже принесла ему косушку водки по уходѣ фельдшера.
   По уходѣ фельдшера во дворъ вошелъ городовой, поглядѣлъ на дворъ, на стѣны, сказалъ старшему дворнику: чище, чище чтобъ все было; надзиратель скоро самъ будетъ!!-- И ушелъ.
   Пріѣхалъ докторъ, позвонилъ. Вышелъ дворникъ.
   -- А гдѣ здѣсь больные?
   -- Никакихъ-съ не имѣется, вашескородіе,-- отвѣчалъ съ испугомъ дворникъ.
   -- А у васъ бываетъ очередной докторъ?
   -- Какъ же-съ ежедневно.
   -- Однако здѣсь живетъ генеральша М.?
   -- Здѣсь-съ.
   И дворникъ побѣжалъ указывать подъѣздъ съ другой улицы.
   Черезъ часъ по всему дому распространилось, что въ домѣ генеральша захворала холерой.
   -- Эво куды пошла! Гляди, доберется и до лавокъ!-- смѣялись рабочіе.
   Къ вечеру рабочіе мужчины и женщины вымылись въ банѣ; а вечеромъ кабачки этого дома были полны. Разговоры шли о холерѣ. На лѣвой половинѣ говорили:
   -- И взаправду холера въ Питерѣ?
   -- Дурень: кабы не было, стали бы разѣ столько хлопотъ объ нашемъ братѣ заводить.
   -- А я читалъ: огурцовъ нельзя исть, а водку передъ обѣдомъ можно.
   -- Ей давай-ко сюды осьмуху...
   -- Огурцы можно въ препорцію. Право! Я завсягды по шести огурцовъ съѣдаю, да не хвораю-же.-- Говорилъ кабатчикъ.
   -- Слышите?.. Вали огурцовъ.
   -- Что жъ, братцы, водочки?-- говоритъ гостямъ кабатчикъ.
   -- Ладно... Коли попереску дашь, и то ладно.
   -- А водочки-перцовочки?
   Всѣ толкуютъ о хозяевахъ. Молодой маляръ наигрываетъ на гармоникѣ:
  
   Ахъ желѣзная дорожка! шириною два аршинъ!!
   По ней бѣгаетъ машинъ -- настоящій соловей!
   Ни качаетъ, ни трясетъ, словомъ вихоремъ несетъ!
   Сама скачетъ, сама пляшетъ,-- сама пѣсенки поетъ!..
   Знай нашихъ... Елеха воха?
  
   Входитъ городовой.
   -- По домамъ!!-- говоритъ онъ.
   Черезъ четверть часа кабаки запираются, за ними запираются ворота. Воздухъ дѣлается чище, свѣжѣе; въ домахъ, кое-гдѣ, отворены окна; во многихъ домахъ свѣтятся огоньки.
  

Воскресенье.

Утро.

   У воротъ того же дома стоятъ рабочіе. Кто въ рубахахъ, кто въ зипунахъ, кто въ поддевкахъ.
   Молодой парень въ красной ситцевой рубахѣ (обращаясь налѣво къ четыремъ подмастерьямъ). Надо бы Илюху-то провѣдать?.
   Голоса. Надо! надо! Всѣ мы подъ Богомъ ходимъ!
   Мужчина въ поддевкѣ. Слава Христу! Поменѣ, говорятъ, помиратъ.
   Мужчина въ халатѣ. Зналъ, не пошелъ бы нонѣ на заработки.
   Голосъ въ другой кучкѣ. А я слышалъ: бабъ да приказныхъ больше хворатъ, потому нутро у нихъ иное.
   Другой голосъ. Что ни говори, а скверно... Вотъ бы выпить, а кабаки заперты.
   Третій голосъ. Ужъ ты не одново раза сидѣлъ въ фарталѣ: какъ въ кабакъ, такъ и выводятъ на дорогу. Это все съ того началось, слышно -- что холера. А мнѣ сказывали совсѣмъ кабаки уничтожить хотятъ?
   Голоса. Этого не будетъ!
   Изъ воротъ выходитъ рабочій въ рубахѣ. Здорово!.. Аль не выпили?
   Голоса. То-то, видно, ты выпилъ?
   Рабочій (смѣясь). Я? Э, хватились... Гляди (кажетъ луковицу и закусываетъ). Со двора! право. Со двора можно.
   Человѣкъ пять уходятъ во дворъ.
   Изъ подваловъ, гдѣ кабаки, слышится гулъ.
   Изъ воротъ выходитъ молодая прачка. Молодой подмастерье подходитъ къ ней и, кланяясь, говоритъ любезно: съ ангеломъ, Марья Савишна.
   Прачка смѣется, подмастерье схватываетъ ее за рукавъ и тоже смѣется.
   -- По закупки али провѣтриться?
   Народъ хохочетъ. Прачка улыбается и убѣгаетъ.
   Подмастерье (толпѣ). А славная дѣвка, одно скверно: табаку много куритъ и сахару много жретъ.
   Народъ хохочетъ.
   Другой подмастерье (первому). Ты того и стоишь.
   Третій подмастерье (хлопая по плечу второго). Жениться, братъ, надо, авось дѣла пойдутъ какъ по маслу.
   Рабочій. Женишься-наплачешься, коли ѣсть нечего.
  

У часового мастера.

   Мастеръ въ сюртукѣ сидитъ у стола въ магазинѣ, около него, слѣва, стоитъ лудильщикъ въ халатѣ.
   Магазинъ запертъ.
   Лудильщикъ (слезно). Право слово, деньги до зарѣзу нужны.
   Мастеръ. Ну, а если спросятъ: чьи часы?
   Лудильщикъ. И!!, самъ я былъ по часовому-то мастерству ходокъ, да сбился. Эвто дѣло шуточное.
   Мастери.. Десять бери (встаетъ).
   Лудильщикъ. Не обидьте -- пятнадцать хошь.
   Мастеръ. Я сказалъ (хочетъ итти).
   Лудильщикъ (слезно). Ну, хошь двѣнадцать?
   Мастеръ (отпираетъ конторку). Такъ это вѣрно, что съ холернаго?
   Лудильщикъ (крестясь). Убей Богъ! Онъ у меня работалъ, ну и промыслилъ эти часы; а какъ захворалъ, и говоритъ: Иванъ Панкратовъ, можетъ, говоритъ, я помру въ холерѣ, такъ ты помяни мою душу...
   Мастеръ. А номеръ ли онъ?
   Лудильщикъ (крестясь). Въ газетахъ было писано: въ тотъ день тридцать семь померло... Самъ на Волково провожалъ,-- на рукахъ четверо несли -- провалиться!
   Мастеръ отдаетъ деньги лудильщику. Лудильщикъ уходитъ.
   Мастеръ (смотритъ часы). Золотые!.. Кажись, у меня были?.. Да! тринадцать камней. Рублей сорокъ выручу... А кладъ мнѣ этотъ народъ: главное, не продастъ, не выручитъ.
  

Во второмъ часу.

   Изъ кабаковъ слышатся пѣсни. Половина рабочихъ подгуляла, половина сидитъ вокругъ грамотѣя, который держитъ "Сынъ Отечества".
   1-й рабочій. Ты читай о холерѣ, косушку поставимъ.
   2-й рабочій. То само мѣсто читай, гдѣ сказано: какъ ея зачало, какъ ея опасаться должно.
   1-й рабочій. Не то: по всему свѣту она ходитъ, али какъ?.. Вѣдь тоже у меня, у него семьи... Мы здѣсь, а они какъ?
   Грамотей. Про это дохтуровъ, чать, надо спросить.
   3-й рабочій. А тутъ не показано?
   Грамотей. Нѣ.
   1-й рабочій. Наплевать!.. Ужъ я не хотѣлъ было пить, да видно надо. Хватимъ? (товарищамъ). Бросай ее (газету бросаютъ подъ столъ).
   Подходятъ къ стойкѣ и берутъ двѣ косушки. Выпивши, закусываютъ сухарями и свѣжепросольнымъ огурцомъ.
   По выходѣ изъ кабака они совѣтуются: какъ бы имъ пообѣдать. Одинъ совѣтуетъ итти въ харчевню.
   2-й рабочій. Претитъ, чтобъ имъ околѣть всѣмъ этимъ харчевнямъ!..
   Грамотей. Купимте осердія, да и въ кабакъ... Кабы дома?.
   1-й рабочій (вздыхая). И не говори!.. Совсѣмъ сбили, чтобъ имъ...
  

Въ квартирѣ портного.

   Четверо малолѣтковъ, два закройщика и трое подмастерьевъ сидятъ вокругъ большого стола, покрытаго скатертью. На столѣ ковриги чернаго хлѣба, деревянныя чашки, ложки, вилки, большой ножъ. Всѣ уже подвыпили и разсуждаютъ про закройщика Никифора, какъ онъ заболѣлъ холерой, и какъ потомъ Карлъ Ивановичъ сѣтовалъ объ немъ.
   Входитъ хозяинъ, фамилія нѣмецкая и выговоръ нѣмецкій, но родился въ Петербургѣ. Въ рукѣ у него бутылка. Самъ онъ выпивши.
   -- Ну, ребята, кушайте шнабсъ! Потому многа нельзя,-- мала по стаканчику мощна.
   Работники встаютъ и благодарятъ хозяина: кто наклоненіемъ головы, кто просто отряхиваетъ волосы.
   Хозяинъ. Ну, выпивайтъ, кто старшъ!.. Иванъ?
   Рабочіе выпили но стакану, кромѣ подростковъ.
   Хозяинъ (указывая на хлѣбъ). Закусивайтъ. (Работники рижутъ хлѣбъ, ломаютъ и ѣдятъ).
   Хозяинъ. Ну, теперь будетъ сюда докторъ... Комнатъ свѣжъ? (Нюхаетъ). Та!! Штаповска шиткость!.. А штопъ ей холеръ сдохнуть... (уходитъ).
   1-й подмастерье. Подлецъ! Такъ бы и пырнулъ тебя вилкой... Какъ холера, и жидкость появилась...
   2-й подмастерье. И кормить по праздникамъ лучше сталъ...
   1-й закройщикъ. Зато за починку платьевъ себѣ деньги беретъ.
   2-й подростокъ. Вчера меня хлесталъ-хлесталъ за то, что я тебѣ пальтишко заштопывалъ.
   Кухарка приноситъ щей. За ней входитъ хозяинъ съ докторомъ.
   Докторъ (нюхая воздухъ). Отлично! Почаще только нужно помахивать флагомъ.
   Хозяинъ (потирая руки). О! Я... всегда... Я плагородна шеловѣкъ!.. Неугодно ли поглядайтъ (подводитъ доктора къ щамъ).
   Докторъ. Да, недурно вы кормите...

-----

   На улицахъ меньше зимняго народу. Народъ этотъ идетъ больше рабочій, чиновный, служилый; и другихъ тоже не очень много. Однако, не смотря на холеру, многіе идутъ веселые, попадаются и пошатывающіеся. Изъ кабаковъ слышатся пѣсни; оттуда выходятъ немного выпившіе и, пройдя немного, заходятъ въ другіе кабачки.
   Везутъ покойника. Мужички скидываютъ шапки и фуражки и съ благоговѣніемъ молятся, остальные прохожіе, не снимая фуражекъ и шляпъ, проходятъ мимо и вздыхаютъ... Прошли дроги, скрылись,-- и печальное настроеніе загладилось другими разнообразными впечатлѣніями, которыя всякому извѣстны въ Петербургѣ.
   Съ пяти часовъ еще крѣпче закутилъ русскій народъ и забылъ совсѣмъ о холерѣ. Пошатываетъ пьяныхъ по улицамъ, шатаются пьяные въ Александровскомъ паркѣ; а въ десять часовъ, когда возвращается домой съ гуляній полупьяная и пьяная состоятельная публика, уже спитъ русскій рабочій народъ, только кое-гдѣ въ кабачкахъ и на улицахъ, по Обводному каналу и на Петербургской сторонѣ, идетъ ругань ихъ собратій изъ-за чего-нибудь.
   А завтра? Завтра что будетъ, то Богъ дастъ... Его Божья воля!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru