Решетников Федор Михайлович
Сутки в казенной квартире

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ
СОЧИНЕНІЙ
Ѳ. М. PѢШЕТНИКОВА

ВЪ ДВУХЪ ТОМАХЪ.

ПЕРВОЕ ПОЛНОЕ ИЗДАНІЕ
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
А. М. СКАБИЧЕВСКАГО.

Съ портретомъ автора, вступительной статьей А. М. Скабичевскаго и съ библіографіей сочиненій Ѳ. М. Pѣшетникова, составленной П. В. Быковымъ.

ТОМЪ ВТОРОЙ.

Цѣна за два тома -- 3 руб. 50 коп., въ коленкоровомъ переплетѣ 4 руб. 50 коп.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, домъ No 2.
1904.

  

Сутки въ казенной квартирѣ.

   Въ Петербургѣ писаря нѣсколькихъ вѣдомствъ, женатые и холостые, живутъ на казенныхъ квартирахъ. Попасть на казенную квартиру довольно трудно тому, кто не отличился чѣмъ-нибудь или чѣмъ-нибудь не нравится столоначальнику, отъ котораго зависятъ всякія награды и всякія поощренія. Зато ужъ если, напримѣръ, холостой получилъ казенную квартиру, то онъ старается не только обзавестись своимъ хозяйствомъ, жениться, но даже и покончить свою служебную дѣятельность, закрѣпивъ эту квартиру за своими дѣтьми мужескаго пола, которыя обыкновенно поступаютъ на службу въ то же министерство и въ тотъ же департаментъ, гдѣ служатъ и отцы. Переходятъ квартиры и къ зятьямъ, живущимъ или въ томъ же зданіи въ своей квартирѣ, или у кого-нибудь на хлѣбахъ и, въ этомъ случаѣ, одна квартира отдается въ наймы постороннимъ, а въ другой, состоящей изъ двухъ или трехъ комнатъ, помѣщается семейство служащаго писаря. Бываетъ еще и такъ, что холостой писарь, получающій жалованья по второму или первому разряду рубл. 16 или 25, предпочитаетъ за лучшее отдать свою казенную квартиру частному лицу за 18 или 20 руб. въ мѣсяцъ, а самъ помѣщается на Петербургской сторонѣ или на Пескахъ, въ меблированной комнаткѣ, за которую платитъ пять или семь рублей. А такъ какъ отъ хозяевъ казенныхъ квартиръ эти квартиры не отнимаютъ, то въ настоящее время довольно трудно попасть въ нихъ, такъ какъ кандидатовъ въ каждомъ министерствѣ или д--тѣ (тамъ гдѣ полагаются квартиры) много. Злобствуя другъ на друга, они всякими мѣрами изловчаются, чтобы какъ-нибудь попасть на вакансію.
   Я не буду говорить о большихъ квартирахъ, квартирахъ семейныхъ людей, съ разными любовными похожденіями, а только обрисую одну холостую квартиру одного изъ департаментовъ какого-нибудь министерства.
   Въ зданіи подразумѣваемаго министерства множество квартиръ. Эти квартиры въ одну и нѣсколько комнатъ занимаются людьми, преимущественно служащими въ самомъ министерствѣ; но особенно изъ нихъ выдаются двѣ квартиры холостыя. Такъ какъ жизнь въ этихъ холостыхъ квартирахъ устроена одинаково, и разницы между тѣми и другими жильцами нѣтъ, то я буду разсказывать только объ одной изъ нихъ.
   Эта квартира находится въ пятомъ этажѣ, на сто двадцать четвертой ступенькѣ отъ мостовой. Лѣстница хотя и широкая, но грязная и вонючая.
   Квартира состоитъ изъ трехъ комнатъ. По виду отличается отъ семейныхъ квартиръ тѣмъ, что въ каждой комнатѣ стоятъ по три кровати, заставленныя каждая плетеными ширмами; въ каждой комнатѣ стоятъ но три стола, но три комода и по нѣскольку стульевъ. На стѣнахъ зеркалъ нѣтъ, а есть нѣсколько литографированныхъ картинъ и портретовъ, на окнахъ также нѣтъ ни цвѣтовъ ни занавѣсокъ. Судя по ширмамъ, всякій можетъ заключить, что за каждой ширмой скрывается писарь: тутъ собственно настоящая его квартира, а все остальное пространство за ширмами принадлежитъ обществу, состоящему изъ трехъ писарей, живущихъ въ этой комнатѣ, исключая столовъ и комодовъ, на которыхъ преимущественно занимается ихъ владѣлецъ, и уже другой изъ трехъ не имѣетъ права ни заниматься на чужомъ столѣ, ни обѣдать на немъ, ни класть на комодъ или въ комодъ вещи, такъ же какъ не имѣетъ права въ отсутствіе товарища распорядиться его избушкой -- мѣстомъ, огороженнымъ ширмами.
   Комнаты проходныя.
   Живутъ въ нихъ девять человѣкъ. Одни изъ нихъ съ грѣхомъ пополамъ выучились грамотѣ, другіе окончили курсъ даже въ уѣздномъ училищѣ. Всѣ они пріѣзжіе, во вниманіе за хорошій почеркъ и по случаю перевода, имъ и дали казенныя квартиры; на эти квартиры петербургскому уроженцу попасть невозможно, да и пріѣзжему попасть довольно трудно, такъ какъ общество писарей, состоящее изъ полнаго комплекта, т. е. девяти человѣкъ, никакъ не рѣшится пустить къ себѣ еще десятаго и такимъ образомъ стѣснить себя, а если одинъ изъ девяти выбудетъ на постороннюю квартиру или куда-нибудь, то его мѣсто считается принадлежащимъ остальнымъ двумъ, жившимъ съ нимъ въ одной комнатѣ, и на мѣсто выбывшаго никто не принимается, потому-что выбывшій, можетъ-быть, захочетъ снова водвориться въ казенной квартирѣ. Когда онъ умретъ или выйдетъ въ отставку, тогда дѣло другое.
   Прежде, говорятъ, въ этой казенной квартирѣ помѣщалось человѣкъ двадцать, но потомъ эта цифра все болѣе и болѣе уменьшалась и, наконецъ, дошла до девяти, и девять чиновниковъ продолжаютъ уже жить четыре года.
   Перебраться изъ комнаты въ комнату также довольно трудно, такъ какъ нужно спросить обитателей другой комнаты, согласны ли они принять такого-то къ себѣ; да и тотъ, кому сдѣлано это предложеніе, нескоро согласится, потому-что обыкновенно привыкаетъ къ одному мѣсту и къ своимъ товарищамъ, которые только любятъ переселяться въ третью комнату, черезъ которую уже никто не проходитъ, значитъ, меньше стуку и меньше надзору со стороны посторонняго человѣка или проходящаго товарища.

-----

   Шесть часовъ утра. Кухарка, получающая жалованья четыре рубля, кофе и сахаръ по фунту въ мѣсяцъ, затопивши плиту, умылась, причесалась и пошла въ комнаты.
   На одной кровати нѣтъ никого. Она подошла къ другой. На кровати спятъ двое, головы закрыты, но изъ-подъ одѣяла вышли три ноги. На полу лежитъ кринолинъ.
   -- Сава Савичъ!-- сказала кухарка и ткнула указательнымъ пальцемъ правой руки въ одѣяло.
   -- Пора вставать: шесть давно било,-- говоритъ кухарка.
   Одѣяло распахнулось: рыжеволосый мужчина и черноволосая женщина лежали спинами другъ къ другу
   Мужчина утиралъ глаза руками и безсмысленно глядѣлъ на кухарку. По глазамъ и по лицу замѣтно, что онъ вчера изрядно выпилъ.
   -- Который часъ?-- спросилъ онъ хриплымъ голосомъ.
   -- Да скоро семь. Вы въ шесть велѣли разбудить... Я будила, будила, не могла добудиться.
   -- Самоваръ,-- сказалъ мужчина, не приказывая, а такимъ тономъ, который означалъ: поставленъ или нѣтъ самоваръ.
   Кухарка пошла въ другую комнату. Тамъ всѣ спали. Забравъ три пары сапогъ, кухарка отправилась въ третью, послѣднюю комнату и, какъ только вошла въ нее, остановилась съ изумленіемъ.
   За среднимъ столомъ сидѣлъ писецъ Козловъ въ исподнемъ бѣльѣ, босой. Сидѣлъ онъ на стулѣ по-собачьи, т. е. ноги были на стулѣ. На столѣ стоялъ полуштофъ, въ которомъ было еще съ двѣ рюмки водки; онъ держалъ въ правой рукѣ рюмку, а въ лѣвой чеснокъ и, повидимому, думалъ: пить ли ему или нѣтъ; онъ былъ уже пьянъ.
   -- Что вы это, Степанъ Иванычъ?!-- сказала кухарка.
   Степанъ Иванычъ залпомъ выпилъ изъ рюмки, замоталъ головой, сталъ отплевываться и, наконецъ, произнесъ:
   -- Съ пятаго часу! И онъ торжественно взялъ въ руку полуштофъ и стукнулъ имъ по столу.
   -- Покоя мнѣ не далъ, Агафья: съ четырехъ часовъ съ полуштофомъ возится,-- проговорилъ человѣкъ изъ-за ширмъ, стоящихъ ближе къ двери. За третьими ширмами въ углу возился третій человѣкъ и, наконецъ, вышелъ оттуда. Это былъ высокій худощавый мужчина, съ густыми баками и коротенькими черными волосами.
   -- Раненько, раненько, Степанъ Иванычъ!-- сказалъ онъ, проходя мимо Козлова.
   -- А вы что думаете: я не пойду на службу? Какъ стеклышко явлюсь.
   -- То то, четвертый ужъ день являешься.-- И высокій человѣкъ ушолъ умываться.
   Степанъ Иванычъ еще выпилъ рюмку водки и пошолъ къ своей кровати,-- его пошатывало. Онъ воротился къ столу и взялъ съ собой полуштофъ и рюмку. Дорогой онъ ворчалъ: а подъ ты къ лѣшимъ!.. Агафья, водки!.. и хохоталъ.
   За ширмами Степана Иваныча находились: кровать съ соломеннымъ тюфякомъ, двумя подушками и одѣяломъ, на стѣнѣ висѣли два сюртука, брюки, гитара, халатъ; около кровати стоялъ столъ, на которомъ находилось зеркало, коробки, баранки, бумаги и разная мелочь; на ширмы наклеены разные портреты.
   -- Саша!.. слушай-ко, Саша?-- проговорилъ Степанъ Иванычъ, когда легъ на кровать.
   -- Ну?-- сказалъ лежащій у дверей.
   -- Разбуди въ десять часовъ.
   -- Ладно.
   Затѣмъ въ этой и въ другой комнатѣ водворилась тишина, только въ крайней разговаривали въ три голоса, разговоры шли о вчерашней карточной игрѣ. Минутъ черезъ пять вдругъ кто-то замѣтилъ:
   -- Семенъ Васильичъ, вы не извольте приглашать къ себѣ дамъ.
   -- А что такое?! Развѣ я въ своемъ углу не властенъ дѣлать то, что мнѣ хочется.
   -- Во однако неприлично. Мы христіане.
   -- Я не къ вамъ пришла,-- сказала дама.
   -- Молчать!-- заревѣлъ кто-то.
   -- Да Яковъ Петровичъ и съѣдетъ отъ васъ,-- возразила дама.
   -- Не съ вами говорятъ.
   Что-то зазвенѣло, но скоро во всей квартирѣ настала тишина.
   Вдругъ захохотала кухарка: въ кухню является отсутствующій квартирантъ въ сюртукѣ, безъ фуражки. Лицо, сюртукъ и брюки были забрызганы грязью.
   -- Пальто сняли! часы взяли...-- говорилъ онъ.
   -- Да ты гдѣ былъ!
   -- Въ паркѣ Александровскомъ.
   Товарищи захохотали. Онъ началъ разсказывать свои похожденія, характеризующія холостого человѣка, живущаго на казенной квартирѣ: денегъ мнѣ много нельзя имѣть, потому я говорилъ вамъ, какъ только получу награду, заведу платье. Получилъ, а вы съ поздравкой. Тутъ и пошло -- и въ трактиръ, и въ сады... И для чего? только пить, да заставлять играть. А тутъ гляжу и бумажникъ гдѣ-то вытащили. А ужъ вчера не помню, какимъ я манеромъ у басейнаго пруда очутился... Проснулся -- лежу передъ лицомъ Всевышняго... Всталъ и фуражки нѣтъ, и часовъ нѣтъ, и денегъ нѣтъ... Иванъ Иванычъ, дай опохмѣлиться и свою фуражку...-- заключилъ онъ, обращаясь къ высокому человѣку.
   Тотъ далъ десять коп. и фуражку.
   Мало-по-малу обитатели квартиры встали всѣ, кромѣ Степана Иваныча, котораго не будили, потому-что еще не было десяти часовъ, и расхаживали по комнатамъ въ халатахъ... Пришедшій безъ пальто и безъ часовъ чистился и разсказывалъ, какъ его чортъ угораздилъ вчера шататься по Петербургской сторонѣ. Товарищи хохотали и дразнили его то пальтомъ, то часами.
   Время шло скучно, потому-что говорить было рѣшительно не о чемъ; заговоритъ кто-нибудь объ игрѣ на бильярдѣ или о вчерашней прогулкѣ, да такъ и покончитъ на трехъ словахъ, потому что слушатели только отвѣчаютъ: мм!
   Впрочемъ, всѣ поперемѣнно просили Иванова разсказать, какъ онъ ночевалъ на свѣжемъ воздухѣ и какъ всталъ и пошелъ безъ фуражки, и это развлекало всѣхъ. Онъ просилъ товарищей не разсказывать объ этомъ обстоятельствѣ никому въ д--тѣ, и всѣ побожились, что не выдадутъ...
   Пьютъ чай, каждый отдѣльно, за своимъ столомъ; пьютъ медленно, стакана по четыре и по пяти, и въ это время переговариваются другъ съ другомъ о чемъ-нибудь, но неохотно.
   Такъ продолжается до десяти часовъ, когда начинаютъ собираться на службу. Начинаютъ трясти Степана Иваныча, но онъ спитъ какъ мертвый. Товарищи издѣваются надъ нимъ.
   -- Положите его на полъ,-- говоритъ рыжеволосый.
   -- Нѣтъ, на полъ не стоитъ: лучше на его столъ и покроемъ простыней.
   Товарищи хохочутъ и дѣлаютъ такъ, какъ присовѣтовалъ Злобинъ, низенькій плѣшивый чиновникъ.
   -- Вотъ, потомъ не насмѣхайся надъ тѣмъ, кто старше тебя!-- говорилъ Злобинъ, улыбаясь, указывая правой рукой на спящаго Степана Иваныча. Кухарка, пришедшая посмотрѣть на эту сцену, звонко хохотала.
   -- Такъ и надо, такъ и надо! зачѣмъ въ прошлый разъ обозвалъ меня негодной женщиной,-- сказала она.
   Товарищи Козлова долго хохотали надъ нимъ и веселые разбрелись кто на службу, кто погулять до двѣнадцати часовъ. Остались только двое: высокій человѣкъ, живущій въ углу третьей комнаты, Иванъ Иванычъ Степановъ и Алексѣй Яковлевичъ Сутугинъ, человѣкъ двадцати шести лѣтъ, считающійся женскою половиной этого дома за красавца, а мужчинами за волокиту. Онъ жилъ во второй комнатѣ и теперь читалъ книгу. Степановъ сидѣлъ въ сюртукѣ за своимъ столомъ и считалъ что-то на счетахъ. Къ нему подошла кухарка.
   -- Какъ ты думаешь, что сегодня готовить?-- спросилъ Степановъ кухарку.
   Кухарка хихикнула и сказала: не знаю.
   -- Нѣтъ однако: супъ надоѣлъ...
   -- Да супъ Егоръ Матвѣичъ любитъ.
   -- Мало ли что онъ любитъ... Алексѣй Яковлевичъ, что по вашему сварить сегодня?-- крикнулъ Степановъ Сутугину.
   -- Лапшу.
   -- То, то, то!.. Прекрасно... Ну, сколько тутъ муки потребуется?
   Написавъ чего нужно для лапши, Степановъ написалъ въ книжку требованіе изъ лавки муки, масла, мяса и пр. и, выдавъ кухаркѣ денегъ, ушелъ.
   Иванъ Иванычъ живетъ въ этой квартирѣ давно и, вотъ уже шесть лѣтъ, какъ онъ состоитъ въ чинѣ коллежскаго секретаря. По этому ли праву старшинства или потому, что его физіономія располагаетъ къ себѣ другихъ, только во всей квартирѣ онъ считается чѣмъ-то въ родѣ управителя. Такъ онъ разрѣшаетъ споры товарищей, всѣ слушаются его совѣтовъ, онъ унимаетъ ссоры и, главное -- управляетъ столомъ, а такъ какъ пищу приготовляетъ кухарка, то кухарка находится въ подчиненіи у Степанова и только его одного боится. Квартиранты всѣ обѣдаютъ дома, и каждый платитъ Ивану Иванычу за пищу дъ мѣсяцъ по семи рублей; кому и не нравится столъ, и тотъ не протестуетъ, зная очень хорошо, что протестъ ни къ чему не поведетъ. Также товарищи не заглядываютъ въ его расходную книжку и на доходы его отъ стола смотрятъ снисходительно изъ уваженія къ его долголѣтней службѣ.
   Иванъ Иванычъ человѣкъ трезвый, въ карты не играетъ, въ пьяныхъ компаніяхъ не участвуетъ и, хотя это иногда и не нравится товарищамъ, и они, пьяные, частенько ругаютъ его жидомъ, но трезвые всегда относятся къ нему съ почтеніемъ и называютъ даже добрымъ человѣкомъ, потому что онъ частенько даетъ въ займы денегъ по три процента на рубль и дешево продаетъ поношенное платье. Кромѣ этого, въ качествѣ главы въ квартирѣ, онъ можетъ присовѣтовать товарищамъ: выгнать съ квартиры какого-нибудь буяна, пустить или нѣтъ такого-то за вакансію и т. п.
   Сутугинъ, почитавши немного книгу, положилъ ее на столъ и сталъ черкаться на бумагѣ. Это занятіе продолжалось съ четверть часа. Онъ скучалъ и не зналъ, какъ провести время.
   -- Агафья!-- крикнулъ онъ кухаркѣ.
   Кухарка вошла въ комнату.
   -- Если придетъ Марья Степановна, скажи, что я къ ней зайду завтра... А сапоги чистила?
   -- Не видите, что ли!-- сказала кухарка, указавъ рукой на кровать Сутугина, и вышла.
   Сутугинъ сталъ одѣваться. Въ это время въ комнату его вошла пожилая женщина, съ хитрымъ взглядомъ и постоянно передергивающейся физіономіей.
   -- Здравствуйте, Алексѣй Яковлевичъ... Я было думала, что вы уже ушедши.
   -- Садитесь.
   Начались разговоры о погодѣ, сѣтованія на жару и т. п.
   -- Ну, какъ дѣла?-- спросилъ Сутугинъ женщину.
   -- Дарья Сергѣевна и руками и ногами...
   -- Неужели?-- спросилъ съ испугомъ Сутугинъ, и лицо его стало блѣднѣе прежняго.
   -- Прихожу это я вчера утромъ, какъ ейная мать на Сѣнную ушодши... Ну и спрашиваю, эдакъ, околицей: а что молъ, не получили ли вы, Дарья Сергѣевна, письма отъ Сутугина? А она, какъ взглянетъ, чуть-чуть не пронзить хочетъ,-- а ты, говоритъ, не свахой ли ужъ сдѣлалась?-- Нѣтъ, говорю, просилъ надпомянуть. Она это и говоритъ: скажи ему, что я такихъ писемъ не одинъ десятокъ получала и всѣ въ печку бросила. Я, говоритъ, знаю, на что они мѣтятъ: на деньги маменькины... А я, говоритъ, этого Сутугина давно знаю: у него что ни день, то любовница... Знаю, говоритъ, что онъ не къ одной уже дѣвушкѣ, что въ нашемъ зданіи живутъ, подмазывался...
   -- Ты бы сказала, что я человѣкъ трезвый, скоро чинъ получу и жалованья получаю до шести сотъ рублей въ годъ,-- сказалъ Сутугинъ... Вѣдь она знаетъ, при комъ я служу...
   -- Говорила. Нѣтъ, говоритъ, я замужъ не пойду: я въ монастырь.
   -- Зачиталась, значитъ?-- произнесъ Сутугинъ съ сердцемъ.
   -- Когда, говоритъ, мой папенька былъ живъ, за мной все столоначальники ухаживали, да я и на нихъ плевать хотѣла, а какъ онъ умеръ, всѣ и позабыли обо мнѣ. Теперь я и поняла, говоритъ, мужчинъ... А вотъ я лучше тебѣ Переплетчикову совѣтовала-бы взять: вѣдь свой домъ.
   -- Зато въ Гавани! Штука мнѣ оттуда ходить.
   Сваха начала уговаривать Сутугина жениться на дѣвицѣ Переплетчиковой, увѣряя его, что она сама своими глазами видѣла у ея матери много кредитныхъ билетовъ, что домъ можно продать и купить гдѣ-нибудь на эти деньги, хоть на Пескахъ, хоть на Петербургской сторонѣ.
   -- Да скучно, Анна Ивановна! Ты не повѣришь, какъ я не радъ этому обществу -- адъ!.. Просто въ голову ничего нейдетъ. Сядешь писать -- нѣтъ!.. Совсѣмъ поглупѣлъ я здѣсь. Погляди-ка!-- И онъ потащилъ сваху къ двери въ третью комнату. Та, какъ взглянула, такъ и всплеснула руками.
   -- Господи! померъ?
   -- Пьянаго положили, не чувствовалъ! Ну, развѣ могу я жить въ этомъ проклятомъ обществѣ?
   -- Надо, надо жениться... Такъ сходить туда -- къ Переплетчиковой-то?
   -- Сходи.
   Сваха пошла. Сутугинъ надѣлъ пальто; въ кухню вошла смазливенькая дѣвушка годовъ 19-ти, вѣроятно, модистка.
   -- Маша!!-- сказалъ Сутугинъ и поздоровался съ дѣвушкой за руку.
   -- Такъ-то вы, милостивый государь... Да я васъ на весь дворъ осрамлю...-- проговорила дѣвушка, вспыхивая... Вы думаете я ничего не знаю... Мнѣ все извѣстно...
   Нецѣломудренный Сутугинъ смѣшался; дѣвушка кричала, плакала, потомъ стала ругаться. Однако Сутугинъ вышелъ чернымъ ходомъ, а дѣвушка осталась въ кухнѣ и стала допытываться правды отъ кухарки.
   Это была та Марья Сергѣевна, насчетъ которой Сутугинъ отдалъ раньше прихода свахи приказаніе, и она была уже не первая невѣста Сутугина. Но кухарка ничего не могла присовѣтовать кромѣ того, какъ итти къ мировому судьѣ; съ этою мыслью Марья Сергѣевна ушла.
   Во всей квартирѣ сдѣлалось тихо, только на плитѣ въ кухнѣ шипѣла вода. Кухарка угощала кофеемъ своего жениха, какого-то артельщика, и продолжала съ нимъ дружественные разговоры на счетъ ихъ будущей жизни.
   Онъ говорилъ, что онъ честный человѣкъ, выпиваетъ только въ свои именины и въ большіе праздники, что у него есть сюртукъ даже поновѣе надѣтаго на немъ, и что теперешняго жалованья будетъ хватать, если она сама не будетъ сидѣть, сложа руки; она говорила, что у нея уже накоплено нѣсколько фунтовъ сахару, есть кой-какія деньжонки, и она, послѣ свадьбы, займется стиркою бѣлья на сторону.
   Вдругъ что-то грохнуло. Женихъ вскочилъ отъ испугу, но кухарка, не трогаясь съ мѣста, захохотала.
   -- Это наше чудовище грохнуло!-- сказала она и пошла въ комнаты.
   Степанъ Иванычъ поднимался съ полу, когда вошла кухарка.
   -- Скажи-ка, какъ это я? на столъ-то?!
   -- Да какъ сидѣли даве у стола, такъ и заснули.
   -- Неужели?? Черти! И на кровать не могли снести...
   Кухарка хохотала и хохоча ушла въ кухню.
   Степана Иваныча, какъ говорится, ломало. Хотѣлось и выпить водки, но при самомъ взглядѣ на полуштофъ его тошнило; хотѣлось и выпить чего-нибудь сладкаго или кислаго, чего онъ не зналъ. Вотъ онъ и пошелъ въ халатѣ къ кухаркѣ.
   -- Чего бы испить?-- спросилъ онъ ее.
   -- Пейте воду,-- кадка-то полна.
   -- Гадость! и Степанъ Иванычъ махнулъ рукой.
   -- Ну, чаю?
   -- Не хочу... Нѣтъ, чего бы такого однако?..
   -- Я почемъ знаю... Молока съ квасомъ хотите?
   -- Гадость... Стой!.. Чесноку бы.
   -- Развѣ чеснокъ вода? Уйдите!
   Степанъ Иванычъ ушолъ въ свою комнату и сталъ разсуждать вслухъ про свою особу: "ну, что я за человѣкъ? Свинья. Денегъ ни копейки... А на службу, какъ пойдешь: даже совѣстно въ глаза людямъ посмотрѣть. А вѣдь прежде я получалъ шесть рублей и не пилъ. И тамъ я былъ дрянь и здѣсь дрянь... До чину немного... А все таки я пустой человѣкъ. Нѣтъ, они пустые! Они рады посмѣяться надъ товарищемъ, наскажутъ въ д--тѣ, Богъ знаетъ, чего... А зачѣмъ я пью?.. Онъ задумался, но не могъ разрѣшить этого вопроса. Взялъ онъ гитару Степанова, посмотрѣлъ на нее, замѣтилъ, что руки трясутся, и повѣсилъ ее на свое мѣсто.
   Полежалъ онъ немного и сталъ одѣваться, но когда сталъ смотрѣться въ зеркало, то смѣшно было на него смотрѣть: то языкъ высунетъ, то отворачивается въ сторону и, высунувъ языкъ на лѣвую сторону, онъ машетъ лѣвой рукой и говоритъ вслухъ: фу!! да будь ты проклятъ! то кланяется зеркалу, или самому себѣ; потомъ, неизвѣстно для чего, онъ сталъ скоблить ножичкомъ языкъ. За этимъ засталъ его пріятель, выгнанный изъ этой же квартиры. Этотъ человѣкъ въ отставкѣ додумался до того, что единственное средство для поправленія своихъ дѣлъ -- жениться на дѣвушкѣ съ деньгами. И онъ это сдѣлалъ и помогъ этому Степанъ Иванычъ, который, впрочемъ, въ случаѣ отказа матерью невѣсты его пріятелю, хотѣлъ самъ жениться на этой дѣвушкѣ, у которой, какъ говорила мать, есть и приданое хорошее и три тысячи денегъ въ сиротскомъ судѣ.
   -- Покорно благодарю, Степанъ Иванычъ! всучилъ!!-- кланялся гость.
   -- Что?-- спросилъ пріятеля Степанъ Иванычъ.
   -- Пойдемъ къ мировому судьѣ.
   -- Да въ чемъ дѣло-то?
   -- Нѣтъ, пойдемъ, пойдемъ.
   -- Да ты видишь, въ нормальномъ ли я положеніи... Да и ты что же это -- пріятель еще?
   -- Да знаешь ли ты, что оказалось: сегодня мать сказала мнѣ, что у нея въ сиротскомъ судѣ лежитъ всего-то на-всего двадцать пять рублей, а что, говоритъ три тысячи, такъ это, говоритъ, вамъ обоимъ во снѣ пригрезилось.
   Долго горевали пріятели; хотѣлось выпить обоимъ, но ни у того ни у другого не было ни копейки: Степанъ Иванычъ пропилъ жалованье, хотя въ это время и было седьмое число, а его пріятелю теща не давала ни копейки, потому-что у нея у самой ничего не было.
   -- Переѣзжай ко мнѣ за десять рублей; я тебя кормить буду,-- предложилъ пріятель Козлову.
   -- Да гдѣ жить-то?
   -- Съ нами въ одной комнатѣ.
   -- Идетъ.
   И пріятель повелъ Козлова къ себѣ.
   -- Закатился опять, красное солнышко,-- проговорила кухарка, запирая за ними дверь.
   Съ двѣнадцати до четырехъ часовъ никого нѣтъ въ квартирѣ чиновниковъ, кромѣ кухарки и ея жениха, который, впрочемъ, приходитъ очень рѣдко, и поэтому кухарка, убирая комнаты и работая въ кухнѣ, поетъ пѣсни такъ, что ихъ слышно во всемъ дворѣ. Въ кухнѣ, около плиты она управляется скоро и, такъ какъ ей до четырехъ часовъ дѣлать нечего, то она на полчаса ложится отдохнуть или разговариваетъ съ кухарками на лѣстницѣ или, сидя на окнѣ, съ дочерьми курьеровъ, проходящими но двору и освѣдомляющимися со свой стороны о здоровьи котораго-нибудь изъ жильцовъ этой квартиры.
   Но вотъ начинаютъ жильцы приходить изъ д-та. Первый приходитъ Иванъ Иванычъ и раздѣвается. Кухарка накрываетъ столъ, а Иванъ Иванычъ, облачившись въ халатъ, идетъ умываться. Передъ обѣдомъ онъ выпиваетъ двѣ рюмки водки, но за ширмами, чтобы никто не видѣлъ; однако жильцы этой квартиры знаютъ, что Иванъ Иванычъ выпиваетъ только передъ обѣдомъ и все-таки, несмотря на то, что онъ водку покупаетъ четвертями, никто не напрашивается на рюмку водки, да и онъ самъ не балуетъ никого. Послѣ обѣда, продолжавшагося полчаса, онъ прошелся четыре раза по комнатѣ и потомъ легъ спать. Точно такъ же обѣдали и ложились спать остальные товарищи, съ тою только разницею, что одни изъ нихъ ни капли не пили, водки, а другіе выпивали по четыре рюмки.
   Выспались квартиранты, полежали еще немного, потолковали о Семенѣ Иванычѣ и стали пить чай и, между чаемъ, четверо наигрывало на гитарахъ, то сидя на окнахъ, то стоя у оконъ и дѣлая глазки дѣвицамъ, сидящимъ черезъ дворъ у противоположныхъ оконъ. Дѣвицы высовывали изъ оконъ головы.
   -- Здравствуйте, Аннушка!-- кричитъ квартирантъ.
   -- Здравствуйте! что гулять пойдете?
   -- А вы?
   -- А вы?
   -- Пойдемте.
   Дѣвица хохочетъ; за нею хохочутъ и другія.
   Мало-по-малу квартиранты расходятся гулять. Въ комнатахъ остаются только тѣ, которыхъ заняла какая-нибудь книжка съ интереснымъ, по ихъ вкусу, романомъ или у которыхъ есть къ завтрему работа.
   Въ девять часовъ воротилось пятеро, воротился и Степанъ Иванычъ. Съ полчаса товарищи смѣялись надъ нимъ, потомъ онъ началъ смѣшить ихъ разными разсказами о пріятелѣ, недавно женившемся, котораго теща надула и который уже начинаетъ поколачивать и жену, и тещу... И только въ это время квартиранты веселы, и оживляется квартира: четыре человѣка играютъ на гитарахъ, двое поютъ, и этотъ концертъ привлекаетъ взоры и вздохи всѣхъ курьерскихъ дочерей на эту квартиру, такъ какъ они уже прослушали концертъ другой квартиры, въ которой чиновники играютъ и поютъ за чаемъ, а потомъ гуляютъ до десяти и до двѣнадцати часовъ, да и тамъ играютъ поплоше. То-и-дѣло снизу изъ противоположныхъ оконъ слышится звонкій хохотъ, пѣніе подъ тактъ музыки, и слышатся разсужденія такого рода.
   -- Это Антонъ Иванычъ поетъ. Прелесть!
   -- А какъ этотъ черномазый играетъ! Восхищеніе!
   Игроки это слышатъ и продолжаютъ играть еще усерднѣе; но дѣлается холодно; они запираютъ окна и обыкновенно собираются въ средней комнатѣ и, время отъ времени наигрывая и напѣвая начала ирмосовъ, дружески разговариваютъ.
   -- Не сыграемъ ли въ карты?-- вдругъ сказалъ одинъ.
   -- Можно.
   -- Нѣтъ, я спать.
   -- Въ десять-то часовъ? Развѣ благородные люди ложатся такъ рано?
   И четыре человѣка усаживаются за карты, остальные разбродятся по своимъ компатамъ и, лежа на кроватяхъ, читаютъ повѣсти или романы, но чтеніе ихъ скоро усыпляетъ, и они пробуждаются только тогда, когда игроки начинаютъ кричать:-- ты подлецъ! ты не только въ картахъ, даже въ другомъ мазурикъ. Во всемъ какъ есть, мерзкій и подлый человѣкъ.
   -- И это дѣло: пять рублей зажилилъ?
   -- У кого? Ну-ко? ну-ко? Господа, будьте свидѣтелями.
   -- Перестаньте! Играть такъ играть.
   -- Нѣтъ, онъ зачѣмъ мошенничаетъ: зачѣмъ съ пики ходилъ, когда ихъ у него не было?
   -- А ты зачѣмъ подъ столъ карты прячешь.
   Однако жильцы только покричали и опять сѣли играть. Играли то молча, то напѣвали, то посвистывали, то вдругъ всѣ вразъ начинали говорить и вразъ затихали, то кто-нибудь тренькалъ на гитарѣ... Наконецъ, одинъ изъ нихъ сказалъ:
   -- Братцы! Не пора ли ужъ?
   -- Будетъ.
   И всѣ разошлись по своимъ мѣстамъ, и черезъ полчаса въ комнатахъ водворилась мертвая тишина, только развѣ кто-нибудь всхрапываетъ или, отъ поворачиванія кого-нибудь на другой бокъ, скрипнетъ кровать.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru