Lib.ru/Классика: Решетников Федор Михайлович. Повесть об отставном коллежском асессоре Зуботычине

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ
СОЧИНЕНІЙ
Ѳ. М. PѢШЕТНИКОВА

ВЪ ДВУХЪ ТОМАХЪ.

ПЕРВОЕ ПОЛНОЕ ИЗДАНІЕ
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
А. М. СКАБИЧЕВСКАГО.

Съ портретомъ автора, вступительной статьей А. М. Скабичевскаго и съ библіографіей сочиненій Ѳ. М. Pѣшетникова, составленной П. В. Быковымъ.

ТОМЪ ВТОРОЙ.

Цѣна за два тома -- 3 руб. 50 коп., въ коленкоровомъ переплетѣ 4 руб. 50 коп.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, домъ No 2.
1904.

Повѣсть объ отставномъ коллежскомъ асессорѣ Зуботычинѣ.

Почти каждое утро живущимъ въ верхнихъ этажахъ домовъ, находящихся на Кронверкскомъ проспектѣ, который окружаетъ какъ зоологическій садъ, такъ и паркъ, назадъ тому недѣлю, можно было увидать старичка, идущаго по одной изъ тропинокъ парка отъ Сытнаго рынка. Этотъ старичекъ во всякую погоду весны, лѣта и осени ходилъ въ ветхой сѣраго сукна шинелишкѣ, лѣвая пола которой, несмотря на слякоть, на цѣлую четверть волочилась по землѣ, оставляя за собою небольшой слѣдъ и зацѣпляя на себя порядочное количество грязи, которою такъ богата вообще вся Петербургская сторона. Эта пола потому болталась по землѣ, что субъектъ, вѣроятно, отъ долголѣтняго писанья съ налеганіемъ какъ головы, такъ плеча и руки на лѣвую сторону, сдѣлался кособокимъ, такъ что и голова его наклонилась значительно на лѣвое плечо, до того, что лѣвое ухо совсѣмъ бы касалось плеча, если бы плечо не опустилось ниже, вслѣдствіе того, что правое поднялось почти къ самому правому уху. На головѣ у него старомодная фуражка съ протертою кокардою, въ рукѣ крючковатая трость, изъ-за шинели выглядываютъ: сюртукъ съ мѣдными, но очень тусклыми пуговицами, манишка, галстухъ и затѣмъ старыя суконныя брюки, заткнутыя въ сапоги, но забрызганныя грязью, на вершокъ выше колѣнъ, на сапогахъ глубокія калоши. Затѣмъ больше съ нимъ не было ничего; около него тоже никого не было. Въ пять часовъ тою же тропинкою, ближнею къ рѣшеткѣ, онъ возвращался назадъ. Такъ какъ по парку вообще ходитъ много людей, потому что почти половина чиновнаго люда петербургской стороны сообщаются съ Петербургомъ или черезъ перевозы, идущіе отъ Спасителя и изъ крѣпости, или черезъ Троицкій мостъ, то я на этого скрюченнаго старика, ходящаго по парку въ опредѣленное время, и не обращалъ особеннаго вниманія и мало имъ интересовался. Но разъ я, сидя у окна въ шестомъ часу вечера, увидалъ его противъ нашихъ оконъ, уже не одного. Онъ шелъ съ какимъ-то молодымъ человѣкомъ, одѣтымъ франтовски, и, какъ замѣтно было издали, не то спорилъ, не то горячился, потому что размахивалъ руками и плевался. Въ этотъ разъ онъ курилъ изъ короткаго чубука табакъ. Но и этому я не придалъ никакого значенія, потому что Петербургская сторона, чѣмъ дальше отъ своихъ трехъ великолѣпныхъ проспектовъ -- Каменноостровскаго, Большого и Кронверкскаго, изъ которыхъ на послѣднемъ въ одномъ мѣстѣ мостовая до того прелестная, что какихъ-нибудь тридцать сажень нужно ѣхать на извозчикѣ по крайней мѣрѣ пять минутъ, чтобы не сломать голову, вылетѣвши изъ душегубки, такъ что еслибы самому оберъ-полицеймейстеру пришлось ѣхать туда на тройкѣ во время пожара, то едва ли бы онъ проскакалъ благополучно, не испортивъ своего экипажа,-- и такъ, говорю, Петербургская сторона отличается отъ Петербурга очень многимъ: въ особенности простотою жителей, доходящей до того, что торговцы Сытнаго рынка играютъ на площади въ бабки, чиновники влюбляются въ дѣвицъ или дѣвицы въ чиновниковъ посредствомъ карточной игры въ носки, отъ чего какъ у кавалеровъ, такъ и у дамъ носы порядочно распухаютъ; что же касается до того, что чиновники запросто ходятъ въ питейныя заведенія, по примѣру Сумарокова, въ халатахъ, въ калошахъ и въ фуражкахъ съ кокардами, играютъ на гитарахъ, то объ этомъ и распространяться нечего, это всѣмъ извѣстно, какъ извѣстно и то, что въ дождь здѣсь вездѣ страшная грязь, каменные тротуары существуютъ только на проспектахъ и большихъ улицахъ, деревянные тротуары до того ветхи, что и днемъ по нимъ опасно ходить, газъ здѣсь не проведенъ, и фонари горятъ только сами для себя, такъ какъ около нихъ не только не увидишь на часахъ стрѣлки, но очень легко наткнуться на человѣка и стукнуться лбами; дома построены чрезвычайно тѣсно. Съ десяти часовъ ночи здѣсь существуетъ на мелкихъ улицахъ и особенно переулкахъ тишина, дворники служатъ за 6 рублей въ мѣсяцъ и жильцамъ и хозяевамъ, которымъ они служатъ и кучерами, и которые исправно получаютъ съ жильцовъ по два рубля въ мѣсяцъ, хотя бы нумерныхъ жильцовъ было и пятнадцать человѣкъ. Однимъ словомъ, Петербургская сторона мало отличается отъ губернскихъ городовъ какъ наружнымъ видомъ, такъ и внутреннею жизнію, совсѣмъ отличною отъ петербургской: здѣсь и квартиры дешевле, только очень легко можно сгорѣть и быть раздавленнымъ пожарною командою, какъ недавно здѣсь раздавили одного состоятельнаго купца за любопытство посмотрѣть на пожаръ, и народъ проще, и собакъ здѣсь много, и воровъ меньше, и народъ религіознѣе, зато городовыхъ мало.-- На другой день въ пять часовъ вечера я опять увидалъ этого старика съ тѣмъ же молодымъ человѣкомъ и съ такимъ же чубукомъ. Меня начало разбирать любопытство. Я одѣлся и пошелъ шататься по парку. Черезъ полчаса я наткнулся на бесѣдку, еще не покрытую зеленью, и сквозь рѣшотки увидалъ старика и молодого человѣка. Молодой человѣкъ отдавалъ старику кредитныя бумажки, старикъ ихъ считалъ и пересчитывалъ. Я вошелъ въ бесѣдку и сѣлъ напротивъ нихъ, по другую сторону бесѣдки и сталъ наблюдать за старикомъ.

Волосы на головѣ его были сѣрые, остриженные подъ гребенку, лицо круглое, желтое, глаза сѣрые, отцвѣтшіе, но смотрѣвшіе съ какимъ-то злорадствомъ. Небольшія его губы часто передергивались, глаза моргали, когда онъ смотрѣлъ на двадцатипятирублевую бумажку съ портретомъ на оборотѣ. Молодой человѣкъ былъ черноволосый, съ черными усами; лицо его выражало нетерпѣніе, точно ему хотѣлось скорѣе удрать отъ старика. Онъ смотрѣлъ на бумажки, находившіяся въ рукахъ его сосѣда. Вдругъ старикъ поднялъ одну бумажку, направилъ ее къ солнцу и сталъ смотрѣть.

-- Это фальшивая!-- сказалъ онъ, но не отдалъ молодому человѣку.

-- Не можетъ быть: я получилъ изъ банкирской конторы.

-- Могутъ и ошибиться.

-- Какъ хотите, я, пожалуй, возьму.

-- Вы бы лучше достали мнѣ прежнихъ ассигнацій, а въ новыхъ я сомнѣваюсь, хотя онѣ и съ портретами.

-- Но я вамъ говорю, что я получилъ ихъ изъ банкирской конторы.

-- Я сомнѣваюсь, потому-что нынче много развелось фальшивыхъ бумажекъ съ портретами.

-- Какъ хотите!

-- Ну я тогда буду требовать судомъ, потому что вы поступили безчестно.

-- Какъ угодно. Пожалуйте деньги!

-- Нѣтъ ужъ... Ужъ вы и обидѣлись... Только... милостивый государь,-- обратился старикъ ко мнѣ:-- что вамъ угодно?

-- Ничего не угодно, я просто отдыхаю!-- сказалъ я.

-- Развѣ паркъ малъ? можете итти въ другое мѣсто: бесѣдокъ много!-- говорилъ старикъ; лицо его покрылось желтыми пятнами, рука съ палкой дрожала.

-- Не угодно ли итти вамъ самимъ?

-- Однако, г. Зуботычинъ, согласны вы взять деньги, иначе я приглашу ихъ въ свидѣтели.-- И молодой человѣкъ указалъ на меня.

Старикъ окончательно растерялся, свернулъ бумажки, положилъ ихъ въ портмонэ и позвалъ молодого человѣка съ собой.

Дня черезъ два послѣ этой сцены я былъ въ гостяхъ у одного студента. Засидѣлся я долго, такъ часу до второго. Только вдругъ слышимъ мы возню надъ нами въ мезонинѣ. Но на это мы не обратили вниманія, потому-что тамъ могли быть пьяные гости; взглянулъ, я въ окно -- налѣво пожаръ. Хозяинъ мой тотчасъ же началъ укладываться, и мы въ десять минутъ стащили все, что дорого, а имѣнія у студента было немного. Предосторожность необходимая, такъ какъ студентъ жилъ во дворѣ въ заднемъ третьемъ флигелѣ, а горѣлъ сарай, находившійся у воротъ. Мы вытащили во дворъ чемоданъ и узелъ. Изъ другихъ квартиръ сновали тоже жильцы, кто въ одной сорочкѣ и въ фуражкѣ съ кокардой, кто босикомъ и съ книжкой, кто просто съ ящикомъ отъ комода. Изъ одного флигеля, ближняго къ пожару, выбѣжала молодая женщина такъ быстро, что чуть не смяла насъ и другихъ, такъ какъ во дворѣ уже было много какъ жильцовъ, такъ и другихъ любопытныхъ. Она была въ юбкѣ и въ тепломъ платкѣ, волосы растрепаны.

-- Куда вы бѣжите?-- спросилъ ее студентъ.

-- Ой, горимъ!-- и пустилась бѣжать, но бѣжать было некуда, потому что въ узкомъ дворѣ была давка, а изъ оконъ кидали чемоданы и, что попало подъ руку.

-- Я вамъ помогу вынести что-нибудь. Что у васъ въ рукѣ?-- спросилъ ее опять студентъ.

-- Шиньонъ!-- отвѣтила она и прижала крѣпко свою драгоцѣнность къ груди.

Мы разсмѣялись, пошли назадъ, влѣзли на чердакъ и стали къ слуховому окну.

-- Чья эта дама съ шиньономъ?-- спросилъ я студента.

-- Это дочь чиновника Зуботычина; она, впрочемъ, замужемъ.

-- Кто этотъ Зуботычинъ?

-- Чиновникъ... А, да вотъ и онъ. Смотрите, стоитъ на крышѣ на колѣнахъ съ иконой.

Я взглянулъ. На верхней крышѣ одного флигеля, около слухового окна стоялъ на колѣнахъ тотъ самый кособокій старикъ Зуботычинъ, который гналъ меня изъ парка. Онъ былъ въ халатѣ, босой, безъ фуражки и держалъ обѣими руками на головѣ образъ, устремивъ глаза на пламя. На нѣсколькихъ крышахъ тоже были мужчины съ иконами и безъ иконъ.

Я спросилъ студента, не знаетъ ли онъ чего-нибудь изъ жизни этого Зуботычина. Онъ далъ отрицательный отвѣтъ, а сказалъ только, что у него есть еще двѣ дочери-невѣсты. О сценѣ въ паркѣ я ему ничего не сказалъ.

Пріѣхали пожарные, оберъ-полицеймейстеръ, стали гнать со двора народъ, въ числѣ которыхъ выгнали и жильцовъ, не успѣвшихъ убѣжать въ свои комнаты; стали гасить огонь. Пожаръ началъ ослабѣвать. Ослабѣлъ и Зуботычинъ: онъ уже сидѣлъ и образъ держалъ на колѣнахъ и сидѣлъ до тѣхъ поръ, пока не уѣхали назадъ всѣ пожарные, и не осталось во дворѣ ни души. По случаю тихой погоды сгорѣлъ только сарай, который причинилъ многимъ жильцамъ убытки и большія хлопоты.

Черезъ нѣсколько дней послѣ этого я зашелъ въ одинъ изъ трактировъ, окружающихъ Сытный рынокъ, и спросилъ бутылку пива. Сѣлъ. Вдругъ входитъ тотъ самый молодой человѣкъ, что отдавалъ въ паркѣ Зуботычину деньги. Замѣтивъ меня, онъ подошелъ ко мнѣ.

-- Здравствуйте! Мы, кажется, гдѣ-то видѣлись съ вами?

-- Въ паркѣ. Вы были тогда съ Зуботычинымъ.

-- А вы знакомы съ нимъ раньше?

-- Нѣтъ!-- И я разсказалъ, что видѣлъ его во время пожара на крышѣ съ иконой, и потомъ я спросилъ его:-- вы должны ему, что ли, были?

-- Нѣтъ. Тутъ дѣло другое. И я очень радъ, что развязался съ его дочерью.

-- Какъ такъ?

-- Очень просто: я хотѣлъ жениться на его дочери; было уже обрученье, да хорошо, что я отказался, а то пришлось бы жить съ ней, а теперь я свободенъ.

-- За что же деньги-то онъ взялъ?

-- За то, что я отказался. Впрочемъ, они сами подали поводъ къ отказу. Да и не съ однимъ мной такимъ манеромъ поступаютъ, а и до меня было нѣсколько человѣкъ, нѣкоторые заплатили Зуботычину деньги безъ суда и по суду. Это я узналъ только очень недавно. Я вамъ, пожалуй, разскажу свою исторію. Это романъ.

Онъ потребовалъ двѣ бутылки пива и вотъ что онъ разсказалъ мнѣ.

-- Я служу въ такомъ-то департаментѣ канцелярскимъ чиновникомъ и получаю жалованье по высшему окладу; кромѣ этого, я получаю награды и пособія, такъ что мнѣ жить очень можно, хотя бы и въ городѣ. Но тамъ мнѣ не правится, тамъ и квартиры высоко, и грязно, и душно, и жарко, особенно лѣтомъ. Не люблю я тамъ жить. А здѣсь лучше, я къ Петербургской сторонѣ привыкъ, да и люблю жить въ одной квартирѣ. Въ теченіе восьми лѣтъ, какъ я пріѣхалъ изъ провинціи и водворился на Петербургской сторонѣ, я теперь перешелъ только на третью квартиру. Первая моя квартира, хотя и была въ мезонинѣ, но мнѣ очень нравилась, и я и теперь жилъ бы тамъ, если бы мнѣ не захотѣлось жениться. Захотѣлось жениться, да и кончено. Дѣвицъ много, и красивыхъ много, но какая-то робость не допускаетъ подойти къ дѣвушкѣ и предложить руку и сердце, однимъ словомъ, я не умѣю ловеласничать, хотя бы и хотѣлось подчасъ. Посѣщать извѣстные дома мнѣ было неловко, да я и боялся туда ходить. Посѣщалъ и Невскій проспектъ, гулялъ по вечерамъ и на Адмиралтейскомъ бульварѣ, гдѣ гуляютъ большею частью модистки; нѣкоторыя изъ нихъ предлагали мнѣ проводить ихъ, погулять съ ними, однако я не рѣшался: мнѣ хотѣлось жениться законнымъ образомъ, а изъ нихъ ни одной, по легкому ихъ поведенію, я не могъ выбрать въ жены.

Однажды въ прошломъ году, въ какой-то праздникъ, я гулялъ около заведенія минеральныхъ водъ; тамъ играла музыка; публика, большею частію чиновный и торговый классъ, или стояла, или бродила взадъ и впередъ; кто курилъ папироски, кто грызъ, по провинціальному, орѣхи; дамы кушали апельсины или груши. Молодыхъ дамъ было много. Сердце мое распалилось. Нѣсколько разъ я хотѣлъ подойти къ какой-нибудь дѣвушкѣ и предложить ей прогуляться со мной, потому что я замѣтилъ двухъ господъ, взявшихъ на буксиръ по дѣвицѣ. Робость проклятая: а вдругъ она закричитъ караулъ; еще, пожалуй, къ мировому судьѣ потащатъ, потому что у насъ, на Петербургской, строго блюдется нравственность, не то что въ Петербургѣ. И оскандалятъ, и изъ службы выгонятъ, и еще, пожалуй, въ тюрьмѣ насидишься. Разсердился я; выпилъ бутылку пива и хотѣлъ итти домой съ горя и завалиться спать. Только иду я долой черезъ бесѣдку и вижу: на одной скамейкѣ, вдали отъ другихъ, сидитъ молодая, красивая блондинка. Лицо у нея немножко съ веснушками, и на лѣвой щекѣ бородавка, но такъ мнѣ понравилось ея лицо, ея русые волосы и простенькое ситцевое голубое платье, что я влюбился въ нее въ ту же минуту. Однако приступить къ своему плану боялся. Пошелъ дальше, а сердце бьется, да такъ -- просто хочетъ выскочить. Обошелъ я бесѣдку и пошелъ черезъ нее снова. Блондинка сидѣла на прежнемъ мѣстѣ. Я сѣлъ недалеко отъ нея и, когда садился, то замѣтилъ, что она немножко придвинулась и такъ граціозно поправила платье, что меня въ краску бросило. Она тоже покраснѣла. Минутъ пять я молчалъ и изрѣдка взглядывалъ на нее, она тоже взглядывала на меня и краснѣла. Наконецъ, я не выдержалъ. Я вытащилъ папироску и придвинулся къ блондинкѣ; она покраснѣла, потупила глазки, снова поправила платье.

-- Мадмоазель, позвольте вамъ предложить папироску?-- сказалъ я.

-- Я не курю,-- сказала она стыдливо, и все лицо у нея, какъ макъ, покраснѣло. Затѣмъ она встала и ушла.

-- Вы скучаете?

-- Нѣтъ.

-- Что-жъ вы не гуляете?

-- Я нагулялась.

-- А какая погода отличная.

-- Да.

Что было говорить больше? Въ моей головѣ только и вертѣлись: департаментъ, директоръ, начальникъ отдѣленія и тому подобный вздоръ. Надо было занять ее чѣмъ-нибудь, но чѣмъ? Хотя я и читалъ много романовъ, но всѣ эти разговоры выходили изъ моей головы на другой же день. Тоска была страшная, мнѣ было неловко, каждая минута казалась мнѣ часомъ, и я готовъ былъ, пожалуй, провалиться сквозь землю.

-- Вы студентъ?-- опросила наконецъ она меня.

-- Нѣтъ. Я служу тамъ-то. А что?

-- Такъ... Вы какую занимаете должность?

Я сказалъ, не скрылъ и объ жалованьи, наградахъ и пособіяхъ.

-- А что, съ такимъ содержаніемъ мнѣ можно жениться?-- вдругъ бухнулъ я.

-- Не знаю... Можетъ-быть, и можно.

Я вытащилъ два апельсина. Одинъ взялъ себѣ, другой далъ ей. Она взяла, поблагодарила и начала чистить. Но я самъ очистилъ апельсинъ. Она опять поблагодарила и ближе придвинулась ко мнѣ. Мы погуляли съ ней полчаса, и потомъ я проводилъ ее до выхода изъ парка въ Сытный рынокъ. Потомъ я увидалъ ее черезъ мѣсяцъ. Она похудѣла. Въ этотъ разъ она разсказала мнѣ, что зовутъ ее Марьей Дмитріевной, по фамиліи Зуботычиной; что мать ихъ померла годовъ шесть тому назадъ, а отецъ Дмитрій Ильичъ Зуботычинъ въ отставкѣ ужъ седьмой годъ, получаетъ пенсію; что теперь служитъ въ какой-то частной конторѣ за двадцать-пять рублей въ мѣсяцъ; хочетъ купить тотъ домъ, въ которомъ они живутъ; что у нея еще двѣ сестры, изъ коихъ старшая Катерина уже просватана за чиновника, другая, Саша, еще толькодвѣнадцати лѣтъ, а ей, Марьѣ Дмитріевнѣ, девятнадцатый годъ. Мы пошли вмѣстѣ гулять по парку. Встрѣтилъ я нѣсколькихъ товарищей, тѣ поздоровались со мной, раскланялись съ моей дамой и, глядя на меня, какъ-то насмѣшливо улыбнулись. Потому, вѣроятно, что меня до сихъ поръ дразнили святошей, а у нихъ были у каждаго любовницы по нѣскольку штукъ изъ извѣстнаго сорта. Мы подошли къ канавѣ, что у крѣпости, и сѣли на траву.

-- А вы хотите итти замужъ?-- спросилъ я Марью Дмитріевну.

-- Не знаю.

-- А если найдется женихъ?

-- Какъ папаша!-- и она вздохнула.

-- Неужели онъ у васъ такой злой?

-- Нѣтъ, онъ ничего. Только за меня сваталось уже пять жениховъ, и онъ отказалъ каждому.

-- А если бы я посватался?..

-- Какія вы говорите глупости. А сама покраснѣла и встала.

Я пошелъ ее провожать.

-- Вотъ что,-- начала она:-- у насъ на коридорѣ, въ сосѣдней квартирѣ отдается комната.

-- Такъ что?

-- Коли хотите... переходите.

-- Хорошо. А видѣться будемъ?

-- Глупости. Прощайте.

Мы были у выхода изъ парка. Я крѣпко пожалъ ей руку и дальше не пошелъ.

-----

На другой день, въ девять часовъ утра, я уже былъ въ томъ домѣ, гдѣ жили Зуботычины. Вмѣсто того, чтобы позвонить въ 16 No, гдѣ отдавалась квартира, я, по ошибкѣ, позвонилъ въ 15. Дверь мнѣ отворилъ самъ Зуботычинъ. Онъ вѣжливо указалъ мнѣ на сосѣдній No. Въ этомъ No я и нанялъ комнату въ два окна за шесть рублей; и несмотря на то, что мнѣ еще на старой квартирѣ слѣдовало жить двадцать дней, я все-таки, къ удивленію прежнихъ хозяевъ, перешелъ сюда, поступившись деньгами, такъ какъ извѣстно, что въ Петербургѣ, и въ особенности на Петербургской сторонѣ, не принято возвращать жильцамъ денегъ.

На прежней квартирѣ я обѣдалъ у хозяевъ за семь рублей въ мѣсяцъ. Здѣсь же хозяева не брались кормить меня, а старуха хозяйка сказала, что она поговоритъ съ сосѣдомъ Зуботычинымъ, который, можетъ-быть, согласится, потому что у него есть кухарка и дочери, причемъ какъ-то сладко улыбнулась и подмигнула. Въ этотъ день я на службу не пошелъ. Въ третьемъ часу къ хозяйкѣ пришла Марья Дмитріевна. Онѣ что-то пошептались, а я вышелъ въ коридоръ. За мной вышла и Марья Дмитріевна.

-- Перешли?-- спросила она радостно, схвативъ меня за руки.

-- Какъ видите. А вашъ отецъ дома?

-- Нѣту, онъ ушелъ гулять. Онъ говорилъ намъ, что къ Татьянѣ Ивановнѣ перешелъ красивый молодой человѣкъ.

Я поблагодарилъ за любезность и спросилъ, нельзя ли мнѣ обѣдать у нихъ.

-- Познакомьтесь съ отцомъ.

И она убѣжала.

Я зашелъ къ Зуботычину вечеромъ попросить чернилъ.

Прихожу. Пьютъ чай. Я объявилъ свою просьбу и отрекомендовался.

-- Очень пріятно, очень пріятно. Коллежскій ассессоръ Зуботычинъ. Это мои дочери,-- рекомендовался Зуботычинъ.-- Прошу покорно стаканъ чаю. Маша, гдѣ у насъ папироски?..

Я было сталъ благодарить, и хотѣлъ уйти, но Зуботычинъ почти насильно усадилъ меня за столъ, сказалъ, что Татьяна Ивановна уже передала ему мое желаніе обѣдать у него, и что онъ, пожалуй, согласенъ за восемь съ полтиной. Я согласился и просидѣлъ у нихъ долго. Старикъ былъ говорливъ. Онъ много толковалъ о своей службѣ, добрыхъ и злыхъ начальникахъ, и особенно хвастался своимъ счастіемъ, происходившимъ отъ вѣры въ Бога.

-- Разъ,-- говорилъ онъ,-- еще когда я былъ холостъ, было время, что у меня денегъ не было ни гроша. Иду я на службу и думаю: гдѣ, какъ и, главное, на что я буду обѣдать? Вдругъ я увидалъ на панели двугривенный. Я перекрестился, возблагодарилъ Бога и поднялъ находку. Иду дальше -- опять двугривенный. Я опять перекрестился и возблагодарилъ Бога. На двугривенный я пообѣдалъ, а другой двугривенный съ крестнымъ знаменіемъ положилъ на комодъ, благодаря Бога за то, что мнѣ есть на что завтра пообѣдать... И что же, сбираясь на службу, я подхожу съ крестнымъ знаменіемъ къ комоду, чтобы взять деньги -- и вижу: вмѣсто одного двугривеннаго, лежитъ шесть двугривенныхъ... Говоря это, старикъ умилялся и часто, гдѣ нужно было по разсказу, крестился.

О себѣ онъ говорилъ, что родился и выросъ въ Петербургѣ. Пробовали родители сдѣлать изъ него важнаго человѣка посредствомъ наукъ, для чего и помѣстили въ гимназію, но онъ вышелъ изъ третьяго класса, не осиливъ языковъ, грамматики и ариѳметики. Съ такими плохими знаніями онъ далеко уйти не могъ, и закончилъ свою служебную карьеру на младшемъ помощникѣ столоначальника. Въ теченіе тридцати-восьмилѣтней службы (три года ему не зачли, такъ какъ онъ былъ тогда несовершеннолѣтній), онъ немного испыталъ хорошаго, но такъ какъ онъ не пьянствовалъ и жилъ на Петербургской сторонѣ, то ему жилось сносно. Здѣсь онъ женился на дочери помощника столоначальника, жившаго въ Колговской, близъ Малой Невки, и тамъ жилъ до смерти жены, хотя ему и далеко было ходить на службу. Потомъ домъ онъ продалъ, переѣхалъ сюда, хотѣлъ здѣсь купить домъ, да просили дорого, а такъ какъ съ того времени, съ каждылъ годомъ, не только дома, но и квартиры дорожаютъ, къ тому же у него на рукахъ три дочери, которыхъ надо пристроить за порядочныхъ людей, то онъ и не могъ собраться, чтобы купить домъ. Дѣвицы все это, кажется, знали хорошо и потому зѣвали на всю комнату, только Марья Дмитріевна посматривала на меня, хотя тоже широко разѣвала ротъ. Вдругъ старикъ Зуботычинъ обратился къ Марьѣ Дмитріевнѣ съ приказаніемъ сыграть на фортепьяпо. Та не безъ нѣкотораго неудовольствія зажгла двѣ пальмовыя свѣчки, и за нею все общество двинулось въ просторную комнату, гдѣ стояла фисъ-гармоника. Марья Дмитріевна заиграла какой-то вальсъ: инструментъ дребезжалъ непріятно, Марья Дмитріевна играла плохо. Сестры ея, сидѣвшія на клеенчатомъ диванѣ, тупо смотрѣли на спину игравшей, и зѣвали, закрывая рты лѣвыми ладонями; зато почтенный отецъ былъ въ восторгѣ. Онъ улыбался.

-- Каково? Хорошо?-- спросилъ онъ меня.

-- Недурно было бы, если бы инструментъ былъ получше!-- сказалъ я.

-- Ну, батюшка, мы люди бѣдные; куда намъ заводить дорогіе инструменты? Еще людей насмѣшишь. Маша, сыграй еще что-нибудь.

-- Пѣсню какую-нибудь!-- попросилъ я.

-- Ну хоть пѣсню!-- сказалъ отецъ.

Стала она перебирать ноты, долго рылась; щеки ея краснѣли.

-- Что же ты? Ну хоть наизусть.

Марья Дмитріевна начала что-то играть, но я не понялъ ничего.

-- Ты что играешь?-- спросилъ отецъ.

-- Я... я... смѣшалась дочь; на глазахъ у нея показались слезы. Мнѣ ея стало жаль, и я распрощался съ хозяиномъ и дочерьми. Хозяинъ звалъ меня завтра утромъ къ себѣ на чай.

Только я прихожу въ свою комнату, которая, какъ оказалось, находилась рядомъ съ залой Зуботычина, и слышу, что Зуботычинъ кричитъ:

-- Для того на васъ тратятся, чтобы вы не умѣли жениховъ за собою удержать...

Слышались крупныя ругательства и шлепки. Кто-то плакалъ.

-----

Я сталъ ходить къ нимъ обѣдать, и они дожидались, какъ бы поздно я не пришелъ. Послѣ обѣда, самъ Зуботычинъ уходилъ въ свою комнату спать, а я оставался съ дѣвицами; приходилъ и женихъ старшей сестры, мы играли въ карты, большею частью въ дураки, причемъ, у кого сколько оставалось на рукахъ картъ, того щелкали по носу, по количеству оставшихся картъ тѣми же картами, отъ чего все общество хохотало; и это насъ всѣхъ коротко сблизило, особенно меня съ Марьей Дмитріевной, такъ что въ декабрѣ дѣло дошло до поцѣлуевъ, украдкой отъ отца и сестеръ. И ко мнѣ она стала забѣгать. Съ женихомъ старшей сестры я тоже сблизился, но это былъ какой-то мрачный, молчаливый господинъ, да и смотрѣлъ какъ-то болѣзненно. Бывало, придетъ ко мнѣ, сядетъ, и если я ничего не скажу ему, онъ молча просидитъ хоть цѣлый день. Разъ даже онъ у меня заснулъ, сидя на стулѣ.

Родитель на наши шалости, смотрѣлъ сквозь пальцы. Наконецъ, Катю обвѣнчали съ флегматикомъ, который и поселился у нихъ. Черезъ мѣсяцъ послѣ свадьбы, Зуботычинъ засталъ меня и Машу на мѣстѣ преступленія: мы цѣловались. Онъ вспылилъ.

-- Это что такое? Милостивый государь, что это такое,-- спрашиваю я васъ? Пожалуйте.

Мы вошли.

-- Пожалуйте за мной!

Онъ ввелъ меня въ свою спальную и заперъ дверь.

Я первый началъ просить руки Марьи Дмитріевны. Онъ нѣсколько минутъ молчалъ.

-- Пожалуй, я непрочь.. Я вижу, что вы не мотыга и не пьяница... но, кто васъ знаетъ: я знаю многихъ молодыхъ людей, которые только обѣщаютъ жениться, смущаютъ дѣвушку, а потомъ и драло.

-- Я этого не сдѣлаю.

-- Кто васъ знаетъ! Вонъ у Маши было пять жениховъ, и всѣ они, какъ оказалось потомъ, хотѣли жить, какъ бы вамъ сказать... страмъ! гражданскимъ бракомъ. Теперь я уже не намѣренъ такъ поступать, какъ поступилъ съ ними. Вы очень любите Машу?

-- Очень.

-- Такъ я прошу васъ принести мнѣ залогъ, что вы ее не обманете, а женитесь.

-- Для чего же это?

-- Для вѣрности. Я вамъ дамъ росписку, а когда женитесь, залогъ будетъ вашъ. Потомъ я хочу купить этотъ домъ съ флигелями, и сдѣлаю васъ управителемъ, и подарю одинъ флигель.

Меня зло взяло. Къ чему этотъ залогъ? Я сталъ холоднѣе къ Машѣ, хотя, можетъ-быть, она тутъ ни въ чемъ и невиновата.

-- Какъ внесете залогъ -- сдѣлаемъ обрученье, потомъ послѣ Пасхи и свадьбу сыграемъ.

-- А какъ великъ залогъ?

-- Да... такъ, примѣрно, рублей пятьдесятъ.

-- У меня столько денегъ не наберется. Правда, у меня есть три билета съ выигрышами, но мнѣ жалко продавать ихъ.

-- А развѣ мнѣ не жалко своей дочери. Можетъ-быть, у васъ есть вещи, я возьму подъ залогъ.

А у меня, дѣйствительно, было кое-что. Сбираясь жениться, я купилъ въ разное время по полдюжинѣ серебряныхъ ложекъ, столовыхъ и чайныхъ, серебряный молочникъ, полдюжины мельхіоровыхъ ножей и вилокъ; у меня есть хорошее на мѣху пальто, и т. п.

-- Я вамъ, пожалуй, дамъ свое теплое пальто или ложки.

-- Зачѣмъ пальто, лучше дайте ложки, ножи и вилки.

Я принесъ. Старикъ выдалъ мнѣ росписку, что, "въ случаѣ неустойки, онъ принимаетъ въ обезпеченіе подъ залогъ, за обезчещеніе дочери, вещи, цѣною въ пятьдесятъ рублей".

-- Я что-то не понимаю?

-- Тутъ и понимать нечего.

Черезъ два дня пригласили священника; насъ обручили. За угощеніемъ я замѣтилъ, что ложки были мои, но промолчалъ. Наконецъ, наступилъ постъ. Мы всѣ отговѣли. На шестой недѣлѣ, послѣ обѣда, на которомъ у Зуботычина были гости, и самъ онъ изрядно подпилъ, мы съ невѣстой крупно поспорили: больно ужъ она сдѣлалась капризна; къ тому же я замѣтилъ, что она уже меньше ласкова со мной; къ нимъ сталъ ходить какой-то офицеръ. Я ревновалъ. Шутя я замѣтилъ, что эти ложки мои.

-- Что вы за вздоръ говорите! Это ложки наши,-- сказала она.

-- А я увѣряю, что мои.

Невѣста надула губы. Отецъ это замѣтилъ. Когда я пришелъ въ свою комнату, то услыхалъ крикъ отца.

-- Это еще что такое? Я заплатилъ за ложки деньги, а онъ говоритъ: его! Извѣстно, когда-то были его, а теперь наши.

-- Папаша!-- унимала моя невѣста отца.

-- Не твое дѣло! Ты знаешь, что я ему могу отказать. Офицеръ будетъ почище его.

Я разсердился и пошелъ къ нимъ.

-- Я слышу, что вы говорите о ложкахъ...-- началъ я дрожащимъ отъ волненія голосомъ.

-- Я... я ничего не говорилъ... Что вы, что вы?..-- проговорилъ онъ, какъ-будто въ испугѣ.

-- Да, я слышалъ.

-- Маша, говорилъ я?-- спросилъ онъ сурово дочь.

Маша сидѣла блѣдная и ничего не сказала.

-- Тебя спрашиваютъ: говорилъ я или нѣтъ что-нибудь худое про твоего жениха?

-- Нѣтъ,-- отвѣтила робко моя невѣста.

-- Слышите! съ чего же вы взяли? И все вы подслушиваете у стѣны.

Онъ подошелъ къ стѣнѣ со свѣчкой, оглядѣлъ стѣну и вдругъ отскочилъ.

-- А! теперь я все понимаю! по-ни-ма-аю! Вы изволили телеграфъ сюда провести!

-- Что такое?

-- Смотрите!-- и онъ подвелъ меня къ стѣнѣ.

Въ стѣнѣ я увидѣлъ отверстіе, выходившее въ мою комнату, такъ что, наставивъ въ него глазъ, можно было видѣть огонь и то, что доступно для одного глаза въ отверстіи на два дюйма въ діаметрѣ. Но я замѣтилъ, что отверстіе было пробито или проверчено съ этой стороны, а не съ моей. Его даже большимъ гвоздемъ можно было пробить, такъ какъ стѣна состояла изъ досокъ въ полтора пальца толщипы. О существованіи этой дыры я и не подозрѣвалъ раньше; да, вѣроятно, не подозрѣвала и невѣста.

Я ушелъ, и почти цѣлую ночь душило меня зло. Мнѣ казалось, что меня обманывали, меня засадили въ клѣтку, но кто? Я ясно слышалъ разговоръ объ ложкахъ отца, и вдругъ онъ отпирается, отпирается и невѣста. Если бы я пьянствовалъ, то отнесъ бы все это къ галюцинаціямъ. Но я человѣкъ трезвый. Я заснулъ поздно и проспалъ долго, такъ что услыхалъ стукъ въ двери. Я отворилъ. Это былъ Зуботычинъ.

-- Извините, пожалуйста, я немножко погорячился вчера. Это, должно быть, подъ вліяніемъ вина все случилось.

-- Но ложки?

-- Ну, полноте, пожалуйста, охота вамъ принимать все къ сердцу. Пойдемте пить кофій.

Я пошелъ. Невѣста моя была сумрачна, я тоже. Мы почти все время молчали. Офицеръ былъ тутъ же. Вставъ изъ-за стола, я подалъ руку невѣстѣ, она тоже подала, но скоро вырвала. Я пошелъ одѣваться на службу. Когда я вышелъ въ коридоръ, моя невѣста стояла у окна печальная. Я подошелъ къ ней.

-- Вы сердитесь?

-- Конечно. Ну, что это за срамъ сердить отца, дѣлать меня несчастною. Къ чему эта дыра?

-- Ей-Богу, я не виноватъ.

-- Не божитесь! Вы подглядывали за нами, подслушивали.

-- А если бы и такъ -- вѣдь мы женихъ и невѣста.

-- Такъ вы негодяй.-- И она быстро ушла.

Она не поняла моей шутки, она приняла ее въ серьезъ. Но я уже былъ радъ, что могу развязаться съ капризною дѣвчонкой. Ужъ если она теперь такъ командуетъ надо мной, что будетъ дальше?

На службу я пришелъ взволнованный. Сталъ переписывать, врется. Надо мною шутятъ, острятъ, смѣются, а меня беретъ зло. Однако, хочется мнѣ потолковать съ помощникомъ, съ которымъ мы друзья-пріятели. Улучилъ я минутку и позвалъ его къ окну. Разсказалъ вчерашнюю и сегодняшнюю сцену, показалъ росписку. Тотъ ахнулъ и меня же обругалъ.

-- Дуракъ, братъ, ты, больше ничего, а еще чиновникъ. Невѣсты тебѣ не видать, какъ своихъ ушей, такъ какъ тамъ уже есть кандидатъ. Къ чему этотъ офицеръ? А ложки у тебя пропали. Лучше, братъ, простись съ ложками и бѣги съ квартиры.

Я задумался. Жалко мнѣ было Маши. Думалъ я, что эта дурь у ней не надолго. Стоитъ только купить бутылку одеколону, туфли съ золотомъ -- все пойдетъ по старому. Вѣдь буду же я жить въ отдѣльномъ флигелѣ. Но въ этотъ день получали жалованье, и меня пригласили обмывать жалованье. Я доселѣ не участвовалъ никогда въ этихъ компаніяхъ, но теперь пошелъ. Попробовалъ выпить рюмку -- горько, но ничего, выпилъ другую, разболталъ свое горе, товарищи хохочутъ и называютъ меня дуракомъ, осломъ... Много я пилъ и не помню, какъ попалъ домой. Только просыпаюсь утромъ -- дома, лежу на кровати въ сюртукѣ, брюкахъ, и все это въ грязи. На столѣ стоитъ косушка. Дверь была полуотворена. Вошла хозяйка.

-- Ай, ай! Гдѣ это вы были?

-- А что?

-- Да какъ, васъ вѣдь насилу втащили. Вы ничего не помните, потому безъ чувствія были.

-- А тѣ?

И я указалъ на стѣну.

-- Тѣ не знаютъ.

-- А кто косушку принесъ?

-- Это я принесла, потому что вамъ непремѣнно нужно опохмелиться. Я ужо принесу огурчика.

И она ушла.

Скверно вѣдь. Какъ вы думаете? Кто знаетъ, можетъ, я и обругался, и они слышали. Хотя хозяйка и говоритъ, что Зуботычины ничего не знаютъ обо мнѣ, но не можетъ быть: вѣдь меня тащили, стало-быть, былъ шумъ. Стыдно мнѣ было; я чувствовалъ себя виноватымъ. Но голова болѣла страшно, все тѣло ныло, чувствовалось разстройство въ желудкѣ. И что же бы вы думали! Вѣдь я всю косушку выпилъ, и, какъ выпилъ, у меня явилась храбрость, и я пошелъ къ Зуботычину. Дома его не было. Невѣста что-то шила. Я подсѣлъ къ ней. Она отодвинулась. Я ближе, она дальше. Мнѣ стало смѣшно.

-- Милостивый государь, что вамъ угодно?-- сказала она строго, встала и скрестила руки.

-- Вотъ какъ!

-- Уйдите, вы пьяны.

Меня взорвало.

-- Хорошо. Завтра же я уѣзжаю. Извольте ваше кольцо, потому что у васъ уже есть на мое мѣсто кандидатъ -- офицеръ.

Я ушелъ искать квартиру и нашелъ скоро, потомъ пошелъ въ департаментъ. Только-что я пришелъ домой, какъ моя хозяйка сказала, что меня зоветъ къ себѣ Зуботычинъ.

Я пошелъ, чтобы порѣшить окончательно. Въ залѣ сидѣли: самъ Зуботычинъ въ ветхомъ вицмундирѣ, офицеръ, два какихъ-то старыхъ, обрюзглыхъ крючкотвора, моя невѣста, Катерина съ мужемъ и младшая дочь. На столѣ лежали: кольцо, которое я возвратилъ, бумага, перья, и стояла чернильница.

-- Вы меня звали?-- спросилъ я.

-- Да. Что это значитъ, что вы сегодня возвратили вашей обрученной невѣстѣ кольцо?-- спросилъ меня старикъ Зуботычинъ.

-- А то, что я, послѣ всѣхъ вашихъ продѣлокъ со мною, не хочу жениться.

-- А! Зачѣмъ же вы сватались? Это нечестно! Такъ благородные люди не поступаютъ!-- заголосили Зуботычинъ и крючкотворы.

-- Вы нехорошо со мной поступили, а не я!

-- Нѣтъ, вы. Вы меня обезчестили, обругали, какъ негодяй, а я не мо...-- сказала моя невѣста и заплакала.

-- Вотъ видите. Теперь ее никто не возьметъ замужъ. Однако, скажите напрямикъ: согласны вы жениться, или нѣтъ?-- спросилъ отецъ.

-- Нѣтъ, я уже квартиру нанялъ.

-- А невѣста ваша какъ же?

-- Это дѣло ваше.

-- Да, именно мое. И я съ вами поступлю по закону. Я судить васъ уголовнымъ порядкомъ не хочу, силой заставить васъ жениться не имѣю права, а буду требовать съ васъ деньги за безчестье.

-- Да, деньги, именно деньги!! Пятьсотъ рублей!-- завопили крючкотворы, даже почему-то и мужъ старшей дочери распалился и тотъ завопилъ: деньги!

-- Какія? за что? Вѣдь я уже отдалъ вамъ вещей на пятьдесятъ рублей.

-- Э-за! Вы думаете этимъ и отдѣлаться. Нѣтъ, голубчикъ, мы васъ съ квартиры не выпустимъ безъ двухсотъ пятидесяти рублей

-- Но это вѣдь разбой?

-- Никакого нѣтъ разбою. Денегъ если нѣтъ, пишите росписку.

Я выскочилъ. Сталъ складывать вещи, позвали полицію -- обезчестилъ дочь. Но полиція позволила съѣхать, а Зуботычинымъ посовѣтовала обратиться къ мировому судьѣ съ жалобой на меня.

Я съѣхалъ. Разсказалъ въ департаментѣ объ этомъ казусѣ, тамъ сказали, что я не отверчусь, что-де лучше отдать деньги 250 руб., а то если онъ подастъ мировому судьѣ, то и четыреста заплатишь.

Дѣлать нечего. Пошелъ я къ Зуботычинымъ. Денегъ жалко, а жениться ужъ не хочется на Марьѣ Дмитріевнѣ, послѣ всѣхъ этихъ каверзъ. Прихожу я къ нимъ -- самъ спитъ. Марья Дмитріевна шьетъ, одна къ комнатѣ. Жалко мнѣ стало ея; но я ужъ не захотѣлъ измѣнить своего рѣшенія. Все-таки я поздоровался съ ней за руку; но она сѣсть не пригласила. Я сталъ ходить по комнатѣ, куря папироску.

-- Вы, Марья Дмитріевна, сердитесь на меня?-- спросилъ я свою невѣсту.

-- Конечно. Да и что говорить: вы, мужчины, всѣ одинаковы.

-- Неужели вы думали, что отверстіе въ стѣнѣ провертѣлъ я?

-- Я бы вамъ простила это, но вы оскорбили папашу, обругали меня, бросили мнѣ кольцо. Зачѣмъ вы пришли?

-- Стало-быть, вы меня не любили.

Она заплакала. Я подошелъ къ ней, обнялъ ее; она меня легонько оттолкнула. Если бы въ это время не пришелъ ея отецъ, кто знаетъ, можетъ быть, я и женился бы на ней. Но въ дверяхъ показался самъ Зуботычинъ и все дѣло испортилъ.

-- Вы зачѣмъ здѣсь? Кто васъ проситъ ходить сюда и безпокоить моихъ дочерей, послѣ того, какъ одной изъ нихъ,-- обрученной вашей невѣстѣ, вы нанесли безчестіе. Принесли деньги?

-- Нѣтъ. Но я прошу васъ сбавить пятьдесятъ рублей.

-- Я согласенъ. Пишите росписку.

Я написалъ, что отрекаюсь отъ Марьи Дмитріевны Зуботычиной, за что и обязуюсь въ теченіе недѣли уплатить ей или ея отцу серебромъ двѣсти рублей и подписался.

-- Пиши, что ты на нихъ своей претензіи не имѣешь,-- сказалъ онъ дочери и подалъ ей росписку.

-- Но, можетъ-быть, они... такъ... еще измѣнятъ рѣшеніе,-- проговорила дрожащимъ голосомъ дѣвушка.

-- Не твое дѣло! Пиши... Успѣешь еще выйти замужъ!-- проговорилъ строго отецъ.

-- Воля ваша!..-- сказала она съ тяжелымъ вздохомъ и дрожащею рукою кое-какъ нацарапала то, что продиктовалъ ей отецъ.

Затѣмъ я ушелъ. Я шелъ въ городъ. Не успѣлъ я еще войти въ паркъ, какъ онъ нагналъ меня, остановилъ и сказалъ, что вздумалъ немножко освѣжиться. Онъ болталъ всякій вздоръ, какъ ни въ чемъ не бывало; между прочимъ, замѣтилъ, что я напрасно погорячился, такъ какъ мнѣ такой невѣсты не сыскать. Я молчалъ; на душѣ у меня было тяжело, мнѣ хотѣлось отдѣлаться отъ него поскорѣе. Вдругъ онъ спрашиваетъ меня:

-- А вы совершеннолѣтній ли?

-- Конечно. Я уже десятый годъ состою на службѣ. Можете завтра справиться въ департаментѣ.

-- Вы, извините, но, знаете, осторожность всегда у мѣста. Разъ тоже одинъ господинъ хотѣлъ жениться на Катенькѣ, да схлыздилъ такъ же, какъ и вы. Онъ далъ мнѣ росписку. И что же вышло? Прихожу въ мѣсто его служенія,-- говорятъ, вышелъ въ отставку. Я къ нему, а онъ говоритъ: мнѣ пошелъ, назадъ тому съ мѣсяцъ, только двадцатый годъ, а такъ какъ совершеннолѣтіе считается съ 21 года, то вы и не имѣли права вѣрить мнѣ, и поэтому ничего съ меня не получите. Я туда, сюда,-- такъ ничего и не получилъ.

На другой день, какъ вы видѣли, я отдалъ ему деньги. Потомъ мы заключили условіе, что другъ на друга претензіи не имѣемъ.

-----

-- А ложки?-- спросилъ я разсказчика.

-- Онъ подаетъ на меня прошеніе мировому судьѣ о взысканіи съ меня пятидесяти рублей неустойки за обезчещеніе его дочери. Но у меня есть его росписка въ полученіи вещей. Только вѣдь мы все дѣло порѣшили на бумагѣ на двухъ стахъ рубляхъ. У меня есть и подлинная его росписка, подписанная и дочерью и тремя свидѣтелями, а у него копія.

-- Съ тѣхъ поръ вы не видали невѣсты?

-- Видѣлъ, въ прошлое воскресенье -- шла отъ Спасителя. Что, спрашиваю я, сыграли комедію? А она говоритъ: не грѣхъ вамъ обижать меня. Я вотъ иду отъ Спасителя, мнѣ грѣшить не хочется, я, право, тутъ ни въ чемъ не виновата. Отецъ и съ прежнихъ жениховъ бралъ деньги, разстроивая свадьбы.-- Что же молчите и терпите?-- Не могу: онъ все-таки отецъ.-- А вы подтвердите ваши слова въ судѣ?-- Ни за что.

Такъ мы съ ней и разстались. Теперь, вѣроятно, Зуботычинъ ухаживаетъ за офицеромъ. Интересно бы знать: кто кого надуетъ.

Нарвавшійся чиновникъ кончилъ. Мы выпили и распрощались. На этомъ и я кончаю. Прибавлю только, что старика въ паркѣ я у же давно не вижу, что же касается до достовѣрности разсказа, то могу только сказать, что подобные факты на Петербургской сторонѣ не рѣдкость.

Оставить комментарий Решетников Федор Михайлович (yes@lib.ru) Год: 1870 Обновлено: 11/05/2016. 44k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Решетников Федор Михайлович Повесть об отставном коллежском асессоре Зуботычине

Повѣсть объ отставномъ коллежскомъ асессорѣ Зуботычинѣ.

Решетников Федор Михайлович
Повесть об отставном коллежском асессоре Зуботычине