Розанов Василий Васильевич. Собрание сочинений. Когда начальство ушло...
М.: Республика, 1997.
ПОСЛЕДНЕЕ ПОХОЖДЕНИЕ КРЕЧИНСКОГО
"Ох, уж и били меня, били, били"... Эти слова грустящего Расплюева о себе припоминались все два года, как тянулась японская война. Расплюев (а впрочем, и звездоносные наши "сферы" за два года своей "расплюевщины") платился в сей несчастной оказии за шулерство и склонность к особым крапленым картам. С сими "картами" одного дружка поймали в клубе, другого на р. Ялу. Расплюев рассуждал: "Ну, ударь раз, ну, ударь два: но нельзя же до бесчувствия". И "сферы" наши плакали: "Ну, при Тюренчене, ну, у Чинджоу! Что делать! Но ведь при Ляояне, Мукдене, в Порт-Артуре, Цусиме, везде! До полной потери сознания!"
И оба плакали.
Но японцы знали, кого бьют. "Этого не заколотишь". И приятели, когда колотили Расплюева, знали тоже, кого они колотят. "Этот Расплюев еще женится". Действительно, у Расплюева был приятель Кречинский, это вторая и благополучная сторона того же плутяги, которую фантазия автора отделила от несчастной и неудачливой половины и олицетворила в особой фигуре с другим именем.
Кречинский в это самое несчастное время, когда его приятеля "били", задумывал знаменитый свой брак и обработывал все дело с поддельной бриллиантовой булавкой.
И "битая" наша бюрократия, только что жаловавшаяся: "больно! больно! больно!", едва встала, как протянула руку к чужим деньгам.
Япония вправе сказать: "Ведь я говорила, что переживет! И не только выживет, а еще сейчас же сделает предложение барышне. Такие не умирают. Такие или женятся, или их бьют". Расплюев и Кречинский -- только два положения. И ничего третьего, честного, обыкновенного, немецкого.
Действительно, два года чиновная Россия лежала Расплюевым. На 3-й встала Кречинским. Это Кречинский распоряжался в декабре в Москве, Кречинский произносил веское слово в Марокко над распрей Франции и Германии и теперь, вот... с этой бриллиантовой булавкой, то бишь с миллиардным займом. Везде -- Кречинский. Расплюева точно и не было. "Расплюев -- это не я! Того били, а теперь, видите, я бью". Я одерживал виктории при Полтаве и Бородине, и вот заключаю сейчас колоссальный заем. Мне верят: какой же я Расплюев?"
Скромным русским "верноподданным" приходится только дивиться на отечество. "Какое у меня талантливое отечество: казалось -- бьют его, а оно ведет себя, как победитель. Где это видано, и хватит ли на это ума у немцев".
* * *
Все удивительно в займе, но особенно его нравственная сторона. Кречинский получил миллиард, очевидно, не за то, что его "вчера били", а потому, что сегодня он состоит женихом богатейшей в губернии невесты. Правительство русское "получило" тоже не потому, что оно правительство" русское, ибо ему с сим единственным титулом никто и ломаного гроша за границею не давал: ему "дали" и "поверили" потому, что оно сейчас на линии жениха, что оно "с Думою", дали "под невесту", под "невестины капиталы", под эту самую русскую "конституцию и парламентаризм". Дело очевидное, и никто об этом не спорит, что дали не "битому жениху", этому герою от Тюренчена до Цусимы, а дали "молодому", который "обручен с Думою", т. е. "поклялся в верности", порядочности, бережливости, добросовестности и других прозаических немецких качествах.
Между тем у нас-то, в России, совершенно видно, в чем дело. Кречинскому именно надо только деньги, а "невеста" тут ни при чем, и заем делается именно для того, чтобы почувствовать себя независимым в отношении "невесты" и при первом удобном случае куда-нибудь "сплавить" ее. Кречинский привык иметь дело с коридорными девушками, и эта добропорядочная немка, "русская конституция", противна ему, как гроб, как неоплаченный вексель...
Заем: 1) против Думы и 2) под кредит Думы. Дума обеспечивает (в глазах иностранцев) заем, и в то же время этот заем торопливо сделан до Думы, ибо во внутренней, как и во внешней войне царит то же правило: "чтобы вести войну -- надо иметь деньги, деньги и деньги". Очевидно, деньги выхвачены для войны: с кем? С "внутренним врагом", вот с этой "Думою", этой плачевно обманываемою невестою, из немок, которую кружит петербургский кавалер Krechinsky.
У Кречинского в глазах мутится при виде денежек. Вчера еще слышал я фразу, донесенную из "сфер". Речь зашла о "кадетах", и "особа" выразилась: "У них (кадетов) много голосов, а у нас много пулеметов".
Побежденный при Цусиме собирается побеждать на р. Неве. Может быть, даже "отмстить за поражения", -- как эта маленькая "воинская месть" сказалась несомненно в пыле "преследований врага" на Двине, Висле, Москве-реке и прочих "не достопамятных" в военных летописях местах. Может быть, Кречинский торжествует и часть газет пьет шампанское. "Здоровье жениха"... Во фраке жениха заколота знаменитая поддельная брошка, взятая у французских ювелиров, вот-вот сейчас из витрины.
"Сиял, шумел уж в полном блеске бал"... но мне отчего-то, сквозь блеск огней и музыки еле слышатся печальные стоны, которые слышались вчера и будут, кажется, слышаться завтра: "Как меня били! Боже, как били меня! Ну -- раз, ну -- два: нет, надо же до полного бесчувствия!"
КОММЕНТАРИИ
Впервые -- Свобода и культура. 1906. 23 апреля. No 4.
С. 90. Расплюев -- персонаж трилогии А. В. Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского", "Дело", "Смерть Тарелкина" (1852--1869).