Розанов Василий Васильевич
Славянство и "греческая церковь"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. В. Розанов

Славянство и "греческая церковь"

   Достаточно сопоставить два эти выражения, чтобы понять, до какой степени мало случайного в происходящих сейчас на Балканском полуострове событиях; как они обещают все возрастать; как они затрагивают и нашу Русь. "Латинская церковь" на Западе, с ее великими историческими удачами, успехами, с великим культурным, художественным движением, церковь Данта, Кальдерона и Боссюэта, -- и греческая церковь с "фанариотами" и Афоном, секреты которого рассказываются полушепотом туристами и никогда не попадают в печать, так как это относится к области "недозволенной литературы" в самых свободных странах. Вся новейшая история "греческой церкви", история, однако, в несколько веков, сводится к сидячему нищенству и бродячему лихоимству "Христовым именем"; к нищенству у того, кто посильнее, как это было в отношении Московского государства, к жестокому утеснению и грубому денежному вымогательству у того, кто был послабее, как это было у придунайских славян. Заглядывая в будущее и опасаясь этого будущего, греки XVIII и начала XIX века, в лице своих игуменов, епископов и священников, назначаемых в земли древней Болгарии константинопольскими патриархами или, точнее, стоявшими за спиною патриархата "фанариотами", т.е. банкирами, купцами и проч., систематически истребляли письменные памятники болгарской истории. Они жгли харатейные свитки, памятники болгарского языка, славянского богослужения, старой -- то славной, то мученической -- истории, прерванной османским вторжением. Этот насильственный перерыв не был нимало естественной смертью; греки, с поразительным в истории и единоверии предательством, не хотели, чтобы, когда придет пора возрождения из-под турецкого владычества их самих, греков, с ними вместе поднялись из гроба и единоверные им, но разноплеменные болгары. Кто не помнит из "Страшной мести" Гоголя этой легенды о двух братьях, -- из которых один сталкивает другого пикою в пропасть. Греки были этим страшным "братом", не хотевшим бытия другого брата. Но вот в XIX веке поднялась Греция, а за нею начала подниматься и Болгария. Тут к бесчеловечию греков присоединилась изумительная ложь "Христовым именем". Есть древнее каноническое правило, по которому "в одном городе не должно быть двух епископов", и правило это было дано вселенскими соборами в пору великого единства всей христианской церкви, боровшейся единодушно против языческого мира, чтобы народы эти жили единодушно, без распрей, и если в каком городе есть смешанное население, то чтобы две или три народности, его составляющие, признавали, любили и чтили одного епископа, без всякого разделения, в согласии Христовой любви. В эпоху вселенских соборов, в тогдашней мировой Римской империи, большинство городов имели именно такое смешанное население. Но вообще правило это было дано в золотую пору единодушной любви как просто выражение факта, -- того, что есть, что всем нравилось, ни в ком не вызывало протеста. Это никому не было больно и всем было сладко. Есть "правило", и есть "принцип". Правило: "Не надо другого епископа", принцип: "Потому что все живут в согласии и любви". Но греки, владея патриаршеством, первые нарушили принцип "любви", не захотя жизни брата. Как было "брату", видевшему эти старания, истребить самые следы его самостоятельности, жизни, истории, -- продолжать "христиански любить" и патриархат, и пришельцев-греков? Греки, пожалуй, и не заботились об этой "любви", как вещи слишком неуловимой, -- да и, очевидно, не заботились, когда такое и столь явно на глазах народа делали. Но вот Болгария из племени превратилась в княжество, и по городам болгарским уже сидели назначенные константинопольским патриархатом игумены, епископы, митрополиты, священники. Те самые, которые ненавидели болгар и как племя, и, еще более, как княжество. Болгары, с чистотою сердца, сказали: "Мы не любим этих гнавших нас епископов, не в силах их любить; мы хотим, поэтому, иметь епископов своих, народных, рядом с этими греческими". Тогда патриархия заявила, что она -- хранительница церковных преданий, церковных законов и порядка, что она есть кафедра Иоанна Златоуста и иных столпов церкви, и, умалчивая, что теперь она есть только гнездо денежных фанариотов, потребовала, под угрозою отлучения болгарского народа от церкви, чтобы в городах Болгарии, где есть уже греческий епископ, не назначался рядом с ним болгарский. Принцип был нарушен, -- о принципе не было и вопроса. Это -- принцип любви. Но личина принципа -- "правило" -- оно должно быть исполнено! Болгария возмутилась: "Вы же нас ненавидите: как мы будем притворяться любящими вас, любящими даже до нежелания иметь своих епископов". Но старый денежный мешок в Цареграде не растрогался: "Сижу на месте Иоанна Златоуста, сужу, как Иоанн Златоуст, с его авторитетом: до чувств ваших мне дела нет, а епископ должен быть грек. Или -- "анафема".
   И "анафема" была принята болгарами, все сердце которых трепетало от негодования и презрения к этой смеси лжи и "каноничности".
   Вот происхождение болгарской "схизмы". В сущности, в истории "греческой церкви" она не представляет ничего нового. Так же всегда было. Надо читать историю большого Московского собора 1667 года и роль на нем греков: до знакомства с подробностями московских отношений, пока они еще ехали в Москву, они составили мнение по существу вопроса, но, едва приехав сюда, переменили суждение сообразно обстоятельствам и были истинными виновниками образования "раскола" в русской церкви. И до такой степени робки русские, робки сказать простую правду, так они заколочены этим "преданием, из грек идущим", что хотя в историях собора московского нисколько не скрыта подпочва его решений и руководящая и решительная роль на нем ученого интригана Паисия обрисовывается достаточно ярко, -- однако мы выносили и выносим всю муку разделения со старообрядцами, покрыли себя позором преследования их, совершили бесчисленные жестокости и утеснения и, тем не менее, не смеем вслух сказать того, что в душе почти каждый раз говорим: "Все эти решения 1667 года были плодом нашей наивности и необразованности, которою воспользовались греки и подставили постановления, которых мы в сущности не хотели, последствия которых не предвидели и на которые были не вправе".
   Так все "преемственно", так "преемственна" эта ложь. Видите ли, на этом месте и в этих одеждах сидел Иоанн Златоуст; теперь "мы", торгующие, покупающие, продающие все, до "благодати" включительно; от "нас" -- "вы", митрополиты, и епископы, и игумены московские, киевские, ростовские, рязанские: все в тех же одеяниях и с тем же титулом, как и Иоанн Златоуст, -- а стало быть, и с его авторитетом. "Лествица" от земли до неба, и хотя ступеньки в ней одни золотые, другие -- серебряные, третьи -- железные, а то попадаются и совсем деревянные, да еще и гнилые, предательские, однако от мира, от людей это скрывается, и вся "лествица" объявляется сплошь золотою. И идут по ней люди, приглашаются идти народы, манятся "царством небесным", когда многих-многих уже ступенек нет; и многие верующие с самого верха валятся вниз, ступив на гнилушку, где предполагалось червонное золото...
   Это называется "последовательностью" предания, "единством" канона и закона. Этим, а не любовью, не правдою, не чистосердечием, а следовательно, вовсе и не "верою", ибо верить можно только в правду, ныне уже скрепляется "церковь Христова" или, точнее, наместников Христовых римских, константинопольских и преемственно от них -- иных, более юных стран.
   "Более юных"... Но где молодость, там и физиологическое отвращение от притворства, маски, от всякого вида подделок, от всего ненастоящего. На заре нашей истории, как бы предостерегая потомков, сказал летописец: "Греки бо все льстивы суть". Льстивы, т.е. ложны, притворны, -- хорошая характеристика народа, принесшего "небесную лестницу"... И вот как германские народы заволновались в XVI веке против Рима, не понимая, какая связь между "спасением души" и обиранием денег Тецелем, так болгары очень ярко, и в более легких формах, зато давнее гораздо, волнуемся и мы, русские, в отношении "греческого предания"...
   "Греческая церковь", -- и славянство. Какая-то территорийка величиною в одну нашу губернию -- и племя, раскинувшееся между тремя океанами, которому эта маленькая губерния говорит: "Не пикни в вере, -- задавлю, отреку!" Основной вопрос, по которому эти балканские церковные волнения небезразличны и для нас, заключается в следующем: можно ли поверить, что до конца нашей истории, до могилы русского народа он так-таки и не скажет никогда своего слова об отношении Бога к человеку, человека к Богу, о совести, о мире, о жизни?? Неужели Греция все это исчерпала, разрешила и так совершенно, до того незыблемо, что и думать не о чем, заботиться не о чем? Если так, то отчего же, однако, столько тоски на земле, столько на ней и неправды? Отчего это русский народ, при всей целости "греческого предания", сложил еще в допетербургские времена тоскливое убеждение, что "в мире царствует духовный антихрист", т.е. не Бог, а как бы "противо-Бог", с "божеской силой и властию, на божеском месте", но творя дела не божий, не святые, не праведные, а какие-то лютые и лживые. "Подобие божества" видим, а Бога не видим, -- вот выражение этого народного взгляда. Пуст ли он? Легкомыслен ли он? От Аввакума и братьев Денисовых до суровых дней Николая Павловича за это убеждение много пролито крови, принято огненной муки; много высидено в земляных и каменных казематах.
   И митры золотые, и одежды в блистании, и фимиам, и ладан, и умильное пение, а русский мужичок говорит: "антихристом пахнет". Если "Антихристом пахнет", то ведь это слово могло выговориться только у того, кто имеет представление о каком-то "Христовом Царстве", "Божием Царстве", притом не только отличном, но и противоположном с наличною действительностью. Вот и знак, что русская душа не пуста от самостоятельного религиозного идеала. Народ, который говорит, века говорит, сквозь муку и огонь, что везде слышит "дух антихриста", что "Божия духа" он не слышит, -- уже сейчас полон религии, невыговоренной, невысказанной, но от немоты-то, может быть, еще более пламенной. "Антихристом пахнет", -- право, "предсоборной комиссии" следовало бы с этого начать. "Что это такое, что русский народ жалуется, будто все антихристом пахнет? Откуда у него такое взялось? С чего взялось? И как сделать, чтобы он успокоился и сказал: "Теперь Богом запахло".
   До какой степени, однако, эта "предсоборная комиссия" ненародна и отвлеченна: просмотрели такое народное явление, такое "самоощущение" народное, такое определение им своего "религиозного здоровья", "церковного благосостояния"... А, в самом деле, будущему собору русской церкви, отметя в сторону эти дипломатически-ученые предрешения "предсоборной комиссии", не начать ли с этого народного вопроса:
   -- "Отчего на Руси антихристом пахнет?"
  
   Впервые опубликовано: "Русское Слово". 1906. 12 авг. No 201.
   Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_slavyanstvo_i_grecheskaya.html.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru