Розанов Василий Васильевич
Привислинские публицисты у московского "князя" в гостях

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906--1908 гг.)
   М.: Республика, 2003.
   

ПРИВИСЛИНСКИЕ ПУБЛИЦИСТЫ У МОСКОВСКОГО "КНЯЗЯ" В ГОСТЯХ

   Славянский вопрос и положение в нем России и Польши, русских и поляков, довольно ясно. Тяжкий молот исторических обстоятельств раздробил Польшу и укрепил Русь. Не говоря о других, рано и преждевременно задавленных славянских народностях, русская и польская народности могли бы сделаться центрами славянского объединения, славянского самостоятельного культурного слияния, одна на Востоке и другая на Западе. Совершенно мирно они могли бы существовать одна параллельно другой, как нет и никогда не было ни зависти, ни злобы, ни соперничества между южнославянскими народностями и русскою. Но Бог судил иначе. Польша погналась за блестками западной цивилизации. В противоположность глубокому демократизму всех славянских племен, всего славянского духа, Польша и поляки всегда были "ясновельможны"; и "ясновельможество" всегда было для них каким-то "царством небесным", за которое они променивали самостоятельность, независимость, труд, благосостояние и т. п. "малоценности" демократического масштаба. Хотя для других-то славянских племен и было ясно всегда, что "ясновельможные" поляки с такими изумительными усами и в ослепительных "кунтушах" сидят вовсе не в карете западноевропейской цивилизации, а только стоят у нее на запятках и катаются туда и сюда по чужой воле, а нисколько не правят ее конями. Поляков не считали способными к высшему мировому служению, к усвоению и проведению далеких исторических перспектив. Несмотря на то, что они "лежили крыжем" перед Ватиканом, Ватикан только давал им целовать руку, как и Наполеон, побаловав их самолюбие созданием "польского легиона", предоставил умирать за себя, не взяв никоторого "лыцаря" себе в маршалы. Вторые роли, даже третьи и четвертые роли, и никогда не первая роль, были их историческим уделом.
   Более всего через принятие католичества, но также и через все другие подробности своей истории и жизни поляки никогда не сознавали глубокой и самостоятельной ценности славянского в себе зерна. Они всегда искали латинской позолоты, рыцарской позолоты, королевско-блестящей позолоты, претенциозно-дворянской позолоты. Усы, кунтуш, "падам до ног" в минуту опасности и несносное высокомерие, как только опасность проходила, -- таковы их бытовые и исторические черты, несносные и мало постижимые для остального славянского духа, который от начала нес и, вероятно, до конца дней своих пронесет крестьянскую в себе складку, здоровый и суровый мужицкий дух. Может быть, это и неизящно, да зато крепко.
   Русь без злобы и, главное, без всякой мстительности вспоминает татарское над собою иго. Татар у нас положительно любят, -- любят в населении, массою и массу. С турками сколько войн мы вели, но и к туркам ни малейшей ненависти у русских и в России нет. Инородцы все у нас пригреты. Из мордвы был знаменитый патриарх Никон, а Годунов был потомком казанских князей. Литва, белорусы, грузины -- все у нас свои люди, все сидят за русским столом, без кичливости над ними хозяина. Им не подают грязных салфеток, не обносят кушаньем. И, мы верим, в русских "инородцах" Россия получит, как уже и получала, преданнейших слуг или, точнее, детей-слуг себе. Такими были Багратион, Барклай-де-Толли. Во всяком случае это действительно, по-настоящему блестящая параллель тому потоку истребления, каким в пору силы устремились "ясновельможные" на Литву, на несчастную Белоруссию, на давших им хороший отпор хохлов. Лучшие победы Россия одержала добротою и широтою, как Польша все проиграла "ясновельможностью", кичливостью, нервностью, незнанием ни в чем меры, -- поведением легкомысленным и жестоким.
   Россия -- универсальна в славянстве. Не зная гордости "своей крови", гордости "предками, которые спасли Рим", она смешивалась охотно и легко с татарскою кровью, с финскими племенами, с немцами, -- хотя менее всего с поляками. На всем земном шаре "ясновельможные" претят нам, претят как-то органически. Тут -- расхождение демократическое и аристократическое, которое решительно исключает одно другое. Даже "восточные человеки" нам более переносимы. Не говоря о грузинах, глубоко симпатичной нам нации, не упоминая о татарах, везде народно уважаемых и любимых, даже об армянах у нас рассказывают анекдоты более в забавном, нежели злом тоне. Но все, что звучит о поляках, -- звучит в народе неуважением и антипатиею. Только ради "политики" смягчается это народное, культурное отношение.
   Россия стала в центре славянского возрождения. И, без сомнения, в нем и останется.
   Ее положение в славянстве совершенно ясно. Оно никем и не оспаривается. Напротив, положение Польши или, лучше сказать, поляков необыкновенно трудно, и трудность лежит в духовном и культурном расхождении их с славянским миром. В этом трудном положении все, что остается им, -- быть скромными, непритязательными, старательно изучать себя и других. Сократовское "γνωθι σεαυτον" {"Познай самого себя" (греч.).} очень шло бы им в качестве исторического напутствия.
   Но то, к чему призывал Сократ, кажется "не в долбежку" ясновельможным. Ну, как они станут учиться, присматриваться, приглядываться, слушать и взвешивать свое положение, когда они уже всех умнее и всех ученее? А в теперешний момент, конечно, временного ослабления России и чувствуют себя необыкновенно сильными.
   Князь Евг. Трубецкой в только что вышедшей книжке своего "Еженедельника" имел бестактность поместить "Первый шаг" проф. Мариана Здзеховского. У поляков нет незнаменитых людей. "Знаменитый" Здзеховский притащил в "Еженедельник" "знаменитого" Людовика Страшевича, и оба наговорили о русско-польских отношениях что-то такое, что показалось московскому князю-публицисту весьма умным, а нам представляется совершенно глупым. Во-первых, он говорит не о России и Польше, а о "Нов. Времени" и Меньшикове, и, во-вторых, вся статья "профессора" не содержит никакой последовательной мысли, а только потуги на остроумие, которое нам представляется совершенно плоским. Жару много, а ожога никакого. Есть такие тела, которые кипят при низких температурах, и к числу их относится "ясновельможество" с Вислы. И Страшевич, и Здзеховский со 2-й же страницы забыли, о чем хотели говорить. Начав вообще обличать русскую узость и русскую черствость и сославшись на какого-то "ученого немца", по наблюдению которого "человек без паспорта в кармане -- явление непостижимое для ума русского бюрократа", оба вдруг обрушиваются на "Новое Время" и "Московские Ведом." и кричат, что они с ними "не хотят разговаривать". "Не хотят", -- а между тем от начала до конца ни о чем и не говорят, как о двух им ненавистных газетах, только "бочком", с этой личиной ясновельможного презрения. "Никто из поляков, сохраняющих чувство собственного достоинства, не станет отвечать сотрудникам "Нов. Врем." и "Моск. Вед.", зная, что эти люди пишут по заказу, для денег, в полном сознании своей низости". Все это -- голословно, и в этом трагизм говорящего, у которого нож в сердце и бубенчик арлекина в руках. На русских улицах и не так ругаются, и у русских есть об этом поговорка: "Собака лает, ветер носит". -- "Если им угодно беседовать с поляками (почему-то курсив у автора), пусть они исполнят" такое-то и такое-то условие. Да никто усиленно и не собирается "беседовать" с поляками. Затем он анонимно припоминает какого-то "величайшего русского мыслителя, человека русского по происхождению, по воспитанию, по складу ума, по воззрениям и стремлениям, словом, самого русского из русских", который будто бы "заклеймил русский патриотизм названием русской народной дикости". С тех пор поклонники воззрений, проповедуемых "Нов. Временем" или "Варшавск. Дневником", не имеют права считать себя представителями России.
   Ну, вот, отчего же? У нас нет такого "ясновельможества" и нет привислинского "падам до ног". Все у нас носят свою голову на плечах, и никто ничьим мнением не стеснен. "Величайший из великих" русский есть, кажется, Владимир Соловьев, который в пылу полемики назвал здоровый и прекрасный патриотизм Данилевского, Страхова и Аксаковых "явлениями народной дикости"; но это было только припадком полемики у весьма переменчивого публициста, в которой под конец жизни он раскаялся, как раскаялся и вообще в своих католических европейских пристрастиях и начал писать с почтением в "Вести. Европы" даже о русско-византийской государственности. Так что он был даже и не против паспортов, которые не нравятся только "лыцарям", бегущим "до лясу". Ненависть к русскому патриотизму особенно занимательна в устах Страшевича и Здзеховского, которые через две строки в третьей кричат: "Мы или останемся поляками, или станем нравственными уродами" (стр. 22). Вот какая дилемма. Но не страшит ли обоих панов горшая возможность остаться поляком и не перестать быть уродом? Таким совершенным уродством представляется нам совет не быть патриотами на р. Неве и р. Москве, а только быть патриотами на р. Висле. Патриотизм, высокочеловечное явление у поляков, у русских есть явление только "дикое". Ну, конечно, "quod licet Jovi, non licet bovi" {что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку (лат.).}. Этим коровам, пасущимся на равнинах Великороссии, приличествует не государственное самосознание, а только этнографическое прозябание. Благодарим покорно. Однако поляк не был бы смешон как поляк, если бы не приседал в конце речи. Поругав "Новое Время" и другие газеты, припомнив к чему-то Чемберлена и Меньшикова, "профессор" совершает "падам до ног" в отношении "Московского Еженедельника", приютившего его убогую статью. "В борьбе с темной силой, которая именуется инстинктом раба и которая неоднократно бичевалась в "Московском Еженедельнике" его редактором под названием хамства, зверопоклонства, благонамеренности, заключается весь смысл истории духовного развития России".
   Ну, уже именно, откуда же бедным русским и узнавать о "смысле своей духовной истории", как не с берегов Вислы.
   Как это недостойно, что московская ворона, проглотив кусочек сахару, поднесенный ей паном Здзеховским, напечатала в Москве, возле Кремля и его святынь, возле памятника Минину и Пожарскому, всю эту накипь скверных чувств с Вислы.
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1907. 9 окт. No 11342. Подпись: Русский.
   Статья посвящена публикациям двух польских публицистов в "Московском Еженедельнике" (No 37, 38, 39 от 22, 29 сент. и 6 окт. 1907) кн. Е. Н. Трубецкого: профессора Мариана Здзеховского и сотрудника варшавской газеты "Слово" Людвига Страшевича. "Московский Еженедельник" издавался с 1906 г. на средства М. К. Морозовой и придерживался линии умеренного либерализма, "мирного обновления". В журнале печатались А. Н. Бенуа, Н. А. Бердяев, П. П. Муратов, Д. В. Философов, С. Н. Булгаков, печатался начиная с 1910 г. и В. В. Розанов.
   ...в только что вышедшей книжке... "Еженедельника"... -- Здзеховский М. Первый шаг // Московский Еженедельник. 1907. 6 окт. No 39. С. 20--24.
   Владимир Соловьев, который в пылу полемики... -- Высказывания Соловьева об особой форме дикого, "зоологического" патриотизма из его сборника статей "Национальный вопрос в России" (1-й вып. -- 1883--1888 гг., 2-й -- 1888--1891 гг.).
   Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку -- выражение, отсылающее к мифу о похищении царевны Европы Зевсом (Юпитером).
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru