Л.Н. Толстому все-таки нет покоя... Во-первых, уже в комнату его вошел г. Чертков, которому он, конечно, "живейше обрадовался", как "радовался" свиданиям с от. Матвеем Ржевским Гоголь, сведенный с ума и наконец сведенный в могилу этим своим "духовником", -- если не всецело, то в значительной степени. И, во-вторых, в нескольких саженях от Толстого, под его окнами и проч., с величайшим возбуждением бродит толпа семьи, родных и "почитателей". Давно оставлена мысль, что душа и "нервы" ограничены точною физикою человека: если за стеною беспокоится друг мой, то беспокоюсь и я, если он несчастен или плачет -- тревожусь и я. И проч. Существуют "лучеиспускания души", темные, светлые, тревожные, спокойные. Тревога вокруг дома, без сомнения, передана ему, ускоряет пульс его и гонит сон. Теперь, когда вся Россия думает о Толстом, желательно, чтобы "друзья" его знали и знали родные, что Россия не может не осуждать их, что они так далеки от исполнения мольбы Толстого о покое и уединении...
Все, в чем он нуждается, -- это врач. Право быть близко (все-таки, однако, не в комнате) имеет только жена его...
Но в особенности совершенно здесь нет места "ученикам", и особенно такому "духовнику", как Чертков. Толстой буквально находится "в руках" Черткова: ограниченного и фанатичного своего "поклонника", который запечатал вечною печатью волнующийся и вечно растущий, вечно менявшийся мир дум и чувств Толстого, мир его настроений. Он запретил ему, поклонением и "преданностью", выход из такой-то фазы, в которой застал Толстого и которая его (Черткова) пленила; и буквально задушил Толстого мыслями Толстого же. Толстой оттого и менялся, что мысль его была всегда слишком специфична и несколько одностороння: "перемены" были благом в нем, даже способствовавшим его здоровью. То земледелец, то учитель, то семьянин, то аскет -- он был велик как "сумма этого всего", велик, и счастлив, и здоров. Он буквально "захворал" около Черткова, когда тот до земли поклонился ему и, поднявшись всей огромной и тяжелой фигурой, произнес "над ним" мертвым голосом: "Credo: теперь -- ни шагу далее и в сторону". Роль его протестантского или духоборческого "духовника" -- буквально как от. Матвея в православии. То же давление, то же сужение горизонта, та же толчея в небольшом круге формул, тезисов. Есть яды интеллекта, как яды тела. В религии их очень много, еще более в сектах и в сектантстве. Есть яды, поднимающие температуру и понижающие ее. Яд Черткова, venenum Chertkowi, понизил tЊ Толстого до опасных 35 град., задержал живой "птичий" пульс его и вообще превратил или усиливался все время превратить льва в "земноводное". Россия не скажет ему "спасибо" и в свое время произнесет над ним жестокий суд.