Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
"ВЕНОК" НА МОГИЛУ ЗАСОДИМСКОГО...
Пускай никто не проторит тропы к моей могиле, пускай никто не носит на нее венков, пускай она затеряется среди других немых могил!..
Из частного письма Засодимского
Эти немногие и торопливые слова я называю "венком" потому, что мне хочется именно положить венок, вещественно и осязательно, на могилу Засодимского; и пишешь, -- "как вообще литераторы", -- чего не можешь исполнить на деле. Все лень: куда тащиться до Волкова: я лучше сяду и напишу. Но зато пусть будет это слово горячо.
Да, у нас, литераторов, -- все в воображении. Жалкие люди. Оставим, однако, себялюбивое "себя".
Если бы "Розанов принес венок на могилу Засодимского", это ничего бы не значило, и, по всей вероятности, Засодимский из могилы-дома "пхнул бы венок Розанова ногой", по крайнему расхождению в убеждениях. Не в этом дело, а в следующем. В 1892 году, только-только начав журнально-газетную деятельность, я написал в "Московских Ведомостях" шесть фельетонов, между собою связанных по мысли, первый из которых назывался: "Почему мы отказываемся от наследства 60-70-х годов?", второй -- "В чем главный недостаток 60-70-х годов" и т. д. Заглавия -- все говорят. "Девятидесятник", только что начинавший писать, резко выступил против "всего" в 60-х годах, порицая их, осуждая, ненавидя их. Там приводились и поводы всего этого, мотивы...
Тогда я был страшно молод, теперь значительно стар; старость не только умудряет, но и смягчает. Двадцать лет пронеслось. Прошли "декаденты". .. "Московские Ведомости", "Русский Вестник", "Русское Обозрение", "Мир Искусства", "Новый Путь" и "Весы" мелькают в воображении, как пройденные этапы, как сложная, утомительная и колеблющаяся дорога. И вот теперь, когда умер Засодимский, такой сердитый, такой правдивый, такой "верный себе до гроба", -- такой, если хотите, прекраснейший Дон-Кихот и рыцарь: то мне мучительно захотелось прибрести к нему на могилу и сказать великое "прости" этому рыцарю и всей их эпохе, во многом прекраснейшей и рыцарственнейшей, не от себя (это не очень имеет значение), а вот именно от всех "девятидесятников", как и тогда, в 92-м году, я тоже не от "себя", а от "нас" -- "отказывался от наследства".
Страшные вопросы:
А любили ли мы так русскую землю, как Засодимский и "они"?
-- Нет.
А любовались ли так каждою морщинкою на усталом лице народа, на всякой деревенской бабе, как они?
Нет.
Мы пели "Диан и Аполлонов", т. е. червей, умерших в земле.
Мы не любили так живого, как "они". Все мы копались около "мертвечин ки". Люди фантазии, а не дела.
Говорят, он "не имел таланта" (Засодимский). Да черт ли в "таланте" если он не осложняется здоровым обонянием, здоровым глазом, здоровым вкусом, не имеет здорового отношения к вещам и прямого к ним шага? Не Тургенев ли сказал: "Все забудется, всякий гений и слава; не забудется -- добрый поступок". Вот эту маленькую жемчужину, такую молочную, такую белую и которую не засыплет гора угля, -- и несли с собою, прижимая одну к сердцу, 60-е годы и их исторический тип, их исторический стиль.
-- Добрый поступок!
Кто это отнимает у них? Эту заботу, эту мысль? Они все, "60-е годы" -- были в добром поступке, без разделений, без разграничений. О, потом пошли усложнения, пошло все "к хуже". Но первый момент, и момент долгий, упорный, -- был сюда.
Было ли у "нас" это рвение к "доброму поступку"? Мы уносились в мир фантазии... не оспорю, может быть, всемирной фантазии; были "вопросы".. Но "вопросы" -- не дело. Этого ясного, прямого отношения к делу -- не было и это тоже был "стиль" и "тип" 90-х годов.
* * *
И жизнь прошла. Два десятилетия. Два десятилетия проехала громадная, громоздкая колесница "истории", такая страшная, такая черная, такая "ответственная".. . Эта колесница уже не "мы"; "мы" только барахтались в ней... Вот для этой "массы дел", для истории -- для десятилетия есть громадное время. "Шестидесятники" -- почти прошли; никого не осталось, никого не остается.
Шумное было время. И сколько милого в этом шуме. Коммуны, Жорж Занд, Прудон. "Дрались, а не спорили". И все умерло. И как хочется плакать над этим "умерло".
В жизни нашей прошли прекраснейшие люди. Теперь одни могилы. Когда они "жили" -- ничего не представлялось в ясности. "К чему этот нигилизм"... "разрушение семьи", "потрясение тысячи основ". "И эта коммуна на Знаменской, где один переводил "полезные книжки", а семь девиц живут при нем любовницами" (слышал рассказ, -- смеющийся и любящий).
И вот "Знаменская" стоит по-прежнему, и на ней имеются "торговые бани" и "те же едут извозчики"... "Слава Богу, все основы целы".
Ах, милые люди: разрушайте, лишь бы весело. Эта дуреха-земля до того прочна, что, сколько вы ни "разрушаете", -- все будут "бани и извозчики". Поэтому -- ничего не бойтесь. Планета "вращается и вращается", никто ее "с оси" не сдвинет: поэтому каждое поколение просто должно быть счастливо, "с Прудоном или с Жорж-Занд" -- все равно. Миг нашей жизни поистине краток. Но я зафилософствовался. Пусть же Засодимский не "пхается ногой" (на это он вправе, это его стиль): с глубоким смирением и раскаянием за резкость упреков, слишком молодых и необдуманных, кладу венок на его скромную и чистую могилу не от себя, но вообще от "отказавшихся от наследства 60-х годов", без мысли встретить противодействие... ну, назову имена еще "девятидесятников". Брюсова, А. Белого, Дягилева, вообще "Мира Искусства", Шестова etc, etc. Улеглась пыль; опять взошло солнце: и это благородное "кладбище 60-х годов" -- как о нем хочется думать, как на нем хочется плакать, как всего там, всего и всех, жаль и жаль... А кончишь все Пушкиным:
Если жизнь тебя обманет
Не печалься, не сердись
В день уныния смирись:
День веселья ведь настанет.
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло;
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
Эх, "60-е годы": любили бы Пушкина, и, может быть, не было бы вовсе "расхождений", да и не заблуждались бы они сами...
КОММЕНТАРИИ
НВ. 1912. 20 мая. No 12997.
...я написал в "Московских Ведомостях" шесть фельетонов... -- Эти шесть статей 1891-1892 гг. составили раздел "Старое и новое" в сборнике Розанова "Литературные очерки" (СПб., 1899; 2-е изд. -- 1902); см.: Розанов В. В. Собр. соч. [Т. 7]. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. М., 1996. С. 159-208.
"И эта коммуна на Знаменской..." -- коммуна-общежитие, существовавшая в 1863-1864 гг. в одной из квартир на Знаменской ул. в Петербурге. Основана писателем В. А. Слепцовым и рядом лиц, близких в те годы к журналу "Современник", как попытка реализации идей, изложенных в романе Н. Г. Чернышевского "Что делать?" (1863). Нашла памфлетное отображение в романе Н. С. Лескова "Некуда". Ряд членов коммуны привлекался к дознанию по делу о покушении Д. В. Каракозова на императора Александра II.
Если жизнь тебя обманет... -- из одноименного стихотворения (1825) А. С. Пушкина.