Розанов Василий Васильевич
Иван Федорович Романов ("Рцы")

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В.В. Розанов

Иван Федорович Романов ("Рцы")
(Некролог)

   Умер неожиданно и скоропостижно Иван Федорович Романов, 56 лет от роду, -- один из последних славянофилов, писавший в разных журналах под псевдонимом -- Рцы, Гатчинский Отшельник и Заточников. Это был высокообразованный человек, владевший несколькими языками, -- но не эти внешние качества определяют его значение. Он отличался необыкновенно сильным и проницательным умом, обширной начитанностью в литературе, истории и богословии, но эти качества, которые могли бы выдвинуть его в первые ряды публицистической литературы, сопровождались слишком капризной и оригинальной формою выражения, формою письма, которая была очень хороша "на любителя", но сыграла роковую роль в признании его вообще читающим обществом. Он был известен очень немногим, но эти немногие любили его и высоко ценили его талант и ум. Вообще он был "отмечен", но "не замечен". Был "на замечании" у читательского и у критического "начальства", как что-то неблагонамеренное, своевольное, в высшей степени угрожающее скандалом (литературным): а "что такое" и "в чем дело", никто не хотел разобрать в наш торопящийся, мятущийся век. С трагедией в душе, он вечно шутил; он хотел рассказать анекдот среди крови и гробов, сам истекая в сердце кровью. "Рцы" и "шутка" неотделимы: тогда как мало было умов среди современников его, которые были бы так преданы самым высоким темам бытия, религии и истории. Это несоответствие формы и содержания, -- то, что он никогда не говорил на "о", как наши духовные писатели, а все-таки был, однако, с большою примесью "о", все это помешало ему поместиться среди видных духовных писателей. Он вообще был "писатель без места", и жизнь его, весьма скорбная и странническая, была или проходила тоже до некоторой степени "без места", что передавалось мучением на его истомившуюся душу. Он вообще был истомленная душа, измученная душа. И только крепкая, самоотверженная, деятельная помощь ближайше стоявших около него лиц (семьи его) спасала его от конечного отчаяния. Все ему не удалось, -- труды, жизнь, служба, литература. Литература мешала жизни и службе, а служба и тягости жизни расстраивали литературу. "Ни в тех, ни в сех", "ни на мели, ни -- в воде". Ни -- земноводное, ни рыба, ни зверек, ни птица, что такое была эта "химера", этот "Рцы"?! И он прошел странностью по литературе и жизни, с пучком остроумия в руках, слезами в сердце, проклятиями на языке; неизменно "с Апостолом Павлом" в кожаном старинном переплете и с памятью, "как пел Мазини" в лучшую пору голоса. Мазини, и Тамберлик, и Морио, -- как и около апостола Павла, он не забывал Иоанна Богослова и "Шестоднев" Василия Великого.
   Странный... странность!.. Таков он был весь, сплетенный из разных лоскутков, из разных цветов, непоколебимо един в себе, неизъяснимо разнообразен для окружающих. И вообще никто его хорошенько не знал, никто его хорошенько не понимал.
   -- "Поймем! Успеем!" -- говорили, думали. Но он умер. Теперь уже нечего разговаривать, и теперь ему не нужно никакого успеха.
   Его мысли о вечности, о смерти, о Боге -- замечательны. Все его представление жизни было трагично и глубоко. Ну, хорошо. Вечный ему покой. Но вот о чем нужно позаботиться живым: он жил на Петербургской Стороне, Большая Зеленина улица, дом 7, квартира 2. Непременно кто-нибудь из деятельных и сильных людей, из благородных русских людей, -- со связями или со средствами, -- должен поехать туда, разузнать, расспросить и непременно так или иначе помочь вывести на дорогу, на путь, довести "до станции". Большая семья его сейчас -- как заблудившиеся зимой в лесу дети и женщины. Не безлюдна же Русь, не без Бога же мы. И нужно спешить, нужно "сейчас". Две старшие дочери его имеют крошечную службу; но кроме этого -- ничего, а между тем еще дочери в поре учения, т.е. с необходимостью платы за учение; да и -- хлеба, квартира. Пишу все это попросту, потому что тут не до роз. Спешите, добрые люди: нигде ваша помощь не окажется наилучше приложенною.

-----

   Он любил Гамлета (все около ал. Павла): и как около "не стало нашего "Рцы", не скажешь: "Бедный Иорик -- он умер! А еще так недавно он заставлял смеяться и плакать около себя".
   Бедный и милый Рцы: кое-кто вечно не забудет его.
   Ни его "Летописца", с картинками, пустяками и глупостями, -- главного "сокровища" его литературного сердца". Он издавал его, почти секретно от всех, и печатал что-то в семидесяти экземплярах, за недостатком подписчиков, читателей и денег. Скорбел, нуждался -- и все-таки печатал.
   Да: после ап. Павла и Мазини он более всего увлекался Рембрандтом. Все его вкусы были прекрасны. Он изучал жизнь Рембрандта, и долго, годы, размышлял над смыслом его картин. Отрывки о нем он печатал в "Летописце", "Русском Труде" (Шарапова), "Гражданине", "России" и "С.-Петербургских Ведомостях", немного в "Новом Времени".
   Бедный Иорик!
   Ты везде работал!
   Но не золото блестело у тебя под заступом: и через 20 лет труда ты только накопал столько земли, чтобы покрыть твое тело в могиле.

Сахарна, Бессарабия.

   
   Впервые опубликовано: Новое время. 1913. 22 марта.  13359.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru