Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
О последних годах жизни В. Г. Сахновского Записи З. К. Сахновской
Так Василий Григорьевич ждал и надеялся, конечно, на лучшее, с чем пришлось [нрзб.].
В театре за два года умерли Егоров и Рипси[i] и засели еще худшие -- Нежный[ii] и Месхетели. Нежный -- это делец, все средства хороши. Василий Григорьевич был за него, чтобы он был в театре администратором, но потом после всех его делишек от него отвернулся.
С самого начала начались безобразия. Так было с едой плохо, что мне пришлось сдавать кровь. Василия Григорьевича не прикрепляли к Кремлевке. Несмотря на просьбы Василия Григорьевича, театр этого сделать не мог. Когда выбирали в Академию, то сказали, что для выбора в Академию помешал арест. Давали индивидуальные пайки для специалистов, мы никогда не получали.
Работать над "Гамлетом" было очень трудно[iii]. Создали такую атмосферу вокруг, что он не пойдет, и поэтому отношение у актеров было спустя рукава. Все время отнимали актеров для других пьес, не было для работы места, и он занимался с актерами дома вместо отдыха. После первого весеннего показа "Гамлета" Месхетели позвонил Василию Григорьевичу и очень одобрил, на что Прудкин за кулисами возмущался за двойственность поведения Месхетели и утверждал, что "Гамлет" все равно не пойдет.
Ничего не понимая, лезли в дела Студии Хмелев и Месхетели. Когда Василий Григорьевич консультировал сценарий для МХАТа, его просили участвовать в съемках, то Хмелев передернул и это сделал для себя. Всего и всех безобразий не передашь -- дирекции МХАТа, Нежного, Месхетели, Прудкина, Хмелева.
Когда Василия Григорьевича назначили директором Студии, то Месхетели и Прудкин велели студийцу Франке[iv] следить за Василием Григорьевичем, о чем Франке пришел и сказал Василию Григорьевичу.
Просматривая архив, понимаешь, что было задание дирекции травить Василия Григорьевича. Прудкин даже танцевал, когда узнал, Василия Григорьевича посадили, и, будучи секретарем парторганизации, говорил, что Василий Григорьевич не нужен в театре.
1944 год. Заболел Василий Григорьевич после [ноябрьских] праздников. Перед этим в октябре ездил в Ленинград по распоряжению дирекции МХАТа набирать молодых студийцев. До этого и туда, и в Таллин ездил Месхетели для покупки себе вещей. Но почему нужно было отправлять туда Василия Григорьевича, когда Месхетели мог все это проделывать без всякой ширмы, непонятно. На обратном пути Василий Григорьевич простудился, очень там устал, и с ним сделался прилив к голове и муть в мозгу, он заговаривался. Иверов, горе-доктор в МХАТе, назначил ему пиявки[v]. Пришла от него какая-то лахудра и принесла негодные пиявки, после которых давление с 180 поднялось до 220. Отправили его в больницу на Соколиной горе, где на четвертый день муть в голове прошла, чему удивлялся доктор и спрашивал, не давали ли ему одурманивающего лекарства, и когда я принесла рецепт, доктор высказал предположение, что оно могло плохо действовать.
После двухнедельного пребывания на Соколиной горе отправили его в Подлипки, где он пробыл месяц. Однажды, когда он меня провожал, на станции с товарного поезда сбросили труп женщины, после этого я не могла успокоиться целую неделю, мне все казалось, что это кто-то из близких. Я еще вспоминаю, как я ехала в Подлипки за В. Г., вдруг перед нашей машиной очутилась на дороге другая машина, разъехаться было нельзя, и шоферша пустила машину вниз под откос, внизу играл мальчик, чудо как он остался жив, а машина выбралась опять на дорогу. Когда возвращались домой с В. Г. из Подлипок, то на очень тихом ходу машина начала вдруг вертеться и опять под откос, на этот раз с трудом машину поставили на дорогу шоферша и В. Г., В. Г. помогал с трудом.
Когда В. Г. приехал из Подлипок, он сразу стал заниматься "Гамлетом" и просил его освободить от школы. Но Храпченко не соглашался, а Месхетели на экзаменах, если В. Г. не мог прийти, спрашивал: "Почему нет В. Г.?" Секретарша звонила, и В. Г. через силу шел. Также ему сообщили, что постановочно-оформительная часть приостановлена для "Гамлета". Также в газете, где был напечатан репертуар трех театров, наряду со всеми "Гамлета" не было.
За неделю до смерти у В. Г. распух нос, и Иверов прислал ему на дом кварц, его грели, и лучи попадали на голову, что вызывало прилив к голове.
В пятницу 23 февраля 1945 г. Василия Григорьевича вызвали на заседание дирекции; был Москвин, Месхетели и Хмелев, и сообщил ему Москвин, что "Гамлет" откладывается. Василий Григорьевич пришел очень расстроенный, весь следующий день не мог успокоиться, все ходил из комнаты в комнату и постоянно повторял: "Со мной никогда так не поступали".
В пятницу 23 февраля он первый раз после болезни был вызван к Москвину, который в присутствии [нрзб.] ему сообщил, что по состоянию здоровья В. Г. они откладывают "Гамлета" до осени, а сейчас он может заняться "Обрывом". Домой он пришел очень расстроенный, всю ночь не спал и [в субботу] весь день бегал по комнате и все повторял: "Нет, со мной никогда так не поступали! Ну, пусть бы они, а то Москвин, это ужасно!"
А в шесть часов вечера [в субботу] позвонил Ливанов, очень долго и громогласно ругался по телефону за то, что Василий Григорьевич не мог отстоять "Гамлета", после чего с Василием Григорьевичем сделалось очень плохо.
В субботу в семь часов вечера 24 февраля у него похолодели руки, ему стало плохо. Это было после разговора по телефону с Ливановым, который его упрекал, что В. Г. не мог отстоять "Гамлета". Каждому свое, а что с человеком, как он себя чувствует, наплевать.
И в субботу 24 го, когда ему сделалось плохо, пришел Иверов и вместо того, чтобы не трогать, его тормошили да еще увезли в больницу, где доктор сказал, что если упал на полу, то нельзя трогать с пола. Вот так и уничтожили.
Я вызвала этого худо-доктора Иверова, и он вместо того, чтобы его не трогать и дать полнейший покой, вызвал скорую помощь, и его с трудом стащили с четвертого этажа и повезли в Боткинскую больницу.
Пришел Иверов, который не предупредил, что абсолютный покой ему нужен, я его перекладывала, потом началась рвота, потом бессознание и его увезли. В больнице ахнули, что его увезли, когда его нельзя было трогать.
В понедельник 26 февраля 1945 г. он умер, в семь часов вечера. Была у него Лариса, она об этом и позвонила.
Объявление о смерти было в "Правде" только в день кремации, так что многие не знали и не могли прийти проститься, о чем вечером многие звонили и очень сожалели.
На гражданскую панихиду в раздевалку не пускали, говоря что много народу, и даже не пускали родственников. Накануне похорон звонили в театр узнать, когда похороны, ответ был, что неизвестно.
В день похорон привезли его в театр. Москвин стоял за гробом обособленно и с таким видом, что виноваты все кроме него!..
Москвин был в хороших отношениях с В. Г., и удивительно, как Москвина заставили эти мерзавцы объявить ему о "Гамлете". За отпеванием Москвин так стоял один за гробом, что всех обвинял, кроме себя. Я удивляюсь, что [он] не чувствовал, что В. Г. очень болен. Такой большой актер должен был бы быть проницательней, в чем мы, оказалось, ошиблись. Мне Москвин говорил: "Что же Вас. Гр. не помогает Хмелеву?" Предполагаю, что Москвину была очень страшна [нрзб.] эта четверка.
-----
[i]Н. В. Егоров и Р. К. Таманцева были живы, но утратили прежнее положение в театре.
[ii]Нежный Игорь Владимирович (1892 - 1968) -- заместитель директора МХАТ.
[iii] О стадиях работы над постановкой "Гамлета" под руководством Немировича-Данченко см.: Немирович-Данченко Вл. И. Незавершенные режиссерские работы. "Борис Годунов". "Гамлет" / Редактор-составитель В. Я. Виленкин. М., 1981. На протяжении 1944 г. В. Г. Сахновский и П. В. Лесли провели 133 репетиции "Гамлета" (см.: Ежегодник МХТ. 1944. Т. 1. М., 1946. С. 831).
[iv] Имеется в виду Виктор Карлович Монюков (Франке, 1924 - 1984), выпускник первого набора Школы-студии им. Вл. И. Немировича-Данченко, впоследствии режиссер МХАТ и педагог Школы-студии.
[v] О функциях Алексея Люциановича Иверова (Фурманян; 1883 - 1967) в МХАТ см.: Московский Художественный театр. Сто лет: В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 81.