Шагах в десяти от дороги пар шел. Слез Наумыч, идет, проваливается по сугробам. Чудеса! В ложбине чернеет живая вода, снег кругом мокрый, а в воде лягушонок плавает -- оттаял.
-- Али наваждение?..-- перекрестился Наумыч.
Знает -- кругом верст на двадцать капли воды нет, степь сухая, как кирпич, и от мороза даже воздух оледенел.
Побежал назад, ввалился в сани и погнал лошадь. А в станице -- прямо к попу.
-- Так и так, батюшка, нонче мне наваждение в степе было, благословите. Двадцать годов езжу по этому самому месту, капли-росинки никогда там не бывало, и называется Сухой Лог, кругом мороз, а тут прямо живая вода, а в ей лягушонок плавает.
Поп сунул ему в губы волосатую руку, выслушал да как заревет боровом:
-- Мать, дай ему стакан водки! Да вели Николаю запрягать вороных. Пошли за дьяконом, за дьячком, приготовьте облачение... Аты, мать, полезь на подловку, там в углу навалены иконы, выбери какую постарей божию матерь, почерней какую. Да сама полезь, а то Палашка не сумеет. Да не забудь... того...-- крикнул он вдогонку,-- энтого... бутылочку в сани поставить,-- мороз больно здоров.
Попадья, вся в паутине, слезла с подловки и подала почернелую доску.
-- На вот. Только нос у ней маленько сколупнут.
Через полчаса поп в новой енотовой шубе, с ним здоровенный, похожий на быка дьякон -- в волчьей, и в пальтишке не попадавший зуб на зуб дьячок -- быстро ехали на паре сытых вороных в степь.
Вот и ложок, и пар от него идет. Глядь, а с другой стороны на паре гнедых тоже трое жарят: поп с дьяконом и с дьячком из хутора,-- пронюхали, канальи.
Подскакали разом; выскочили попы да к воде с иконами. И стали друг дружку пихать.
-- Ты что же это в чужой приход, сивый мерин! А?
-- Врешь, бабьятник, наш, хуторской тут юрт.
Вцепились друг другу в бороды. Дьяконы из саней на помощь поспешают. А у дьячков свое -- кадило в сторонке раздувают.
Станичный дьякон скинул с правой руки волчину да, не крестясь, не молясь, ка-ак ахнет хуторского батюшку,-- тот и ушел головой в снег.
Взревел по-бычьи хуторской дьякон:
-- А-а, так ты нашего!..
Скинул тулуп, размахнулся -- господи благослови. И задрал ноги станичный поп, зад весь в снегу показал. Сошлись дьяконы, оба ражие, откормленные, с бычьими шеями, и голоса рыкающие,-- быть бы большому бою, да бегут кучера, кричат:
-- Батюшки!.. Батюшки!.. Народ едет...
А народ действительно ехал: со всех сторон зачернели сани. И как это быстро весть о чуде облетела станицу и хутора!
Попы, кряхтя, поднялись, и пошло: "господи помилуй", и "аллилуйя", и "радуйся, невесто неневестная"...
На другой день народу привалило еще больше. Везут безруких, хромых, слепых, иссохших, измученных, падучих, порченых, кликуш. И все с умилением, со елезами пьют святую воду и прикладываются к явленным, быстро стынущим на воздухе: морозно -- прилипают губы, больно отдирать. А кругом вздохи, крики, плач, визг. Кликуши голосят:
-- Матушки, царицы небесные! Да как же вы нас сподобили, недостойных?! Хучь бы одна, а то сразу две -- преподобная Одигитрия ды Казанская божая матерь...
А около попов растут кучи денег, печеного хлеба, яиц, сала, овчины, мешки с пшеницей. Пара вороных и пара гнедых не успевают отвозить.
Так тянулось целых четыре дня. Измучились попы, до седьмого пота трудятся. По области, по станицам, по хуторам слава пошла о двух явленных и как они исцеляют болящих. И те, кто приезжал, своими глазами видели явленные иконы в живой воде, как для болящих царицы небесные воду все прибавляют,-- стало уж маленькое озерце и не мерзнет.
Удивляется народ, в страхе и умилении пьет воду, набирает в пузырьки, в бутылки и развозит по всей области.
На пятый день приехали на двух санях рабочие, хмурые, черные от въевшегося металла и масла. Вылезли, достали инструменты, подошли.
-- Ну, будет вам тут турусы разводить.
Вскинулись попы и молящиеся:
-- Вам чего надо? Тут явленные матушки, царицы небесные -- Одигитрия да Казанская...
-- Ма-атушки!.. По матушке бы вас всех... Ишь сколько воды нашло. В станице, почитай, водопровод стал, без воды все сидят. Труба лопнула, а вы воду лакаете, да еще с водосвятием.. Ну, пущайте, некогда нам тут с вами...
И принялись за работу. Развели костры, оттаяли землю, вырыли колодцы; открыли водопроводную трубу, заменили лопнувшую часть новой, опять засыпали землей и уехали.
Вскоре поднялась метель, все бело сравняло, и опять в степи стало тихо, безлюдно.
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказ впервые напечатан в журнале "Безбожник", 1923, No 1, стр. 11--12.
На эту тему Серафимович еще до революции написал рассказ ("Человек в скуфейке", см. т. 3, стр. 207 наст. изд.).