Аннотация: Il trionfo di Lulù.
Текст издания: "Сибирский вестник". 1903. No 177.
Матильда Серао Matilde Serao (1856-1927)
Критика ставила Серао в один ряд с лучшими итальянскими писателями её времени как по колоритности и силе языка, так и по многообразному, глубокому содержанию. Оригинальность её заклюю-чается в сочетании чисто мужской энергии и логики с женской нежностью, грацией и чуткостью. Серао не ограничивает сферу своих наблюдений женской душой, областью любви: она твёрдой рукой рисует социальные картины во всей их потрясающей правде, её рассказы полны живых и красочных пейзажных зарисовок, глубоких драматических чувств и внутреннего психологизма
Восхищаясь природною красотою Неаполя, путешественники в то же время проникаются состраданием к его несчастному населению. Такое же двойственное впечатление производят на читателя сочинения Матильды Серао. Родившись в Греции от матери гречанки и Франческо Серао, ссыльного неаполитанца, Матильда Серао переехала в Неаполь, как только это позволили политические условия. С 1878 года она, не переставая, печатает в газетах, журналах и отдельных изданиях рассказы, повести, романы и статьи, не уступая по количеству произведений ни одному итальянскому писателю.
Неаполь, только что присоединенный к итальянскому королевству, никак не мог примириться с лишением многих своих привилегий. Серао горячо взялась за защиту прав своих сограждан, объясняя им истинные причины их собственных страданий и с любовью оправдывая их недостатки.
Во всех концах Италии пробудился в то время интерес к Неаполю и его населению. Итальянцы понимали, что прогресс всей страны немыслим до полного объединения народов Северной и Южной Италии, а для этого было необходимо их ознакомление друг с другом. Матильда Серао много сделала для достижения этой цели. Она упрекает свой Неаполь, как нежная мать любимого ребенка, и постоянно приводит смягчающие обстоятельства для его недостатков. Когда нет возможности обойти их молчанием, она старается оправдать их, приводя все причины, даже не требуемые для сюжета, и в этой-то горячей любви и заключается весь секрет ее таланта. Поэтому лучшие из ее произведений написаны в защиту Неаполя, как "Земля Обетованная", "Чрево Неаполя", повесть "Три номера" и другие, в которых она хотела показать, что неаполитанцы не только не хуже других, но даже богато одарены природою, и их качества обратились в недостатки только из-за отчаянных условий жизни. В этих произведениях Серао дает объяснение причин, которые развили в Италии страстное увлечение лотерей, соответствующее по результатам пьянству в других государствах и имеющее своим естественным последствием ростовщичество.
Однако в сибирской печати популярность обретают лирические истории Серао из жизни героинь, рассказывающие о любовных переживаниях и тонких психологических нюансах. Томские читатели впервые знакомятся с творчеством М. Серао в 1900 году, когда в магазин П. И. Макушина поступил роман Серао "Больное сердце", а с 1903 года на страницах "Сибирского вестника" публикуются переводы ее новелл.
Сердце Мими
1
Жанна не поднимала глаз от своей работы, и её пальцы быстро двигались по тонкому кружеву. Мими же вертелась по комнате, переставляла тазы с одного места на другое, открывала и закрывала шкатулку: видно было, что она хочет сесть или сказать что-то, но её останавливает серьёзный вид старшей сестры. Она замурлыкала песню, прочла вслух стихи - Жанна, казалось, не слыхала; тогда Мими, не имея терпения, решила пойти навстречу опасности и, став прямо перед сестрой, спросила:
-- Жанна, знаешь, что сказала мне м-ль Антуанета?
-- Ничего интересного, конечно...
-- Какой сухой и холодный стиль! Откуда берёте вы свой лед, сестричка северного полюса?
-- Мими, ты настоящий ребёнок!
-- В этом вы ошибаетесь, прабабушка моего сердца! Я не ребёнок, раз выхожу замуж.
-- Что?
-- Именно. Это-то и рассказала м-ль Антуанета.
-- Сумасшедшая!
-- Ты всё узнаешь, как говорится в драмах. Это несколько длинно, но ваша серьёзность соблаговолит мне уделить некоторое внимание.
-- Да, да, но поскорей.
-- День скачек, на Марсовом поле - вот время и место. Ты не была там, потому что предпочитаешь свои. книги.
-- Если тебе хочется забавляться, я не стану слушать тебя.
-- Ты должна меня выслушать, эта тайна душит меня, убивает.
-- Ты опять начинаешь?
Прекращаю. Итак, на скачках мы были в первом ряду трибун; Поль-Ла.. представил нам красивого молодого человека Роберто Монтефранко. Поклоны и приветствия. Они сели сзади нас, и мы обменялись общими фразами, пока колокол не прозвонил начало скачки. Ты помнишь, что я стояла за Горгону, не подозревая, какой она окажется неблагодарной. Короче, мимо нас в пыли скачут. Я восклицаю: "Горгона возьмёт!". "Нет, маленький лорд", - замечает Монтефранко, улыбаясь. Я сержусь на противоречие, он продолжает настаивать на своём и улыбается; мы держим пари, и через несколько минут я узнаю, что Горгона изменница, что я проиграла, а Монтефранко выиграл! Я заявляю ему, что хочу расплатиться тотчас же, он кланяется и отвечает, что это не к спеху. Через несколько дней я встречаю его на гулянии и посылаю вопросительный взгляд; он только кланяется мне с таинственным видом; то же в театре, везде... Моё любопытство возбуждено... Роберт красив, ему двадцать шесть лет, а сегодня утром г. Монтефранко, мой будущий тесть, два часа совещался с мамой.
-- О!
-- Признаки внимания моей публики. Антуанета узнала об этом совещании. Итак, брак решён, остаётся только решить один серьёзный вопрос: какое платье мне надеть, голубое или серое, когда мы поедем в мэрию?
-- Какая ты быстрая.
-- Конечно, препятствий нет. Мы с Робертом безумно любим друг друга, наши родители в восторге.
-- И ты хочешь-таки выйти замуж.
-- Что обозначает это "таки"? Довольно эластичное слово.
-- Не зная его, не любя.
-- Но я его знаю. Я его встречала на скачках, на гулянии, в театре! Я его обожаю, так как третьего дня, когда я целый день его не видела, я отказалась от завтрака и выпила три чашки кофе с целью убить себя.
-- А он?
-- Он женится на мне, значит, любит! - победоносно ответила Мими. Но, видя, что Жанна побледнела, она раскаялась в своей восторженной фразе и, наклонясь к сестре, спросила её нежно:
-- Я сказала что-то нехорошее?
-- Нет, дорогая, ты права: кто любит, тот женится. Трудно только заставить полюбить себя, вот и всё!
-- Заставить полюбить себя! - повторила Мими с живостью: - Напротив, очень легко! Но у кого строгий вид, печальные глаза и губы без улыбки, как у тебя; кто сидит в углу, погружённый в размышления, когда другие танцуют и веселятся; кто постоянно читает, а не смеётся, и мечтает, вместо того, чтобы жить, - тому трудно заставить полюбить себя.
Жанна опустила голову и не отвечала, губы её дрожали от сдерживаемых рыданий.
-- Я тебя опять огорчила? - спросила Мими с отчаянием. Видишь ли, я так хотела бы, чтобы тебя баловали, ухаживали за тобой, чтобы ты была невестой... Вот была бы радость, если б мы могли венчаться в один день!
-- Что за глупость! Я останусь старой девой.
-- Ну нет, мадмуазель, я вам это запрещаю! Этот Роберт очень мил, у него должен быть холостой брат - я этого хочу!
В это время вошла мать девушек в походном костюме.
-- Куда ты идёшь, мама? - спросил Мими.
-- К нотариусу, милочка.
-- О, о, к нотариусу? Это пахнет серьёзным.
-- Потом узнаешь, маленькая насмешница! Пойдём со мной, Жанна.
-- У Жанны тоже дело с нотариусом?
-- Мими, когда ты станешь серьёзнее?
-- После, мама, у меня ещё есть время.
Она отворила дверь и, сделав два глубоких реверанса матери и сестре, прощается:
-- Мадам, мадмуазель. Имею честь.
Когда они вышли, Мими крикнула им вслед со смехом:
-- Идите, разговаривайте, совещайтесь, а я буду делать вид, что ничего не знаю!
2
Роберт Монтефранко, по своему обыкновению, размышлял мало, для этого у него не было времени. День летел быстро между завтраком, прогулкой верхом, визитами и обедом; вечер протекал приятно в обществе Мими, его невесты, к тому же у него были совещания с адвокатом, некоторые мелкие дела; к этому нужно ещё прибавить приготовления к свадебному путешествию и устройство их будущего дома. Ему оставалось каких-нибудь полчаса для чтения и четверть часа, чтобы заезжать в клуб. Поэтому его никогда нельзя было увидать погружённым в глубокие думы, занятым решением важных общественных вопросов. Да и вообще, Роберт совсем не походил на героя романа и всегда сохранял спокойное и лёгкое настроение, в чём ему все завидовали. В этот день он растянулся на своём кресле с папироской в зубах и книгой в руке, решив непременно заняться чтением. Книга была интересная, но чтец, даже больше, нервен и тревожен. Он не переворачивал страницы, потому что со второй же строчки буквы стали прыгать и вертеться перед его глазами: Роберт, против своей воли, отправился в страну грёз.
-- ... Папа доволен, тётки посылают мне своё благословение, кузина в ярости, клубные друзья иронически поздравляют меня, а действительные друзья пожимают мне руку - следовательно, я хорошо делаю, что женюсь. Мими восхитительна; когда она смотрит на меня лукаво и смеётся, сверкая белыми зубками, мне хочется осыпать поцелуями её прелестную белокурую головку. Это золотое сердечко; всегда в хорошем настроении, всегда весела, довольна, остроумна, забавна. Мы прекрасно подходим друг к другу, я терпеть не могу серьёзных лиц: кажется всегда, что за ними скрывается какое-то неизвестное, таинственное горе, которое я не могу уничтожить и невольной причиной которого являюсь я сам, быть может. Жанна, моя будущая невестка, раздражает меня своей холодной, бесстрастной физиономией. Когда она входит, моя душа точно замыкается, весёлость улетучивается, солнце закрывается тучами, и мне кажется, что на дворе осень. У меня не хватает духу даже шутить с Мими. Это Жанна уничтожает мою радость; она, должно быть, заметила мою антипатию, потому что здоровается со мной поклоном, не глядя на меня, не говоря ни слова, не протягивая руки.
. Мими вечно смеётся - она ещё так молода! Она заявляет, что боготворит меня, и потом хохочет и начинает говорить о чём-нибудь постороннем; да, она меня очень любит, но не настолько, чтобы умереть от любви, да и я, говоря по совести, тоже не влюблён до безумия, но так лучше: жених и невеста должны иметь одинаковый характер, и для заключения брака вовсе не требуется безумная страсть. Так обстоят дела и у нас с Мими, и мы будем очень счастливы. Мы совершим путешествие в Италию, не торопясь, с комфортом, останавливаясь, где нам понравится. Мы пробудем там три месяца. нет, по меньшей мере, четыре. Я хочу избавить Мими от печального общества её сестры на возможно долгое время.
Но спрашивается, естественно ли молодой девушке быть такой серьёзной?.. Жанне скоро двадцать лет. у неё чудные глаза и осанка королевы. Она могла бы нравиться, если б захотела. Она никогда не пойдёт замуж, и это, может быть, делает её такой печальной. может быть, тайная любовь. измена. Любопытно было бы узнать причину её грусти. Мими обожает конфеты, о чём заявила мне во второй мой визит к её родителям. Карамель так и тает в её розовых губках, и она делает глубокомысленное лицо, говоря мне, что они уже вышли, их больше нет. Она восхитительна. Она шёпотом призналась мне, что боится грома, что она ревнива, как испанка, и купит себе кинжал с золотой инкрустацией, чтобы было чем отомстить за себя. У неё очаровательная манера говорить все эти ребячества, так что сама Жанна улыбается, слушая её, и эта улыбка освещает её лицо. Кто заглянет в душу этой Жанне?
Книга с шумом выпала из рук, и молодой человек вздрогнул от удивления, не узнавая сам себя: действительно ли это он, Роберт Монтефранко, мог так замечтаться?..
3
Сумерки опускались, покрывая землю как будто пеплом. Жанна стояла у окна и смотрела на улицу, точно отыскивая кого-то среди толпы, проходившей и проезжавшей мимо. Вдруг яркая краска залила её лицо, и она в смущении откинулась назад. Через минуту в комнату влетела Мими, хлопая дверями и опрокидывая стулья.
-- Что вы здесь делаете, сестрица? Вы читали?
-- Да. я читала.
-- Тебе не пришло в голову подойти к окну?
-- А если бы и да?
-- Я тебя поздравила бы с этим. Меня сейчас задержала швея, принесла мне бальное платье, но я дрожала от нетерпения. Подумай только: вчера вечером я просила Роберта надеть летнее пальто, запрячь Селима в фаэтон и проехать сегодня, в шесть часов мимо нашего дома! Повиновался ли он мне, по крайней мере?
-- Роберт проехал в своём фаэтоне и в пальто.
-Милосердие Божие! Как ты это знаешь? Стало быть, ты не читала?
-- Я стояла у окна и.
-- И ты узнала Роберта, на которого никогда не смотришь? Чудо! Он тебе поклонился?
-- Да.
-- Ты ему, по крайней мере, улыбнулась в ответ?
-- Нет. да. то есть, я не знаю.
-- Ты нехорошая, Жанна! Вот и Роберт вчера вечером говорил со мной о тебе.
-- Он говорил, что я нехорошая?
-- Нет, но он спрашивал о причине твоей замкнутости, почему ты так непохожа на меня. я, конечно, пропела тебе панегирик: я объяснила, что [ты] лучше, добрее, нежнее меня, и твой единственный недостаток состоит в том, что ты прячешь свои достоинства. Он слушал очень внимательно, а потом осведомился о причинах твоего отвращения к нему.
-- Моего отвращения?
-- Послушай, он не совсем неправ! Ты так сурово обращаешься с ним... Но и тут я тебя защищала и даже солгала, уверяя, что он тебе очень нравится.
-- Мими!
-- Я знаю, что это неправда. Но Роберт с такой симпатией относится к тебе, что в самом деле было бы нехорошо относиться к нему, как к чужому.
Жанна бросилась сестре на шею и поцеловала её. Мими задержала её на минутку и нежно шепнула:
-- Отчего ты не хочешь полюбить Роберта хоть немножко?
Та сделала резкое движение и ничего не ответила.
-- Так ты едешь с нами сегодня на бал? - спросила Мими, меняя разговор.
-- Нет, у меня болит голова. Ты можешь и без меня ехать с мамой.
-- Разумеется. я во всяком случае поеду и надеюсь повеселиться.
-- Роберт. едет с тобой?
-- Нет, у него в клубе заседание совета, и я воспользуюсь этим, чтобы протанцевать до утра.
-- А если он узнает?
-- Тем лучше, это научит его, как оставлять меня одну, я не хочу, чтобы он обзавёлся неприятными для меня привычками.
-- Мне кажется, ты его совсем не любишь.
-- Очень люблю, только по-своему. Ну, я исчезаю одеваться, на это нужно, по крайней мере, два часа.
Жанна прислушалась к стуку экипажа, увозящего мать и сестру. Она была одна в большом зале, ярко освещённом, и сидела, закинув голову на спинку кресла, опустив руки, с лицом, искажённым от внутренней борьбы под влиянием невыносимого горя. Чьи-то шаги заставили её встрепенуться: это был Роберт, подходивший к ней и думавший, что остальная семья находится в другой комнате. Жанна встала с волнением.
-- Здравствуйте, мадмуазель.
-- Здравствуйте, монсеньор.
Оба были смущены, и в душе Роберт посылал молодую девушку к чёрту. Наконец Жанна оправилась и предложила ему садиться.
-- Ваша матушка здорова? - осведомился он.
-- Вполне, мерси.
-- А Мими?
-- Тоже.
Молчание. Роберт испытывал странное чувство радости с примесью горечи.
-- Мими занята? - спросил он.
Жанна сделала лёгкий жест нетерпения и ответила быстро, точно желая предупредить дальнейшие вопросы:
-- Она на балу с мамой у Деллино.
Значит, Жанна была одна, и, под страхом оказаться неучтивым, он должен был говорить с нею. При этой мысли у Роберта явилось желание сбежать, но он не двинулся с места.
-- Я пришёл, потому что собрание нашего клуба отложено, - объяснил он.
-- Мими не ожидала вас. Мне неприятно.
-- О, это безразлично!
Восклицание было не особенно лестно для отсутствующей.
-- А вы не поехал на бал? - продолжал он.
-- Нет, вы знаете, я не очень-то люблю балы.
-- Им вы предпочитаете чтение!
-- Да.
-- Вы не боитесь, что это может быть вредно для вас?
-- У меня хорошие глаза.
-- И красивые, - подумал Роберт, - но невыразительные. - И он прибавил вслух: - я хотел сказать.
-- Может быть, вредно в нравственном отношении?
-- Не думаю. Книга, которую я читаю, всегда приносит мне успокоение.
-- А вы в этом нуждаетесь?
-- Все нуждаются.
Жанна говорила серьёзно и отчётливо, как всегда, но Роберт слушал её с удивлением. Ему казалось, что перед ним совершенно незнакомая женщина, которая вдруг одним словом открыла ему свою тайну. Жанна совершенно отбросила свою сдержанность, улыбалась ему, говорила с ним, как с другом. Что же было между ними прежде, и что происходит теперь?
-- Когда мне нравится книга, - заговорил Роберт, - мне всегда страшно хочется познакомиться с автором, узнать, бодр ли он, любил ли, приходилось ли ему страдать.
-- Без сомнения, вы испытали бы некоторое разочарование. Писатели всегда описывают чужую любовь, а не свою.
-- Из уважения, может быть?
-- Или из ревности. Иногда любовь единственное сокровище, которое ревниво таят в душе.
Жанна сказала это серьёзно и просто, с таким убеждением, что Роберт даже не удивился, что она так свободно говорит о любви. Впрочем, его ничто не удивляло, всё казалось естественным, даже этот вечер, проведённый в обществе этой странной девушки. Когда они прощались, они посмотрели друг на друга, как бы стараясь узнать друг друга. Жанна протянула ему руку, которую он пожал, склонившись, портьера упала и они расстались. Выйдя на улицу, молодой человек чувствовал, что голова его горит, как в огне, а на душе непонятная тревога; Жанна же была очень, очень счастлива. Потому-то она и плакала, спрятав лицо в подушки.
4
Прошло три месяца; свадьба Мими всё откладывалась. Иногда мать, которую раздражали эти проволочки, уводила Мими к себе и спрашивала:
-- Чего ты ждёшь?
-- Я хочу хорошенько узнать Роберта, - неизменно отвечала Мими.
В самом деле, она стала серьёзнее. По-прежнему она пела, смеялась, шутила, но часто прерывала эти занятия для наблюдения за сестрой и Робертом, и её часто можно было видеть со сжатыми губами, сдвинутыми бровями и загадочным лицом: Мими держалась настороже. Впрочем, все кругом переменилось. Роберт уже не был беззаботно весел, а казался, и чем-то занятым. Он говорил коротко и рассеянно: многое, раньше интересовавшее его, теперь стало ему безразлично. Иногда ему удавалось овладеть собой, и на несколько минут он опять делался весёлым и оживлённым, но он не умел скрытничать, и в глазах его читалось острое страдание. Жанна тоже изменилась. Она то страстно целовала сестру, то избегала её. Лихорадочный румянец появлялся на её лице, и огонь загорался в глазах; голос стал глубже и суше, губы и руки часто и нервно дрожали. Она не спала по ночам, и часто Мими, встав и подойдя босиком к её двери, слышала, как металась и плакала Жанна. Когда Жанна и Роберт были вместе, а это случалось каждый день, перемена в них обоих делалась ещё заметнее. Роберт всегда находил предлог взять работу или книгу, к которой прикасалась Жанна; иногда она не показывалась, и молодой человек тревожно смотрел на запертую дверь, отвечая грустным тоном на обращения к нему; иногда, через пять минут после прихода Жанны, он брал шляпу и уходил. Жанна худела, бледнела, и чёрные круги показались у ней под глазами.
Наконец она приняла геройское решение целую неделю не выходить из своей комнаты. Раз вечером к ней вошла Мими и спросила:
-- Хочешь оказать мне услугу?
-- Разумеется.
-- Мне нужно написать записку, а Роберт один на террасе, - поди к нему.
-- Но я.
-- Ты хочешь остаться взаперти? Неужели тебе так тяжело доставить мне удовольствие?
-- Ты уходишь ненадолго?
-- Только написать четыре строчки.
Жанна вышла на террасу, собрав всё своё мужество. Она остановилась на пороге и, видя, что Роберт ходит взад и вперёд, подошла ближе.
-- Мими послала меня, - проговорила она едва слышно.
-- Вас надо заставлять приходить.
-- Заставлять?.. нет.
Она вся дрожала. Роберт с изменившимся лицом стоял возле неё.
-- Что я вам сделал, Жанна?
-- Ничего, ничего. вы ничего не сделали мне. Не смотрите на меня так, - умоляюще проговорила она.
-- Вы знаете, Жанна, что я люблю вас, люблю всей душой?
-- Молчите, Роберт, ради Бога, молчите! Что, если Мими услышит вас.
-- Я не люблю Мими. я вас боготворю.
-- Это измена!
-- Знаю, но я люблю вас! Я уеду.
-- Ну, - крикнула Мими издали, появляясь в другой двери. - Мир заключен?
Никакого ответа. Жанна убежала, закрыв лицо руками, и ошеломлённый Роберт стоял неподвижно и молча.
-- Роберт! - позвала Мими.
-- Мадемуазель.
-- Что случилось?
-- Ничего. Я ухожу.
И, даже не кланяясь ей, он тоже ушёл с жестом отчаяния. Мими проводила его взглядом и задумчиво проговорила:
-- Один направо, другая налево. Хорошо же, придётся мне вмешаться!
5
-- . По всем этим основательным причинам я не могу выйти замуж за господина Роберта Монтефранко, - заключила Мими.
-- Но это нелепость, дитя моё, - отвечала мать, покачав головой.
-- Если хочешь, я скажу тебе прямо: мне Роберт перестал нравиться!
-- По крайней мере откровенно!.. Но это всё-таки каприз. Роберт любит тебя, он.
-- Утешится!
-- Я дала ему слово.
-- Возьмёшь его назад - теперь не те времена, когда нужно было выдавать замуж насильно.
-- Ты ужасна! Что я буду делать с Робертом? Что ему сказать?
-- Что захочешь, это входит в твою роль матери.
-- Да, чтобы поправлять твои глупости. Выйдет скандал.
-- Да нет же! Ты переговоришь с ним кротко и нежно. Позволяю тебе отнестись ко мне строго, заявить, что я кокетка, капризница, баловница, что я не имею ни малейшего чувства собственного достоинства, что моя сестра.
-- Твоя сестра? Ты бредишь, Мими!
-- Ба! Это возможная вещь. В данную минуту Роберт и Жанна равнодушны, но они познакомятся ближе, могут оценить друг друга, и тогда. почём знать! Добрая мать должна выдать сперва свою старшую.
-- Правда.
-- Что касается меня, у меня недостатка в женихах не будет - мне ещё только шестнадцать лет! И потом, я хочу веселиться, танцевать, хочу ещё попользоваться девической жизнью с моей дорогой мамой, с милой мамочкой.
-- Значит, решено? Ты вежливо сообщишь Роберту новость и непременно прибавь, что мы остаёмся друзьями, и я хочу часто видеть его. Если сестра и он должны полюбить друг друга, так и будет: это суждено!
-- Разве ты думаешь, дрянная малютка, что всё так легко устроится? Ты знаешь, что я не люблю историй.
-- О, мать, более маловерная, чем сам Фома! Ну, да, да! Я ручаюсь тебе своей старческой опытностью, что не выйдет никакой неприятности. Да, наконец, Роберт слишком воспитан и не захочет, чтобы я вышла за него без любви!
-- Мне не то кажется невозможным, а насчёт Жанны.
-- Нет ничего более возможного, как невозможное, - важно изрекла Мими.
-- Ну, предоставим всё времени, оно устроит. Но ты всё-таки дурочка.
-- И капризница.
-- Рыбья голова.
-- Сумасшедшая, легкомысленная. Всё, что ты хочешь. Прочитай мне нотацию, я заслужила. Я жду.
-- Поцелуй меня и иди спать. Покойной ночи, милочка.
-- Благодарю. Покойной ночи, мамочка!
-- Так лучше, - думала мать. - Мими ещё молода для замужества, а печальные последствия браков, заключённых из приличия, можно наблюдать каждый день. Так лучше.
-- Уф! - сказала себе Мими. - Вот так дипломатию пришлось употребить, чтобы убедить маму! Положительно, я была бы прекрасным посланником. Это настоящий триумф! Триумф Мими!
Она остановилась у двери сестры и прислушалась: время от времени слышался подавленный вздох, Жанна лишилась своего спокойствия.
-- Спи, моя дорогая, спи, - прошептала Мими, поцеловав замочную скважину, точно это была Жанна. - Успокойся и отдохни - я поработала для тебя сегодня вечером.
И великодушная девочка заснула, радуясь счастью тех, кого она любила.
Время, этот добрый старик, выполнило своё дело. Мими спрашивает себя, должна ли молодая девушка надеть на свадьбу своей сестры голубое шёлковое платье или фуляровое цвета помпадур. Она осведомляется у Роберта, много ли будет пирожков за завтраком, и убеждает Жанну подарить ей красиво вышитый носовой платок. Жених и невеста, зная сердце Мими, улыбаются её весёлой беззаботности и считают её своим провидением.
Ты знаешь, я всегда говорил, что супруги должны иметь противоположные характеры, - говорил Роберт одному из своих друзей, объявляя ему о своей свадьбе. Крайности сходятся и в конце концов сливаются, образуя нечто цельное и единое, тогда как одинаковые натуры похожи на две параллельных линии, идущие рядом, но никогда не сливающиеся... И потом, существует любовь!.. Я всегда это говорил!