Шаляпин Федор Иванович
Письма к разным лицам

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Иванович Шаляпин. Том 1
   М., "Искусство", 1976
   

ПИСЬМА Ф. И. ШАЛЯПИНА 1896--1935 К РАЗНЫМ ЛИЦАМ

113
В. Д. КОРГАНОВУ

   [Петербург] 25 января 1896 г.
   Я не знаю, право, как мне благодарить Вас, дорогой Василий Давидович, за Вашу дорогую память обо мне, я получил Вашу карточку, но, увы, до сих пор никак не мог ответить на дорогое приветствие, а впрочем, "бог вас благословит, а я не виноват" говорит городничий у Гоголя, этой же фразой отвечу теперь и я. В то время, когда мне принесли Вашу карточку, я уже лежал без памяти в кровати, и дня через три после этого меня препроводили в госпиталь дворцового ведомства, откуда я в настоящую минуту и строчу Вам благодарственное послание.
   Вы, конечно, пожелаете узнать, что стряслось,-- так вот послушайте: на праздниках масса маскарадов, балов и прочее, и вот, шляясь по этим проклятым балам и маскарадам, я порядочно простудился и получил инфлюэнцу; все бы ничего, да эта проклятая инфлюэнца осложнилась и ударила в мочевой пузырь (ишь ты, куда хватила!) н...да, в мочевой... Сделалось воспаление, и довольно острое; позвали, конечно, докторов, но эти самые "дохтура" дали ужасно разноречивые отзывы: один нашел у меня тиф, другой воспаление брюшины, третий дифтерит кишок, а четвертый, так сказать, что у меня беременность или обремененность в желудке. Наконец в госпитале вполне определили болезнь и начали лечить. Я был в положении довольно опасном, доктора ждали нагноения в пузыре и, может быть, гангрены, но, слава богу, прошло все благополучно, и я теперь выздоравливаю. Недели через полторы я буду совсем здоров и поеду концертировать в два-три города западных. Должен был потом ехать с Фигнером, но он, чтоб ему пусто было, по каким-то соображениям поездку отложил (должно быть, дела по поводу контракта на будущее время с дирекцией, так как в этом году у него срок контракта кончается).
   Жизнь в Питере течет своим чередом, по-столичному: шум, гам, стук, руготня и проч. Поругивают и меня, и здорово поругивают, но я не унываю, и летом во что бы то ни стало хочу ехать за границу (в Италию и Францию в особенности).
   А ведь, право, странно, публика рукоплещет, а критики лаются, положим, они правы с той точки зрения, на которой они находятся, и, признаться, мне, хотя в глубине души и неприятна ругань, а с другой стороны, когда сознаешь, что к тебе предъявляются требования такие же, как к Стравинскому, к Мельникову и др[угим], так это очень и очень приятно, хотя, конечно, еще до Мельникова далеко. А все-таки добьюсь! Во что бы то ни стало, а добьюсь, врут -- будут и хвалить. Не может быть, чтобы только ругали! Ведь и самого Мельникова, когда он начинал, ругали, он сам мне говорил об этом. Стравинский тоже сообщал, что, мол, дескать, было время, когда в истерике валялся, а Палечек говорит, что десять лет не то что ругать или хвалить, а совсем ничего не писали.
   Да, это еще хуже...
   Итак, дорогой Василий Давидович, буду работать, пока хватит сил! Ну, а как у Вас опера, артисты?
   У нас недавно шел "Вертер", говорят, отвратительно. Фигнеры не удовлетворили желаниям публики, должен был там петь и я, да болезнь помешала. Черт знает, у нас какой-то застой в репертуаре, только и жарят "Евг[ения] Онегина", и в этом сезоне поставили только две новые оперы: Корсакова "Ночь [перед] рожд[еством]", и вот "Вертер", да еще, впрочем, "Орестею". Весенним сезоном, должно быть, буду петь "Юдифь" и "Мефистофеля" Бойто. Итак, дорогой мой Василий Давидович, летом или, вернее, весною увидимся, так как я поеду за границу по Черному морю; это я делаю специально, чтобы заехать в Тифлис, ужасно соскучился, а потому, значит, до скорого свидания1. Жму крепко Вашу руку и шлю сердечный привет Вашей супруге.
   С искренними пожеланиями всяких благ земных и, если нужно, небесных, остаюсь искренно преданный]

Ф. Шаляпин.

   В "Тайном браке" не снимался, а на днях получу карточки Бертрама из "Роб[ерта]-Дьявола", так пришлю. Эти карточки очень удачны.
   

114
С. И. МАМОНТОВУ

   Париж [Лето 1897 г.]
   Дорогой Савва Иванович!
   Я в Париже... Кусаю сам себя, потому что не верю и думаю, что все это сон. Читайте терпеливо, ибо писать буду многое. Начну с начала. Проехав границу, смеялся и почти плакал... Переменилось все сразу -- и культура, и природа. Первая удивительно хорошо, вторая показалась мне хуже нашей расейской. -- Приехав в Вену, был поражен величием, красотой стиля, венскими стульями, то бишь... кофейнями и удивительным хладнокровием австрийцев, с которым они делают все и делают, очевидно, очень много хорошего... Вечером отправился на "кукиш", то бишь в Wenedig in Wien, так называемый Englischer Garten, и не понравилось, и простудился, и пролежал в кровати три дня, томимый лихорадкой, через что не мог так, как бы следовало, осмотреть здешнего музея, который на меня произвел великолепнейшее впечатление... Придя в музей, я, признаться, растерялся.
   В первом этаже помещается древний Египет и Рим... Масса статуй, мощей, мумий, камей и тому подобных драгоценностей, но, к сожалению моему, не встретил то, что хотел, а именно ассирийщины1. Может быть, потому что не умею читать по-немецки те надписи, которые обыкновенно называют каждую вещь. Перешел во второй этаж (картинная галерея) и ходил до того, что свои ноги еле уложил потом на извозчика, который меня полумертвого от усталости привез домой. Поразительно!!!..
   Здесь преобладает старая итальянская живопись -- картины Мурильо, Гвидо Рени, Андреа дель Сарто -- всех, одним словом, знаменитых итальянских живописцев за исключением Рафаэля. Рафаэля я что-то не нашел, хотя искал его здесь очень. Я просто разинул рот. Господи, какая это красота, что это за прелесть, какой хороший, возвышающий душу нравственный тон (почти все картины духовного содержания), какие лики Богородицы, Христа, всевозможные, если можно так сказать, святые... и т. д., и т. д. Одним словом, я в восторге от музея в Вене и от роскоши, с какою это все устроено.
   Прошли семь дней, и я сел в поезд, который меня помчал в Париж... Я ехал через Швейцарию, все время в горах... Вы, только Вы можете себе представить, каким чувством невыразимого умиления я был переполнен, смотря на эту удивительную природу... Боже, какое величие, какая красота--мне казалось, что если только существует это нечто, что мы называем богом, то это, несомненно, или жило, или должно жить здесь, в этой потрясающей всякую обыкновенную душонку, или, вернее, всякий обыкновенный организмишко,-- величественной, святой красоте. Мне просто не хотелось, чтобы мой поезд ехал так скоро, мне даже думалось, что будет лучше, если я на одной из станций уйду из вагона и пойду, благословляя бога и его создание, куда глядят мои глаза. Мне невольно припомнился этот романс Чайковского на слова Толстого, Иоанн Дамаскин: "Благословляю вас, леса, долины, нивы, горы, воды и всю природу -- если б мог, я в свои объятья б заключил",-- и я запел...
   О Савва Иванович! Не видывал такой красы!!!!!! Кавказ... там хорошо, но это все не то. Но... но увы!.. Прошли эти двое суток, показавшиеся мне минутой, и я подъехал к Парижу. О, Париж! -- так это ты! Ты, тот самый, о котором говорили мне еще в детстве Гюго, Дюма, всевозможные Понсон дю Террайль, Ксавье де Монтепен и другие многие... О, Париж, я, подъезжая, уже благоговею пред тобой, и в самом деле ведь это то же, что и Москва. Город древний, исторический, интересный, и так, и так. -- Боже, сколько удивительных ощущений, сколько всевозможных чувств, переполняющих ежеминутно мою несчастную душонку!!
   Вот я уже еду по улицам, меня везет фиакр, я с усилием читаю всякое название улицы на каждом уголку, я уже издали увидел и Эйфель... да, я в Париже... О! я пьян от наслаждения!!! Я сказал моему коше: Рю Коперник, 40, и он меня довез. Я вхожу в отель. Мои друзья еще спят. Но я говорю половину по-французски, половину по-итальянски, дал понять встретившей меня чудесной старушке, хозяйке этого отеля, что я их друг и что они будут очень рады проснуться раньше обыкновенного, чтобы встретиться со мной... Она меня отвела в комнату, и мы расцеловались!..
   Прошу простить за некоторое многословие -- я немного устал и оставляю это письмо до завтра... Я думаю, что я приеду как-нибудь к Вам в Карлсбад... А?..
   Целую Вас крепко-крепко, мой дорогой Савва Иванович.

Весь Ваш Федя Шаляпин

   

115
С. И. МАМОНТОВУ

   Москва 16 января 1898 г.
   Дорогой Савва Иванович!
   По Вашей рекомендации я слушал голос г-на Бочарова: материал из средних, и, по-моему, персонажем из первых он едва ли когда-нибудь может быть. Впрочем, он без особенных претензий и готов довольствоваться и маленькими ролями, к которым имеет желание готовиться у своей какой-то профессорши.

С почтением Ф. Шаляпин

   

116
А. П. ЧЕХОВУ

   [Ялта] [20 сентября 1898 г.]
   Сейчас же как придете домой, дорогой Антон Павлович, и прочтете эту писульку, идите в городской сад, мы там обедаем и Вас ждем.

Ф. Шаляпин, С. Рахманинов, [Миров]1

   

117
Т. И. ФИЛИППОВУ

   Москва 12 декабря 1898 г.
   Глубокоуважаемый и дорогой
   Тертий Иванович!
   Начну мое письмо словом "простите меня и выслушайте". Давно уже я получил от Вас письмо, в котором Вы интересовались "Борисом Годуновым", и до сих пор не мог Вам ответить по трем причинам:
   во-первых, потому, что письмо, адресованное мне, получили за меня другие; меня же в это время не было в Москве, а приехал я в Москву к открытию спектаклей в Солодовниковском театре, которые открылись поздно (я концертировал в Крыму 1);
   во-вторых, я не знал, будут ли даваемы Частной оперой спектакли в Москве, так как театр очень долго не открывался вследствие каких-то полицейских требований 2;
   и, наконец, в-третьих, тогда, когда театр уже был открыт, долгое время не было решено, пойдет опера "Борис Годунов" или нет.
   Теперь же, когда опера поставлена и прошла два раза (завтра идет в третий) с огромным успехом, я спешу с глубочайшей радостью сообщить дорогому Тертию Ивановичу об этом, причем считаю также необходимым сообщить и об остальных исполнител[ях] в опере, и кто из них был очень и не очень хорош. Начну с Самозванца -- Секар-Рожанский был великолепен, Марина -- Селюк -- прелестна, Пимен -- Мутин -- хорош, Шинкарка -- Любатович -- удовлетворительна. Вар-лаам же, роль которого я обожаю, по моему мнению, был очень слаб 3, и вообще это действие не произвело настоящего впечатления.
   О самой опере покойного Мусоргского скажу, что она гениальна. Каждое слово, или, вернее, каждая музыкальная фраза, оживленная так же гениальным словом А. С. Пушкина, у Мусоргского необычайна, велика. Если бы Вы знали, Тертий Иванович, как я глубоко уважаю и люблю Мусоргского, по-моему, этот великий человек сделан богом точно так же могуче, как какая-нибудь статуя, сотворенная Микельанджелом Бонаротти.
   Итак, дорогой Тертий Иванович, я в надежде на Ваше доброе сердце остаюсь убежденным, что Вы простите мне великодушно мое такое длинное молчание. С истинным и глубочайшим почтением имею честь пребывать Вашим покорнейшим слугой.

Ф. Шаляпин

   Москва. Театр Солодовникова.
   

118
А. С. ШТЕКЕР

   [27 декабря 1898 г.]
   Глубокоуважаемая Анна Сергеевна!
   Хотя я и нездоров, но сегодня пою Бориса и буду чрезвычайно рад видеть вас всех в театре. Обрадован, что будет Костя 1.
   Не знаете ли, что случилось с Любовью Сергеевной2? Она меня в чем-то обвиняет, но сути дела мне не говорит, чем я обижен страшно. Эти два дня, вчера и сегодня, я провел убийственно скверно.
   Любовь Сергеевна ужасно странная особа, и я ее перестаю понимать.
   Жму крепко Вашу руку.

Ф. Шаляпин

   P. S. Если буду чувствовать себя хорошо, то после спектакля поедем компанией закусить.
   

119
А. П. ЧЕХОВУ

   Телеграмма Ялта Москвы 9 января 1899 г.
   Вчера смотрел "Чайку" 1 и был подхвачен ею, унесен в неведомый доселе мне мир. Спасибо, дорогой Антон Павлович, спасибо. Как много в этой маленькой птичке содержания! Искренно, от всей души целую создателя необычайного произведения, которое поставлено Художественным театром удивительно хорошо.

Федор Шаляпин

   

120
А. С. ШТЕКЕР

   [Январь--февраль 1899 г.]
   Ужасно сожалею, милая Анна Сергеевна, что Вы не можете быть у меня, а как бы я был рад Вас видеть!!! Благодарю очень за Ваши пожелания мне и моему "Игрушке" -- он уже крещен и я очень счастлив 1.
   Жму крепко Вашу руку и не могу высказать Вам, что чувствую я, расставаясь с Вами на эти 5 недель 2.
   Право, Вы такая милая, и я так привык к Вам.

Федя Шаляпин

   

121
Н. А. РИМСКОМУ-КОРСАКОВУ Москва 12 апреля 1899 г.

   Глубокоуважаемый Николай Андреевич!
   Ужасно сожалею, что мне не пришлось быть у Вас в день моего отъезда,-- уверяю Вас, что в этот день был разорван на кусочки петербургской молодежью, которая всячески старалась выразить мне свои симпатии, и к русской опере, и к русским артистам, и, словом, ко всему, что близко относится к сердцу русского человека.
   Дорогой Николай Андреевич!
   Прошу Вас, ради бога, если это как-нибудь возможно, сделать теперь же, в возможно непродолжительном времени, оркестровку Вашего "Пророка", и пришлите мне, потому что у нас в театре предполагается пушкинский вечер, в котором будут поставлены несколько пьес с моим, конечно, участием, и я желал бы от души привести в неописуемый восторг публику, пропев ей в первый раз необычайного "Пророка" 1.
   По поводу этого я говорил с Мамонтовым, и он, со своей стороны, приняв мои желания спеть "Пророка" близко к сердцу, просил меня написать Вам это письмо.
   Я умоляю Вас, надеюсь, что Вы сделаете эту оркестровку и пришлете мне, чем заставите меня благодарить Вас вечно, вечно!!.. Относительно конца "Пророка", то есть слов "Восстань, пророк, и виждь, и внемли" и т. д., я так и думаю, что мне в унисон споют восемь -- десять басов...
   Мой искренний привет супруге Вашей и деткам. Жму Вашу руку и остаюсь в надежде искренно любящий Вас покорный слуга

Федор Шаляпин

   

122
Н. А. РИМСКОМУ-КОРСАКОВУ

Телеграмма

   Москва 18 мая 1899 г.
   Покорно прошу разрешить поставить Одессе июне "Псковитянку", "Моцарта и Сальери", "Бориса Годунова"1. Телеграфируйте, где могу достать партитуры и оркестровки. 24 буду Петербурге, заеду лично.
   Мой искренний привет.

Шаляпин

   

123
М. С. НАРОКОВУ

   Москва 16 сентября 1899 г.
   Глубокоуважаемый Михаил Семенович.
   "Балда", конечно, меня интересует, и в принципе я ничего не имею против его сыграть. Но решительного ответа дать Вам сейчас не могу, потому что должно основательно взвесить все обстоятельства этой возможности.
   Через некоторое время отвечу Вам решительно -- да или нет.
   Жму Вам руку Вашу, и, уезжая в Питер, займусь, посоображу, а там увидим.

Ф. Шаляпин

   

124
С. Н. КРУГЛИКОВУ

   Москва 21 ноября 1899 г.
   Дорогой Семен Николаевич!
   Я уже взял клавир "Сарацина" и просматриваю Савуаза. Буду его петь в Питере или нет, я не знаю, но, во всяком случае, роль знать буду, на всякий случай. Сомневаюсь же я относительно изображения Савуаза в мой приезд в Петербург оттого, что ужасно боюсь лютую петербургскую прессу, особенно "Новое время". Я глубоко уверен, что они меня не пощадят, и мне кажется, что меньше неприятности доставят мне, если будут ругаться за мои более или менее известные роли, нежели за совершенно новую, в которой я буду сомневаться и сам. Ну, да, словом: "там в Питере увидим, как и что"1.
   Признаюсь, что я порядочный носорог или что-нибудь в этом роде, так как до сих пор не ответил на письмо Цезарю Антоновичу 2. Впрочем, я писал Вл. Вас. Стасову, и Кюи приблизительно знает, наверное, что я думаю по поводу "Сарацина".
   Извините, что замедлил ответом, но вы знаете, Семен Николаевич, что это происходит по "енотовым" причинам, а не по каким-либо особенным. Знаю, что неделикатен, знаю!
   Крепко жму Вашу руку. Душою преданный и любящий искренно Вас

Федор Шаляпин

   

125
А. С. ШТЕКЕР

   [Не позднее ноября 1900 г.]
   Мне очень жаль, многоуважаемая Анна Сергеевна, но я вынужден отказать Обществу воспомоществования учащимся женщинам в Москве в их просьбе вот на каких основаниях: во-первых, я страшно занят, во-вторых, не имею права, а если и имею, то оно получается штрафом в Дирекцию, в-третьих, участвовать где бы то ни было в благотворительных вечерах и концертах не могу, так как Иван ничем не хуже Петра и Сидора, а если я буду участвовать у Ивана, то нужно участвовать и у Петра, и у Сидора, а таких Сидоров в Москве страшное количество. Конечно, я (не участвую) даю концерт в пользу Тюремного комитета 1 и в пользу студентов 2, но давать концерты это совсем другое дели, чем участвовать. В этом году я так занят этими концертами, что взять еще на себя не могу абсолютно. Да и притом в этом году я в жизни моей даю, наверное, последние концерты с благотворительной целью, потому что кроме всевозможнейших нареканий с особыми к ним комментариями я ничего не получаю 3.
   Благотворить же я буду иначе, то есть после каждого сезона я ассигную известную сумму денег и буду их отдавать на нужды. Мне кажется, это будет для всех удобнее... Но о делах довольно.
   Я долго не видал Вас, уважаемая Анна Сергеевна, и, не будь я так адски занят новой оперой Корещенки, я непременно завернул бы к Вам теперь же, но подожду, и только как кончу кутерьму с репетициями -- заеду сам. Мне хочется поговорить с Вами кое о чем.
   Будьте здоровы. Целую Вашу ручку.

Федор Шаляпин

   Мне хочется узнать, где Л..., что с ней и хорошо ли ей живется... счастлива ли она?..
   

126
Л. В. СОБИНОВУ

   [Москва] [1900--1901 гг.]
   Спасибо, милый Лёнка, за вобелку. Я ее люблю очень. Ильин прислал также и мне, но я буду, выпив за твое здоровье, жевать твою. Скоро ли мы с тобой выпьем и закусим совместно? Жму тебя всего крепко.

Твой Федор Шаляпин

   

127
И. К. АЛЬТАНИ [Милан]

   [27 февраля 1901 г.]
   Под сиреневым небом Италии с удовольствием вспоминаю мою ледяную Россию и пью здоровье моих друзей. За Ваше здоровье, дорогой Ипполит Карлович!!! Усиленно репетируем Мефистофеля. Слава богу, все идет хорошо. И я здесь пришелся, кажется, по душе. 2 или 3-го нашего марта пою первый спектакль. Целую Вас крепко и шлю привет всем, кто помнит обо мне. В апреле приеду. Низкий поклон оркестру. Слышал здесь три оперы: "Любовный напиток", "Тристана" и "Савскую царицу". Первые две идут очень хорошо 1. Жму руку Вашу и целую.

Фед. Шаляпин

   

128
В. А. ТИХОНОВУ

   Милан 19 марта 1901 г.
   Милый Володя!
   Слава богу, сражение выиграно блестяще1. Имею колоссальный успех, он идет даже crescendo.
   Итальянские артисты были и есть злы на меня за то, что я русский, но я им натянул порядочный нос.
   На первом спектакле и на генеральной был Дорошевич, я думаю, что он что-нибудь напишет в газетах2.
   Насчет башмаков я устроил, боюсь только, что возьмут в России пошлину.
   Обнимаю тебя, дорогой мой друг.

Всегда твой Федор Шаляпин

   

129
Н. Р. КОЧЕТОВУ

   Село Аргамаково 31 мая 1901 г.
   Пенз[енской] губ.
   Дорогой Николай Разумникович!
   Сообщая тебе между прочим, что жизнь моя в деревне течет как нельзя лучше и что все мы, и жена и дети, здоровы и веселы, чего желаем и тебе с домочадцами, спешу уведомить тебя, что я положительно ничего не имею против того, чтобы петь у тебя в Соколах 13-го июля 1. Не сообщаю тебе об этом телеграммой потому, что до 13-го июля времени есть еще много и ты успеешь сделать все. Петь я буду, конечно, Гречанинова. Он мне очень нравится, и я им несколько уже начал заниматься. В Москву я приеду числа 29-го июня, и мы с тобой, увидевшись, переговорим о романсах. А 1-го или 2-го июля я еду в Петербург, так как приглашен петь у Галкина в Павловске 4-го июля концерт 2. Не могу не признаться тебе, что я сердечно радуюсь твоему заслуженному успеху и желаю тебе еще большего. Дай бог! Будь здоров. Целую тебя и приветствую сродников твоих.

Твой Федор Шаляпин

   

130
H. P. КОЧЕТОВУ

   Москва 27 июля 1901 г.
   Милый Кока!
   Во-первых, прости, что не ответил на твое письмо, результат все один и тот же: так как я уезжаю в Питер 1, то, к сожалению, не могу принять участие в концерте у музыкантов, а во-вторых, прошу тебя очень, если можешь, отпусти, пожалуйста, на сегодняшний спектакль -- "Русалку" 2 -- одного контрабасиста.
   Очень обяжешь.
   Обнимаю крепко, твой всегда

Ф. Шаляпин

   

131
П. Н. РЕНЧИЦКОМУ

   [Москва] [1901 г.]
   Мне очень, очень нравится Ваше произведение, уважаемый Петр Николаевич. "Чужое горе" мне пришлось по душе, и я с удовольствием изображу его в ближайшем концерте.
   Жму Вашу руку.

Федор Шаляпин

   

132
М. Г. САВИНОЙ

   СПб. 19 февраля 1902 г.
   Дорогая Мария Гавриловна!
   Как счастлив я, что с Вами встретился, хоть и поздно (мог бы в 96--7 году), в тесном кружке сердечных людей, но ужасно жалею, что не мог по нездоровью петь Вам много, много1.
   Ваш искренно любящий огромную Марию Гавриловну Савину солдатишка

Федор Шаляпин

   

133
М. В. НЕСТЕРОВУ

   [Киев] [Март -- апрель 1902 г.]
   Дорогой Михаил Васильевич!
   Простите, дорогой мой, что никак не попаду к Вам лично. Прошу Вас очень, если у Вас сегодня свободный вечер, приходите в театр и спросите в кассе билет на Ваше имя в четвертом ряду. У нас сегодня идет "Руслан и Людмила", и я изображаю Фарлафа.
   Обнимаю крепко и жажду увидаться.

Ваш Федор Шаляпин

   P. S. Заходите в антракте ко мне в уборную.
   

134
М. В. НЕСТЕРОВУ

   [Киев] [Март -- апрель 1902 г.]
   Дорогой Михаил Васильевич.
   С наслаждением посылаю Вам билет на сегодняшнего "Игоря" и прошу простить, если таковой окажется не из важных. Канальи в кассе перепутали, и настоящий, который я просил,-- продали.
   Целую Вас.

Ваш Федор Шаляпин

   

135
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   [Рига] 15 июля 1902 г.
   Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!
   Очень спешу Вам написать это письмо, заключающее в себе следующее:
   В разговоре с Вами в Петербурге мы условились о том, что я должен петь не более сорока спектаклей в течение сезона с 15 сентября по первый день великого поста и не более десяти раз в течение месяца. Эти условия, предложенные мною, Вами были приняты, и я был уверен, что они помещены в контракте.
   Просматривая же Вами составленный черновик договора нашего, я этого условия, относительно сорока спектаклей, в этом черновике не нашел 1.
   Так как для меня этот пункт имеет громадное значение, то я прошу Вас, если в подписанном мною проекте договора нами забыт этот параграф, то внести этот пункт и эту новую редакцию договора прислать мне для подписи.
   Тороплюсь написать Вам это письмо, во-первых, потому что в разговоре Вы обещали мне, в случае каких-либо недоразумений в смысле вышеописанного, таковые устранить дополнением контракта и, во-вторых, потому, чтобы на этой почве не возникло потом каких-нибудь недоразумений, так как сорок спектаклей в сезон есть мое непременнейшее условие.
   Очень прошу Вас, глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич, не задержать меня немедленным по сему поводу ответом.

Глубоко уважающий Вас Федор Шаляпин

   

136
В. И. САФОНОВУ

   Рига -- Эдинбург 2 августа 1902 г.
   Дорогой Василий Ильич!
   Только что получил твою записочку из Карлсбада, по фотографии вижу, что ты похудел, а, по-моему, если у человека больше мускулов, чем жиру, значит, он здоров. Тебе больше, чем кому-нибудь, нужно здоровье, а потому пусть ниспошлют тебе святые здравие и спасение на многие лета.
   Дорогой мой Василий Ильич! Ты знаешь, что я с удовольствием буду петь фондовский концерт 1, когда бы он ни случился (разумеется, в продолжение сезона), но, увы, сказать тебе положительно сейчас я не могу ничего, ибо новый мой контракт с дирекцией обязывает меня по их требованию уезжать в Петербург; когда случится такое требование, я не знаю, оно может быть и в декабре, и в сентябре, и в январе, и в феврале и т. д., и так как таковое требование (как передавал мне директор Теляковский) будет исходить от царя, то мне, следовательно, трудно будет отказаться его исполнить. Вот почему, дорогой мой, я и не могу сейчас сказать тебе что-нибудь положительное. Во всяком случае, я, если буду свободен, то как и сказал раньше, с удовольствием спою, когда тебе будет угодно и удобно. Рассчитывай и разгадывай сам, как хочешь.
   Я, брат, живу в рижском Штранде2, лето -- черт его знает -- такое, что мы уже было собрались строить "колчегу", прямо потоп да и только -- дождик хлещет как из ведра, прямо так же, как сказано в священном писании: первый день -- сорок дней и сорок ночей и третий день -- сорок дней и сорок ночей -- просто ужас и к тому же кругом, куда ни подашься, все немцы и немцы. Оно бы ничего, да уж больно нудят проклятые. Грешный я человек -- не люблю немца в большом количестве.
   Дня через два-три еду отсюда в Москву и потом в Нижний Новгород, если нужно что будет, пиши в Нижний Новгород, театр Фигнера. Я там пробуду с 12-го по 28 августа, а пока до скорого свидания (в Москве буду 1 сентября).
   Крепко, как люблю, обнимаю тебя.

Твой Федор Шаляпин

   Передай привет супруге и малышам.
   

137
Л. Н. ТОЛСТОМУ

Телеграмма

   Москва 6 сентября 1902 г.
   В жизни человека вряд ли дважды повторяется случай, подобный сегодняшнему, когда приветствие может быть так искренно и так проникнуто глубочайшей признательностью. Сегодня нам хочется сказать Вам, что мы любим Вас, как зрелый человек может любить свои лучшие, дорогие мечты юности. Мы преклоняемся перед Вами, как преклоняются перед неутомимым работником, который не перестает будить нашу мысль и совесть. Мы гордимся Вами, как может гордиться история целого века, во время которого и жил и работал один из величайших людей, дух коего будет направлять человеческую мысль еще в течение нескольких веков.
   Артисты Московского Художественного театра,

Немирович-Данченко, Алексеев, Максим Горький,
Евгений Чириков, Федор Шаляпин, Леонид Андреев.

   

133
А. Б. ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕРУ

   Москва 7 октября 1902 г.
   Милый Александр Борисович!
   Ужасно огорчен, что при самом искреннем желании моем участвовать в концерте не могу, так как мой новый договор с дирекц[ией] импер[аторских] театр[ов] абсолютно воспрещает мне когда бы то ни было во время сезона участвовать где-либо 1.
   Уверяю тебя, что как я ни старался уговорить дирекцию на всякий случай разрешить мне участие в двух благотворительн[ых] концертах -- она решительно запротестовала, и из тех двух концертов, которые я имею право дать в течение сезона (моих личных), я уже отдал один в пользу учащихся женщин, которым обещал уже года три-четыре тому назад.
   Жму крепко руку,

тебе искренно преданный Федор Шаляпин

   

139
А. П. ЧЕХОВУ

   Москва 26 ноября 1902 г.
   Дорогой мой Антон Павлович!
   Адски досадно мне, что не пришлось еще разок посидеть с Вами, проклятая "бенефисная" работа затрепала всякую мою свободную минуту,-- жалко, жалко,, но что же поделаешь 1.
   Сердечное спасибо Вам за портрет 2. Я очень счастлив, что получил его. Уверяю, что это было в "мечтах" моих. В свою очередь посылаю Вам мой, похожий на "бандуру". Лучшего, к сожалению, не нашлось 3.
   Дай бог Вам счастья и здоровья.
   Клянусь, что люблю Вас сердечно, искренно и так же крепко, как люблю,-- целую.

Ваш Федор Шаляпин

   

140
А. П. ЧЕХОВУ

Телеграмма

   [Москва] 3 декабря 1902 г.
   Сидим у Тестова и гуртом радостно пьем здоровье дорогого Антона Павловича.

Шаляпины, Андреева, Горький, Серов, Коровин,
Стюарт, Гримальди, Телешов, Серафимович, Тихомиров,
Скирмунт, Симов, Марья Чехова, Кундасова, Бунин,
Филитисы, Пятницкий, Пешкова, Ключевский, Скиталец,
Крандиевский, Розенберг

   

141
П. П. КОЗНОВУ

   11 января 1903 г.
   Милый Петруша!
   Наконец я ожил и в состоянии сесть за письменный стол, чтобы написать тебе мой привет от сердца и выразить мою искреннюю благодарность тебе и милой супружнице твоей, так сердечно отнесшимся к постигшему меня огорчению.
   Если бы ты знал, с каким удовольствием я посидел бы с тобой у тебя или у меня и сразился в винтишку. Жаль, что эта окаянная скарлатина испортила вконец, все дело. Жена моя и я не имеем положительно слов, чтобы выразить ту благодарность, которой стоишь ты и твоя славная супруга за моих милых детишек. Я так рад, что они у вас, я знаю, что им там очень хорошо. Однако скажу откровенно, что соскучился адски.
   Передай также сердечное спасибо и Вере Дмитриевне. Спасибо это от меня и от Иолы, она так же, как и вы, милая и добрая, дай ей бог здоровья.
   Сегодня я счастлив был получить записку от детишек. Поцелуйте их за меня.
   Передай мой привет всем, а я тебя целую.

Твой Федор Шаляпин

   P. S. Пусть последним словом этой записки будет: Спасибо
   

142
И. К. АЛЬТАНИ

   [Москва] 28 января 1903 г.
   Извините меня, дорогой Ипполит Карлович, сегодня на репетицию, к сожалению, прийти не могу, ибо вчера, отправившись к Беляеву, для полной, так сказать, цензуры глотки, был подвергнут прижиганию в носоглоточной полости, и доктор сей строго-настрого советовал мне сегодня молчать.
   Завтра же, т. е. с 29-го, я весь в Вашем распоряжении, хоть с 7 часов утра.
   Жму Вам крепко руку, а товарищам шлю мой привет.

Готовый к услугам Федор Шаляпин

   

143
И. К. АЛЬТАНИ

   [Москва] [29 января 1903 г.]
   Глубокоуважаемый Ипполит Карлович!
   Ради богов, прошу Вас меня извинить. Я нездоров и на репетиции быть сегодня не могу. Уверяю Вас, что роль я знаю, и в спектакле ручаюсь не сделать Вам ни малейшей неприятности.
   Жму Вашу руку

с истинным уважением Ф. Шаляпин

   

144
В. Д. КОРГАНОВУ

   [Петербург] [Январь 1903 г.]
   Пел Вашу "Элегию", пою ее часто, имеет успех, нравится мне очень, пел ее в граммофон, можете проверить -- хорошо ли 1.
   

145
В. Д. КОРГАНОВУ

   Москва 31 января 1903 г.
   Дорогой Василий Давидович!
   Был чрезвычайно рад получить от Вас весточку и глубоко тронут вниманием Вашим.
   Теперь, слава богу, болезнь моя прошла, и завтра снова я пою "Мефистофеля". Пока, слава богу, все идет хорошо.
   Постом еду в Египет 1, а лето часть проведу в Италии (Неаполь), а затем в Малороссии.
   Как-то Вы поживаете?
   Какая нелегкая затащила Вас к немцам,-- извините, очень они аккуратны, а я такой беспутный, что аккуратность их для меня как чирий, вот потому я и шебаршу против немцев. В общем же они мне нравятся, потому что многие из них были великолепные музыканты и литераторы.
   Как поживает Ваша супруга? Кланяйтесь ей от меня. До сих пор вспоминаю последний приезд мой в Тифлис и буду помнить всегда.
   Будьте здоровы.
   Желаю Вам от души всяких благ.
   Крепко жму Вашу руку

Ваш Федор Шаляпин

   

146
A. В. НЕЖДАНОВОЙ

   6 февраля 1903 г.
   Многоуважаемая Антонина Васильевна.
   Простите меня за беспокойство. Я позволяю себе обратиться к Вам с покорнейшей просьбой не отказаться в случае возможности с Вашей стороны помочь бедным учащимся женщинам в Москве.
   В апреле (в конце) устраивается концерт в Сокольниках, буду петь я, предполагается участие Барсукова, Корещенки и Е. И. Збруевой.
   Я позволяю себе рассчитывать на Ваше доброе сердце и думаю, что Вы сделаете мне удовольствие петь вместе с Вами в данный вечер г. Письмо это передаст Вам милая барышня Дюльбюнчи, которая усиленно хлопочет о всем и пр.
   Не откажите переговорить с нею подробно. Желаю Вам доброго здоровья и пользуюсь случаем высказать Вам мое восхищение Вашему дивному голосу и мастерскому пению.

Федор Шаляпин

   

147
B. И. САФОНОВУ

   [Москва] [Октябрь 1903 г.]
   Спасибо тебе, милый мой Василий Ильич, за картинку. Очень я ей рад. На днях я виделся с моим директором и спрашивал его относително 10 января. Он сказал мне, что, по всем вероятиям, мое петербургское пение будет в феврале (кроме теперешнего октября и ноября), так что 10 января концерт фонду поем Ч
   Сижу я, милый друже, дома с бронхитом и никуда по приказу доктора не хожу, а то, верь мне, я сам бы забежал бы к тебе.
   Если найдешь минуту свободную и забежишь ко мне, радостям моим не будет конца.
   Крепко обнимаю тебя и приветствую домочадцев,

твой Федор Шаляпин

   Р. S. Как только выздоровею, обязательно прискачу к тебе.
   

148
ГОСПОДАМ ЧИНОВНИКАМ, ЗАВЕДУЮЩИМ ПРОДАЖЕЮ И АУКЦИОНОМ БИЛЕТОВ НА СПЕКТАКЛЬ "МЕФИСТОФЕЛЬ" 18 НОЯБРЯ В ПОЛЬЗУ ПАТРИОТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

   16 ноября 1903 г.
   Я, Шаляпин, дважды посылал слугу моего с своею карточкой, на коей писал покорную просьбу продать мне два билета от первого до пятого ряда на означенную "оперу с моим участием, но получил... отказ.
   Рискую просить еще, в третий и последний раз, сейчас же выдать мне означенные билеты, в противном случае -- я вынужден буду предложить вам, уважаемые господа чиновники, попробовать спеть самим этот спектакль, а я же с удовольствием посмотрю из-за кулис, что из этого выйдет.

Артист Федор Шаляпин

   

149
М. М. ИППОЛИТОВУ-ИВАНОВУ

   26 ноября 1903 г.
   Дорогой Михаил Михайлович.
   Если возможно, сделай что-нибудь для подателя, у него славный голос баритон и претензии крайне ограниченные. Послушай и, если можно, дай ему что-нибудь для существования.
   Обнимаю.

Твой Федор Иванович Шаляпин

   Прости за беспокойство.
   

150
Н. К. БООЛЮ

   14 декабря 1903 г.
   Глубокоуважаемый Николай Константинович!
   Сегодня я узнал о крайне прискорбном для меня случае.
   Дело в том, что на прошлом спектакле "Мефистофеля" перед сценой шабаша на Брокене я, у меня в уборной, попросил режиссера г. Павловского поручить подать мне плащ во время действия двум хористам. Он сказал "хорошо", и действие началось.
   Не знаю, по каким причинам просьбы моей г. режиссер не исполнил и плащ подали мне не хористы, как я ожидал, а две (кажется, две) барышни и подали не вовремя.
   Странное неуважение просьбы моей г. режиссером, таким образом испортившим мне целую сцену, вызвало во мне, как в артисте, ответственном перед публикой, весьма понятное раздражение и я, возмущенный до глубины души, в запальчивости крикнул: "Идиоты".
   Бедные барышни, не зная, в чем тут дело, приняли это на свой счет, и с одной из них, как я сегодня узнал, случился обморок.
   Ради бога прошу Вас, глубокоуважаемый Николай Константинович, сделайте мне одолжение и скажите милым барышням, что я глубоко опечален этим поистине обидным недоразумением и что кроме полного уважения к ним я никогда ничего не имел и не имею.
   Простите меня, пожалуйста, за беспокойство, но я сейчас так страшно занят, что положительно не вижу возможности поехать в театр, иначе, конечно, я поговорил бы с ними лично.
   С полным к Вам уважением Ваш слуга покорный Федор Шаляпин
   

151
В. А. СЕРОВУ

   19 января 1904 г.
   Дорогой мой Валентин!
   Сейчас д-р Трояновский сказал мне о твоем желании слышать меня в "Демоне". Дорогой друг мой, если бы ты знал, как я счастлив, как я счастлив!
   Слава богам, ты здоров.
   Иди, пожалуйста, в ложу бельэтажа с левой стороны, No 5. Там будут сидеть: Немирович-Данченко с женой, Максим Горький с женой и некий Пятницкий!
   Они все будут предупреждены об этом и будут крайне счастливы тебя видеть в своей компании -- иди же, дорогой мой, иди 1.
   Целую тебя крепко, как крепко люблю.

Твой Федор Шаляпин

   

152
А. Я. ГОЛОВИНУ

   [Конец февраля 1904 г.]
   Дорогой мой Александр Яковлевич!
   Проклятая болезнь ноги моей вынуждает меня писать Вам эту записку, иначе я сам лично был бы у Вас.
   Дорогой мой, ради бога, прошу Вас, по возможности, как можете скорее заехать ко мне, и если у Вас готов хоть какой-нибудь рисуночек Мефисто -- завезти его. Мне ужасно хочется еще переговорить с Вами и попросить Вас объяснить, как нужно делать -- портному.
   Извините, что пристаю, но через два-три дня обязан ехать в Милан, и отчаянию моему нет конца.
   Целую Вас крепко.

Истинно Вас любящий Федор Шаляпин

   

153
М. Н. КЛИМЕНТОВОЙ-МУРОМЦЕВОЙ

   Милан 1 (14) марта 1904 г.
   Многоуважаемая Мария Николаевна!
   Я уже получил приглашение участвовать в концерте Трокадеро 1, но вынужден был с искреннею скорбью отказаться. Дело в том, что я ни на каком другом языке, кроме русского, петь не могу (концерт), а во Франции петь на непонятном для французов языке -- это значит неграм читать в подлиннике Гоголя 2. Кроме же всего этого я чувствую себя настолько утомленным, что едва ли могу быть на высоте артистических взглядов, и Вы, как артистка, поймете, что немножко неловко выступать перед незнакомой публикой не в полном, так сказать -- вооружении.
   Шлю Вам мой искренний привет и лучшие пожелания. Искренно уважающий Вас

Федор Шаляпин

   

154
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Милан 21 марта (3 апреля) 1904 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Чувствую вину свою, что до сих пор не написал Вам письмо, и очень извиняюсь. То лень, а то житейские мелочи тормозили сделать сию благородную работу.
   Однако, мучимый совестью, черчу Вам эти несколько строк и прошу принять мои самые искренние пожелания здоровья и счастья Вам и дорогой семье Вашей, а также кричу Вам из далеких стран "Христос воскресе!" и крепко, как люблю, обнимаю.
   Сегодня здесь пасха, и так как итальянцы не особенно чтут этот праздник {во всяком случае, не то, что у нас), то день воскресения Христова проходит довольно скучновато вообще, а для меня в особенности... да, скучно, скучно! везде одно и то же, серо, пошло и лживо, мало людей, то есть "человеков" -- людей много, а "человека" между ними едва-едва отыщешь.
   В тот же день как я приехал в Милан, я уже был огорчен тем обстоятельством, что костюмов, как я услыхал, к "Фаусту" приготовить по нашим рисункам не могли, отговорившись тем, что не было достаточного времени и что я рисунки прислал поздно. Несколько дней меня уговаривали и успокаивали тем, что костюмы в "Фаусте" все равно будут верны эпохе и сделаны художественно. Когда же пришло время репетиций и поставили на сцене декорации, то я вытянул лицо мое на манер шпагоглотателя -- декорации были олеографического стиля по тонам и письму. Когда же я, возмущенный до глубины души, стал говорить им, что я ими обманут и что ни к чему было приглашать меня ставить оперу, и что с этого момента я отказываюсь ставить мое имя как режиссера, то, сконфуженный директор Скала г. Гатти-Казацца начал извинительного тона речь о том, что декораторы-художники театра алля Скала народ в высшей степени ревнивый и что когда он, директор, предложил им написать декорации по предложенным эскизам, то они обиделись и на директора и на меня так сильно, что хотели отказываться от службы, говоря, что "мы, мол, видали виды и писали декорации в самых лучших театрах Европы". Бедняки, жалкие маленькие мещанинишки, верующие, что уж если все театры Европы, значит не может быть ничего лучше. Что же делать, пришлось петь в "конфетках". Но если бы Вы и милый Саша Головин посмотрели на сцену, каким резким пятном осталась бы в Вашей памяти моя фигура, одетая положительно в блестящий костюм. Как глубоко благодарен я и Вам и моему симпатичному и любимому Александру Яковлевичу Головину. Мне страшно досадно, что я не мог показать здесь публике нашего милого Костю, а как бы было нужно, как нужно!!! Актеров и хористов я, как мог, намуштровал, так что все-таки "Фауст" в смысле движений был очень хорош. От итальянских оперных артистов трудно ждать чего-нибудь глубокого, так как это народ в высшей степени невежественный, я глубоко уверен, что все персонажи, поющие со мной "Фауста", едва ли даже слышали о имени Гёте, а что касается того -- читали ли -- и речи быть не может. Это все люди, обладающие более или менее голосами, но не более. Разумеется, поэтому, какой огромный успех выпал на мою долю. Италия слышала очень много Мефистофелей, но так все привыкли к тому, что на сцене мечется чертенок с бородой и усами (употребляющий усатин), и так все были уверены, что в сцене с крестами Мефистофель будет глотать шпагу, что, конечно, были поражены моею мимическою сценою с крестами, и театр, как один, загоготал "браво". Признаться, это "браво" за мимич[ескую] сцену .меня очень удовлетворило, ибо за 13 лет, что я пою Мефистофеля, оно было первое и, думается мне, самое верное.
   Успех, конечно, я имел огромный и им очень доволен,-- завтра пою 9-й спектакль "Фауста" 1, Опера вышла гвоздем сезона. Театр в этот вечер всегда полон. Некоторые артисты, как-то Маргарита, Фауст и Валентин, недурны и поют прекрасно.
   17-го здешнего апреля еду в Рим -- меня пригласили для спектакля "гала" в честь президента Лубе. Пойдет "Фауст" Гуно -- спектакль этот предполагается 24-го (здеш.) апреля. А затем поеду в Сальца-Маджиоре лечиться от ужасно надоевшего мне и мешающего иногда петь (бронхита) трахеита. В мае возвращусь в Россию и поеду ловить рыбу к Костеньке Коровину.
   Обнимаю Вас, дорогой Владимир Аркадьевич, и шлю искренний привет мой глубокоуважаемой Гурле Логиновне, а также прошу передать привет мой Вуичу, Крупенскому, Сашеньке Головину и Косте Коровину,
   Искренно преданный и всегда готовый служить Вам

Федор Шаляпин

   P. S. Газеты послал Вам, но в них нет совершенно серьезной критики. Странно, или здесь не понимают, или нет серьезных критиков.
   

155
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   [Конец августа 1904 г.]
   Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Аркадьевич!
   Обращаюсь к Вам с покорнейшей и серьезной просьбой. Есть у меня добрый приятель -- оперный артист Шкафер Василий Петрович, которого Вы знаете. Два года тому назад он был Вам представлен в Москве Коровиным, Вы ему лично обещали устроить его в предполагавшуюся тогда оперу в Михайловском театре. Дело это не состоялось, и Шкафер продолжал работать в Товар[иществе] Московск[ой] Частной оперы.
   В настоящее время Товарищ[ество] Частной оперы переживает тяжкое существование, артисты почти голодают; было бы справедливо, если бы Вы, дорогой Владимир Аркадьевич, обратили снова Ваше внимание к Шкаферу и дали ему местечко в Большом театре. Человек он способный, дельный и опытный, кроме того, преданный интересам искусства и порядочный 1.
   Если за неимением в настоящее время свободной вакансии штатного места иметь нельзя, то сделайте (если можно) для меня одолжение, прикомандируйте Шкафера хотя бы в помощь к Тютюннику. В будущем году, кажется, оканчивает срок службы учитель сцены Павловский, место учителя сцены как раз по артистическим] способностям Шкафера.
   Материально его претензии очень скромны и всецело зависят от Вашего личного усмотрения. Знаю, что Вы не обидите.
   Жму руку Вашу и остаюсь искренно Вас уважающий и любящий

Федор Шаляпин

   

156
И. К. АЛЬТАНИ

   [Москва] 22 сентября 1904 г.
   Глубокоуважаемый Ипполит Карлович!
   В 10 1/2 часов у меня родился сын 1, роды хотя и прошли благополучно, но были довольно мучительны, и я после вчерашнего спектакля еще до сих пор не спал.
   Извините меня за неявку на репетицию, а также передайте коллегам моим мое перед ними извинение.
   Если будет нужно -- завтра могу быть на репетиции.
   Целую Вас.

Ваш Ф. Шаляпин

   

157
Э. Ф. НАПРАВНИКУ

   [Петербург] 6 ноября 1904 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Эдуард Францевич!
   Вчера в спектакле "Жизнь за царя" я узнал, что на назначенной накануне, т. е. 4 ноября, репетиции этой оперы были Вы и ждали (тщетно) меня два часа.
   Я не приехал, и Вы, имея полное к тому основание, обиделись на такое халатное к Вам отношение, ибо я, кроме того что не приехал на репетицию, еще и не объяснил (не написал) заранее причин.
   Вполне сознавая крайнюю мою неделикатность по отношению к Вам, я, однако, должен объяснить Вам, почему вышел этот печальный для меня случай.
   Прежде всего я совершенно не знал, что оперой "Жизнь за царя" дирижируете Вы, так как во все предыдущие мои приезды в Питер оперой этой дирижировал всегда Крушевский, а потому, чувствуя себя нездоровым 4 ноября, отослал карету в театр с просьбой сообщить о моем нездоровье. Конечно, если бы я знал, что дирижировать будете Вы, то, как бы я ни был нездоров, конечно, приехал бы уже только потому, что с Вами я еще никогда не пел, но, зная хорошо роль и исполняя ее несколько раз с Крушевским, я и остался вместо репетиции дома в кровати.
   Считаю долгом своим объяснить Вам все это, потому что я был бы крайне огорчен, сознавая, что Вас обидел, Вас, к которому я питаю мои самые искренние чувства уважения.

Искренне уважающий Вас Федор Шаляпин

   

158
В. В. АНДРЕЕВУ

   Петербург 14 ноября 1904 г.
   Дорогой Васюк!
   Ты, наверное, уже слышал, что меня заломала проклятая инфлуэнца. Не могу не высказать тебе моего крайнего огорчения по поводу невозможности моей быть у тебя в концерте. Доктора ни за что не позволяют выходить раньше вторника. Шлю тебе мой искренний привет и желаю успехов, успехов и успехов, которые, как бы ни были велики, все же будут малы в сравнении с твоим очаровательным талантом.
   Целую тебя и шлю привет матери.

Твой Федор Шаляпин

   

159
Э. Ф. НАПРАВНИКУ

   Москва 2 февраля 1905 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Эдуард Францевич!
   Позвольте обратиться к Вам с просьбой, в которой покорнейше прошу не отказать мне.
   Дело в следующем:
   8 февраля должен будет состояться в Мариинском театре мой бенефис, для которого я хочу спеть Демона, а так как я, кроме материальных выгод, жажду главным образом художественных, то и прибегаю к Вам с просьбой не отказать продирижировать этим спектаклем.
   Нужно ли говорить, дорогой мой Эдуард Францевич, как я буду счастлив, если Вы не откажете мне в этом?
   5-го числа я сам приеду в Питер и буду лично у Вас, а пока обнимаю Вас крепко, как люблю, и низко кланяюсь.

Искренно преданный Вам Федор Шаляпин

   

160
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Монте-Карло 25 февраля (10 марта) 1905 г.
   Здравствуйте, дорогой мой Владимир Аркадьевич!
   Посылаю Вам в этом письме и скорбь мою, и радость.
   Душа моя наполнена скорбью за дорогую родину, которая сейчас находится поистине в трагическом положении 1. На театре войны нас, кажется, совсем разбили -- всюду неурядицы и резня -- ужасно, ужасно все это тяжело 2 -- и, переживая весь этот ужас родимой страны, я как-то мало ощущаю радость моих успехов на полуфранцузской сцене, несмотря на то, что успех на этот раз кажется самый наибольший, что я имел за границей 3.
   Посылаю Вам, дорогой Владимир Аркадьевич, обещанные вырезки из газет. Куда поеду отсюда, еще не знаю. Просят очень спеть спектакля два-три в Варшаве, да не знаю, найду ли время.
   Очень был бы счастлив получить от Вас словечко, как Вы поживаете и что переживаете.
   Здесь есть замечательно талантливая артистка M-elle Farar (американка). Я положительно от нее в восторге. Талантлива как бес и прекрасная и артистка, и певица. (Пела Маргариту в "Фаусте" Gounod.) Шлю привет всем и целую ручки Гурле Логиновне.
   Вас же крепко, как люблю, обнимаю.

Ваш искренний Федор Шаляпин

   

161
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Париж [29 марта] 11 апреля 1905 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!
   Шлю Вам и чадам дома Вашего мой сердечный привет из обожаемого города Парижа. 13-го (здешнего) апреля пою здесь в Автомобиль-Клубе спектакль, который устраивает графиня Грефюль (Grêfulle), пою одно действие из "Фауста", ярмарку, и потом два романса Шумана "Я не сержусь" и "Два гренадера". Посылаю Вам два фельетона из "Temps", где меня серьезно, кажется, расхвалили и притом по-французски раскрасили мою жизнь. Но все же, хотя Адольф Бриссон и наврал порядочно, но, нужно сказать, написал очень хорошо, и серьезный тон фельетона меня очень порадовал. 14-го или 15-го еду в Москву, а на пасху приезжаю к Вам в Петербург. Однако (простите, бога ради, за беспокойство), нельзя ли как-нибудь, дорогой Владимир Аркадьевич, объявить мой бенефис и заблаговременно назначить запись и продажу билетов, может быть, билеты и не разойдутся, так тогда, может, лучше и совсем не давать этого бенефиса? Цены там уже известны, и если бы Вы сделали распоряжение об объявлении этого спектакля и о записи на него, Вы очень глубоко обязали бы и без того многим обязанного Вам Федора 1.
   Напишите два словечка, если найдете возможность, в Москву -- не откажите.
   Хорошо за границей, великолепно в Париже, а все-таки меня, серяка, тянет в мою несчастную Россию -- здесь очень над нами смеются, и это так обидно, что иногда чешутся кулаки. Что-то поделывают Александр Яковлевич и Константин Алексеевич 2, о них я тоже очень соскучился. Скоро ли поедем в деревню, ужасно хочется половить рыбку и петь до того надоело, что мне перестал нравиться даже Вагнер.
   Я жду не дождусь, когда сяду на пароход, чтобы ехать в Отрадное.
   Передайте милой княгинюшке 3, что я теперь только начал замечать, что в нее влюблен, и не говорите об этом Крупенскому, а то он будет страдать от ревности (не правда ли?).
   Целую ручку Гурле Логиновне и шлю искренний привет всем.
   Крепко любящий и глубоко уважающий Вас

Федор Шаляпин

   
   

162
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   СПб. 1 сентября 1905 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!
   Предъявительница этого письма есть Галина Ивановна Никитина, которую позвольте мне представить Вам как носительницу удивительного голоса.
   Я уже Вам говорил перед моим отъездом об ней и теперь еще раз положительно рекомендую ее и выслушать и, если только возможно, принять. Я глубоко уверен, что я не ошибаюсь в ней и это будет прекрасная певица, в особенности если ее будет возможно принять и определить в Московск[ую] оперу 1.
   Там -- не скрою -- мне будет очень приятно с ней позаняться, чтобы вполне оправдать мою рекомендацию.
   Пользуюсь случаем выразить Вам мое глубокое почтение.

Ваш Федор Шаляпин

   

163
А. Н. КОРЕЩЕНКО

   [Москва] [Октябрь 1905 г.]
   Милый друг Арса!
   Коли ежели ты можешь как-нибудь пробраться ко мне, то приходь. -- Во-первых, у меня будет Алексей Максимович 1, а во-вторых, приедет одна новая певица -- Никитина, которой надо было бы кое-что показать из глинковских опер, а то она поет по-любительски.
   Люблю и жду.

Твой Федор 1-й

   

164
А. К. ГЛАЗУНОВУ и Н. А. РИМСКОМУ-КОРСАКОВУ

   Москва 23 ноября 1905 г.
   Дорогие мои Александр Константинович и Николай Андреевич!
   Нужно ли говорить об удовольствии моем принять участие в столь славном концерте. Я всею душою моею рад прийти на помощь беднякам, борющимся за нашу дорогую свободу,-- так или иначе 1. Жалею только, что не могу определенно назначить день концерта, потому что не знаю совершенно, как я буду занят в Мариинском театре.
   Будь добр ты, Александр Константинович,-- узнай -- приблизительно хотя бы,-- как распределены мои спектакли в декабре, и сообразно с свободными моими днями назначай таковой концерт, предварительно выхлопотав мне разрешение у Теляковского.
   К хлопотам за разрешением я присоединяюсь всей душой, так и скажи Теляковскому.
   Сам лично я приеду в Питер первого декабря, и уже тогда мы выработаем программу вечера.
   Жму крепко Ваши руки, дорогие мои.

Ваш Ф. Шаляпин

   

165
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   [Петербург] 4 декабря 1905 г.
   Вот слова "Дубинушки", глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!1
   
             Много песен слыхал я в родной стороне,
             В них про радость и горе мне пели.
             Но одна из них в память так врезалась мне --
             Это песня рабочей артели.
                                 Эх, дубинушка, ухнем,
                                 Эй, зеленая, сама пойдет,
                                 Подернем да ухнем.
             Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь,
             Изобрел за машиной машину.
             А наш русский мужик, коль работать невмочь,
             Он затянет родную дубину.
                                 Эх, дубинушка... и т. д.
             Но настала пора, и поднялся народ,
             Разогнул он согбенную спину
             И, стряхнув с плеч долой тяжкий гнет вековой,
             На врагов своих поднял дубину.
                                 Эх, дубинушка... и т. д.
             Так иди же вперед, мой великий народ,
             Позабудь свое горе-кручину
             И свободы святой гимном радостным пой
             Дорогую, родную дубину.
                                 Эх, дубинушка... и т. д.
   
   Вот и все слова "Дубинушки".
   Завтра днем, дорогой Владимир Аркадьевич, я зайду к Вам непременно. Хотел было быть у Вас и третьего дня и вчера.
   Но был очень занят репетициями.
   Сегодня пою концерт.
   Шлю сердечный привет Гурле Логиновне, а Вам свидетельствую мое глубокое уважение.

Федор Шаляпин

   

166
В. А. СЕРОВУ

   [Москва] [Без даты]
   Дорогой Антось,
   Костя 1 у меня, я сегодня утром приехал с Питера. Может, ты свободен? Сделай нерукотворное счастье -- прибудь ко мне. Очень я соскучился по тебе. Целую.

Федор

   

167
В. А. СЕРОВУ

   [Москва] [Без даты]
   Милый Антониус!
   Если ты жив, и здоров, и дома, и без особого дела,-- прошу тебя, милый друже, забеги ко мне хоть сейчас, хоть потом,-- очень я соскучился по тебе и ужасно рад был бы тебя повидать.
   Хотел было сам прийти сейчас к тебе, да что-то неможется -- должно быть, устал в дороге.
   Жму тебя всего, всего и семье кланяюсь.

Твой Федор Шаляпин

   

168
В. А. СЕРОВУ

   [Москва] [Октябрь -- декабрь 1905 г.]
   Милый мой Антон!
   Сейчас сижу, подобно сычу, и мигаю расширенными глазами -- не токмо сто, но и пяти рублей сейчас прислать не могу, ибо остался вследствие забастовок без гроша. Дело в том, что, подав прошение в контору об авансе, остался с носом, банки же закрыты, и прямо скажу, хоть матушку-репку пой.
   Однако завтра еду по городу доставать денег вообще и сто рублей уж, конечно, притараню тебе самолично, а может, и больше 1.
   Не заедешь ли сегодня вечером к Максиму 2, я заеду за тобой через час или полтора.

Твой Федор

   

169
Э. Ф. НАПРАВНИКУ

   [Петербург] 18 декабря 1905 г.
   Глубокоуважаемый Эдуард Францевич!
   У меня немного болит горло, и я, к сожалению, не могу рискнуть сегодня приехать на репетицию.
   Я уверен, что завтра все пойдет как надо, и Вы мне простите сегодняшний день.
   Жму Вашу руку.

Ваш слуга Ф. Шаляпин

   

170
Э. Ф. НАПРАВНИКУ

   Петербург 4 января 1906 г.
   Глубокоуважаемый Эдуард Францевич!
   Я так устал и чувствую притом ощутительное нездоровье и хрипоту в горле, что осмеливаюсь сегодня не прийти на репетицию "Руслана" и прошу Вас меня извинить.

Искренно любящий Вас Ф. Шаляпин

   

171
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Москва 18 октября 1906 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!
   Музыканты Московской! оперы просили меня написать Вам два слова по поводу участия Собинова в их бенефисе.
   Извините за беспокойство. Конечно, кроме удовольствия петь с Собиновым, для меня не будет иного. Я думаю, что если Вы похлопочете перед министром о разрешении Собинову участвовать, то министр разрешит и музыканты выиграют большой сбор 1.
   Я слышал, что Вы скоро приезжаете в Москву,-- очень хотелось бы с Вами увидаться и обстоятельно ответить Вам на Ваш вопрос, который Вы задали нам в прошлый Ваш приезд относительно того, "что делать?", чтобы театр процветал.
   Пользуюсь случаем засвидетельствовать Вам и семье Вашей мой искренний привет и уважение, а Вам пожать Вашу руку.

Искренно преданный и любящий Вас Федор Шаляпин

   

172
С. И. ЗИМИНУ

   Петербург 27 ноября 1906 г.
   Многоуважаемый Сергей Иванович!
   Я очень благодарю Вас за Ваше внимание и, конечно, с величайшим удовольствием принял бы Ваше любезное предложение, если бы не был уже занят весь великий пост. 7-го или 8 февраля я уезжаю в М[онте]-Карло, где пробуду до 15 марта, а там еду в Берлин, где и пропою до нашей страстной или пасхи. Таким образом, Вы видите -- я никак не могу воспользоваться Вашим предложением.

Желаю Вам всего хорошего и жму Вашу руку, Федор Шаляпин

   

173
П. И. ПОСТНИКОВУ

   Петербург 12 декабря 1906 г.
   Дорогие мои, преславные и преподобные друзья Петр Иванович, Ольга Петровна и прочая любезная братия мужского и женского пола! С тех пор [как] нечистая сила, заседающая в кулуарах зданий императорских театров и нами грешными правящая, послала меня в вертеп, называемый Петровым градом, я мечусь и стрекочу, подобно кузнецу в летнюю пору, с той только разницею, что истинный кузнец, стрекоча, славит бога, а я стрекочу петербургской публике. И таково много стрекочу я здесь, что, правду сказать, даже побриться времени не нахожу -- то репетиции, то спектакли, то депутации, то концерты -- прямо светопреставление да и только -- стакан вина и то не проглотишь сразу, а все по капелькам, в виде как гофманские капли принимаешь. Эх, соколики, куда лучше и приятнее жизнь в Московии -- зайдешь, бывало, в лечебницу, так тебе и вино, и елей, и кофей, и котлета, пьешь и наслаждаешься, да еще и милые, добрые, хорошие лица угощают. Ну, впрочем, скоро прикачу опять к вам -- 19-го уезжаю из вертограда, а 20-го даже и петь в Москве уже буду.
   Вчера закатился на охоту верст за сто от Питера и застрелил зайца -- жалко было косого, да охотничий азарт припер к горлу, ну и решил заячью жизнь, а, по совести сказать, совестно перед трупиком -- совестно. Кажинный день промываю гайморовскую тоннель, и дело, кажется, идет на лад, а впрочем, не знаю -- к докторам ни к каким не захаживал и никого ни о чем не спрашивал. Что-то вы поделываете? Как все поживаете и здоровы ли?.. Ну, голубчики, до скорого свидания, обнимаю всех поодиночке, а милым дамам целую ихние ручки и прочие мелочи. Такого интересного, о чем можно было б порассказать, пока ничего нет, а потому прилипаю устами моими к рядом стоящему стакану с винцом и пью его за ваше всех здоровье.
   Да ниспошлет Саваоф вам всем то именно, кто чего желает.

Душою ваш Федор Шаляпин

   

174
Н. А. РИМСКОМУ-КОРСАКОВУ

   [Петербург] 5 февраля 1907 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Николай Андреевич!
   Огорчению моему нет конца. Сейчас только что был у меня доктор (горловой), запретил мне не только петь или читать, но даже разговаривать.
   У меня острый ларингит (простудный) и голос совершенно хриплый. Имея в виду, что завтра мне нужно петь "Русалку",-- сегодня я вынужден принять самые строгие меры к лечению. Я прямо в отчаянии -- черт знает как досадно, что приходится иногда хворать совершенно не вовремя. Еще с утра я думал, что к вечеру обойдется, однако вышло наоборот и стало хуже.
   Прошу Вас, дорогой мой Николай Андреевич, не считать этого досадного случая концом моих пламенных желаний прочитать Вам "Царя Эдипа" и позволить мне надеяться исполнить это как-нибудь в ближайшем будущем -- по возможности 1.
   Шлю мое извинение и искренний привет глубокоуважаемой семье Вашей, Вам же с глубоким почтением жму руку. Ваш всегда готовый служить

Федор Шаляпин

   

175
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   [Петербург] 8 февраля 1907 г.
   Дорогой и глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!
   Простите за беспокойство, но будьте добры по возможности оказать внимание подателю прошения Исаю Григорьевичу Дворищину ("Ишайке" хористу), о котором я уже говорил и которому Вы через меня позволили подать Вам прошение о принятии в хор. Его в театре все знают, а я положительно рекомендую и знаю наперед, что все будут им довольны 1.
   Еще раз прошу простить. С искренней любовью Ваш всегда

Ф. Шаляпин

   

176
С. И. ЗИМИНУ

   [Москва] 28 июля 1907 г.
   К сожалению, должен отказаться, дорогой Сергей Иванович, от милого Вашего приглашения, так как у меня серьезно нездорова супруга и я вынужден сидеть дома.
   Жму крепко руку и шлю привет Мишеньке.

Ваш Федор Шаляпин

   

177
Л. В. СОБИНОВУ

   Alassio [17] 30 июля 1907 г.
   Милый друже Леонид!
   Получил твое письмо и огорчился, что ты в Милане, а меня там нет. С удовольствием повидался бы с тобой. Завтра уезжаю на Капри к Алексею Максимову, пробуду там дён восемь-девять, а потом поеду к Гинсбургу в château, a там еду в Питер.
   Насчет Саличе могу тебе сказать следующее: ежели ты туда едешь лечиться серьезно, то скучать тебе придется не много, так как лечение занимает почти весь день, а коли ты любишь пошляться пешком, как это делал я, то и совсем будет великолепно. Там есть чудесные прогулки. Это прекрасно действует на состояние духа. Воздух там чудесный, очень сухо и тепло. Останавливайся в "Гранд-Отеле" и приторгуйся с ними хорошенько.
   Они с меня содрали 14 фр. за пансион без вина, а ты попробуй заплатить 14 фр. с вином и елеем.
   От Милана езды туда всего полтора часа. Доктора там чудесные. Лично я рекомендую тебе профессора Николаи, весьма хороший доктор, в Милане его адрес такой: No 7 via San Celso, Nicolai.
   Про себя скажу -- чувствую себя хорошо, и если буду чувствовать так и вперед, то буду очень счастлив. Купаюсь кажинный день два раза и загорел под старую бронзу. Очень радуюсь за твою поездку в Мадрид, от души желаю тебе успеха. Если будет минута, черкни мне, как встретишься с Gatti Casazza и к чему придете. Я с ним говорил, и он мне сказал, что против того, чтобы ты пел в Scala, он ничего не имеет, но что сейчас ничего не может сказать окончательно.
   Будь же здоров и весел, милый Леонид. Жму тебе руку.

Твой Федор

   P. S. Iole благодарит и кланяется тебе.
   

178
Э. Ф. НАПРАВНИКУ

   Петербург 24 сентября 1907 г.
   Глубокоуважаемый Эдуард Францевич!
   Покидая город Петербург и Россию вообще на целый год, я не могу уехать, не сказав Вам совершенно искренного моего "спасибо" за Ваше внимание, оказанное мне, в особенности в последнем спектакле "Юдифи" 1. Мы, артисты, Вы сами знаете, живем почти всегда повышенными чувствами, а потому, конечно, у нас могут быть и разные недоразумения между нами, в виде, например, того, которое имело место между мной и Вами на последней репетиции "Юдифи" 2.
   Мне показалось, что Вы были несколько недовольны мною за некоторые высказанные мною соображения, и я уже начал в душе моей страдать за случившееся, и вдруг в спектакле, встретясь с Вами за кулисами и получив от Вас горячее и добродушное пожатие моей руки, я тем более обрадовался, что увидел перед собою огромного, любимого и всеми уважаемого, и именно огромного, Направника, который смотрит и смотрел всегда на вещи широко.
   Я всем этим хочу только еще раз сказать Вам, глубокоуважаемый Эдуард Францевич, что я Вас очень люблю и, само собой разумеется, никогда и ни в каком случае не желаю сделать Вам хотя бы самую ничтожную неприятность. Еще раз спасибо Вам и еще раз пользуюсь случаем от души пожелать Вам доброго здоровья и засвидетельствовать мое самое глубокое уважение к Вам, дорогой Эдуард Францевич.

Федор Шаляпин

   

179
П. Г. ЩЕРБОВУ

   [Париж] 26 мая [1908 г.]
   Борода! Как поживаешь? Уведомляю: Альпы перешли. Париж покорен -- любовь к тебе осталась такою же. Обнимаю. Твой Федор Присоединяю и мои лучшие пожелания, целую детей и Нат[алию] Давыд[овну].

Чупрынников

   

180
П. И. ПОСТНИКОВУ

   [Париж] [Середина мая 1908 г.]
   Милый мой, дорогой Петр Иванович!
   Конечно, ты уже не раз поругивал меня в душе за мое упорное молчание, но верь мне, что чувства мои всегда одинаковы к тебе и к твоей милой братии. Где бы я ни был и сколько бы не молчал -- я же вас всех, а тебя в особенности, люблю, и люблю искренно. Пользуюсь случаем послать это объяснение в любви с нарочным -- милейшая Раиса Васильевна была так мила, что заходила к нам частенько, а также была и в опере, об успехах которой я просил ее рассказать по возможности беспристрастно.
   Самого меня после Парижа черти несут в Южную Америку в Buenos Aires -- уж черт с ним! Попутешествую еще, а там отдохну в дорогой России. Я говорю дорогой -- да, Петра, я вижу теперь, что наша родина, как ее ни мучают,-- есть страна чистой сильной мощи духа. Всякие же американцы и т. п. двуногие меня разочаровали весьма -- золото и золото -- людей если не совсем нет, так так мало, что хоть в микроскоп их разглядывай.
   Поболтал бы еще, да иду -- должен поесть, сегодня пою спектакль французам в пользу раненых Марокко и, чтобы им была возможность ложно покичиться собой,-- пою "Марсельезу". Эх, французы!.. И они начали, по-моему, разлагаться, и нет уже в них того прежнего святого духа, который носили в себе Сирано де Бержераки. Ну, милый Петра, целую тебя крепко и прошу передать драгоценной Ольге мои наилучшие пожелания и поцеловать ручку, а всей братии нижайший мой поклон.

Твой Федор Шаляпин

   

181
П. И. ПОСТНИКОВУ

   Рио-де-Жанейро 27/14 июня 1908 г.
   Братие!
   Дорогой мой Петр Иванович!
   Проболтавшись пятнадцать дней в седых волнах океана, хочу в виде отдыха написать вам несколько строк из другой части света.
   Очень хотелось бы быть сейчас с вами и сыграть в домино. Как вы поживаете? Здоровы ли все, так же ли каждый день все режете и режете?
   В этом году мне-таки действительно повезло на путешествия. После Америки Северной попал в Америку Южную. Хотя физически чувствую себя превосходно, однако от путешествия устал. И если бы не несколько аргентинских испанцев, влюбленных в "бакара", можно было бы сойти с ума от скуки,-- но, слава богу, карты спасают, хотя я не могу сказать, что играю счастливо, однако время проходит сравнительно весело -- еще 3 1/2 дня, и приеду в Buenos Aires. Что представляет из себя Рио-де-Жанейро, не знаю, но вход в порт -- красота несравненная. Можно сравнить только Босфор.
   Сейчас собираюсь поехать на берег, где не премину выпить кое-что за твое здоровье, а также и за всю милую братию, которую люблю и всегда помню. В Buenos Aires останусь до 1 сентября здешнего стиля, а потом поеду в Россию, и может быть, даже прямо в Москву -- тогда порасскажу о всем, что видел и слышал. Перёд отъездом из Парижа получил "Почетного легиона" за Бориса Годунова -- не столько радуюсь моему личному успеху, сколько считаю себя бесконечно счастливым за триумф нашего великого гениального Мусоргского. Как жаль, что он не живет. Я думаю, он был бы удивлен своему триумфу, особенно после того, как его честили и перечестили на всех перекрестках в России (конечно, в свое время).
   Ну, дорогой Петруша, целую тебя крепко и приветствую от души милую Ольгу Петровну, всей же братии мой искренний поклон.

Твой Федор Шаляпин

   Адрес: Théâtre Colon Buenos Aires Amérique du Sud.
   

182
M. M. ИППОЛИТОВУ-ИВАНОВУ

   Москва 3 октября 1908 г.
   Уважаемый Михаил Михайлович!
   Так как Вы едете хлопотать в Питер о разрешении мне участвовать, по примеру прежних лет, в симфонич[еском] концерте (13 декабря) 1908 [года], то, изъявляя согласие мое участвовать в таковом, прошу Вас довести до сведения Дирекции импер[аторских] театров, что за таковое участие мое никаких претензий я к дирекции иметь не буду 1. Я говорю это на тот случай, если дирекция сошлется на контракт со мной, где сказано: за данное разрешение дирекцией мне участвовать в концерте она должна заплатить мне неустойку. До свидания.

Преданный Вам Ф. Шаляпин

   

183
В. Д. КОРГАНОВУ

   Петербург 27 ноября 1908 г.
   Дорогой Василий Давидович!
   Ужасно огорчен вчерашним вечером.
   Задержали меня, черт побери, разные дела, и пришел домой поздно. Увидал записку Вашу и хотел было послать за Вами, чтобы поужинать хотя бы вместе, но... Фауст... Фауст удержал меня от этого. Сегодня я пою "Фауста" и поэтому вынужден быть sage {Благоразумным (франц.).} -- к моему огорчению, ввиду этого не могу приехать сегодня к Вам, а прошу Вас: или назначить другой день, или же приехать, не полениться, сегодня ко мне -- я дома целый день от 3 час. дня. Сознаюсь, что последняя комбинация была бы наиболее для меня удобна, так как я завален всевозможной работой.
   Жму крепко руку Вашу.

Ф. Шаляпин.

   Ради бога, прошу простить за мою неловкость,
   

184
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Милан 12 [25] января 1909 г.
   Милый мой Миша!
   Получил твои два письма, на которые спешу ответить. [...]
   Относительно себя скажу тебе несколько слов:
   Вот уже четыре спектакля прошли в Scala с моим участием. Четыре раза изобразил им Бориса Годунова 1. Очень они довольны и много приятного и пишут, и говорят обо мне,-- сравнивают с Сальвини, с Росси и т. д. ...
   Но я, я все же грущу -- грущу потому, что они все-таки страшные, ужасные невежды. Это мне прямо нож острый. Подумай: актер, который играет в опере Рангони-иезуита, предстает передо мной в каком-то фантастическом костюме не то монаха из Саровской пустыни, не то нотариуса из оперетки "Корневильские колокола" -- и спрашивает серьезно: "верен ли этот костюм, так ли одеваются "русские иезуиты"?.."
   ...Ну не с-кин сын, а!?.. И все они так, все буквально, все -- и плебсы и аристократы. Что же после этого можно ожидать от таких животных.
   Конечно, опера представлена несколько фантастически -- бояре ходят одетыми так скверно и неверно, что больше похожи на хулиганов с Сенной, чем на бояр. Упаси господи встретиться барыне какой-нибудь с ними в нощи -- задушат.
   Остается мне здесь проскучать еще до 3 февраля (здешнего), то есть до 19 января -- нашего, а там поеду в M[onte]-Carlo. Ну, дорогой мой Миша, будь здоров и, пожалуйста, прошу тебя дружески, в случае если тебе (лично) понадобятся деньги -- напиши,-- я с удовольствием всегда к твоим услугам.
   Поцелуй ручку Александре Ивановне и кланяйся, если увидишь, Маше. Обнимаю тебя крепко.

Твой Ф. Шаляпин

   

185
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Виттель [23 июня] 6 июля 1909 г.
   Милый друг мой Миша!
   Пользуюсь худой погодой, чтобы написать тебе несколько слов о себе, ибо в хорошую погоду все время гуляю. Да, милачок, сижу в Виттеле и вместо хорошего вина пью как лошадь по семь стаканов в день воды. Если хочешь знать мое времяпрепровождение, вот оно:
   Сегодня ровно неделя, как после моих успехов в Париже я сижу в Vittel'e. Встаю в 6 часов утра, до 10 1/2 гуляю, пью пять стаканов воды и делаю общий массаж с теплым душем. В 10 1/2 завтракаю (легонько) и потом, отдохнув немного, снова хожу то туда, то сюда пешком до 6 часов вечера, причем от 4 до 5 часов пью еще два стакана. Ложусь спать в 10 часов вечера. И так идет пока день за днем. Немного, правда, скучновато, но ничего не поделаешь -- терплю. Еще пробуду здесь до 22 июля (французского), а потом поеду в деревню к себе половить рыбки.
   Может, и ты найдешь минутку свободную,-- приезжай (по Ярославской дороге ст. Итларь). Милый мой Мишель, черкни мне словечко относительно "Граммофона". Мне кажется, что в июле или в июне они должны произвести снова расчет со мной -- и вообще сообщи мне, как они были с тобой в первый раз и уплатил ли ты процент Штрауху.
   Как ты поживаешь? Здоров ли и как поживает милейшая Александра Ивановна? Что у Вас в Питере нового? [...] Я уже немного похудел и надеюсь от здешних вод и режима за двадцать два дня пребывания потерять 4--5 кило, что составляет около 10--12 фунтов.
   Ну, дорогой мой, обнимаю тебя крепко и целую. Мой сердечный привет А. И.

Твой Федор Шаляпин

   Мой адрес выше: France Vittel Varges.
   

186
П. Г. ЩЕРБОВУ

Телеграмма

   Вержболово 2 сентября 1909 г.
   Завтра, третьего, восемь сорок пять утра приезжаю Питер. Остановлюсь: Мойка, у Стюарт, может забежишь.

Обнимаю. Шаляпин

   

187
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Москва] [Начало сентября 1909 г.]
   Дорогой мой Мишенька!
   С огромным удовольствием исполняю твою просьбу -- вот здесь 900 рублей.
   Барону 1 я этого поручить не мог, так как он уехал сегодня же в Сибирь. Тебе передаст это Исай2.
   Спасибо тебе за твое сердечное письмо. Знай и верь, что за пятнадцать лет нашей дружбы я всей душой привязался к тебе и твоему благородному сердцу, а потому мне сделать для тебя что-нибудь -- есть огромное удовольствие. Сейчас еду на Волгу -- может быть, поеду с концертами. В ноябре увидимся. Поцелуй за меня твоего милого сына и ручку Александре Ивановне, а я в свою очередь обнимаю и целую крепко тебя.

Твой Федор

   

188
Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

   [Москва] [Начало ноября 1909 г.]
   Дорогой Николай Дмитриевич!
   "При сем" -- как пишут писаря -- прилагаю мое охальное сочинение. Ежели найдете возможным что-нибудь изменить -- прошу и буду благодарен, ибо считаю себя пиитом столь ничтожным 1.
   Вы увидите, как я изменил конец стиха,-- не знаю, удачно ли. В субботу я еду в Питер; может, зайду попрощаться, а если не сумею, то прошу извинить и почувствовать на расстоянии мое дружеское пожатие руки. Любящий Вас Ф. Шаляпин
   Мне не нравится слово "глыбы".
   Может найдете слово лучше, прошу, пожалуйста, замените.
   
             Пожар, пожар! Горит восток!
             На небе солнце кровью блещет,
             У ног моих пучина плещет,
             И сердце бьется и трепещет,
             И жизнь меня зовет вперед.
             В лицо мне ветер свежий бьет.
             И тьмы уж нет; и утра луч
             Разрезал глыбы темных туч.

Ф. Шаляпин

   

189
М. М. ИППОЛИТОВУ-ИВАНОВУ

   Петербург 22 ноября 1909 г.
   Крюков канал, 10
   Дорогой Михаил Михайлович!
   Прости, голубчик, если отниму у тебя несколько минут.
   Дело вот в чем:
   У тебя, между прочими прекрасными произведениями, есть одно, которое меня приводит в восхищение, а именно: "Песнь об изгнании", посвященная Зарудному. Милый мой друже, мне очень хотелось бы эту песнь петь, но увы, она написана для моего голоса очень высоко. Не найдешь ли какую-нибудь возможность устроить так, чтобы я мог ее спеть.
   Мне очень совестно просить тебя о переделке, ибо знаю, как неприятно и даже пошло звучит слово "переделать". А потому прошу тебя: напиши мне сейчас же откровенно, возможно ли сделать что-нибудь или нет?.. а как?.. -- это ты уже знаешь сам 1.
   Жму тебе руку и крепко обнимаю.

Твой Ф. Шаляпин

   

190
А. Н. БЕНУА

   [Петербург] [Конец 1909 г.]
   Дорогой Саша!
   Извини за беспокойство.
   Будь добр, окажи мне услугу: я играю в феврале [неразборчиво] Дон Кихота 1.
   Зная, как великолепно знаешь ты эту эпоху, я умоляю тебя рассказать подателю, а если не трудно начертить костюм рыцаря печального образа, то есть Кихот в латах и Кихот в одежде идальго.
   Нужно ли говорить, как ты обяжешь искренно любящего тебя

Федора Шаляпина

   Я пришел бы к тебе сам, но так занят изучением этой роли на чужом мне языке, что не нахожу буквально свободной минуты.
   Жму тебе руку.
   

191
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Монте-Карло] [Конец января 1910 г.]
   Милый друг мой! Михайло, посылаю тебе вместе со всякими приветствиями телеграмму Немировича-Данченко.
   Приехал вчера, а сегодня уже репетировал с Массне 1. Он остался очень доволен.
   Конечно, волнуюсь адски за "Дон Кихота". Игорный зал меня смущает зело, но играть не хочу.
   В случае чего пиши мне: M[onte] Carlo Théâtre Casino, для телеграммы просто: Theodore Chaliapine M[onte] Carlo.
   He пишу тебе ничего, потому ничего нового. Я совершенно здоров и наслаждаюсь солнышком. Погода хорошая. Целую тебя и приветствую Александру Ивановну.

Твой Ф. Шаляпин

   

192
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Монте-Карло] 31 января (13 февраля) 1910 г.
   Дорогой Миша.
   Получил я твои письма. Всегда очень рад иметь от тебя несколько строчек. Поистине должен тебе соэнаться, что тебя и люблю и уважаю.
   Я уже спел три спектакля "Севильского цирюльника", и, слава богам, очень хорошо. Чувствую себя пока превосходно. Погода великолепная, и я гуляю много. Сейчас усиленно репетируем "Дон Кихота". Пока все довольны, то есть автор и артисты, а что скажет публика, увидим 19 здешнего февраля. Волнуюсь, конечно, страшно 1.
   Милый мой друг, мне кажется, что записка, данная мною Штрауху, не такая, Я отлично помню, что у нас был разговор о 10 копейках с проданной пластинки. И сделано это было с моей стороны именно так потому, что ему представлялся полный интерес контролировать общество по пластиночке, а это было удобно и для меня. Не можешь ли как-нибудь увидеть мою подлинную записку, данную Штрауху. Конечно, это, может быть, трудно и неловко, но мне кажется, это может сделать общество при расчете с ним.
   Мне ужасно неловко думать скверно о Штраухе, но я очень все-таки сомневаюсь о 10% -- и почему-то уверен, что должен платить ему 10 копеек с проданной пластинки, то есть, получая 1 рубль 80 копеек за пластинку, 10 копеек отдается Штрауху, а 1 рубль 70 копеек поступает в мою пользу.
   Относительно 1000 рублей или 3000, данных ему мною вначале,-- не помню, но тоже думаю, что дал ему только одну тысячу. Попробуй, пожалуйста, разузнать все это поточнее. Обязательство я писал ему своей рукою и сейчас, читая копию, сомневаюсь, чтоб оно было написано именно так. Ты понимаешь, что это ужасно, что я говорю,-- может быть, я и ошибаюсь. Прошу тебя сохранить это между нами, ибо я совсем не хотел бы клепать ни на кого... Но вот поди же, гложет меня сомнение, да и только.
   Что-то делает моя Марья. Скучно мне без нее ужасно. Уж очень я здорово влюбился. Жалко, Миша, что ты не можешь сюда приехать. Ну а может быть? Наберись сил, да и махни. Если у тебя нет денег, то возьми из граммофонной моей получки сколько тебе понадобится и приезжай. Здесь отдохнешь и солнышко увидишь... Ну-ка! Передай мой сердечный привет твоим сыновьям. Поцелуй ручку Александре Ивановне. А я тебя в свою очередь крепко обнимаю.

Искренно тебе преданный и любящий Федор Шаляпин

   

193
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

Телеграмма

   [Монте-Карло] [8 (21) февраля 1910 г.]
   Спасибо, дорогой Миша. Получил письмо, квитанцию перевода. Шестого пел Дон Кихота, успех грандиозный, страшно радуюсь. После спектакля за ужином представители всей иностранной критики сделали мне овацию. Обнимаю, привет Александре Ивановне.

Шаляпин

   

194
С. H. ВАСИЛЕНКО

   [Москва] [Май 1910 г.]
   Сердечно благодарю и очень тронут любезностью твоей, дорогой Сергей. Ты мне сделаешь большое удовольствие, посвятив мне твои вещи 1.
   Очень жалею, что не могу увидать тебя лично. Но надеюсь как-нибудь встретиться. Еду сам в Питер, потом в Харьков.
   Будь здоров. Жму тебе руку.

Твой Ф. Шаляпин

   

195
А. В. ЗАТАЕВИЧУ

   Ст. Казбек 17 сентября 1910 г.
   Едем в Тифлис на автомобиле. Остановились на ст. Казбек. Вспоминаем милого Александра Виктор[овича] 1. Пьем Ваше здоровье. Привет Артуру.

Н. Аверьино, Ф. Кенеман, Ф. Шаляпин

   

196
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Москва 12 ноября 1910 г.
   Дорогой мой Миша!
   Прости меня за мое долгое молчание. Сказать по совести, у меня было столько хлопот по постановке "Дон Кихота" и всяких сценических и театральных дел, что я положительно не мог найти минуту, чтобы тебе написать. Спасибо тебе за писульку. Она была для меня так же дорога и мила, как если бы человеку, надолго запертому в вонючий нужник, принесли бы чудную ароматную розу.
   В самом деле, я, кажется, и по сие время еще не вылез из грязи российского нужника, в который посадило меня российское руководительство, иначе говоря, кричащая интеллигенция, которой хоть кого угодно оболгать -- все равно что плюнуть. Я, как доктор Штокман (Ибсена), оболган и будто бы уничтожен "большинством" -- мне плевали в лицо, кому только было не лень, и, как я заметил, делали это с редкостным удовольствием 1. Славу богу, что презрение мое к этой различной сволочи оказалось весьма превосходящим их всех, иначе, пожалуй, и в самом деле они уничтожили бы меня. Смешно мне очень и в то же время ужасно стыдно за них. Бедные обезьяны!
   Насчет адвоката Канатова и другого его товарища, я думаю, что для них было бы много чести, ежели собрались бы присяжные поверенные. Мне кажется, что после того, как у них были испорчены мною физиономии, они сами поймут, что оставаться в корпорации несколько неудобно, а впрочем, это такие хавроньи, что с них, как с гуся вода.
   Н...да, ошиблись малость, а очень, должно быть, им хотелось меня побить.
   Милый Мишута, скоро, может быть, я приеду в Питер и буду очень рад тебя обнять, а также и милую Александру Ивановну. Пластинки мои на этот раз вышли великолепно. Я очень доволен.
   Сегодня пою первое представление "Дон Кихота" 2. Репетиция генеральная вчера прошла при сплошных овациях мне от присутствующей публики. Целую тебя крепко.

Твой всегда Федор Шаляпин

   Целую ручку Александре Ивановне. Маша кланяется.
   

197
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Монте-Карло 24 февраля (9 марта) 1911 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Вы, наверное, осведомлены и читаете, что пишут обо мне газеты правого и левого направления,-- они отказывают мне и в совести и в чести.
   Это уже настолько дурно с их стороны по моему адресу, что подобное вынуждает меня подумать о продолжении моей службы в импер[аторских] театрах, с одной стороны, и о жизни в милой родине -- с другой.
   Вы отлично знаете, что в этой истории коленопреклоненного гимна я совершенно не виноват, но я имею столько ненавистников и завистников и вообще людей, ко мне относящихся отрицательно на моей родине, что ими поставлен в положение какого-то Азефа.
   Все это вынуждает меня обратиться к Вашей дружеской помощи.
   У меня есть контракт с Дирекцией до 1912 года, то есть обязательство, продолжающееся еще на будущий (последний) сезон, и конечно, в случае если бы я его не исполнил, то я должен платить, кажется, большую неустойку, говорю "кажется", потому что, к сожалению, копию с контракта потерял, а потому покорно прошу Вас или сообщите сумму, которую я должен заплатить в случае моего отказа, или будьте добры пришлите мне копию с моего контракта.
   Итак, ненавистники мои добились, наконец, победы надо мной и вот-вот уже будут рады ликовать... но ликование их снова будет отравлено, ибо зажать мою глотку совсем им не придется, и если я буду лишен возможности петь у себя на родине, я все же буду петь (и постараюсь хорошо петь) за границей, где, надеюсь, слушая меня в театре, вместе с аплодисментами не будут кричать мне разные оскорбления, унижающие до минимума всякого, кто их произносит.
   Итак, дорогой Владимир Аркадьевич, в этом сезоне исполнилось двадцать лет моего служения искусству, не знаю, как я ему служил, хорошо или плохо, но знаю только одно, что имя мое в искусстве заработано мною потом, кровью и всевозможными лишениями, имя мое не раз прославляло мою родину далеко за пределами ее, можно сказать всемирно, и потому особенно обидно иметь такой ужасный "юбилей", в котором самое высокое приветствие выражается словами "холоп", "подлец" и т. д.
   Я не знаю, что сделают для родины те, которые меня так оскорбили, может быть, в тысячу раз больше моего, но пока они совершенно ничто, считающее себя революционерами и ищущее прав и свободы.
   Разве люди, ищущие прав и свободы, вправе оскорблять кого бы то ни было так, как это было сделано со мной в Вилла-Франке (Вы, наверное, уже читали газеты).
   Итак, я жду с нетерпением от Вас письма и копию с моего контракта. Будьте здоровы, целую ручку Гурле Логиновне и приветствую Ваших милых детишек. Вас же обнимаю.

Ваш Федор Шаляпин

   P. S. Эх, кабы мы жили между другими людьми или в другое время, как хорошо можно было бы послужить высокому и дорогому искусству.
   

198
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Монте-Карло 24 февраля (9 марта) 1911 г.
   Милый мой друг Михаил Филиппович. Наконец я собрался тебе написать несколько строк; во-первых, спасибо тебе за хлопоты по "Граммофону", во-вторых, конечно, я ничего не имею против того, чтобы спеть десять вещей на иностранных языках, французском и итальянском, и получить аванс в 15 000 рублей, но этот вопрос нужно осторожно выяснить в смысле "места", где я буду их напевать,-- ты мне писал: в октябре в Москве... Но, может быть, меня не будет ни в октябре и ни в каком-либо другом месяце, и ни в Москве, и ни в каком другом российском городе, а поэтому лучше, ежели обществу поставить в условии, что время и место я назначу им сам. Сообщаю я тебе все это вот ввиду каких соображений.
   Ты, наверное, и видишь, и слышишь, и читаешь все то, что говорится по моему адресу о случае в Мариинском театре, ты должен теперь ясно понять и воочию убедиться, как сильно меня ненавидят в обществе (?). Не знаю, зависть это или просто человеконенавистничество, но ты же должен увидеть, насколько это все несправедливо. Ты знаешь меня весьма хорошо, ибо мы с тобою знакомы и дружим в течение шестнадцати или даже семнадцати лет, значит, с точностью можешь сказать, живет или нет в душе моей подлость и лакейство, во мне, в человеке, потом и кровью заработавшем себе честное и славное имя артиста, без преувеличения скажу -- прославившего не раз свою несчастную родину во всех концах мира. Неужели можно хоть на минуту подумать, что мне необходимо вставать на колени перед царями, неужели можно думать, что мне нужны титулы в виде солиста, и неужели я из таких, что ради какой бы то ни было даже выгоды способен идти и подлизаться? -- А?.. А между тем все, и даже Амфитеатров (положим, я его никогда не считал своим другом), сразу решили, что я подлец, лакей и т. д., и т. п.... Не стесняясь, пишут о моих "хамских" якобы поступках, о том, что я "холоп" и т. д. Я всегда предполагал, что люди носят в сердцах свое зло, но никогда не воображал, что оно так велико, а главное, так несправедливо вылито с желчью, и на кого же?.. На меня. Конечно, зачем тебе перечислять мои отношения и к бедным, и товарищам и т. д. Ты их сам отлично знаешь, и их-таки порядочно. И все забыто, все смешано с грязью.
   Думаешь ли ты после всего этого, что жизнь моя у себя на родине возможна, думаешь ли ты, что я могу заниматься моим дорогим искусством, которое ставлю выше всего на свете? а?.. думаешь ли?..
   Нет, конечно!... Терпение мое переполнилось, довольно! Сейчас я только что написал письмо Теляковскому с просьбою сообщить мне, какую неустойку должен я заплатить в случае моего ухода из императорского театра (этакая досада, у меня пятилетний контракт, кончающийся в 1912 г.). Прошу тебя, дорогой мой, сходить к Теляковскому в качестве моего друга и присяжного поверенного и тоже дружески поговорить и посоветоваться с Теляковским, как мне быть? Может быть, возможно расторгнуть контракт без всяких неустоек?.. Поговори с ним и напиши мне. Я написал моей жене, чтобы она по возможности ликвидировала всякие сношения с Россией, то есть чтобы продала все, что возможно. Я хочу переселиться жить во Францию, где и намереваюсь петь или в Opéra, или где угодно. Конечно, я думаю, что у меня найдутся ангажементы и без российских. Желание мое уехать из "так горячо любящей меня России" настолько велико, что я думаю даже никогда больше не вернуться, как бы ни огромно было желание "побывать у себя на родине". Вот мои соображения и вот почему я прошу тебя иметь это в виду в переговорах с обществом "Граммофон".
   Целую тебя, мой дорогой Мишель, целую ручку милой Александре Ивановне, а также кланяюсь всем тем, кто еще верит хоть немного в мою порядочность.

Твой Федор Шаляпин

   

199
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

Телеграмма

   [Монте-Карло 7(20) марта 1911 г.]
   Спасибо письмо, телеграмму. Правда, виват Tarte et abasso la provocazione {Да здравствует искусство и долой провокацию (итал.).}. Прошу, заяви от моего имени возможности во всех газетах следующее: никогда никаких телеграмм от монархистов не получал, и никаким монархистам никогда не писал. Удивляюсь сплошной клевете, не понимаю, что от меня хотят. Привет Шаляпин
   

200
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   М. Carlo 11 (24) марта 1911 г.
   Дорогой Миша.
   Я только что получил твое последнее письмо с запиской Михелеса,-- к сожалению, оно пришло поздно и я уже дал прилагаемую записку Граммофонному обществу. Конечно, я, может, поступил опрометчиво, но что же мне было делать, я думал, что все уже покончено -- не знаю, хорошо ли я сделал, дав такую расписку. Как ты думаешь? Нет ли здесь какой-нибудь штуки в форме?..
   Милый мой, мне кажется, что ты напрасно посвятил печать в мое к тебе послание. Я думаю, что из этого газеты выкроят опять какую-нибудь гнусность на мой счет. Я больше чем уверен, что они скажут, что я писал тебе нарочно с тем, чтобы ты напечатал в газетах, а я, скажу по совести, очень хотел бы, чтобы обо мне говорили возможно меньше. Вообще я предпочел бы быть мирным сапожником, не интересующим никого на свете, кроме разве городового, и с удовольствием променял бы мою славу на хорошую, здоровую вечеринку с песнями и плясками в убранной в воскресенье сапожной мастерской, как это бывало в годы моего детства.
   Я получил письмо и твое, и Теляковского в ответ на мои печальные строчки, и скажу, что тронут этими вашими письмами до глубины души. Спасибо и тебе, и Теляковскому за сочувствие и за резоны. Вы, действительно, правы -- не стоит обращать внимания на змей шипящих. Однако, милый мой, это шипение продолжается так долго и так упорно, что, говоря по совести, мои нервы начинают сдавать.
   Итак, я здесь пробуду до 8 апреля здешнего стиля, а там позже сообщу, куда поеду. Пока я все предложения петь отклоняю и жду сейчас К. П. Пятницкого, который обещал приехать с Капри. Таким образом я узнаю, как реагировал на всю гнусную историю Максим Горький. Ты знаешь, как я обожаю этого человека, и, конечно, нисколько не думаю, чтобы он переменился ко мне, ибо он знает меня за человека такого же, какого знаешь ты и какой я есть на самом деле. Однако, может быть, посторонние люди сумели уже что-нибудь сделать против меня и как-нибудь его восстановить -- не знаю!
   Ну, будь здоров,-- в мае месяце, однако, вырешу окончательно, что делать и как быть.
   Целую тебя крепко.

Твой Федор Шаляпин

   Поцелуй милую Александру Ивановну. Привет.
   

201
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Монте-Карло 19 марта (1 апреля) 1911 г.
   Милый Исай!
   Сегодня утром ты уехал, а сейчас ночью я пишу тебе эту записку. Хочу сказать тебе, что мне очень жаль, что я не проводил тебя сам, и досадно мне, что я такой сонуля. Да и вообще я много не сделал того, что было нужно сделать. Хотел я очень купить что-нибудь для твоей дочурки, да так и не собрался поехать в Ниццу, однако в другой раз я постараюсь пополнить этот мой пробел. С грустью я смотрю на лежащую предо мной колоду карт и вспоминаю, как мы здорово закатывали друг другу сухие и как ты обсчитывался, говоря "довольно",-- тогда, когда у тебя было только 65...
   Не знаю почему, но сегодня мне особенно грустно. Признаюсь, что я действительно чувствую к тебе исключительную симпатию и глубоко уважаю и ценю твою честную хорошую душу. Дай бог тебе всего лучшего.
   Милый Исайчик, если, не дай бог, случилось что-нибудь с твоим папашей -- не очень грусти. Знай, что смерть есть необходимость человеку, а старику и тем более. Будь весел и береги твое здоровье для твоей дочурки. Будь здоров, кланяйся жинке, а я тебя обнимаю.

Федор Шаляпин

   P. S. Зайди к Волькенштейну и скажи ему, что я на него не сержусь, а что если в газетах написано, что я не давал разрешения печатать письмо, так этого хотел очень Худеков, говоря мне, что, по его мнению, это нужно непременно поместить в газетах.
   

202
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   М. Carlo [25 марта] 7 апреля 1911 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Сегодня я кончаю сезон в M[onte] Carlo и уезжаю на одну неделю в Monza. Вот как нужно писать адрес: Chaliapin Molinetto 270 Monza (prov. Milano). А написать мне я Вас прошу по следующему вопросу:
   Вчера был у меня здесь Монахов, он, как я заметил, совершенно поправился и выглядит совсем здоровым. Между тем он же сообщил мне, что будто бы Тарта-ков уходит из гл[авных] режиссер[ов] и Вы имеете намерение сделать по примеру некотор[ых] заграничных театров директором сцены и вообще оперы Коутса?.. Если это правда, то, резонно замечает Монахов,-- ему, Коутсу, нужен будет помощник, а ежели нужен помощник, то, может быть, он мог бы быть таковым? Я, с своей стороны, думаю, что в смысле административном Монахов ничем не хуже Тартакова и, так как теперь совсем выздоровел, может быть, будет полезен. Будьте добры сообщить мне Ваш взгляд на это дело, ибо бедняга Монахов страшно жаждет работы и надеется... Относительно гонораров Вы уж сами сумеете сделать так, чтобы и не обидеть его, и чтобы казне в тяжесть не было... вот и все насчет дел в письме...
   Теперь я надеюсь обязательно увидеть Вас в мае месяце в Париже и там переговорить с Вами относительно будущих дел и намерений. Я очень благодарю Вас за глубоко тронувшее меня Ваше письмо. Однако все же думаю, что в России мне сделают какие-нибудь скандалы и неприятности, а так как нервы мои напряжены до последней степени, то я и боюсь ужасно за себя, то есть боюсь сделать какую-нибудь ужасную выходку. Ну, однако... об этом в Париже!.. Как мне неприятно, что Волькенштейн опубликовал в газетах мое частное к нему письмо... Говорит, что это сделало мне лучше!.. Может быть -- не знаю, но я не хотел бы этого... Боюсь подумать об этом дурно, а между тем...
   Ну да бог с ними.
   Обнимаю Вас, дорогой мой Владимир Аркадьевич, и люблю Вас очень.

Ваш Федор Шаляпин

   Сердечный привет семье.
   

203
Б. В. КЛЮЧЕВСКОМУ

Телеграмма

   [Париж] [1 (14) июня 1911 г.]
   Только что узнал печальную весть о кончине дорогого Василия Осиповичаг. Глубоко скорблю о потере замечательного человека. Дай бог вам здоровья перенести столь тяжкую утрату.

Шаляпин

   

204
К. П. ПЯТНИЦКОМУ

   [Париж] [24 июня] 7 июля 1911 г.
   Дорогой Константин Петрович!
   Вы себе не можете представить моего огорчения. Подумайте! Как я стремился на Капри, и вдруг... Проклятая болезнь!.. Ведь совсем не могу ходить. Сегодня, правда, немного лучше. Конечно, виноват я сам, потому что отнесся очень легкомысленно к вывиху и растяжению в свое время и лечился очень поверхностно, а тут еще и подагра. Сейчас отправлюсь в Виши по указанию доктора. Вместе с этим письмом я написал Алексею Максимовичу записку. Я очень беспокоюсь: что если в конце июля или в начале нашего августа, когда я кончу мое лечение и устремлюсь на Капри,-- вдруг в это именно время Алексею понадобится куда-нибудь уехать и вообще ему не случится сидеть дома?.. А? Или вдруг Вы там куда-нибудь захотите удрать?.. Ради бога!! Пожалуйста, дорогой Константин Петрович, имейте это в виду!.. Устройте, пожалуйста, так, чтобы и Вы и Алексей Максимович непременно были дома...1
   А Вы, я знаю, все время собираетесь поехать в Россию?.. Мне говорил об этом Илья Яковлевич Гинцбург, он был у меня в Париже -- ради бога, подождите! Хотите, с Капри поедем вместе? Я знаю, что Алексей Максимович переехал с квартиры -- есть ли у него, как раньше, фортепиано? Мне очень охота ему попеть...
   В Виши я буду с нетерпением [ждать] записок от Вас и от Алексея -- сейчас посылаю письмо в Астрахань к одному купцу, чтобы он прислал бы на Капри на имя Марии Федоровны хорошей паюсной икры и еще воблы...
   Спасибо Вам большое, дорогой мой Константин Петрович, за Ваше хорошее ко мне отношение, оно мне тем более дорого, что в последнее время мне пришлось очень горько разочароваться во многих из тех, кого я любил. Когда свидимся, я Вам расскажу все подробно, что со мной произошло в эти последние пять месяцев. Пока же до свидания, обнимаю Вас крепко.

Федор Шаляпин

   

205
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Acqui 20 августа (2 сентября) 1911 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Вчера я послал Вам телеграмму -- я очень огорчен тем, что не могу приехать, как обещался, в первых числах сентября. Вы, наверное, слыхали, что в одном из представлений "Дон Кихота" в Париже я, оступившись в последнем действии, подвернул себе ногу,-- получилось растяжение сухожилий, да еще с надрывами. Доктор, пользовавший меня вначале, оказался еще более легкомыслен, чем я, и в результате -- сижу и лечусь, то водами, то грязями. К противному растяжению привязалась еще подагра, и одно время мне пришлось ходить на костылях.
   Теперь, конечно, значительно все улучшилось, но, однако, в скучнейшем городке Acqui придется просидеть еще дней двенадцать. Кроме этого, я должен буду еще съездить на несколько дней на Капри. От этого последнего обстоятельства я в восторге! 1
   В то самое время, когда всякая анафема, ищущая, будто бы, свободы и не знающая при этом капли справедливости, забросала меня грязью,-- в это самое время настоящий, благородный в душе своей человек Алексей Максимович пишет мне: "Приезжай. Всякому во что бы то ни стало хочется показать себя честным человеком (верный признак бесчестности)" и т. д. ...-- Одним словом, этот человек, как и следовало ожидать, ни одной минуты не подумал обо мне худо. А Вы знаете, как я люблю Горького, и потому можете себе представить мою радость. Это лишний раз подтверждаете, что я говорил всегда о Горьком. Это честный, прямой и серьезный человек. Он никогда не позволит себе, не разобравши в чем дело, сделать тот или другой шаг, чего бы это ни касалось. И многие напрасно думают о нем хуже, чем он есть. (Простите, дорогой Владимир Аркадьевич, но о моей поездке на Капри пусть знаем только мы с Вами. Мне было бы очень неприятно, если бы о Горьком стали писать в газетах пасквили, а у нас этого только и ждут. Хочу всячески сохранить это в тайне, хотя, может быть, это желание -- наивно,-- может быть, все равно кто-нибудь увидит...
   Ну уж тогда что же делать!..)
   А как "Хованщина"? Ух, какое славное дело будет, если Вы ее поставите, жаль только Марфы нет! Ах, если бы нашлась Марфа, боже, что можно было бы разделать!.. шкуру содрать... я думаю, можно было бы! (конечно, не в смысле цен на билеты!)2.
   Что Головин?.. Как его здоровье?.. А Коровин?.. ловит рыбу?.. Я был очень счастлив видеть его в Vichy веселым и оправившимся. Передайте им мой привет. Прошу, поцелуйте за меня моего милого "маленького художничка". Целую ручку Гурле Логиновне, а Вам низко кланяюсь.

Искренно любящий Вас Ф. Шаляпин

   Если вздумаете писать, то пишите Capri poste restante.
   

206
О. Ф. СЕРОВОЙ

Телеграмма

   [Петербург 23 ноября 1911 г.]
   Дорогая Ольга Федоровна, нет слов изъяснить ужас, горе, охватившие меня. Дай Вам бог твердости, мужества перенести ужасную трагедию. Душевно с Вами.

Федор Шаляпин

   

207
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   [Монте-Карло] 18 (31) января 1912 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Позвольте мне попросить Вас освободить меня совершенно от участия в каких бы то ни было спектаклях в г. Москве с будущего сезона 1.
   Сознаюсь, что мне очень неприятно или, вернее, жалко покидать Москву, но провинциальная жизнь, кружковщина этого города, всевозможнейшие сплетни и всякие мелочи, выросшие в последние два-три года здесь в такие колоссальные размеры, положительно давят и не знаешь, как на все реагировать,-- бесчисленные блохи мешают спать льву. И если, со свойственной мне дерзостью, я уподоблю себя льву, то, ей-богу, московские муравейники мешают мне здесь работать.
   Когда я думаю о том, что мне пришлось бы заниматься здесь постановками, требующими большого хладнокровия и выдержки,-- меня начинает брать страх, мною овладевает беспокойство, и я ясно понимаю, что все равно работать хорошо я не в состоянии, а петь кое-что и кое-как при отсутствии труппы, при отсутствии света в театре, при -- опять повторю -- провинциальной обстановке на сцене,-- вполне отвечающей городской жизни,-- при всех этих семейных артистах и хористках, штопающих чулки и спорящих о дороговизне овощей,-- петь и играть и тем более заниматься режиссерством -- мне представляется совершенно невозможным -- это уже в достаточной степени всё надоело, и продолжать дальше в этом духе -- я не могу.
   Перед отъездом я говорил Обухову о моем желании и решении -- теперь прошу Вас.
   Если почему-нибудь Вы моей просьбы исполнить не сможете, то прошу Вас, дорогой Владимир Аркадьевич, известить меня возможно скорее, чтобы я мог вовремя принять нужные для меня на сей случай меры.
   Шлю всем мой сердечный привет и желаю Вам здоровья.

Любящий Вас Ф. Шаляпин

   

208
С. Т. ОБУХОВУ

   Milano 31 марта (13 апреля) 1912 г.
   Милый Сергей Трофимович!
   Извините за беспокойство.
   Вздумалось мне послать Вам здешние газеты с критикой -- на родную нашу "Псковитянку", которая у публики имеет бешеный успех.
   Старая милая Хавронья-критика многозначительно, в большинстве своем, распустила слюни невежества. Однако почитайте!
   Исполнение (главным и наипервейшим долгом оркестра) было превосходно.
   Счастию моему нет конца. Обнимаю Вас крепко и шлю привет Вашей супруге.

Ф. Шаляпин

   

209
В. Н. ДАВЫДОВУ

   [Петербург] [Конец ноября 1912 г.]
   Мой дорогой и любимый Владимир Николаевич!
   Второго декабря я даю свой концерт, который окончится к 12 часам ночи. После него мне неизъяснимо хотелось бы провести часок-другой между моими знакомыми и в особенности любимыми друзьями. Ты знаешь, как я глубоко люблю и уважаю тебя. Сделай же мне и всем, кто будет у меня, великую радость и пожалуй ко мне в 12 часов ночи откушать хлеба-соли. Пользуюсь случаем лишний раз доставить себе удовольствие сказать тебе: "Друг души моей, люблю тебя искренно и глубоко!"

Твой Федор Шаляпин

   

210
М. В. ДАЛЬСКОМУ

   [Петербург] [Декабрь 1912 г.]
   Милый Мамонт.
   Проспав 602 года, я по обыкновению и сегодня проспал прекрасное утро, в которое, может быть, смог бы достать билет. Но дело сделано, билетов нет (сейчас сказали гонцы). Сделайте, что хотите, и как знаете. А я вас жду у себя в уборной -- прошу вас -- будут или не будут у вас билеты, приходите ко мне за кулисы и пойдем к Головину, после спектакля (наверх в декорацион[ный] зал, где я буду позировать этому художнику).
   Жду. Обнимаю.

Твой Федор

   

211
В. А. ТЕЛЯКОВСКОМУ

   Лондон [22 июня] 5 июля 1913 г.
   Дорогой Владимир Аркадьевич!
   Беспокою Вас письмом по следующему поводу:
   Я узнал, что Крушевский покинул театр, и, следовательно, должность дирижера и инспектора оркестра -- освобождается.
   Существует, как и Вам, я думаю, известно, провинциальный дирижер Иван Осипович Палицын. Это человек в высшей степени скромный, работящий, аккуратный и недурной музыкант. Если Вам будет нужен на место инспектора человек, мне кажется, таковой был бы весьма полезен. Прошу Вас иметь его в виду, тем более что он уже подал прошение о зачислении его на эту должность.
   В Лондоне мы, славу богу, цветем -- успех огромный, и англичане очень серьезны и милы.
   Желаю Вам всего хорошего, здоровья главным образом и веселья.
   Целую ручки Гурле Логиновне и искренно приветствую детишек.

Федор Шаляпин

   

212
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Лондон] [(3) 16 июля 1913 г.]
   Дорогой мой Миша!
   Ты, пожалуй, можешь подумать, что я тебя забыл -- так долго я не пишу тебе ни одного слова. Но это неверно. На самом деле не пишу оттого, что снова попал в ад кромешный -- работать приходится через день (в две недели, что я в Лондоне, пропел уже семь спектаклей). А завтраки, а обеды, визиты. Сколько время приходится тратить только на одни переодевания, то визитку, то пиджак, то смокинг, то фрак. С одной стороны, это и хорошо, но, с другой, без привычки -- нашему брату -- утомительно.
   На автомобиле проехали мы всю Германию -- замечательно! -- Это было самое замечательное удовольствие! Видели много городов -- людей. Самый чудный город на свете это есть Нюрнберг, О, это восторг, очарование. Там встарь так любили и так жили поэтично, что теперешний электрический трамвай и автомобили при всем желании не могут испортить этой великой силы чистого духа старых жителей этого города. О, какой это волшебный город. Вообще баварцы -- замечательный народ. При свидании все расскажу тебе лучше и подробнее. Успех у меня великолепный. Пою лучше, чем в прошлом году,-- больше в голосе и ударе.
   С Исаем играем в 66. Уже простил ему 20 золотых. Очень не везет ему. Марью с детишками хочу выписать сюда, то есть на берег моря -- это недалеко от Лондона. Могу их часто видеть и вместе сохранить все в тайне, что, конечно, очень важно для Лондона.
   Невозможно, конечно, определить, в какой степени искренности вызывает восторг англичан наша музыка, но, во всяком случае, восторг этот -- великий. Говорят, что здесь играет роль большую снобизм, чем понимание красоты музыки. Черт их знает, но они делают лица понимающих,-- пусть!
   Желаю тебе, милый Миша, доброго здоровья и хорошего отдыха. Целую тебя крепко.

Твой Федор Шаляпин

   

213
В. С. СЕРОВОЙ

   [Москва] [Октябрь -- ноябрь 1913 г.]
   Дорогая Валентина Семеновна.
   С моей стороны, конечно, нет никаких препятствий и остановки хоть на этих же днях спеть "Рогнеду", но... дирекция!.. Ах, эта дирекция. Кто же за нее может поручиться? Когда я на днях говорил с Петерб[ургским] театром, то оказалось, что у них не готова ни "Псковитянка", которую я еще с прошлого года уговорился по приезде в Петерб[ург] петь, ни "Рогнеда", о которой я также хлопотал еще в прошлом году. "Отчего же, спросил я их, это не готово?" "Времени не хватило",-- ответили они мне. Что же мне делать, дорогая Валентина Семеновна,-- что? Как я могу дать Вам дату -- время представления юбилейного спектакля А[лександра] Н[иколаевича]? 1 -- Судите сами.
   Теперь, когда я приеду сам в Петерб[ург], я употреблю все усилия к скорейшему представлению "Рогнеды", но сумею ли пробить кожу, в которую облечен театр,-- не знаю.
   Я уезжаю в Петерб[ург] 1 декабря, пробуду там до 1 января -- значит, в течение этого месяца должно быть сделано представление "Рогнеды". Это по-моему, а что и как дирекция -- не знаю.
   Прошу принять мой глубокий поклон Вам.

Ф. Шаляпин

   

214
ЕГО ВЫСОКОРОДИЮ ГОСПОДИНУ УПРАВЛЯЮЩЕМУ КОНТОРОЙ МОСКОВСКИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ТЕАТРОВ ОТ СОЛИСТА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ФЕДОРА ИВАНОВИЧА ШАЛЯПИНА

   [Москва] 12 ноября 1913 г.

ЗАЯВЛЕНИЕ

   Находясь на службе в императорских московских и петербургских театрах в течение более чем пятнадцати лет, я с великим долготерпением следил за наградами, коими пользуются даже капельдинеры вышеназванных театров, то есть получают ежегодно медали, ордена и прочие регалии; получают эти знаки отличия буквально все; я же, благодаря каким-то темным интригам конторы и других заведывающих этим делом, отличия знаков лишен.
   Не понимаю, за что именно я состою в игнорировании, покорно прошу Ваше высокородие немедленно представить меня к наградам и выдать мне какой-нибудь орденок за No конторы и приложением печати.

Солист его величества Ф. Шаляпин

   

215
Е. П. ПЕШКОВОЙ

   Novinsky boulevard, 113, Moscou [До 13-го апреля] 1914 г.
   Дорогая моя и глубокоуважаемая Екатерина Павловна!
   Все эти дни собирался заехать к Вам, но дела, перед отъездом на четыре месяца из Москвы, совершенно лишили меня этой возможности. Очень я огорчен, ибо Вас люблю сердечно.
   Всякий раз, когда приезжаешь, что называется, на пять минут к себе домой -- то бываешь положительно разорван на части.
   Прошу Вас, дорогая Екатерина Павловна, не сосчитать мою невозможность как-нибудь иначе и не подумать, что я из тех, у кого ежели "с глаз пропало, так уж и из сердца вон". Верьте мне, милая, что я искренно Вас люблю и глубоко уважаю.

Федор Шаляпин

   P. S. Прошу Вас, если хотите, приезжайте с Иолой Игнатьевной к нам в деревню и, если Вам понравится и будет удобно, устраивайтесь там с Максимом и матушкой, которым я шлю мой привет.
   Меня этим Вы бы очень обрадовали.
   Зимой, бог даст, я Вас прошу заходить ко мне. Я думаю устраивать у себя иногда музыкальные вечеринки.
   

216
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Лондон [1] 14 июля 1914 г.
   Милый Миша!
   Сейчас получил твое письмо из Salzo и сейчас же, обрадовавшись, что там есть твой адрес, спешу тебе ответить. На письма, которые я получал из Бердичева и прочих еврейских столиц, никак не мог отвечать, потому что ты скрывал свой адрес. Я писал тебе в Питер -- не знаю, получил ли ты?
   Лондон кончаю, осталось всего три спектакля, из которых один пою завтра 1. 24 здешнего июля конец2, и я еду на волю -- куда?.. Я еще не знаю -- или в Москву, или в Карлсбад, или в Нант (берег моря в Бретани), где живет сейчас Мария Валентиновна,-- вот ее адрес: France, La Baule (Loire Inférieure) Villa Georgina. Вероятнее всего, в Нант, а оттуда в Карлсбад, потому что, если я поеду сейчас в Россию, то в Карлсбад, очень легко может случиться,-- не попаду, а попасть надо, потому что чувствую себя в ревматическом смысле очень плохо, то и дело болят -- спина, ноги, пальцы и прочие принадлежности, кои обязан носить человек. Во всяком случае, имея адрес Марии Валентиновны, ты всегда будешь знать, где я нахожусь,-- кто знает -- может, мы спишемся и ты тоже приедешь в La Baule к 25--27 июля? Купнемся в море, проживем два-три-пяток дней, а там снова поедем куда-нибудь?
   Как думаешь? La Baule от Парижа в пяти-шести часах езды по железной дороге. Это немного, а от Парижа ты недалеко и к 27-му или 26-му, может, уже окончишь твое лечение. Salzo Maggiore отличный курорт, оно тебе сделает большую услугу. Поскучай там. Это ничего.
   Ну что же тебе сказать о сезоне?!

5+++++

   вот отметка за спектакли. Я, в добрый час сказать,-- нанизываю здесь мои спектакли, как жемчуг, один к другому, который лучше -- не знаю. В прошлую среду устроил у себя в доме файф о'клок tea и для собравшейся в огромном количестве публики, где были и маркизы, и великие князья, и княгини, и всякие посланники, и леди, и мои, милые всегда моему сердцу, музыканты и артисты, устроил великолепный концерт. Пел у меня хор нашей оперы в количестве двадцати пяти человек, играл прекрасный виолончелист Holmann, a также участие принял и я, спев несколько романсов и песен с хором,-- восторг был полный, и все меня благодарили без конца. Одним словом, все идет так хорошо, что если бы знали в России, то, я убежден, писали бы в десять раз больше пакостей, чем писали до сих пор. Конечно, все истории, прочитанные тобою в русских газетах, были вздор и подлая ложь, никаких инцидентов и никаких болезней и смертей со мной не случалось.
   Дорогой Мишенька, квартиру искать не нужно -- поживем и в этой. Я уже говорил с Марьей Валентиновной.
   С Исаем играем. Он проиграл порядочно денег, но мы с Гутманом (он тоже здесь) говорим, что мы в проигрыше. Исай, конечно, вне себя от ярости.
   Прошу тебя, подумай насчет поездки к Марье Валентиновне и напиши мне сейчас же.
   От Миклашевской получил письмо. Кланяйся ей -- она милая девчура. Кажется, написано все. Пока до свиданья, надеюсь, до скорого. Целую тебя и очень люблю.

Твой всегда Ф. Шаляпин

   

217
М. В. ДАЛЬСКОМУ

   [Петроград] 21 апреля 1915 г. 3 ч. ночи.
   "Я наконец в искусстве безграничном"
                       дальше:
   "Нас мало избранных, счастливцев праздных..."
                       Моцарт
   "Ты, Мамонт, бог, и сам того не знаешь".
   Браво, дорогой друг. Спасибо! Верно!

Ф. Шаляпин

   
   Браво, Мамонт,-- ты остался верен себе! Вся правда, которую приходилось мне читать о театре, всегда была одета красивыми фразами, парадными афоризмами и т. д. Ты подошел и разбил, и она вышла у тебя голою, какой она и должна быть. Я слушал твою статью и каждой живой художественной частью моей души, как натянутые струны, звенели тебе в ответ. Да, это все правда, святая, голая правда.

Ю. Корвин-Круковский

   
   Ну, что же я тебе скажу, благородный рыцарь искусства? То, что ты читал мне, прекрасно, как давно нечитанная, любимая статья!.. И читал ты прекрасно... Но еще прекраснее -- и Киновского монолога и Дон Кихота от пафоса -- было то переживание, которое мы оба получили сейчас, в эту минуту, в эту секунду.

Горький

   

218
С. И. ЗИМИНУ

   Кисловодск, 9 августа 1915 г. санаторий Ганешина
   Глубокоуважаемый Сергей Иванович!
   Я в свою очередь также рад пропеть что-нибудь на старом пепелище, которое так славно поддерживаете Вы Вашей мощной рукой 1. Приятно мне это тем более, что я почаще повидаю Вас, а то мы все же очень редко видимся. Приятно мне, и я заранее спокоен, ибо знаю, что такой могучий любитель прекрасного и безграничного искусства, как Вы, всегда пойдет навстречу всему, что логично и необходимо для осуществления прекрасного.
   На случай хочу Вам написать приблизительно те оперы, в которых я так или иначе хотел бы петь, а именно: "Юдифь", "Борис Годунов", может быть, "Вражья сила", "Дон Карлос", "Фауст", может быть, "Мефистофель" Бойто, "Русалка", "Псковитянка", может быть, "Жизнь за царя", и т. д. Одним словом, я готов был бы сыграть, кажется, все роли моего репертуара, если бы это было возможно 2.
   Итак, то, что я здесь написал, мне кажется, все шло у Вас в театре, и для всего этого имеются и труппа, и декорации, и костюмы, и словом -- всё.
   Вот только одно меня очень беспокоит -- это свет!
   Мне помнится, в прошлый раз, когда я бывал у Вас в театре,-- мне показалось темновато на сцене, а я, уж простите мне,-- всю жизнь и всегда и во всех смыслах стою за свет! Может быть, если возможно, Вы сумеете устранить это мало-мало неприятное обстоятельство! Я знаю милого Сергея Ивановича и, конечно, в его желании, чтобы наши спектакли были живее и лучше, чем в Большом театре,-- нисколько не сомневаюсь!
   Итак, мне остается только пожать Вам Вашу руку и крикнуть: до скорого свидания, милый Сергей Иванович.

Всегда Ваш Ф. Шаляпин

   

219
А. И. СТРАХОВОЙ

   Кисловодск 9 августа 1915 г.
   Дорогая Анеточка!
   Я уже давно обещал написать Вам. Все здесь у меня идет, слава богу, хорошо, но все, что делается у нас на войне, расстраивает меня бесконечно. Я просто не знаю, что это будет? Боюсь, не пришлось бы покидать Петроград, а может быть, также и Москву... Сижу здесь и страшно волнуюсь за вас всех -- что делают дети? Как живет моя дорогая Марфулька? Маринка здесь как-то все время немножко не в себе -- желудок слабенький, но, в общем, конечно, веселится как только можно. Взяли мы ее, дурищу, тут как-то в театр на дневное представление, ставили "Корневильские колокола",-- так все было ничего, но когда вышел старик Гаспар, то Маринка очень струсила и все время просила меня уйти из театра, и отворачивалась, и не смотрела на сцену, а ночью спала беспокойно. Вот какая каналья! Поет иногда песни, слова очень простые, а именно: "лошадушка моя" на всякие голоса, и тихо и громко, и так на 1/2 часа.
   Воды здесь действительно хорошие. Ессентуки просто прелесть, но житье совершенно свинское -- российское, проросшее кругом ленью и взятками. Устройство всюду и везде плохое; вот только санаторий, где сейчас живем, можно сказать, вполне европейский -- все очень чисто, и, кажется, единственное место, где недурно кормят,-- все же остальное -- эх ты унеси, господи!
   Скоро увидимся, милая моя Неточка.
   Я было задумал то, о моем юбилее, что говорил Вам и Саша Зилоти, но, кажется, из этого ничего не выйдет, потому что сейчас идет такое всюду разорение, что о каких бы то ни было сборах и юбилеях, мне кажется, не может быть и речи. Думает ли так же Зилоти? Если нет, то ему нужно сказать, что с этим нужно подождать. Думаю пробыть здесь до 20 авг[уста], и если Вы мне напишете сейчас же, то есть надежда, что я получу Ваше письмо. А пока до скорого свиданья, милая моя Анет. Целую Вас крепко.
   Мария целует и кланяется.

Федор

   Всем привет. Марфульку целуем.
   

220
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   Кисловодск, 9 августа 1915 г.
   санаторий Ганешина
   Дорогой Миша!
   Я не ответил тебе определенно по телеграфу ввиду следующего: Аксарин предлагал мне петь 30 августа "Жизнь за царя" и, кажется, с благотворительной целью. Все это было бы хорошо, если бы не тяжкий момент, который переживаем теперь мы все, русские люди. Если взглянуть серьезно на всю нашу жизнь и увидать тот ужас, к которому привели нас традиции глупейшие и ничтожнейшие, то думается мне,-- как смешно будет в дни, когда целый народ, может быть, стоит на краю гибели, когда гибнут сотни тысяч людей, исключительно от заведенных нашими царями и их жалкими приспешниками традиций, для них только удобных, повторяю, как смешно будет 30 августа распевать "Жизнь за царя"! Ведь это равносильно все тем же молебнам о даровании победы. Не правда ли?
   Говорил мне Аксарин, что принц выразил желание: "Хорошо, если бы Шаляпин 30 августа спел в Народном доме "Жизнь за царя". Ты же знаешь, как я смотрю на вещи,-- "Жизнь за царя" я всегда пою как прекрасное музыкальное произведение, играю Сусанина потому с удовольствием, что считаю фигуру эпической, но когда все это суют исключительно для поддержки "хозяина вотчины" (называемой Россией), право, становится противно, и даже прекрасная роль и музыка меркнут. Нет уж, довольно кривляний, не хватает терпения!
   Петь я мог бы что угодно 30-го. Но просто, без всяких кулаков в воздухе, а то, право, точно "рыжие" в цирке! Теперь тебе понятно, почему я не телеграфировал. Я просто не хотел, чтобы Аксарин знал, что я не хочу петь "Жизнь за царя". Между тем другую оперу, если ему сказал принц о "Жизни за царя", он поставить не сможет. Скажи ему, что я занят и меня не будет в Питере 1, а пока целую тебя крепко и желаю здоровья.
   Извини за раздражительный тон письма, но, право, я так страдаю за Россию, как ты себе представить не можешь. Конечно, здесь я мог бы поправиться хорошо. Прекрасные воды и недурное место, но... с такими делами на войне нервы страшно болят и отдыха никакого нет.
   Будь здоров. Целую тебя. Мария Валентиновна кланяется.
   Что делать? -- в случае телеграфируй. Думаю быть здесь до 20 августа. Потом поеду в Крым на два дня и затем в Москву.
   

221
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Москва] 1 сентября 1915 г.
   Дорогой Миша!
   Я в Москве с 26 августа ночи. 29-го начались съемки. Вчера была вторая со мной. Дело пока идет, кажется, недурно. Не знаю! 1 Хотел тебе телеграфировать, да нашел, что при современной неаккуратности телеграфа лучше написать письмо,-- что и делаю.
   Кроме того, вопросы, о которых хочется сказать хотя бы и несколько слов, сделали бы телеграмму очень длинной.
   Дорогой друг!
   Что это значит (узнай), что Аксарин 27-го (кажется) объявил мой спектакль в каком-то лабиринте абонементной вермишели. Оказывается, что мои абонементы связываются с массою посторонних спектаклей с участием Липковской, Кузнецовой и т. д. Во-первых, я об этом никогда не говорил ни с Аксариным и ни с кем, во-вторых, объявляя меня в абонементе шести спектаклей, где пять чужих и один мой,-- Аксарин, значит, так или иначе хочет заставить желающего слушать Шаляпина заплатить в пять раз дороже и слушать из-за меня других артистов, которых, может быть, он и не желает, и наоборот. В-третьих, выпуская такой абонемент и торгуя билетами сейчас, не выяснив даже точно время, когда я смогу и найду возможным участвовать в спектакле Народного дома, Аксарин собирает, наверное, порядочную сумму от продажи билетов... Ну а если, не дай бог, что-нибудь случится и Аксарин не в состоянии будет вернуть забранные у публики деньги, при помощи моего имени,-- что тогда? Аксарину, может быть, все равно, но мне -- ты понимаешь -- это было бы крайне неприятно. Вообще все это так сделано со стороны Аксарина и так обстоит, что я положительно решаюсь отказаться от какой бы то ни было совместной с ним работы, потому что... сомневаюсь в его порядочности и боюсь наскочить, совершенно того не желая, на скандал. Поэтому прошу тебя и уполномочиваю немедленно же прекратить какую бы то ни было продажу билетов на какие бы то ни было мои спектакли в Народном доме и сделать это так, чтобы Аксарин, извинившись перед публикой за необъяснимое нахальство и развязность, сейчас же возвратил народу вырученные от продажи деньги.
   Приеду я в Питер через семь-восемь дней, вероятно. Занят очень кинематографом. Маша, славу богу, здорова и весела, осталась с девочкой у Льва Филипповича. Кисловодск -- очарование, Ессентуки -- восторг вода. Отдыхом я доволен -- немного похудел. Очень скучаю, конечно, по нашему петроградскому житью-бытью, но... в этом году едва ли, думается мне, мы будем проводить время в этом городе! С Думой хотят сделать скандал 2. Боюсь, что это будет скандал неприятный. Москва, пожалуй, выйдет на улицу. Целую тебя, больше негде писать. До свиданья. Скажи же мне, получил ли ты мое письмо из Кисловодска. Конечно, я рад чести, которую хочет оказать мне город Петербург, но не знаю, что и как будет на душе.
   Целую еще раз. До свиданья.

Твой Федор

   

222
К. А. КОРОВИНУ

   [Москва] [Начало декабря 1915 г.]
   Дорогой Костя!
   Из слов Ивана Ивановича Красовского я почувствовал, что ты нуждаешься в деньгах.
   Ради бога, прошу тебя, в случае нужды скажи мне, сколько тебе нужно, и я с удовольствием буду рад оказать тебе в этом дружескую услугу.
   Ты знаешь, милый Костя, как я тебя люблю и уважаю, значит, смею надеяться, что ты со мной церемониться и стесняться не станешь. Друзья должны существовать и проявлять себя в тяжелые минуты жизни -- вот я здесь к твоим услугам.
   Жду, что ты мне скажешь? 1
   Здесь в Москве, как и везде, настроение одинаковое; мне почему-то думается, что в душе всякий больше надеется на Николая угодника, чем на какого-нибудь другого Николая.
   В Севастополе, наверное, чудесно -- тепло и солнышко, а здесь -- черт знает что такое!
   Сейчас хочу поехать к Вл[адимиру] Аркадьевичу. Он вчера приехал в Москву. Очень он тебя любит, и это мне делает приятно.
   Целую тебя, мой дорогой Костя, будь здоров. Скорее поправляйся, не думай ничего черного, будь немного философом, верь мне, что все большая часть -- вздор.
   До скорого свидания.

Твой Ф. Шаляпин

   113, Новинский бульв[ар].
   9-го буду уже в Питере до 6 янв[аря].
   Адрес: Пермская ул., д. No26.
   

223
М. Ф. ВОЛЬКЕНШТЕЙНУ

   [Форос] 6 июля 1916 г.
   Дорогой Миша!
   Давно я не писал тебе -- и некогда было, да и ленился. Ну как ты? Здоров? Весел? Лечишься?
   Здесь очаровательно хорошо, чудесный парк, кругом живописные горы и загадочное, по военному времени, море; все ждем сражений, но у Фороса все спокойно. Работаю ежедневно несколько часов, и, кажется, работа подвигается вперед1...
   Ездил в Ялту, там скучно, народу мало и жарко, и не без вони. В Суук-Су недурно. Детишки и Иола Игнатьевна здоровы.
   Были у них с Алексеем Максимовичем. Заходили в парк Гурзуфа. Слушали очаровательных, милых и веселых итальянцев -- они играют и поют в Гурзуфском парке. Славные ребята. Так приятно было их видеть поющими и танцующими перед толпой наших "самоедов". Их веселью откликались даже деревья, одобрительно шумя листьями,-- на их песни слетелись грачи и весело, как бы удивляясь или высказывая о чем-то догадку, кричали "а-а, а-а!", а "Гâme slave" продолжала равнодушно и лениво молчать. Было страшно видеть под чудесным, глубоким южным небом, усеянным звездами, эту толпу лапландцев, черт бы их побрал!
   Ну, Мишута, будь здоров. Сейчас иду работать. Кланяйся от меня и поцелуй дорогих Льва и Софью Ефремовну.
   Сообщи, получил ли деньги, я тотчас же написал в Купеческий банк письмо и приказал деньги, 21 000 рублей, перевести телеграфом. Думаю, что все случилось в срок.
   До свиданья. Целую тебя.

Твой Ф. Шаляпин

   

224
B. Г. ВАЛЬТЕРУ

Телеграмма

   [Москва] [12 ноября 1916 г.]
   Глубокой печалью наполнено сердце мое. Умер дорогой Направник. Да пошлет господь мир праху учителя нашего.

Шаляпин

   

225
А. К. ГЛАЗУНОВУ

   23 ноября 1916 г.
   Дорогой Александр Константинович.
   Извини меня, пожалуйста, за беспокойство! Податель этой записки -- сын моего старинного сослуживца по сцене Левина -- Лев Левин несколько времени тому назад в войне был сильно контужен, за подвиги награжден медалью и крестом св. Георгия, в настоящее время вылечился, и единственная мечта, которую имеет,-- это поступить в Консерваторию -- у него действительно отличный голос, тенор.
   Если возможно, то прошу тебя -- сделай так, чтобы его приняли сейчас же в класс Чупрынникова (конечно, не бесплатно). Этим ты сделал бы мне большое удовольствие и оказал услугу.
   Еще раз прости, пожалуйста, за беспокойство и прими, прошу, мои сердечные чувства любви и уважения к тебе всегда преданного

Фед. Шаляпина

   

226
C. И. ЗИМИНУ

   [Москва] [1916 г.]
   Дорогой Сергей Иванович.
   У меня совершенно не находится слов, которыми я мог бы выразить Вам мою благодарность за Ваш удивительный подарок. Икона Иоанна Богослова великолепна, и с великим наслаждением я смотрю на нее.
   Милый Сергей Иванович, на днях я надеюсь увидеться с Вами и позвоню Вам по телефону, а может быть, позвоните мне Вы сами? Крепко жму Вашу руку и так же крепко люблю.

Ваш Ф. Шаляпин

   

227
С. И. ЗИМИНУ

   Москва 18 марта 1917 г.
   Дорогой Сергей Иванович.
   Будьте любезны, если Вас не затруднит, прослушать подательницу Анну Арнольдовну Лорину, у нее миленький голосок, и сама она такая славная. Может быть, Вам и понравится, а там уж Вы решите сами.
   Пользуюсь случаем послать Вам мой сердечный привет и поздравление с великим праздником Свободы в дорогой России.

Ваш всегда любящий Ф. Шаляпин

   

228
Н. Н. ХВОСТОВУ

   Кисловодск 24 июля 1917 г.
   Милый Николай!
   Марья Валентиновна хотя и получила твои письма, но все время была в разъездах и не могла тебе ответить.
   Я вчера приехал в Кисловодск и сейчас же решил написать тебе ответ.
   Во-первых, посылаю тебе мою карточку; я обещал ее тебе еще в Петрограде, но или позабыл, или ее не было у меня вовсе, а сейчас я только что был в Севастополе -- пел там большой концерт матросам в пользу инвалидов и народного университета -- пел я в простой матросской солдатской куртке -- в ней и снялся. Посылаю тебе эту карточку 1.
   Матросы меня качали на руках, а я им пел разные песни и говорил речи [...]
   В Севастополе я летал на гидроплане. Очень это приятное удовольствие.
   Николай!
   Если тебе чего понадобится -- будешь нуждаться, напиши мне откровенно -- я буду рад тебе помочь, в чем могу. Рекомендовать тебя тоже могу кому угодно, так как считаю тебя честным и добросовестным человеком и работником.
   Будь здоров, милый Николай, пусть хранит тебя господь.
   До скорого свидания!

Любящий тебя Федор Шаляпин

   

229
И. В. ЭКСКУЗОВИЧУ

   [Петроград] 7 апреля 1918 г.
   Дорогой Иван Васильевич!
   Целый сезон меня не было в театрах государства, но душа моя всегда находилась там. Что я чувствовал, трудно передать коротко, но сейчас я счастлив вступить снова в родную мне семью. Прочь все раздоры, прочь всякую мелочь! Да здравствует искусство! Да здравствуют славные Государственные театры, да здравствуют друзья моей души -- артисты, сотрудники и все труженики" работающие на славу нашего родного искусства.

Ф. Шаляпин

   

230
Е. К. МАЛИНОВСКОЙ

   [Петроград] 25 апреля 1919 г.
   Я очень сожалею, что беда помешала Вам приехать на моего Демона1.
   Ну, что же делать -- будем надеяться, что когда-нибудь, а может быть, и в недалеком будущем сыграем и еще раз. Я уже сказал Кубацкому о согласии вступить в директорию Московс[кого] театра 2.
   Признаюсь, что, с одной стороны, я этому рад, а с другой -- очень боюсь, что не в состоянии буду по-настоящему соответствовать этому положению, так как работа в Петрограде час от часу становится сложнее и сложнее. Ну, уж как смогу!

Федор Шаляпин

   

231
П. М. ЛЕЙБОВИЧУ

   Москва 11 июня 1920 г.
   Уважаемый Павел Матвеевич.
   Я вчера говорил с администрацией театра "Эрмитаж", и они обещали дать для Вас в мое распоряжение от пятнадцати до двадцати билетов в партер, как Вы просили 1. Но это будет только с будущей недели, так как на завтрашний спектакль все уже продано давно, но с будущего вторника Вы уже будете иметь нужные Вам билеты. Относительно ложи я тоже устроил, но ложи в театре не так хороши, как бы этого хотелось. Однако это уже вне моей силы.
   Может быть, Вы будете любезны и дадите мне сегодня без 1/4 час машину доехать до Кремля. Я должен ехать на серьезное заседание к наркому.
   Примите мой привет и благодарность. Ф. Шаляпин
   

232
Э. А. КУПЕРУ

   [Петроград] 18 октября 1920 г.
   Глубокоуважаемый Эмиль Альбертович!
   После разговора с Вами, обсудив хладнокровно случай столкновения на репетиции с П. З. Андреевым, должен сознаться, что я был неправ. Я сделал ошибку, высказав громогласно, при всей труппе, обидное для артиста Андреева мое суждение о его артистических данных (может быть, и неправильное). По этому поводу прошу передать ему мое сожаление.
   Признавая, однако, свою ошибку, тем не менее должен пояснить, что резкости моего тона я, по обыкновению, обязан тому исключительному положению, которое, как это все знают, мне приходится занимать во время работы на репетициях по постановке опер.
   Если гг. артисты понимают, что чувствовать, думать, переживать и делать все за них и для них во время репетиции дело очень сложное,-- то я не сомневаюсь, что они найдут настоящее объяснение всем моим резкостям и поверят, что я ни на один момент не хочу какого из них обидеть. Работать же так, чтобы заранее взвешивать и обдумывать каждое слово, может только тот "корректный" и, может быть, "справедливый" человек, у которого во время работы сердце молчит, а ум угождает. У меня в минуты работы горит душа и сердце, а ум, к сожалению, недоглядывает -- что ж! За это, вероятно, следует извиняться, и я, как видите, готов. Вы знаете, что за тридцать лет моего служения искусству мне не раз приходилось извиняться за мои "резкости",-- вероятно, придется это же самое делать и до конца моей жизни. А Вы, Вы думаете, это для меня удовольствие?!.. Конечно, есть способ освободиться от этих пакостных неприятностей...-- отказаться работать!.. Однако как будто жаль!.. Искусство все-таки выше всего. Крепко жму Вашу руку, милый Эмиль Альбертович.

Федор Шаляпин

   

233
В ГАЗЕТУ "ИЗВЕСТИЯ"

   [Петроград] 6 августа 1921 г.
   На помощь!
   Это было в Тифлисе в 1891--1892 году, как раз в то время, когда на Волге и Кавказе особенно свирепствовала холера. Я убежал от нее из Баку. Мне было 18 лет, и я уже давно считал себя "самостоятельным" человеком, привыкшим к всевозможным лишениям, какие выпадают обыкновенно на долю тех "самостоятельных человеков", которые покидают отчий дом с 15-летнего возраста для "самостоятельной" жизни.
   Одно лишение никогда не изгладится из моей памяти -- это голод!
   Судьбе угодно было поставить меня лицом к лицу с этим ужасным "другом бедняков".
   В чужом городе я тщетно искал работы. Время шло. Знакомых нет. И несмотря на то, что в разных витринах магазинов были выставлены окорока и прочие деликатесы, а из булочных шел раздражающий до безумия запах свежего хлеба,-- в рваных карманах у меня было пусто и купить даже кусок хлеба было не на что.
   Просить я не решался. Мешало что-то -- было стыдно.
   Я старался как можно больше спать. Это было единственным спасением от нестерпимых мук голода.
   И вот сейчас, когда голод поразил миллионы людей, в моей памяти ярко воскресли мои прошлые омерзительные дни голодовок.
   Сжимается сердце, болит душа!
   Друзья, помните! Голод не только заставляет страдать физически, но также унижает и душу!
   На помощь! На помощь голодным людям, кто чем может! Федор Шаляпин
   

234
С. И. ЗИМИНУ

   [Москва] 23 марта 1922 г.
   Милый и уважаемый Сергей Иванович!
   Поздравляю Вас с Вашим новым положением. Я очень радуюсь видеть Вас снова хозяином Вашего любимого дела1. Хотел бы с Вами увидаться, но, к сожалению, еду сегодня в Питер. Извините, если я обеспокою Вас просьбой. Может быть, Вы не откажете в случае надобности принять в Вашу труппу балерину Джульетту Иосифовну Мендес -- она много лет служила в Большом театре, и я считаю ее старинным моим сослуживцем. Вы сами, наверное, ее знаете и, может быть, сочтете ее услуги полезными Вашему театру. Извините за беспокойство.

Всегда преданный Вам Ф. Шаляпин

   

235
М. А. СЕРГЕЕВУ

   [Без даты]
   Товарищу Михаилу Алексеевичу Сергееву для сведения: Сумма пожертвования мною различным народным организациям: с 25 октября 1917 года.
   
   Кронштадт -- на культурно-просв[етительные] цели -- 18 000 рублей
   Орехово-Зуево -- для бедных детей рабочих -- 20 000 рублей
   Москва -- бедн[ым] детям Социальн[ого] обеспеч[ения] -- 20 000 рублей
   " " -- профессион[альный] союз артистов -- 30 000 рублей
   Петер[бург] -- бедным детям Социальн[ого] обеспеч[ения] -- 20 000 рублей
   рабоч[е]-технич[ескому] персоналу
   Мариинск[ого] театра -- 40 000 рублей
   хору Мариинск[ого] театра -- 35 000 рублей
   оркестру Мариинск[ого] театра --40 000 рублей
   престарелым артистам Убеж[ища] -- 30 000 рублей
   Народн[ому] университету Лутугина -- 10 000 рублей
   Политич[ескому] Красн[ому] Кресту --15 000 рублей
   Итого 251 000 рублей
   
   И другие более или менее мелкие пожертвования.
   Кроме этого в декабре 1917 г. Советом Рабоч[их], солдат[ских] и крестьянс[ких] депутатов в гор. Ялта перечислено с моего текущего счета на его Советский 148 000 руб[лей], на что я имею официальный документ. [...]
   Несмотря на то, что все артисты России, включая сюда хор и оркестр, с прошлого года получили повышение гонорара на 300%,-- я один лишь счел для себя обязательным остаться при первоначальных условиях.

Федор Шаляпин

   

236
М. А. СЕРГЕЕВУ

   [Петроград] [27 июня 1922 г.]
   Дорогой Михаил Алексеевич.
   Не знаю, как будет Вам удобно, а мне хотелось бы очень перед отъездом пообедать вместе с Вами и Вашей супругой.
   В виду же некоторой необыкновенности обстановки, я очень стесняюсь Вас беспокоить. Дело в том, что послезавтра в четверг, в 12 час. дня уезжает пароход, а с ним и мы 1. В среду же, то есть завтра, было бы очень хорошо пообедать именно в порту и на этом пароходе -- удобно ли Вам?
   Завтра днем я заеду или сам, или пришлю кого-нибудь за ответом. Обедать будем часов в 6--7 вечера.
   Обнимаю Вас и почтительно приветствую и целую ручку супруге.

Федор Шаляпин

   

237
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Bad Homburg 28 июля 1922 г.
   Милый Исай!
   Приехал ко мне Кашук. Уговаривает ехать с ним в разные страны. Ничего из этого не выйдет. Мы живем пока здесь и лечимся. Вода хорошая, и сахар мой убывает. На днях совсем очищусь. Ну а ты как? Как погода? Здесь все время холодно и дождь ежедневно. Я хотя и был в Берлине, но никого там, кроме Родэ и Резникова, не видал. Хотя был в одном русском ресторане и был встречен и провожен аплодисментами соотечественников, но вынес от них горькое впечатление. Наши буржуи пропивают, кажется, последнюю совесть -- с горя, должно быть.
   Милый Исай!
   Прилагаю тебе вырезку из вчерашней газеты "Руль" х. Из нее ты увидишь, что есть оказия и случай дешево, может быть, приобрести корону. Очень прошу тебя, съезди в Москву, обратись к посредничеству Демьяна 2 и купи мне одну небольшую коронку -- размер моей головы ты знаешь и потому я не посылаю мерки. Хорошенько поторгуйся и сделай это непременно сейчас же, чтобы не упустить случая.
   Немцы выдумали хорошую вещь против дождей и вообще непогоды -- прими это к сведению: утром все в городе, заинтересованные в театральном деле, выходят в 7 час. утра на улицу с метлами и из всех сил разгоняют тучи, так что к вечеру бывает чудная погода и сады переполнены публикой.
   Ну, будь здоров, кланяйся всем, а также и моему Николаше с Полей, скажи ему, что я скучаю по нем очень.

Твой Ф. Шаляпин

   Мария тоже кланяется и желает благ.
   

238
П. И. ХВОСТОВОЙ

   [Чикаго] 14 января [1]923 г.
   Милая Поля!
   Что это значит, что от тебя нет никаких известий за все время, что Николай уехал из Петербурга??? х
   Может быть, ты пишешь как-нибудь неправильно или неразборчиво адрес? Может быть, какая-нибудь ерунда происходит на почте? Но от тебя нет совершенно никаких известий.
   Я вижу, как тяжело переживает это молчание Николаша, и поэтому я решил написать это письмо. Он, бедный, очень скучает, а главное, это его чувства бесконечной любви к тебе и к его дочурке. Он только и дышит вами, и вдруг -- хоть бы одно слово.
   Пожалуйста, Поля, возьми сейчас же конверт и бумагу и напиши письмо. А пошли его хотя бы воздушной почтой. Это стоит дороже, но зато вернее и скорее. Спроси у кого-нибудь, как нужно послать!
   Мы живем, слава богу, недурно. У нас все есть. Кушаем хорошо, да толку от этого мало, потому что далеко оба от своих близких. Живем как мытари -- из города в город. Знакомых нет -- кругом все чужие. Тоска страшная, а тут еще и от своих нет писем, нет известий, вот и выходит, что живем, как в ссылке на острове в полном одиночестве.
   Пиши же, Поля, непременно по следующему адресу:
   Америка America U. S. M-r F. Chaliapin, Office M-r Hurok, Aeolian Hall, West 42 str., New York city.
   Я шлю тебе самые лучшие пожелания здоровья и счастья, а Николай, конечно, целует тебя бесконечно.
   Не скучай, мы тебя любим.

Ф. Шаляпин

   

239
Е. П. ПЕШКОВОЙ

   Париж 12 сентября 1923 г.
   Милая Екатерина Павловна, здравствуйте, во-первых! Блудняком я стал, во-вторых, не еду -- вот уже второй год пошел -- в мою милую безалаберную родину,-- всё хоть и хорошо здесь, а соскучился по России здорово!
   Шатаясь по Америке, чувствую себя как бы в каторжных работах,-- добыча американского золота настолько тяжела, что нынешнее лето не пришлось приехать в Россию, да и вообще не двигаться особенно никуда, а стать и лечиться на одном месте -- на берегу океана.
   Все мои, слава богу, здоровы, а вчера приехали Иола и сыновья. Нужно отдавать их в школу. Чертовская забота! и трудная вещь!
   Об Алексее Максимовиче знаю только по рассказам. Сам же из-за проклятой лени не пишу и, значит, не получаю ответов.
   Целую Вас крепко и с глубоким уважением шлю Вам привет и пожелание здоровья и счастья.
   Кланяйтесь друзьям.

Всегда Ваш Федор Шаляпин

   27-го уезжаю снова в Америку. Адрес: M-r Hurok, Chaliapin. Aeolian Hall. New York.
   

240
Н. Н. ХВОСТОВУ

   [Нью-Йорк] 14 декабря 1923 г.
   Милый Николаша!
   Я на днях получил твое письмо, а третьего дня перевел тебе семьдесят пять долларов.
   Мне очень неприятно, что тебя нет здесь со мной в Америке, но надо сознаться, что в этом виноват ты или, вернее, твоя беспечность.
   Подумай: с тех пор как ты уехал от меня в прошлый раз в Россию, ты не написал мне ни одной строчки, и даже на письма, которые тебе писала Марья Валентиновна, спрашивая тебя, когда и как ты можешь выехать,-- не получалось никакого ответа! Знаешь, брат, быть в полном неведении -- едешь ты или нет? -- один или с женой, и когда, и пускают тебя или нет, и много других сомнений и предположений заставили меня в конце концов послать тебе извещение об отказе, потому что все другое уже было поздно -- я должен был обеспечить себя заранее человеком. Быть таким беспечным, милый Николай, нельзя!
   Но, что было -- то прошло, об этом говорить уже поздно. Будем, однако, говорить о будущем -- я снова скажу тебе, что тебя я люблю и очень уважаю твою честность, а также и преданность мне, да и твою Полю люблю и уважаю не меньше, чем тебя, а значит, не только не думаю тебя как-нибудь обидеть, а напротив: до сих пор держу в голове мысль, как бы тебе помочь так, чтобы ты встал на ноги [...]
   

241
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Бостон 2 февраля 1924 г.
   Дорогой мой Исайчик!
   Вот уже второй месяц, пожалуй, как собираюсь тебе написать, да все занят! Ничего, брат, не поделаешь, попал на старости лет в "каторжные работы" -- так и нечего ныть. А "работы" здесь в Америке -- для всякого человека, кто бы он ни был и чем бы ни занимался -- "каторжные". Сейчас я нахожусь в турне с чикагской городской оперой -- должен буду петь по одному, а кое-где и по два спектакля в шестнадцати различных городах. Устал, брат, как собака, но ничего не поделаешь -- подходит старость, а денег нет -- все, что было, как знаешь сам, пропало, а новых сделать трудно. И годы не те, да и мало их, годов-то. То, что пропало, было заработано за двадцать шесть лет, а теперь в три-четыре-пять годков уж того не иметь, хотя жаловаться не смею -- американцы, если кому следует, платят широко. И проработав еще два-три года, смогу на конце дней моих половить рыбешку со стаканчиком винца да с кусочком хлебца, да и тебя, бог даст, возьму в компаньоны: "Будет, мол, Исай! Поработали! Попотели, а теперь и выпить рюмашку захотели". Так ли, друже Колгашкин? А?
   Милое твое письмо с вырезками из газет получил и "прочел с удовольствием". А у вас там, Исайчик, все еще не перестали расписывать обо мне небылицы в лицах. Ну да, впрочем, если уж здесь, в Америке, выдумывают, что хотят и что угодно, так у нас уж так и хорь велел. Неужели ты так и поверил, что мне маэстро нос разбил. Дорогой Исайчик -- серый зайчик! Знай одно: если в газетах сообщают, что меня кто-то побил, и если рядом с этим сообщением нет подробного описания похорон этого "кого-то" -- то, значит, сообщение неверно. Я тебе как курьез посылаю газету и в ней объяснение этому гнусному оклеветанию меня и бедного хормейстера и режиссера Спадони -- тебе кто-нибудь переведет 1. Спроси Купера (кланяйся ему).
   Ничего, Исай, не беспокойся, пока что "бьем" мы с тобой "рекорды", а рекорды я бью, брат, такие, что описать их трудно и я не берусь, а вот всякий, кто меня тут видит и слышит, ПО-НИ-МА-ЕТ, брат!!! [...]
   Клеветники же и завистники от злости не знают, что и делать. Как? большевик? в Америке? Во Франции (а я буду петь в Гранд-Опера в Париже)? И везде пускают? Да что же это? И деньги платят? И опять он, каналья, пьет шампанское? А?.. а мы?..
   -- Вот то-то и есть. Вы! -- "мы", у вас копыта не вычищены и хвост шершавый, вот тебе и "мы". Э, да ну их к черту! Насчет клеветников я тебе, Исайчик, стишки приготовил -- уж не критикуй очень-то, как только я узнал (через несколько дней) -- газет английских не читаю,-- что меня побил Спадони и что об этом уж всюду посланы телеграммы, я, конечно, и не подумал, как мне предлагали, это все опровергать. Смешно заявлять в печати, что "нет, мол, господа, меня не били". Это же само собой разумеется. [...]

Твой Ф. Шаляпин

   

242
В. Д. КОРГАНОВУ

   20 июня 1924 г.
   Милый мой Василий Давидович!
   Мне так ужасно не повезло на этот раз: я захворал сильно ларингитом и вынужден был отложить все мои выступления в Париже и уехать в деревню. Не знаю, поправлюсь ли к 24-му. Я все еще болен и сильно хриплю. Я так огорчен, что не мог тебе устроить место на мои первые два спектакля, но в "Борисе" мне отказали даже продавать за деньги, а на "Хованщину" -- просто обманули. Однако если буду здоров, то это все поправимо. На днях я приеду в Париж. Позвони мне 72-23, Elysées. И мне очень хочется с тобою поговорить. Я очень сочувствую твоему горю с сыном -- да и вообще! Но не унывай!! Словом, пообедаем у меня на днях и покалякаем. Обнимаю тебя и сердечно приветствую твою супругу. Марья Валентиновна шлет свой привет.

Твой Федор Шаляпин

   

243
М. В. КОВАЛЕНКО

   28 июня 1924 г.
   Милая моя Коваленочка!
   Давно уже получил от Вас записку, но все не мог ответить -- был занят очень.
   Сейчас хвораю (страшный ларингит) -- сижу в деревне и имею кое-какое свободное время. Вот и пишу кому строчку, кому две...
   Сочувствую Вашей печали насчет Ив[ана] Вас[ильевича] 1, но по-дружески должен Вас приободрить: плюньте на всю эту историю и берегите свое здоровье.
   "Все мужчины таковы". Найдешь и жениха, и пригожего, и приветливого. Забудешь про "Ивана Королевича". Что же делать?..
   Поздравляю Вас, милую, с Вашим юбилеем. Уж извините, что посылаю Вам поздравление не вовремя. 17 мая я как раз находился на пароходе в океане по дороге из Америки в Европу. Жаль! Но, во всяком случае, я от души желаю Вам долгих артистических успехов и доброго здоровья.
   Сам я работаю очень много, так сказать, "на старости лет" приходится тянуть каторжную лямку. [...]
   А вот теперь должен таскаться по Америкам. Тяжело и противно!..
   Но ничего, все же успех имею большой и всюду желаем.
   Ма[рия] Вал[ентиновна] кланяется Вам. Я, как и раньше, обнимаю Вас как искренний Ваш приятель и доброжелатель, будьте здоровы и кланяйтесь всем.
   Исайку выругайте. Он ничего не пишет, скотина.

Федор Шаляпин

   

244
Б. Б. КРАСИНУ

   8 августа [1923--1925 гг.]
   Милый Боря!
   Сейчас я уезжаю в деревню и, к сожалению, не увижу тебя. Жаль! Не забудь, прошу тебя, насчет "Граммофона" -- я считаю, что для нас это будет прекрасно. "Для нас", т. е. для нашего народа.
   Насчет же моего приезда, как я уже тебе и говорил. Постараюсь устроить со всеми живоглотами-импресарио так, чтобы освободиться от обязательств на будущий год, и, как только это сделаю, споем чудные спектакли и концерты в Москве, Питере и в других городах СССР.
   Целую тебя и прошу передать привет всем, кто помнит меня и не думает обо мне плохо.

Твой Ф. Шаляпин

   

245
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Нью-Йорк 21 октября 1924 г.
   Дорогой мой Исай!
   Я, как ты видишь, опять в Америке. Позавчера пел концерт. Успех идет все шире и шире -- я, слава богу, здоров. Мне опять доктора ковыряли в носу. На этот раз, кажется, более удачно, чем раньше, и я чувствую себя теперь лучше.
   Просил вас, дураков, приехать ко мне в Берлин, но вы -- ни ты, ни Экскузович -- не приехали. Я хотел говорить с вами по делу театра и, в частности, по поводу моего 35-летнего юбилея в будущем году. Но так как вы не приехали вовремя, то я сейчас снова заключил контракт с Америкой, Германией, Австрией и Австралией и снова в Россию не попаду года 2 1/2 -- жаль!!!
   Говоря по совести: до боли скучаю по дорогой родине, да и по вас по всех. Так хотелось бы повидать всех русаков, всех товарищей, поругаться с ними, а и порадоваться вместе. Стороной узнаю, что жизнь в СССР налаживается хорошо. Уррра! Какие мы с тобой будем счастливые, когда все устроит русский рабочий народ. Пожелаем ему успехов, а пока вот что: напиши мне, получил ли ты семьдесят пять фунтов и что там у вас происходит после наводнения? Посылаю тебе доверенность на дом. И письмо насчет Мутовкина.
   Ради бога, пришли заказным или застрахованным (чтобы не пропало) письмом две-три открытки моего "Еремки". Обязательно!!!
   Адрес на обороте: m-r Hurok Chaliapin Aeolian Hall 42 str., New York.
   Где бы я ни был -- мне перешлют.
   P. S. Подпись мою на доверенности засвидетельствуй в театре.
   

246
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Милый Исайчик!
   Мне очень необходимо иметь здесь роли мои Еремки и Варлаама -- пожалуйста, достань наилучшие открытки и пришли обязательно. А также пришли открытки, где мы сняты в корчме вместе 1, да и в жизни вместе. Понял? Ну то-то же -- пришли обязательно. Подпись на доверенности засвидетельствуй в театре. Вот, кажись, и все.
   Целую тебя, и жену, и Федьку, и Соню крепко. Кланяйтесь всем и Нессецкому передай привет.
   Целую тебя, твой Федор Шаляпин
   

247
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Нью-Йорк 24 декабря [19]24 г.
   Милый Исайчик!
   Прилагаю тебе квитанцию на получение ста долларов. Повеселись немножко с женой и в особенности с твоим Федькой. Воображаю, какой огромный мальчишка уже вырос. А Соня? Наверное, уже прима-балерина?
   Я тут рыщу по Америке, как зебра, то туда, то сюда. Вот, брат, где каторга-то, если бы ты знал, как тяжела работа здесь. Я и в молодости-то моей так не работал. Все время живу в поездах да в отвратительных стоэтажных гостиницах -- Америку исколесил вдоль и поперек. Петь научился, брат, под самый, что называется, "рафинад", и, конечно, не могу пожаловаться -- успех имею и моральный и материальный, да все же грезится наш театр. Уж многим операм, вероятно, придется сказать прости навсегда. В будущем, то есть 1925 году, в сентябре исполнится тридцать пять лет службы на сцене -- подумываю уж и уходить собираться. Довольно, кажись, уж попел -- вот только еще, может быть, в 26-м году уеду в Австралию, в Японию, в Китай, в Индию и на Филиппины -- это уж чтобы действительно сказать:
   "Объехал весь свет, а покакать где, так и места нет".
   От Купера на днях получил телеграмму из Милана. Просит устроить дирижерство. Посмотрим -- может, что и удастся. Ну а вы там все как? Что поете, что играете? Хорошо ли идут спектакли? Теляковский умер -- жаль! Хороший был человек. Напиши мне хоть несколько слов, а то мы с Василием Коганом тебя каждый день вспоминаем (он ездит со мной). Как поживает Экскузович? Кланяйся ему и скажи, что его люблю очень и уважаю всегда, как славного работника в театре.
   Марья Вал[ентиновна] с детишками живут пока в Париже, ничего не поделаешь, нужно всех учить грамоте да уму-разуму.
   Будь здоров, дружище. Обнимаю тебя и, с позволения твоего, жену твою тоже, деткам твоим привет.

Всегда любящий тебя Ф. Шаляпин

   P. S. Передай в театр и вообще всем, кто стоит этого, мой привет и пожелания благополучия.

Ф.

   

248
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   Детройт 5 января 1925 г.
   Исаюшка!
   Сегодня хоть и 5 января, опоздал, а все-таки поздравляю тебя и всех твоих с Новым годом! "Нового" счастья желаю лишь в том случае, если "старое" дрянь, а здоровья -- вот этого желаю так же, как бы самому себе. С неделю тому назад получил письмо. Обрадовался без конца, потому что увидел память обо мне -- я иногда думаю, что вы все там меня забыли,-- скажи от меня спасибо за милые приписки Шкаферу, Циммерману и передай сердечный привет им всем и милому, славному и мне очень симпатичному Нессецкому, а также поблагодари его за хлопоты по засвидетельствованию моей подписи. Бог даст увидимся -- обниму его душевно. Вспоминаем тебя частенько, а я очень жалею, что тебя нет здесь со мной. [...] Впрочем, кто знает? М[ожет] б[ыть], здесь в Америке однажды найдется и для тебя работа. Тогда напишу -- не отказывайся.
   Я все больше и больше имею успех. Теперь могу сказать, что сделался популярным в Америке и американцы не выговаривают моей фамилии, как прежде -- "Чарлапайн", а называют меня "Шарлапин". Это уже что-нибудь (лучше). Спектакли и концерты переполняются публикой, а я так навострился в последнее время петь, что нравится мое пение всем без различия вероисповедания.
   Вот ты и пойми тут -- я всегда говорил, что петь и играть всегда бывает очень трудно "первые тридцать лет", а потом оно идет уже гораздо легче. Спасибо тебе за карточки -- особенное удовольствие доставил мне твой "аттракцион" в фойе. Браво! Спроси-ка Нессецкого, нельзя ли все мои ленты от венков (их, ты помнишь, очень много) переслать Марье Валентиновне в Париж. Она хочет украсить ими комнаты моих детишек. Если да, то возьми их, упакуй и пошли -- так, как это будет наиболее удобно. Может быть, с кем-нибудь из наших представителей? Постарайся, дружище! [...]
   Ее адрес ты, наверное, знаешь: France, M-me Marie Petzold, 40 Rue Franèois 1er, Paris.
   Так-то, братец! Я очень рад, что ты по-прежнему в моем театре и что тебя по-прежнему там все любят -- да оно так и быть должно! Вот только дела-то у вас какие? Я слышал, плохие -- ничего, ничего, ребятки, все наладится, все пойдет, сразу-то все трудно -- погодите маленько. А как Экскузович? Кланяйся ему, я его тоже очень уважаю -- хороший работник! И славный парень! Поцелуй его за меня.
   Эх, Исаюшка! И деньги меня не радуют. Так хочется быть с русскими! Хороший все-таки это народ, хоть и головотяпы. Частенько мы с Василием вспоминаем нашу родину и глубоко вздыхаем по родной стране. Вот он тут хочет написать тебе два слова.
   [Приписка Василия. -- Ред.]
   Дорогой Исай Григорьевич, вот путешествуем с Федором Ивановичем, все идет у нас хорошо, и деньги, и успех, а все-таки недостает чего-то. Часто вспоминаем Россию, Вас и всех хороших русских людей. Дай Вам бог здоровья. Всегда Вам преданный Василий. [...]
   Ну вот и Василий шлет тебе приветы. Мы с ним собираемся махнуть в Австралию и в Японию, Китай и Индию -- так-то, братец, нужно ж перед смертью свет повидать, а и себя тоже показать. Жить-то ведь уж недолго остается -- вон народ все мрет да мрет, а все друзья-товарищи. Недавно Бакст умер. Скоро, я чай, Дягилев помрет, а там уж и мне придет очередь!
   Вы в России счастливые, у вас там мало умирают, а многим следовало бы давно подохнуть (я говорю о "так называемых" артистах). Ну, Исаюшка, хотел было написать тебе что-нибудь "эротическое", да пока воздержусь, до другого разу, а пока будь здоров, дорогой.

Всегда твой Ф. Шаляпин

   

249
В. И. НИКУЛИНУ

   [Июнь 1925 г.]
   Дорогой Вениамин Иванович!
   Ничего не поделаешь! Завязался с контрактами Америки и Австралии на несколько лет и, конечно, вынужден исполнить подписанные обязательства.
   Что же делать? Уехал из России без гроша, и пришлось продать черту душу -- продал! Не моя вина.
   Как только кончу контракт, сейчас же постараюсь последовать Вашему приглашению, и, если ничто не помешает, приеду в Москву, Ленинград и вообще в весь СССР.
   Что же касается разных "пописух", то они уже лет двадцать пять, если не больше, лгут на меня, как на "мертвого", при всех удобных и неудобных случаях. Вы сами, зная хорошо меня, знаете им цену.
   Передайте мой сердечный привет всем работникам искусств и милым друзьям!
   До свидания!

Всегда Ваш Федор Шаляпин

   

250
В. И. САДОВНИКОВУ

   [Париж] [Сентябрь 1925 г.]
   Конечно, уважаемый Виктор Иванович, я согласен, если Вы сорганизуете так называемый "оперный техникум" или бы и театр -- на название его моим именем. Я верю, что это будет сделано Вами прекрасно 1.
   Будьте здоровы.

Ф. Шаляпин

   

251
И. Г. ДВОРИЩИНУ

   [Австралия] [Сентябрь 1926 г.]
   Дорогой Исайчик!
   Ехал я, ехал, месяц целый болтался в морях на пароходе. И приехал, наконец, на ту сторону земного шара. Сейчас здесь зима, хотя климат довольно хороший -- похож на наш конец августа или сентябрь. Пою концерты. Успех большой. Вспоминаем тебя. Мы здесь все, т. е. Мар[ья] Вал[ентиновна], Стелла, Марфа, Марина и Даська. Целуем вас всех и всем шлем привет.

Твой Ф. Шаляпин

   

252
И. М. МОСКВИНУ

   [Веллингтон1 14 сентября 1926 г.
   Новая Зеландия... Есть ли что-нибудь "новое" под Луной? Есть "новости", но нового -- увы! Милый мой Ваня! Давно уже надо было мне написать тебе. Давным-давно уже я получил от тебя письмо, адресованное в Париж, да вот разные заботы бродяжные все мешали мне ответить.
   Спасибо тебе за письмишко. Скажи Крымову, что путешествия мои продолжатся еще так долго, что милые его картинки едва ли придется посмотреть скоро 1. Во всяком случае, своевременно напишу о них более положительно.
   Сейчас здесь три часа дня, а у вас три ночи, и корячатся мозги мои угадать -- спишь ли ты, или ужинаешь с приятелями у приятелей? И множество воспоминаний о родной Москве, о ужинах, беседах и прочем распирают мою маленькую голову. Как хотелось бы посидеть там с вами, поговорить, поспорить -- поругаться!!.. Смотрю в окно, по улице идет множество [как будто бы людей], но люди эти все купцы и спортсмены. Музыкой интересуются между прочим. Русский язык им кажется китайским, и только особенное счастье мне дано судьбой собирать их на мои концерты. А концертов тут пришлось петь много. Так, напр[имер], в Австралии, Мельбурн, в течение двадцати одного дня--десять; в Сиднее в семнадцать дней -- восемь, в Аделаиде в неделю -- три. Это по-русски. За это я их люблю, но понимают, к сожалению, мало, и Мусоргский для них звучит, как "музыка диких скифов"... Но там, где-то внутри, беспокоит их она и пугает... Чувствуют все-таки, что что-то не то...
   Жалею, Ванюша, что тебя здесь нет. Рыбная ловля колоссальна, и, что удивительно... лучат с острогой. Досадно -- мало у меня свободн[ого] времени, а то пожить тут на природе -- очаровательно.
   28-го еду уже в Америку через Ванкувер, а там буду до конца апреля. Если случится, напиши по адресу:
   Chaliapin Universal artist, S 1440 Broadway, New York.
   Целую тебя крепко и прошу передать всем друзьям сердечный привет из далекой Новой Зеландии.

Твой Ф. Шаляпин

   Особо обними Костеньку. Как он? как его здоровье? самочувствие?
   

253
Л. Я. НЕЛИДОВОЙ-ФИВЕЙСКОЙ

   Нью-Йорк 22 февраля 1927 г.
   Многоуважаемая Лидия Яковлевна!
   Извините, я несколько запоздал поблагодарить Вас за Ваше внимание и за милую книжку, присланную мне 1.
   Я прочитал ее почти всю; мне очень нравятся Ваши стихи: они звучны, красивы и проникнуты трогательными чувствами.
   Желаю Вам сердечно доброго здоровья и счастливого пути на Вашей прекрасной дороге поэта.

Ф. Шаляпин

   

254
Н. С. КОЗНОВОЙ

   New York, Hotel [1927 г.]
   "Ansonia"
   Дорогая Наталья Степановна.
   Ваши оба письма получил вскоре одно после другого, но только в N. York'е,-- в Австралии меня уже не было.
   Очень жалею, что не мог быть Вам полезным. Но вот что я Вам посоветую: в городе Мельбурне (Австралия) живет некий русский господин, имя его такое: Лев Исаевич Каневский. Он очень милый человек и многое знает о русских, находящихся в Австралии. Напишите ему письмо, упомянув мое имя, и я уверен, что он сообщит Вам все нужное относительно Вашего внука. Адрес его такой: Lev I. Kanevsky, Leonard Hens, Melburn, Australia.
   Я очень рад был получить весточку. Слава богу, что Вы живы и здоровы. Желаю Вам еще большего здоровья и благополучия.
   Сам я стал немного прихварывать. Завелся ощутительный сахарок. Но сейчас принимаю серьезные меры, сижу на настоящей диете -- и оказывается, хорошо. Чувствую себя лучше. Устал очень, потому что работать приходится в американском стиле, который так же различен с русским, как яблоко с соленым огурцом. Тяжело, ох, как тяжело. Но что же делать? По нынешним временам работать необходимо, а то... беда! Как мой "раб божий" Петруша -- жив-здоров? Желаю ему бодрости духа и здоровья, здоровья; всем сердечный привет.

Ваш Федор Шаляпин

   

255
Н. В. ПОЛЕНОВОЙ

Телеграмма

   [Париж Июль 1927 г.]
   Глубоко скорбим кончине художника, поэта, друга, Василия Дмитриевича Поленова. Мир незабвенному.

Шаляпин, Коровин

   

256
Л. Я. НЕЛИДОВОЙ-ФИВЕЙСКОЙ

   Cauterets 18 августа 1935 г.
   Глубокоуважаемая и милая Лидия Яковлевна!
   Уж как порадовали Вы меня и памятью о моих мечтаниях и выполнением их! Вот спасибо-то! Как хорошо, как внятно и талантливо написали Вы чудную картину 1.
   Сейчас я сижу в Cauterets -- это маленькое местечко в Pyréné'йских горах. Дышу чудным воздухом и пью вкусную и оздоровляющую водичку.
   В первых числах сентября поеду в Альпы. Заеду, конечно, в Люцерн к Сергею Васильевичу Рахманинову 2.
   Вот тут, когда мы обсудим все и он согласится писать,-- я немедленно напишу Вам, в особенности если вдруг понадобится что-нибудь изменить. Ах, какая Вы душенька! Браво, браво! Так талантливо все сделали. Еще раз спасибо!
   Поцелуйте за меня Вашего Мишеньку, а я целую Вашу ручку и желаю Вам здоровья и счастья.

Ф. Шаляпин

   

257
В. И. САДОВНИКОВУ

   Париж 11 декабря 1935 г.
   С удовольствием посылаю Вам мою фотогр[афическую] карточку. Приятно было получить Ваше письмо, уважаемый Виктор Иванович. Оно напомнило мне мои милые прошлые театральные времена. Знаю, что вы все там на Москве горите без угасания к музыке, и театры будто процветают. Примите горячее сочувствие всем вам и пожелания доброго здоровья и сил.
   Передайте привет тем, кто меня еще не забыл.

Ваш Ф. Шаляпин

   

258
А. М. ДАВЫДОВУ И Л. Л. ПАЛЬМСКОМУ

   On Board 24 декабря 1935 г.
   "Hakone maru"
   Нужно ли говорить об том удовольствии, которое доставили вы -- ты и Давыдов -- вашими письмами мне. Я несказанно радовался и за вас и за ту, полную приятных волнений, строящуюся новую жизнь моей родины.
   Поверьте мне, все, что делается прекрасного в Советах, как-то особенно волнует меня, и порою я досадую, что не имею приятной возможности сам участвовать около создания этого нового, но что ж поделать -- все было сделано (к сожалению, самими же актерами) так, чтобы отдалить меня от друзей и от работы в моих театрах, может быть, не бесполезной -- я говорю, в моих,-- еще бы! Я прослужил в них (казенных) больше двадцати пяти лет. Да и вообще что такое театр? Это актер,-- а я им состою уже сорок пять лет. Но... меня в чем-то обвинили -- разжаловали и вообще предали анафеме, как и в начале революции. Разве вы не помните, как хористы Мариинского театра кричали: "Генерал", "нам не нужно "генералов", и я вынужден был отправиться играть в Народный дом. А что если вдруг опять повторилось бы подобное?[...]
   Но не стоит надоедать, а то похоже будет, будто жалуюсь! А отчизну мою обожаю! И обожание это ношу и буду носить в сердце моем до гробовых досок. Вспоминается: "Но ты от горького лобзанья свои уста оторвала" и т. д. Еще бы! Отчизна моя! Там родился, жил и умер Пушкин,-- а на свете есть только Пушкин, Данте и Сервантес.
   Остальное, и мы с вами, "La pelouse" {Сорняк (франц.).} -- не думаю, что ошибаюсь.
   Впрочем, всякому свое. А море! Если бы вы видели, как восхитительно оно. Смотрю из кабины -- какой простор, какая воля!
   Сегодня сочельник -- будем петь и танцевать. Но я буду, кроме того, пить вино за процветание великой моей страны, за всех вас и за тех, кто ведет Россию к новой будущей (надеюсь, как море свободной) жизни. Дай бог вам всем там здоровья и счастья в новом 1936 году.

Федор Шаляпин

   

КОММЕНТАРИИ

ПИСЬМА Ф. И. ШАЛЯПИНА К РАЗНЫМ ЛИЦАМ

113

   Перепечатано из книги: В. Д. Корганов, Статьи, воспоминания, путевые заметки, Ереван, 1968.
   1 В своих воспоминаниях Корганов пишет: "Намерения своего побывать в Тифлисе Шаляпин тогда почему-то не осуществил; я его не видел лет пять, но следил за его быстрыми успехами по газетам. В 1900 году он был приглашен на гастроли в нашем новом здании Казенного театра (открыт в 1896 г.), украсившем Головинский проспект (ныне проспект Руставели. -- Ред.) своим фасадом в мавританском стиле, кажется, единственным в целой Европе. Он часто бывал у меня, обедал, ужинал, вспоминал былое, бранил порядки в императорской опере, рассказывал множество анекдотов. В Тифлисе он навестил всех своих старых знакомых, в том числе хориста Понтэ, глубоко растроганного вниманием столичного гастролера, слава которого росла "не по дням, а по часам". С искренней радостью встречал он оркестровых музыкантов и однажды пригласил обедать в "Ресторан над Курою" скрипачей Кавалли и Дума, флейтиста Превитера, тромбониста Ди Роза, своих прежних приятелей и свидетелей его первых шагов на тифлисской сцене. После пяти гастрольных выступлений, в день прощального спектакля, он получил от меня серебряный венок с гравированной надписью: "Не долго было нам наслаждаться", шла "Русалка", и подношение было сделано в последнем акте, где Мельник поет: "Не долго было мне наслаждаться".
   

114

   ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, ед. хр. 274. Датируется по году первой поездки Ф. И. Шаляпина за границу.
   1 Шаляпин хотел познакомиться с древней ассирийской культурой в связи с тем, что в сезоне 1897/98 г. в Русской частной опере должна была идти опера А. Н. Серова "Юдифь", где ему предназначалась партия Олоферна. Премьера "Юдифи", намеченная на конец 1897 г., была затем отодвинута на начало 1898 г., но в связи с пожаром и затем сильно затянувшимся ремонтом театра Солодовникова первый спектакль "Юдифи" в Мамонтовской опере состоялся 23 ноября 1898 г.
   

115

   ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, ед. хр. 274.
   

116

   ГБЛ. Отдел рукописей.
   Датируется на основании карандашной пометки, а также сообщений в хронике газеты "Крымский курьер" (1898, 20 сентября) о приезде А. П. Чехова в Ялту и о последнем концерте (втором) здесь артистов Частной оперы с участием С. В. Рахманинова и Ф. И. Шаляпина: "Публика устроила шумную овацию г. Шаляпину, причем ему был поднесен лавровый венок" ("Крымский курьер", 1898, 23 сентября). Полным подтверждением даты служит письмо А. П. Чехова Л. С. Мизиновой от 21 сентября 1898 г.: "Милая Лика, Вы легки на помине. Здесь концертируют Шаляпин и С[екар-]Рожанский, вчера мы ужинали и говорили о Вас".
   1 Третья подпись на записке неразборчива, но можно предположить, что она принадлежит В. С. Мирову (Миролюбову), старому знакомому Чехова, певцу Большого театра (до 1897 г.), а с 1898 г. -- редактору "Журнала для всех".
   

117

   Оригинал письма хранится в ЦГИА. Опубликовано в журнале "Советская музыка", 1959, No 3.
   1 Шаляпин был в концертной поездке с С. В. Рахманиновым, А. В. Секар-Рожанским и другими артистами Русской частной оперы. Концерты давались в городском театре Ялты и в Гурзуфе.
   2 Театр не открывался из-за ремонта после пожара.
   3 Партию Варлаама пел М. Левандовский.
   

118

   Три письма Ф. И. Шаляпина к сестре К. С. Станиславского А. С. Штекер предоставлены для публикации в первом издании двухтомника "Ф. И. Шаляпин" (1957) ее сыном -- Г. А. Штекером. Данное письмо датируется по фразе: "Хотя я и нездоров, но сегодня пою Бориса...". "Борис Годунов" в Русской частной опере был поставлен в декабре 1898 г. Шаляпин имеет в виду пятый спектакль оперы Мусоргского.
   1 К. С. Станиславский.
   2 Сестра К. С. Станиславского.
   
   119
   ГБЛ. Отдел рукописей.
   1 Судя по дате телеграммы, Шаляпин был на шестом представлении "Чайки" А. П. Чехова в Московском Художественном театре -- 8 января 1899 г. (премьера -- 17 декабря 1898 г.)
   

120

   Датируется по содержанию.
   1 Первый ребенок Шаляпиных, сын Игорь, родился 3 января 1899 г.
   2 Шаляпин уезжал с Русской частной оперой на гастроли в Петербург.
   

121

   ГПБ. Отдел рукописей.
   Опубликовано в журнале "Музыкальная жизнь", 1963, No 17.
   1 Просьба Шаляпина к Римскому-Корсакову была вызвана желанием спеть "Пророка" с оркестром на предполагавшемся торжественном вечере в Русской частной опере, посвященном 100-летию со дня рождения А. С. Пушкина. Композитор сделал оркестровку "Пророка". Но пушкинский концерт в театре Мамонтова не состоялся, и Шаляпин исполнил "Пророка" с оркестром тремя годами позже -- 26 января 1902 г. -- в Большом зале Московской консерватории, в концерте в пользу семьи оперного певца Жюля Девойода, внезапно скончавшегося во время спектакля. Шаляпин принял участие в Пушкинских торжествах, выступив в партии Алеко в спектакле, состоявшемся 27 мая 1899 г. в Таврическом дворце в Петербурге.
   

122

   ГЦММК, ф. 76, No 196.
   1 В одесских гастролях Шаляпин выступил в "Фаусте", "Русалке", "Князе Игоре", "Борисе Годунове" и др.
   

123

   ГЦММК. Отдел рукописей.
   

124

   1 Гастроли Ф. И. Шаляпина в Петербурге состоялись в декабре 1899 г., но партии графа Савуази в опере Ц. А. Кюи "Сарацин" он не исполнял.
   2 Ц. А. Кюи.
   

125

   Датируется по фразе: "...Не будь я так адски занят новой оперой Корещенки". Опера А. Н. Корещенко "Ледяной дом" (либретто М. И. Чайковского по одноименному роману Лажечникова) была впервые поставлена в Большом театре 7 ноября 1900 г. с Ф. И. Шаляпиным в роли Бирона. В дневнике В. А. Теляковского от 7 ноября 1900 г. имеется следующая запись: "Опера имела несомненный успех, и успех этот возрастал до 3-го действия. Особенно удалась Красная зала и выход Шаляпина в партии Бирона" (ГЦТМ имени А. А. Бахрушина, фонд В. А. Теляковского, тетрадь 3-я). Успех Шаляпина в роли Бирона отмечал Н. Д. Кашкин в "Московских ведомостях" (1900, 12 ноября). Указывая, что "в исполнении "Ледяного дома" на безукоризненном русском музыкальном языке говорил один г. Шаляпин", Кашкин далее пишет: "Великолепна в целом... картина 3-го действия, происходящая в одной из комнат дворца... Здесь выступает Бирон, сопровождаемый своим характерным мотивом. Вся его партия имеет ариозно-речитативный характер, даже в ансамблях. Во-первых, композитор взял очень верный тон в изображении этого лица, а во-вторых, исполняет эту роль г. Шаляпин так хорошо, что лучшего и пожелать невозможно".
   1 Концерт состоялся 2 декабря 1900 г. в Большом зале Благородного собрания при участии А. И. Зилоти и С. В. Рахманинова.
   2 В отделе хроники "Театральных известий" (1900, 6 декабря) сообщается: "В студенческом концерте 17 декабря примет участие г. Шаляпин. Вопреки циркулирующим слухам о том, что г. Шаляпин за свое участие в концерте потребовал колоссальную цифру вознаграждения -- 4000 рублей,-- можем сообщить, что он участвует безвозмездно и даже просил не расходовать на венок для него".
   3 Ф. И. Шаляпин относился к каждому своему публичному выступлению с огромной требовательностью. Поэтому необходимость петь во всякого рода благотворительных концертах, в любом состоянии, даже будучи нездоровым, чтобы не вызвать нареканий, доставляла ему часто тяжелые переживания. Об этом свидетельствует сохранившаяся дневниковая запись Ф. И. Шаляпина от 7 декабря 1903 г.:
   "Не могу! Пишу потому, что иначе задохнусь. Какой ужас, какой ужас. Сейчас возвратился (убежал, удрал) с благотворительного концерта, который устраивала какая-то мадам Киндякова в пользу своих учениц или вообще каких-то учениц.
   Конечно, артист должен участвовать в концертах, должен благотворить, иначе вся эта благотворительная мразь на каждом перекрестке будет кричать: "Он эгоист, он думает только о себе" и проч. и проч. Я сегодня нездоров, и не в порядке мой голос, я сиплю, хриплю, но я обещал мое участие и должен петь, иначе публика, заплатившая пятирублевки в пользу учениц, скажет: "Нас обманули, у нас вытащили из кармана деньги, мы совсем не желаем даром отдавать наши деньги, наши десятирублевки и пятирублевки".
   И устроители будут извиняться перед публикой, краснеть и говорить: "Ради бога, не сердитесь на нас, мы, со своей стороны, сделали все, ездили к Шаляпину, просили, кланялись, унижались, а он -- вы видите, какой он невежа -- он обманул и нас и вас". И скажет публика: "Да, мы понимаем ваше тяжелое положение, господа устроители, благотворители, действительно вы, бедняги, страдаете из-за хамства Шаляпина. Ну что же, мы понимаем ваше тяжелое положение и извиняем вас; ну а этот зазнавшийся не в меру Шаляпин, он, он... свинья!.." И долго потом будут говорить в городе о свинстве, которое сделал артист, не приехав в благотворительный концерт. Какой ужас, какой ужас! Я, малодушный, сегодня поехал в концерт. Я болен, я не в голосе, я не могу петь так, как мне следует петь. И я все-таки поехал. Я с невероятным трудом принес в концерт и мой талант и все пятирублевки и десятирублевки вместе.
   Я отдал им все, и они встретили меня цветами, они кидали в меня цветы, бросали их под ноги, я улыбался, улыбался, как балерина, публике сквозь страшную боль мозолей на ногах моих. И пел, пел скверно, хрипел, и публика вдруг тоже стала мне улыбаться улыбкой той же балерины. Они хотели наслаждаться звуками, чистыми, ясными, а вышло... не то -- и все разочаровались... "Нельзя так пить, как он пьет",-- говорил кто-то в фойе. "Да, он страшно не бережет себя",-- отвечал другой. "Все русские таковы",-- вставлял третий. "Да он не умеет петь",-- авторитетно присказывал четвертый и, словом, сразу нет артиста, а так кто-то скверно пел.
   И я ехал домой и плакал, плакал горькими слезами, и каждый цветок, брошенный мне, жег мой мозг. Какая ужасная пошлость! Боже мой, какая пошлость!"
   

126

   Опубликовано в сборнике "Леонид Витальевич Собинов", т. 2, стр. 73.
   

127

   Опубликовано в сборнике "Из архивов русских музыкантов" (М., Музгиз, 1962, стр. 77). В примечании к письму говорится: "Письмо-открытка с изображением зрительного зала La Seal a со сцены; в верхнем левом углу на лицевой стороне открытки автограф "Ф. Шаляпин". Датируется по штемпелю Московской городской почты".
   1 В исполнении оперы Г. Доницетти "Любовный напиток" под управлением А. Тосканини участвовали: Э. Карузо (Неморино), Т. Феррарис (Лиза), Карбонетти (Дулькамаре), Маджини-Колетти (Белькоре) и др. В опере Р. Вагнера "Тристан и Изольда" под управлением А. Тосканини участвовали: Дж. Боргатти (Тристан), Пинто (Изольда), Маджини-Колетти (Курвенал), Мансуетто (Марк). В опере К. Гольдмарка "Царица Савская" под управлением А. Тосканини пели: Пинто (Суламифь), Дж. Боргатти (Астарот), Де Марки (царица Савская), Луппи (Соломон).
   

128

   ИРЛИ (Пушкинский дом), ф. 53, No 133.
   1 Речь идет о первых заграничных выступлениях Ф. И. Шаляпина -- в миланском театре "Ла Скала".
   2 См. статью В. М. Дорошевича "Шаляпин в "Scala", публикуемую в настоящем издании.
   

129

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 78.
   1 Н. Р. Кочетов "в 1900--1909 гг. дирижировал летними симфоническими концертами в Сокольниках. Концерты Кочетова устраивались по пятницам, и поэтому иногда в прессе именовались "Сокольничьими музыкальными пятницами" (см. "Русское слово", 1901, 20 июля). Программы концертов состояли из произведений русских и западных композиторов. К участию в этих концертах Кочетов привлекал выдающихся артистов Большого театра и Русской частной оперы: Ф. И. Шаляпина, Л. В. Собинова, А. В. Секар-Рожанского, Н. А. Шевелева и др. 13 июля 1901 г. Шаляпин пел в концерте Кочетова впервые "На распутье" А. Т. Гречанинова (музыкальная картина для баса с оркестром на слова И. А. Бунина) и другие произведения русских композиторов. На следующий день в "Московских ведомостях" (1901 г. 14 июля) говорилось: "Концерт Н. Р. Кочетова, состоявшийся в пятницу 13 июля, привлек на Сокольничий круг необозримую массу публики, жаждавшей услышать Ф. И. Шаляпина. Еще за неделю все нумерованные места были разобраны, и лица со входными билетами окружили беседку таким компактным кольцом, что опоздавшим зрителям пробраться в нее было почти невозможно. Каждый выход даровитого художника встречался оглушительным громом рукоплесканий, повторявшимся после исполнения им каждого нумера программы; вызовам не было конца".
   2 В связи с десятилетием дирижерской деятельности Н. В. Галкина в Павловске в концерте приняли участие Ф. И. Шаляпин, Л. В. Собинов, Э. Жакобс (виолончелист) и большой симфонический оркестр. Впервые была исполнена оркестровая сюита "Вариации на русскую тему", написанная в честь юбиляра Н. А. Римским-Корсаковым, А. К. Глазуновым, А. К. Лядовым, И. И. Витолем, Н. В. Арцыбушевым и Н. А. Соколовым.
   

130

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 78.
   1 Шаляпин в это время должен был выступить в летнем саду "Аркадия" в Петербурге, в опере "Фауст" в антрепризе М. К. Максакова.
   2 В летнем театре сада "Эрмитаж".
   

131

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 78.
   Записка на визитной карточке без даты. По поводу исполнения Шаляпиным романса П. Н. Ренчицкого "Чужое горе" на слова А. К. Толстого сведений нет.
   

132

   ЦГИА, ф. 689, ед. хр. 1363.
   1 Можно предположить, что встреча Шаляпина с Савиной произошла в доме В. В. Стасова. Именно в 1902 г. Шаляпин был у Стасова вместе с Савиной. Присутствовавшие на этом вечере были засняты, и фотография воспроизведена в журнале "Нива" за этот год. Письмо, видимо, написано певцом под непосредственным впечатлением от встречи с замечательной артисткой.
   

133--134

   Обе записки Ф. И. Шаляпина к М. В. Нестерову перепечатаны из примечаний к его книге "Давние дни. Встречи и воспоминания", М., 1959, стр. 364. Эти документы находятся в архиве дочери художника H. M. Нестеровой.
   Записки не имеют даты. Есть основания думать, что они относятся к киевскому периоду жизни М. В. Нестерова, когда он наиболее близко соприкасался с Шаляпиным во время его гастролей в местной опере. "Здесь у нас две недели как все бредят Шаляпиным,-- пишет художник своему другу 14 марта 1902 г. -- Этот действительно гениальный артист совсем тут свел всех с ума. [...] Возвышается до глубочайшей трагедии зла в Мефистофеле, до эпоса Сусанина, заставляет бледнеть, плакать, делает то, что способны делать величайшие гении мира. Вот воистину "русский гений". В письме от 15 апреля 1902 г. Нестеров пишет: "...Пост у меня прошел по-скоромному, и все тому виной Шаляпин. Пришлось не только выставить ему "холодненького", но и у него попировать на бенефисе. Он такой, брат ты мой, пир устроил, что я, самый непьющий (так сказать), напился и вернулся тогда домой, как Ольга (дочь М. В. -- Ред.) собралась в институт. [...] Речей была куча, и самые остроумные, веселые и милые -- самого бенефицианта. Он был неисчерпаем. Часов в 6 утра вся компания забралась из ресторана к нему в номер, и тут он пел, и как пел!.. ах, как он пел!.. Словом, братец ты мой, все киевляне за пост перебесились: счастливый отец, встречая друга, сказал ему: "А у нас Шаляпин родился" и т. п. А артист Ф. И. поистине гениальный. Мефистофель в последней редакции местами по своей художественной высоте поднимается до красот Данте" (М. В. Нестеров, Из писем, М., "Искусство", 1968, стр. 160--161).
   

135

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227960.
   1 В свой первый сезон в Большом театре -- 1899/900 г. -- Ф. И. Шаляпин спел 33 спектакля в восьми операх в Москве и 5 спектаклей в Петербурге. В сезоне 1900/01 г.Ф. И. Шаляпин выступил в 37 спектаклях в Москве и 2 спектаклях в Мариинском театре в Петербурге. В сезон 1901/02 г. Ф. И. Шаляпин спел 38 спектаклей в девяти операх в Москве и 4 спектакля в трех операх в Петербурге.
   

136

   Опубликовано в книге Я. Равичера "Василий Ильич Сафонов" (М., 1959, стр. 256).
   1 В. И. Сафонов регулярно проводил серию симфонических концертов в пользу фонда материальной помощи вдовам и сиротам артистов-музыкантов, продолжая традицию, установленную Н. Г. Рубинштейном и П. И. Чайковским. Шаляпин часто принимал участие в этих концертах, способствуя их успехам и полным сборам.
   2 На Рижском взморье.
   

137

   Телеграмма хранится в рукописном отделе Государственного музея Л. Н. Толстого. Послана в связи с 50-летием литературной деятельности Л. Н. Толстого, после чтения А. М. Горьким своей пьесы "На дне" в Московском Художественном театре. Перепечатана из кн.: Вл. И. Немирович-Данченко, Избранные письма, М., "Искусство", 1954.
   

138

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 79. В примечании к письму говорится, что А. Б. Гольденвейзер просил Ф. И. Шаляпина участвовать в концерте, сбор с которого должен был поступить в пользу недостаточных учениц частной женской гимназии В. П. Гельбиг.
   1 Согласно новому контракту на 1902--1907 гг., заключенному артистом с Дирекцией императорских театров, Шаляпин имел право в течение сезона -- с 23 сентября по 1 мая -- выступить только в двух сольных концертах в Москве и одном -- в Петербурге.
   

139

   ГБЛ. Является ответом на письмо А. П. Чехова, датированное тем же числом (26 ноября 1902 г.).
   1 В этот период Ф. И. Шаляпин готовил для своего бенефиса на императорской сцене оперу А. Бойто "Мефистофель". Бенефис состоялся 3 декабря 1902 г. в Большом театре. В спектакле участвовали также Г. И. Кристман (Маргарита), Е. И. Збруева (Марта), Л. В. Собинов (Фауст). На спектакле присутствовали А. М. Горький, С. Г. Скиталец, Л. Н. Андреев, В. О. Ключевский и другие. На следующий день "Новости дня" сообщали: "Бенефициант получил венок от Л. В. Собинова, ларец от М. Горького, в котором лежала визитная карточка с надписью "Адрес будет доставлен после спектакля. А. Пешков". В архиве И. Ф. Шаляпиной хранится оригинально оформленное Полное собрание сочинений Льва Толстого с надписью автора, которое было преподнесено Ф. И. Шаляпину на его бенефисе от Общества вспомоществования учащимся женщинам. Среди расписавшихся на титульном листе 1-го тома стоит подпись "Софья Толстая". В этом же номере "Новостей дня" помещен отчет о спектакле С. Н. Кругликова: "Крупная, смелая фигура дана Мефистофелю г. Шаляпиным. Его наглые речи в прологе чисто сатанинские. Жутко от безмолвных движений серого монаха... Мне понятно, что наш артист мог иметь громадный успех в этой роли на сцене Миланского театра. Итальянцы должны были оторопеть от таких новых приемов игры, от такой фразировки!"
   2 Вместе с письмом А. П. Чехов послал Ф. И. Шаляпину свою фотографию с дарственной надписью, датируемой по ошибке 27 ноября 1902 г. Портрет А. П. Чехова всегда стоял на письменном столе Ф. И. Шаляпина в его московском доме на Новинском бульваре (ныне ул. Чайковского, д. 25). Уезжая за границу в 1922 г., Ф. И. Шаляпин среди прочих дорогих ему вещей взял с собой и портрет А. П. Чехова.
   3 Ф. И. Шаляпин в тот же день (26 ноября 1902 г.) послал свою фотографию А. П. Чехову в Ялту. Фото Ф. И. Шаляпина представлено в экспозиции Дома-музея А. П. Чехова в Ялте в кабинете писателя.
   

140

   Телеграмма перепечатана из кн.: В. О. Ключевский, Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории, М., "Наука", 1968, стр. 195. Оригинал находится в ГБЛ (отдел рукописей). Рукой А. П. Чехова на телеграмме карандашом написано: "Бенефис Шаляпина". Имеется в виду бенефис Шаляпина 3 декабря 1902 г. ("Мефистофель").
   

141

   Оригинал находится в музее Большого театра СССР.
   

142--143

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 79-- 80.
   Оба письма связаны с репетициями оперы Бойто "Мефистофель" для бенефиса оркестра, который состоялся 31 января 1903 г. Шаляпин пел, еще не совсем оправившись от болезни, так как сорвать бенефис оркестра не мог себе позволить -- он очень высоко ценил оркестры Большого и Мариинского театров.
   

144

   Перепечатано из книги: В. Д. Корганов, Статьи, воспоминания, путевые заметки, Ереван, 1968.
   Датируется по содержанию. Возможно, Корганов приводит текст не полностью.
   По этому поводу Корганов пишет: "Переписка моя с Шаляпиным возобновилась после исполнения им одного из моих романсов, написанных около 1887 года, напечатанных спустя лет десять и потом забытых даже мною. [...] Из них наиболее удачными были: "Элегия" на слова Фофанова и "Утешение" на слова Л. Кипиани. [...] В январе 1903 года читаю в "Новом времени" рецензию о концерте в Дворянском собрании, в которой говорится, что Шаляпин спел романс Корганова, имевший большой успех и отличающийся выдержанным настроением. [...] В тот же день я послал Шаляпину открытку (в Мариинский театр), в которой запросил объяснения к рецензии. Через неделю он ответил также открыткой. [...] Одновременно с ответом Шаляпина об исполнении моего романса, получаю в Берлине письмо от П. И. Юргенсона, который за 8 лет не продал даже 8 экземпляров моих "композиций": все романсы ваши распроданы, пришлите еще экземпляры или диски..."
   

145

   Перепечатано из книги: В. Д. Корганов, Статьи, воспоминания, путевые заметки. Шаляпин осуществил свое намерение и поехал в Египет вместе со своим другом -- композитором и пианистом М. А. Слоновым. См. брошюру: Н. А. Соколов, Поездка Ф. И. Шаляпина в Африку, М., 1914.
   

146

   ЛГТМ.
   Концерт, очевидно, состоялся позже. В сборнике "Антонина Васильевна Нежданова" (М., 1967, стр. 495) указывается, что 10 октября 1903 г. Нежданова выступала в концерте в пользу Общества вспомоществования учащимся женщинам. Это подтверждается программой от 10 октября 1903 г., гласящей: "Во всех залах Российского Благородного собрания в пятницу 10 октября имеет быть концерт, устраиваемый Ф. И. Шаляпиным в пользу Общества вспомоществования учащимся женщинам в Москве, при благосклонном участии г-ж А. В. Сеченовой (близкий друг семьи И. М. Сеченова, Нежданова часто выступала под этой фамилией, так как существовало положение, что артисты императорской сцены не имели права участвовать "на стороне" без специального разрешения дирекции, которое, очевидно, давалось нелегко. -- Ред.), Софьи Редер (скрипка), Е. И. Вивьен, гг. Ф. И. Шаляпина, С. Д. Барсова, А. Н. Корещенко, хора студентов императорского Московского университета при императорской Московской консерватории под управлением H. A. Маныкина-Невструева. Начало в 9 часов вечера". Газета "Русское слово" (1903, No 278) писала: "Концерт Ф. И. Шаляпина в пользу Общества вспомоществования учащимся женщинам привлек около 4500 человек. Концерт начался не совсем обычно -- речью Ф. И. Шаляпина. Шаляпин вышел и попросил извинения: "Концерт должен состояться не по программе. К сожалению, многие из участвующих артистов заболели перед самым концертом. Я постараюсь их заменить". Ответом был гром аплодисментов. Великого артиста засыпали цветами".
   

147

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 80. Датируется по словам "теперешнего октября и ноября".
   1 Концерт состоялся в указанный срок. В этом концерте Шаляпин впервые спел песню Ю. С. Сахновского "Стоги" для баса с оркестром, имевшую большой успех.
   

148

   ГЦТМ, архив Ф. И. Шаляпина, No 74272.
   

149

   ЦГАЛИ, ф. 925, оп. 1, ед. хр. 98.
   Записка на визитной карточке. За кого просит Шаляпин -- неизвестно.
   

151

   Письмо хранится в Государственной Третьяковской галерее, архив В. А. Серова.
   1 Судя по дате, Ф. И. Шаляпин приглашает В. А. Серова на второе представление "Демона" А. Г. Рубинштейна, состоявшееся в Большом театре 20 января 1904 г. в бенефис оркестра.
   Премьера "Демона" в Большом театре состоялась 16 января 1904 г. в бенефис Шаляпина. Этот спектакль был отмечен московской театральной общественностью как один из "праздников искусства". На обоих спектаклях присутствовал А. М. Горький. Артистка Большого театра Н. В. Салина, певшая в "Демоне" партию Тамары, пишет в своих воспоминаниях о генеральной репетиции и первом спектакле: "Первый акт Шаляпин пел на полтона ниже, как будто второй так же, ясно не помню (для Шаляпина была транспонирована на полтона только одна ария -- "Не плачь, дитя". -- Ред.). Пел он все, разумеется, прекрасно, по-шаляпински, но голос не звучал ничем особенным. И вдруг на генеральной репетиции он поразил всех нас исполнением "Клятвы" в последнем акте. Эта клятва всегда звучала скучной, надуманной музыкой, и то, что сделал Шаляпин, было изумительно и непонятно. Как бы из хаоса мироздания пронесся стихийный вихрь, и клятва прозвучала в нем угрозой и отчаянием. Шаляпин пел, скандируя каждое слово в каком-то безумном темпе, и по мере того как он пел, мы все, бывшие на сцене, замерли, ошеломленные, а оркестр, продолжая играть, поднялся как один человек со своих мест, изумленно и восторженно глядя на него. Когда он кончил, мы все, увлеченные одним порывом, захлопали и закричали, музыканты затопали ногами и застучали смычками по инструментам, и все это вылилось в беспримерную овацию как дань восхищения его таланту.
   Нетрудно представить, как я во время спектакля ожидала последнего акта. Когда после арии "Ночь тиха, ночь тепла" я обернулась и увидела в дверях кельи высокую, мрачную статую с буйно разметавшимися черными кудрями над бледным высоким лбом, увидела странно изогнутые брови, а под ними тяжелый, пронизывающий взгляд громадных по-особому загримированных глаз, мой крик, крик Тамары, прозвучал жизнью, а не театром. Я похолодела, почувствовав в это мгновенье, что этот зловещий призрак, явившийся из другого мира, несет мне гибель, и трепетно сознавала, что от его власти меня не спасут ни молитвы, ни мольбы. Я дрожала, когда он приближался ко мне, и вся моя нервная сила тратилась на то, чтобы укрыться от его горящего, приковывающего взгляда, чтобы не слушать слов "люби меня", звучавших угрозой. И когда Шаляпин обнял меня, я, обессиленная непритворными переживаниями, сыскользнула из его страшных для меня объятий и упала к его ногам, даже не допев нескольких слов.
   
   Могучий взор смотрел ей в очи,
   Он жег ее во мраке ночи,
   Над нею прямо он сверкал,
   Неотразимый, как кинжал.
   Увы! Злой дух торжествовал...--
   
   Таким Демоном был Шаляпин" (И. В. Салина, Жизнь и сцена, ВТО, 1941, стр. 117--118). Интересен отклик на этот спектакль Ю. Д. Энгеля, помещенный в "Русских ведомостях" (1904, 20 января):
   "...Только теперь, в "Демоне" Рубинштейна, г. Шаляпин впервые после многих лет создал, наконец, нечто не только грандиозное, но и в высокой степени новое, достойное его лучших прежних созданий. Это был действительно "праздник искусства".
   [...] Начнем с внешности. Величавая, мрачная фигура; печальное, но гордое и холодное, точно высеченное из мрамора лицо, на котором все застыло, и только в глубоких глазах горит неистребимое, вызывающее и по временам ярко вспыхивающее пламя. [...] Говорят, г. Шаляпин в Демоне повторил Врубеля. С этим трудно согласиться. Правда, в Демоне -- Шаляпине -- не столько в самой его фигуре, сколько в нескольких позах -- есть немножко Врубеля, но последний вошел сюда только как один из многих составных элементов, слившихся и претворенных в нечто новое, цельное, самостоятельное. [...] Но апогеем шаляпинского Демона явилась сцена "Клятвы", близкая к концу оперы и обыкновенно остающаяся на втором плане. Чудесная струна, протянутая между поэтом, композитором, артистом и слушателем, напряглась здесь до невыносимо могучего, ослепительно-вдохновенного размаха: певца теснили, казалось, ноты -- и все в Демоне и кругом него дрожало и пело, как может дрожать и петь только раз, на краю роковой гибели... [...] Несколько излишнее изобилие злобы, яда составляет, может быть, единственное слабое место в характере передачи артиста. Не можем расстаться с г. Шаляпиным, не упомянув еще о том, как глубоко обдуманы этим поразительным талантом каждый шаг, каждое появление не только сами по себе, но и в связи со всей окружающей обстановкой. Он появляется и исчезает как-то особенно, почти всякое его движение необычно, но в то же время красиво, сильно, выразительно...".
   

152

   ЦГАЛИ, ф. 739, оп. 1, ед. хр. 68.
   Датируется по содержанию и воспоминаниям А. Я. Головина:
   "В то время Шаляпина занимала мысль о новой постановке "Фауста", и весной 1904 г. он решил осуществить ее в миланском театре "Ла Скала". Эскизы декораций к этой новой постановке были поручены К. А. Коровину, а эскизы костюмов мне. Шаляпин был очень увлечен этой постановкой, в которой он выступал не только как исполнитель роли Мефистофеля, но и как руководитель всей художественной части. Декорации и костюмы должны были исполняться по нашим эскизам в Милане, но костюм Мефистофеля Шаляпину хотелось иметь заранее.
   Накануне своего отъезда в Милан он прислал мне письмо, с тревогой спрашивая о костюме Мефистофеля. [...]
   Миланская постановка очень огорчила Шаляпина: декорации и костюмы были выполнены местными художниками крайне неудовлетворительно" (Сб. "Александр Яковлевич Головин", стр. 59).
   

153

   ЦГАЛИ, ф. 774, оп. 1, ед. хр. 65.
   1 Концертный зал в Париже.
   2 Впоследствии Шаляпин пел произведения западноевропейской классики на языке оригинала. Кроме того, все произведения его концертного репертуара были представлены в переводах на иностранные языки в специальной брошюре -- программе.
   

154

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 228109.
   1 Первый спектакль "Фауста" с участием Ф. И. Шаляпина в Милане состоялся 8 марта (24 февраля) 1904 г.
   

155

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227770.
   1 По ходатайству Ф. И. Шаляпина В. П. Шкафер был зачислен в труппу Большого театра с 1 сентября 1904 г.
   

156

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 80.
   1 Б. Ф. Шаляпин.
   

157

   Опубликовано в сборнике "Э. Ф. Направник", Л., 1959, стр. 385--386. Это письмо подтверждает исключительно уважительное отношение Шаляпина к Э. Ф. Направнику, несмотря на то, что в искусстве они оказывались часто на различных позициях. Об этом писал С. А. Самосуд: "Вот стоят друг против друга: Шаляпин -- у самой кромки рампы, с трудом сдерживающий раздражение, и у дирижерского пульта -- невозмутимый Направник. Эдуард Францевич подчеркнуто внимательно вглядывается в партитуру, хотя для всех присутствующих на этой репетиции очевидно, что смотреть в партитуру Направнику незачем, он и так превосходно знает наизусть все, что в ней написано, до мельчайших авторских пометок.
   -- Этой паузы в партитуре нет... она не написана,-- методично повторяет маститый дирижер в ответ на настойчивое требование артиста сделать паузу в таком-то месте...
   -- Но у вас вообще ничего не написано из того, что я играю,-- говорит Шаляпин. -- А это -- в музыке есть. Это надо читать между строк...
   -- Почему так запомнился именно этот, казалось бы, мимолетный "по частному" поводу спор, в то время как десятки, сотни репетиционных "стычек" и развернутых театральных дискуссий невозвратимо исчезли из памяти? Да потому, вероятно, что это была не просто "перепалка" двух несговорчивых "мэтров", не желающих понять друг друга (они превосходно понимали все), а столкнулись две позиции, два противоположных взгляда на природу и законы музыкального театра. Направник был по-настоящему большим дирижером, профессионалом в самом высоком смысле слова, добивавшимся от оркестрантов и певцов филигранной отделки, редкостной четкости и точности исполнения. Он ввел в театре строжайшую творческую дисциплину, предъявляя всем -- от мала до велика -- безоговорочные требования: попробовал бы кто-либо из солистов прийти к нему на спевку, не зная партии (в ту пору певцы готовили партии сами, без концертмейстеров). Так же было и с оркестром, с хором. [...] Виднейший оперный дирижер, автор популярного "Дубровского", Направник считал, однако, свой круг обязанностей строго ограниченным чисто музыкальной стороною партитуры... Я сам был свидетелем, как на одной из предпремьерных сценических репетиций он резким постукиванием палочки прервал пение хора и обратился к хормейстеру с замечанием, что хор вступил не вовремя. Повторили. Опять не чисто. Хормейстер объясняет, что это происходит из-за того, что хористы не видят дирижера,-- они вынуждены петь из-за кулис, так как на сцене, согласно эскизу художника, расстилается морская гладь...
   -- Меня это не касается,-- безоговорочно заявляет Направник,-- я не позволю фальш... -- И к полному ужасу режиссера (спорить с Направником было немыслимо: авторитет его в театре был нерушим) он заставил хор "выдвинуться" на сцену и "пойти по морю, яко по суху". В результате на спектакле музыкальное звучание было безукоризненным. Что же касается до сценического воплощения оперы, до создания певцами детально разработанных образов (именно образов, а не партий), воплощенных во всей совокупности и неразрывности музыкальных и сценических элементов,-- это лежало где-то за пределами его интересов. Совсем иной позиции придерживался Шаляпин. С его искусством не случайно связывают расцвет новой школы русской оперной сцены" (С. А. Самосуду. Минувшее встает передо мною... -- "Советская музыка", 1965, No 9, стр. 78).
   

158

   ЦГАЛИ, ф. 695, оп. 1, ед. хр. 856.
   Выдающегося музыканта и дирижера, создателя первого оркестра русских народных инструментов, получившего широкое признание и за рубежом, В. В. Андреева связывала с Шаляпиным большая дружба. В ЦГАЛИ имеется еще одна записка Шаляпина к Андрееву: "Милый Васюк -- прости и попроси прощения у твоей мамы. Вчера никак не удалось приехать к вам -- зарепетировался. Посылаю два билета на сегодняшний мой концерт и буду рад искренно видеть там тебя с милой мамой, коей шлю мой сердечный привет. Жму твою руку. Твой Федор". Шаляпин всегда оставался верен этой дружбе и приходил на помощь Андрееву в трудные моменты. "В 1918 году мы с В. В. Андреевым,-- вспоминает П. Оболенский,-- обратили внимание Федора Ивановича на то, что большой "Императорский" оркестр В. В. Андреева еще не признан, не получил титул "Государственного" и положение его не узаконено. Мы попросили его рассказать об этом А. В. Луначарскому. Через несколько дней Шаляпин позвонил мне и сказал, что Луначарский назначил на 18 марта совещание в Зимнем дворце по этому поводу. Федор Иванович просил меня непременно присутствовать и сказал, что сам за мной заедет. Приехав в Зимний дворец, мы застали оркестр в сборе. Ждали прихода А. В. Луначарского и музыкальную коллегию Наркомпроса. Тем временем мы с В. В. Андреевым подошли к большим гуслям, составлявшим часть оркестра, поздоровались с виртуозами-исполнителями В. Д. Даниловым и А. А. Гартманом и просили их сыграть нам свои вариации на какую-нибудь русскую песню. Полились задушевные звуки, очаровательный звон гуслей... Федор Иванович сосредоточенно посмотрел на меня. Не забуду выражение его чудного лица. "Черти!.."-- прошептал он и закрыл лицо руками. Это "черти!.." до сих пор звучит в моих ушах... Скоро в зал вошел народный комиссар просвещения А. В. Луначарский в сопровождении музыкальной коллегии, в состав которой входили дирижеры С. А. Кусевицкий и Н. А. Малько. Программа концерта оркестра состояла из трех частей: русские народные песни, произведения русских и иностранных композиторов. По окончании программы А. В. Луначарский, поблагодарив Андреева за доставленное всем удовольствие, обратился к музыкальным авторитетам, присутствовавшим в зале, с просьбой высказать свое мнение. Федор Иванович говорил об огромном значении усовершенствованных Андреевым народных инструментов и о необходимости поддержать этот уже всемирно прославленный оркестр. Я тоже сказал несколько слов о работе среди рабочих хрустального завода (отец Оболенского имел хрустально-стекольный завод в Пензенской губернии, где организовал оркестр народных инструментов. -- Ред.), о том, что знакомство на наших всем доступных, усовершенствованных В. В. Андреевым народных инструментах необходимо народу для его начального музыкального образования. После совещания А. В. Луначарский, подойдя ко мне и крепко пожав мне руку, поблагодарил меня за выступление. Решено было узаконить существование оркестра, отпустив необходимое денежное пособие" ("Огонек", 1963, No 7, стр. 10--11). Однако Андреев вскоре, выехав со своим оркестром на фронт, заразился испанкой и умер 26 декабря 1918 г.
   

159

   Опубликовано в сборнике "Э. Ф. Направник", стр. 387.
   В примечании к этому письму Шаляпина говорится, что Направник 3 февраля уведомил Шаляпина о невозможности, в связи с продолжительной болезнью, участвовать в бенефисе артиста. Об этом бенефисе остались воспоминания Е. И. Збруевой, вероятно, спутавшей его с бенефисом Шаляпина тоже в "Демоне" в Большом театре, в Москве, 16 января 1904 г., в котором она также принимала участие. Именно в бенефисном спектакле "Демона" в Мариинском театре участвовали Е. И. Збруева (Добрый гений) и M. H. Кузнецова-Бенуа (Тамара). В московском спектакле Кузнецова не пела. "Когда настал день представления, мы, участвующие, были наэлектризованы до крайности.
   Опера, как известно, начинается прологом. Участвуют в прологе только двое -- Демон и Добрый гений. Сколько раз я уже пела эту партию, а тут струсила. По ситуации выходит как бы состязание. Надо было оказаться достойной партнершей самого Шаляпина. Первые фразы Демона, сопровождавшиеся классическими жестами отчаяния и вместе с тем какого-то величия, заставили насторожиться весь зал. Фигура Шаляпина слабо была видна. Она как бы сливалась со скалой -- вершиной высокой горы, окруженной облаками. Но вдруг поворот, и при бледно-фиолетовом освещении заблистали остатки доспехов, покрытых длинной, изодранной о скалы черной полупрозрачной одеждой, никаких крыльев. Гримировка "по Врубелю": длинные, черные, вьющиеся волосы, спадающие на лицо -- прекрасное и бледное. При ослепительно ярком белом освещении в облаках появляюсь я, как бы спускаясь с высоты, и начинается дуэт или, вернее, перекличка, реплика за репликой. Я думала, что мне будет трудно петь. На мне сооружение весом не менее пуда (корсет с четырьмя крыльями -- два опущенных книзу и два устремленных вверх), но, начав петь, я уже не чувствую тяжести. Я забыла о театре, о публике, о своих крыльях -- только вижу перед собой воплощенного Демона. Я слышу голос, мощный, страстный и властный, и я ему отвечаю, чувствуя и сознавая при этом, что надо отвечать именно так, как я отвечаю. Мне казалось, что испытание, заданное самой себе, я выдерживаю с честью. Все места этой, в сущности не лишенной сентиментальности и символики оперы, там, где мы привыкли слышать кантилену Демона, до неузнаваемости переиначены и выиграли от исполнения гениального артиста. Клятва, например, всегда считавшаяся самым неудачным местом партии, поражала совершенно своеобразной интерпретацией, начинаясь piano и достигая затем fortissimo. Вообще, мы, привыкшие видеть и слышать Шаляпина Мельником, Сусаниным, Греминым, Мефистофелем, Фарлафом, Доси-феем, Борисом, Грозным, Сальери, Галицким, доном Базилио, т. е. в партиях, не трактующих (кроме разве Гремина) чувств любви и страсти,-- мы увидели вулкан чувств и ураган страсти при такой силе и мощи, что, казалось, ничто не могло противостоять его воле.
   Бедная M. H. Кузнецова, которую Шаляпин буквально волочил по сцене (в келье) так, что за нее становилось страшно, наверное, долго еще чувствовала следы объятий такого Демона. Я с совершенно искренним чувством страха отступила на шаг и пропустила Шаляпина в келью к Тамаре, когда он со словами "Она моя" устремился к оберегаемому мною входу.
   Не могу передать и десятой доли того впечатления, какое произвел этот [...] спектакль. Если бы Антон Григорьевич Рубинштейн был жив и присутствовал на этом представлении, то, вероятно, признал бы, что исполнитель превзошел автора. Да не только сам Демон -- весь состав хора, оркестра и вообще все участвующие пели и играли с удвоенным, с удесятеренным вниманием и усердием.
   Такова сила, гипнотизирующая массы, сила, исходящая от гениального человека".
   

160

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227963.
   1 В это время царская армия в войне с Японией терпела катастрофические поражения. В конце 1904 г. и в начале 1905 г. царские войска были разбиты в Маньчжурии; в декабре 1904 г. пала крепость Порт-Артур.
   2 После Кровавого воскресенья 9 января 1905 г. революционная борьба в России приняла острый политический характер. От экономических стачек и стачек солидарности рабочие стали переходить к политическим стачкам и демонстрациям, а местами -- к вооруженному сопротивлению царским войскам. В ряде мест против бастовавших выступали не только царские войска, но и черносотенные банды, стремившиеся кровавым террором запугать рабочие массы.
   3 Ф. И. Шаляпин выступал в Монте-Карло, где пел впервые на французском языке партию Мефистофеля в опере "Фауст" Гуно.
   

161

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227964.
   1 Речь идет, очевидно, о бенефисе, состоявшемся 30 декабря 1905 г. в Мариинском театре ("Демон"). Этот бенефис переносился два раза в связи с болезнью артиста.
   2 А. Я. Головин и К. А. Коровин.
   3 Ливен.
   

162

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227771.
   1 Просьба Ф. И. Шаляпина была удовлетворена значительно позже -- Г. И. Никитина была принята в состав труппы Мариинского театра с 1 сентября 1907 г.
   

163

   ГЦММК, ф. 158, No 128.
   Датируется по содержанию.
   1 А. М. Горький приехал в Москву в связи с готовившейся премьерой его пьесы "Дети солнца", состоявшейся 24 октября 1905 г. в Московском Художественном театре, в разгар революционных событий.
   

164

   ГПБ, ф. А. К. Глазунова, No 1130.
   1 Вероятно, речь идет о концерте, организацию которого взял на себя Н. А. Римский-Корсаков в конце ноября 1905 г. Сбор от концерта официально предназначался "в пользу семейств нуждающихся рабочих", но на самом деле должен был поступить в пользу пострадавших от забастовок, точнее -- в забастовочный фонд, как указывает в своих "Дневниках" В. В. Ястребцев. Его запись от 23 ноября 1905 г. гласит: "Узнал, что Римского просили устроить концерт в пользу пострадавших от забастовок"; далее Ястребцев пишет: "Из-за приезда Шаляпина -- "Садко" отодвинется до января" (цитировано по рукописи, хранящейся в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии). Концерт состоялся 4 декабря 1905 г. в помещении Тенишевского училища в Петербурге. Однако среди участников его (А. Ю. Больска, И. В. Тартаков, Е. Ф. Петренко, В. С. Шаронов, М. Н. Кузнецова-Бенуа, А. В. Вержбилович, А. И. Зилоти, Ф. М. Блуменфельд и другие) имени Ф. И. Шаляпина нет. В. В. Ястребцев в записи от 4 декабря 1905 г. свидетельствует: "Артисты многое пели не по программе (о "свободе", "узниках" и "кандалах"!)". "После окончания концерта молодежь запела свою знаменитую "рабочую марсельезу" ("Вставай, поднимайся, рабочий народ") и "Варшавянку". Но Шаляпин приехал в Петербург 1 декабря 1905 г., а 4-го пел в концерте, о чем писал В. А. Теляковскому в тот же день.
   

165

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227772.
   1 По требованию В. А. Теляковского Шаляпин представил ему текст "Дубинушки", которую он исполнял 26 ноября 1905 г. в Большом театре в Москве. Текст песни приведен артистом не совсем точно. В книге Сим. Дрейдена "Музыка -- революции" (изд. 2-е) приводится запись рассказа командира грузинского отряда Кавказской боевой дружины Васо Арабидзе (отряд был активным участником баррикадных боев в декабре 1905 г. в Москве, а до этого охранял Горького на его квартире, где Шаляпин и познакомился с дружинниками): "Помню день,-- рассказывал Арабидзе,-- когда улицы Москвы были переполнены народом. В Большом театре выступал Шаляпин. Я со своими дружинниками вошли в театр и попросили Шаляпина спеть что-нибудь революционное. Он сейчас же без слов вышел на сцену и своим волшебно-чарующим голосом запел "Дубинушку"... Весь театр подхватил песню, потом она перешла на улицу и вся Москва запела "Дубинушку". Это было так грандиозно, потрясающе, что трудно забыть..." (стр. 483--485).
   Лучшая зарисовка Шаляпина, поющего "Дубинушку", принадлежит перу А. М. Горького, описавшего исполнение им этой песни в зале ресторана "Метрополь" в октябре 1905 г. на страницах своего романа "Жизнь Клима Самгина".
   

166

   Государственная Третьяковская галерея, архив В. А. Серова.
   Дата не установлена.
   1 К. А. Коровин.
   

167

   Государственная Третьяковская галерея, архив В. А. Серова.
   Дата не установлена.
   

168

   Государственная Третьяковская галерея, архив В. А. Серова.
   Датировано по содержанию.
   1 "Во время революции 1905 г,-- вспоминает дочь художника, О. В. Серова,-- Валентина Семеновна Серова организовала в Москве столовую для рабочих. Средства были очень нужны. Папа доставал деньги у всех, у кого только мог. Дали деньги и Шаляпин, и Коровин. Помню, Шаляпин дал тысячу рублей" (О. Серова, Воспоминания о моем отце Валентине Александровиче Серове, М., 1947).
   2 А. М. Горькому.
   

169

   Опубликовано в сборнике "Э. Ф. Направник", стр. 389. Как указывается в примечании, на 19 декабря 1905 г. была назначена последняя репетиция с оркестром оперы Н. А. Римского-Корсакова "Моцарт и Сальери" с участием Шаляпина. Премьера петербургской постановки оперы состоялась 21 декабря, в бенефис оркестра.
   

170

   Опубликовано в сборнике "Э. Ф. Направник", стр. 389.
   Опера "Руслан и Людмила" шла 6 января 1906 г. в бенефис артиста В. Я. Майбороды, который отмечал 25-летие работы в Мариинском театре. Шаляпин пел Фарлафа.
   

171

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227767.
   1 Речь идет о бенефисе оркестра Большого театра, в который предполагалось поставить оперу А. Бойто "Мефистофель" с участием Ф. И. Шаляпина и Л. В. Собинова. Специальное разрешение на участие Л. В. Собинова в спектакле требовалось потому, что в период 1904--1907 гг. Л. В. Собинов не возобновил контракта с Дирекцией императорских театров и выступал в Милане, а также гастролировал на частных сценах Москвы и Петербурга. Видимо, разрешение было дано, так как Л. В. Собинов, как и Ф. И. Шаляпин, участвовал в бенефисном спектакле оркестра Большого театра 8 ноября 1906 г.
   

172

   ЦГАЛИ, ф. 764, оп. 1, ед. хр. 178.
   

173

   ГЦММК. Отдел рукописей. Опубликовано Ираклием Андрониковым в книге "Я хочу рассказать вам..." (изд. второе, дополн., М., "Советский писатель", 1965) в очерке "На бланке пароходной компании". "...Вы, наверное, обратили внимание,-- пишет И. Андроников,-- что письмо Шаляпина к Горькому написано на бланке "Гамбургско-Южноамериканского пароходного общества". Обратила внимание, читая первое издание этой книги, и Кира Петровна Постникова. Увидев фирменный бланк с флажком, она вспомнила про письма Ф. И. Шаляпина к ее отцу -- Петру Ивановичу Постникову; одно из них было писано на таком точно бланке. Достав их и порадовавшись тому, что они у нее целы, Кира Петровна решила передать письма мне. И как только она выполнила это свое намерение, я их обнародовал по телевидению -- как раз в те дни исполнялось девяносто лет со дня рождения Ф. И. Шаляпина. А теперь включаю их в книгу,-- очень уж они хороши, эти письма, остроумны, талантливы и широко раскрывают могучий образ Шаляпина, неповторимого даже в своем литературном стиле. Для того чтобы все в них оказалось понятным, надобно знать, что была в начале нашего века в Москве, на Большой Дмитровке, лечебница Петра Ивановича Постникова -- хирурга великолепного и добрейшей души человека. Говорю это не с чужих слов, не понаслышке: в мои молодые годы я сам знал его -- Петр Иванович умер в 1936 году. А в 1906-м в его лечебнице по случаю воспаления в гайморовой полости лежал Федор Иванович Шаляпин. Операцию делал Постников. Чтобы не портить лицо великого артиста, не оставлять на шеке шрам, хотя бы и небольшой, Постников применил новый в ту пору способ и щеку резать не стал. Лежа в лечебнице, Шаляпин сдружился не только с самим Петром Ивановичем и женой его Ольгой Петровной, но и с другими врачами и с фельдшерицами, получившими от него общее прозвище -- "Братия". Это были почитатели таланта Шаляпина, не пропускавшие его спектаклей, а одна из фельдшериц, Р. В. Калмыкова, в 1908 году даже ездила в Париж, чтобы присутствовать на тех самых спектаклях Русской оперы С. П. Дягилева, в которых участвовал Ф. И. Шаляпин: надо же было послушать его в "Борисе". В настоящее время уже никого из этой шаляпинской "братии" нет".
   

174

   Письмо хранится в архиве В. Н. Римского-Корсакова.
   1 В хронографе жизни Н. А. Римского-Корсакова (Н. А. Римский-Корсаков, Летопись моей музыкальной жизни) в записи от 26 ноября говорится:
   "На вечере у Римских-Корсаковых Ф. И. Шаляпин "пел на все голоса и басом, и баритоном, и тенором, и сопрано" (В. В. Ястребцев, Воспоминания). Им были исполнены две первые картины 1-го действия и сцена со статуей из 2-го действия "Каменного гостя" Даргомыжского, весь "Моцарт и Сальери" и романс Мусоргского "По грибы". Аккомпанировал Ф. М. Блуменфельд. Шаляпин настойчиво убеждал Римского-Корсакова написать оперу на сюжет "Царя Эдипа" Софокла и, чтобы увлечь Николая Андреевича этой задачей, обещал ему прочесть трагедию на одном из его музыкальных вечеров". Чтение "Царя Эдипа" было назначено на 5 февраля 1907 г., однако, как это видно из письма, по болезни Ф. И. Шаляпина не состоялось. Видимо, ему так и не удалось выполнить свое обещание.
   

175

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 227769.
   1 Ходатайство Ф. И. Шаляпина о принятии И. Г. Дворищина в артисты хора императорских театров не было удовлетворено. И. Г. Дворищин начал работать на сцене бывш. Mapиинекого театра только после Октябрьской революции.
   

176

   ЦГАЛИ, ф. 764, оп. 1, ед. хр. 178.
   

177

   Опубликовано в сборнике "Леонид Витальевич Собинов", т. 2, стр. 93.
   

178

   Опубликовано в сборнике "Э. Ф. Направник", стр. 392--393.
   1 21 сентября 1907 г. в Мариинском театре состоялся 50-летний юбилей режиссера театра А. Я. Морозова, которого Шаляпин знал еще с 1895 г. Была поставлена опера "Юдифь" с Н. С. Ермоленко-Южиной в заглавной роли.
   2 Шаляпин хотел, чтобы Направник изменил темпы. Направник не согласился, а по окончании репетиции уехал, не сказав ни слове и тем самым выразив свое неудовольствие в адрес Шаляпина.
   

179

   ЦГАЛИ, ф. 925, оп. 1, ед. хр. 98. Датируется по фразам: "Альпы перешли. Париж покорен",-- которые могут относиться только к первому выступлению Шаляпина в Париже: 19 [6] мая 1908 г. состоялось открытие сезона Русской оперы (антреприза С. П. Дягилева) в театре Grand Opéra "Борисом Годуновым" М. П. Мусоргского с Шаляпиным в заглавной роли, а также по приписке M. M. Чупрынникова, который принимал участие в первом сезоне Русской оперы, исполнял в "Борисе Годунове" партию Юродивого. Видимо, по ошибке письмо датировано самим Шаляпиным 1909 годом.
   

180--181

   Опубликованы И. Л. Андрониковым в книге "Я хочу рассказать вам..." Первое письмо не датировано. Оно написано на бланке гостиницы "Гранд Отель" на Бульваре Капуцинок в Париже. По содержанию нетрудно установить, что оно отправлено из Парижа с "милейшей Раисой Васильевной" -- фельдшерицей лечебницы Постникова Калмыковой -- в мае 1908 г., в те дни, когда Шаляпин потрясал парижан исполнением партии Бориса Годунова в опере Мусоргского.
   

182

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 81.
   1 Шаляпин участвовал в концерте, который состоялся 13 декабря 1908 г. в Большом зале Московской консерватории под управлением Э. А. Купера. Газета "Русское слово" на следующий день писала: "Вчерашнее симфоническое собрание музыкального общества привлекло невероятное количество публики. Зрительный зал консерватории был заполнен до последнего места. Так как "ненумерованной" публики в консерватории, как, например, в Благородном собрании, не бывает, то такая публика, состоящая здесь исключительно из воспитанников консерватории, запрудила все проходы, толпилась у всех входов в зал и ложи в боковых коридорах. Картина для симфонических собраний совершенно необычная. Такой интерес к концерту должен быть объяснен участием Ф. И. Шаляпина".
   

183

   Перепечатано из книги: В. Д. Корганов, Статьи, воспоминания, путевые заметки.
   

184

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 Речь идет о первой постановке "Бориса Годунова" в миланском театре "Ла Скала".
   

185

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   

186

   ЦГАЛИ, ф. 925, оп. 1, ед. хр. 98.
   

187

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   Датируется по словам "за пятнадцать лет нашей дружбы". Шаляпин познакомился с М. Ф. Волькенштейном в 1895 г.
   1 Очевидно, одному из братьев Стюарт. - И. Г. Дворищин.
   

188

   Из архива писателя Н. Д. Телешова.
   1 Стихотворение Шаляпина в неизмененном виде опубликовано в сборнике "Друкарь", вышедшем в начале 1910 г.
   

189

   ЦГАЛИ, ф. 167, оп. 1, ед. хр. 46.
   1 Об исполнении этого произведения М. М. Ипполитова-Иванова Шаляпиным сведений нет.
   

190

   Датируется по содержанию.
   1 Шаляпин готовился впервые выступить в опере Массне "Дон Кихот", премьера которой состоялась в Монте-Карло 19 [6] февраля 1910 г.
   

191

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   Датируется по содержанию и по сопоставлению с предшествующим и со следующим письмом.
   1 Оперу Ж. Массне "Дон Кихот", написанную им для Ф. И. Шаляпина и впервые поставленную с его участием в Монте-Карло.
   

192

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 Премьера "Дон Кихота" Ж. Массне состоялась в Монте-Карло 19 [6] февраля 1910 г. Спектакль был широко освещен в иностранной прессе. Корреспондент "Berliner Tageblatt" писал: "...Итак, и ты, знаменитый рыцарь печального образа, не избежал участи всех знаменитых героев литературы. И ты совершил свой въезд на сцену! Вспоминая судьбу некоторых из его предшественников на этом пути, чувствуешь невольную боль в сердце. Но нашелся большой художник -- Шаляпин, создавший на наших глазах образ, несравненный по величине и цельности, образ, выявивший энтузиазм зрителей от начала до конца..." (рецензия полностью перепечатана в "Биржевых ведомостях", вечерний выпуск, 10 февраля 1910г.).
   

193

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   

194

   ГЦММК, ф. 52, No 958.
   1 С. Н. Василенко в своих воспоминаниях указывает, что в противоположность другим оперным певцам того времени Шаляпин стал выступать в больших концертах "исключительно один и с почти никогда не исполняемыми романсами. Он пел целые циклы и песни с такой отделкой и вдохновением, что вполне подтвердил мнение, уж не помню какого композитора, что романс есть миниатюрная опера. [...] Из сочинений молодых композиторов того времени он охотно пел "К родине" Сахновского и мои две поэмы: "Вихрь" и "Вдова" (С. Н. Василенко, Страницы воспоминаний, М., 1948, стр. 154).
   

195

   ГЦММК, ф. 6, No 427.
   Открытка, адресованная в канцелярию генерал-губернатора Варшавы.
   1 До 12 сентября Шаляпин концертировал в Варшаве, где и познакомился с А. В. Затаевичем. "Обозрение театров" от 12 сентября 1910 г. сообщало: "...состоявшийся на днях в Филармонии концерт Ф. И. Шаляпина в Варшаве прошел с блестящим успехом. По настоятельным требованиям публики Ф. И. спел сверх программы десять номеров на бис. Когда публика стала энергично требовать исполнения баллады из оперы "Фауст", Ф. И. Шаляпин воскликнул с эстрады: "Я считаю нужным петь только то, что мне нравится!"
   

196

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 Речь идет о поднявшейся шумихе в связи с инцидентом, происшедшим между Ф. И. Шаляпиным и дирижером У. И. Авранеком 6 октября 1910 г. во время гастрольного спектакля Шаляпина "Русалка" в Большом театре.
   2 Премьера этой оперы Ж. Массне с участием Шаляпина состоялась в Большом театре 12 ноября 1910 г. 14 ноября Ю. Д. Энгель писал в "Русских ведомостях": "...Массне как будто знает, что надо сделать с Дон Кихотом и Санчо Пансой, чтобы вдохнуть дух живой в эти поверхностно набросанные, исковерканные фигуры либреттиста, но не может. И когда пробует, то скользит и большей частью падает. Но падает как настоящий Массне -- ловко и элегантно, так что не всегда и приметишь. Особенно, если толкователем является такой певец, как Шаляпин. [...] Сценическая постановка под руководством гг. Шаляпина и Шкафера и оркестровое исполнение под управлением г. Купера вызывают живые симпатии".
   

197

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 225885
   

198

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   

199

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   

200

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   

201

   ЛГТМ, ГИК No 11 801/.
   

202

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 225922.
   

203

   ГБЛ. Отдел рукописей.
   1 Выдающийся русский историк В. О. Ключевский скончался 70 лет в 1911 г.
   

204

   ГПБ. Отдел рукописей.
   Опубликовано в журнале "Огонек", 1965, No 47, стр. 16.
   1 Письмо это написано до встречи Шаляпина с Горьким после инцидента с "коленопреклонением", поэтому пронизано ощутимой тревогой, так как Шаляпин еще не знал, как Горький отнесется к этому факту.
   

205

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 225921.
   1 Шаляпин был на Капри у А. М. Горького с 27 августа по 11 сентября 1911 г.
   2 "Хованщина" по инициативе Шаляпина предназначалась к первой постановке на императорской сцене в Петербурге в сезоне 1911/12 г.
   

206

   Шаляпин всегда оставался верен памяти В А. Серова, хотя после истории с "коленопреклонением" их отношения были прерваны.
   "В 1912 году, в первую годовщину папиной смерти,-- вспоминала дочь В. А. Серова,-- в Петербурге, в церкви Академии художеств, служили по папе панихиду. Федор Иванович пришел в церковь, встал на клирос и пел с хором до конца службы.
   В том же году в Москве в Обществе любителей художеств был вечер, посвященный папиной памяти. Было много речей. Коровин сказал, что в Серове художники утратили честного и непреклонного защитника их достоинств. Репин произнес страстную, бурную речь, полную любви и восхищения, которую закончил так: "Серов сказал бы: "Хм, хм", и в этих "хм, хм" было бы больше смысла, чем во всех сказанных мною словах". Приехал Шаляпин. В публике начался все более и более усиливающийся гул, всем хотелось увидеть Шаляпина. Последние слова Репина слушали уже плохо. После Репина вышел Шаляпин. Речь свою он начал словами: "Серов был великий молчальник, кратки были его слова и длин-н-о было его молчание..." (О. Серова, Воспоминания о моем отце Валентине Александровиче Серове, стр. 63). Вечер памяти В. А. Серова, по сообщению газеты "Голос Москвы" (от 22 декабря 1912 г.), состоялся 21 декабря 1912 г.
   

207

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 224959. Первые выступления Ф. И. Шаляпина в Москве после январской истории 1911 г. принесли ему тяжелые переживания из-за недоброжелательной атмосферы, встретившей его в Большом театре. Результатом этого и было настоящее письмо. Однако Шаляпин не покинул императорскую сцену, в чем значительную роль сыграла поддержка, оказанная ему В. А. Теляковским.
   

208

   Музей Большого театра.
   

209

   Опубликовано в журнале "Ленинград", 1945, No 13--14, в статье Ник. Никитина "В. Н. Давыдов". Датируется по содержанию: 2 декабря 1912 г. был назначен концерт Шаляпина, который не состоялся из-за болезни артиста.
   

210

   ЛГТМ, ГИК 12023/28.
   Датируется по содержанию: в 1912 г. А. Я. Головин писал портрет Шаляпина в роли Бориса Годунова. Портрет находится сейчас в Государственном Русском музее.
   

211

   ГЦТМ, фонд В. А. Теляковского, No 226078.
   

212

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   Датируется по фразе: "...в две недели, что я в Лондоне, пропел уже семь спектаклей". Седьмой спектакль Шаляпина в Лондоне состоялся 8 июля [25 июня] 1913 г. Шел "Иван Грозный" ("Псковитянка") Н. А. Римского-Корсакова. 213 "Из архивов русских музыкантов", стр. 81. В примечаниях указывается, что дата письма приводится ориентировочно, по репертуару Большого и Мариинского театра за сезоны 1912/13, 1913/14 гг.
   1 16 мая 1913 г. исполнялось 50 лет со дня первой постановки оперы "Юдифь" А. Н. Серова в Петербурге на сцене Мариинского театра. Эту дату В. С. Серова, по-видимому, предполагала отметить постановкой "Рогнеды". В связи с этим она, вероятно, обратилась к Шаляпину с просьбой (письмо ее не сохранилось) не только участвовать в "юбилейном спектакле", но и содействовать ей в хлопотах перед Дирекцией императорских театров о постановке оперы. Поставлена была все же первая опера Серова -- "Юдифь" -- 21 января 1914 г. Партию Олоферна исполнил Шаляпин. Чистый сбор от этого спектакля в сумме 8000 рублей был, с согласия Шаляпина, передан на постройку первого в России образцового Хорового Дома имени А. Н. Серова в деревне Сябринцы Новгородской губернии, где вдова композитора в течение многих лет проводила большую просветительную работу среди крестьян, организовывая деревенские хоры, ставя оперные отрывки с участием артистов столичных театров, а также крестьян. В еженедельнике "Музыка" (1914, 8 марта, стр. 221) помещено письмо В. С. Серовой по этому поводу.

"К ВОПРОСУ О ХОРОВОМ ДОМЕ ИМЕНИ А. Н. СЕРОВА

(Письмо в редакцию)

   Как известно, 21 января была дана опера "Юдифь" А. Н. Серова в Мариинском театре; весь сбор со спектакля был предназначен, с Высочайшего разрешения, на устройство образцового Хорового дома имени композитора в деревне Сябринцы, Новгородской губернии. Все средства, которыми я пока располагаю для этой цели, следующие: Сбор с юбилейного спектакля . . 5023 р. Пожертвование гонорара
   Ф. И. Шаляпина 2000 р.
   От продажи моего портрета в Третьяковскую галерею 500 р.
   Мой гонорар за напечатание "Воспоминаний" 1000 р.
   Частные пожертвования 150 р.
   Всего -- 8673 р.
   Переговоры с новгородским земством (которому будет принадлежать здание) о его денежном участии еще "пока не оформились окончательно.
   Сочувствие новой идее ярко выразилось в нашем обществе: уже обратились ко мне с просьбой устроить второй Хоровой дом в той же Новгородской губернии. СПб-ские известные архитекторы любезно отозвались на мое предложение составить комитет для выработки проекта здания. В настоящее время они готовят рисунки, которые на днях представят на обсуждение в комитет.
   В заключение позволяю себе выразить мою глубокую признательность Ф. И. Шаляпину и А. Б. Хессину за их энергичное содействие этому делу: без их инициативы Хоровому дому не увидать бы света божьего!

В. Серова"

   Строительство Дома было прервано началом первой мировой войны.
   

214

   Музей Большого театра.
   

215

   Предоставлено для публикации в двухтомнике "Ф. И. Шаляпин" (М., "Искусство", 1957) Е. П. Пешковой.
   Очевидно, написано в апреле 1914 г., перед отъездом Ф. И. Шаляпина на гастроли в Лондон (второй сезон Русской оперы).
   

216

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 15 [2] июля шел "Борис Годунов".
   2 Сезон Русской оперы в Лондоне закрылся 24 [11] июля спектаклем "Борис Годунов".
   

217

   ЛГТМ, ГИК 12023/29.
   На большом листе линованой бумаги с какими-то реестровыми цифрами, явно откуда-то вырванном, без обращения, первая надпись сделана рукой Шаляпина. Вторая запись сделана Ю. В. Корвин-Круковским. На обратной стороне листа рукой А. М. Горького сделана третья запись. По-видимому, это послание посвящено статье М. В. Дальского "Современный театр и его задачи", в которой он весьма увлеченно писал о высоком назначении театра (машинописная копия статьи хранится в Ленинградском государственном театральном музее).
   

218

   ЦГАЛИ, ф. 764, оп. 1, ед. хр. 178.
   1 Частная опера С. И. Зимина давала спектакли в театре Солодовникова, где в свое время играла Русская частная опера Мамонтова.
   2 Гастроли Ф. И. Шаляпина в опере С. И. Зимина начались 23 ноября 1915 г. спектаклем "Жизнь за царя". Это был юбилейный сезон Ф. И. Шаляпина -- артист отмечал 25-летие своей сценической деятельности. Гастролям Шаляпина в опере Зимина предшествовали его выступления в Большом театре, начавшиеся 24 сентября спектаклем "Хованщина". Несмотря на то, что по желанию артиста в связи с военным временем юбилей официально не отмечался, первый спектакль Шаляпина приобрел торжественный характер. Были зачитаны многочисленные приветствия, в том числе адрес от Художественного театра, в котором говорилось: "Художественный театр шлет Вам самый искренний, самый горячий привет. Посланные всем нам в эти трудные дни испытания за честь и славу родины не только не заслоняют наших чувств к великому артисту, но еще согревают их, потому что истинная любовь к родине питается гордостью всем тем, что отмечено ее гением. Преклоняясь перед талантами, какими одарил Вас гений России, мы несем Вам и чувства благодарности за огромный, настойчивый 25-летний труд для процветания русского искусства.

Немирович-Данченко,
Станиславский"

   С такой же торжественностью прошел и первый спектакль Шаляпина в опере Зимина. "После сцены в лесу Ф. И. Шаляпина чествовала зиминская труппа... при открытом занавесе. На приветствия труппы и общие овации зала Шаляпин отвечал коротенькой речью. Во время своей ответной речи Ф. И. Шаляпин между прочим заявил, что очень бы хотел "обнять и поцеловать" С. И. Мамонтова, бывшего в это время в зале. Тот появился на сцене, артист встретил его аплодисментами и несколько раз обнял под рукоплескания переполненной залы" ("Русские ведомости").
   

219

   ЛГТМ, ГИК No 11801/11.
   

220

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 В спектакле 30 августа 1915 г. Сусанина пел А. И. Мозжухин.
   

221

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 Ф. И. Шаляпин снимался в "Псковитянке" (по драме Л. А. Мея), вышедшей на экран под названием "Царь Иван Васильевич Грозный" ("Дочь Пскова"). После закрытого просмотра фильма в Москве в "Рампе и жизни" за 1915 г., No 43, была опубликована восторженная заметка "Шаляпин на экране": "16 октября 1915 г. в 2 часа дня в электротеатре "Фатум" собрались друзья и враги синематографа: друзья пришли потому, что происходила демонстрация новой фильмы, враги -- потому, что в этой фильме главную роль исполняет Шаляпин... Друзья были уверены, что картина с Шаляпиным будет интереснее даже, чем "Quo vadis" и "Юлий Цезарь". Противники кино надеялись, что даже Шаляпин не сделает "немого" красноречивым. Синематографическая инсценировка "Псковитянки" с Шаляпиным--Грозным превратила врагов в друзей, а друзей в обожателей.
   Старый предрассудок, что для синематографа достаточно таращить глаза, хвататься за голову и трагически оскаливать зубы, рассеялся, как ночи мрак при ярких лучах восходящего солнца.
   16 октября взошло и зажглось всеми своими искрометными лучами новое солнце экрана -- Шаляпин. Говорить о том, как играет Грозного "немой Шаляпин",-- это значит повторять все те слова, которые были сказаны о Шаляпине, играющем и поющем грозного царя. На экране ярко отразились и хищная злоба ехидны, готовой растерзать "ненавистных крамольников", и царственная мощь покорителя Казани и псковской вольницы, и великая скорбь отца, невольного убийцы любимой дочери, "плода юношеской любви". Поставлена картина и пышно, и богато, и с несомненным вкусом, делающим честь режиссеру г. Иванову-Гаю, который оказался хорошим выполнителем шаляпинского замысла. Прекрасны не только те части картины, в которых участвует великий артист, но и массовые сцены, которым отведено в этой фильме большое место. 16 октября 1915 г. является началом новой эры в немом царстве победоносного кино, в этот день венчали на киноцарство Ф. И. Шаляпина". Автор явно преувеличивает успех Шаляпина в немом кино. Сам артист не был удовлетворен тем, что он увидел с экрана. Однако надо отметить, что некоторые драматические эпизоды, особенно сцену над мертвой Ольгой и последний уход Грозного, Шаляпин исполнял с большой силой трагического темперамента и психологической выразительности. 2 Напуганные поражением русской армии на германском фронте и ростом революционного движения буржуазные фракции, чтобы предотвратить надвигавшуюся революцию, создали в августе 1915 г. тайный "Прогрессивный блок". Ленин назвал его либерально-октябристским блоком для соглашения с царем на основе программы реформ и мобилизации промышленности для победы над Германией. Главной программой блока было создание "правительства доверия", ответственного перед царем и состоящего из популярных в буржуазных кругах лиц. Однако царизм не пошел на эту уступку. В связи с резким усилением оппозиционных настроений среди буржуазных фракций 3 сентября 1915 г. Государственная дума была распущена до февраля 1916 г.
   

222

   ГТЦМ, фонд В. А. Теляковского, No 226244. Датируется на основании письма К. А. Коровина к Ф. И. Шаляпину от 11 декабря 1915 г. Это письмо Ф. И. Шаляпина показывает, насколько неправ К. А. Коровин, который в своих воспоминаниях ("Шаляпин. Встречи и совместная жизнь") не упускает случая, чтобы не подчеркнуть эгоизм и скупость своего друга. Между тем известно немало случаев, когда Ф. И. Шаляпин вполне бескорыстно помогал знакомым и незнакомым людям. Однако он не любил это афишировать, вследствие чего иногда возникали недоразумения. Так, например, С. В. Рахманинов, принимавший горячее участие в судьбе талантливого, тяжело больного композитора B. С. Калинникова, запросил его, получил ли он 200 рублей от Ф. И. Шаляпина. Тот ответил отрицательно. Оказалось, что Шаляпин, узнав о тяжелом материальном положении больного композитора, передал для него C. Н. Кругликову 200 рублей с условием не называть его имени. С. Н. Кругликов выполнил это поручение весьма пунктуально, что, видимо, привело потом к недоразумению. В. С. Калинников в письме от 1 ноября 1900 г. пытается успокоить Кругликова: "Сделаю все, чтобы никакая гнусная сплетня не коснулась Вашего дорогого для меня, доброго имени. Завтра же напишу Шаляпину, выясню ему недоразумение и поблагодарю за те 200 р., которые, как оказывается, были Вами мне высланы без упоминания имени жертвователя, по его же об этом просьбе. Рахманинову я тоже напишу в этом смысле, и я уверен, что вся история этим кончится".
   Сохранилось письмо к Ф. И. Шаляпину одного его старого сослуживца валторниста А. Н.
   Арсентьева, который вспоминает о том, что Шаляпин посылал деньги В. С. Калинникову из Баку (очевидно, во время концертной поездки в 1899 г.). Имеется письмо Ф. И. Шаляпина к С. Н. Кругликову от 21 января 1904 г., в котором артист просит передать жене критика для больного композитора прилагаемые 200 рублей, прибавляя при этом: "И покорнейше прошу Вас по возможности не придавать этому обстоятельству торжественного случая, т. е. не печатать ни в газетах и не говорить никому. Верьте мне, что я крайне счастлив, что могу помочь славному делу..." (ГЦТМ, фонд Ф. И. Шаляпина, No 194752). В архиве И. Ф. Шаляпиной хранится много писем от разных лиц с просьбой оказать материальную поддержку их семьям или каким-либо общественным начинаниям, и есть все основания думать, что ни не остались без ответа. Любопытно, что на 25-летнем юбилее Ф. И. Шаляпина, по сообщению "Русских ведомостей" (1915, 27 сентября), от коллектива Московского Художественного театра артисту было поднесено 500 рублей на благотворительные цели по era собственному усмотрению. Это говорит о том, что в артистической среде была известна благотворительная деятельность Шаляпина..
   

223

   ЦГАЛИ, ф. 1037, оп. 1, ед. хр. 14.
   1 Ф. И. Шаляпин в это время работал с А. М. Горьким над своей автобиографией, опубликованной затем под названием "Страницы из: моей жизни".
   

224

   ГЦММК. Отдел рукописей.
   

225

   ГПБ. Отдел рукописей, фонд А. К. Глазунова, ИЗО.
   

226, 227

   ЦГАЛИ, ф. 764, оп. 1, ед. хр. 178.
   

228

   Хранится у вдовы Н. Н. Хвостова П. И. Хвостовой.
   1 Е. М. Бебутова -- художник MX AT, член художественной и театральной секции Художественно-просветительной комиссии при Совете рабочих депутатов -- была командирована с заданием в Севастополь. Она вспоминает: "В это время приехавший в Севастополь Шаляпин давал вечером концерт на Приморском бульваре, и я не могла отказать себе в удовольствии его послушать. Тем более что концерт был необычайный. Шаляпин написал революционный гимн и, собрав большую группу черноморских матросов-украинцев с великолепными голосами, сам одетый матросом, вышел с громадным алым знаменем. Он запевал, хор подхватывал, и эта мощная волна легко неслась над морем и сливалась с плеском морских волн. Он буквально поднял всех на ноги своим вдохновенным творчеством. Второе отделение концерта Шаляпин начал "Мельником" Шуберта ("В путь". -- Ред.). Будучи прежде всего большим художником, придавая огромное значение внешнему восприятию, он изменил свой облик, перед нами была высокая фигура в черном фраке, очаровывающая толпу превосходным голосом. Пел легко, свободно и щедро. Народ стоял стеной, в большинстве матросы Черноморского флота, и мне с трудом удалось прорваться к нему в антракте, чтобы по старому знакомству выразить свое восхищение его талантом" (Сб. "Из истории строительства советской культуры", М., 1964, стр. 287). Очевидно, это выступление Шаляпина сыграло определенную роль в том, что революционные черноморцы оказали содействие семье Шаляпина при ее отъезде из Ялты. Киевская "Рабочая газета" 26 сентября 1965 г. писала: "В январе 1918 года в Крыму назревали военные события. Семье Шаляпина надо было уехать из Ялты в Москву. Черноморцы дали документы, требующие "оказать возможное содействие при переезде семье артиста Ф. И. Шаляпина". Председатель полкового комитета, член штаба революционного отряда написал в мандате: "Товарищи! Не беспокойте обысками и возьмите под свою охрану семью и детей нашей гордости России -- Шаляпина".
   

229

   ЛГТМ. Публикуется по копии, сделанной В. Г. Вальтером, секретарем художественного совета бывш. Мариинского театра. Письмо Шаляпина к И. В. Экскузовичу написано под непосредственным впечатлением от посещения его делегацией рабочих и других представителей Мариинского театра, возглавляемой Экскузовичем. Делегация явилась к Шаляпину с просьбой вернуться снова в Мариинский театр, из которого он ушел в период Временного правительства.
   

230

   ГЦТМ, ф. 154, No 168694/357, л. 26.
   1 Письмо Шаляпина Е. К. Малиновской написано на следующий день после его юбилейного спектакля, посвященного 25-летию со дня дебюта артиста на сцене Мариинского театра. Поставлен был "Демон".
   2 В постановлении наркома по просвещению А. В. Луначарского об утверждении состава директории (дирекции) Большого театра от 9 апреля 1919 г. в пункте 3-м говорится: "Утвердить выбранных уже от солистов оперы Л. В. Собинова (заместителем до его приезда Н. С. Голованова), от солистов балета -- В. Д. Тихомирова, от оркестра -- Ф. И. Шаляпина. [...] 4. Предложить оркестру выбрать заместителя на время отсутствия Ф. И. Шаляпина..." (Сб. "Советский театр. Документы и материалы. Русский советский театр. 1917--1921", Л., "Искусство", 1968, стр. 89).
   

231

   ГЦММК, ф. 2926, No 408.
   Шаляпин с 8 июня по 7 августа 1920 г. выступал на сцене Зеркального театра в саду "Эрмитаж".
   1 В отделе рукописей ГЦММК (ф 2926, No 409) имеется еще одна записка Шаляпина к П. М. Лейбовичу без даты: "Многоуважаемый Павел Матвеевич! К великому сожалению моему, сегодня билетов предоставить Вам не смогу, так как все уже давно распроданы, а приставных стульев ставить не позволяет нам пожарная инспекция. Однако могу предложить Вам проехать со мной в театр -- я употреблю все силы, чтобы Вас так или иначе устроить. Если Вы против этого ничего не имеете, прошу Вас заехать на машине без 1/4 шесть час. сегодня вечером. Привет. Ф. Шаляпин".
   

232

   Музей Большого театра.
   

233

   Аналогичный текст письма за подписью Ф. И. Шаляпина был опубликован в газете "Жизнь искусства" от 9--14 августа 1921 г.; весь номер которой был посвящен призыву организовать помощь голодающим.
   

234

   ЦГАЛИ, ф. 764, оп. 1, ед. хр. 178.
   1 С 1922 г. С. И. Зимин снова возглавил оперную труппу в помещении Солодовниковского театра, которое в 1924 г. было передано Большому театру, став его филиалом (поначалу назывался Экспериментальным театром).
   

235, 236

   Публикуются по фотокопиям, сделанным с оригиналов, находящихся в архиве И. С. Паторжинского.
   1 Б. М. Филиппов в своих воспоминаниях описывает последний день, проведенный Шаляпиным в Петрограде, и его отъезд (Б. Фи-липпов, Актеры без грима, М., 1967, стр. 174--175).
   

237

   ЛГТМ, ГИК No 11801/4.
   1 Белоэмигрантская газета кадетского направления. - Очевидно, имеется в виду Демьян Бедный, с которым Шаляпин был в дружеских отношениях.
   

238

   Оригинал хранится в частном архиве.
   1 H. H. Хвостов уехал к Шаляпину за границу в конце сентября 1922 г.
   

239

   Предоставлено для публикации в первом издании двухтомника "Ф. И. Шаляпин" Е. П. Пешковой.
   

240

   Хранится у вдовы H. H. Хвостова П. И. Хвостовой. Конец письма утерян.
   

241

   ЛГТМ, ГИКNo 11801/5.
   1 "Жизнь искусства" (1924, No 12) под заголовком "Правда об инциденте с Шаляпиным в Америке" пишет: "Редакцией "Жизнь искусства" получен номер нью-йоркской "Вечерней газеты" ("Evening Journal") от 21 января с. г., где под заголовком "Шаляпин и Спадони" помещена следующая статья: "Дюжины американских и итальянских газет сообщили о бурном столкновении между Шаляпиным и Спадони. Под конец это столкновение было переделано в борьбу между русским и итальянским искусством. На родине Спадони указывалось даже, что он заслуживает памятника или, по меньшей мере, мраморной таблицы, ибо, говорили, он нанес удар Шаляпину в защиту итальянской музыки. В действительности же произошло следующее. Шаляпин репетировал "Бориса" в оперном театре в Чикаго. Спадони руководил репетицией. Все были в обыкновенных костюмах. Шаляпин, исполняя роль Бориса, хватает Шуйского за горло и бросает его на землю. Шаляпин показывал, как, по его мысли, должна исполняться эта сцена. Вслед за этим некоторые лица, полагая, что они видели действительную схватку между итальянскими и русскими актерами, выбежали и сообщили о ней газетам. Так мышь родила гору, а репетиция без костюмов превратилась в жестокое побоище между русскими и итальянскими артистами. Наша газета помещает в оригинале на итальянском языке письмо, написанное Спадони Шаляпину:
   "Чикаго, 10 ноября 1923 г.
   Дорогой синьор Шаляпин! С величайшим удивлением я узнал о помещенной в газетах злостной лжи, где мне приписывается отвратительная позиция в отношении Вас. Я итальянец и, как все мои соотечественники, воспитан чтить искусство; кроме того, как джентльмен, я никогда бы и не подумал даже занять в отношении Вас, бессмертный артист, столь гнусную позицию, какую приписали мне американские газеты, информированные какими-то недобросовестными журналистами. Примите уверения в моем совершеннейшем уважении и преданности.

Джакомо Спадони.

   P. S. Я рад добавить, что если Вам угодно, я уполномочиваю Вас поместить в печати означенное мое заявление".
   

242

   Перепечатано из книги: В. Д. Корганов, Статьи, воспоминания, путевые заметки. В. Д. Корганов в своих воспоминаниях писал: "Летом 1924, находясь в Париже, я прочел в газетах о предстоящем приезде Шаляпина из Америки и об его выступлениях в Grand Opéra, где уже подготовляли "Бориса Годунова" и "Хованщину". Хотелось повидать его на сцене и вне сцены. [...] Я послал ему записку о своем намерении, адресовав ее в Grand Opéra. Дня через два я получил ответ из какого-то приморского местечка... [...] На последнее письмо его я не отозвался и к нему не пошел. Меня остановило опасение, что артист примет меня как нуждающегося просителя..."
   

243

   ЛГТМ.
   1 И. В. Экскузович, бывший муж Коваленко.
   

244

   ЦГАЛИ, ф. 2004, оп. 1, ед. хр. 15.
   

245

   

246

   ЛГТМ, ГИК 11001/7.
   1 Имеется в виду сцена в корчме из "Бориса Годунова", в которой Шаляпин часто пел Варлаама вместе с И. Г. Дворищиным -- Мисаилом.
   

247, 248

   ЛГТМ, ГИК No 11801/4 и No 11801/За.
   

249

   Опубликовано в статье А. Ротатаева к 90-летию со дня рождения Ф. И. Шаляпина.
   

250

   ГЦММК, ф. 250, No 332.
   1 Этот проект осуществлен не был.
   

251

   ЛГТМ, ГИК No 11801/8.
   Открытка, марка австралийская. Получено в Ленинграде 1 октября 1926 г.
   

252

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 82.
   1 По сведениям, полученным от жены художника Н. П. Крымова, Шаляпин просил его прислать ему картины, но Крымов не выполнил эту просьбу.
   

253

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 83.
   1 Л. Я. Нелидова-Фивейская прислала Шаляпину в подарок первый сборник своих стихов "Подснежники", вышедший в Нью-Йорке в 1927 г.
   

254

   Музей Большого театра.
   

255

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 83.
   

256

   "Из архивов русских музыкантов", стр. 83.
   1 Известно, что всем русским поэтам Шаляпин предпочитал Пушкина, героев которого он столь талантливо воплотил на оперной сцене. Он мечтал создать образ Пушкина в прологе к "Алеко" с тем, чтобы музыку к нему написал С. В. Рахманинов. Об этом пишет в своих воспоминаниях Л. Я. Нелидова-Фивейская: "...Шаляпин открыл мне тайну своей заветной мечты. Постараюсь передать в точности его слова: "Вот вы любите и чувствуете Пушкина... Я тоже люблю его. Моими лучшими ролями были его герои; их я воплощал в жизнь. Мы вместе с Пушкиным создали Бориса Годунова, Мельника и т. д. Я мечтал спеть Германа, хотя это теноровая партия, но поверьте,-- это было бы моим лучшим созданием! Как я его чувствую, как он близок мне! Как гениально выражен он в музыке Чайковского! Но я всегда натыкался на каменную стену человеческой косности и рутины, о которые зря ломал свои копья... Идеи, которыми я горел, казались этим рутинерам бредом сумасшедшего!.. Моего крылатого Пегаса они хотели бы превратить в смиренную водовозную клячу... Теперь же,-- продолжал Шаляпин, как-то искоса, недоверчиво взглянув на меня, как будто угадав промелькнувшее во мне сомнение,-- не думайте, что я сошел с ума, но моя последняя мечта зависит от вас!.. Эту мечту я вынашивал годами!.. Слушайте: через два года исполняется столетие со дня гибели Пушкина. Конечно, это будет отмечено во всем мире, где только существуют люди духа и мысли... Я по-своему хочу отметить эту дату, соединив ее с 45-летием моего служения оперной сцене... И этот двойной юбилей будет моим последним выступлением в опере... Это будет мое прощание со сценой, с публикой, с театром... Я хочу спеть самого Пушкина. И после этого уйти на покой... [...] Вы, конечно, знаете оперу Рахманинова "Алеко"? Знаете, что в Алеко Пушкин вывел самого себя? Между тем из либретто оперы этого не видно. Оперный Алеко -- тип неестественный и неприятный, поэтому и опера не имеет успеха. А ведь музыка Сергея Васильевича замечательная! Но если бы к этой опере написать пролог, из которого публика поняла бы, что такое представляет из себя Алеко, почему не нашел он себе применения в обществе и что заставило его уйти к простым цыганам,-- то эта опера сделалась бы такой же любимой, как и все оперы на пушкинские сюжеты! Зная ваш поэтический стиль -- музыкальный и родственный Пушкину,-- я обращаюсь с этой просьбой именно к вам!" (Л. Нелидова-Фивейская, Десять встреч с Шаляпиным в Америке. -- "Новая Сибирь", Иркутск, 1957, кн. 36). Поэтесса исполнила просьбу Шаляпина, написав стихи "Поэт и цыганка" для пролога к опере Рахманинова "Алеко".
   2 Около Люцерна Рахманинов выстроил виллу, назвав ее "Сенар" (по начальным буквам своего имени и имени жены, прибавив в конце начальную букву своей фамилии), и очень любил ее. Шаляпин бывал там частым гостем. В этот раз он, очевидно, хотел обсудить с композитором возможность реализовать свой замысел относительно "Алеко". Однако Рахманинов очень холодно отнесся к идее друга, так как не любил своего оперного первенца.
   

257

   ГЦММК, ф. 250, No 333.
   

258

   ГЛМ.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru