Шашков Серафим Серафимович
Русские реакции в XVIII и в начале XIX в

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

РУССКІЯ РЕАКЦІИ ВЪ XVIII И ВЪ НАЧАЛѢ XIX В. *)

   *) Источники: 1) Русскій Архивъ за восемь (1863--1870) лѣтъ.-- 2) Сборникъ Русскаго Историческаго Общества, 5 томовъ, 1867--70 г.-- 3) XVIII Вѣкъ, сборникъ Бартенева, 4 т., 1869 г.-- 4) Русская Старина, за 1870 г.-- 5) Исторія Россіи, Соловьева, гомы XV--XIX, 1866--1869 г.-- 6) Соціально-педагогическія условія умственнаго развитія русскаго народа, Щапова, 1870.-- 7) Самозванцы, Мордовцева, 2 т., 1867.-- 8) Записки Bureau, 3 т., 1866.-- 9) Записки Грибовскаго, 1862.-- 10) Записки Храповицкаго, 1861.-- 11) Записки Державина, 1859.-- 12) Магницкій, Ѳеоктистова, 1865,-- 13) Записки Энгельгарта, 1867.-- 14) Описаніе документовъ и дѣлъ, хранящихся въ архивѣ синода, 1868, и многіе другіе.
   
   Со времени Петра I, оторвавшаго Россію отъ Востока и придвинувшаго ее къ Западу, русская исторія представляетъ рядъ прогрессивныхъ движеній, постоянно прерываемыхъ болѣе или менѣе продолжительными и сильными реакціями. Реакціонную силу всегда представляло то огромное большинство, которое было недовольно реформами Петра, которое боялось всякихъ нововведеній, какъ чего-то враждебнаго своимъ личнымъ интересамъ,-- тупое и самодовольное большинство, подозрительно смотрѣвшее на всякую прогрессивную мѣру. Это упорное противодѣйствіе прогрессивнымъ началамъ было не столько результатомъ теоретической мысли, вооружавшейся противъ крайностей и переходившей въ противоположную крайность, сколько слѣдствіемъ явной и скрытой ненависти къ этому порядку вещей, который нарушалъ пассивное состояніе невѣжественной массы и эксплуатирующей ее партіи крѣпостниковъ. Теорія въ подобныхъ случаяхъ только оправдывала и санкціонировала практику, набрасывая на ея неблаговидности покровъ фальшивой справедливости и разумности.
   Значительное количество вновь изданныхъ матеріаловъ по исторіи двухъ послѣднихъ столѣтій даетъ намъ нѣкоторую возможность познакомиться съ характеромъ, интригами и тенденціями нашихъ реакціонеровъ со времени Петра I.
   

I.
1698--1725 г.

   Сближеніе съ Европой Россіи, коснѣвшей подъ давленіемъ своей византійско-азіятской культуры, началось задолго до Петра, но это сближеніе было крайне медленное и одностороннее, въ родѣ того, какое происходитъ въ настоящее время въ Китаѣ, Японіи, Персіи, Турціи. Геній Петра поставилъ себѣ цѣлью ускорить это сближеніе и сдѣлать его всестороннимъ. Сонная, апатичная, зараженная азіятскою косностью Русь почувствовала удары молота по своей головѣ, наносимые гигантскою рукою реформатора, -- и началась всенародная страда преобразованія. Работа шла быстро, какъ не шла она на Руси ни прежде, ни послѣ того, но все-таки была медленною для Петра, низнавшаго усталости, знакомаго съ энергіей и предпріимчивостью европейцевъ. Медленность была для него преступленіемъ. "Губернаторы наши зѣло раку послѣдуютъ въ происхожденіи своихъ дѣлъ", писалъ онъ однажды, угрожая на будущее время "уже не словами, а руками со оными поступать". Подобныя угрозы рѣдко не приводились въ исполненіе, и не одни губернаторы, а даже особы повыше ихъ знакомились съ прочностью извѣстной дубинки царя-плотника. Но дубинка была еще однимъ изъ самыхъ легкихъ наказаній за медлительность. Вотъ, наприм., Петръ велитъ оберъ-президенту главнаго магистрата поспѣшить устройствомъ въ Петербургѣ цеховъ и магистрата. "А ежели сихъ двухъ дѣлъ не учините въ пять мѣсяцевъ, или въ полгода, то ты и товарищъ твой Исаевъ будете посланы въ работу каторжную". Ускоряя дѣло преобразованія, желая перестроить по новому образцу всю народную жизнь, начиная съ государственныхъ учрежденій и кончая мельчайшими подробностями частнаго быта и промышленности, Петръ довелъ господствовавшую тогда систему регламентаціи до послѣднихъ границъ. Всѣ должны были жить и работать не такъ какъ прежде, а по новому, какъ предписано царскими указами: ослушникамъ -- наказаніе.Въ концѣ 1715 г., напр., Петръ издалъ слѣдующій указъ: "Понеже юфть, которая употребляется на обувь, весьма негодна къ ношенію, ибо дѣлается съ дегтемъ, и когда мокроты хватитъ, расползывается, и вода проходитъ, того ради оную надлежитъ дѣлать съ ворваннымъ саломъ и инымъ порядкомъ, чего ради посланы изъ Ревеля мастеры къ Москвѣ для обученія того дѣла, для чего повелѣвается всѣмъ вышеписаннымъ промышленникамъ во всемъ государствѣ, дабы отъ каждаго города по нѣскольку человѣкъ ѣхали въ Москву и обучались; сему обученію дается срокъ два года; послѣ чего если кто будетъ дѣлать юфть по прежнему, тотъ будетъ сосланъ въ каторгу и лишенъ всего имѣнія".
   Поставивъ себѣ цѣлью сдѣлать изъ Россіи сильное европейское государство, Петръ весь отдался этой цѣли, и для достиженія ея жертвовалъ всѣмъ, даже самимъ собою. Идея государственной пользы, понимаемая въ духѣ того времени и осуществляемая сообразно съ русскими обстоятельствами, заставила Петра поддерживать крѣпостное право. Славянофилы укоряютъ его за это, умалчивая о томъ, что въ петровское время объ освобожденіи крестьянъ не думали даже и въ Европѣ, и что допетровская Русь успѣла сдѣлать крѣпостное право основою государства, основою, къ которой не посмѣла прикоснуться даже такая желѣзная рука, какъ Петра I.
   Главною сословною силою древней Руси былъ тотъ классъ, который впослѣдствіи получилъ названіе дворянства. Члены этого сословія вмѣстѣ съ зависимыми отъ нихъ людьми составляли военную силу государства, занимали всѣ важныя должности и были опорою московскаго трона. Массы простого народа, порабощенныя хотя только необходимостью имѣть въ тѣ времена надежнаго покровителя, впадали въ кабалу и въ другія формы зависимости отъ знати. Но такимъ порабощеніемъ массъ и привилегіями первостепеннаго сословія притязанія дворянства не ограничивались. Въ лицѣ своихъ древнихъ и знаменитыхъ фамилій оно стремилось къ олигархіи и хотѣло раздѣлить съ самодержавіемъ государственную власть, что ему неразъ и удавалось, напр., въ правленіе Елены и по смерти ея до совершеннолѣтія Ивана Грознаго. Ужасными казнями и неимовѣрными жестокостями Иванъ хотѣлъ задушить олигархическую интригу и завѣщалъ своимъ преемникамъ устремить всѣ усилія на борьбу съ притязаніями боярства. Но едва только умеръ Грозный, какъ боярскія партіи начали бороться за обладаніе государствомъ, которое и досталось временщику Годунову, правившему отъ имени Ѳеодора Ивановича. Борисъ, угодничая боярамъ, прикрѣпилъ крестьянъ къ землѣ, сдѣлалъ патріарха своимъ орудіемъ и такимъ образомъ расчистилъ себѣ дорогу къ трону, на который онъ избранъ своими сторонниками, составившими "земскій соборъ". Борисъ отстоялъ свою власть отъ ограниченія, котораго требовали бояре, и послѣдніе сдѣлались его врагами. Деспотизмъ Годунова, закрѣпощеніе крестьянъ, предоставленныхъ произволу помѣщиковъ, закона, въ силу котораго свободный человѣкъ, добровольно прослужившій у господина полгода, дѣлался его холопомъ, разореніе страны, ужасный голодъ -- были послѣдствіями олигархической интриги, приготовившими смутное время. Россія, независимо отъ своего распаденія на областныя части, сохранявшія нѣкоторые остатки прежней самобытности, распалась еще на два враждебныхъ лагеря. Въ одномъ стали -- дворянство, стремившееся къ окончательному развитію крѣпостного права и къ олигархіи, духовенство, имѣвшее общіе съ дворянствомъ крѣпостные интересы, наконецъ, всѣ "лучшіе и середніе люди", купцы, зажиточные промышленники и т. д.; въ другомъ лагерѣ собиралось все бѣдное и угнетенное,-- крестьяне, разные бѣглецы, инородцы и массы воинственнаго казацкаго пролетаріата. Олигархическія стремленія бояръ въ это время выразились въ полной силѣ. Бояре утверждаютъ на престолѣ Федора Борисовича и обманываютъ провинціи, будто-бы онъ избранъ земскимъ соборомъ. Боярская партія Шуйскихъ свергаетъ и убиваетъ Лже-Дмитрія, выбираетъ Василья Шуйскаго, и Россію вторично обманываютъ насчетъ избранія посредствомъ земскаго собора. Свергаютъ Шуйскаго, правленіе страною беретъ на себя временное боярское правительство. Королевичъ Владиславъ призывается на царство также всею землею, хотя выборные не съѣзжались и не могли съѣзжаться въ Москву. Власть Владислава и въ дѣлахъ управленія, и въ дѣлахъ законодательства была ограничена боярами, которые, между прочимъ, обязали его поддерживать прикрѣпленіе крестьянъ къ землѣ. Между тѣмъ, массы народа приходили въ окончательное истощеніе, страдая отъ боярскихъ дружинъ, отъ поляковъ, отъ шведовъ, отъ междоусобицъ, отъ казаковъ, отъ голода. Самое существованіе Россіи, какъ независимаго государства, находилось въ опасности. Народъ, такъ долго бывшій игрушкою въ рукахъ самозванцевъ и разныхъ другихъ пройдохъ, началъ оставлять свои домашнія распри и соединяться съ высшими классами для спасенія отечества. Руководители движенія, въ родѣ Ляпунова, призывая чернь подъ свои знамена, имѣли смѣлость обѣщать ей и жалованье, и волю. Но народная громада, спасшая отечество, не въ силахъ была, спасти своей свободы. Въ смутное время раздача помѣстій страшно увеличилась; раздавали всѣ -- и Лже-Дмитріи, и Василій, и Тушинскій самозванецъ, и король Сигизмундъ, и даже провинціальные воеводы. Когда же началось народное движеніе, спасшее Россію, и во главѣ его стало дворянство вмѣстѣ съ духовенствомъ, то и этотъ великій актъ нашей исторіи не совершился безъ злоупотребленій. Подъ Москвою, куда должна была собираться русская земля, дворянство выбрало тріумвиратъ изъ кн. Трубецкаго, Ляпунова и Заруцкаго; этотъ тріумвиратъ, ограниченный думою дворянъ и дѣтей боярскихъ, правя страною, раздавалъ помѣстья всѣмъ, кому попало, и принялъ мѣры противъ крестьянскихъ переходовъ отъ владѣльца къ владѣльцу.-- Поляки изгнаны, смуты утихли, начались выборы царя "всею землею" и борьба боярскихъ партій за корону, борьба, кончившаяся выборомъ юноши Михаила Романова, надѣясь на молодость и неопытность котораго, бояре думали захватить власть въ свои руки. (Костомаровъ, т. VI, с. 294). Какъ бы то ни было, по при Михаилѣ и Алексѣѣ бояре имѣли огромное вліяніе на управленіе государствомъ, и развитіе крѣпостного права пошло ускореннымъ шагомъ. Раздача помѣстій усилилась: сроки давности, лишавшіе помѣщиковъ права на бѣглецовъ, постепенно увеличиваясь, были, наконецъ, вовсе уничтожены; по настоянію бояръ и особенно своего любимца Матвѣева, Алексѣй дозволилъ продажу и мѣну крестьянъ отдѣльно отъ земли; крестьяне въ сущности сравнялись съ холопами. Развитіе крѣпостничества сопровождалось реакціей во всѣхъ отрасляхъ народной жизни. Чаша народныхъ бѣдствій снова переполнилась. Вспыхнулъ бунтъ Разина, этого полудикаго утописта, мечтавшаго "сожечь всѣ дѣла у государя, взбить всѣхъ бояръ, и дворянъ и начальныхъ людей и сдѣлать всѣхъ равными". Крѣпостничество одержало новую побѣду и ко времени Петра дошло до того, что, по словамъ самого преобразователя, помѣщики третировали крестьянъ, "какъ скотовъ".
   Такъ развивалось крѣпостное право до Петра, который воспользовался имъ какъ однимъ изъ орудій для своихъ реформъ. Схватившись всѣми силами за развитіе промышленности, онъ учреждалъ фабрики и заводы и приписывалъ къ нимъ крестьянъ, создавая такимъ образомъ новый многочисленный классъ заводскихъ крѣпостныхъ людей. Преслѣдуя идею поголовнаго всеобщаго служенія государству, чувствуя постоянный недостатокъ какъ въ денежныхъ средствахъ, такъ и въ рабочихъ рукахъ, Петръ не могъ оставить въ прежнемъ положеніи той громадной массы народа, которая подъ именемъ вольныхъ государевыхъ гулящихъ людей, никуда неприписанная, бродила по всей Россіи и жила вольнонаемнымъ трудомъ. Петръ постарался уничтожить этотъ классъ, постановивъ, чтобы всѣ гулящіе люди шли или въ военную службу, или къ владѣльцамъ въ холопы, "а безъ служебъ никто-бъ не шатались, а ежели кто таковыхъ впредь гдѣ поймаетъ, и оные будутъ сосланы въ галерную работу". Введенная Петромъ ревизія сравняла всѣ степени крѣпостной зависимости, поставивъ въ одинъ разрядъ крестьянъ и бобылей, задворныхъ и дѣловыхъ людей, кабалышковъ и полныхъ холоповъ. Сборъ податей легъ на помѣщиковъ, и владѣлецъ совершенно заслонилъ крестьянина отъ государства: онъ вносилъ за принадлежащія ему души подати, ставилъ требуемое число рекрутъ и затѣмъ поступалъ съ крестьянами, какъ ему хотѣлось. Народъ бѣжалъ въ отдаленныя украины и за границу. Строго преслѣдуя побѣги и наказывая крестьянъ, возстававшихъ противъ помѣщиковъ, Петръ старался по возможности ограничить произволъ послѣднихъ. Помѣщиковъ, разоряющихъ своихъ рабовъ, онъ велѣлъ лишать управленія деревнями, и передавать ихъ родственникамъ. Онъ хотѣлъ прекратить и продажу людей "какъ скотовъ", во сознавая всю трудность выполненія этой мѣры, онъ въ томъ же указѣ говорилъ: " а ежели невозможно будетъ того вовсе пресѣчь, то хотя бы по нуждѣ продавали цѣлыми фамиліями, а не врознь -- жестокое обращеніе помѣщиковъ съ крестьянами наказывалось, коль скоро дѣлалось извѣстно царю. Въ 1721 г., напр., Василій Головинъ посланъ на 10 лѣтъ въ каторгу за то, что билъ человѣка своего и тотъ отъ побоевъ умеръ. Независимо отъ подобныхъ мѣръ, которыя, конечно, мало приносили крестьянамъ существенной пользы, Петръ предоставилъ крѣпостнымъ людямъ нѣкоторыя льготы, впослѣдствіи совершенно отнятыя у нихъ. При немъ всѣ крѣпостные могли добровольно поступать въ военную службу и тѣмъ избавляться отъ господской неволи. Крестьянинъ имѣлъ право вести торговлю, содержать заводы и записываться въ посадъ, только обязывался уплачивать оброкъ своему владѣльцу, и при томъ оброкъ не по богатству, а наравнѣ съ другими крестьянами. Крѣпостной крестьянинъ могъ вступать въ подряды съ казною и съ частными лицами. Владѣльцы не имѣли права суда надъ своими людьми.
   Мысль о свободѣ крестьянъ не умирала и въ царствованіе Петра, современникъ котораго, Посошковъ, писалъ: "крестьянамъ помѣщики не вѣковые владѣльцы; прямой ихъ владѣтель россійскій самодержецъ, а они владѣютъ временно. Того ради не надлежитъ ихъ помѣщикамъ разорять, по надлежитъ ихъ царскимъ указомъ хранить, чтобы крестьяне были крестьянами прямыми, а не нищими, понеже крестьянское богатство -- богатство царственное". Петръ, конечно, самъ понималъ это не хуже Посошкова; онъ, какъ видно изъ нѣкоторыхъ его указовъ, понималъ это дѣло даже гораздо основательнѣе Посошкова, сознавая невозможность уничтожить помѣщичьи злоупотребленія до тѣхъ поръ, пока будетъ существовать крѣпостное право. Но закрѣпостивъ дворянъ на государственную службу, Петръ по необходимости долженъ былъ поддерживать и закрѣпощеніе крестьянъ дворянству. Дворянинъ владѣлъ землею и людьми, но за то онъ былъ обязанъ служить государству безсрочно; онъ поступалъ на службу, какъ простои рекрутъ и только службою достигалъ чиновъ. Неявка дворянина на службу была возведена на степень самаго крупнаго преступленія; законъ преслѣдовалъ ее смертною казнью, шельмованіемъ, конфискаціей имущества. Въ 1722 г. Петръ объявилъ укрывающихся отъ службы дворянъ даже внѣ закона: "ежели кто таковыхъ ограбитъ, ранитъ или что у нихъ отниметъ, а ежели и до смерти убьетъ, о таковыхъ челобитья не принимать, а движимое и недвижимое имѣніе будутъ отписаны на насъ безповоротно". Тяжкая повинность службы вооружала противъ Петра большую часть дворянства, и несмотря на всѣ строгости, помѣщики упорно отстаивали за собой привилегію тунеядства и лежебокости. "Въ таковомъ ослушаньи" -- говоритъ Посошковъ -- "многіе дворяне уже состарились, а на службѣ одною ногою не бывали", отлеживаясь въ своихъ деревенскихъ берлогахъ, деспотствуя надъ крестьянами и нагоняя страхъ на сосѣдей, "яко львы". Таковъ былъ, напр., дворянинъ Пустошкинъ. "Какія посылки жестокія по него ни бывали, никто взять его не могъ: овыхъ дарами угобзитъ, а кого дарами угобзить не можетъ, то притворитъ себѣ тяжкую болѣзнь, или возложитъ на себя юродство и въ озеро по бороду залѣзетъ". Это отвращеніе къ труду, эта вѣками воспитанная наклонность къ праздной, бездѣльной жизни на чужой счетъ были свойствами огромнаго большинства людей того поколѣнія, которое было призвано Петромъ къ дѣлу преобразованія. Къ такимъ людямъ принадлежалъ даже самъ наслѣдникъ престола. Отвращеніе отъ труда въ царевичѣ Алексѣѣ было сильно. Однажды Петръ хотѣлъ заставить уже взрослаго Алексѣя дѣлать какіе-то чертежи. Царевичъ, чтобы отвертѣться отъ этой работы и скрыть свое неумѣнье, рѣшился испортить руку, выстрѣливъ изъ пистолета въ свою правую ладонь, словно рекрутъ, который --
   
   Пальцы рубитъ, зубы рветъ,
   Въ службу царскую нейдетъ!
   
   Отбывая всѣми способами отъ службы, дворяне однакожъ не прочь были пристраиваться къ прибыльнымъ и легкимъ занятіямъ. "Удѣлъ" -- говоритъ Посошковъ -- "многое множество такихъ брызгалъ, что могъ бы одинъ пятерыхъ непріятелей гнать, а онъ, забившись къ какому нибудь дѣлу наживочному, живетъ себѣ да наживаетъ пожитки, а бѣдные дворяне служатъ лѣтъ по 20 и по 30. " Но такихъ "сущихъ тунеядцевъ" было все-таки не очень много сравнительно съ общимъ числомъ дворянъ, которыхъ правительству удавалось приволочь на службу, да и самое укрывательство отъ службы сопряжено было съ большими расходами на взятки губернаторамъ, воеводамъ, фискаламъ. Для привлеченія дворянъ на службу Петръ не ограничивался одними наказаніями укрывавшихся отъ нея, но указомъ 1714 г. постановилъ, чтобы недвижимое дворянское имущество не дѣлилось между наслѣдниками, а поступало къ одному изъ нихъ. При такомъ порядкѣ наслѣдованія -- объяснялъ Петръ -- дѣти, неполучившія недвижимаго имущества, "не будутъ праздны, ибо принуждены будутъ хлѣба своего искать службою, ученіемъ, торгами и прочимъ. И то все, что они сдѣлаютъ вновь для своего пропитанія, государственная польза есть." При этомъ царь имѣлъ еще въ виду и пользу крѣпостныхъ крестьянъ, положеніе которыхъ всегда ухудшается по мѣрѣ раздробленія большихъ помѣстій. Служба требовала знаній, и Петръ началъ заводить школы, набирать въ нихъ учениковъ, посылать дворянъ учиться въ Европу. Въ 1714 г. онъ послалъ "во всѣ губерніи по нѣскольку человѣкъ изъ школъ математическихъ, чтобы учить дворянскихъ дѣтей цифири и геометріи, и положилъ штрафъ такой, что невольно будетъ жениться, пока сему не выучатся. " Эта новая повинность ученья была для благороднаго шляхетства не менѣе тяжелою, чѣмъ всѣ другія. Учениковъ приходилось набирать силою, какъ рекрутовъ, и помѣщики относились къ ученью съ такою же непріязнью, какъ крестьяне къ рекрутчинѣ. "Лѣта 1712 "--разсказываетъ, паир., Василій Головинъ -- "Его царское величество изволилъ опредѣлить малолѣтнихъ дворянъ за-море, въ Голландію, для морской навигацкой науки, въ числѣ которыхъ за море и я, грѣшникъ, въ первое мое несчастіе опредѣленъ. " Не менѣе возмущалось дворянство и тѣми мѣрами реформатора, въ силу которыхъ оно было уравнено на службѣ со всѣми другими сословіями. Людямъ самаго низкаго происхожденія заслуга открывала дорогу къ дворянству, и чинъ, пріобрѣтенный службою, поставленъ выше привилегій касты. Многіе изъ главныхъ помощниковъ Петра происходили изъ низшихъ сословій. Съ этимъ чванное, полудикое барство помириться никакъ не могло, тѣмъ болѣе, что дворяне, вслѣдствіе своей неспособности, были оттѣсняемы на задній планъ, а дѣлами управляли худородные Меншиковы, Шафировы, Ягужинскіе. Служба перестала быть выраженіемъ родовыхъ отличій, и дворянство вытѣснялось бюрократіей. Объ олигархическихъ проискахъ, о временщичествѣ при Петрѣ нечего было и думать.
   Если дворянство имѣло много причинъ быть недовольнымъ реформою, то еще болѣе имѣло ихъ духовенство, вліяніе котораго въ древней Россіи было громадно. Даже Иванъ Грозный не малое время находился подъ безусловною властью извѣстнаго попа Сильвестра, не только правившаго государствомъ, но и регулировавшаго каждый шагъ царя, опредѣлявшаго для него и количество пищи, и одежду, и часы сна, и время интимныхъ свиданій съ женою. Свою власть, по словамъ Ивана, онъ основывалъ на "запугиваньи совѣсти дѣтскими страшилищами." Иванъ освободился изъ подъ этой опеки и сдѣлался отъявленнымъ врагомъ клерикаловъ. "Священство" -- пишетъ онъ Курбскому -- "не должно вмѣшиваться въ царскія дѣла; нѣтъ царства, которое не разорилось бы, будучи въ обладаніи поповъ." Иванъ не только держалъ духовенство въ рукахъ, неуголько собралъ съ него но случаю ливопской войны около 2,000,000 рублей, но и принялъ мѣры къ ограниченію церковныхъ имуществъ и привилегій. Однакожъ мысль объ отобраніи церковныхъ имуществъ была не безопасна для свѣтской власти, и попытка секуляризаціи, затѣянная Лже-Дмитріемъ, только ускорила его паденіе. Во все продолженіе XVII в. дѣятельность свѣтской власти относительно духовенства состояла только въ незначительныхъ ограниченіяхъ его привилегій. Въ томъ столѣтіи нерѣдко высказывалась даже мысль, что "патріархъ есть второй царь, перваго царя большій. " Въ лицѣ Никона клерикальныя притязанія достигли высшей степени и хотя потерпѣли пораженіе, но далеко не окончательное. Вліяніе духовенства отражалось на всей жизни. Государственная церковь окончательно сформировалась, принципъ нетерпимости введенъ въ законы, религіозное разномысліе сдѣлано преступленіемъ, расколъ отожествленъ съ государственною измѣною; казни и гоненія раскольниковъ дошли до того, что въ правленіе Софьи велѣно драть кнутомъ даже тѣхъ, которые "отъ неразумія или по малолѣтству стояли въ упрямствѣ въ новоисправленныхъ книгахъ," даже всѣхъ православныхъ, доставлявшихъ раскольникамъ пищу, питье и проч.! Враждебно относясь и къ обычаямъ западной жизни, и къ западному искуству, и къ "лжеименному разуму" западной науки, духовенство ревниво охраняло цѣлость древнерусской культуры и не. переставало"проповѣдовать пассивность разума., Братіе, не высокоумствуйте! Аще кто ти речетъ: вѣси-ли философію? и ты ему рцы: еллинскихъ борзостей не текохъ, ни съ мудрыми философами не бывахъ." "Учися держати умъ; высочайшаго не ищи, глубочайшаго не испытуй, но елико ти предано, сіе содержи." Европейская цивилизація, "лжеименный разумъ" и терпимость, вводимые реформою, были не только могучими соперниниками клерикальнаго авторитета, но и врагами мірскихъ привилегій духовенства. Бороться противъ реформы было изъ за чего. Духовенству принадлежало весьма значительная часть государственной территоріи и около 1,000,000 крѣпостныхъ крестьянъ; его доходы равнялись половинѣ государственныхъ доходовъ; въ его рукахъ сосредоточивалась значительная часть торговли и промышленности,-- и "монахи были самыми богатыми купцами въ странѣ," по словамъ Флетчера.
   При Петрѣ дѣла пошли не такъ. Петръ уничтожилъ патріаршество, замѣнивъ его синодской коллегіей, хотѣлъ секуляризировать церковныя имущества, не стѣснялся брать изъ монастырей крупныя суммы на государственныя нужды; въ его царствованіе съ одной только троицкой лавры взято 229,000 рублей, 2,000 червонцевъ, 1,000 ефимковъ да отписано 4,412 крестьянскихъ дворовъ. Противъ монастырей приняты строгія мѣры. Указывая на чистоту жизни первыхъ отшельниковъ, Петръ писалъ, что монахи тогда "монастыри въ пустыняхъ имѣли и такимъ же правиломъ, яко и уединенные, жили, не требуя трудами другихъ туве насыщатися. Когда же нѣкоторые греческіе императоры ханжить начали, а особенно ихъ жены, тогда нѣкоторые плуты къ онымъ подошли и монастыри уже въ самыхъ городахъ строить испросили и денежной помощи требовали; еще же горше яко не трудитися, но трудами другихъ туне питатися восхотѣли, къ чему императоры весьма склонны явились и великую часть погибели самимъ себѣ и народу стяжали.... Сія гангрена и у насъ зѣло было распространяться начала подъ защищеніемъ единовластниковъ церковныхъ, по ихъ въ умѣренности держали прежніе владѣтели, которыхъ Господь Богъ такъ благодати своей не лишилъ, какъ греческихъ. Могутъ-ли у насъ монахи имя свое дѣломъ исполнить? но сего весьма климатъ сѣверной нашей страны не допускаетъ и безъ трудовъ своихъ или чужихъ весьма пропитаться не могутъ.... Большая часть ихъ тунеядцы суть и бѣгутъ въ монастыри, дабы даромъ хлѣбъ ѣсть." Изгнавъ изъ монастырей множество постоянно проживавшихъ тамъ мірянъ, затруднивъ поступленіе въ монахи, Петръ заставилъ монастыри заниматься ремеслами и хлѣбопашествомъ, превратилъ ихъ въ богадѣльни для нищихъ, больныхъ и инвалидовъ: многіе женскіе монастыри сдѣланы воспитательными домами для сиротъ и найденышей, которыхъ монахини обязывались содержать "въ чистотѣ хорошей" и обучать грамотѣ. Изъ монастырей монахинямъ велѣно быть неисходными, а если случится большая нужда выйти, то отпускать ихъ по билету часа на дна или на три. Такъ какъ въ монастыряхъ во множествѣ фабриковались пасквили на Петра и фанатическія прокламаціи противъ его реформы, то монахамъ и монахинямъ запрещено имѣть въ кельяхъ чернила и бумагу,-- писать должны въ трапезѣ, подъ надзоромъ начальства. Не менѣе строгія мѣры предпринимались и противъ бѣлаго духовенства; его дѣтей силою отбирали въ школы; безмѣстныхъ праздношатавшихся поповъ царь велѣлъ штрафовать чѣмъ нибудь "тяжкимъ, хотя на время и до каторжной работы, дабы и прочіе страхъ имѣли;" лишнія часовни запечатывались; ложныя чудеса, пророчества, фальшивыя чудотворныя иконы и другіе подобные обманы жестоко преслѣдовались. Въ 1721 г., напр. "въ Новгородѣ одинъ дьячекъ объявилъ, что въ сонномъ видѣніи явились ему два архіерея, нѣсколько бояръ и образъ тихвинской богородицы, стоявшій въ его церкви, передъ которымъ пѣли молебенъ, какъ передъ чудотворнымъ; ночью онъ такъ накадилъ въ церкви, что поутру священникъ нашелъ ее полною "благоуханія," что и приводилось дьячкомъ въ доказательство чуда. Дьячка приговорили "въ Новѣгородѣ при той церкви, въ которой онъ затѣйное чудо учинилъ, для показанія всѣмъ тамошнимъ обывателямъ, сжечь,-- и сожгли. Невѣжество, порочность и клерикальныя наклонности духовенства встрѣчали въ Петрѣ нещаднаго гонителя и насмѣшника. Еще въ самомъ началѣ своего царствованія Петръ учредилъ "сумасброднѣйшій, всешутѣйшій и всепьянѣйшій соборъ," настоятелемъ котораго сдѣланъ Зотовъ съ титуломъ "князь папы, всешутѣйшаго отца Аникиты, пресбургскаго, кокуйскаго и всеяузскаго патріарха." Въ 1715 г. съ шумными, потѣшными церемоніями Петръ женилъ Зотова на старухѣ Пашковой. При пушечной пальбѣ, звукахъ музыки и колокольномъ звонѣ всѣхъ церквей, въ петропавловской церкви семидесятилѣтній Зотовъ и его шестидесятилѣтняя невѣста, оба въ полныхъ кардинальскихъ облаченіяхъ, были обвѣнчаны девяностолѣтнимъ священникомъ. Толпы народа сопровождали эту процессію со смѣхомъ и криками: "патріархъ женился! патріархъ женился! да здравствуетъ патріархъ съ патріаршею!" Зотовъ вскорѣ умеръ отъ пьянства. Петръ обратился къ своему шутовскому кесарю, Ромодановскому, со слѣдующимъ письмомъ. "Великій государь, князь-кесарь! Извѣстно вашему величеству, что отецъ вашъ и богомолецъ, великій князь-папа, всешутѣйшій Аникита отъ житія сего отыде и нашъ сумасброднѣйшій соборъ остави безглавенъ. Того ради просимъ ваше величество призрѣти на вдовствующій престолъ избраніемъ бахусоподражательнаго отца." Ромодановскій назначилъ старика Бутурлина, а Петръ женилъ его на вдовой патріаршѣ Зотовой, отпраздновавъ ихъ свадьбу съ новыми потѣхами. Во время этихъ празднествъ князь-папа и кардиналы переправлялись черезъ Неву на плоту изъ бочекъ, связанныхъ по двѣ вмѣстѣ и составлявшихъ, на извѣстномъ разстояніи одна отъ другой, шесть паръ! На каждой бочкѣ было поставлено по ушату, а на каждомъ ушатѣ сидѣлъ кардиналъ. Впереди, на бочкахъ же плылъ огромный котелъ съ пивомъ, а въ пивѣ плавалъ всешутѣйшій князь-папа, котораго повертывалъ своимъ трезубцемъ Нептунъ, сидѣвшій впереди котла. Всѣ эти сатирическія формы немало создавали враговъ Петру. Уничтоженіе патріаршества, мѣры противъ монастырей, духовный регламентъ со своими обличеніями и нововведеніями -- все это возмущало древнерусскія души церковниковъ. Не менѣе была непріятна и извѣстная вѣротерпимость Петра. Дочего доходила нетерпимость даже у мірянъ его времени, можно видѣть изъ слѣдующаго письма Толстова, русскаго посла въ Константинополѣ. "Молодой подъячій Тимофей, познакомившись съ турками, вздумалъ обусурманиться. Богъ помогъ мнѣ объ этомъ свѣдать. Я призвалъ его тайно и началъ ему говорить, а онъ мнѣ прямо объявилъ, что хочетъ обусурманиться. Я его заперъ въ своей спальнѣ до ночи, а ночью онъ выпилъ рюмку вина и умеръ, такъ его Богъ сохранилъ отъ бѣды"... Петръ же былъ индифферентенъ. "Совѣсти человѣческой, писалъ онъ, приневоливать не желаю, но предоставляю каждому на его отвѣтственность нещись о блаженствѣ души своей", обѣщаясь "крѣпко смотрѣть, чтобы никто какъ въ своемъ публичномъ, такъ и въ частномъ отправленіи богослуженія обезпокоенъ не былъ". Раскольники свободно вздохнули въ началѣ царствованія Петра. Но вслѣдствіе того, что многіе изъ нихъ, вмѣстѣ съ духовенствомъ, относились враждебно къ реформатору и его дѣламъ, а особенно вслѣдствіе того, что Петра не переставали убѣждать въ политической зловредности раскольниковъ, онъ вооружился противъ нихъ, а расколъ провозгласилъ его антихристомъ. Раскольники вполнѣ сходились съ духовенствомъ въ своихъ антипатіяхъ къ Петру, къ его мнимому еретичеству, къ его реформаторской дѣятельности. Бритье бородъ, куренье табаку, дружба съ иностранцами, равнодушіе къ обрядамъ, приверженность къ наукѣ, вѣра въ силу разума -- всѣмъ этимъ Петръ возмущалъ ревнителей старины, какъ православныхъ, такъ и сектантовъ.
   Старовѣро-церковническая оппозиція находила себѣ друзей и среди дворянства, и среди купечества, и среди крестьянъ. Тяжкая страда преобразованія истощала всѣ сословія. Государственные доходы при Петрѣ возвысились съ 3 до 10 съ лишнимъ милліоновъ, а натуральныя повинности увеличились несравненно болѣе. Не одинъ милліонъ народа погибъ отъ голода, казней, войнъ, болѣзней, государственныхъ работъ; 100,000 человѣкъ умерло при постройкѣ одного только Петербурга. Воровства, разбои, пожары, бунты и усмиренія ихъ, побѣги и погони за бѣглыми, преслѣдованія раскольниковъ, разоренія отъ солдатчины, несносные правежи -- все порождало вѣру въ пришествіе антихриста и облекало народное недовольство въ форму религіознаго фанатизма. Въ народѣ ходили самые дикіе разсказы о царѣ. Монахи, пустынники, кликуши, подъячіе, солдаты, люди всѣхъ классовъ общества видѣли видѣнія, пророчествовали, разсказывали, что Петръ еретикъ, антихристъ, губитель вѣры. Эта пропаганда въ формѣ проповѣдей, частныхъ бесѣдъ, прокламацій, пасквилей шла и въ городахъ, и въ селахъ, и въ церквяхъ, и на базарной площади, и въ острогахъ, и въ кабакахъ. Стрѣлецкіе бунты были только прелюдіей послѣдующихъ народныхъ волненій, заговоровъ, покушеній на жизнь реформатора. Какія мелочи могли тогда возбуждать къ бунту взволнованный народъ -- показываетъ слѣдующій случай. Когда введеніе нѣмецкаго платья, брадобритія и европейскихъ обычаевъ раздражило суевѣровъ въ высшей степени, прошла страшная молва, что царь съ своими приближенными кланяется языческимъ истуканамъ и заставляетъ всѣхъ приносить имъ жеръ м. Поводъ къ этой молвѣ подали и поддерживали ее невиданные до тѣхъ поръ на Руси бол вапы съ человѣческими физіономіями, на которыхъ иностранцы и русскіе бары вѣсили свои накладные волосы, чтобы они не мялись. Прошелъ этотъ слухъ, и въ астраханскомъ краѣ вспыхнулъ бунтъ. Астраханцы, "многое время терпѣвъ и посовѣтовавъ между собою, рѣшили стоять и умирать за вѣру Христову, противъ брадобритія, и табаку, и нѣмецкаго платья, мужского и женскаго, чтобы вѣры не отбыть и болванамъ не покланяться и напрасною смертью вѣчно не умереть".
   Большинство духовенства и боярства пѣло въ унисонъ съ простонародьемъ, вооружаясь противъ реформы Петра, считая его нечестивцемъ, подрывающимъ всѣ священныя основы общества. Самый умѣренный изъ противниковъ реформы, Стефанъ Яворскій, и тотъ однажды разразился проповѣдью, въ которой говорилъ понятными для всѣхъ намеками, что бѣдствія, постигающія Россію, посылаются въ наказаніе за безчисленные и великіе грѣхи "человѣка законопреступнаго" (Петра), который "ломаетъ, сокрушаетъ и разоряетъ законъ божій, не соблюдаетъ постовъ" и т. д. Мѣры противъ духовенства, разводъ съ женою, бритье бороды, куреніе табаку -- все шло въ обвиненіе Петра. Но болѣе, чѣмъ бритвой и трубкой, возмущались стараніями государя о введеніи наукъ. Особенное неистовство возбуждали въ суевѣрныхъ фанатикахъ переводившіяся тогда физическія и естественно-историческія книги. Ревнители старины усердно прочитывали ихъ съ предвзятымъ убѣжденіемъ въ ихъ богопротивности, и русская литература еще въ колыбели была окружена литературными доносчиками, достойнымъ праотцомъ которыхъ является Абрамовъ. Вотъ что писалъ онъ о переведенныхъ на русскій языкъ сочиненіяхъ Гюйгенса и Фойтснеля. "Изъ гюйгенсовой и фонтенелевой печатныхъ книжицъ сатанинское коварство явно суть видимо. Въ нихъ о сотвореніи міра испечатано: мірозрѣніе или мнѣніе о небесно-земныхъ глобусахъ и украшеніяхъ ихъ, которыхъ множественное число быти описуетъ, называя странными древнихъ языческихъ лживыхъ боговъ именами. Землю же съ Коперникомъ около солнца обращающуюся и звѣзды многія толькими же солнцы быти и особыя многія луны но многихъ глобусахъ быти утверждаютъ. И на оныхъ небесныхъ свѣтилахъ таковымъ же землямъ, яко же и наша, быти научаютъ, и обитателей на всѣхъ тѣхъ земляхъ, яко же и на нашей быти утверждаютъ; и поля, и луга, и нажити, и лѣса, и горы, и земледѣліе, и рукодѣліе, и музыка, и дѣтородные уды, и рожденіе, и все прочее, яже на нашей землѣ, тало быти доводятъ. И между всѣмъ тѣмъ о натурѣ вспоминаютъ: якобы натура всякое благодѣяніе и дарованіе жителямъ и всей твари даетъ, и тако вкрадчися, хитрятъ вездѣ прославить и утвердить натуру, еже есть жизнь самобытную. О единой звѣздѣ книжицы авторъ написалъ еще: егда 25,000 лѣтъ пройдетъ, пока полярная звѣзда на тое жъ мѣсто прійдетъ, ндѣ же нынѣ стоитъ. И прочіе басенные, атеистическіе доводы, мнѣнія, доказанія явно въ оныхъ книжищахъ разсѣваютъ, а самихъ ихъ (т. е авторовъ) въ почтенныхъ достоинствахъ и во властяхъ быти допускаютъ. Прилично заградить ихъ нечестивыя уста!" Хотя при Петрѣ подобные доносы не могли имѣть большого значенія, но они принесли свои плоды въ послѣдующую эпоху. Да нельзя сказать, чтобы и самъ Негръ вовсе не подчинялся вліянію подобныхъ инсинуацій и реакціонныхъ желаній-большинства, которыя, между прочимъ, совершенно измѣнили его отношеніи къ раскольникамъ и заставили его подчинить всю духовную литературу предварительной цензурѣ синода. Однакожъ системой запугиванья нельзя было вовсе поворотить на реакціонную дорогу величайшаго и честнѣйшаго изъ государей покой исторіи. Но если система запугиванья не дѣйствовала на умнаго Петра, то ею можно было терроризировать невѣжественное, тупое, полудикое русское общество. Соціальныхъ пугалъ тогда еще не было, но ихъ съ отличнымъ успѣхомъ замѣняли суевѣрные призраки, созданные фантазіей народа, и гдѣ впослѣдствіи пускали въ ходъ фармазона, якобинца, нигилиста, тамъ при Петрѣ пугали еретикомъ и антихристомъ, Страхъ ереси и антихриста служилъ надежнымъ орудіемъ въ рукахъ реакціонеровъ. Самымъ крупнымъ выраженіемъ поднимавшейся реакціи служила партія царевича Алексѣя. Апатичный, набожный, безусловно преданный духовенству, Алексѣй былъ надеждою всѣхъ реакціонеровъ, которые, пользуясь его слабостями и недостатками, сдѣлали изъ него орудіе своихъ стремленій. Духовнику своему онъ далъ клятву его, "отца своего духовнаго, за ангела Божія почитать, и за апостола имѣть, и за судію дѣлъ своихъ и во всемъ его слушать". Сторонники Алексѣя и его приближенные не упускали случая воспитывать въ немъ ненависть къ отцу и къ его реформамъ "Они" -- говорилъ Алексѣй на слѣдствіи -- "видя мою склонность ни къ чему иному, только чтобъ ханжить и конверсацію имѣть съ попами и съ чернцами и къ нимъ часто ѣздить и подпивать, въ томъ мнѣ не токмо не претили, но и сами со мною тожъ охотно дѣлали. А понеже они отъ младенчества моего при мнѣ были, и я обыклъ ихъ слушать и бояться, и всегда имъ угодное дѣлать, а они меня больше отводили отъ отца моего и утѣшали вышеупомянутыми забавами: и по малу не токмо дѣла воинскія и прочія отца моего дѣла, и самая особа его зѣло мнѣ омерзѣла." Алексѣй умеръ и его партія присмирѣла, но не надолго. Смерть царевича, породившая множество легендъ и толковъ, еще болѣе усилила ненависть къ Петру.
   Стрѣлецкіе и другіе бунты, реакціонныя смуты, заговоры, прокламаціи, пасквили, фанатическія проповѣди вели за собою полицейскій терроръ. Мы не буденъ здѣсь заниматься этими постоянными казнями, пытками, кнутами, висѣлицами и тому подобными жестокостями, въ которыхъ виноватъ не Петръ, а породившее его время. Порицатели этихъ мѣръ забываютъ, что они были и до Петра, что реформа была переворотомъ въ полномъ значеніи этаго слова, что терроръ служилъ реформѣ, идеѣ, а не личнымъ корыстнымъ разсчетамъ реформатора. Побѣда реакціонной партіи была бы ознаменована не меньшими жестокостями; даже слабодушный царевичь Алексѣй похвалялся, что всѣ близкіе къ Петру люди будутъ сидѣть на кельяхъ. Обстоятельства и инсинуаторы сдѣлали Петра подозрительнымъ; онъ даль самое широкое развитіе сыскной полицейской системѣ и тайпая канцелярія работала въ его царствованіе больше, чѣмъ любое для присутственныхъ мѣстъ. Страсть къ доносамъ, бывшая одною изъ самыхъ крупныхъ язвъ древней Россіи, искуственно поддерживалась въ видахъ государственной пользы и приносила громадный вредъ. Доносъ окончательно превратился въ промыселъ, въ орудіе интриги и личной мести. "Подлые люди" -- пишетъ де-Геннинъ -- "если имъ не будетъ 10 копѣекъ на водку, вскрикиваютъ "слово и дѣло", и обвиняемый въ оковахъ везется на допросъ." Служа орудіемъ наживы, доносъ въ тоже время служилъ и средствомъ для достиженія реакціонныхъ цѣлей. Неопредѣленное понятіе о государственномъ преступленіи было расширено до-нельзя. Бранное слово пьянаго мужика, безсмысленная болтовня выжившей изъ ума старухи, каждая сплетня о высшихъ персонахъ -- все было преступленіемъ. На какой низкой степени стояли тогда юридическія понятія, можно видѣть уже изъ одного того, что, по воинскому артикулу, "когда кто пьянъ напьется и во пьянствѣ своемъ что злаго учинитъ, тогда тотъ не только чтобъ въ томъ извиненьемъ прощеніе получилъ, но вящею жестокостью наказанъ быть имѣетъ". Какъ легко было тогда сдѣлаться политическими, преступникомъ, показываетъ слѣдующій случай. Попъ Антонасьевъ получилъ изъ Кіева отъ своего шурина въ подарокъ портретъ Меньшикова. Разъ послѣ вечерни попадью его зазвала къ себѣ въ гости знакомая торговка и дала ей листъ, на которомъ были нарисованы видѣнные на небѣ "нѣкоторые знаки". Попу что-то вздумалось срисовать эти знаки и, вѣроятно, за неимѣніемъ бумаги, онъ нарисовалъ ихъ на оборотѣ меньшиковскаго портрета. Какіе-то драгуны донесли объ этомъ. Попа арестовали, привезли въ Петербургъ, и началось политическое дѣло "о изображеніи на персонѣ его княжей свѣтлости нѣкоторыхъ противныхъ знаковъ"!..
   Реакціонные элементы при Петрѣ были такъ сильны, что многіе иностранные наблюдатели предсказывали полную гибель всего сдѣланнаго царемъ, лишь только онъ сойдетъ въ могилу. Петръ умеръ, не назначивъ наслѣдника и съ горькимъ сознаніемъ, что изъ всѣхъ его "птенцовъ" нѣтъ почти ни одного честнаго человѣка.
   Смерть Петра вызвала на ясный божій свѣтъ всѣ темныя реакціонныя силы.
   

II.
1725--1761.

   Событія, совершившіяся со времени Петра до воцаренія Екатерины II, теперь уже допущены до свѣденія публики даже въ дѣтскихъ книжкахъ, напр., въ "Чтеніяхъ изъ Русской Исторіи" г. Щебальскаго. Не разсказывая о нихъ подробно, мы попытаемся, въ связи съ нашимъ предметомъ, представить главныя черты реакціонныхъ стремленій этой эпохи,
   Закона о престолонаслѣдіи не было, впродолженіи тридцати шести лѣтъ вліяніе постепенно переходило въ руки то одной, то другой изъ боровшихся партій. Въ гвардіи не только офицеры, но и солдаты были изъ дворянъ; извѣстная партія набирала себѣ изъ гвардейцевъ достаточное число сторонниковъ, захватывала власть и возвѣщала Россіи объ этомъ событіи. Кромѣ совершившихся переворотовъ, многіе не удались, многіе заговоры были открыты заблаговременно, многіе антрепренеры сложили свои головы подъ топоромъ палача или погибли въ Сибири. Каждый изъ властолюбцевъ преслѣдовалъ свои личные интересы и заключалъ союзъ съ другими, подобными себѣ искателями счастія. Такія компаніи никоимъ образомъ не могутъ быть названы политическими партіями въ строгомъ смыслѣ,-- онѣ были партіями личными или фамильными и мало чѣмъ отличались одна отъ другой. Всѣ эти партіи можно раздѣлить только на двѣ категоріи; одни, напр., Меньшиковъ, Прокоповичъ, Екатерина I, Остерманъ и другіе птенцы покойнаго преобразователя держались молодыхъ традицій реформы; другіе, преимущественно люди старинныхъ боярскихъ фамилій, напр., Долгорукіе болѣе склонялись къ московской сторонѣ и старались по возможности разрушить дѣло Петра. но какъ тѣ, такъ и другіе имѣли въ виду преимущественно личныя выгоды, государственными дѣлами занимались мало, и поэтому ихъ политическое различіе не имѣетъ большой важности. Борьба же, происходившая въ партіяхъ каждой изъ упомянутыхъ категорій, сводится положительно на одни только личные своекорыстные разсчеты и притязанія, которые простирались такъ далеко, что не разъ временщики и бояре задумывали даже формально овладѣть престоломъ. Меньшиковъ безусловно управлялъ государствомъ при Екатеринѣ I, Екатерина умерла, старо-русская партія оказалась сильнѣе "птенцовъ", на престолъ возведешь Петръ II, Меньшиковъ перешелъ на сторону побѣдителей и чуть было не женилъ молодого государя на своей дочери. Меньшиковъ палъ, государя окружили Долгорукіе, увезли его въ Москву и, преднамѣренно удаляя его отъ дѣлъ, проводя съ нимъ все время на охотѣ, на пирахъ и въ забавахъ, совершенно преждевременныхъ для мальчика, они обручили его съ своею дочерью. Смерть Петра, разстроила свадьбу, но не разстроила долгоруковскихъ замысловъ. Долгорукіе задумали возвести на престолъ невѣсту покойнаго и, когда Петръ еще не умеръ, составили объ этомъ съ его подложною подписью завѣщаніе. Обстоятельства, помѣшали имъ. Но если ни Меньшикову, ни Долгорукимъ, но Бирону не удалось формально утвердить за собою власть, то фактически ею владѣли многіе временщики, тѣ же, напр., Меньшиковъ и Биронъ. Нерѣдко любимцы пользовались этой властью, даже не занимая никакой оффиціальной должности..Таковъ былъ, напр., Иванъ Шуваловъ, завѣдывавшій всѣми отраслями управленія, когда ему случалось заболѣть, то останавливались всѣ дѣла {Таковъ былъ еврей Липманъ, который при Биронѣ, можно сказать управлялъ имперіей. (Марк. Шетарди, Пекарскаго, 52).}. Понятно, что за фаворъ должна была идти такая же ожесточенная борьба, какъ и за власть временщика, какъ и за должности. У каждаго фаворита или претендента на фаворъ была своя партія изъ родственниковъ и другихъ сторонниковъ, которые возвышались и падали вмѣстѣ съ нимъ. Вотъ одинъ характеристическій эпизодъ изъ борьбы за фаворъ при Елисаветѣ. Бестужевъ, желая устранить Шувалова и его партію, подыскалъ восемнадцатилѣтняго красавца Бекетова, доставилъ ему доступъ ко двору и средства на обзаведеніе самымъ роскошнымъ платьемъ. Бекетовъ обратилъ на себя вниманіе. Но шуваловская партія знала свое дѣло. Графъ Петръ Ивановичъ вкрался въ довѣренность юнаго Бекетова, выхвалялъ его красоту и для сохраненія всегдашней свѣжести лица далъ ему притиранье, отъ котораго вся физіономія Бекетова по крылась угрями и сыпью, и Бекетовъ былъ удаленъ, какъ человѣкъ зазорнаго поведенія. (XVIII Вѣкъ, 11 474,481.)
   Временщики и любимцы представляли собою личную власть; но тотчасъ же по смерти Петра противъ этого начала возстаетъ олигархическій принципъ въ лицѣ Долгорукихъ, Голицыныхъ и другихъ боярскихъ фамилій. При Екатеринѣ управленіе государствомъ сосредоточивалось въ верховномъ тайномъ совѣтѣ, но послѣднимъ командовалъ Меньшиковъ. Екатерина умираетъ. Члены верховнаго совѣта, сенатъ, синодъ, маіоры гвардіи и президенты коммиссій собираются для избранія преемника умирающей императрицѣ. Партія царевича Петра беретъ верхъ. Голштинскій посланникъ Бассевичъ составляетъ отъ имени Екатерины завѣщаніе, которое Меньшиковъ даетъ вмѣсто императрицы подписать цесаревнѣ Елисаветѣ. Екатерина умираетъ; читаютъ завѣщаніе, подписанное собственною ея величества рукою, оказывается, что до совершеннолѣтія Петра власть передается верховному совѣту изъ девяти членовъ и что императору рекомендуется жениться на дочери Меньшикова. "Въ верховномъ совѣтѣ" -- сказано въ завѣщаніи -- "дѣла рѣшаются большинствомъ голосовъ, и никто одинъ повелѣвать не имѣетъ и не можетъ". Однакожъ Меньшиковъ, взявшій подъ свою деспотическую опеку одинадцатилѣтняго Петра, управлялъ по прежнему самовластно. Но скоро "погибе и прейде слава сего прегордаго Голіафа", какъ выражается одинъ современникъ; Меньшиковъ палъ, и власть перешла къ семейству Долгорукихъ. До сихъ поръ олигархическія притязанія сводились на личности и верховная власть тайнаго совѣта подчинялась вліянію временщиковъ или любимцевъ. Но со смертью Петра II олигархія является уже въ болѣе сильномъ и болѣе опредѣленномъ видѣ, чему она обязана, главнымъ образомъ, своимъ знакомствомъ съ аристократическими идеями и учрежденіями Запада, особенно Швеціи. Когда верховный совѣтъ, сенатъ, синодъ и генералитетъ рѣшили избрать въ императрицы герцогиню курляндскую Айну Ивановну, то было составлено нѣсколько проектовъ, которые всѣ клонились къ тому, чтобы соединить верховную власть въ рукахъ старыхъ боярскихъ фамилій, устранивъ отъ нея мелкое дворянство и всѣ другія сословія. Составлены были "пункты, чтобы не быть самодержавствію" и верховники предложили Аннѣ престолъ на слѣдующихъ условіяхъ:
   "Чрезъ сіе наикрѣпчайше обѣщаемся, что наиглавнѣйшее мое попеченіе и стараніе будетъ нетокмо о содержаніи, но и о крайнемъ и всевозможномъ распространеніи православныя вѣры; такожде по принятіи короны россійской, въ супружество во всю мою жизнь не вступать и наслѣдника ни при себѣ, ни по себѣ никого не опредѣлять; еще обѣщаемся верховный тайный совѣтъ въ восьми персонахъ всегда содержать и безъ согласія онаго 1) ни съ кѣмъ войны не начинать, 2) миру не заключать; 3) вѣрныхъ нашихъ подданныхъ никакими податьми не отягощать; 4) въ знатные чины выше полковничья ранга не жаловать, а гвардіи и прочимъ войскамъ быть подъ вѣденіемъ верховнаго совѣта; 5) у шляхетства живота, имѣнія и чести безъ суда не отнимать; 6) вотчины и деревни не жаловать; 7) въ придворные чины какъ русскихъ, такъ и иноземцевъ не производить; 8) государственные доходы въ расходъ не употреблять и всѣхъ вѣрныхъ своихъ подданныхъ въ неотмѣнной своей милости содержать; а буде чего по сему обѣщанію не исполню, то лишена буду короны россійской."
   Эта олигархическая программа тайно была послана въ Митаву, и Анна подписала ее. Но сенатъ, синодъ, генералитетъ и мелкое дворянство было противъ верховниковъ. "Кто можетъ поручиться" -- говорила эта оппозиція -- "что вмѣсто одного самодержца, мы не получимъ столько же тирановъ, сколько въ совѣтѣ членовъ, и что не очутимся по сто разъ тягчайшемъ рабствѣ отъ ихъ притѣсненій? Мы не имѣемъ твердыхъ законовъ, которыми былъ бы ограниченъ этотъ верховный совѣтъ; если верховники могутъ создавать законы, то могутъ также ежеминутно и нарушать ихъ, и Россія сдѣлается вертепомъ разбойниковъ". Недовольство было сильно, и когда фельдмаршалъ Долгорукій хотѣлъ взять съ Преображенской гвардіи присягу въ вѣрности императрицѣ и вмѣстѣ верховному совѣту, то гвардейцы объявили, что они переломаютъ ему ноги, если онъ будетъ настаивать на своемъ требованіи, и Долгорукій принужденъ былъ измѣнить форму присяги. Недовольные раздѣлялись на двѣ категоріи, изъ которыхъ одна разсчитывала по своимъ личнымъ видамъ на возстановленіе самодержавія. Къ этой партіи, между прочимъ, принадлежали Прокоповичъ и Ягужинскій. Ягужинскій сначала горячо стоялъ за ограниченіе власти; "батюшки" -- говорилъ онъ верховникамъ -- "прибавьте намъ какъ можно больше воли". Но не попавъ въ члены совѣта, Ягужинскій тотчасъ перешелъ на сторону Анны и секретно написалъ ей въ Митаву, чтобы она не стѣснялась подписать хартію, что ей помогутъ уничтожить ее. Другая партія, самая многочисленная и самая опасная для верховниковъ, состояла изъ высшихъ чиновъ и дворянства. Но эта партія не имѣла единства. Одни требовали, чтобы число членовъ верховнаго совѣта увеличить до 15 человѣкъ, "а выбирать ахъ обществомъ генералитету военному и статскому и шляхетству." Другіе настаивали, чтобы "учредить вышнее правительство изъ 21 персоны, и дабы оное множествомъ дѣлъ не отягчить, для отправленія прочихъ дѣлъ учредить сенатъ въ 11 персонахъ; въ вышнее правительство, въ сенатъ, въ губернаторы и въ президенты коллегій кандидатовъ выбирать и баллотировать генералитету и шляхетству." Верховники принуждены были сдѣлать нѣсколько важныхъ уступокъ требованіямъ этой партіи. Они заявили, что при новыхъ порядкахъ "архіереи и іереи почтеніе имѣть будутъ. Въ сенатъ, коллегіи, канцеляріи и прочія управленія будутъ избираться члены изъ фамильныхъ людей и все шляхетство будетъ содержано какъ изъ прочихъ европейскихъ государствахъ, въ надлежащемъ почтеніи и консидераціи, а особливо старыя и знатныя фамиліи будутъ имѣть преимущества, получать ранги и къ дѣламъ будутъ опредѣлены по ихъ достоинству. Шляхетство въ солдаты, матросы и прочіе подлые и нижніе чины неволею не опредѣлять. Людей боярскихъ и крестьянъ не допускать ни къ какимъ дѣламъ," а приказныхъ производить не иначе, какъ съ согласія общества, т. е. шляхетства же. Уничтожить конфискацію. "Къ купечеству имѣть призрѣніе и отвращать отъ него всякія обиды и въ податяхъ облегчать. Крестьянъ въ податяхъ сколько можно облегчать. Резиденцію правительства изъ Москвы въ другое мѣсто никуда не переносить." Послѣдній пунктъ объясняется тѣмъ, что большинство верховниковъ и ихъ партизановъ жило въ Москвѣ и для большаго успѣха реакціи, еще при Петрѣ II Петербургъ былъ оставленъ, такъ какъ въ Москвѣ бояре находили болѣе подходящую для своихъ затѣй почву.
   Анна, прибывъ въ Москву, тотчасъ окружила себя преображенцами и кавалергардами. Народъ присягнулъ государынѣ и отечеству, подъ которымъ разумѣлся верховный совѣтъ. Верховники "о государынѣ такъ положили, что хотя въ маломъ въ чемъ не такъ будетъ поступать, какъ ей опредѣлено, то ее конечно вышлютъ назадъ въ Курляндію. Ей опредѣлили на годъ 100,000 р. и тѣмъ ей можно довольной быть, а сверхъ того, неповинна она брать себѣ ничего. А всего лучще положено, чтобъ ей при дворѣ своемъ свойственниковъ своихъ не держать и другихъ ко двору никого не брать, развѣ кого ей позволитъ верховный совѣтъ. Такъ писалъ одинъ изъ сторонниковъ переворота. Верховники совершенно изолировали Анну отъ всякихъ сношеній съ ея приверженцами и "остро наблюдали" за нею. Но сношенія устроились черезъ жившихъ при Аннѣ женщинъ. 800 человѣкъ изъ сената, генералитета и дворянства явились къ Аннѣ съ просьбою уничтожить "пункты", составленные верховниками, и возстановить самодержавіе съ дарованіемъ вольностей, главныя основанія которыхъ приведены уже нами выше. Но гвардейцы и другіе сторонники Анны настаивали на полномъ самодержавіи. "Вооруженные солдаты и чиновное дворянство" -- говоритъ Германъ -- "доставили Аннѣ побѣду надъ гордою знатью. Императрица готова была на крайнія мѣры, и войскамъ уже розданы патроны, чтобы стрѣлять въ непокорныхъ." Состряпанная верховниками хартія торжественно разодрана, и Анна провозглашена самодержицею.
   
   Въ сей день Августа наша свергла долгъ свой ложный,
   Растерзавши хирографъ подложный,
   И выняла скипетръ свой отъ гражданскаго ада,
   И тѣмъ стала Россія весела и рада!
   
   Такъ радовались съ Феофаномъ Прокоповичемъ пособники переворота. Верховники же были одержимы совершенно противоположными чувствами. "Трапеза была уготована, по приглашенные оказались недостойными," говорили они. Противъ нихъ начато гоненіе, и болѣе всѣхъ досталось Долгорукимъ. Какія цѣли преслѣдовались членами верховнаго совѣта, можно видѣть, напр., изъ того, что Алексѣй и Иванъ Долгорукіе совершенно обобрали сокровища дворца -- драгоцѣнные камни, серебро, украшенія, деньги, мебель, экипажи, охотничьи принадлежности, даже церковную утварь! (Руеск. Арх., 1866 г., 1--17; Соловьевъ, XIX, 241--291, и др.)
   Къ счастью Россіи, затѣянный верховниками олигархическій переворотъ не удался, по олигархическія тенденціи не умирали. Независимо отъ временщиковъ и фаворитовъ, власть принадлежала еще тому же верховному совѣту, названному кабинетомъ, въ составъ котораго вошли на первый разъ Головкинъ, Черкасскій и Остерманъ.
   Само собою понятно, что при описанныхъ порядкахъ привилегіи дворянства должны были постепенно расширяться. Число крѣпостныхъ и помѣщиковъ безпрерывно возрастало. Каждый временщикъ, каждый любимецъ, каждый пособникъ переворота, каждый крупный чиновникъ -- всѣ получали крестьянъ. У Меньшикова было 100,000 крестьянъ, у Долгорукихъ 80,000, Разумовскіе, Бироны, Шуваловы, Голицыны и многіе другіе также считали своихъ крестьянъ десятками тысячъ; Елисавета, вступивъ на престолъ, раздала около 14,000 крестьянъ однимъ только помогавшимъ ей гвардейцамъ Потомственные дворяне и лица, дослужившіеся до оберъ-офицерскихъ ранговъ, получили право владѣть крестьянами, даже не имѣя собственной земли. Лицамъ другихъ сословій запрещено имѣть крестьянъ, но за то дозволено "покупать и на товары вымѣнивать" инородцевъ. Кабальные люди вмѣстѣ съ своими дѣтьми окончательно превращены въ холоповъ. Существовавшее при Петрѣ право крѣпостныхъ людей избавляться отъ неволи добровольнымъ поступленіемъ въ военную службу, было отнято у нихъ; такихъ волонтеровъ жестоко били кнутомъ, батогами, плетьми, а послѣ наказанія однихъ ссылали въ каторгу навѣчно, другихъ возвращали помѣщикамъ. Боярскимъ людямъ, монастырскимъ слугамъ и крестьянамъ запрещено пріобрѣтать недвижимыя имѣнія, какъ въ городахъ, такъ и въ уѣздахъ; крестьяне лишены нрава владѣть фабриками, вступать пъ подряды и откупа, обязываться векселями и поручительствомъ, а указомъ 1741 г., какъ настоящіе безличные рабы, они даже исключены изъ присяги на вѣрноподданство. Помѣщики получили право продавать своихъ крестьянъ и дворовыхъ людей, также ссылать ихъ въ Сибирь съ зачетомъ отъ казны въ рекруты. При продажѣ людей законъ уже допускалъ продавать однихъ членовъ семейства отдѣльно отъ другихъ. Хворыхъ, старыхъ, вообще неспособныхъ людей помѣщикъ могъ отпускать на волю, т. е. прогонять отъ себя на всѣ іетыре стороны. Бодати, слѣдующія за проданныхъ, сосланныхъ и прогнанныхъ раскладывались на всѣхъ оставшихся крестьянъ. Взысканіе податей и недоимокъ посредствомъ военныхъ командъ сдѣлалось явленіемъ самымъ обыкновеннымъ. Произволъ помѣщика не впалъ границъ, и правительство не противодѣйствовало ему ни въ чемъ. Вся жизнь крестьянина до малѣйшихъ мелочей поставлена была въ зависимость отъ господина. Артемій Волынскій въ наказѣ управителю своихъ имѣній предписываетъ "по вся годы свидѣтельствовать бѣдныхъ мужиковъ, отчего онъ обѣднѣлъ, и ежели не отъ лѣности и не отъ пьянства, такихъ ссужать хлѣбомъ въ долгъ. Также хотя которые отъ своего непотребства и лѣности обнищали, и тѣхъ ссужать, однакожъ съ наказаніемъ, дабы впредь даромъ хлѣбъ ѣсть неповадно было. Буде же и затѣмъ себѣ пользы не сдѣлаютъ, то такихъ брать въ работу на мой дворъ и кормить мѣсячиною невѣянымъ хлѣбомъ, и чтобъ онъ былъ въ непрестанной работѣ." Татищевъ, передовой человѣкъ и одинъ изъ самыхъ гуманныхъ помѣщиковъ того времени, въ своихъ запискахъ идетъ еще дальше Волынскаго. Каждый крѣпостной крестьянинъ долженъ имѣть, по его мнѣнію, 2 лошади, 2 быка, 5 коровъ, 10 овецъ, 2 свиньи, 2 пары гусей, 10 куръ, "посуду цѣнинную, блюда, тарелки, ножи, вилки, оловянныя ложки, солонки, стаканы, скатерти и проч. А кто всего вышеписаннаго въ домѣ своемъ имѣть не будетъ, таковыхъ отдавать другому въ батраки безъ платы, которую за него будетъ платить всякую подать и землею его владѣть, а его, лѣнивца, имѣть работникомъ."
   Усиленіе крѣпостного нрава вело за собою не мало безпорядковъ и смутъ. Въ 1729 г. распущенъ былъ подложный манифестъ о дарованіи разныхъ льготъ кабальнымъ людямъ, которыхъ тогда превратили въ холоповъ. Въ 1757 году помѣщики тамбовскаго и Козловскаго уѣздовъ жаловались, что крестьяне большими толпами бѣгутъ за Волгу, гдѣ будто бы для принятія ихъ опредѣленъ какой-то маіоръ Парубучъ. Въ разныхъ мѣстахъ то и дѣло вспыхивали бунты противъ помѣщиковъ, для усмиренія которыхъ посылались войска и чиновники.
   Хотя во все продолженіе разсматриваемаго періода дворянство напрасно хлопотало избавиться отъ обязательной службы; хотя строгіе законы Петра противъ нѣтчиковъ подтверждались новыми не менѣе строгими указами, но de facto и въ этомъ отношеніи дворянство пріобрѣло значительныя льготы. Анна Іоановна опредѣлила срокъ обязательной службы дворянина: прослуживъ 25 лѣтъ, онъ могъ выйти въ отставку. Укрываться же и отбояриваться отъ службы въ эту эпоху было несравненно легче, чѣмъ ври Петрѣ. Въ это же время вошло въ обыкновеніе записывать дѣтей вельможъ на службу не только въ малолѣтствѣ, но даже въ пеленкахъ; достигши совершеннолѣтія, они уже имѣли право на отставку! Но полной, закономъ признанной привилегіи ничего недѣланья благородное шляхетство еще не получало.
   Послабленіе дворянству относительно службы сопровождалось прекращеніемъ въ высшихъ сферахъ всякой напряженной дѣятельности, кипѣвшей при Петрѣ. Со смерти преобразователя и почти вплоть до воцаренія Екатерины II мы видимъ рядъ переворотовъ., интригъ, розысковъ и казней, баловъ, маскарадовъ, оргій, но не видимъ почти никакой государственной дѣятельности. По общему отзыву жившихъ тогда въ Россіи иностранцевъ, никто въ это время не хотѣлъ, что называется, ударить палецъ о палецъ, и этотъ отзывъ признается справедливымъ даже такими благонамѣренными историками, какъ г. Щебальскій. "Россія" -- пишетъ одинъ иностранный посланникъ -- "похожа на корабль, кормчій и матросы котораго покоятся глубокимъ сномъ". "Единственное, на что здѣсь обращено вниманіе" -- доноситъ другой -- "это очищеніе казначейства". "Въ боярскихъ дворцахъ только и дѣлаютъ, что день и ночь веселятся на всѣ руки. Дѣлами совершенно не занимаются. Самые даровитые и важные люди бросаютъ ихъ". При Петрѣ II это дошло до того, что иностранные посланники заявляли, что они будутъ ходатайствовать объ отозваніи ихъ изъ Россіи, въ которой имъ дѣлать рѣшительно нечего. Двадцатидвухлѣтняя правительница Лина Леопольдовна до того ненавидѣла всякую дѣятельность, что коль скоро ей начинали говорить о дѣлахъ, лицо ея принимало утомленно-разсѣянное выраженіе и искажалось зѣвотой. Лѣнь ея была такъ сильна, что она цѣлые дни проводила нечесанною. Такъ же вяло шли дѣла во всей остальной Россіи. Вездѣ и во всемъ преобладали только одни узко-эгоистичные, самые Мелкіе разсчеты. Посланники иностранныхъ державъ нерѣдко дѣйствовали у насъ какъ дома, вмѣшиваясь даже въ перевороты: маркизъ Шетарди, напримѣръ, помогалъ восшествію на престолъ Елисаветы. Россія потеряла политическое значеніе, пріобрѣтенное ею при Петрѣ, и ее не разъ впутывали въ такіе войны и союзы, которые не приносили ей ничего, кромѣ вреда.
   Внутреннія дѣла были также въ самомъ грустномъ состояніи. Полная апатія въ администраціи, совершенное истощеніе финансовъ, всеобщая бѣдность, воровство и разбои пожирали Россію, и никто не думалъ о поправленіи зла {Сенатъ, распоряжаясь казенными деньгами, какъ собственными, не зналъ даже суммы государственныхъ доходовъ, не зналъ даже числа городовъ, не имѣлъ у себя ни реестра городовъ, ни карты имперіи. (Р. Арх., 1863, 486.)}. Собиралось нѣсколько законодательныхъ комиссій для составленія свода законовъ, но выборныхъ депутатовъ въ эти комиссіи приходилось таскать изъ провинцій силою, подъ карауломъ, и для сочиненія свода не нашлось вовсе годныхъ и желающихъ людей. Начатки городского самоуправленія, данные Петромъ, уничтожены; "для защиты" горожанъ, для сбора податей и для того, чтобы "уѣзднымъ людямъ было страшнѣе", какъ выразилась Екатерина I, возстановлены воеводы, но настоянію Меньшикова, извлекавшаго изъ опредѣленія ихъ громадныя суммы. Баллотированіе офицеровъ своими товарищами отмѣнено. Впрочемъ, нужно замѣтить, что въ администраціи и законодательствѣ реакціонеры дѣйствовали не очень настойчиво; энергическихъ мѣръ никакихъ не предпринималось; но такъ какъ ничего почти не дѣлалось для дальнѣйшаго развитія реформъ, то дѣла сами собой поворачивали на старый до-петровскій ладъ. Ненависть къ иностранцамъ, усиленная еще деспотизмомъ жестокаго Бирона, вела за собой напряженіе тѣхъ ложно-патріотическихъ чувствъ, которыми пользовались разные пройдохи для своихъ корыстныхъ цѣлей. При Петрѣ II флотъ и Петербургъ были брошены, столица перенесена въ полуазіятскую Москву, и верховники обязали Айну не переносить никуда изъ Москвы своей резиденціи. Москва тогда была центромъ реакціи. Окруженная имѣніями значительныхъ боярскихъ фамилій, пропитанная древнерусскими традиціями, она украшалась жительствомъ всѣхъ недовольныхъ дѣлами коронованнаго великаго плотника. "Количество дворянъ, живущихъ въ Москвѣ" -- пишетъ одинъ тогдашній путешественникъ -- "невѣроятно. Русскихъ вельможъ весьма немного въ Петербургѣ. Освободившись отъ службы, они всѣ переѣзжаютъ въ Москву. Петербургъ не представляетъ ни одного примѣра этихъ колоссовъ великолѣпія и азіятской пышности". Реакціонность московской атмосферы отлично понимали даже всѣ иностранные посланники и всѣми мѣрами старались о перенесеніи столицы обратно въ Петербургъ, такъ какъ европейскимъ государствамъ каждому хотѣлось во время тогдашнихъ войнъ быть въ союзѣ съ Россіей, но послѣдняя не могла быть сильнымъ союзникомъ въ томъ случаѣ, если бы московскіе псевдопатріоты погубили всѣ преобразовательныя начинанія Петра.
   Духовенство, задѣтое въ самыхъ живыхъ своихъ интересахъ Петромъ Великимъ, послѣ его смерти начало дѣйствовать успѣшнѣе. Многія ограниченія, наложенныя на него Петромъ, пали сами собою, а вопросъ о секуляризаціи церковныхъ имуществъ отложенъ въ долгій ящикъ. По для духовенства этого было мало, оно хотѣло рѣшительнаго возвращенія къ до-петровской старинѣ; причина этого недовольства и клерикальныя притязанія резюмированы въ доносахъ Абрамова. Онъ доносилъ еще Петру Великому, что "еретики Феодосій Яновскій, Феофанъ Прокоповичъ, Гавріилъ Бужинскій и прочіе ихъ единомышленники" подрываютъ священныя основы русскаго общества. Но Петръ мало обращалъ вниманія на эти штуки. Когда воцарилась Анна и, желая угодить духовенству, объявила, что въ церковномъ отношеніи новое правительство обращается къ старинѣ до-петровской, Абрамовъ возобновилъ свою дѣятельность. Онъ доказывалъ, что духовный регламентъ исполненъ ересей, что сподвижники покойнаго преобразователя, "обольсти государя, начали поносить древнее благочестіе; тетрадками, книжечками и словесно старались вводить злочестивое ученіе, явно начали посты св. раззорять, покаяніе и умерщвленіе плоти выставлять баснословіемъ, безженство и самовольное убожество въ смѣхъ обращать, дѣвство представлять дѣломъ невозможнымъ, стали вездѣ осматривать и перебирать св. мощи, ломать часовни, уничтожать чудотворные образа" и т. д. Въ поданной Аннѣ запискѣ "объ управленіи имперіей" Абрамовъ настаивалъ не только возстановить патріаршество, но даже чтобы правительство "во всемъ съ патріархомъ сносилось и о лучшей пользѣ промышляло, чтобъ духовенство въ древнее ввесть благочестіе и доброе состояніе. И всѣ гражданскіе уставы и указы съ нимъ разсмотрѣть прилежно, согласны ли они съ закономъ божіимъ и церковными уставами и съ преданіями церковными, и буде которые несогласны, тѣ бы отставить, а впредь узаконить въ согласіи божьяго закона и церковнаго разума." Но для малочисленныхъ духовныхъ новаго образца и особенно для умнѣйшаго изъ нихъ Феофана Прокоповича, борьба противъ клерикаловъ была вопросомъ жизни или смерти, а въ самодержавіи они имѣли сильнаго союзника, который только въ самой крайности могъ согласиться на возстановленіе патріаршества. И вотъ Феофанъ пускаетъ въ ходъ всѣ средства, -- интригу, доносъ, пытки, кнуты, ссылку -- чтобы погубить противниковъ. Клерикалы присмирѣли тѣмъ болѣе, что скоро началась бироновщина.
   Но если духовенству не удалось возстановить патріарха, то удалось освободиться отъ многихъ петровскихъ стѣсненій, реставрировать обязательное благочестіе въ древнерусскомъ духѣ, возстановить свой прежній авторитетъ. Проклиная иностранцевъ, противодѣйствуя успѣхамъ насажденнаго Петромъ "лжеименнаго разума," реакціонное духовенство успѣло даже дворцовую жизнь повернуть на старомосковскій ладъ. Особенною силою пользовалось духовенство при Елисаветѣ, воцареніе которой сопровождалось шумными демонстраціями проповѣдниковъ. Одинъ изъ нихъ говорилъ, напр., что Россія была нивою, на которой появились многіе плевелы -- "порожденія ехиднины, изгрызающіе утробу матери своей, Россіи, чужестранцы, пришлецы, Петромъ насѣянные въ Россіи, правовѣрія ругатели." Екатерина II разсказываетъ, что "Елисавета была окружена богомольцами и ханжами, и при ней необходимо было быть тѣмъ или другимъ, чтобы хоть сколько нибудь стоять на виду." Даже канцлеръ Бестужевъ-Рюминъ, чтобы замаскировать передъ государыней свой либерализмъ относительно постовъ, долженъ былъ купить у константинопольскаго патріарха "разрѣшительную на мясоястіе грамоту, по причинѣ всегдашней болѣзни и неусыпности." Бестужевъ же, сдѣлавшись лучшимъ другомъ Алексѣя Разумовскаго и желая упрочить чрезъ него свое вліяніе при дворѣ, дѣйствовалъ посредствомъ духовныхъ на совѣсть государыни. Алексѣй Разумовскій честнѣйшій изъ временщиковъ XVIII в., но справедливому замѣчанію г. Васильчикова," служилъ однакожъ орудіемъ для лицъ, прикрывавшихъ подъ рясой благочестія свои реакціонныя стремленія, цѣлью которыхъ было не преуспѣяніе вѣры, а достиженіе личныхъ выгодъ и личнаго вліянія на дѣла." Онъ, по свидѣтельству князя Шаховского, "св. синода членами особливо благосклоненъ былъ и неотрицательно по ихъ домогательствамъ всевозможныя у Ея Величества предстательства и заступленія употреблялъ."
   Подъ вліяніемъ духовенства, при Елисаветѣ учреждено множество миссій въ казанскомъ краѣ, въ Сибири, Камчаткѣ, на Кавказѣ. Но дѣло распространенія христіанства было запятнано дѣйствіями миссіонеровъ, которые, за немногими исключеніями, преслѣдовали только свои личныя цѣли. Возмутительные подвиги казанской "новокрещенской конторы" описаны нѣсколько лѣтъ назадъ въ "Православномъ Собесѣдникѣ," а миссіонерскую дѣятельность въ Сибири обрисовываетъ въ немногихъ словахъ князь Щербатовъ, говоря, что "инородцы на безчеловѣчіе и мздоимство поповъ своихъ жалуются, кои только грабить и мучить ихъ пріѣзжаютъ." Подобнымъ же характеромъ отличались и отношенія къ раскольникамъ, какъ это засвидѣтельствовано даже указами тогдашняго правительства. Еще Петръ I поддался реакціонному давленію и началъ преслѣдовать раскольниковъ, которыхъ при немъ и жгли и казнили и ссылали въ каторгу впредь до обращенія. Но Петръ преслѣдовалъ ихъ изъ политическихъ, а не изъ религіозныхъ видовъ: Петръ всегда былъ вѣротерпимцемъ, а въ слѣдовавшую за нимъ эпоху реакціи иновѣрцевъ начали преслѣдовать уже исключительно за ихъ религіозное разномысліе и, случалось, сожигали людей за совращеніе и отступленіе отъ православія. Вопросъ о допущеніи евреевъ въ Россію рѣшенъ отрицательно.
   "Отъ враговъ христовыхъ не желаю интересной прибыли," писала по этому поводу Елисавета. Одинъ изъ знаменитѣйшихъ врачей XVIII в., д-ръ Санхецъ за свое жидовство былъ устраненъ изъ академіи наукъ и изгнанъ изъ Россіи. (Р. Арх., 1670, 281.)
   Страхъ и запугиванье всегда были орудіями реакціи; у насъ въ Россіи эта система также извѣстна съ древности и съ успѣхомъ употреблялась въ послѣ-петровскую эпоху. Клерикалы и пустосвяты по прежнему старались основать свое вліяніе "на запугиваньи совѣсти дѣтскими страшилищами," какъ выражался о нихъ Иванъ Грозный. Временщики, фавориты, разные крупные чиновники также старались каждый создать какъ можно болѣе воображаемыхъ напастей, угрожающихъ правительству и, выставивъ себя спасителями его, сдѣлаться для него необходимыми, и затѣмъ погубить всѣхъ своихъ враговъ подъ предлогомъ измѣны. Артемій Волынскій въ своей запискѣ, поданной Аннѣ, говоритъ, что всѣ подобные "безсовѣстные льстецы и безполезные отечеству своему тунеядцы" о томъ только и стараются, "чтобы приводить государей въ сомнѣніе, чтобы никому вѣрить не изволили, а всѣ бы подозрѣніемъ огорчены были; дѣла, которыя за самую бездѣлицу почитать можно, они стараются какъ наибольше расширять и всякія изъ того приключенія толковать, а ничего прямо не изъяснять, и персону свою печальными и ужасными минами показывать, дабы государю тѣмъ больше безпокойства и сомнѣнія придать, а потомъ себя къ поправленію того дѣла рекомендовать и у государя въ кредитъ наибольшій себя привести," Такъ шли дѣла и при Екатеринѣ I, и при Петрѣ II и при Аннѣ и при регентахъ и при Елисаветѣ. Такъ дѣйствовалъ при Аннѣ, напр., Феофанъ Прокоповичъ. Пугая государыню бунтами и революціями, онъ истреблялъ своихъ враговъ и держалъ въ страхѣ всѣхъ министровъ. Подобную же роль игралъ при Елисаветѣ Шуваловъ. "Безпрестанные недуги ослабили нервы императрицы. Этимъ ловко воспользовался Шуваловъ; онъ старался еще болѣе усилить боязнь государыни, увѣрялъ ее, что она окружена тайными недоброжелателями, готовыми на всякое преступленіе, и наконецъ ему удалось вполнѣ убѣдить императрицу въ томъ, что одинъ онъ въ состояніи оградить ее отъ дѣйствія скрытыхъ враговъ". (XVIII Вѣкъ, II. 515).
   Въ эту бурную эпоху переворотовъ не мало было дѣйствительныхъ заговоровъ, нагонявшихъ страхъ; но этотъ страхъ усиливали еще искуственно, создавая небывалыя преступленія и пользуясь ими для усиленія терроризаціи или для погубленія своихъ враговъ. Такъ погубили напр., Волынскаго, казненнаго въ 1740 г., который при всѣхъ своихъ порокахъ и злоупотребленіяхъ былъ не только не хуже всѣхъ своихъ враговъ, но даже неизмѣримо выше ихъ своимъ умомъ и образованіемъ. Волынскій обвиненъ въ небываломъ заговорѣ, и въ вину ему поставлено, между прочимъ, имѣніе у себя книгъ Юста Липсія и Макіавели. Дѣло это такъ возмутительно, что подало Екатеринѣ II поводъ къ слѣдующему завѣщанію. "Сыну моему и всѣмъ моимъ потомкамъ совѣтую и поставляю въ обязанность читать сіе Волынскаго дѣло, дабы они видѣли и себя остерегали отъ такого беззаконнаго примѣра". Но такихъ "беззаконныхъ примѣровъ" въ то смутное время избѣжать было трудно. По всей Россіи гремѣло страшное "слово и дѣло", промыселъ доноса развился до ужасныхъ размѣровъ, каждая мелочь выставлялась или государственнымъ преступленіемъ или доказательствомъ какой-то таинственной, всеобъемлющей интриги. Этимъ проискамъ и замысламъ враговъ приписывались даже столь обычные въ Россіи пожары, которые всегда служили въ рукахъ безчестныхъ пройдохъ отличнымъ орудіемъ для терроризаціи и направленія толпы на извѣстный путь. При Иванѣ Грозномъ, напримѣръ, послѣ пожаровъ 1547 г., бояре внушили царю и черни, что Москву сожгли чародѣйствомъ Глинскіе, -- и Глинскіе погибли. Ужасные пожары при Аннѣ Ивановнѣ, опустошавшіе Москву, Петербургъ, Выборгъ, Ярославль приписывалось тайнымъ агентамъ мнимаго революціонера Артемія Волынскаго. Тогдашніе сплетники,-- эти прародители нѣкоторыхъ нынѣшнихъ публицистовъ,-- объясняли пожары даже болѣе нелѣпыми причинами, относили ихъ къ проискамъ "турецкой интриги" (Рус. Арх., 1866, стр. 1369). Практика тайной канцеляріи, ея провинціальныхъ агентовъ и волонтеровъ-доносчиковъ возрастала съ каждымъ днемъ. Пьяную болтовню мужика въ кабакѣ, разглагольствія монаха съ какой нибудь старой бабой, обыкновенное частное письмо -- все дѣлали государственнымъ преступленіемъ. Даже полуграмотные писцы и рукоприкладчики за неумышленныя описки въ императорскомъ титулѣ вплоть до царствованія Елисаветы отсылались для слѣдствія въ тайную канцелярію!.. Однажды, въ деревнѣ Прапорщиковой, западной Сибири, крестьянка Иванова, укоряя ссыльную дѣвку Петрову за промыселъ развратомъ, сказала ей: "у васъ, у ссыльныхъ, деньги дешевле,-- вы монетой и г... подтираете". Петрова объявила на Иванову слово и дѣло, и началось политическое слѣдствіе объ оскорбленіи монеты!
   Доносы развились гораздо сильнѣе, чѣмъ при Петрѣ, "и поелику ремесло сіе" -- говоритъ Минихъ -- "отверзало путь какъ къ милости, такъ и къ богатымъ наградамъ, то многія знатныя и высокихъ чиновъ особы не стыдились служить къ тому орудіемъ". (Марк. Шетарди, Пекарскаго, 290). "Здѣсь" -- пишетъ французскій посланникъ -- "невозможно имѣть, какъ въ другихъ мѣстахъ, частную переписку. Видятъ даже глубину души, подсматриваютъ за дѣйствіями каждаго, распечатываютъ всѣ письма, и ничтожная новость рождаетъ сильныя подозрѣнія. Шпіоны, которыхъ держатъ въ кабакахъ, хватаютъ и уводятъ въ тюрьму всѣхъ, кто, забывшись или въ опьяненіи, осмѣлится произнесть хоть малѣйшій намекъ." (Ibid. 289, 148.) За арестомъ же въ большинствѣ случаевъ слѣдовала пытка, за пыткою признаніе, за признаніемъ казнь, кнутъ, вырѣзываніе ноздрей, вырѣзыванье языка, пожизненное заключеніе въ тюрьмѣ или ссылка, жестокая ссылка, часто безъ суда, по одному только ордеру какого нибудь Меньшикова или Бирона.
   Положеніе политическихъ ссыльныхъ было ужасное. Вотъ что пишетъ, напр., приставъ, караулившій графа де-Санти, сосланнаго въ устьвилюйское зимовье на пустынномъ сѣверѣ якутской области. "Живемъ мы,-- онъ, Сантій, я и караульные солдаты въ самомъ пустынномъ краю, а жилья и строенія никакого тамъ нѣтъ, кромѣ одной холодной юрты, да и-та ветхая. А находимся съ нимъ, Сантіемъ, во всеконечной нуждѣ, печки у насъ нѣтъ, и въ зимнее холодное время еле-еле остаемся живы. Отъ жестокаго холода хлѣбовъ негдѣ и печь, а безъ печенаго хлѣба претерпѣваемъ великій голодъ, и кормимъ мы Сантія и сами ѣдимъ болтушку, разводимъ муки на водѣ, отчего всѣ солдаты больны. А колодникъ Сантій весьма дряхлъ и всегда въ болѣзни находится, такъ что съ мѣста не встаетъ и ходить не можетъ". Обращеніе съ политическими ссыльными было самое жестокое; Долгорукіе, напр., получили въ Березовѣ 15 розогъ за игру въ горохъ. За простое сочувствіе къ политическимъ опальнымъ, за самыя невинныя сношенія съ ними людей драли кнутомъ, вырывали ноздри, ссылали. Когда Ивашкинъ, перенесшій въ Сибири ужасныя мученія за нѣсколько пьяныхъ словъ объ Елисаветѣ, во время пересылки въ Сибирь заболѣлъ такъ, что сопровождавшій сержантъ рапортовалъ о невозможности везти его дальше Иркутска, то врачъ Ваксманъ не рѣшился помочь ему, хотя и нашелъ, что онъ весь распухъ отъ внутренней болѣзни и имѣетъ отъ кандаловъ язвы на рукахъ и на ногахъ. Множество опальниковъ умирало въ ссылкѣ, многихъ, отправленныхъ подъ вымышленными именами или просто безъ именъ, какъ водилось тогда, при амнистіи Екатерины II никакъ не могли отыскать, многіе погибали нравственно. Сколько народа, сколько силъ и дарованій погублено такимъ образомъ! Вѣдь по словамъ "Тобольскаго Лѣтописца," втеченіи десяти лѣтъ по ноябрь 1740 г. въ одну только Сибирь и однихъ только дворянъ и чиновниковъ сослано 20,000 человѣкъ... Страхъ царилъ надъ умами правителей до такой степени, что даже трупъ политическаго преступника казался подозрительнымъ. Сосланный при Екатеринѣ I Феодосій Яновскій, заключенный пожизненно и неисходно въ одной изъ тюремъ архангельской губерніи, умеръ черезъ семь мѣсяцевъ послѣ того, какъ его запечатали въ тюремной кельѣ. Его похоронили; но тайная канцелярія велѣла, вырывъ трупъ изъ земли, "учинить анатомію, изъ Федосова тѣла внутренности вынуть, а если искусныхъ людей не обрѣтается (въ Архангельскѣ), то положа тѣло въ гробъ, засмолить и отправить въ Петербургъ на почтовыхъ подъ конвоемъ, съ подтвержденіемъ, якобы ѣдутъ съ нѣкоторыми вещами." Трупъ отправленъ, но около Каргополя его встрѣтилъ кабинетскій курьеръ и осмотрѣвъ -- "не явится ли на томъ тѣлѣ какихъ язвъ, чего не явилось" -- похоронилъ его.
   При Петрѣ были такія же гоненія, доносы, казни, ссылки, но это сводилось тогда къ великой идеѣ реформы; въ послѣ-петровскую же эпоху терроризація была только средствомъ борьбы за добычу и результатомъ страха, который всецѣло господствуетъ надъ умами при такихъ порядкахъ.
   Великое дѣло народнаго образованія, начатое Петромъ, не могло въ ту эпоху идти по тому же направленію, какое далъ ему реформаторъ. "Цѣль русскаго двора" -- писалъ въ 1738 г. Французскій агентъ -- "бросать пыль въ глаза цѣлой Европѣ. Цѣль двора достигнута, если въ Европѣ говорятъ, что Россія богата". Съ этой-то цѣлью основываютъ и содержатъ заведенія математическія и астрономическія, "совершенно пренебрегая народными школами, находящимися въ упадкѣ". (Марк. Шетарди, 21). Но и въ основанныхъ въ этотъ періодъ времени академіи паукъ и московскомъ университетѣ дѣла шли плохо. "Весь плодъ, какой эта академія принесла въ 28 лѣтъ" -- пишетъ Манштейнъ -- "состоитъ только въ томъ, что русскіе имѣютъ календарь по петербургскому полу деннику, могутъ читать на своемъ языкѣ вѣдомости и нѣсколько пріобщниковъ академіи сдѣлались довольно искусными въ математикѣ и философіи, чтобы заслужить жалованье отъ 600 до 800 р. Что же касается русскихъ, то очень мало еще находится столь ученыхъ, чтобы могли заступить профессорскія мѣста". Усилившаяся въ это время непріязнь въ иностранцамъ какъ нельзя болѣе вредила успѣхамъ академіи, положивъ начало почти столѣтней борьбѣ русскихъ академиковъ съ нѣмецкими. "Почти всѣ ученые тамъ люди" -- писалъ Волчковъ -- "наиболѣе упражняются въ безпрестанныхъ ссорахъ и враждахъ за мнимое свое преимущество въ наукахъ". Русскіе ученики успѣвали крайне плохо; въ этомъ видѣли "нѣмецкую науку", и академикъ Шумахеръ попалъ подъ слѣдствіе за то, что въ 18 лѣтъ не сдѣлалъ ни одного профессора изъ русскихъ, а "выбранныхъ по указу изъ московскихъ училищъ учениковъ, что ни лучшихъ и остроумныхъ богослововъ и философовъ порицалъ негодными и непонятными". Отстаивая такъ ревностно народный элементъ въ академіи, объ образованіи народа не только не заботились, но даже преднамѣренно препятствовали ему. Въ утвержденномъ проектѣ объ учрежденіи московскаго университета было постановлено, что "крѣпостныхъ людей нельзя принимать ни въ университетъ, ни въ гимназію, потому что науки почитаются благородными занятіями и не терпятъ принужденія; для различія дворянъ отъ разночинцевъ предписано учиться имъ въ разныхъ гимназіяхъ" (Ж. М. Н. Пр.. 1865, X, прилож., 57). Въ проектѣ объ учрежденіи батуринскаго университета высказалась та же сословная тенденція. "Понеже науки по справедливости между благороднѣйшими упражненіями считаются и не терпятъ никакого принужденія, того ради, какъ въ семинарію при университетѣ, такъ и въ университетъ не принимать никакихъ крѣпостныхъ людей".
   Между тѣмъ, тупая ненависть гасильниковъ къ свѣту разума получила силу, какой она не могла имѣть при Петрѣ, и литературные доносчики, въ родѣ Абрамова, пошли въ ходъ. Такъ, напр., Тредьяковскій доносилъ на издателя "Ежемѣсячныхъ Сочиненій", Миллера, за напечатаніе оды, въ которой тотъ бездарный піита, "по ревности и вѣрѣ своей къ истинному слову божію, въ священномъ писаніи вѣщающему, покорно донося", указывалъ "ложь на псаломника" и богопротивность, состоящія въ томъ, что авторъ разсуждалъ о множествѣ міровъ и безконечности вселенной. Подобныя инсинуаціи и нашёптыванья имѣли полный успѣхъ. Многія книги, изданныя при Петрѣ, отбирались и уничтожались; такъ, напр., при Аннѣ Ивановнѣ старались изъять изъ обращенія по всей имперіи "Введеніе въ исторію европейскихъ государствъ" Пуффендорфа; при той же Аннѣ Волынскому поставлено въ вину имѣніе у себя сочиненій Юста Липсія и Микіавели. Въ 1742 г. вышелъ даже указъ, чтобы всѣ книги, напечатанныя въ предыдущія царствованія, представлять въ синодъ и въ академію наукъ для надлежащаго исправленія, а въ 1750 г. запрещенъ ввозъ иностранныхъ книгъ въ Россію. Рядомъ указовъ была развита цензурная система; всѣ книги гражданскаго и духовнаго содержанія просматривались въ академіи наукъ, въ типографіяхъ или губернскихъ присутственныхъ мѣстахъ. Въ 1751 г. введена цензура для газетъ. Въ 1759 г., по поводу самаго невиннаго стихотворенія въ честь одной танцовщицы, напечатаннаго въ миллеровскомъ журналѣ, установлена для него предварительная цензура. Программа издаваемыхъ Миллеромъ "Ежемѣсячныхъ Сочиненій" была до того ограничена, что изъ нея исключены не только статьи богословскія, критическія и такія, которыми могъ кто нибудь оскорбиться, но и постановлено, чтобы "изъ высокихъ наукъ, яко-то: изъ астрономическихъ наблюденій и исчисленій, изъ физики, математическими вычетами изъясняемой, изъ анатомическихъ примѣчаній, которыхъ разумѣть невозможно безъ знанія совершеннаго самой анатоміи, и ничего тому подобнаго въ книжки не вносить."
   Среди такого реакціоннаго хаоса невольно привлекаетъ на себя вниманіе замѣчательная личность Ломоносова, который въ эту эпоху реакціи и бездѣлья энергично поддерживалъ просвѣтительное дѣло Петра, блистательно защищая права науки и разума. Много нравственныхъ недостатковъ было у Ломоносова, но въ нравственномъ отношеніи не можетъ не возбуждать нашего сочувствія этотъ геніальный крестьянинъ, который среди общества, насквозь пропитаннаго низкопоклонствомъ, смѣло заявляетъ о себѣ: "нетокмо у стола знатныхъ господъ или у какихъ земныхъ владѣтелей дуракомъ быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога!" Впрочемъ и Ломоносовъ не совсѣмъ былъ вѣренъ традиціямъ обожаемаго имъ Петра и не совсѣмъ свободенъ отъ реакціонныхъ вліяній: въ его борьбѣ съ нѣмцами, далеко не безкорыстной, очень ясно проглядываетъ то направленіе, которое впослѣдствіи получило названіе славянофильства.

С. Шашковъ.

"Дѣло", No 6, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru