Шашков Серафим Серафимович
Главные эпохи в истории русской женщины

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ГЛАВНЫЯ ЭПОХИ ВЪ ИСТОРІИ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ.

(Окончаніе).

   Произведенія народной поэзіи ясно свидѣтельствуютъ, что русская женщина всегда была недовольна тѣмъ, что ей не давали свободы въ выборѣ мужа и выдавали замужъ насильно. Она горько плакала о своей долѣ, протестовала противъ насилія, мстила нелюбимому мужу порокомъ и преступленіемъ; она, какъ въ одной малорусской пѣснѣ, умоляла отца или мать" не разлучать ее съ милымъ и не выдавать за немилаго, -- вѣдь не вамъ съ нимъ жить". Этотъ протестъ не оставался безъ результатовъ, и въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, напр., въ нижегородской губерніи, въ случаѣ упорнаго несогласія невѣсты на бракъ, отказываютъ жениху. Въ Малороссіи, при сватаньи невѣсты, отецъ спрашиваетъ ее: "любишь-ли и пойдешь-ли за такого-то"? Въ нѣкоторыхъ малорусскихъ мѣстностяхъ родители невѣсты, цѣлуя икону, даже присягаютъ торжественно въ томъ, что они не принуждаютъ своихъ дѣтей къ бракосочетанію. Народная жизнь выработала и нѣсколько другихъ формъ свободнаго брака, заключеннаго по добровольному соглашенію жениха и невѣсты. Старинные юридическіе памятники свидѣтельствуютъ, что подобные союзы, совершавшіеся безъ согласія родителей, были далеко не рѣдки, какъ не рѣдки они и нынѣ, напр., въ Сибири и архангельской губерніи, гдѣ дѣвушки, выходя тайно отъ родителей замужъ, уносятъ съ собою изъ родительскаго дома свои вещи и называются самокрутками или самоходками. Иногда эти браки вовсе не имѣютъ церковнаго характера. Еще извѣстный протопопъ Аввакумъ говорилъ: "аще кто не имать іереевъ (для вѣнчанія), да живетъ просто". При Дмитріи Ростовскомъ во многихъ сектахъ "отцы и матери не вдавали дщерей законному браку, по велѣли имъ безъ вѣнчанья, съ кѣмъ хотятъ, жити". Многіе раскольники допускаютъ и церковное вѣнчанье, но не какъ таинство, а только какъ "общенародный обычай", необходимый для отличія законнаго союза отъ блуда и для заявленія о согласіи жениха и невѣсты передъ цѣлымъ обществомъ присутствующихъ въ церкви; другіе же вовсе отвергаютъ, что существо брака состоитъ въ пресвитерскомъ вѣнчаніи, а не въ обѣтѣ сочетающихся лицъ", и стоятъ положительно за одну гражданскую форму. Сплошь и рядомъ эти браки заключаются и заключались даже безъ всякихъ формальностей; молодые люди обоего пола секретно отъ старшихъ знакомились между собою и "безъ благословенія отца и матери, безъ всякаго чина гражданскаго и обычая, сами собою убѣгомъ и сокровеніемъ поимались и, помѣшкавши гдѣ-нибудь въ отъѣздѣ, въ домъ свой, аки новобрачные, пріѣзжали"; родители поневолѣ признавали совершившійся фактъ. Для приданія дѣлу публичности, вступившіе въ подобный бракъ начинали ходить вмѣстѣ но базарамъ и другимъ люднымъ мѣстамъ, взявшись за руку или держась за одипТі платокъ. Родители признавали жену сына вполнѣ законною, равно-какъ и дѣтей, а въ случаѣ смерти сына, содержали его вдову, воспитывали его дѣтей и дѣлали ихъ наслѣдниками своего имѣнія. Гражданскія жены даже въ присутственныхъ мѣстахъ назывались женами; на ихъ имя покупались и утверждались дома, лавки, заводы, фабрики. Но съ конца тридцатыхъ годовъ настоящаго столѣтія взглядъ правительства на гражданскій бракъ раскольниковъ совершенно измѣнился: онъ объявленъ "развратомъ" и "беззаконною жизнью". Преслѣдованія стѣснили развитіе гражданскаго брака; тому-же содѣйствовалъ и протестъ противъ него женщины. Будучи негарантированъ закономъ, такой бракъ не охранялъ интересовъ жены и дѣтей, которыхъ мужъ могъ безнаказанно бросить на произволъ судьбы. Бывали случаи, что судъ отказывалъ такой брошенной мужемъ матери въ томъ покровительствѣ, какое дается даже простой любовницѣ, и освобождалъ раскольника отъ обязанности выдавать ей содержаніе на дѣтей, дабы, въ противномъ случаѣ, "не дать повода раскольникамъ къ заключенію, что ихъ притязанія и раскольническія понятія покровительствуются закономъ". Женщины поэтому часто стараются о приданіи браку церковной законности. Но при всемъ томъ гражданская форма брака, крѣпко держится среди раскольниковъ, а женщина въ раскольничьемъ семействѣ, особенно у молоканъ и духоборцевъ, гораздо самостоятельнѣе и равноправнѣе съ мужемъ, чѣмъ въ семействѣ православномъ. Православныя женщины, живущія по сосѣдству съ духоборцами, завидуютъ положенію ихъ женъ и нерѣдко угрожаютъ своимъ мужьямъ перейти въ духоборчество, что нѣкоторыя и исполняютъ.
   Въ господствующей церковной формѣ брака произошло также немало улучшеній въ пользу женщины. Мы уже упоминали, напр., что въ рядной записи женихъ обязывался нерѣдко не бить жены, что послѣдняя пріобрѣла право жалобы на жестокое обхожденіе мужа и по второй жалобѣ могла получить разводъ. Во время Корба въ высшихъ слояхъ русскаго общества женщины уже перестали считать плеть доказательствомъ мужниной любви; "онѣ, говоритъ упомянутый путешественникъ, -- охотно освободились-бы отъ крайней унизительной покорности своимъ мужьямъ, еслибы только нашелся преобразователь столь жестокихъ для нихъ обычаевъ". Въ имущественномъ отношеніи, въ эту эпоху глубокого рабства были положены прочныя основы тѣхъ нравъ русской женщины, которыя въ настоящее время дѣлаютъ ея положеніе болѣе выгоднымъ, чѣмъ положеніе женщины во Франціи и Англіи. Дочь, при неимѣніи брата, могла наслѣдовать даже и недвижимое имущество, а при братѣ ея наслѣдственная доля замѣнялась приданымъ. Въ XVII в. даже при братьяхъ дочери начали получать на прожитокъ особыя доли изъ отцовскихъ помѣстій. Въ приданое давалось какъ движимое, такъ и недвижимое имущество, иногда даже цѣлыя вотчины и крестьяне. Въ древнѣйшее время имущество жены состояло въ полномъ распоряженіи мужа, но очень рано въ исторіи у насъ водворилась полная раздѣльность супружескаго имущества. Жена была такою-же собственницею, какъ и мужъ. Она владѣла своими вотчинами, своимъ имѣніемъ, могла пріобрѣтать и отчуждать ихъ и вести дѣла отъ себя, даже безъ согласія мужа. Супруги, какъ лица независимыя другъ отъ друга въ имущественномъ отношеніи, могли вступать между собою въ разнообразные договоры и сдѣлки, въ куплю-продажу, мѣну, займы и т. д. По смерти мужа, имущество жены и приданое оставались за нею; кромѣ того мужья сплошь и рядомъ назначали своимъ вдовамъ на прожитокъ извѣстную долю изъ своего имѣнія, иногда же вдова вмѣстѣ съ дѣтьми получала сполна все имущество покойнаго. Такимъ образомъ дѣвушка съ прожиточнымъ помѣстьемъ, вдова, даже замужняя женщина были въ своихъ имѣніяхъ независимыми госпожами и вмѣстѣ съ помѣщиками-мужчинами должны были нести за владѣніе помѣстьемъ обязательную государственную службу посредствомъ своихъ дѣтей, родственниковъ или постороннихъ лицъ. Роль помѣщицы имѣла такое-же важное значеніе для развитія въ женщинѣ самостоятельнаго характера, какъ и роль феодалки въ западной Европѣ.
   Женщина всегда рвалась на свободу изъ своей семейной неволи и стремилась принять участіе въ общественной жизни. Дѣвушки и женщины, убѣгая изъ своихъ семействъ, нерѣдко приставали къ разнымъ бродягамъ, составляли шайки, дѣлались атаманами разбойниковъ; преданія о знаменитыхъ разбойницахъ и урочища, носящія ихъ имена, разсѣяны по всей Россіи. Въ смутныя времена подобныя женщины дѣйствовали нерѣдко наравнѣ съ мужчинами. Такъ, напр., въ эпоху Разина одна монахиня, жившая въ пригородной слободѣ подъ Арзамасомъ и занимавшаяся вѣдовствомъ, явилась въ Темниковъ, стала набирать здѣсь банду и приняла предводительство надъ бунтующими мужиками. Побѣдитель послѣднихъ, Юрій Долгорукій, велѣлъ сжечь ее въ срубѣ. Современники говорятъ, что она ходила въ мужскомъ платьѣ и была столь неустрашима, что когда прочитали ей смертный приговоръ, то не измѣнилась въ лицѣ, а когда жгли въ срубѣ, то сказала: "когда-бы всѣ такъ воевали, какъ я, то князь Юрій навострилъ-бы отъ насъ лыжи". Даже женщины высшихъ классовъ умѣли все-таки пользоваться свободой. Въ XVII в. строгая разобщенность половъ начала уже значительно смягчаться. По окончаніи обѣденнаго стола для гостей, къ нимъ каждый разъ выходила хозяйка, подчивала ихъ водкою и цѣловалась поочередно со всѣми. Женщины иногда даже участвовали съ мужчинами и на пирушкахъ, пили вмѣстѣ, цѣловались, играли. "Женщинъ, пишетъ Корбъ,-- можно нынѣ видѣть, когда онѣ ѣздятъ въ своихъ экипажахъ въ церковь или къ друзьямъ; но эти выѣзды составляютъ уже значительное отступленіе отъ строго-наблюдавшагося прежде обыкновенія, по которому экипажи, въ которыхъ запирались женщины, такъ бывали закрыты, что у заключенныхъ въ нихъ отнималась даже самая свобода зрѣнія". Даже въ царскомъ дворцѣ, гдѣ обычаи теремнаго заключенія соблюдались гораздо строже, чѣмъ въ домахъ простыхъ смертныхъ,-- даже въ царскомъ дворцѣ женщина умѣла постепенно освобождаться отъ оковъ этихъ обычаевъ. Въ XVII в. царицы и царевны начинаютъ выѣзжать чаще, чѣмъ прежде, даже въ открытыхъ экипажахъ, появляются передъ глазами публики въ окнахъ дворца; справляя свои именины, царица принимаетъ лично все боярство, чего не бывало прежде; царевна Софья окончательно сбрасываетъ съ себя всѣ узы теремныхъ обычаевъ и всюду является наряду съ мужчинами. Во дворцѣ заводится театръ и въ немъ присутствуютъ женщины, хотя я скрытно отъ постороннихъ взоровъ. Царевна Наталья Алексѣевна устроила даже публичный театръ, на которомъ сама была въ числѣ актрисъ и на которомъ, между прочимъ, былъ поставленъ переводъ мольеровской комедіи "Врачъ по-неволѣ". Эта царевна сама писала трагедіи и комедіи, и послѣ ея смерти осталась библіотечка драматическихъ сочиненій. Словомъ, передъ реформою Петра русскія женщины уже сильно стремились выйти изъ терема на свободу, и онѣ, болѣе чѣмъ кто-нибудь другой, радостно привѣтствовали восходящее петровское солнце.
   Въ эпоху полнаго подчиненія женщины, ей предоставлялись внѣ семейства только днѣ сферы дѣятельности -- подвижничество и христіанская благотворительность. Русская исторія полна примѣрами замѣчательной женской филантропіи и сострадательности ко всѣмъ несчастнымъ, начиная съ преступниковъ и невольниковъ. Но кромѣ этой филантропической дѣятельности, женщина завоевала себѣ право стоять наравнѣ съ мужчиной и въ другой сферѣ, въ которой она наиболѣе была унижена. Въ расколѣ женщина является наставницею, пророчицею, священникомъ, основываетъ новыя секты, проповѣдуетъ, распространяетъ свои доктрины, становится во главѣ религіозной общины. Она сбросила здѣсь съ себя печать отверженности и заставила признать свое человѣческое достоинство. Въ исторіи раскола мы видимъ множество женщинъ, замѣчательныхъ своею дѣятельностью и тою силою характера, съ какою онѣ дѣйствовали на пользу своей вѣры. Такова была, напр., пріятельница протопопа Аввакума, богатая, знатная, приближенная ко двору боярыня Морозова. Она всю себя посвятила дѣламъ древняго благочестія, благотворительности. пропаганды и обличенія "никоніанъ". Ни застращиванья, ни увѣщанія, ни гоненія, ни конфискація имущества, ничто не могло совратить ея съ ея пути. Наконецъ ее вмѣстѣ съ ея сестрою княг. Урусовой арестовали, заключили въ тюрьму, подвергли пыткамъ.-- огнемъ жгли, поднимали на дыбу, били въ пять плетей немилостиво въ двѣ перемѣны но хребту и по брюху, морили въ земляной тюрьмѣ, гдѣ ихъ съѣдали насѣкомыя и гдѣ онѣ задыхались отъ страшной вопи; обѣ онѣ умерли скоро въ этомъ заточеніи, не отступивъ ни на іоту отъ тѣхъ убѣжденій, которыя считали истинными. Примѣровъ подобнаго женскаго героизма сотни.
   Женщины, особенно въ Новгородѣ, имѣли даже нѣкоторое посредственное вліяніе и на государственную жизнь, и Иванъ Грозный, покоривъ республику, счелъ нужнымъ привести къ присягѣ не только мужчинъ, но и женщинъ. Въ Московіи жены нерѣдко имѣли сильное вліяніе на своихъ мужей, напр., царица Ирина, сестра Бориса Годунова, равно-какъ и жена послѣдняго. Царицы, царевны и приближенныя къ нимъ боярыни, но выраженію Кошихина, своимъ вліяніемъ "многихъ людей отъ напрасныхъ и ненапрасныхъ бѣдъ и смертей освобождали, а иныхъ въ честь возвышали и въ богатство приводили". "Это закрытое въ своихъ теремахъ общество, никому невидимое во дворцѣ, становилось по временамъ даже политическою силою, которая своимъ подземнымъ вліяніемъ давала извѣстное направленіе государевымъ поступкамъ и дѣламъ, возводило людей на высоту царскихъ милостей, а стало быть, и управленія, или низвергало ихъ съ этой высоты, поддерживало падающихъ или помогало ихъ паденію" (Забѣлинъ). Наконецъ, въ самомъ концѣ древней русской исторіи, на сцену является протестующая противъ теремной неволи, очень умная, смѣлая и энергическая дѣвушка, которая отворяетъ настежь двери своего терема, овладѣваетъ верховною властью, свободно обращается въ обществѣ мужчинъ, правитъ государствомъ, даетъ публичныя аудіенціи, сама творитъ судъ и расправу, является, какъ царь, въ публичныхъ процессіяхъ, и организуетъ обширный стрѣлецкій заговоръ, чуть-было не остановившій великой петровской реформы. Какъ политическій дѣятель, царевна Софья, при всемъ своемъ умѣ, при всей своей энергіи, не имѣетъ большой цѣны: она стояла за охраненіе московско-византійскаго порядка въ то время, когда сближеніе съ Европой сдѣлалось для Россіи самою настоятельною необходимостью; но какъ женщина, которая первая открыто и смѣло отвергла отчужденность женщины отъ общества и ея теремную неволю, Софья составляетъ замѣчательное историческое явленіе. Разрушивъ теремъ, Петръ сдѣлалъ для всѣхъ вообще женщинъ тоже самое, что Софья сдѣлала лично для себя. Софья указываетъ собою на то, до какой глубины нравственнаго паденія и до какой ожесточенной необузданности дошли-бы русскія женщины, если-бы петровская реформа не ускорила ихъ освобожденія и, освободивъ ихъ изъ чисто-азіятской неволи, не дала имъ, по крайней мѣрѣ, той свободы, какою пользовалась тогда европейская женщина.
   

II.

   Къ концу XVII вѣка старый патріархальный бытъ расшатался до того, что даже лучшіе изъ его охранителей начали сознавать необходимость перемѣнъ и новыхъ порядковъ. Осторожно и мало-по-малу стали совершать передѣлки въ древне-русской жизни на европейскій образецъ. Во главѣ этого движенія всѣхъ рѣзче и послѣдовательнѣе выступилъ Петръ, обставленный всѣми ужасами террора. Старый порядокъ былъ потрясенъ во многихъ своихъ основахъ. Реформа подорвала значеніе родового принципа, царившаго надъ всей древнерусской жизнью, и дала сильный толчокъ тому постепенному разложенію архаическаго семейства, какое мы видимъ въ исторіи всѣхъ цивилизованныхъ народовъ {Объ этомъ разложеніи см. въ моей книгѣ "Историческія судьбы женщины".}. Въ государственной жизни, выражаясь словами кн. Щербатова, "стали уже не роды почтенны, а чины, заслуги и выслуги"; на передній планъ былъ выдвинуты" принципъ личнаго достоинства, и личность во многихъ отношеніяхъ сдѣлалась независимою отъ семьи и рода. Реформа разрушила теремъ, эту темницу, построенную родовымъ началомъ и византійскимъ деспотизмомъ для женщины, и сдѣлала послѣднюю членомъ общества. Это былъ одинъ изъ важнѣйшихъ моментовъ въ дѣлѣ освобожденія русской женщины. Вышедши на свободу изъ терема, она сравнялась съ европеянкой и получила возможность вмѣстѣ съ нею дѣйствовать въ пользу дальнѣйшей своей независимости.
   Профессоръ Соловьевъ говоритъ, что "семейная реформа петрова, освобожденіе женщины изъ терема, совершилась скоро и безпрепятственно: доказательство, что теремное заключеніе женщины коренилось не въ умоначертаніи нашихъ предковъ, не въ какихъ-нибудь религіозныхъ воззрѣніяхъ, занесенныхъ изъ Византіи, а въ извѣстныхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ: грубость нравовъ дѣлала невозможнымъ пребываніе женщины въ мужскомъ обществѣ... Ни одинъ современный писатель не говоритъ, что семейныя реформы Петра встрѣтили сопротивленіе со стороны какихъ-нибудь византійскихъ вліяній: гдѣ-же основаніе предполагать эти вліянія"? (т. XX, стр. 273).
   Трудно встрѣтить что-нибудь нелѣпѣе этого мнѣнія московскаго историка.
   Вопервыхъ, семейная реформа Петра совершилась скоро только въ высшихъ слояхъ столичнаго общества, въ которыхъ женщина давно уже старалась вырваться изъ терема. Петръ сразу удовлетворилъ этимъ стремленіямъ, которыя и безъ его крутого переворота, все-таки достигли-бы своей цѣли, хотя и не такъ скоро. Въ среднихъ классахъ и въ провинціяхъ теремное заключеніе и отчужденіе женщины отъ общества несовсѣмъ еще пали даже въ концѣ XVIII и въ началѣ XIX вѣка. Аббатъ Шаппъ говоритъ, что во время его путешествія провинціяльныи женщины почти постоянно жили взаперти, внутри своихъ домовъ, проводя все свое время въ скукѣ, въ кругу своихъ крѣпостныхъ рабынь; большинство ихъ не умѣло даже читать. На большіе обѣды приглашали мужчинъ и женщинъ, но сажали ихъ за разные столы, даже въ разныхъ комнатахъ. Въ захолустьяхъ купечество, духовенство, мелкое чиновничество до сихъ поръ держатся подобныхъ домостройныхъ обычаевъ, и петровская реформа женскаго быта еще и въ наши дни совершилась не во всѣхъ слояхъ народонаселенія.
   Вовторыхъ, эта реформа произошла далеко не безпрепятственно, какъ утверждаетъ это многоученый историкъ. Она вызвала борьбу съ традиціями старыхъ порядковъ, которая продолжалась не только при Петрѣ, но и долго послѣ него. Всѣ люди стариннаго завѣта, всѣ отцы и мужья, воспитанные по правиламъ Домостроя, всѣ сословія, которыхъ вовсе не касалось или-же касалось мало просвѣтительное вліяніе Европы, въ особенности духовенство и купечество.-- всѣ они были крайне недовольны тою свободою и тѣмъ участіемъ въ общественной жизни, какія предоставила женщинѣ петровская реформа. Правда, семейная, реформа еще при жизни Петра пустила самые прочные корни въ русскую почву, а провозглашенный ею принципъ женской свободы постепенно развивался и осуществлялся въ послѣдующее время, особенно въ царствованіе четырехъ императрицъ, но этому постепенному улучшенію женскаго быта всегда, противодѣйствовали тѣ начала, которые въ XVI и XVII столѣтіяхъ довели русскую женщину до такого безгласнаго и жалкаго положенія.
   Петръ не только освободилъ женщину изъ терема, не только ввелъ ее въ общественную жизнь, но и положилъ начало улучшенію ея семейнаго быта,-- улучшенію, которое послѣ него совершалось постепенно, не столько, впрочемъ, путемъ законодательнымъ. сколько помимо закона, путемъ житейской практики. Еще до Петра патріархъ Адріанъ сѣтовалъ на то, что браки заключаются безъ взаимнаго согласія жениха и невѣсты, отчего "житіе ихъ бываетъ бѣдно, другъ другу навѣтію и дѣтей безприжитно". Петръ старался искоренить тотъ патріархальный обычай, въ силу котораго бракъ заключался не вступающими въ него лицами, а ихъ родителями. Въ 1702 г. онъ уничтожилъ и рядную запись, стѣснявшую еще до свадьбы свободу жениха, и невѣсты, постановивъ, что "буде кто дочь или сестру или какую свойственницу, или дѣвица сама или вдова сговоритъ замужъ за кого, а послѣ сговору и обрученья женихъ невѣсты взять не похочетъ или невѣста за жениха замужъ идти не похочетъ, и въ томъ быть свободѣ". Подъ вліяніемъ этой прогрессивной реформы, русскія дѣвушки скоро завоевали себѣ несравненно большую свободу въ выборѣ жениховъ, чѣмъ какого они пользовались прежде. Наталья Долгорукая, напр., разсказываетъ въ своихъ запискахъ, какъ ее, влюбленную въ другого, всѣ родственники хотѣли выдать замужъ за одного очень выгоднаго жениха, какъ она не согласилась "съ такимъ безсовѣстнымъ совѣтомъ" и несмотря на всѣ препятствія, все-таки соединилась съ своимъ несчастнымъ возлюбленнымъ. Случалось даже, что невѣста, выбравъ себѣ жениха, силою женила его на себѣ. Въ мемуарахъ Маркова, разсказывается объ одной помѣщицѣ, жившей при Екатеринѣ. Ей было лѣтъ тридцать, когда въ сосѣднее имѣніе пріѣхалъ и познакомился съ нею двадцати лѣтній офицерикъ, сынъ богатаго и извѣстнаго генерала. Въ одинъ изъ его визитовъ къ этой помѣщицѣ, послѣ обѣда, хозяйка пригласила его прогуляться. Зашли между прочимъ и въ церковь, гдѣ застали священника предъ налоемъ съ крестомъ и евангеліемъ. На вопросъ гостя, что это значитъ, хозяйка отвѣчала, что это значитъ, что они должны сейчасъ-же вѣнчаться. Молодой человѣкъ и руками, и ногами сталъ-было отбиваться отъ такого неожиданнаго предложенія, но невѣста указала ему на стоявшихъ сзади своихъ людей, вооруженныхъ плетьми, предлагая ему на выборъ или повѣнчаться, или быть высѣченнымъ. Нечего дѣлать, повѣнчались!..
   Въ разсматриваемую эпоху строгіе законы о бракѣ попрежнему удерживались законодательствомъ, но жизненная практика имѣла возможность, обходя эти законы, дѣйствовать посвоему. При помощи сильной протекціи и взятокъ заключеніе морганатическихъ браковъ было дѣломъ очень легкимъ, особенно для людей высшаго класса. Особенно во второй половинѣ XVIII вѣка, по словамъ Болотова, "недозволенныя женитьбы какъ на близкихъ родственницахъ, такъ и отъ живыхъ мужей и женъ сдѣлались весьма обыкновенными и умножились такъ, что и слышать было о томъ дурно". Нечего объяснять читателю, какъ много значили для женщины эти вольности, утверждавшіяся въ жизни, благодаря ея стремленіямъ къ свободѣ чувства. Такіе свободные браки были въ XVIII в. до того обыкновеннымъ явленіемъ, что въ царствованіе Павла даже нѣкоторые представители духовной власти старались защитить ихъ отъ тѣхъ репрессивныхъ мѣръ, которыя были приняты противъ лихъ администраціей. Покоряясь вліянію правительства и высшаго общества, духовная власть нетолько терпѣла упомянутыя нарушенія брачныхъ законовъ и обычаевъ, считавшихся священными, но даже сама отмѣняла нѣкоторыя ограниченія, стѣснявшія свободу брачныхъ отношеній. Такъ, напр., бракъ съ иновѣрцемъ или съ иновѣркой не дозволялся въ древней Руси, считаясь грѣхомъ, преступленіемъ, профанаціей таинства. Этотъ предразсудокъ былъ силенъ до такой степени, что при Петрѣ сначала русскія женщины и дочери ихъ даже и слышать не хотѣли о бракахъ съ погаными нѣмцами; нѣкоторыя изъ нихъ, пренебрегшія этимъ предразсудкомъ, были разлучены съ своими мужьями и выданы за православныхъ. По волѣ Петра, синодъ въ 1721 г. объявилъ браки съ иновѣрцами не только законными и дозволенными, но и похвальными, если они клонятся ко благу государства; мужья, впрочемъ, были обязаны не обращать женъ въ свою вѣру, а дѣтей воспитывать въ православіи. Сближеніе съ иностранцами посредствомъ браковъ приняло обширные размѣры и имѣло немаловажное цивилизующее вліяніе на русскихъ женщинъ.
   Нѣкоторая свобода, дозволяемая въ дѣлѣ заключенія брака, допускалась въ такой-же сильной степени и въ дѣлѣ его расторженія. Еще при Петрѣ правительство начало не только допускать разводы, но иногда даже содѣйствовать имъ. Когда Ягужинскій, страдавшій отъ капризовъ своей ипохондрической жены, не рѣшался однако развестись съ нею, считая это дѣломъ противнымъ совѣсти и религіи, то Петръ, разсказываетъ Бассевичъ, началъ убѣждать его, что "Богъ установилъ бракъ для облегченія человѣка въ горестяхъ и превратностяхъ жизни,-- что дурное супружество прямо противно волѣ божіей и потому столько-же справедливо, сколько и полезно расторгнуть его, продолжать же его крайне опасно для спасенія души". Ягужинскій убѣдился и Петръ далъ ему разводъ. Разведенную жену Ягужинскаго, какъ и первую жену Петра, по древнерусскому обычаю, постригли; но этотъ обычай въ преобразованной Россіи держался недолго и разошедшіеся супруги вступали обыкновенно въ новый бракъ. Щербатовъ говоритъ, что свободно разрѣшаемые разводы начали умножаться съ царствованія Елисаветы, когда жена Ивана Бутурлина "слюбилась съ Ушаковымъ и, отошедъ отъ мужа, вышла за своего любовника, а мужъ ея женился на Маврѣ Афонасьевнѣ..." Въ тоже время графиня Апраксина отошла отъ мужа, "который подлинно была" человѣкъ безпорядочной жизни. Разводъ сей не церковнымъ, но гражданскимъ порядкомъ былъ обсужденъ. Мужъ ея, якобы за намѣреніе учинить ей какую-то обиду, былъ посаженъ подъ стражу и дблго содержался, и наконецъ велѣно было ей дать указную часть изъ мужнинаго имѣнія при живомъ мужѣ". При Екатеринѣ, по словамъ Щербатова, такіе разводы Въ однѣхъ столицахъ только можно уже было считать сотнями. Эти разводы происходили не только по суду, но и по одному взаимному и ничѣмъ неоформленному согласію супруговъ. Мужья бросали женъ, жены оставляли мужей, влюбленные силою отнимали у мужей ихъ женъ. Вигель разсказываетъ, напр., какъ одинъ полковникъ, квартировавшій съ своимъ полкомъ въ Пензѣ, слюбился съ женой какого-то помѣщика. Для любовниковъ настала минута разлуки. При концѣ прощальнаго обѣда, который былъ данъ полковнику помѣщикомъ и на которомъ присутствовалъ почти весь городъ, хозяйка, заливаясь слезами, объявила, что не имѣетъ силы разстаться съ полковникомъ и послѣдуетъ за нимъ всюду. Гости ошеломлены; хозяинъ совершенно растерялся и, повалясь въ ноги своей женѣ, умолялъ ее не покидать его и дѣтей. Между-тѣмъ, солдаты уже выносили изъ дому тюки и чемоданы съ ея вещами. Мужъ велѣлъ-было остановить солдатъ, но полковникъ указалъ ему на стоявшій вблизи вооруженный эскадронъ, готовый по первому его знаку окружить домъ и сдѣлать невозможнымъ всякое сопротивленіе... Супруги, разошедшіеся безъ всякихъ юридическихъ формальностей, часто вступали формально въ новый бракъ. (Р. Арх. 1867, 1362; Р. Стар. 1871, 40 идр.).
   Легкость развода существовала, однакожъ, только въ самой жизни, а не въ законѣ, который въ этомъ отношеніи измѣнился очень мало сравнительно съ допетровскою эпохою. Законы Петра и всѣхъ его преемниковъ сдѣлали только одно существенное нововведеніе, предоставивъ супругамъ лицъ, сосланныхъ на каторгу и на поселеніе, продолжать брачное сожительство съ ними, или-же расторгать его и вступать въ новый бракъ.
   Со временъ Петра морганатическія связи сдѣлались у насъ явленіемъ терпимымъ. Дѣтей, рожденныхъ въ полуоткрытомъ союзѣ, родители всегда могли узаконить, вступивъ въ бракъ, при совершеніи котораго эти дѣти присутствовали въ церкви и назывались привѣнчанными. Но и безъ этого привѣнчиванья, внѣбрачныя дѣти сплошь и рядомъ избавлялись отъ того безправія и униженія, на которыя ихъ осуждали старое законодательство и патріархальное міросозерцаніе большинства. Вотъ что говоритъ объ этомъ извѣстный поклонникъ старины, кн. Щербатовъ. "Еще Петръ Великій, видя, что законъ нашъ запрещаетъ кн. Никитѣ Репнину вступить въ четвертый бракъ, позволилъ ему имѣть метресу, а дѣтей его, подъ именемъ Репнинскихъ, благородными при зналъ".
   Вольность нравовъ, господствовавшая въ эту эпоху, и гуманизирующее вліяніе Европы много содѣйствовали смягченію жестокостей, съ которыми до тѣхъ поръ преслѣдовались специфическіе проступки и преступленія женщины, порождаемые ея рабскимъ положеніемъ. Тотъ-же Щербатовъ, который съ такою яростью нападалъ на "поврежденіе нравовъ", писалъ объ отмѣнѣ смертной казни дѣтоубійцъ, у которыхъ "стыдъ и страхъ превозмогаютъ и материнскую любовь и человѣчество", требовалъ для нихъ "пощады" и христіанскаго милосердія. Особеннымъ гуманнымъ снисхожденіемъ къ женщинамъ отличалась Екатерина II, какъ можетъ показать это слѣдующій случай. Одинъ юноша любилъ взаимно молодую дѣвушку, отецъ которой никакъ не соглашался отдать ее за этого бѣднаго и незнатнаго жениха. Любовникамъ пришлось разстаться. Во время ихъ послѣдняго свиданія, отсутствовавшій отецъ дѣвушки вернулся домой; она съ помощью горничной спрятала жениха подъ перину; онъ задохся. Дѣвушка съ своей горничной обратились за помощью къ батраку, который унесъ и скрылъ трупъ. Въ награду за это и въ обезпеченіе сохраненія тайны, батракъ потребовалъ любви барышни, и несчастная была вынуждена отдаться негодяю. У нихъ родился ребенокъ; батракъ утопилъ его. Обобравъ до-гола свою подневольную любовницу, онъ заставилъ ее обворовывать отца. Разъ въ кабакѣ передъ пьяными собутыльниками, онъ началъ хвастать своей связью съ барышней; онъ послалъ ей приказаніе явиться въ кабакъ. Она пришла; брань, издѣвательства, насмѣшки пьяныхъ мужиковъ чуть не свели ее съ-ума; выйдя изъ кабака, она обложила его соломою и со, жгла его со всѣми свидѣтелями своего униженія. Возвратившись домой, она созналась въ невольномъ убійствѣ любовника, въ связи съ батракомъ, въ попущеніи дѣтоубійства и въ поджогѣ, причинившемъ смерть нѣсколькимъ человѣкамъ. За все это Екатерина отдала ее только на церковное покаяніе.
   Подобная гуманность къ женщинѣ, немыслимая въ древней Россіи, была прежде всего обязана своимъ развитіемъ гуманитарному вліянію европейской цивилизаціи; но не менѣе важную роль въ этомъ играло и постепенное паденіе патріархальныхъ обычаевъ, постепенное поврежденіе патріархальныхъ нравовъ. Вырвавшись при помощи Петра на свободу изъ своихъ теремовъ, русскія женщины, развращенныя своимъ прежнимъ рабствомъ, на первый разъ не знали точной границы между свободой чувства, своей общественной независимостью и открытымъ, циническимъ развратомъ. Это была естественная реакція женской натуры и женскаго протеста противъ вѣкового угнетенія. Не петровская эманципація, а древне-русское рабство было главною причиною распущенности XVIII вѣка. Это понимали даже и тогдашніе наблюдатели русской жизни, напр., аббатъ Шаппъ, который доказываетъ, что "испорченность женскаго пола въ Россіи есть слѣдствіе тиранства мужчинъ", и что если отъ петровской реформы "нравы немного выиграли, то единственно отъ того, что они были слишкомъ испорчены до этой перемѣны".
   Однакожъ, несмотря на всѣ благопріятныя условія, созданныя реформой Петра и женскими царствованіями XVIII вѣка, значеніе русской женщины далеко но поднялось до той высоты, какой достигли въ это время европейскія женщины, напр., француженки. Причину этого мы видимъ единственно въ неразвитости и невѣжествѣ русской женщины. Кромѣ Екатерины и Дашковой,-- хорошо образованныхъ женщинъ въ XVIII вѣкѣ почти вовсе не было, какъ не было вовсе и средствъ къ солидному женскому образованію. Большинство женщинъ относилось даже враждебно ко всякому образованію, подобно г-жѣ Чудихиной (въ екатерининской комедіи "О, время"!), которая говоритъ: "на что дѣвокъ учить грамотѣ? имъ ни къ чему грамота ненадобна: меньше дѣвка знаетъ,-- такъ меньше вретъ". Даже въ началѣ настоящаго столѣтія, какъ говоритъ въ своихъ мемуарахъ М. Дмитріевъ, въ провинціи "барыни и дѣвицы были почти всѣ безграмотныя. Въ двѣнадцати верстахъ отъ насъ, въ деревнѣ Ивашевкѣ было много дворянъ и дворянокъ, и во всей деревнѣ былъ только одинъ грамотникъ, дворовой человѣкъ одной изъ барынь, Фадька, который писалъ за всѣхъ письма къ мужьямъ и родственникамъ, когда они были въ отлучкѣ. Собственно о воспитаніи едвали было какое понятіе, потому-что и слово это принимали въ другомъ смыслѣ. Одна изъ этихъ барынь говаривала: "могу сказать, что мы у нашего батюшки хорошо воспитаны, -- одного меду не въ-проѣдъ было"!.. Мнѣніе Простаковой въ "Недорослѣ" фонъ-Визина, что ея Митрофанушкѣ нѣтъ надобности знать географію потому-де, что дѣло кучера везти его, куда онъ прикажетъ, -- было общераспространеннымъ мнѣніемъ тогдашняго дворянства. Оно взваливало не только физическій, но и умственный трудъ на своихъ крестьянъ, считая невѣжество также одной изъ привилегій своего столбового происхожденія. Такія условія жизни естественно вели къ тому, что создавали изъ женщинъ г-жъ Простаковыхъ, Чудихиныхъ, Коробочекъ, Пульхерій Ивановнъ, -- но это были еще существа наименѣе вредныя...
   Домашнее воспитаніе посредствомъ гувернантокъ ограничивалось грамотой, французской болтовней, знаніемъ свѣтскихъ манеръ, музыкой и пѣніемъ рамансовъ. Изучивъ всю эту премудрость, дѣвушка принималась за романы и за ловлю жениховъ. Знакомство съ иностранными литературами, при отсутствіи даже элементарныхъ научныхъ свѣденій, не приносило никакой пользы. Вотъ что пишетъ, напр., о своемъ воспитаніи Хвостова. "Вольтеръ, Руссо, Шатобріанъ, Мольеръ прошли черезъ мои руки. Вѣрно, я очень любила процессъ чтенія, потому-что, не понимая философскихъ умствованій, я съ жадностью читала отъ доски до доски всякую попавшуюся мнѣ книгу... Наконецъ, дорылась я до романовъ г-жъ Жанлисъ и Радклифъ. Съ какимъ замираніемъ сердца изучала я теорію о привидѣніяхъ. Иногда мнѣ казалось, что и я ихъ вижу; они наводили на меня страхъ, но какой-то пріятный страхъ... Я вытверживала почти наизусть имена иностранныхъ принцевъ въ календарѣ, отмѣчала крестиками тѣхъ, которые болѣе подходили ко мнѣ по лѣтамъ; начитавшись безъ разбора романовъ и комедій, я возмечтала, что когда-нибудь вдругъ предстанетъ предо мной принцъ, и я сдѣлаюсь принцессой; подобная фантазія занимала меня съ десятилѣтняго возраста до вступленія въ свѣтъ, и я всей душой предавалась созерцанію моего принца: то представляла его бѣленькимъ, хорошенькимъ, то вдругъ являлся онъ мнѣ грознымъ, страшнымъ, убивалъ всѣхъ, щадилъ меня одну и увозилъ въ свое государство".
   Такимъ образомъ воспитаніе, болѣзненно настраивая нервную систему женщины, не развивало ея ума, не давало ей никакихъ прочныхъ знаній, которыя-бы опредѣляли характеръ и руководили ею въ жизни. Отъ дѣвушки старались систематически отдалить даже все то, что могло дать хоть какое-нибудь понятіе объ ея будущей роли, какъ жены и матери. Мудрено-ли, послѣ этого, что масса женщинъ состояла изъ какихъ-то флюгеровъ, которые, не оказывая ни малѣйшаго сопротивленія, постоянно вертѣлись изъ стороны въ сторону, повинуясь малѣйшему дуновенію окружавшей ихъ обстановки.
   Даже въ томъ случаѣ, если у женщины доставало ума и энергіи, если она въ своемъ семействѣ играла роль совершенно самостоятельную, и тогда русская жизнь не давала ей почти ничего для развитія ея умственныхъ и нравственныхъ силъ. По выраженію Пушкина,--
   
   "Она ѣзжала по работамъ,
   Солила на зиму грибы,
   Вела расходы, брила лбы,
   Ходила въ баню по субботамъ,
   Прислугу била, осердясь,--
   Все это мужа не спросясь"...
   
   и только. Какъ въ бредняхъ мистицизма, такъ и въ дрязгахъ обыденной жизни, женщина оставалась мертвою для тѣхъ прогрессивныхъ движеній, которыя хотя и медленно, но все-таки совершались въ обществѣ.
   Но воспитаніе женщины, болѣзненно настраивая ея фантазію, въ тоже время развивало въ ней крайнюю чуствительность. Эти душевныя настроенія съ особенною силою развились въ началѣ XIX в., подъ вліяніемъ сентиментализма Карамзинской школы и романтизма Жуковскаго. Своею слезливостью, привидѣніями и другими порожденіями чудовищной фантазіи оба эти направленія, конечно, много вредили дѣлу умственнаго развитія, но для женщины они все-таки принесли и свою долю пользы. Воспѣвая "симпатію душъ" и вѣчную любовь, обработывая постоянно сюжеты, представлявшіе или идеальное блаженство свободно отдавшихся другъ другу возлюбленныхъ, или ихъ горестную судьбу въ томъ случаѣ, когда условія семейнаго быта или общественные предразсудки не дозволяли сойтись имъ, -- эти школы во-первыхъ смягчали грубость, во-вторыхъ поддерживали недовольство стѣснительными условіями архаическаго быта и распространяли идею о свободѣ чувства. Все, что подавляло эту свободу, какъ въ жизни, такъ и въ произведеніяхъ поэзіи, повергало чувствительныя души въ глубокую печаль, исторгало слезы, отравляло жизнь. Отъ неудачной любви дѣвушки, въ самомъ дѣлѣ, умирали чахоткою, а юноши стрѣлялись, шли въ монахи, ѣхали искать смерти "на погибельный Кавказъ". Карамзинская "Бѣдная Лиза" произвела у насъ такое-же сильное движеніе въ обществѣ, какъ и гётевскій "Вертеръ" въ Германіи. Симоновъ монастырь съ окрестностями, гдѣ жила Лиза, сдѣлался мѣстомъ постоянныхъ сходбищъ чувствительныхъ душъ, которыя, бродя по берегамъ пруда, въ которомъ утопилась Лиза, мечтали о ней, приравнивая къ ея судьбѣ свою, лили слезы объ ея участи, вырѣзывали ея имя на березахъ. Подражанія этой повѣсти и стихотворенія "къ праху Лизы" были безчисленны. Содержаніе повѣсти даже осуществлялось въ жизни разными барами-идилликами, которыя увлекались красотою и сердцемъ добродѣтельныхъ пейзанокъ. Въ одномъ тогдашнемъ журналѣ, въ "письмѣ сельскаго дворянина къ издателю", авторъ жалуется: "съ нѣкотораго времени у дворянъ нашей губерніи произошла чудная перемѣна въ мысляхъ и правилахъ. Многіе молодые люди и пожилые вдовцы женятся на своихъ бывшихъ челядинкахъ и наемницахъ. Одинъ, вводитъ крестьянку въ сообщество благовоспитанныхъ сестеръ своихъ, другой заставляетъ дѣтей цѣловать руку у рабыни покойной ихъ матери... Нѣкоторые журналисты отстаивали подобные браки, и одинъ изъ нихъ отвѣчалъ упомянутому "сельскому дворянину", между прочимъ, слѣдующее. "Дворянка, упоенная предразсудками, вмѣсто истиннаго просвѣщенія, не можетъ дать дѣтямъ своимъ хорошаго воспитанія, не можетъ подать имъ наставленія о нравственности, такъ-же, какъ и крестьянка, находящаяся въ сущемъ невѣжествѣ. Нѣжный родитель, если воспитаешь дочь свою, какъ слѣдуетъ, то увѣряю тебя, что крестьянка не отниметъ у нея жениха".
   Чувствительность и романтизмъ, кромѣ того что вводили за собою въ общество вѣжливость, деликатность и "уваженіе къ прекрасному полу", выражаясь въ произведеніяхъ нашей литературы и увлекая женщинъ, заставили ихъ не только читать русскія книги, но даже развили ихъ литературную дѣятельность. Въ макаровскомъ "Журналѣ для милыхъ" (1804 г.), напр., отдѣломъ критики завѣдывали Везнина и княжна Трубецкая. Сближеніе женщинъ съ литературою водворило въ послѣдней то поклоненіе дамамъ или, по выраженію кн. Шаликова, "служеніе граціямъ", которымъ славилась дореволюціонная Франція. Возникло нѣсколько женскихъ журналовъ -- "Журналѣдля милыхъ", "Московскій зритель", "Аглая", "Дамскій журналъ", "Кабинетъ Аспазіи". Среди смѣшныхъ любезностей, расточаемыхъ далямъ. во всѣхъ этихъ журналахъ проходила одна вѣрная идея о необходимости поднять значеніе женщины въ семействѣ и обществѣ. "Патріотъ" 1804 года, напр., доказывая необходимость раціональнаго народнаго образованія, для водворенія въ странѣ "истиннаго равенства людей", обращается къ женщинамъ, какъ къ первымъ воспитательницамъ подрастающихъ поколѣній. "Нѣтъ и не будетъ надежды къ счастію нравовъ, пока женщины не возвратятся къ домашней жизни, пока не позволятъ имъ слѣдовать сердцу въ выборѣ друга. Какъ много ни писали сатиръ на ихъ счетъ, онѣ не такъ виноваты, какъ мы. Ихъ пороки произошли отъ насъ... Женщины, спасите человѣчество, обративъ насъ къ добронравію! Цѣлое общество людей обратится къ должностямъ своимъ, если вы возвратите одного человѣка къ порядку естественному"! Остолоповъ, приглашая женщинъ къ сотрудничеству въ "Любителѣ словесности" (1806 г.) доказывалъ, что женщины-писательницы могутъ имѣть гораздо большее вліяніе. чѣмъ мужчины. Въ Рязани, на литературныхъ бесѣдахъ у кн. Волконской (1810 г.). Воейковъ читалъ рѣчь о вліяніи женщинъ на изящныя искуства. Указавъ на вліяніе, какое имѣли француженки и англичанки, онъ говорилъ русскимъ: "вы должны учить насъ языку и вкусу. Въ наши времена вамъ ненужно быть мученицами за вѣру, ненужно поощрять воиновъ къ сраженію съ непріятелемъ или самимъ сражаться; въ наши времени народы соревнуютъ другъ другу въ успѣхахъ просвѣщенія; государства хотятъ быть славны открытіями и пережить вѣка въ произведеніяхъ художествъ". Макаровъ шелъ въ этомъ отношеніи дальше всѣхъ, доказывая права женщинъ не только на занятіе литературой, но и на высшее образованіе; то-же самое говорили и другіе журналы, напр., "Кабинетъ Аспазіи", который въ доказательство женскихъ способностей къ этимъ профессіямъ, исчисляетъ, начиная съ XII в., женщинъ, прославившихся своими знаніями и сочиненіями; между русскими стоятъ имена Екатерины II, кн. Дашковой, Херасковой, Урусовой, Поспѣловой, Буниной, Титовой. Макаровъ припоминаетъ, что во Франціи салоны дамъ привлекали первоклассныхъ ученыхъ и были лучшими школами просвѣщенія; онъ удивляется, что мы, подражая французамъ во всемъ, не переняли у нихъ самаго полезнаго обычая: "француженки XIX вѣка посѣщаютъ лицеи, смотрятъ музеумы, слушаютъ профессоровъ, читаютъ, переводятъ и сами сочиняютъ... Если-бы паши дамы вздумали подражать сему примѣру, то нѣтъ сомнѣнія, онѣ заставили-бы всякаго учиться... Кто не желаетъ женщинамъ просвѣщенія, тотъ врагъ ихъ, эгоистъ,-- любовникъ-ли онъ или мужъ, -- тотъ хочетъ удержать себѣ право сказать нѣкогда женѣ своей (въ которой онъ искалъ ключницу или няньку) -- я тебя умнѣе! Имперія красоты не имѣетъ предѣловъ; но красота скоро вянетъ: молодость летитъ, и когда хладная рука времени обезобразитъ ангельскія милыя черты, что будетъ съ женщиной, привыкшей видѣть все у ногъ своихъ, если она заблаговременно не поселитъ пріятностей въ каждой морщинкѣ лица своего, если не заготовитъ себѣ утѣшеній на старость? И почему-бы ей не быть столько-же ученою, сколько и мужчинѣ?.. Что подумать о людяхъ, которые увѣрены, что женщина не иначе пріобрѣтаетъ знанія, какъ теряя всѣ пріятности своего нола, и которые вслѣдствіе такого мнѣнія желаютъ, чтобы цѣлая и лучшая половина рода человѣческаго ничему не училась? Читали-ли они когда-нибудь исторію? помнятъ-ли имена великихъ женщинъ, которыми древняя Греція почти столько-же гордилась, сколько Сократами и Платонами"... Переходя затѣмъ къ значенію европейской женщины въ древніе вѣка и въ новѣйшее время, Макаровъ историческими фактами старается подорвать тотъ предразсудокъ противъ ученыхъ женщинъ, который былъ такъ силенъ въ нашемъ обществѣ, что заставилъ даже Пушкина воскликнуть --
   
   "Избави Богъ сойтись на балѣ,
   Иль при разъѣздѣ на крыльцѣ,
   Съ семинаристомъ въ женской шали
   Иль съ академикомъ въ чепцѣ!"
   
   Всѣ заботы Макарова и подобныхъ ему друзей женскаго просвѣщенія остались мечтами. 1812-й годъ велъ за собою мрачную эпоху Шишковыхъ, Магницкихъ, Аракчеевыхъ, когда эти и подобные имъ ретрограды приняли мѣры къ искорененію научнаго образованія и открыто проповѣдовали объ уничтоженіи университетовъ. О женскомъ образованіи уже но могло быть и рѣчи. Но независимо отъ противодѣйствій реакціонеровъ, стремленія Макарова и ему подобныхъ друзей женскаго образованія не могли осуществиться еще и потому, что были ложны въ своей сущности. При господствѣ крѣпостного права, они въ сферѣ тунеядства хотѣли создать цивилизующій факторъ; они желали, чтобы женщина, оставаясь въ сущности празднымъ существомъ, украшала себя знаніями не для того, чтобы стать образованной труженицей, а для того, чтобы блистать въ салонѣ и разгонять безысходную скуку его посѣтителей: они выставляли нашимъ барынямъ, какъ образцы для подражанія, "Ментенонъ и единственную Нинонъ Ланкло, съ которою ни одна женщина не сравняется любезностью"; они, признавая за женщиною одинаковое съ мужчиною право на высшее образованіе, въ то-же самое время рѣзко противорѣчьи себѣ, ставя цѣлью этого образованія развитіе какихъ-то будто-бы особенныхъ свойствъ женской души и той ложной женственности, благодаря которой образованная и прекрасная женщина "видитъ міръ у ногъ своихъ и мужчина всегда будетъ рабомъ ея". Спустя, много лѣтъ послѣ Макарова даже самъ Бѣлинскій писалъ о женскомъ воспитаніи въ сущности то-же самое, что говорили въ началѣ столѣтія упомянутые "служители грацій". Серьезное женское воспитаніе, которое было-бы не служеніемъ граціи, а дѣйствительнымъ развитіемъ женскихъ силъ и способностей, было немыслимо въ эту эпоху. Изящныя манеры, салонный тонъ, женская прелесть въ чисто-физическомъ смыслѣ, умѣнье казаться пріятной во всѣхъ отношеніяхъ дамой -- вотъ вся программа воспитанія и образованія, до какой только могли подняться люди при господствѣ крѣпостного правя. Впрочемъ и въ этомъ все-таки была своя доля пользы. Этотъ культъ "женской граціи, любви и сладкой нѣги", это "благоговѣніе пушкинской плеяды поэтовъ передъ святыней красоты" имѣли, по крайней мѣрѣ, то значеніе, что распространяли идею о свободѣ чувства и развивали въ женщинѣ недовольство окружавшею ее архаическою обстановкою. Правда, недовольство это было невѣжественное, непросвѣтленное мыслію, но все-таки оно было силою, которая ждала только толчка, чтобы направиться, куда слѣдуетъ. Женщина жила сердцемъ, и это сердце спасало ее отъ окончательной нравственной грубости въ омутѣ тогдашней жизни. Чувствомъ любви и дружбы, чувствомъ гуманной сострадательности она вліяла на, міръ мужчинъ и тѣмъ предохраняла ихъ отъ окончательнаго огрубѣнія. Какъ мать, она играла ту-же гуманизирующую роль, воспитывая молодыя поколѣнія въ духѣ той чувствительности, которая была привита ей самой ея воспитаніемъ. Какъ жена, она нерѣдко оказывала высочайшее самоотверженіе и жертвовала всѣмъ для мужа.
   Въ двадцатыхъ, тридцатыхъ и сороковыхъ годахъ, -- любовь оставалась почти главнымъ изъ доступныхъ для массы общества облагороживающихъ элементовъ,-- любовь да еще поэзія. Но такое положеніе вещей не "могло продолжаться долго. Женщины почти вовсе не развивались, сохраняя одинъ и тотъ-же типъ свой; любовь наскучивала; душа, порывавшаяся впередъ, не находила въ любви удовлетворенія; насталъ наконецъ періодъ разочарованности, періодъ Онѣгиныхъ и Печориныхъ, которые скучали жизнью, злились на нее и ради забавы разбивали женскія сердца. Тогдашній герой превращался въ хладнокровнаго волокиту.
   
   "Въ красавицъ онъ ужь не влюблялся,
   А волочился какъ-нибудь;
   Откажутъ,-- мигомъ утѣшался,
   Измѣнятъ,-- радъ былъ отдохнуть".
   
   Подобно Печорину и творцу его Лермонтову, разочаровавшись въ любви, онъ горѣлъ желаніемъ попасть въ губители сердецъ, волочился отъ скуки или изъ желанія насладиться побѣдою надъ женщиной или запастись психологическимъ матеріаломъ для своихъ сочиненій (Зап. Хвостовой, 97, 226). Преждевременно старѣя, это поколѣніе сходило въ могилу съ горькимъ сознаніемъ того, какъ выражается лучшій представитель его, что --
   
   "Толпой угрюмою и скоро позабытой
   Надъ міромъ мы пройдемъ безъ шума и слѣда,
   Не бросивши вѣкамъ ни мысли плодовитой,
   Ни геніемъ начатаго труда".
   
   Женщина страдала еще болѣе, будучи игрушкою этихъ озлобленныхъ и разочарованныхъ душъ. Эстетическій періодъ нашего развитія приходилъ къ концу. Начиналось умственное движеніе сороковыхъ годовъ; людей чувства смѣняли люди мысли.
   Но прежде, чѣмъ перейдемъ къ этой эпохѣ, мы еще остановимся на тѣхъ факторахъ и явленіяхъ предыдущаго времени, которые задерживали улучшеніе женскаго быта, и сильно противодѣйствовали идеямъ и стремленіямъ, служившимъ дѣлу свободы и равенства. Мы разсмотрѣли только одну сторону эпохи, указавъ на то, что болѣе или менѣе помогало женщинѣ не закоснѣть окончательно въ рабствѣ и сохранить свои силы для будущаго освобожденія, а теперь взглянемъ на оборотную сторону медали.
   Мы уже говорили, что главнымъ зломъ, задерживавшимъ развитіе женщины, была крайняя недостаточность средствъ для ея умственнаго усовершенствованія. Но это было только однимъ изъ проявленій тѣхъ архаическихъ порядковъ, которые, будучи пошатнути, но далеко не разрушены петровскою реформою, постоянно сталкиваясь и переплетаясь съ послѣдними въ жизни. Домостройные принципы и правы даже въ массѣ высшаго общества не изчезли, а только реформировались и въ своей новой формѣ находили не менѣе поклонниковъ и охранителей, чѣмъ и Домострой Сильвестра. Полнѣе всего эти реформированные взгляды выражены въ извѣстномъ завѣщаніи Татищева, которое справедливо называютъ Домостроемъ XVIII вѣка.
   Европейская женщина втеченіе нѣсколькихъ столѣтій успѣла значительно умягчить общественные нравы и водворить въ обществѣ ту систему приличій, которая несовсѣмъ точно называется "уваженіемъ къ женщинѣ". Русская женщина до сихъ поръ не сдѣлала этого, да и не могла сдѣлать въ какихъ-нибудь полтораста лѣтъ, протекшихъ съ Петра. Законъ и власть третировали женщинъ наравнѣ съ мужчинами: ихъ били кнутомъ, вырывали ноздри, пытали даже беременныхъ, причемъ нѣкоторыя и рождали; Петръ запретилъ пытать беременныхъ, но сдѣлалъ исключеніе для государственныхъ дѣлъ. При императрицахъ для женщинъ были сдѣланы нѣкоторыя облегченія,-- вмѣсто каторги ихъ велѣно ссылать въ Сибирь на поселеніе, въ 1754 г. запрещено было вырывать у нихъ ноздри и ставить на лицѣ клейма; Екатерина освободила привилегированныхъ женщинъ отъ тѣлесныхъ наказаній. Но при всемъ этомъ, вплоть до указа 17 апрѣля 1863 г., массѣ женщинъ карательная власть не оказывала почти никакихъ снисхожденій къ ихъ относительной слабости, впечатлительности, стыдливости. Но наказаніе женщинъ не было ихъ худшей долей. Нравственныя оскорбленія, переносимыя ими, были естественнымъ результатомъ дикихъ воззрѣній на женщину. Въ этомъ отношеніи исторія крѣпостного права полна возмутительныхъ фактовъ.
   Такимъ образомъ, въ XVIII и XIX вѣкахъ всѣ стремленія женщины къ свободѣ и развитіи, встрѣчали множество враждебныхъ элементовъ, унаслѣдованныхъ отъ древняго періода нашей исторической жизни. Какъ ни сильны были эти элементы, но они не могли окончательно разрушить реформу и подчинить женщину прежнему домостроевскому порядку вещей. Съ другой стороны, и женщина была не въ силахъ не только далеко идти по пути освобожденія, но даже составить себѣ сознательное и ясное представленіе какъ о своихъ существенныхъ нуждахъ, такъ и о способахъ ихъ удовлетворенія. Для этого необходимо было солидное образованіе, коллективная и стройно направленная къ извѣстной цѣли дѣятельность, развитіе общественнаго чувства и сознанія, а ихъ-то и не было у тогдашней женщины. Поэтому всякое реакціонное движеніе прежде всего отражалось на общественномъ положеніи женщины. Все, что пріобрѣтала она въ моменты прогрессивнаго развитія общества, все или почти все это теряла во время реакціонныхъ направленій. Умолкавшій на-время обскурантизмъ, входя въ новую силу, спѣшилъ уничтожить результаты предшествовавшихъ попытокъ; и это было тѣмъ болѣе легко, что практически-завоеванныя права женщины не были скрѣплены никакими законодательными мѣрами. Въ то время, какъ имущественная правоспособность ея такъ велика, что ей справедливо завидуютъ женщины образованнѣйшихъ странъ Европы, во многихъ другихъ, и не менѣе существенныхъ отношеніяхъ, участь русской женщины можетъ возбуждать въ ея европейскихъ сестрахъ только чувство сожалѣнія. Но при всемъ томъ наше брачно-семейное законодательство, своими постановленіями, благопріятными для женщины, напоминаетъ намъ, что послѣдняя прошла такой длинный рядъ униженій и подневольныхъ страданій недаромъ,-- что она, при всей невыгодности историческихъ условій, все-таки успѣла во многомъ улучшить свое положеніе сравнительно съ тѣмъ, въ какомъ находились ея предки.
   

III.

   Въ тридцатыхъ годахъ настоящаго столѣтія къ намъ проникли эманципаціонныя идеи Ж. Ванда,-- этого горячаго поклонника женской независимости, -- идеи, встрѣченныя "благонамѣренной" журналистикой съ цинизмомъ, достойнымъ Писемскихъ, Ключниковъ и Авенаріусовъ. Легіонъ тогдашнихъ писакъ спѣшилъ довести до свѣденія публики, что во Франціи есть писательница до того безстыдная, что носитъ брюки, до того развращенная, что живетъ съ кѣмъ-то не повѣнчавшись, и до того зловредная, что главною цѣлью своей дѣятельности поставила себѣ защищать женщину и проповѣдовать свободу чувства.
   Но въ то время, какъ отцы и матери негодовали на Жоржъ Зандъ, сыновья и дочери съ жадностью читали ее, увлекаясь ея художественными образами, ея теплымъ чувствомъ и свѣтлыми идеями. Жоржъ-зандовская идеализація женщины и апотеоза любви благодѣтельно дѣйствовали на смягченіе нашихъ чувствъ и семейныхъ отношеній. Русская любовь и въ то время, какъ и въ старину, имѣла грубый, животный характеръ. "Я знаю, писалъ Бѣлинскій,-- что наши бояре лазили черезъ тыны къ своимъ прелестницамъ, но это было оскорбленіе и искаженіе величавой, чинной и степенной русской жизни, а не проявленіе оной; такихъ рыцарей ночи наказывали ревнивцы плетьми и кольями, а не раздѣлывались съ ними на благородномъ поединкѣ; такія красавицы считались безпутными бабами, а не жертвами страсти, достойными состраданія и участія, Наши дѣды занимались любовью съ законнаго дозволенія или мимоходомъ, изъ шалости, и не сердце клали къ ногамъ своихъ очаровательницъ, а показывали имъ заранѣе шелковую плетку и неуклонно слѣдовали мудрому правилу: "люби жену, какъ душу, а тряси ее, какъ трушу". Вообще говоря, мы и теперь еще любимъ несовсѣмъ порыцарски". Жоржъ Зандъ сильно повліялъ на измѣненіе русской любви. Въ его произведеніяхъ любовь возведена въ идеалъ самого лучшаго изъ человѣческихъ чувствъ и уваженіе къ ней освящено какимъ-то фанатическимъ культомъ. Женщина гуманизируетъ права, облагораживаетъ мужчину, превращаетъ въ человѣка дикое животное. Любовь -- не конечная цѣль жизни женскаго сердца; "за предѣлами любви, говоритъ Лелія,-- есть другой міръ, міръ новыхъ желаній, новыхъ потребностей, новыхъ надеждъ", и хотя Ж. Зандъ не выяснилъ опредѣленно этихъ новыхъ идеаловъ, болѣе возвышенныхъ и широкихъ, чѣмъ любовь, но все-таки онъ внушилъ женщинѣ сильное стремленіе къ нимъ, которое вскорѣ перешло въ сознательный вопросъ эманципаціи, равноправности и общечеловѣческаго развитія. Возвышая такимъ образомъ женщину и облагороживая любовь, Жоржъ Зандъ пропагандировалъ свободу чувства и указалъ на болѣе гуманное и активное положеніе женщины въ обществѣ.
   Эта послѣдняя идея принялась у насъ раньше, чѣмъ другія мысли жоржъ-зандовской пропаганды. Женщина, воспитанная исключительно для любви, прежде всего хотѣла любить свободно. Но наше невѣжество было причиною того, что чистая идея свободы чувства, при первыхъ опытахъ ея акклиматизаціи на русской почвѣ, дала гнусные плоды. Барственные послѣдователи жоржъ-зандизма начали пользоваться превратно-понятыми его принципами, какъ моднымъ покрываломъ для своего грубаго эгоизма. Явились Авдотьи Никитишны Кукшины, которыя выражали собою тоже протестъ противъ стѣсненія женщины, но протестъ не мысли, а испорченнаго чувства, протестъ порока. Рядомъ съ ними и постепенно вытѣсняя ихъ, нарождались другіе люди, понимавшіе Жоржъ Занда гораздо серьезнѣе. Въ сороковыхъ и пятидесятыхъ годахъ, когда ни одинъ изъ общественныхъ вопросовъ не подлежалъ гласному обсужденію, да и чисто-домашнее, кабинетное занятіе ими было чѣмъ-то строго келейнымъ, вопросъ о любви, былъ до нѣкоторой степени свободенъ отъ запрета, хотя литература могла обрабатывать его въ одной только беллетристической формѣ. Но эта форма была самой доступной для общественнаго сознанія большинства, и потому романисты, усвоившіе идеи Ж. Зайдя, дали женскому вопросу право гражданства въ литературѣ и популяризовали его въ обществѣ. Тургеневъ, Авдѣевъ, Дружининъ и др. оказали въ этомъ отношеніи важныя заслуги. Они, конечно, не сказали ничего новаго, но разъяснили и привели къ нашему сознанію то, что было выработано передовой европейской мыслью. Благодаря имъ, жоржъ-зандовская идеализація женщины дала сильный толчокъ русской мысли, которая начала работать надъ созданіемъ новыхъ женскихъ идеаловъ. "Дамы пріятныя во всѣхъ отношеніяхъ" уже не удовлетворяли русскаго человѣка, и онъ мечталъ о новой женщинѣ, образъ которой долго представлялся ему въ свѣтлыхъ, радужныхъ, но несовсѣмъ опредѣленныхъ очертаніяхъ. Онъ, устами тогдашняго поэта, говорилъ женщинѣ --
   
   "Твое святое назначенье --
   Нашъ геній изъ пеленъ принять,
   Направить душу поколѣнья,
   Отчизнѣ гражданъ воспитать,
   И новой мыслью, новой страстью,
   Огнемъ, любовью, красотой,
   Подвинуть міръ въ путяхъ ко счастью
   И взволновать его застой".
   
   "Отчизнѣ гражданъ воспитать" -- требованіе уже довольно опредѣленное, показывающее, что, благодаря романамъ Ж. Занда, русская мысль начиняла самостоятельно работать. но какъ могла "направить душу поколѣнья и воспитать отчизнѣ гражданъ" тогдашняя женщина, которую необходимо было самое перевоспитать, чтобы она могла внушить серьезную любовь развитому человѣку! За перевоспитаніе женщины взялся мужчина. Умственное движеніе сороковыхъ годовъ, выдвинувшее Бѣлинскихъ, Станкевичей, Грановскихъ и др., должно было неизбѣжно коснуться и женщины. Это былъ періодъ теоретической работы мысли, періодъ слова, приготовлявшаго дѣло (никакое дѣло тогда не было возможно),-- періодъ пропаганды гуманныхъ идей и знаній. Тогдашній герой, этотъ мученикъ мысли, этотъ странствующій проповѣдникъ,--
   
   Книжки читаетъ да по-свѣту рыщетъ,
   Дѣла себѣ исполинскаго ищетъ.
   
   Эти герои, эти Рудины были, родные братья тѣмъ своимъ нѣмецкимъ современникамъ, которыхъ такъ хорошо изобразилъ Шпильгагенъ въ своемъ романѣ "Загадочныя Натуры". Они страдали отъ горькаго сознанія, что не могутъ ничего сдѣлать для осуществленія своихъ идеаловъ, и въ то-же время дѣлали великое дѣло, пробуждая общественную мысль, усиливая стремленія къ развитію, распространяя знанія, воспитывая гуманныя чувства и сознаніе гражданскаго долга. Въ частности, они воспитывали и по возможности поднимали до уровня своего развитія женщинъ,-- своихъ возлюбленныхъ, женъ, сестеръ, знакомыхъ. Это развитіе женщинъ посредствомъ частной, домашней, дружеской пропаганды продолжается до послѣдняго времени. Часто эта просвѣтительная дѣятельность мужчины оканчивается брачнымъ союзомъ -- и нерѣдко начинается только послѣ его заключенія. Многое можно сказать противъ такого воспитанія жены для себя, противъ такого развиванія женской личности по своимъ личнымъ вкусамъ. Но въ нашемъ обществѣ, гдѣ такъ много дамъ и барышень, бабъ и дѣвокъ, и почти вовсе не было до самаго послѣдняго времени ни людей-женщинъ, ни средствъ къ общественному ихъ воспитанію,-- въ нашемъ обществѣ упомянутое домашнее образованіе женщины ея возлюбленнымъ или мужемъ было явленіемъ неизбѣжнымъ. Оно приносило и приноситъ свои хорошіе плоды, конечно, въ томъ только случаѣ, если воспитателями являются сколько-нибудь порядочные люди, а не негодяи, измышленное импотентной фантазіей Авенаріуса, Писемскаго и IV. Этой домашней пропагандѣ русская женщина сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ обязана всѣмъ своимъ развитіемъ, какое имѣла она тогда,-- своими стремленіями къ свободѣ и серьезному образованію и тѣмъ сознаніемъ своего личнаго достоинства, которое дѣлаетъ невыносимою семейную тюрьму.
   Теоретическая мысль, такъ долго работавшая подъ спудомъ, и развивавшееся постепенное общественное сознаніе, такъ долго выражавшееся только въ робкомъ шопотѣ, послѣ севастопольскаго погрома получили возможность болѣе свободнаго развитія. Общественное движеніе шестидесятыхъ годовъ захватило и женщинъ. Женское дѣло стало однимъ изъ существеннѣйшихъ вопросовъ времени. Крестьянская реформа, сообщившая новое направленіе всей экономической жизни и поставившая общество въ новыя условія, логически привела къ вопросу о женскомъ трудѣ,-- вопросу первой важности. Женщина сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ была чувствительной барыней, которая беззаботно поживала на счетъ чужого труда, и стремилась развивать въ себѣ только чувственную сторону своего существа; теперь она должна была подумать о самостоятельной жизни, объ обезпеченіи своего будущаго положенія трудами рукъ или головы своей; и потому женщина шестидесятыхъ годовъ пошла гораздо дальше: это уже не барыня, а труженица. Она хочетъ не только любить свободно, но и быть равною мужчинѣ, быть независимою отъ него; а для этого она должна быть самостоятельною работницей; для этого ей необходимо сравняться съ мужчиною по образованію. Никогда стремленіе женщины къ образованію не было такъ сильно, какъ въ настоящее время.
   Такимъ образомъ, русская женщина, улучшая втеченіе столѣтій свое положеніе, освободившись изъ терема, обезпечивъ за собою имущественную правоспособность, добившись хоть какихъ-нибудь средствъ для своего образованія, утвердившись на поприщѣ дѣятельности литературной и педагогической, проникнутая сознаніемъ своего человѣческаго достоинства,:-- она, столько вытерпѣвшая и, несмотря на самыя неблагопріятныя условія, успѣвшая освободиться изъ старомосковской неволи, пришла наконецъ къ полному сознанію своихъ нуждъ и правъ.
   Дальнѣйшія судьбы ея зависятъ отъ нея самой. И зачѣмъ всѣ свои неудачи приписывать исключительно независящимъ отъ насъ обстоятельствамъ! Нѣтъ спора, что эти независящія отъ насъ обстоятельства сильно вліяютъ на насъ; но вѣдь это свидѣтельствуетъ только о нашемъ-же слабосиліи, о нашей неприготовленности къ дѣятельной жизни! Женское молодое поколѣніе, заявившее свои эманципиціонныя притязанія въ шестидесятыхъ годахъ, оказалось безсильнымъ для успѣшной борьбы, необходимой для ихъ осуществленія. Оно сдѣлало мало: оно не основало даже ни одного литературнаго органа; оно не составило ни одного сочиненія о современномъ положеніи русской женщины,-- сочиненія въ родѣ книги г-жи Добье "La femme pauvre au XIX s"; между-тѣмъ, съ подобныхъ-то изслѣдованій, необходимыхъ для развитія женскаго самосознанія, и должно собственно начинать дѣло. Значительная примѣсь барскаго элемента сильно портила собою женское движеніе шестидесятыхъ годовъ. Мы говоримъ, конечно, не о барскомъ происхожденіи, а о барскомъ характерѣ тѣхъ женщинъ и дѣвушекъ, которыя примыкали къ этому движенію больше по модѣ и изъ тщеславія, чѣмъ по необходимости и по разумному сознанію. Папенькины и маменькины дочки, неспособныя къ какому-бы то ни было труду,-- молодыя барыньки, умиравшія отъ скуки,-- Авдотьи Кукшины, желавшія чѣмъ-нибудь прикрыть свою сомнительную репутацію,-- всѣ вѣдь надѣвали синія очки, стригли волосы, заводили швейныя мастерскія, и, подъ шумокъ новыхъ словъ и идей, обдѣлывали свои мелкія домашнія дѣлишки,-- а потомъ, когда наступили другія времена и видѣлись другія пѣсни, всѣ эти эманципированныя барыни снова принялись за моды и сплетни, за ералашъ и танцы: только еще въ отдаленныхъ провинціяхъ можно встрѣчать субъектовъ, запоздавшихъ обращеніемъ въ свое первобытное состояніе, и еще мечтающихъ, какъ-это хорошо "жить своимъ трудомъ", болтающихъ о равноправности и даже дерзающихъ, при мирномъ характерѣ мѣстной администраціи, стричь волосы и носить синія очки. Чего хорошаго можно было ожидать отъ безъидейныхъ партизанокъ женскаго дѣла, отъ этихъ перелетныхъ птицъ, которыя мѣняютъ свои перья съ каждой новой погодой!
   Если отдѣлить отъ женскаго дѣла эту примѣсь, то кромѣ немногочисленнаго контингента, составляющаго самодѣятельное ядро женскаго движенія, мы увидимъ еще массу, которую должно руководить это ядро и въ которой женское дѣло найдетъ себѣ самую вѣрную поддержку. Эта масса женщинъ, неимѣющихъ ни семьи, ни обезпеченія и нуждающихся въ трудѣ. Для нихъ женскій вопросъ -- не забава, а вопросъ жизни или смерти. Просвѣщеніе этой массы дѣло первой необходимости вмѣстѣ съ изслѣдованіями разнообразныхъ условій современнаго женскаго быта. Въ средѣ бѣдныхъ швей и другихъ, работницъ, гувернантокъ и домашнихъ учительницъ, женщинъ, разошедшихся съ мужьями, и дѣвушекъ, незнающихъ, куда приклонить свою бѣдную голову, женское дѣло найдетъ самыхъ ревностныхъ партизанокъ и самыхъ усердныхъ труженицъ. Необходимо только подкрѣпить эти силы и дать имъ возможность для разумной организаціи. Только тогда, когда образованіе расширится и поднимется въ массѣ женщинъ, когда побольше женщинъ воспользуется существующими уже скудными средствами для своего научнаго образованія, когда выступитъ на сцену молодое поколѣніе женщинъ, развившееся подъ болѣе благопріятными условіями, чѣмъ женская масса шестидесятыхъ годовъ, -- только тогда женское дѣло значительно подвинется впередъ.

Шашковъ.

"Дѣло", No 4, 1871

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru