Lib.ru/Классика: Шассен Шарль-Луи. Хроника парижской жизни

ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.

I.
Волненія, вызванныя крайними партіями.-- Рабочіе съѣзды въ Бордо, Сент-Этьенѣ и Роаннѣ.-- Разногласіе въ средѣ анархистовъ.-- Собраніе луарскихъ рудокоповъ.-- Возобновленіе волненій въ Монсо-Лэ-Минъ.-- Революціонное знамя.-- Аресты въ Монсо, Ліонѣ, Сент-Этьенѣ, Нарбоннѣ и Парижѣ.-- Шалонскій процессъ: показанія директора Шаго, мэра и священника; угрозы судьямъ; ліонскія бомбы; передача процесса другому составу присяжныхъ.-- Монархическо-клерикальный заговоръ: манифестаціи въ Сент-Аннъ д'Орэ и на о. Камаргѣ; федерація роялистскихъ комитетовъ въ Парижѣ.-- Воздержаніе орлеанистовъ.-- Смотръ зуавамъ и шуанамъ, произведенный генералами Тареттомъ и Кателино.-- Конгрессъ въ департаментахъ Сены и Луары.-- Патріотическія и республиканскія празднества.-- Брацца и Стэнли.-- Новый франко-тунисскій договоръ.-- Новая книга де-Гериссона "Campagne de Chine" и арестъ ея у издателя.

Мнѣ приходилось уже упоминать въ предъидущихъ хроникахъ о расколѣ, проявившемся въ средѣ рабочей партіи на 4-мъ и 5-мъ конгрессѣ въ Гаврѣ и Реймсѣ. Болѣе умѣренный элементъ назначилъ мѣстомъ слѣдующаго съѣзда -- Бордо; болѣе революціонный -- Сент-Этьенъ. Такимъ образомъ, въ нынѣшнемъ году было два конгресса. Засѣданія бордоскаго конгресса прошли какъ нельзя болѣе мирно, имѣя на своей сторонѣ громадное большинство рабочихъ группъ различныхъ мѣстностей. Делегаты представили съ большею ясностью формулированный Cahier, въ которомъ выразили свои жалобы и пожеланія, намѣтивъ рядъ мѣръ, способныхъ принести улучшеніе въ отношеніяхъ между капиталомъ и трудомъ. На Сент-Этьенскомъ съѣздѣ, собравшемся послѣ перваго, а именно 24-го сентября, замѣчалось, напротивъ, значительное разъединеніе, выражавшееся въ довольно рѣзкихъ формахъ. Здѣсь явилось до пяти несогласуемыхъ оттѣнковъ: просто соціалисты, поссибилисты, идеальные коллективисты, коллективисты, стремящіеся къ немедленной революціи, методическіе анархисты и, наконецъ, ашарнисты, иначе именуемые динамитистами, имѣющіе въ виду уничтоженіе буржуазіи и водвореніе царства справедливости, главнымъ образомъ, при помощи химическихъ способовъ и ихъ немедленнаго приложенія. Какъ я уже сообщалъ ранѣе, послѣ крайне рѣзкихъ сценъ, конгрессисты распались на двѣ главныя группы и исключенный глава революціонеровъ-коллективистовъ, редакторъ газеты "Egalité", Жюль Гедъ, отправился въ сосѣдній городъ, Роаинъ, гдѣ образовалъ новое собраніе, въ свою очередь, провозгласившій отлученіе такъ называемаго національнаго комитета, заотступленіе отъ полномочія и программы рабочей партіи, выразившееся въ избраніи, на основаніи буржуазной программы, депутата Кловиса Гюга, что привело къ возможности для гг. Брусса и Малова привить къ борьбѣ собственно-рабочаго класса посторонніе элементы, а именно: женскій и національный вопросъ". Впрочемъ, рудокопы той мѣстности, на сочувствіе которыхъ, повидимому, могли расчитывать конгрессисты, воздержались отъ участія въ распряхъ. Ихъ спеціальный комитетъ организовалъ ко дню закрытія съѣзда въ Сент-Этьенѣ, 1-го октября, собраніе, на которое приглашено было девять депутатовъ. отъ департаментовъ Луарскаго, Ронскаго и Сены и Луары. Предсѣдательствовалъ одинъ изъ нихъ, Шарль Буассэ, человѣкъ, не принадлежащій, по своему общественному положенію. къ рабочему сословію. Делегаты отъ рудокоповъ представили четыре рѣшенія, о централизаціи кассъ вспомоществованія въ луврскихъ обществахъ эксплуатаціи каменнаго угля, о сокращеніи рабочаго дня до 8-ми часовъ, о раздѣленіи контроля надъ работами между представителями рабочей синдикальной палаты и надзирателями компаній, наконецъ, о возстановленіи смѣшанныхъ совѣтовъ свѣдущихъ людей, для разбора различныхъ пререканій, возникающихъ между рабочими и компаніями. Въ весьма вѣжливой формѣ, рабочіе делегаты просили представителей страны принять къ свѣдѣнію эти рѣшенія и найдти способы для ихъ осуществленія законодательнымъ путемъ, въ виду очевидной справедливости этихъ требованій.

Въ такомъ положеніи были дѣла, когда въ окрестностяхъ Монсо-Лэ-Минъ, т. е. въ той самой мѣстности, гдѣ въ августѣ мѣсяцѣ происходило извѣстное антиклерикальное движеніе, появились возбуждающія прокламаціи и динамитные взрывы. Одинъ изъ такихъ взрывовъ наполовину разрушилъ домъ управляющаго черепичнымъ заводомъ и еслибы фитиль не былъ погашенъ вовремя, то взрывъ уничтожилъ бы и сосѣднюю школу, гдѣ преподавали монахини. Въ издающемся въ Ліонѣ листкѣ "L'Etendard révolutionnaire" появилось вслѣдъ за тѣмъ разъясненіе, въ которомъ говорилось, что динамитъ пущенъ былъ въ ходъ "республикой обдѣленныхъ", которая, начавъ съ уничтоженія крестовъ и церквей, взорветъ завтра государство, а послѣ завтра и частную собственность".

Эти дѣйствія, проявившіяся наканунѣ суда надъ авторами предъидущихъ взрывовъ, внушали правительству серьёзныя опасенія. Министръ внутреннихъ дѣлъ распорядился отправкой на мѣсто происшествія цѣлой массы солдатъ и весь округъ Монсо-Лэ-Минъ подвергся настоящей оку націи, причемъ солдаты размѣщены были по домамъ лицъ, на которыхъ указано было какъ на свидѣтелей. Дижонскій прокуроръ явился въ Шалонъ, и вмѣстѣ съ прокуроромъ республики руководилъ изъ сосѣднихъ округовъ слѣдствіемъ, которое повлекло за собою аресты и обыски въ Ліонѣ, Сент-Этьенѣ, Нарбоннѣ, а также и въ Парижѣ. Здѣсь они длились одинъ день. Арестованы были: секретарь редакціи "Bataille", Кріэ, Залива, бывшій ранѣе наборщикомъ, и сапожникъ Гравъ; всѣ трое подозрѣвались въ сотрудничествѣ въ "Etendard révolutionnaire", газетѣ, которой приписывался починъ волненій въ Монсо. Вмѣстѣ съ названными лицами и, вѣроятно, по избытку усердія, арестованъ былъ молодой рабочій чернодеревщикъ Эмери Дюфугъ, который въ одномъ изъ собраній, происходившихъ въ прошломъ мѣсяцѣ, заявилъ о необходимости представленія президента совѣта министровъ Дюклерка на судъ революціоннаго комитета. Сдѣлано было также распоряженіе объ арестованіи лиценціата Эмиля Готье, богатаго молодого человѣка, имѣющаго репутацію одного изъ наиболѣе вліятельныхъ французскихъ анархистовъ. Онъ отправился въ Ронскій департаментъ, направляясь въ Вильфраншъ, гдѣ намѣревался говорить на одномъ собраніи; его арестовали въ Ліонѣ, гдѣ онъ одинъ и былъ оставленъ подъ арестомъ, между тѣмъ какъ прочіе товарищи его были освобождены, подъ поручительствомъ. Сверхъ того, задержали и отправили въ Шалонъ вмѣстѣ съ Готье, нѣкоего Борда, обвиняемаго во внушеніи статей Ætendard'а", и Этьена Фора, у котораго, какъ увѣряли, найдена была переписка съ швейцарскими революціонерами. Въ ночь съ 20-го на 21-го, то есть наканунѣ этихъ арестовъ, было задержано въ Монсо-Лэ-Минъ и его окрестностяхъ 25 человѣкъ, вслѣдствіе военнаго обхода, предпринятаго, по распоряженію обоихъ прокуроровъ, въ присутствіи начальника полицейскаго отдѣла при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, Шнерба. Это бывшій редакторъ "XIX Siècle"'а и "Petit Parisien", имѣющій репутацію либерала, что не помѣшало ему однакоже проявить много энергіи въ этомъ дѣлѣ. Шнербъ убѣжденъ, что ему удалось овладѣть нитью обширнаго заговора, организованнаго въ Парижѣ и за границей. Онъ полагаетъ также, что волненія вспыхнули бы въ нѣсколькихъ каменноугольныхъ центрахъ, еслибы въ Монсо не заволновались ранѣе назначеннаго срока и еслибы не было принято военныхъ мѣръ...

Между тѣмъ 18-го октября начался въ Шмонѣ на Сонѣ процессъ двадцати трехъ, обвиняемыхъ въ августовскихъ смутахъ. Обвинительный актъ составленъ былъ крайне неопредѣленно во всемъ, относящемся до происхожденія движенія; впрочемъ, въ немъ сознавались, что "главныхъ виновниковъ не удалось разъискать, такъ какъ всѣ языки были парализованы устрашеніемъ". Тѣмъ не менѣе въ заключеніи указывалось на статьи уголовнаго кодекса, касающіяся гражданской войны, грабежа и поджога вооруженной шайкой, т. е. на преступленія, наказуемыя каторгой и смертною казнью. Всѣ подсудимые (большинство ихъ не старѣе 25 лѣтъ) принадлежатъ къ рабочему классу: 11 рудокоповъ, 9 чернорабочихъ и еще три человѣка, изъ которыхъ 1 плотникъ, 1 кузнецъ и 1 черепишникъ. Уже съ самаго начала слѣдствія сдѣлалось очевиднымъ, что серьёзныхъ людей изъ подсудимыхъ было только двое; а именно: рудокопъ Віеннэ, 41 лѣтъ, и кузнецъ Бонно, 34-хъ.

Бонно показалъ на судѣ, отвѣчая на вопросъ предсѣдателя Массона, что дѣйствительно основалъ синдикальную палату, носившую наименованіе "La Pensée" и возникшую вслѣдствіе публичной бесѣды оратора рабочей партіи Дюмэ, основателя ипредсѣдателя "Рабочаго Союза" въ Бланзи. Предсѣдатель объяснилъ, что общество это подраздѣлялось на группы, состоявшія изъ 19 членовъ каждая и носившія названія: "Grouppes révolutionnaires du drapeau et du bonnet rouge", "La jeune Montagne, Les Eclaireurs", и не имѣвшія вовсе профессіональнаго значенія. На обвиненіе въ томъ, что у него при обыскѣ нашли красное знамя, Бонно замѣтилъ: "Мнѣ не разъ приходилось видѣть бѣлыя знамена въ процессіяхъ, потому я и подумалъ, что могу, съ своей стороны, поставить у себя знамя такого цвѣта, какой мнѣ болѣе нравится; вотъ почему я и вышелъ съ нимъ 14-гоіюля". Далѣе, когда предсѣдатель упрекнулъ его за то, что, будучи президентомъ общества "La Pensée", онъ не предотвратилъ взрыва часовни въ Буа-Дювернь, Бонно отвѣчалъ, что онъ выразилъ порицаніе этой мѣрѣ отъ имени своего синдиката.-- "Но, въ такомъ случаѣ, почему же вы не воспротивились ея осуществленію, зная, что оно должно совершиться?" спросилъ предсѣдатель.

-- Потому что не считалъ нужнымъ брать на себя обязанностей полиціи, отвѣчалъ подсудимый.

Другой подсудимый, Жюлье, также президентъ одной изъ синдикальныхъ палатъ, на всѣ вопросы отвѣчалъ: "Можетъ быть... Не знаю". Вопросы, ему поставленные касались: собраній въ лѣсахъ, сбора денежныхъ пожертвованій на покупку оружія, раздачи револьверовъ и, всеобщаго возстанія, день котораго былъ назначенъ на 22-е августа, и которое имѣло цѣлью "упраздненіе богатыхъ и перемѣну правительства".

Что касается Віеннэ, считавшагося вожакомъ тѣхъ людей, которые сожгли часовню въ ночь съ 14-го на 15-е августа, то онъ отрицалъ принадлежность свою къ "черной шайкѣ", какъ называли это общество, и прибавилъ, что даже не могъ ничего знать, такъ какъ въ это самое время находился въ состояніи опьянѣнія.

Остальные подсудимые и ихъ отвѣты представляли мало интереса и мы перейдемъ къ допросу свидѣтелей, изъ которыхъ главными были: директоръ каменноугольнаго общества, мэръ той мѣстности и приходскій священникъ. Директоръ Шаго выставлялъ себя филантропомъ, который далъ своимъ рабочимъ все, чего они напрасно требовали въ другихъ рудникахъ. Онъ указывалъ на пенсіи отъ 450 до 600 франковъ въ годъ, которыми обезпечивалъ существованіе рудокоповъ подъ старость, на предоставляемые имъ въ собственность домики, въ случаѣ женитьбы, причемъ имъ зачитается десятилѣтняя квартирная плата. Наконецъ, увѣрялъ, что за послѣдніе четыре года увеличилъ издержки на содержаніе персонала на 4--500,000 франковъ. Дѣйствительно, во время послѣднихъ волненій, мятежники не разрушали ни чьей частной собственности: ихъ дѣйствія были направлены исключительно противъ крестовъ, часовень и домовъ монахинь и священниковъ, однимъ словомъ, движеніе носило анти-католическій характеръ. Но дѣло въ томъ, что самъ Шаго -- рьяный и дѣятельный клерикалъ. Въ залѣ суда онъ открыто заявилъ о своихъ убѣжденіяхъ и призналъ, что ѣздилъ на католическій съѣздъ, собиравшійся въ Отёнѣ, незадолго до августовскихъ волненій. Однако Шаго утверждалъ, что ни одинъ изъ инженеровъ, состоящихъ у него на службѣ, не сопровождалъ его. Въ заключеніе замѣтилъ, что если ему и было бы пріятно, чтобы рудокопы ходили къ обѣднѣ, то онъ ихъ къ этому не принуждаетъ, доказательствомъ чему служитъ то обстоятельство, что только одна десятая его рабочихъ посѣщаетъ церковь.

Изъ двухъ защитниковъ, выбранныхъ подсудимыми, одинъ, Сейсенъ, принадлежалъ къ мѣстной корпораціи, другой выписанъ былъ изъ Парижа. Послѣдній -- Лагерръ, молодой человѣкъ, подающій большія надежды. Онъ временный редакторъ газеты "Justice".

Не успѣлъ директоръ сѣсть на мѣсто, какъ Лагерръ поставилъ ему слѣдующій вопросъ: "Считаетъ ли свидѣтель гражданскія похороны манифестаціей?" -- Директоръ отвѣчалъ: "Да, я бы расчиталъ рабочихъ, которые бы на нихъ присутствовали". Прокуратура принуждена была сознаться, что, по собраннымъ свѣдѣніямъ, 24 человѣка рабочихъ были уволены именно по такому поводу, то-есть по поводу вопроса, касающагося "личной совѣсти".

Мэръ Монсо, Жаненъ, показалъ, что сильное неудовольствіе было вызвано клерикальнымъ усердіемъ священника, монахинь и самого директора, который оказывалъ имъ постоянную поддержку. Священникъ Готье Принужденъ былъ сознаться, что жаловался на рабочихъ, протестовавшихъ противъ церковнаго погребенія одного изъ товарищей, который выразилъ передъ смертью желаніе быть похороненнымъ гражданскимъ образомъ. Слѣдствіемъ этихъ жалобъ было увольненіе человѣкъ 15 или 18 рудокоповъ.

Жандармскій квартирмейстеръ подтвердилъ все, что касалось существованія клерикальнаго давленія и на что указывали предшествовавшіе свидѣтели. Онъ прибавилъ, сверхъ того, что вліяніе монахинь въ Буа Дювернь и священника доходило до того, что они отнимали дочерей у родителей и отправляли ихъ въ общины сосѣднихъ департаментовъ, отказывая отцамъ и матерямъ даже въ извѣстіяхъ объ ихъ дѣтяхъ.

Начальница приходскаго женскаго училища показала, что въ ночь съ 14-го на 15-е августа, "слыша динамитный взрывъ и революціонныя пѣсни, монахини рѣшились ждать смерти". Онѣ слышали какъ мятежники, сжегшіе часовню, кричали: "Идемъ!" но одинъ изъ нихъ сказалъ: "Нѣтъ, это женщины!" А когда жандармы прибыли къ нимъ на помощь, вокругъ дома уже никого не было.

Нотаріусы въ Бланзи и Монсо слышали, что ихъ конторы предназначены къ сожженію, такъ какъ заключаютъ документы на владѣніе. Тѣмъ не менѣе, ни одно изъ этихъ должностныхъ лицъ не подверглось прямымъ угрозамъ.

Въ началѣ засѣданія 21-го числа, предсѣдатель прочиталъ полученное имъ письмо съ.ліонскимъ штемпелемъ и подписью "Jacques Bonhomme". Въ письмѣ угрожали оскорбить его въ лицѣ особы, съ которой его связываютъ самыя тѣсныя узы, и сжечь его самого на медленномъ огнѣ, въ томъ случаѣ, если онъ слишкомъ яростно будетъ нападать "на друзей изъ Монсо", и не освободитъ "друга BopAà". Адвокатъ Лагерръ выразилъ г. Массону (предсѣдателю суда) благодарность за прочтеніе этого письма, "исходящаго, безъ сомнѣнія, отъ людей, заинтересованныхъ въ осужденіи обвиняемыхъ".

Нѣсколько позднѣе, жандармскій капитанъ представилъ въ судъ два динамитные патрона, найденные неподалеку, въ саду монахинь въ Сен-Жанъ де-Винь.

Открытіе суда произвело сильное впечатлѣніе на публику и подъ этимъ впечатлѣніемъ продолжался допросъ свидѣтелей со стороны обвиненія, большею частью молодыхъ людей, въ числѣ которыхъ многимъ не болѣе 17.нѣтъ. Они повторили показанія, которыя дали въ тюрьмѣ. Адвокатъ Лагерръ спросилъ, почему двое изъ свидѣтелей, сознавшихся въ томъ, что принимали участіе въ волненіяхъ, находятся на свободѣ, между тѣмъ какъ на скамьѣ подсудимыхъ сидятъ два лица, противъ которыхъ не могли собрать ни одного свидѣтельства. Ему ничего не отвѣтили.

Въ воскресенье 22-го, Лагерръ встрѣтилъ близь станціи желѣзной дороги, ведущей въ Шаньи, нѣсколько человѣкъ рудокоповъ, со связанными руками и въ томъ числѣ нѣкоего Котрвалэ, имя котораго онъ раза два упоминалъ на судѣ и который долженъ былъ явиться въ качествѣ свидѣтеля со стороны защиты. Лагерръ догналъ его, несмотря на окружавшихъ его жандармовъ, и сказалъ, обращаясь къ нему и его товарищамъ: "Не отвѣчайте слѣдователю". На слѣдующемъ засѣданіи, прокуроръ республики началъ съ того, что сталъ упрекать защитника за такой поступокъ, который есть ничто иное, какъ "противозаконный совѣтъ".-- "Остается только велѣть меня арестовать, отвѣчалъ Лагерръ:-- я готовъ".

Въ тотъ же день въ Шалонѣ на Сонѣ получено было извѣстіе, что въ прошлую ночь, двѣ бомбы брошены были въ Ліонѣ: одна -- въ ресторанѣ, находящемся въ нижнемъ этажѣ театра на площади Беллькуръ, другая въ зданіи, гдѣ производится осмотръ рекрутъ. Въ этомъ послѣднемъ мѣстѣ взрывъ причинилъ только матеріальные убытки, но въ кафе были ранены: хозяинъ и около двѣнадцати ужинавшихъ тамъ посѣтителей.

Наканунѣ происходило собраніе анархистовъ въ Альказарѣ, гдѣ въ весьма рѣзкихъ выраженіяхъ протестовали противъ арестовъ Ворда и Готье, которыхъ провозгласили почетными президентами. Одинъ изъ ораторовъ, Жоли, сказалъ съ трибуны: "Я человѣкъ женатый, люблю свою жену и дѣтей, но если вамъ нужна моя помощь, то располагайте мною; я готовъ убить и президента республики и здѣсь присутствующаго полицейскаго комиссара".-- Наконецъ въ самомъ Шалонѣ, утромъ 24-го, получены были предсѣдателемъ суда и старшиной присяжныхъ угрожающія письма, на случай осужденія подсудимыхъ изъ Монсо.

По выслушаніи свидѣтелей со стороны обвиненія, генеральный прокуроръ, сославшись на 406 статью свода законовъ, потребовалъ передачи дѣла на разсмотрѣніе другой сессіи, на томъ основаніи, что подвергшіеся угрозамъ присяжные не могутъ постановить свободнаго и независимаго рѣшенія Лагерръ протестовалъ и потребовалъ временнаго освобожденія своихъ кліентовъ, семейства которыхъ, зависящія отъ ихъ заработка, не могутъ быть обречены на нищенство втеченіи двухъ лѣтнихъ мѣсяцевъ. Судьи постановили передать дѣло на разсмотрѣніе другого состава присяжныхъ, а въ вопросѣ объ освобожденіи изъ подъ ареста объявили себя некомпетентными. Защитникъ предложилъ подсудимымъ подать на кассацію, что и было исполнено.

Общественное мнѣніе, ожидавшее оправданія большей части подсудимыхъ, которыхъ считали жертвами клерикальной администраціи и посторонняго вліянія, какъ нельзя хуже приняло извѣстіе объ этомъ инцидентѣ. Народное же чувство было оскорблено въ особенности тѣмъ, что никакихъ полицейскихъ или судебныхъ мѣръ не было предпринято противъ тѣхъ господъ, которые расхаживаютъ по всей Франціи, крича: "Долой республику!" Парижскіе революціонеры всѣхъ оттѣнковъ прекрасно поняли настроеніе массы и организовали цѣлый рядъ "митинговъ протеста". На собраніи въ Salle Viala, одинъ изъ самыхъ горячихъ бланкистовъ, бывшій генералъ парижской коммуны, Едъ, предложилъ вотировать очередной порядокъ, въ которомъ министерство обвинялось въ томъ, что "фабрикуетъ заговоры, подобно тому, какъ это дѣлалось во времена Бонапарта и Піэтри; что открыто покровительствуетъ монархическимъ конспираторамъ, дерзко выставляющимъ свое знамя и покрывающимъ Францію сѣтью заговоровъ, грозящихъ безопасности республики". Такое же обвиненіе было повторено въ Salle Rivoli, бывшимъ членомъ парижской коммуны Лефрансэ. Здѣсь, послѣ нѣсколькихъ рѣчей, предложенъ былъ составленный въ ироническомъ тонѣ очередной порядокъ, поздравлявшій правительство, по поводу недавнихъ арестовъ, и выражавшій надежду, что "народъ припомнитъ это своимъ правителямъ". Собраніе разошлось однако благополучно и для преслѣдованія не было бы повода, еслибы молодой рабочій, стоявшій у входа и собиравшій пожертвованія на покрытіе расходовъ по найму залы и на поддержку семействъ рудокоповъ въ Монсо, не прибавлялъ къ этому, шутя: "И на динамитъ! Въ Парижѣ, несмотря на газетныя запугиванія, мало заботились о страшномъ веществѣ, но въ Ліонѣ., гдѣ оно приведено было въ дѣйствіе, даже передовые либералы возмутились. Центральный комитетъ, руководившій въ теченіи цѣлыхъ десяти лѣтъ ліонскими выборами, рѣшаетъ отправить въ палату депутатовъ адресъ, въ которомъ требовалъ скорѣйшаго голосованія закона о рецидивистахъ и указывалъ, что организаторъ анархической партіи той мѣстности, Бордй, есть человѣкъ уже бывшій подъ судомъ..

Я ничего не скажу пока о болѣе или менѣе преувеличенныхъ разоблаченіяхъ газеты "Paris", по поводу женевскаго революціоннаго комитета, такъ какъ мнѣ придется коснуться ихъ въ слѣдующей хроникѣ, говоря объ отложенномъ процессѣ монсо-лэминскихъ рудокоповъ. Теперь я ограничусь приведеніемъ слѣдующей полуоффиціальной замѣтки: "Не подлежитъ сомнѣнію, что событія, театромъ которыхъ были Монсо-Лэ-Минъ и Ліонъ, составляютъ результаты дѣятельности цѣлаго общества, главные руководители котораго находятся за-границей и которое, къ несчастію, имѣло возможность развиться во Франціи за послѣдніе годы. Въ настоящее время, когда правительство слѣдитъ за дѣйствіями означеннаго общества, общественное мнѣніе не должно тревожиться чрезъ мѣру, такъ какъ правительство твердо рѣшилось энергически подавлять преступныя дѣйствія и поддерживать всюду общественный порядокъ. Оно располагаетъ и надлежащими къ тому средствами".

Роялистскія манифестаціи, возобновившіяся по случаю дня св. Михаила и 61-й годовщины рожденія герцога Шамборскаго, 29-го октября, продолжались безъ перерыва въ теченіи октября и на всѣхъ пунктахъ французской территоріи. Становясь все болѣе и болѣе трескучими и безсильными, эти манифестаціи дошли наконецъ до публичнаго заявленія о существованіи заговора, опирающагося почти на военную организацію, сосредоточенную въ рукахъ бывшаго генерала папскихъ зуавовъ, Шаретта. Этотъ заговоръ привелъ бы уже къ возстанію, еслибы сельское населеніе возмутилось противъ закона объ обязательномъ обученіи, какъ на то расчитывали вожаки монархической партіи и еслибы въ то же время послѣдовалъ мятежъ рабочихъ въ Монсо-ЛэМинъ (на который также сильно расчитывали эти люди, тѣмъ болѣе, что дѣла клерикальнаго каменноугольнаго общества были имъ близко знакомы), и наконецъ, еслибы внѣшнія затрудненія довели бы до апогея національную неурядицу.

Въ большихъ городахъ, въ Парижѣ, Аміэнѣ, Бордо, Лиллѣ, Нанси, Лиможѣ, Тулузѣ и проч., легитимистскія манифестаціи: обѣдни и банкеты не выходили изъ предѣловъ обычной банальности. Но въ Сент-Аннъ-д'Орэ ожидали громаднаго стеченія населенія всей Бретани и Вандеи, по случаю ежегоднаго богомолья къ мѣстной святынѣ. На этотъ разъ, проливные дожди размыли дороги и ораторы не нашли аудиторіи. Деревянный баракъ, выстроенный лѣтъ пять-шесть тому назадъ для роялистскихъ собраніи, оказался слишкомъ достаточнымъ, чтобы вмѣстить немногочисленную публику. Здѣсь-то провозгласили нѣкоего графа Ламбальи человѣкомъ, "за которымъ повелѣваетъ идти и котораго повелѣваетъ слушать король въ Морбиганѣ".

Поговорили о президентахъ въ сосѣднихъ департаментахъ и объ "alter ego" герцога, нѣкоемъ графѣ Александрѣ де Монти де Рэзэ. Это потомокъ знаменитаго шуана и делегатъ славной въ исторіи шуанства Биньянской общины. Генералу Шаретту поднесено было знамя, которое онъ долженъ будетъ нести впереди королевскихъ легіоновъ и поставить въ базилику св. Анны только послѣ побѣды. Наконецъ депутатъ графъ де Мёнъ произнесъ длиннѣйшую рѣчь, въ которой было такъ много краснорѣчія и вдохновенія, что, по выраженію газеты "Union", "еще одно слово и экзальтація присутствовавшихъ перешла бы въ дѣйствіе"... Но ничего такого не послѣдовало.

Въ Монтобанѣ и нѣкоторыхъ другихъ мѣстахъ забавлялись тѣмъ, что ночью съ префектуры сняли трехцвѣтное знамя и замѣнили его бѣлымъ, усѣяннымъ лиліями. Въ Карпантра, графъ дэ-Инаръ далъ балъ, завершившійся веселымъ шествіемъ до всему городу, причемъ было пущено нѣсколько петардъ и разбито нѣсколько стеколъ въ мэріи.

Весь островъ Камаргъ (50 километровъ въ длину и 60 въ ширину), лежащій между двумя рукавами Роны и находящійся во владѣніи нѣсколькихъ крупныхъ собственниковъ, предоставленъ былъ въ распоряженіе манифестантовъ. Но праздникъ, въ программу котораго входилъ бой быковъ и фейерверкъ, не удался, также по случаю дождливой погоды.

Вечеромъ того же дня, довольно большое количество вымоченныхъ на Камаргѣ манифестантовъ, возвращавшихся въ Арль, были встрѣчены толпой республиканцевъ, человѣкъ въ пятьсотъ или шестьсотъ, которые привѣтствовали ихъ свистками, а, по увѣренію легитимистскихъ газетъ, и камнями. Убитыхъ, впрочемъ, не было. Извѣстно, что кровь горяча на югѣ, а потому и здѣсь дѣло дошло бы до драки, еслибы не подоспѣла во-время жандармерія, которая и оказала надлежащее покровительство и охрану гг. роялистамъ, направивъ однихъ къ станціи желѣзной дороги, а другихъ въ клубъ Saint-Genès, предсѣдатель котораго, аббатъ Буржъ, далъ имъ дополнительный банкетъ.

Здѣсь, когда виваты въ честь короля достигли извѣстной степени интенсивности, собравшаяся подъ окнами толпа отвѣчала виватомъ въ честь республики. Аббатъ-предсѣдатель обратился тогда къ содѣйствію жандармовъ, которые и тутъ снисходительно оградили заговорщиковъ.

Но такъ какъ администрація разрѣшаетъ клубы лишь подъ условіемъ, что въ нихъ не будутъ заниматься политикой, то на другой день, мѣстный подпрефектъ издалъ постановленіе о закрытіи набожно-увеселительнаго заведенія почтеннаго каноника Буржа. Архіепископъ Эксекій поспѣшилъ препроводить къ новому мученику поздравительное письмо. Потолковали о томъ, что почтеннаго прелата слѣдовало бы потребовать за это въ государственный совѣтъ, но затѣмъ рѣшили, что его посланіе, хотя и было опубликовано, имѣетъ чисто личный характеръ и слѣдовательно не можетъ быть подведено подъ понятіе о злоупотребленіи пастырской властью.

Можно было предположить, что во второмъ городѣ Франціи, въ Ліонѣ, знаменосцемъ роялистской манифестаціи долженъ бы быть ліонецъ. Но партія Генриха V до такой степени нуждается въ людяхъ, что принуждены были обратиться къ шалланскому депутату Бодри д'Ассону для исполненія варіацій на тэму: "Король идетъ!" За неимѣніемъ самого короля, необходимо было показать кого нибудь, кто имѣлъ случай подтвердить его существованіе въ Австріи, за послѣднее время.

Всегда ловкій, хотя и страдающій одышкой ораторъ, не преминулъ напомнить лозунгъ ліонскихъ рабочихъ въ 1831 г.: "Vivre libres ou mourir en combattant" ("Жить свободными или умереть въ бою"). "Этотъ боевой кличъ, воскликнулъ ораторъ:-- кличъ, вылетѣвшій изъ нѣдръ этого города въ минуту революціонныхъ судорогъ, мы должны сдѣлать лозунгомъ, который объединитъ насъ въ рѣшительный день священной борьбы за Бога, короля и Францію!.. Да здравствуетъ король, да здравствуетъ папа!"

15-го, въ т. я. Salle des Familles въ Сен-Мандэ (Сенскій деи.) совершалось, по приглашенію парижскихъ комитетовъ, собраніе роялистскихъ комитетовъ всѣхъ французскихъ провинцій. Нѣкій графъ де-Шеваньи сѣлъ на предсѣдательское мѣсто и сказалъ: "Милостивыя государыни и милостивые государи! тѣ, которые меня не знаютъ, могутъ спросить себя, на какомъ основаніи я дозволяю себѣ занять это мѣсто. Какъ подчиняющійся дисциплинѣ солдатъ, я повинуюсь своимъ начальникамъ. Они приказали мнѣ предсѣдательствовать на этомъ собраніи и я предсѣдательствую на немъ. Собраніе открыто!!!"

Кресло по правую руку на минуту оставалось пустымъ. Было объявлено, что г. Эстанселенъ займетъ его въ качествѣ представителя орлеанизма. Но орлеанисты не явились ни здѣсь, ни въ другихъ мѣстахъ. Вѣроятный наслѣдникъ, Графъ Парижскій, путешествуетъ по Италіи и посѣщаетъ папу, между тѣмъ, какъ приверженцы его мнимаго предшественника волнуются самымъ компрометирующимъ образомъ. Онъ предоставляетъ герцогу Омальскому, который "не сливался" съ роялистами, кокетничать даже съ ультра-буржуазными республиканцами, въ ожиданіи ваканціи на кресло президента республики, на случай смерти или выхода въ отставку Греви.

На праздникѣ этомъ, гдѣ подавали boeuf à la Chambord, каждый кусокъ котораго былъ украшенъ вырѣзанной изъ картофеля лиліей (картофель въ этомъ случаѣ тоже историческая эмблемма), одинъ изъ самыхъ болтливыхъ парижскихъ адвокатовъ, Робинэ де-Клэри, завершилъ свою защитительную рѣчь pro regè призывомъ Богомъ даннаго въ среду его вѣрныхъ, готовыхъ на все для возстановленія его на престолѣ Генриха IV и Святого Лудовика... Всѣ салфетки заволновались въ воздухѣ, подобно бѣлымъ знаменамъ, а роялистскія дамы устремили пламенные взоры въ глубину залы... Всѣ присутствовавшіе за столомъ, и даже мы, недостойные журналисты, допущенные до созерцанія чуда, ждали, что вотъ изъ за бюста графа Шамбора (сильно напоминающаго Гарибальди), и двухъ статуэтокъ, по бокамъ, изображающимъ Эльзасъ и Лотарингію, появится самъ король... Но ничего не появилось и всѣ разошлись, кто пѣшкомъ, кто въ экипажѣ и направились къ Barrière du Trône. Кругомъ все было тихо и пустынно, и въ Сентъ-Антуанскомъ предмѣстьѣ никто и не подозрѣвалъ, что въ двухъ километрахъ отъ Бастиліи, чуть было не возстановили манархіи.

Въ тотъ-же день, генералъ-маркизъ де Шареттъ доставилъ въ Кервенекъ, въ Биньяаѣ, пресловутое знамя, ввѣренное ему 29-го сентября манифестантами въ Орэ. Его сопровождалъ начальникъ Морбигана, графъ Ламбальи и нѣсколько другихъ лицъ, въ томъ числѣ уволенные отъ службы мэры той мѣстности. Пиреттъ отвѣчалъ на рѣчи своихъ спутниковъ, произнесенныя во дворѣ "Морбиганскаго замка", предъ аудиторіей въ 2000 человѣкъ, блестящей импровизаціей, полной огня, которая вызывала у слушателей то слезы восторга и умиленія, то самую искреннюю веселость. Такъ повѣствовали о праздникѣ роялистскія газеты, воздержавшіяся однакоже отъ воспроизведенія краснорѣчія шуанскаго генерала на своихъ столбцахъ. Торжество завершилось ужиномъ и танцами, съ примѣсью роялистскихъ припѣвовъ.

22 октября снова повторились легитимистскіе банкеты въ Марсели, Монтобанѣ и Монпелье. Юный потомокъ славнаго рода, Огюстъ де Жери, обращаясь къ южнымъ королевскимъ "легіонамъ", прочиталъ имъ, что одинъ изъ его предковъ сказалъ Генриху IV: "Государь -- вы король храбрыхъ; одни только трусы не пойдутъ за вами!" Въ Монтобанѣ много хвалились тѣмъ, что побѣлили флагъ на префектурѣ 29-го сентября и образовали "южную Вандею". Въ Монпелье, куда собралось до 3,090 гостей, будто бы явившихся въ качествѣ представителей отъ.300 общинъ департаментовъ Геро и Гардскаго, неизмѣнный генералъ Шареттъ воскликнулъ: "Слѣдуйте за моимъ бѣлымъ султаномъ, говорилъ король Генрихъ...-- Если я буду нуженъ для борьбы съ внѣшнимъ и внутреннимъ врагомъ, то пусть знаютъ, что я готовъ". Вечеромъ, расходясь по домамъ, волонтеры католической и королевской арміи, пустили нѣсколько безобидныхъ петардъ въ садъ префектуры, вѣроятно для того, чтобы показать, что они могутъ взяться и за бомбы, когда пробьетъ часъ.

По мѣрѣ того, какъ дѣло въ Монсо-Лэ Минъ обострялось, нетолько въ Парижѣ и Ліонѣ, но и въ Бельфорѣ, Амьенѣ и другихъ мѣстахъ, получены были крупными фабрикантами и нѣкоторыми политическими дѣятелями письма, въ которыхъ имъ грозили динамитомъ. Само собою разумѣется, что авторы этихъ писемъ неизвѣстны и намъ, скромнымъ хроникерамъ, остается только спросить себя: "кто ихъ пишетъ? тѣ-ли, кто ввелъ динамитъ въ сферу своей политической дѣятельности, или тѣ, кто, по выраженію адвоката Лагерра, "заинтересованы въ обвиненіи подсудимыхъ"?.. Между тѣмъ, легитимистскіе банкеты не прерывались. Они предвидятся и въ будущемъ. Такъ въ Перпиньянѣ назначенъ банкетъ на 22-ое ноября, а 25-го октября легитимисты пировали въ Канѣ.

Греви, какъ извѣстно, не придавалъ и не придаетъ значенія нынѣшнимъ монархистамъ и ихъ манифестаціямъ. Дюклеркъ также⁴отнесся съ полнымъ равнодушіемъ къ новѣйшему поднятію легитимистскихъ знаменъ, или вѣрнѣе вилокъ, такъ какъ послѣднимъ было всего болѣе работы на недавнихъ банкетахъ. Но бомбы и динамитъ привели его въ ужасъ. Къ тому же, въ средѣ т. п. умѣренныхъ республиканцевъ довольно распространено мнѣніе о солидарности бомбъ съ происками іезуитовъ, мстящихъ за свое изгнаніе. Къ послѣднему мнѣнію слѣдуетъ, конечно, относиться съ большою осторожностью, такъ какъ точныхъ свѣдѣній пока не имѣется, а существуютъ однѣ гиппотезы.

Во всякомъ случаѣ, оставя въ сторонѣ излишній трагизмъ, положеніе дѣлъ, насколько оно выяснилось за октябрь, должно быть признано серьёзнымъ. Но еще серьёзнѣе стало бы оно, еслибы по возобновленіи парламентской сессіи 9-го ноября, послѣдовало бурное низложеніе кабинета Дюклерка, при помощи коалиціи всѣхъ реакціонныхъ фракцій и крайней лѣвой, подкрѣпляемой радикалами и недовольными "умѣренными".

Будемъ надѣяться, что дѣло обойдется безъ министерскаго кризиса. Что касается большинства населенія, то оно остается спокойнымъ. Такъ, напримѣръ, призывы клерикаловъ къ отпору обязательному образованію, остались безъ послѣдствій и воззванія комитета католическихъ юрисконсультовъ, недавно засѣдавшаго по этому поводу въ Реймсѣ, не встрѣтили никакого сочувствія въ массѣ. Большіе рабочіе центры также не воспламенялись отъ искры, вспыхнувшей въ Монсо-Лэ-Минъ, и въ нихъ продолжаетъ рости и развиваться убѣжденіе въ необходимости преобразованій экономическихъ и политическихъ путемъ самостоятельной дѣятельности рабочихъ организацій.

Все вліяніе парижской "непримиримости", выразившееся въ письмахъ Рошфора, де-Ланессана и Клемансо, старавшихся помѣшать избранію сенскаго префекта Флокэ депутатомъ отъ Перпиньяна, не могло доставить и 200 голосовъ его сопернику, доктору Мапьяну. Флокэ былъ выбранъ, на основаніи радикальной программы имъ выставленной.

Гамбеттисты поднимаютъ голову. Несмотря на энергическую оппозицію своихъ противниковъ, имъ удалось получить почти единогласное заявленіе сочувствія "списочному избирательству", на конгрессѣ (въ Шалонѣ на Сонѣ въ департаментѣ Соны и Луары), куда, по приглашенію мэровъ и департаментскихъ совѣтниковъ, явилось до 728 делегатовъ.

Вотъ резолюція, которая голосовалась на этомъ съѣздѣ: "Въ виду прискорбнаго разъединенія, проявившагося въ самомъ началѣ законодательнаго періода, въ рядахъ большинства палаты депутатовъ, съѣздъ, подтверждая вновь необходимость реформъ, обѣщанныхъ въ теченіи послѣднихъ выборовъ, и обращаясь къ безкорыстію и патріотизму представителей департамента, напоминаетъ имъ, что во всѣ времена, республиканцы видѣли въ "избирательствѣ по спискамъ" наиболѣе вѣрное средство для искренняго выраженія воли націи".

Въ другое время, т. е. при отсутствіи демонстрацій со стороны крайнихъ партій, починъ департаментскаго конгресса могъ бы имѣть рѣшающее вліяніе на образованіе сплоченнаго республиканскаго большинства, главою котораго былъ бы Гамбетта, но теперь объ этомъ большинствѣ еще только мечтаютъ. Въ теченіи всего предшествовавшаго настоящему кризису мѣсяца, на разныхъ концахъ Франціи справляли цѣлый рядъ патріотическихъ и республиканскихъ годовщинъ и празднествъ. Въ Нолэ (въ Котъ д'Орскомъ деп.) поставили статую Карно, въ Фуа (Аррьежскій деи.) -- Лаканалю. Въ Руанѣ -- открытіе одного изъ первыхъ женскихъ лицеевъ. Въ Лиллѣ -- годовщину геройской защиты противъ бомбардированія австрійцевъ въ 1792 г. Въ Шатодёнѣ -- годовщину славной борьбы противъ германскаго вторженія 18-го октября 1870 г. Всѣ эти празднества привлекали массы народа и возбуждали наилучшія чувства, напоминая о славныхъ минутахъ и людяхъ.

Споръ изъ-за утвержденія трехцвѣтнаго знамени во внутренней Африкѣ между путешественниками де-Брацца и Стэнли, прошелъ почти незамѣченнымъ французской публикой, точно также, какъ и новый трактатъ, заключенный министромъ-резидентомъ Камбономъ и ставящій тунисское регентство подъ исключительный протекторатъ Франціи, былъ отодвинутъ на второй планъ, поглотившими вниманіе публики шумными демонстраціями крайнихъ партій.

Согласіе европейскихъ державъ на допущеніе французскаго протектората въ Тунисѣ было получено еще ранѣе; исключеніе составляетъ только Италія; но финансовыя затрудненія ея не позволяютъ ей противиться, тѣмъ болѣе, что и сама Германія не расположена поддерживать ее. Послѣдовавшая 27-го октября смерть Могамедъ-Эль-Садока ничего не измѣняетъ въ положеніи дѣлъ; преемникъ его, Али-бей, принимаетъ на себя тѣ же обязательства и принялъ бразды правленія, въ силу инвеституры французскаго министра-резидента.

Много шуму надѣлало появленіе полиціи у издателя-типографщика Плона, по случаю изданія имъ книги гр. де-Гериссопа "Китайская кампанія" ("Campagne de Chine"). Книга эта не допущена до продажи на томъ основаніи, что авторъ, бывшій адъютантъ генерала Монтобана, графа Паликао, вмѣсто того, чтобы сдѣлать только замѣтки по различнымъ документамъ, хранящимся въ архивѣ военнаго министерства, какъ то было ему разращено министромъ генераломъ Фарромъ, велѣлъ переписать, а затѣмъ и издалъ цѣликомъ документы, обнародованіе которыхъ оказалось крайне несвоевременнымъ въ дипломатическомъ отношеніи. Самъ де-Гериссонъ, разговаривая съ редакторомъ "Evénement", объяснилъ, что его книга "заключаетъ въ себѣ такія разоблаченіе, по поводу образа дѣйствія англичанъ, что самъ принцъ Уэльскій побезпокоился пріѣхать въ Парижъ и употребилъ все свое вліяніе, чтобы помѣшать ея выходу въ свѣтъ". "Французское министерство, продолжалъ Гериссонъ:-- исполнило желаніе принца, въ виду переговоровъ, начатыхъ по поводу устройства египетскихъ и восточныхъ дѣлъ; оно старается даже воспользоваться этимъ дѣломъ для оказанія давленія на Англію, посредствомъ поставленія ей на видъ возможности опубликованія или не опубликованія этихъ документовъ". Но если это такъ, то почему же самъ авторъ не повременилъ изданіемъ своего сочиненія? Мы не станемъ оспаривать его право, какъ историка, не имѣлъ ли онъ право издавать свою книгу, какъ вѣрный сынъ своей родины?

Въ послѣднее октябрьское воскресеніе, въ циркѣ Фернандо происходили бурныя сцены, по поводу собранія, на которомъ Клемансо долженъ былъ отдать годичный отчетъ въ своей парламентской дѣятельности своимъ монмартрскимъ избирателямъ. "Рабочая партія", въ лицѣ представителя своего въ парижскомъ муниципальномъ совѣтѣ, Жоффрена, овладѣла предсѣдательствомъ на собраніи. Клемансо съ большимъ трудомъ заставилъ себя выслушать, но, въ концѣ концовъ, все-таки не получилъ обычнаго заявленія довѣрія. Засѣданіе окончилось поздно ночью и среди неописуемаго безпорядка. Послѣднее слово, раздавшееся съ эстрады, было: "Динамитомъ надо взрывать буржуазію и ничѣмъ инымъ!" Глава крайней лѣвой на этотъ разъ окончательно разорвалъ всякую связь съ коллективистами и другими родственными имъ оттѣнками. Въ ту минуту какъ онъ произносилъ слова: "верховная власть народа", молодой человѣкъ, по имени Віолà, закричалъ: "Нѣтъ болѣе націи! Да здравствуетъ интернаціоналъ!" Клемансо гордо отвѣчалъ на это: "Я французъ, и всегда готовъ умереть за мою родину!" Говоря объ анархистахъ, онъ сказалъ, что это люди, "уклоняющіеся отъ отвѣтственности", "побуждающіе народъ къ мятежу и во-время удаляющіеся сами въ безопасныя мѣста". Далѣе онъ назвалъ "преступнымъ" "введеніе бомбъ въ сферу политики". Такой образъ дѣйствій Клемансо не останется безъ послѣдствій при возобновленіи парламентской сессіи, въ смыслѣ уменьшенія разъединенія въ средѣ республиканскаго большинства.

II.
Убійство Обера предъ сенскимъ ассизнымъ судомъ.-- Непринятіе драмы, написанной по этому поводу въ "Ambigu".-- "La femme libre" Гюбертины Оклеръ.-- Свободный союзъ дочерей знаменитаго географа.-- Возвращеніе къ старымъ пьесамъ: "La Tour de Nesle" и "Charles VII chez ses grands vassaux".-- "La Dame au domino rose" Алексиса Бувье.-- Оперетка "Le coeur et la Main" Лекока.-- "Le Truc d'Arthur" Шиво и Дюрю.-- "Madame Thérèse", Эркмана-Шатріана.-- "Un roman parisien" Октава Фелье.-- "Комедіантъ" и комедіанты.

Пресловутое дѣло объ убійствѣ Обера, по приговору кассаціоннаго суда, снова разбиралось отъ 12-го до 14-го октября въ е искомъ ассизггомъ судѣ и снова привлекло толпу любопытныхъ, среди которыхъ замѣчалось не мало романистовъ, драматическихъ писателей и "легкомысленныхъ созданій". Главный подсудимый, Маренъ Фенеру, сильно похудѣвшій и посѣдѣвшій, не сказалъ ничего новаго. Онъ продолжалъ настаивать на томъ, что ничего не зналъ объ отношеніяхъ своей жены къ Оберу, въ то время когда тотъ служилъ въ его аптекѣ и, что засада, устроенная имъ въ Шату, имѣла единственною цѣлью -- избавленіе отъ скандала дѣтей своихъ. Габріэль Фенеру, вся въ слезахъ, серебристымъ голоскомъ, очаровавшимъ присутствующихъ, снова созналась въ соучастіи въ убійствѣ своего любовника, "находясь", какъ увѣряла, "подъ вліяніемъ глубокаго страха и опасаясь, при видѣ нервнаго возбужденія мужа, за жизнь дѣтей и свою собственную". Что касается Люсьена Фенеру, то, сохраняя свой оцѣпенѣлый видъ, онъ еще лучше, чѣмъ въ первый разъ, объяснялъ свое безусловное подчиненіе волѣ брата и отрицалъ непосредственное участіе въ убійствѣ. Прокурору удалось вытянуть у него слѣдующія слова, сказанныя ему братомъ на отёнскихъ скачкахъ: "Еслибы жена не пришла ко мнѣ на помощь, я, право, не знаю какъ бы я справился!" Эти слова въ одно мгновеніе уничтожили благопріятное впечатлѣніе, оставленное допросомъ пассивной участницы, Габріэли.

Допросъ свидѣтелей подалъ поводъ къ весьма рѣзкой сценѣ между г-жею Жибо (мать г-жи Фенеру) и бывшимъ ліонскимъ аптекаремъ Флёри, другомъ Марена Фенеру, который, пріѣзжая въ Парижъ, всегда останавливался у него, и къ которому Габріэль нѣсколько разъ являлась въ комнату, въ слишкомъ легкомъ костюмѣ. По этому поводу, предсѣдатель Тевенаръ замѣтилъ съ важностью, достойною почтеннаго Прюдома: "Вы не нарушали уваженія къ гостепріимству; въ этомъ случаѣ вы поступили прилично". Свидѣтель завѣрялъ, что мужу ничего не было извѣстно объ отношеніяхъ жены и Обера, а когда однажды онъ заговорилъ съ нимъ объ этомъ, Фенеру вскричалъ: "Я готовъ прозакладывать голову, что это неправда!" На вопросъ, что ему извѣстно о г-жѣ Жибо, онъ отвѣчалъ: "Г-жа Жибо, жена Фенеру и Оберъ стакнулись, чтобы выгнать Фенеру и продать аптеку Оберу".-- Это ложь! кричитъ тёща.-- "Мнѣ сказалъ объ этомъ самъ Фенеру". Г-жа Ж-ибо ненавидѣла своего зятя. Дѣтей учили показывать отцу носъ, когда онъ поворачивалъ спину. Когда Маренъ получилъ телеграмму, въ которой его извѣщали о серьёзной болѣзни его матери, старшій изъ дѣтей сказалъ: "Такъ она больна, эта старая потаскушка!

Г-жа Жибо, ворчавшая и размахивавшая руками во все время показанія свидѣтеля, бросилась на него въ ту минуту, какъ онъ возвращался на свое мѣсто и закричала: "негодяй! мерзавецъ!" На что свидѣтель довольно весело замѣтилъ ей: "Не лучше ли вамъ, матушка, помолчать!" Эти слова лишали всякой важности торжественное заявленіе г-жи Жибо: "Клянусь предъ Богомъ, что дочь моя невинна!.. Я никогда не лгала во всю мою жизнь!.. Отдайте мнѣ мое дитя, мое сокровище!.. Когда дочь моя завлекла Обера, она дѣйствовала безсознательно... Истинная виновница, это сестра Обера, г-жа Барбэ... Еслибы она не увидѣлась вновь съ моей дочерью, чему я всѣми мѣрами старалась помѣшать, сношенія были бы прерваны и ничего бы не случилось".

Мнимый инженеръ Валеттъ, учредитель рудниковъ на Уралѣ и на южномъ полюсѣ, который заставилъ отдать себѣ 20% отъ продажи аптеки Фенеру и взялъ его къ себѣ на службу въ качествѣ экспедитора, по словамъ Габріэли, былъ предупрежденъ о преступномъ замыслѣ, и его умоляли послать куда-нибудь мужа путешествовать. Валеттъ показалъ, что онъ глухой и только соединенными усиліями предсѣдателя и подсудимой, вытянули у него сперва отрицательный, а потомъ почти утвердительный отвѣтъ: "Да, вы просили меня объ этомъ, но я вамъ отвѣтилъ., что мнѣ нечего мѣшаться въ ваши семейныя дѣла!"

Показаніе редактора листка "Jockey", Грусто, не оправдало ожиданій. Въ весьма краткихъ выраженіяхъ онъ разсказалъ, что самъ Фенеру, встрѣтивъ его на скачкахъ, пригласилъ бывать у нихъ, что онъ былъ знакомъ съ его женою, въ 1880 г. и прекратилъ свои отношенія къ ней съ 1-го января 1882 г. "Габріэль часто повторяла, что ей наскучила жизнь и что она несчастлива". "Вѣчная жалоба женщинъ, которыя дурно ведутъ себя"! заключилъ предсѣдатель-моралистъ.

Тотъ же достопочтенный судья, Тевенаръ, слушая показаніе зятя братьевъ Фенеру, Далеманя о томъ, что онъ засталъ однажды Габріэль и Обера въ комнатѣ, находящейся позади аптеки, и что они были въ "неоставлявшихъ сомнѣнія позахъ", воскликнулъ: Выражайтесь точнѣе"! Они цѣловались, обвивъ другъ друга руками, объяснилъ свидѣтель.-- Дѣйствительно, это указываетъ на значительную степень близости! снова замѣтилъ мудрецъ. "Маренъ пользовался большимъ вліяніемъ въ семьѣ", продолжалъ Далемань.-- Исключеніе составляла жена! прервалъ еге предсѣдатель.

Старый врачъ Дюранъ, показаніе котораго произвело такое сильное впечатлѣніе въ Версалѣ, повторилъ въ Парижѣ и въ тѣхъ же самыхъ выраженіяхъ совѣтъ, данный имъ Оберу: "Не связывайтесь съ замужними женщинами! Это кусается". Затѣмъ онъ съ видомъ глубокаго убѣжденія воскликнулъ: "Никто не разувѣритъ меня, что страшная тайна погребена вмѣстѣ съ Оберомъ"!

Адвокатъ Бушоттъ, требовавшій 3000 франковъ, отъ имени сестры Обера, за протори и убытки, указывалъ на злодѣйскую предумышленность преступленія и на дикость, съ которою оно было совершено. "Пусть судъ отнесется съ полнымъ снисхожденіемъ къ Люсьену Фенеру, воскликнулъ адвокатъ:-- но пусть одна и та же кара постигнетъ Марена и Габріэль Фенеру и пусть союзъ ихъ, который они заключили для совершенія преступленія, распространится и на его искупленіе". Въ такомъ же духѣ высказался и прокуроръ Бушэ, признавшій смягчающія обстоятельства только для брата главнаго подсудимаго. Прокуроръ упрекнулъ подсудимыхъ за то, что они старались оклеветать свою жертву и потребовалъ для нихъ высшей мѣры наказанія.

Защитникъ Морена Фенеру, Деманжъ, отстаивалъ своего кліэнта, главнымъ образомъ, какъ оскорбленнаго мужа. На минуту ему удалось даже вызвать рукоплесканія. "Этого человѣка, нельзя ввести на эшафотъ, сказалъ онъ: -- его казнь была бы преміей прелюбодѣянію".

Другой защитникъ, Клеманъ Ройе, пытался сдѣлать изъ своей кліентки, Габріели, настоящую героиню, которая и на кассацію подала не въ видахъ смягченія собственнаго наказанія, но для того, чтобы спасти голову своего мужа и заявить о невинности его брата. "Мы не должны удивляться невозмутимости этой женщины, прибавилъ адвокатъ:-- когда человѣкъ дошелъ до такой степени отчаянія, слезы становятся для него уже невозможными".

Присяжнымъ поставлено было пять вопросовъ. Они отвѣтили отрицательно на тѣ, которые касались Люсьена Фенеру, немедленно и освобожденнаго. Жена, дѣти и хозяинъ, у котораго онъ работалъ, встрѣтили его у дверей зданія суда, среди довольно взволнованной толпы.

Ропотъ послышался въ залѣ, когда старшина присяжныхъ объявилъ, что приняты смягчающія обстоятельства для обоихъ супруговъ. Смертная казнь замѣнена для нихъ безсрочной каторгой. Сверхъ того они должны будутъ уплатить 3000 ф. проторей и убытковъ.

Маренъ Фенеру, повидимому, остался доволенъ новымъ приговоромъ. Онъ повернулся къ присяжнымъ и очень громко поблагодарилъ ихъ за оправданіе брата. Что касается Габріэли, то она продолжала оставаться невозмутимой. "Настоящая свѣтская женщина... еслибы только она не выходила замужъ за это животное"! замѣтилъ романистъ, который, быть можетъ, напишетъ цѣлую книгу о томъ, чѣмъ могла бы быть Габріэль Фенеру, еслибы не имѣла такой матери и такого мужа.

Разсказываютъ, что въ Сен-Лазарѣ, куда заключили ее, въ ожиданіи отправки въ Нумею, она пользуется замѣчательною непопулярностью. Публичныя женщины грозили "истерзать ногтями эту замужнюю женщину, которая помогала обвивать свинцовою трубкой своего Альфонса". Пришлось прибѣгнуть къ отдѣленію ея отъ остальныхъ заключенныхъ.

Что касается Люсьена Фенеру, то товарищи по мастерской не приняли его съ такимъ же восторгомъ, какъ хозяинъ; братская преданность этого человѣка вовсе не кажется имъ достойною награды.

Восковую группу "убійства въ Пекѣ", не рѣшились поставить въ новый парижскій музей восковыхъ фигуръ Гревена, точно также не рѣшились поставить въ театрѣ "Ambigu" новую пьесу этого имени. Говорятъ, что она нашла убѣжище въ Брюсселѣ. Въ "Ambigu" же предпочли возобновить довольно занимательную мелодраму Деннери и Фердинанда Дюгэ, "Cartouche", которою и открылось новое управленіе этимъ театромъ, поступившимъ въ распоряженіе несовершеннолѣтняго сына Сары Бернаръ.

Вмѣсто неудавшейся пьесы Луизы Мишель, "Nadine", о которой упоминалось въ свое время, директоръ "Bouffes du Nord", бывшій генералъ парижской коммуны Лисбоннъ, далъ "La femme libre" г-жи Гюбертины Оклеръ. Это пяти-актная пьеса въ прозѣ, имѣющая цѣлью доказать, что всѣ законно-обвѣнчанныя жены обманываютъ своихъ мужей и что лучшей гарантіей вѣрности есть свободный союзъ. Выполненіе задачи, впрочемъ, слабое. Публика видимо скучала, слушая длинныя тирады и ложно-построенныя сцены. Были свистки и смѣхъ на первыхъ представленіяхъ, а затѣмъ зала "Bouffes du Nord" уже оставалась пустой.

Въ то самое время, какъ свободная любовь защищалась на сценѣ, парижская публика много занималась "свободнымъ союзомъ" дочерей знаменитаго географа Элизэ Реклю, который оставилъ свое обычное мѣстопребываніе въ Швейцаріи и пріѣхалъ въ Парижъ для присутствованія при бракѣ обѣихъ дочерей своихъ, которыя соединили судьбу свою съ двумя молодыми людьми, хорошими знакомыми своего отца, и обошлись и безъ церковной, и безъ гражданской санкціи. Торжество ограничилось семейнымъ обѣдомъ, на которомъ Реклю произнесъ рѣчь и объяснилъ, что, женившись два раза безъ всякихъ обрядовъ по смерти первой жены своей, онъ находитъ логичнымъ, съ своей стороны, допустить дѣтей своихъ выйдти изъ порядковъ, несогласныхъ съ ихъ убѣжденіями. Однако, не одни клерикалы напали на знаменитаго автора "La Terre et les hommes", но и свободные мыслители остались имъ недовольны. "Гражданскіесписки" (Etat civil), внѣ всякой церковной санкціи, были однимъ изъ наиболѣе радикальныхъ учрежденій первой французской революціи и, въ сущности, мэръ только констатируетъ, что такой-то и такая-то свободно избрали другъ друга въ супруги. Правда, что съ той минуты, пока не установленъ разводъ (законъ о которомъ принятъ палатой, по ожидаетъ обсужденія въ сенатѣ), мужъ и жена все-таки неразрывно связаны, слѣдуя католическому догмату. Вотъ это-то обстоятельство, по всей вѣроятности и побудило Элизэ Реклю поставить своихъ дочерей и зятьевъ нетолько внѣ церкви, но и внѣ общества. Впрочемъ, какъ замѣтилъ ему въ своей "Semaine populaire", Ліанъ Масэ, "новобрачнымъ ничто не помѣшаетъ и снова вернуться въ общество. И это такъ и будетъ, когда у нихъ родится ихъ первенецъ".

Но оставимъ серьёзныя вещи и вернемся къ не серьёзнымъ.

Въ "Одеонѣ" и театрѣ "Gaité" снова стали давать пьесы, написанныя полвѣка тому назадъ, т. е. въ тѣ времена, когда возникалъ романтизмъ. Это: "Карлъ VII у своихъ вассаловъ" Александра Дюма-отца и "La Tour de Nesle" Гальярде и того же Дюма.

Всегда плодовитый Шато д'О поставилъ передѣлку изъ романа Алексиса Бувье, выкроенную имъ самимъ, въ шести картинахъ изъ "La dame au domino rose". По берегу Сены, близь моста, освѣщеннаго газовыми фонарями, идутъ обнявшись мужчина и женщина и клянутся въ вѣчной любви. Она убѣжала отъ мужа, захвативъ съ собою все, что было у него цѣннаго: деньги и документы... Куда же онъ ведетъ ее?.. Внезапно отрывается она отъ поцѣлуевъ... Страшная боль раздираетъ ея грудь. Она отравлена и, наконецъ, понимаетъ, что этотъ человѣкъ отравилъ ее. Она пробуетъ кричать, онъ рукою зажимаетъ ей ротъ, она падаетъ и умираетъ... Но на мосту стояла женщина, которая видѣла все. Это любовница гнуснаго Жорэ да Гальяка, только-что погубившаго несчастную г-жу Вердье. Каролина Валлье рѣшается бѣжать отъ него, но не открываетъ преступленія. Она беременна и не хочетъ, чтобъ ея будущее дитя носило имя преступника. Проходитъ восемнадцать лѣтъ и мы переносимся въ реально изображенную сферу парижскихъ гризетокъ. Одна уже обольщена, другую собираются обольстить, третью обольщаютъ всю ея жизнь, четвертая помогаетъ обольщать. Альфонсы и воры кружатся въ этой средѣ. Здѣсь снова встрѣчаемъ Жорэ де-Тальяка, которому повезло со времени его преступленія. Онъ намѣтилъ единственную невинную дѣвушку всей этой компаніи и намѣренъ овладѣть ею. Къ несчастію, она собирается выходитъ замужъ за честнаго молодого человѣка, по имени Мориса Моделія, который не желаетъ уступать ее. Они дерутся на дуэли, но въ ту самую минуту, какъ негодяй готовъ нанести противнику смертельный ударъ, появляется дама въ розовомъ домино. Онъ бѣжитъ, не забывъ однако же увлечь за собою и невинную дѣвушку. Въ ту самую минуту, какъ должно совершиться насиліе, снова появляется розовое домино, т. е. Каролина Валлье. Дѣвушка -- ея дочь. Появленіе розоваго домино до такой степени потрясаетъ негодяя, что онъ тутъ же умираетъ, среди ужасающихъ галлюцинацій. Литературная критика шокировалась нѣкоторыми выраженіями, грязными до цинизма. Но публика не заботится о стилѣ и Домино имѣло успѣхъ въ теченіи цѣлаго мѣсяца.

Гг. Шиво и Дарю обогатили репертуаръ Пале-Ройяля пьесой "Le truc d'Arthur". Этотъ Артуръ -- слуга въ томъ родѣ, который изобрѣтенъ былъ Альфонсомъ Карромъ и имѣлъ слишкомъ много успѣха въ мірѣ Сен-Жерменскаго предмѣстья. Одѣвшись въ платье своего господина, онъ отправляется въ городъ и разставляетъ сѣти красавицамъ, а когда онѣ ему надоѣдаютъ, онъ сбрасываетъ барское платье и снова надѣваютъ ливрею. Хозяинъ этого Артура, Леопольдъ де-Понбрезэ, очень желаетъ избавиться отъ одной особы, нѣкоей Эрмозъ де-Сен-Колосадъ, чтобы жениться и заплатить долги, при помощи приданаго дочери кожевника-милліонера, Сесили Мадуларъ. Онъ превращаетъ своего лакея въ самого себя, но Эрмоза не узнаетъ его, влюбляется и нанимаетъ егеремъ; въ этомъ видѣ онъ получаетъ нѣсколько здоровыхъ пинковъ отъ покровителя красавицы, графа Урсикова, и яроч. Все это кончается свадьбой Сесили и Леопольда, лакея съ субреткой Сесили и примиреніемъ Эрмозы съ Урсиковымъ.

Либретто новой оперетки Лекока, поставленной на сценѣ театра "Nouveautés", заключается въ средневѣковомъ происшествіи, гдѣ нѣкій Аррагонскій или пней сосѣдній принцъ, награждается за вѣрность садовницѣ, которую случайно встрѣтилъ и поцѣловалъ. Для возстановленія спора съ сосѣднимъ государствомъ принцъ долженъ жениться на дочери короля, побѣжденнаго его отцомъ, и находите въ ней свою садовницу. Нюитеръ и Бомонъ довольно удачно передаютъ эту мало-оригинальную тэму. Лекокъ, со свойственною ему легкостью, написалъ рядъ куплетовъ, которые всѣ запоминаются сразу.

Для серьёзной музыки еще не вполнѣ наступилъ сезонъ, а потому оставимъ Лекока, и, избавивъ читателей отъ перечисленія цѣлаго ряда мало-интересныхъ новинокъ, перейдемъ къ "Madame Thérèse" Эркмана и Шатріана, передѣланной для сцены театра Шателэ самимъ авторомъ. Успѣхъ этой пьесы не можетъ однако же равняться съ успѣхомъ "Ratzau". Сюжетъ "Терезы" взятъ изъ великихъ войнъ француской революціи, но можно сказать, что рамка слишкомъ широка и въ ней какъ бы тонетъ содержаніе. Тѣмъ не менѣе, несмотря на не совсѣмъ благопріятные газетные отзывы, зала театра "Châtelet" постоянно полна. Со слезами на глазахъ выслушиваются длинныя тирады... Лакресоньеръ великолѣпенъ въ роли школьнаго учителя -- героя; но Лина Мюнтъ не довольно типична и слишкомъ по современному элегантна. Повторяю, критикъ можетъ многое сказать противъ пьесы и ея исполненія, но французъ и патріотъ не можетъ слушать ея безъ глубокаго волненія.

Другая театральная зала, не перестающая давать полные сборы, зала театра Гимназіи", которую Октавъ Феллье снабдилъ мелодрамой: "Un roman parisien". Это pendant къ его "Roman d'un jeune homme pauvre". Пьеса, впрочемъ, посредственная, но постановка изумительная и исполнители безукоризненные: Паска, Брендо, Вольси, Манье; и актеры: Марэ, Сен-Жерменъ, Лаидроль, Ашаръ и друг.

"Фигаро помѣстилъ въ нынѣшнемъ мѣсяцѣ двѣ надѣлавшія много шума статьи самаго юнаго изъ своихъ сотрудниковъ, Октава Мирбо. Статьи эти произвели тѣмъ болѣе впечатлѣнія, что развитію порока, на который въ нихъ указывается, не мало способствовала сама газета: говорится о слишкомъ большомъ значеніи, придаваемомъ въ обществѣ "каботенству" и "каботенамъ (презрительная кличка актеровъ). Первая статья вызвала только ропотъ -- въ ней было много справедливаго; но по поводу второй закричали, такъ какъ въ ней много преувеличеній и самое заглавіе невѣрно: "Le Comédien". Весь театральный міръ заволновался. Актеръ Дамала (изъ "Ambigu") и Добрэ (изъ ПалеРойяля) были одни изъ первыхъ, препроводившихъ въ rue Drouot (гдѣ редакція "Figaro") секундантовъ съ требованіемъ опроверженія и обѣщаніемъ, въ противномъ случаѣ, пощечинъ. Комитетъ Общества драматическихъ артистовъ, въ лицѣ гг. Галанзье, Делонэ, Фора и Гальяра, отправился самъ къ главному редактору "Фигаро" и добился напечатанія торжественной замѣтки, "полагающей предѣлъ прискорбному недоразумѣнію". Съ юнымъ же сотрудникомъ обошлись такъ круто, что назвали его статью "вопіющей несправедливостью: Что дѣлать, такъ было нужно, иначе представителямъ газеты "самыхъ вѣрныхъ свѣдѣній" нельзя было бы показаться ни въ одинъ театръ... Однако, Октавъ Мирбо не далъ зарѣзать себя безъ крика. Онъ объяснилъ въ напечатанномъ въ газетахъ письмѣ, что главный редакторъ, Фраисисъ Маньяръ, самъ внушилъ ему тэму статьи, поправлялъ ее вмѣстѣ съ нимъ и заранѣе радовался тому, какой она произведетъ шумъ. Въ заключеніе, Мирбо предоставляетъ себя въ распоряженіе всякаго актера, какого выберетъ общество драматическихъ артистовъ для дуэли на шпагахъ или пистолетахъ, надѣясь, что его "сообщникъ", съ своей стороны, также предоставитъ себя въ распоряженіе другого актера.

Въ самый день отправки этого письма и, несмотря на напечатаніе въ "Фигаро" опроверженія, за подписью "Vitu", въ Шато-д'О собрался бурный митингъ драматическихъ артистовъ. Они вотировали благодарность журналистамъ, включая сюда и тѣхъ, кто пишетъ въ "раскаявшемся" "Фигаро", за то, что они защищали ихъ отъ нареканій "невозможной" статьи и выразили свое коллективное презрѣніе Ок. Мирбо, "который оскорбляетъ и затѣмъ прячется".

"Фигаро" воздержался отъ напечатанія объясненій своего сотрудника, но не посмѣлъ однако же уклониться вполнѣ. Франсисъ Маньяръ объявилъ, что отдаетъ себя въ распоряженіе артиста-делегата, но уже не отъ комитета Общества драй, аръ, а "отъ всей корпораціи!"

И такъ вотъ еще новинка: дуэль по всеобщей подачѣ голосовъ!!!"

Людовикъ.

Парижъ, 31-го октября, 1882 года.

"Отечественныя Записки", No 11, 1882

Оставить комментарий Шассен Шарль-Луи (yes@lib.ru) Год: 1882 Обновлено: 26/12/2024. 64k. Статистика. Статья: Переводы, Публицистика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: I. Волнения, вызванные крайними партиями.- Рабочие съѣзды в Бордо, Сент-Этьене и Роанне.- Разногласие в среде анархистов.- Собрание луарских рудокопов.- Возобновление волнений в Монсо-Лэ-Мин.- Революционное знамя.- Аресты в Монсо, Лионе, Сент-Этьене, Нарбонне и Париже.- Шалонский процесс: показания директора Шаго, мэра и священника; угрозы судьям; лионские бомбы; передача процесса другому составу присяжных.- Монархическо-клерикальный заговор: манифестации в Сент-Анн д"Орэ и на о. Камарге; федерация роялистских комитетов в Париже.- Воздержание орлеанистов.- Смотр зуавам и шуанам, произведенный генералами Тареттом и Кателино.- Конгресс в департаментах Сены и Луары.- Патриотические и республиканские празднества.- Брацца и Стэнли.- Новый франко-тунисский договор.- Новая книга де-Гериссона "Campagne de Chine" и арест ее у издателя. II. Убийство Обера пред сенским ассизным судом.- Непринятие драмы, написанной по этому поводу в "Ambigu".- "La femme libre" Гюбертины Оклер.- Свободный союз дочерей знаменитого географа.- Возвращение к старым пьесам: "La Tour de Nesle" и "Charles VII chez ses grands vassaux".- "La Dame au domino rose" Алексиса Бувье.- Оперетка "Le coeur et la Main" Лекока.- "Le Truc d"Arthur" Шиво и Дюрю.- "Madame Thérèse", Эркмана-Шатриана.- "Un roman parisien" Октава Фелье.- "Комедиант" и комедианты. Перевод Е. Г. Бартеневой(?).

Шассен Шарль-Луи Хроника парижской жизни

ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.

Шассен Шарль-Луи
Хроника парижской жизни