О! какъ вообразить, чтобъ женщина могла быть атеистомъ? Что будетъ служить подпорою сей слабой трости, если не поддержитъ ее религія? Будучи существомъ слабѣйшимъ въ природѣ, всегда наканунѣ смерти или лишенія своихъ прелестей; чѣмъ вооружится она противъ толикихъ потерь, толикихъ ударовъ въ продолженій бурной жизни, что укрѣпитъ, что поддержитъ, повторяю сіе бренное существо которое улыбается, и умираетъ, если надежды его не простирающей далѣе бытія однодневнаго? Для выгодъ одной своей красоты, женщина должна быть благочестива. Кротость, покорность, нѣжность, приятность, составляютъ ватную часть тѣхъ прелестей, которыми Творецъ одарилъ прародительницу нашу: умствованіе и софизмы смертоносны для таковыхъ прелестей.
Женщина, отъ природы получившая наклонность къ нѣкоторой таинственности, находящая свое удовольствіе въ укрываніи себя; женщина, говорю, которая никогда не обнаруживаетъ всѣхъ своихъ прелестей, равно и своей мысли, которую можно угадывать, но не узнавать; которая, будучи матерью или дѣвою, всегда исполнена таинъ; которая тѣмъ болѣе насъ прельщаетъ, чѣмъ менѣе умствуетъ, и которую Небо образовало для добродѣтели и чувствѣ сокровеннѣйшихъ, цѣломудрія и любви: сія-то женщина, сіе-то прекрасное, но безсильное и беззащитное твореніе, отвергшись отъ нѣжныхъ побужденіи своего пола, возмечтаетъ слабою, но буйственною рукою, расторгнуть непроницаемую завѣсу, сокрывающую Божество отъ очей нашихъ! Кому думаетъ она понравиться симъ страннымъ и святотатственнымъ усиліемъ? Не уже ли думаетъ она, присоединивъ мѣлкія и безразсудныя порицанія свои, пустословную и легкомысленную свою метафизику къ ядотворнымъ богохуленіямъ Спинозы и софизмамъ Баиля, подать намъ великую мысль о своемъ геніѣ? Она конечно неимѣетъ намѣреніи избрать себѣ супруга; ибо какой мущина, одаренный здравымъ разумомъ, пожелаетъ провести жизнь съ нечестивою, безбожною подругою?
Жена невѣрующая не имѣетъ понятія о своихъ должностяхъ; она проводитъ дни въ продолжительныхъ разсужденіяхъ о всѣхъ добродѣтеляхъ, неисполняя ни одной, или гоняясь за минутными удовольствіями среди круженія шумнаго свѣта. Голова ея пуста, сердце хладно; скука снѣдаетъ ее: она не имѣетъ ни Бога, ни родныхъ, ни друзей; она лишена всего, что могло бы наполнишь бездну времени, которое для нее продолжило свое теченіе, дабы болѣе томишь ее.
Но уже приближается день мщенія, приходитъ время, ведя за собою старость. Сѣдовласое привидѣніе, съ ужасною сутулиною, съ изсохшими и оледенѣвшими руками, садится на порогѣ жилища безбожной женщины; она усматриваетъ его, и испускаетъ вопль. Кто услышитъ вопль ея? кто прибѣжитъ на ея стенанія? Супругъ?-- Его уже нѣтъ при ней; давно удалился онъ отъ позорища своего поношенія. Дѣти? Но развращенные безбожнымъ воспитаніемъ и материнскимъ примѣромъ могутъ ли онѣ имѣть попеченіе о своей матери?-- Обратитъ ли взоръ на прошедшее, тамъ не видитъ она никакого пути, тамъ нѣтъ слѣдовъ ея добродѣтелей. Въ первый еще разѣ горестная мысль ея устремляется на небо: она начинаетъ убѣждаться въ той непреложной Истинѣ, что усладительнѣе и полезнѣе бы для нее было имѣть религію. Тщетныя сожалѣнія! Послѣднее наказаніе безбожниковъ въ семъ мірѣ есть желаніе поселить въ сердцѣ вѣру и невозможность исполнить оное. Когда на краю поприща своего мы примѣчаемъ всѣ обманы ложной философіи; когда ничтожность, какъ зловѣщая звѣзда, Начинаетъ показываться ни горизонтъ смерти: тогда мы хотимъ обратиться къ Богу, хотимъ вѣрить, хотимъ всему вѣрить. Но уже поздно: обуянный разумѣ нашъ безвѣріемъ, совершенно приведенный въ состояніе скотскаго понятія, отвергаетъ всякое убѣжденіе. О какъ пустынна тогда вселенная,когда Богъ и люди внезапу отъ насъ удалились! Она умираетъ, сія бѣдная женщина; послѣднее дыханіе она испускаетъ на рукахъ наемной сидѣлицы, или мущины, которому наскучили ея страданія, и который находитъ, что она слишкомъ долго боролась со смертію. Печальный гробъ заключаетъ всю несчастную: не видно при ея погребеніи ни дочери, отчаяніемъ изъявляющей свою къ ней привязанность, ни зятя, ни плачущихъ внучатъ, ни провожатыхъ? которые, при благословеніи народа и пѣніи духовныхъ пастырей, обыкновенно слѣдуютъ за гробомъ доброй матери семейства. Развѣ какой нибудь незнаемый сынъ, не вѣдая постыдной тайны своего рожденія, нечаянно встрѣчаетъ тѣло своей матери; онъ, удивляется одиночеству усопшаго, спрашиваетъ о имени покойника. Носильщики ему сказываютъ, онъ равнодушно проходитъ мимо. Черви срѣтаютъ тѣло, обѣщанное имъ женою безбожною.
Какъ различна участь благочестивой женщины! Всѣ дни ея усыпаны радостями, вся ея жизнь исполнена любви; супругъ, дѣти, домашніе любятъ и уважаютъ ее всѣ оказываютъ ей слѣпую довѣренность, ибо они твердо полагаются на вѣрность той, которая вѣрна Богу. Вѣра сей христіанки утверждается ея счастіемъ, а счастіе вѣрою; она вѣруетъ въ Бога по тому что счастлива, а счастлива по тому что вѣруетъ въ Бога.
Ахъ! чего еще недостаетъ матери, дабы увѣриться въ существенности верховнаго блаженства, когда она видитъ улыбающагося младенца своего? Не въ колыбелиль человѣка является вся благость Провидѣнія? Какія разительныя согласія! Не уже ли онѣ могутъ быть дѣйствіемъ безчувственной вещественности? Младенецъ родится, грудь матери наполняется; уста юнаго гостя обезоружены, дабы неосторожнымъ прикосновеніемъ немогъ онѣ повредишь сосуда материнскаго брашна; онъ ростетъ и молоко становится питательнѣе; отнимаютъ его отъ груди -- и чудесный источникѣ изсыхаетъ. Сія доселѣ столь слабая женщина вдругъ получаетъ неимовѣрныя силы къ преодолѣнію такихъ трудностей, которыхъ не перенесетъ самаго крѣпкаго сложенія мущина. Что пробуждаетъ ее въ самую полночь, въ ту минуту, когда сынѣ ея готовъ просить обыкновенной своей пищи? Откуда вдругъ получила она сію ловкость, сію способность родить за нимъ, которыхъ прежде не имѣла? Какъ нѣжно, прикасается она къ сему младому цвѣтку, не уязвляя его! Всѣ работы, всѣ движенія, всѣ уловки ея кажутся быть плодомъ долговременной опытности; кажется, что вся ея жизнь проведена была въ сихъ занятіяхъ; но, сей младенецъ есть перворожденный! Самой тихой шорохъ, малѣйшій шумъ приводилъ въ трепетъ робкую дѣвицу; гдѣ тѣ арміи, гдѣ тѣ громы, гдѣ тѣ опасности, которыя устрашили бы мать? Бывала, сія женщина имѣла нужду въ нѣжной пищѣ, въ мягкой постели. Малѣйшее дуновеніе вѣтерка обезпокоивало ее; а нынѣ засохшій ломоть хлѣба, клочекъ соломы -- и она довольна. Дождь, вѣтръ, бури не возмутятъ ея спокойствія, пока имѣетъ она въ груди своей каплю молока, чѣмъ бы ей накормить своего сына, изо всего рубища своего хотя одинъ крѣпкой лоскутъ, чѣмѣ бы обернуть его.