1. Исторія царствованія Александра I и Россіивъ его время, автора Ист. отеч. войны (Богдановича). T. V и VI. Спб. 1871.
2. Бунтъ военныхъ поселянъ въ 183І году. Разказы и воспоминанія очевидцевъ. Спб. 1870.
3. Графъ Аракчеевъ и военныя поселенія, изданіе Русской Старины. Спб. 1871.
Въ минувшемъ году издатель Русской Старины издалъ сборникъ разказовъ очевидцевъ о бунтѣ въ Новгородскихъ военныхъ поселеніяхъ, а на дняхъ мы увидѣли въ здѣшнихъ книжныхъ лавкахъ и другой томикъ относящійся къ тому же предмету, но еще болѣе заслуживающій вниманія съ точки зрѣнія исторіи, ибо въ немъ напечатанъ очеркъ устройства военныхъ поселеній, составленный генеральнаго штаба подполковникомъ Петровымъ, на основаніи офиціальныхъ документовъ. Свѣдѣнія сообщаемыя этими изданіями г. Семевскаго, съ присоединеніемъ тѣхъ которыя заключаются въ столь богатой данными Исторіи Александра I, г. Богдановича, могутъ дать довольно полное и отчетливое представленіе объ этомъ учрежденіи, о которомъ не болѣе двухъ лѣтъ тому назадъ можно было составить себѣ понятіе единственно по изустнымъ разказамъ.
Сказаннаго достаточно чтобы всякому сдѣлалось ясно какой важный историческій интересъ представляютъ названныя изданія. Но кромѣ того они представляютъ и очень живой современный интересъ. Военныя поселенія были попыткой дать военнымъ силамъ Россіи развитіе соотвѣтствующее тѣмъ потребностямъ которыя указали Наполеоновскія войны, и на которыя съ еще большею настойчивостію указываютъ войны послѣднихъ десяти лѣтъ. Такимъ образомъ система военныхъ поселеній представляется исходною точкой тѣхъ мѣръ которыя должны заключиться у насъ ожидаемою военною реформой. Подобно этой послѣдней, система военныхъ поселеній была вызвана военнымъ устройствомъ Пруссіи. Система Шарнгорста, съ помощію коей все молодое населеніе Пруссіи пропускалось сквозь ряды регулярной арміи и которая въ три-четыре года успѣла доставить странѣ почти столько же хорошо подготовленныхъ защитниковъ, сколько въ ней насчитывалось здоровыхъ мущинъ, обратила на себя вниманіе государя, говорить г. Петровъ. Къ сожалѣнію, система нашихъ поселеній такъ далеко отклонилась отъ своего первообраза что едва ли можно найти какое-нибудь сходство между ними. Почему именно допущено было такое отклоненіе -- на это нельзя еще дать положительнаго отвѣта. Безъ сомнѣнія здѣсь большую роль играло крѣпостное право, не допускавшее примѣнить въ Россіи систему по которой каждый житель страны, каково бы ни было его званіе, долженъ былъ нести обязательную военную службу начиная съ нижнихъ чиновъ; вѣроятно представлялось и опасеніе дать всему населенію военное образованіе. Вѣроятно вспомнили что еще въ царствованіе императора Павла существовало предположеніе доставить осѣдлость полкамъ, а такъ какъ въ этомъ предположеніи можно найти намекъ на систему Шарнгорста, то въ виду ея непримѣнимости къ Россіи, Александръ I еще въ 1809 году рѣшился попробовать примѣнить мысль cfcoero родителя въ небольшихъ размѣрахъ, поселивъ въ Могилевской губерніи одинъ полкъ; при этомъ дѣло возложено было на Аракчеева, какъ на человѣка можетъ-быть знакомаго съ предположеніями на этотъ счетъ Павла Петровича.
Какъ бы то ни было, но наши военныя поселенія были, какъ оказывается, подражаніемъ прусской ландверной системѣ, или по крайней мѣрѣ были вызваны этою системой,-- вотъ факта основанный на офиціальныхъ данныхъ и который есть для насъ совершенная новость. Въ самомъ дѣлѣ, кому же можетъ придти въ
Военныя поселенія и графъ Аракчеевъ. 487 голову что учрежденіе доставившее въ три года Пруссіи возможность развернуть громадныя по ея населенію силы, и то которое ознаменовалось въ Россіи рядомъ неистовствъ, злоупотребленій и возмущеній, поведшихъ наконецъ къ его упраздненію послѣ одиннадцати-лѣтняго опыта, что эти учрежденія внушены одною и тою же мыслію, что они вытекли изъ одного и того же источника! Надо надѣяться что система Шарнгорста, исправленная и видоизмѣненная по указаніямъ полувѣковаго опыта и оцѣненная по достоинству во всей Европѣ, надѣемся, говорю, что эта мысль будетъ вѣрнѣе понята и лучше усвоена у насъ въ наши дни чѣмъ во времена Аракчеева. Надо надѣяться что она въ самомъ дѣлѣ доставитъ Россіи многочисленную, дешево стоящую и вполнѣ національную военную силу, что армія сдѣлается для населенія Россіи школой патріотическаго духа и грамотности, а также и дисциплины, но не той гнусной, деспотической, беззаконной дисциплины которую водворялъ Аракчеевъ, а той безъ которой немыслимъ никакой порядокъ, никакая организація.
I.
Опытъ произведенный надъ Елецкимъ пѣхотнымъ полкомъ, поселеннымъ въ 1809 году, не могъ привести ни къ какимъ заключеніямъ, потому что онъ вскорѣ былъ прерванъ Отечественною войной. Но такъ какъ кампаніи 1812--15 годовъ доказали самымъ блестящимъ образомъ превосходство прусской военной системы надъ всѣми прочими, то въ умѣ Александра I еще сильнѣе утвердилась мысль о военныхъ поселеніяхъ, представлявшаяся ему какъ бы видоизмѣненіемъ прусской системы и вполнѣ отвѣчавшая его желанію доставить военнослужащимъ возможность не разлучаться съ своими семействами. Поэтому государь, по возвращеніи изъ-за границы, вознамѣрился возобновить опытъ поселенія войскъ и. снова ввѣрилъ этотъ опытъ руководству Аракчеева. Судя по нѣкоторымъ указаніямъ,-- не полнымъ и отрывочнымъ, правда, но серіознымъ,-- дѣло поселенія войскъ совершалось такъ-сказать келейно, трудами и волей императора и Аракчеева. Предпринятое какъ опытъ, оно развивалось вслѣдствіе личныхъ докладовъ Аракчеева о его ходѣ, и есть весьма уважительныя основанія думать, какъ мы увидимъ далѣе, что эта важная государственная мѣра никогда не была подвергнута обсужденію путемъ указаннымъ для подобныхъ мѣръ. Утверждаютъ что Барклай, Дибичъ, князь А. С. Меншиковъ, князь П. М. Волконскій и нѣкоторые другіе военные авторитеты того времени старались отклонить государя отъ мысли о военныхъ поселеніяхъ; но если справедливо,-- а это кажется внѣ сомнѣній,-- что эта мысль никогда не была формулована во всемъ своемъ объемѣ и со всѣми подробностями, то естественно что и возраженія противъ нея не могли быть сильны. Аракчееву легко было опровергать ихъ, ссылаясь на незнакомство возражателей съ дѣломъ, или приписывать эти возраженія интригѣ противъ себя и неблагодарности въ отношеніи государя. Есть сильныя основанія думать что Аракчеевъ не безъ умысла отстранялъ составленіе регламента или Положенія о военныхъ поселеніяхъ даже и тогда когда, опытъ долженъ былъ бы, казалось, дать дѣлу твердыя основанія. По крайней мѣрѣ баронъ М. А. Корфъ разказываетъ что Сперанскій вызывался заняться начертаніемъ такого Положенія въ послѣдніе годы царствованія Александра, но это не имѣло послѣдствій, по нежеланію Аракчеева.
Поселенія развивались быстро. Осенью 1816 года поселенъ былъ первый баталіонъ (если не считать полка поселеннаго въ 1809), а къ концу 1825 года военныя поселенія, по словамъ г. Богдановича, заключали въ себѣ уже треть всегй нашей арміи и состояли изъ 138 баталіоновъ, 240 эскадроновъ и соотвѣтствующаго числа артиллеріи. Они раздѣлялись на четыре группы или корпуса; въ первомъ, имѣвшемъ главною квартирой Новгородъ, находилось 90 баталіоновъ пѣхоты, во 2мъ, расположенномъ въ Могилевской губерніи -- 12 баталіоновъ, въ Змъ, Слободско-Украинскомъ, съ главною квартирой въ Чугуевѣ -- 18 баталіоновъ и 96 эскадроновъ, въ ѣмъ, расположенномъ въ губерніяхъ Херсонской и Екатеринославской, съ главною квартирой въ Вознесенскѣ, находилось 18 баталіоновъ и 144 эскадрона. Всѣ эти войска, съ соотвѣтствующимъ числомъ артиллеріи, саперъ и пр., состояли подъ начальствомъ графа Аракчеева, равно какъ и мѣстности ими занятыя, и составляли, по выраженію собственноручной записки Александра I, резервную армію.
Но это была не только армія, это было особое военное государство, какая-то новаго рода Спарта, со внутреннимъ устройствомъ которой мы должны познакомиться.
Какъ скоро избиралась для военнаго поселенія извѣстная мѣстность, она тотчасъ же подчинялась во всѣхъ отношеніяхъ графу Аракчееву, съ изъятіемъ ея отъ вѣдѣнія и вліянія всѣхъ прочихъ вѣдомствъ, не исключая и полиціи. Жителямъ ея составлялась именная вѣдомость, и домохозяева отъ 18 до 45тилѣтняго возраста зачислялись въ военные поселяне подъ именемъ "коренныхъ жителей". При нихъ оставлялось все ихъ движимое имущество, а въ первые годы устройства поселеній, они получали и нѣкоторое пособіе отъ казны. Сдѣлавшись военными поселянами они подчинялись начальству военныхъ поселеній, должны были заниматься строевымъ образованіемъ, производить общественныя работы по устройству поселеній и вмѣстѣ съ тѣмъ обрабатывать землю которую получали въ надѣлъ.
Изъ числа солдатъ полка или баталіона введеннаго для водворенія, избирались семейные люди хорошаго поведенія и прослужившіе нѣсколько лѣтъ, занимавшіеся земледѣліемъ до поступленія въ службу. Они тоже предназначались сдѣлаться хозяевами. Семейства ихъ выписывались съ родины на мѣста водворенія. Они получали землю, лошадей, скотъ и все нужное для хозяйства и, вмѣстѣ съ семейными коренными жителями, составляли классъ поселянъ-хозяевъ; для нихъ, а также для хозяевъ изъ коренныхъ жителей, возводились казенныя помѣщенія.
Другую категорію поселянъ составляли холостые солдаты и холостые бывшіе крестьяне. Они не получали земельныхъ надѣловъ, не имѣли особыхъ помѣщеній, но приписывались къ семействамъ хозяевъ-поселянъ, жили вмѣстѣ съ ними, получали отъ нихъ продовольствіе и за то обязаны были помогать имъ въ домашнихъ работахъ и въ обрабатываніи ихъ надѣловъ, а также заниматься строевымъ образованіемъ и общественными работами.
Люди изъ числа мѣстныхъ крестьянъ перешедшіе за 45тилѣтній возрастъ не зачислялись въ поселяне; а достигнувъ глубокой старости или подвергшись увѣчьямъ поступали въ категорію инвалидовъ. Къ этой же категоріи могли быть причислены и поселяне изъ солдатъ по старости или увѣчью. Тѣ и другіе принимались на попеченіе военныхъ поселеній; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ для нихъ были устроены особыя помѣщенія подъ названіемъ инвалидныхъ домовъ.
Дѣти мужескаго пола поселянъ-хозяевъ (какъ изъ солдатъ, такъ и изъ бывшихъ крестьянъ) не достигшіе 18ти-лѣтняго возраста зачислялись въ кантонисты, и съ десяти лѣтъ должны были ходить въ школу, учились мастерствамъ, а также обращенію съ ружьемъ и маршировкѣ.
Итакъ, за исключеніемъ увѣчныхъ и стариковъ, все мужское народонаселеніе мѣстности поступившей подъ поселеніе входило въ составъ арміи въ качествѣ военныхъ поселянъ. Хозяева составляли основную и неподвижную часть поселеній; въ случаѣ похода они оставались на мѣстѣ; могли выступить только ихъ постояльцы, то-есть холостые люди. Что касается до кантонистовъ, то по мѣрѣ достиженія 18ти-лѣтняго возраста, они зачислялись въ поселяне и должны были пополнять убыль въ строевомъ числѣ поселеннаго баталіона или полка. Этимъ путемъ предполагалось комплектовать всю армію.
На мѣстностяхъ на которыхъ водворены были военныя поселенія не допускалось никакихъ иныхъ обывателей кромѣ подвѣдомыхъ начальству поселеній, и никакихъ зданій кромѣ принадлежащихъ поселеніямъ. Деревни и села крестьянъ были замѣнены поселками приспособленными къ новымъ цѣлямъ. Въ извѣстныхъ пунктахъ устроены были дивизіонные штабы, то-есть дома для дивизіоннаго и бригадныхъ командировъ; въ чертѣ расположенія полковъ составлявшихъ округъ, устраивались полковые штабы, то-есть помѣщенія для полковаго командира, съ особыми комнатами на случай пріѣзда начальствующихъ лицъ, для адъютанта, казначея и квартирмейстера, а также для священника, врача и пр.; тутъ же находились помѣщенія для нѣкоторой части нижнихъ чиновъ, для канцеляріи, школы, цейхауза, лазарета; конюшни, кузницы, манежъ съ церковью въ немъ, мастерскія, караульня и пр. По числу ротъ или эскадроновъ были сооружены въ каждомъ окрутѣ селенія, въ которыхъ размѣщались военные поселяне, по-ротно или по-эскадронно, въ центрѣ коихъ находились дома для начальниковъ этихъ частей, для школы, канцеляріи и т. п. Всѣ эти зданія были выстроены и расположены по особымъ утвержденнымъ планамъ, и если не воспрещали условія мѣстности, то имѣли совершенно однообразный видъ; такъ напримѣръ, всѣ полковые штабы Новгородскихъ поселеній, знакомыхъ пишущему эти строки, состояли изъ каменныхъ, не штукатуренныхъ построекъ, расположенныхъ вокругъ четырехъ-угольнато учебнаго плаца, а ротныя селенія состояли изъ деревянныхъ одноэтажныхъ домовъ, или такъ-называемыхъ связей, вытянутыхъ въ одну линію и притомъ въ линію весьма длинную, такъ какъ домъ отъ дома отдѣляли, для безопасности отъ пожара, довольно большія пространства, закрытыя со стороны улицъ, какъ ширмой, рядомъ березокъ.
Однообразенъ былъ наружный видъ всѣхъ этихъ селеній, но внутреннее расположеніе домовъ было еще однообразнѣе. Квартиры полковаго, баталіоннаго, ротнаго командира, связи рядовыхъ поселянъ, манежи, церкви, кузницы были совершенно одинаковы вездѣ, по крайней мѣрѣ въ Новгородскихъ поселеніяхъ. Каждый домъ рядовыхъ поселянъ, или каждая связь состояла изъ двухъ отдѣленій, раздѣленныхъ сѣнями, и предназначалась для помѣщенія четырехъ семействъ съ ихъ холостыми постояльцами. На каждую поселенскую квартиру отпущено было извѣстное число кроватей, шкафовъ, ларей, сдѣланныхъ по одному шаблону и выкрашенныхъ одинаковою (дикою) краской. Точно такъ же для каждой офицерской квартиры подѣлано было казенными мастеровыми извѣстное число столовъ, зеркалъ, кроватей и пр. (березовыхъ подъ лакомъ, въ Новгородскихъ поселеніяхъ).... Однообразіе болѣе чѣмъ монастырское!
Какъ же жилось въ этихъ однообразныхъ темно-красныхъ кирпичныхъ домахъ и въ этихъ деревянныхъ связяхъ, такъ отчетливо выровненныхъ вдоль тщательно подметенныхъ улицъ? Взглянемъ на быть поселенныхъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ.
Всѣ поселяне-хозяева были снабжены землей, соотвѣтственно потребностямъ ихъ семействъ и приписанныхъ къ нимъ холостыхъ постояльцевъ, а съ другой стороны, количеству земель находившихся подъ поселеніемъ. Для обработки земли хозяину-поселянину предоставлялось лишь два дня въ недѣлю, былъ ли онъ водворенный солдатъ или бывшій крестьянинъ; въ остальные затѣмъ четыре дня онъ обязанъ былъ отбывать казенную работу, то-есть дѣлать то что укажетъ начальство военныхъ поселеній,-- строить поселенскія зданія, разчищать мѣстность подъ пашни или селенія, проводить дороги и пр. Всѣ нижніе чины военныхъ поселеній, то-есть хозяева-поселяне (какъ солдаты такъ и коренные жители), холостые солдаты и холостые бывшіе мужики не имѣющіе собственныхъ хозяйствъ занимались вмѣстѣ съ тѣмъ и строевымъ образованіемъ; для этого назначалось болѣе или менѣе времени, по усмотрѣнію начальства. Въ полку имени императора Австрійскаго "роты собираются въ баталіонный штабъ на трое сутокъ для ученья", читаемъ мы въ изслѣдованіи г. Петрова, причемъ "на ученье выходятъ поутру въ 6 часовъ и продолжаютъ до 11, а послѣ обѣда съ 2хъ до 10ти", и между ученьями "метутъ тротуары и чистятъ канавы предъ строеніями". Инструкціями Аракчеева предписывалось не слишкомъ обременять строевыми занятіями коренныхъ жителей, то-есть бывшихъ крестьянъ; но эти инструкціи писались не столько для точнаго исполненія, какъ убѣдимся далѣе, сколько для того чтобы, въ случаѣ неудовольствія свыше, можно было свалитъ отвѣтственность на неразумную ревность частныхъ начальниковъ; когда же такого неудовольствія не предвидѣлось и жалобъ не было (а кто же смѣлъ жаловаться?), Аракчеевъ смотрѣлъ только на результаты, не заботясь какими средствами они достигнуты. Такъ напримѣръ, осмотрѣвъ поселенія 1й гренадерской дивизіи, осенью 1818 года, то-есть черезъ два года по водвореніи перваго ея баталіона, онъ доносилъ государю: "Во всѣхъ ротахъ представлены мнѣ были ротные и баталіонные караулы изъ коренныхъ жителей. Караулы сіи во многихъ мѣстахъ дѣлали ружейные пріемы порядочно, обучась всему по доброй волѣ, и можно сказать, играючи". Точно такъ же "по доброй волѣ" научились обращенію съ ружьемъ и кантонисты....
При началѣ поселеній, каждому женатому солдату, предназначенному быть хозяиномъ, выдано было отъ казны двѣ лошади, изъ коихъ одна считалась полною собственностью своего хозяина, а другая должна была отбывать службу, то-есть бѣгать на почтѣ, являться на смотръ, впрягаться въ баталіонный обозъ и отбывать общественныя работы. За все это на вторую лошадь отпускался кормъ отъ лоселенскаго управленія, но съ другой стороны, эта лошадь, да и обѣ онѣ не должны были никогда ни состарѣться, ни околѣть, ибо въ случаѣ ихъ негодности, или смерти, хозяинъ-поселянинъ былъ обязанъ тотчасъ же замѣнить ихъ другими. Точно такъ же у хозяина никогда не должно было состоять налицо менѣе опредѣленнаго числа головъ рогатаго и иного скота; рабочая упряжь, домашняя утварь, вообще все однажды данное ему обзаведеніе должно было оставаться навсегда несокрушимымъ или замѣняться другимъ и въ опредѣленномъ числѣ предметовъ переходить къ его наслѣдникамъ. Крестьяне-домохозяева зачисленные въ поселяне поступали въ казенную собственность вмѣстѣ со всѣмъ своимъ имуществомъ, и это имущество, точно такъ же какъ выданныя имъ отъ казны ружья, должно было сохраняться на вѣчныя времена; начальство дѣлало смотры коровамъ, овцамъ и свиньямъ поселянъ-хозяевъ? повѣряло исправно ли сохраняются столы, шкафы и прочая домашняя утварь данная казной, и за малѣйшую неисправность во всемъ этомъ строго взыскивало.
Поселенское начальство обязано было неуклонно блюсти чтобы въ два дня предоставленные хозяевамъ для своихъ собственныхъ работъ всѣ онѣ были сдѣланы, чтобы поля были вспаханы, засѣяны и убраны, луга выкошены и т. д. "Если, написалъ Аракчеевъ въ одной изъ своихъ инструкцій, командиръ поселенныхъ войскъ не увѣрится что фронтовой солдатъ можетъ быть вмѣстѣ и земледѣльцемъ, то сіе сомнѣніе дѣлаетъ его неспособнымъ къ командованію". Извѣстно однакоже что законъ требовалъ отъ помѣщиковъ чтобъ они предоставляли своимъ крѣпостнымъ крестьянамъ не два, а три дня въ недѣлю для собственныхъ ихъ работъ. Правда, съ другой стороны, что если приравнивать военныя поселенія къ крѣпостному имѣнію, то они представятъ многія черты благоустройства; военныя поселенія имѣли запасные магазины, особый капиталъ для ссудъ хозяевамъ; поселянъ обучали не только грамотѣ, но и мастерствамъ; въ разныхъ мѣстахъ устроены были кирпичные, лѣсопильные и иные заводы нужные въ хозяйственномъ быту, произведенія коихъ продавались по умѣреннымъ цѣнамъ; вездѣ заведены оѣіли пожарныя трубы; вечеромъ никто не имѣлъ права выйти изъ дому иначе какъ съ фонаремъ, для предупрежденія пожарныхъ случаевъ. Въ тогдашней Россіи было вѣроятно немного такъ отлично устроенныхъ крѣпостныхъ имѣній. Но это внѣшнее благоустройство покупалось дорогою цѣной. Никакой собственности, также какъ и никакой свободы не имѣлъ хозяинъ-поселянинъ; его поля и покосы принадлежали казнѣ,-- онъ ими только пользовался и притомъ пользовался по указанію начальства: пахалъ, бороновалъ, сѣялъ, косилъ по наряду, согласно приказу отданному о томъ по ротѣ или баталіону, и если неисправно косилъ, пахалъ и засѣвалъ свою землю, то подвергался наказанію; движимое его имущество было вносимо въ опись, и право распоряжаться имъ было у него отнято. Потребности его домашняго комфорта были предусмотрѣны начальствомъ, или правильнѣе, онъ долженъ былъ подчиняться тѣмъ условіямъ комфорта которыя начальство признало для него нужными. Оно признало за благо чтобъ у него жилъ холостой постоялецъ, одинъ или болѣе, и онъ долженъ былъ раздѣлять свой home съ однимъ или болѣе постороннимъ человѣкомъ, а сѣни его были общими для четырехъ семей и для неопредѣленнаго числа ихъ постояльцевъ.
По сказанному о простыхъ поселянахъ можно отчасти заключить и о положеніи въ которомъ находились поселенскіе офицеры. Ротный командиръ и два-три офицера составляли общество обреченное жить посреди длинной линіи поселенскихъ домовъ, почти безъ сношеній съ остальнымъ міромъ. Безъ общества, безъ развлеченій, безъ книгъ, что было дѣлать этимъ несчастнымъ затворникамъ, какъ не пить со скуки и заводить любовныя связи съ фельдфебельшами и поселенскими дѣвками?... Полковой штабъ заключалъ въ своихъ стѣнахъ общество нѣсколько болѣе многочисленное, но почти столько же однообразное. Жизнь каждаго изъ членовъ этого общества была извѣстна во всѣхъ ея прозаическихъ подробностяхъ всѣмъ прочимъ и лишала общественныя отношенія иллюзіи, которая сообщаетъ имъ прелесть при обыкновенныхъ условіяхъ. Однообразныя служебныя занятія, мелкія сплетни, карточная игра и пьянство -- вотъ, за недостаткомъ болѣе серіозныхъ интересовъ, вся жизнь штабнаго общества. Прибавимъ къ этому что надъ нимъ сурово тяготѣло присутствіе полковаго командира, вынужденнаго топорщиться и держать себя неприступно, если онъ не желалъ фамильярности. Нѣтъ великаго человѣка для своего камердинера, говоритъ правдивое присловье, а общество поселенскаго штаба почти такъ же близко видѣло своего полковаго командира какъ камердинеръ своего великаго человѣка. Но если вся закулисная жизнь полковаго командира была извѣстна жителямъ полковаго штаба, то съ своей стороны, настоящій полковой поселенскій командиръ, командиръ по духу и мысли Аракчеева, долженъ былъ знать опрятно ли содержатся дѣти докторши, что приготовляется на кухнѣ казначейши и хорошо ли содержится корова у попадьи. По крайней мѣрѣ, по разказамъ старыхъ поселенскихъ офицеровъ, Аракчеевъ не разъ заходилъ въ офицерскія квартиры, даже въ квартиры женатыхъ офицеровъ и дѣлалъ замѣчанія женамъ своихъ подчиненныхъ, если находилъ у нихъ что-либо не въ порядкѣ. И это естественно: начальство давало офицерамъ квартиры, кухню, мебель; оно было въ правѣ и наблюдать чтобы все это содержалось какъ слѣдуетъ; оно образовало особый капиталъ для ссудъ офицерамъ "въ случаѣ экстренныхъ нуждъ",-- не справедливо ли было чтобъ оно удостовѣрялось точно ли онѣ необходимы и точно. ли онѣ пошли на удовлетвореніе экстреннымъ нуждамъ? Удостовѣреніе въ этомъ вмѣнялось въ обязанность начальству. Ничто, ни одна подробность въ жизни офицера и его семейства, ни одна мелкая черта въ его домашнемъ бытѣ не должна была ускользать отъ зоркаго начальника; поселенскій офицеръ, какъ и поселянинъ, принадлежалъ начальству, съ своею женой и дѣтьми, съ своею прислугой, съ обѣдомъ, бритвеннымъ приборомъ, мундиромъ и юбками жены. И все это принадлежало поселенскому начальству на вѣчныя времена, можно сказать, на крѣпостномъ правѣ, потому что попавъ разъ въ военныя поселенія, офицеръ почти никогда не получалъ ни перевода въ другія войска, ни отставки: дверь поселеній захлопывалась за входившимъ въ нее какъ дверь могилы. Аракчеевъ могъ по справедливости сказать и говорилъ съ само довольствіемъ что никто не покидалъ поселеній; только въ весьма рѣдкихъ случаяхъ, разказываютъ очевидцы извѣстія коихъ предъ нашими глазами, при чрезмѣрно настойчивыхъ настояніяхъ какого-либо офицера его выпускали въ отставку или переводили въ другія войска; но при этомъ ему выдавали какіе-то особые волчьи билеты, которые дѣлали дальнѣйшее его существованіе невыносимымъ, подобно клеймамъ наложеннымъ на лицѣ. Даже отпуски разрѣшались лоселенскимъ офицерамъ съ большими затрудненіями и ни въ какомъ случаѣ не въ видѣ развлеченій. По поводу одного офицера отпущеннаго изъ Старорусскихъ поселеній въ Москву, Аракчеевъ писалъ его начальнику; "Г., Воеводскій не думаетъ ли остаться въ Москвѣ и отлынять отъ службы, увидя что у меня камеръ-юнкерствовать невозможно? То я очень сего не желаю для него самого, ибо у меня много фельдъегерей, которые приведутъ его обратно."
II.
Таковы въ главныхъ чертахъ были устройство, администрація и бытъ военныхъ поселеній. Если читатель захочетъ вникнуть въ сущность этого оригинальнаго учрежденія, то оно должно будетъ, кажется, представиться ему чѣмъ-то въ родѣ огромной военно-рабочей коммуны. Въ самомъ дѣлѣ наши поселенія были осуществленіемъ въ самыхъ широкихъ размѣрахъ многихъ сторонъ программы коммунистовъ. Вступая въ военныя поселенія, человѣкъ переставалъ принадлежать себѣ и становился вещью той коллективной единицы которую Фурье назвалъ фаланстерой, а Аракчеевъ военными поселеніями. Предупреждая соціалистическія теоріи нашего времени, Аракчеевъ сдѣлалъ все человѣчески возможное для удовлетворенія матеріальнымъ потребностямъ людей и для благоустройства поселенной общины: отличныя дороги, чисто содержимые дома, многочисленныя школы съ направленіемъ вполнѣ "реальнымъ", ссудные банки, заводы, большое развитіе ремесленнаго производства, почты, попарныя команды, больницы, даже особые домы для инвалидовъ, все это было устроено нашимъ сановнымъ коммунистомъ. Трудъ былъ его божествомъ, польза была его лозунгомъ, точно такъ же какъ у новѣйшихъ позитивистовъ. Огромныя лѣсныя и болотныя пространства въ Новгородской губерніи были расчищены подъ пашни и осушены подъ сѣнокосы по его указанію; онъ пустилъ по Волхову и Ильменю два парохода, бывшіе изъ первыхъ въ Россіи; устроенныя имъ дороги и почты были такъ хороши что многіе проѣзжающіе сворачивали съ большаго трактата и дѣлали нѣсколько десятковъ лишнихъ верстъ чтобъ ѣхать поселеніями.... Чего не достаетъ этимъ людямъ, долженъ былъ думать Аракчеевъ, обозрѣвая съ высоты Собачьихъ Горбовъ или изъ возвышеннаго дворца на Княжемъ Дворѣ эти дороги разбѣгающіяся въ разныя стороны, прямыя какъ струны, обсаженныя тщательно выровненными березками, эти селенія съ выкрашенными крышами и чисто выметенными улицами, эти правильно разбитыя поля, этихъ людей выходящихъ на общественныя работы въ мундирныхъ одеждахъ, покрой которыхъ основанъ не на рутинѣ, а на раціональныхъ основаніяхъ!... И подлинно, что могли, бы возразить Аракчееву адепты извѣстной соціальной доктрины? На какое темное пятно могли бы они указать въ этой свѣтлой картинѣ? Аракчеевъ былъ нѣсколько суровъ, скажутъ? Но нѣжнѣе ли его были тѣ соціальные реформаторы которымъ случайно попадала въ руки власть, и развѣ суровость не неизбѣжна при всякой ломкѣ, при всякой реформѣ? говорятъ люди провозглашающіе себя наиболѣе прогрессивными. А окрашивать филантропіей свои реформаторскіе пріемы и Аракчеевъ умѣлъ не хуже кого бы то ни было. "Нужно,-- читаемъ мы въ инструкціи поселенскому офицеру,-- чтобъ онъ былъ кротокъ, терпѣливъ, справедливъ и человѣколюбивъ, дабы излишнею иногда торопливостью въ приказаніяхъ не затруднить исполненія ихъ и дабы, сколько по обязанности служебной, столько и по собственному подвигу, могъ каждаго призрѣть, успокоить". Не менѣе назидательны наставленія Аракчеева и солдату предназначаемому къ поселенію въ качествѣ хозяина. "Онъ долженъ быть попечительный отецъ дѣтей.... добрый мужъ и надежный другъ и сотоварищъ своихъ постояльцевъ". Относительно крестьянъ среди которыхъ водворялись войска, или коренныхъ жителей, предписывалось поступать такъ чтобы послѣдніе "не только не восчувствовали ни малѣйшаго разстройства ни въ своемъ хозяйствѣ, ни въ семейственномъ ихъ положеніи, но сохранили бы во всей неприкосновенности даже совокупное ихъ жительство, и словомъ, всѣ связи родства и дружбы".... Можно ли писать гуманнѣе? можно ли оказывать болѣе вниманія даже духовнымъ интересамъ "мужичка"! Аракчеевъ объявилъ что цѣль его состоитъ въ томъ "дабы и самый бѣдный изъ коренныхъ жителей имѣлъ одинакую возможность улучшивать свое состояніе и благоденствовать въ званіи военнаго поселянина-хозяина"....
Далѣе будутъ приведены осязательные факты въ доказательство того какъ несостоятельна и лжива была эта филантропія, а теперь посмотримъ удовлетворяла ли система военныхъ поселеній тѣмъ государственнымъ цѣлямъ въ виду которыхъ она была предпринята. Но въ чемъ именно состояли эти государственныя цѣли? Отвѣтить на это мы можемъ лишь съ нѣкоторыми оговорками. Г. Богдановичъ и г. Петровъ, пользовавшіеся архивами военныхъ поселеній, напечатали много распоряженій касающихся этого учрежденія; въ Полномъ Собраніи Законовъ ихъ еще болѣе; въ этомъ послѣднемъ изданіи, также какъ у названныхъ авторовъ, мы находимъ приказы, инструкціи, отчеты: не находимъ только одного -- полнаго проекта военныхъ поселеній, такого проекта какой слѣдовало бы, по нынѣшнимъ понятіямъ, представить на разсмотрѣніе государственнаго совѣта, проекта въ которомъ подробно изложены были бы неудобства прежней военной нашей системы и преимущества новой,-- все это разумѣется основанное на тщательно собранныхъ статистическихъ данныхъ, соображенное во всѣхъ частностяхъ и съ указаніемъ на средства къ исполненію. Почему же не находимъ мы нигдѣ такого проекта? Неужели его не было въ свое время составлено?... Кажется что именно такъ и было. Въ первую половину царствованія Александра I было написано такъ много проектовъ которые не осуществились, что теперь захотѣли кажется сдѣлать дѣло не составляя никакого предварительнаго предположенія и не опредѣляя Даже приблизительно смѣты тѣмъ издержкамъ коихъ оно могло потребовать. Проекты, предварительныя соображенія и смѣты -- все это отзывается конституціонализмомъ, а слѣдовательно и либерализмомъ: теперь вѣтеръ потянулъ въ другую сторону, и Аракчеевъ могъ съ большими вѣроятностями на успѣхъ предложить повести дѣло поселеній по-просту, по старинѣ; я де человѣкъ малограмотный и писать не мастеръ, а сдѣлать сдѣлаю все что "батюшка" прикажетъ.... Къ такому заключенію приводятъ многія данныя. Такъ напримѣръ баронъ Корфъ разказываетъ въ біографіи Сперанскаго что этотъ послѣдній, возвратясь изъ Сибири и желая сдѣлать удовольствіе Аракчееву, предложилъ ему составить "общее учрежденіе" военныхъ поселеній "заимствуя матеріалы къ нему изъ послѣдовавшихъ разновременно отдѣльныхъ постановленій": значитъ "общаго учрежденія" военныхъ поселеній не существовало, и даже матеріалы для него цадо было собирать.
Но если въ свое время не было написано подобнаго проекта устройства военныхъ поселеній, если, согласно догадкѣ высказанной въ началѣ этого изслѣдованія, дѣло о поселеніяхъ поведено было келейнымъ порядкомъ, путемъ личныхъ объясненій между государемъ и Аракчеевымъ, то все же государь отчетливо представлялъ себѣ, неправда ли, цѣль къ которой стремился, а его довѣренный сотрудникъ разчиталъ, сообразилъ во всѣхъ подробностяхъ пользу, удобоисполнимость и затрудненія предполагавшагося дѣла?... На все это приходится дать отвѣтъ отрицательный, и вотъ почему.
Чтобъ уяснить себѣ цѣль которой надѣялись достигнуть посредствомъ военныхъ поселеній, надобно, за неимѣніемъ офиціальнаго проекта, положенія или "общаго учрежденія", обратиться къ частнымъ извѣстіямъ. Помянутое предположеніе Сперанскаго о такомъ "учрежденіи" не осуществилось, но онъ написалъ въ 1825 году небольшую брошюру, {Эта брошюра, весьма рѣдкая нынѣ (безъ имени автора), напечатанная въ небольшомъ числѣ экземпляровъ и едва ли бывшая въ продажѣ, имѣется въ библіотекѣ Московскаго Публичнаго Музея.} которая основана, безъ сомнѣнія, на офиціальныхъ данныхъ и даже такъ-сказать продиктована ему Аракчеевымъ. Въ ней весьма сжато, но очень ясно изложены мотивы системы военныхъ поселеній и цѣль ихъ и чаемая отъ нихъ польза, и эти мотивы суть: а) недостатки системы рекрутскаго набора, падающаго не уравнительно на крестьянскія семейства, разлучающаго людей принадлежащихъ къ одному семейству, отнимающаго много рукъ отъ земледѣлія и не обезпечивающаго пріюта человѣку который потерялъ силы на службѣ отечеству; б) тяжести которыя государство принуждено нести для содержанія арміи въ мирное время и которыя предполагалось устранить системой военныхъ поселеній. Что же касается до выгодъ которыя отъ нея ожидались, то онѣ заключались въ слѣдующемъ: сохраняя за собой по земельные участки и получая отъ казны новые домы и другія вспоможенія, бывшіе казенные крестьяне избавлялись отъ податей и натуральныхъ повиностей; всѣ военнослужащіе, сдѣлавшись поселянами, избавлялись отъ разлуки съ семействами и получали надежду на пріюта въ старости; съ окончательнымъ устройствомъ поселеній должна была послѣдовать отмѣна рекрутскихъ наборовъ, такъ какъ каждый поселенный округъ долженъ былъ служить и мѣстомъ осѣдлости и комплектованія соотвѣтствующему полку; а такъ какъ войска должны были, съ утвержденіемъ ихъ осѣдлости, сами себя продовольствовать, то издержки государства на этотъ предметъ очевидно должны были устраниться, равно какъ и тягость квартирной повинности; поселенія доставляли возможность имѣть постоянно подъ рукой значительную военную силу, размѣщенную на основаніи стратегическихъ соображеній и подавали несомнѣнную надежду на улучшеніе нравственности военнаго сословія и благосостоянія военныхъ чиновъ, а также на разнообразныя благія послѣдствія воспитанія получаемаго ими въ поселенныхъ школахъ и подъ надзоромъ родителей.
Вотъ тема которую развилъ Сперанскій въ своей брошюрѣ съ гораздо большимъ одушевленіемъ, но едва ли съ большею увѣренностью въ вѣрности излагаемыхъ имъ мыслей чѣмъ пишущій эти строки. Взглядъ Сперанскаго на законодательные и административные вопросы былъ слишкомъ проницателенъ и изощренъ опытомъ чтобы не открыть совершенной пустоты и можетъ-быть сознательной лжи подъ тѣми соображеніями которыя онъ какъ бы принималъ подъ свою защиту; къ сожалѣнію, онъ не считалъ въ тогдашнемъ своемъ положеніи возможнымъ уклониться отъ угодничества въ отношеніи Аракчеева.... Въ самомъ дѣлѣ, остановимся на нѣкоторыхъ изъ мыслей выраженныхъ въ брошюрѣ Сперанскаго. Съ окончательнымъ учрежденіемъ военныхъ поселеній, говоритъ онъ, рекрутская повинность должна будетъ вовсе отмѣниться "кромѣ рѣдкихъ случаевъ войны чрезвычайной"; за этимъ исключеніемъ, армія будетъ комплектоваться кантонистами. Итакъ, лишь въ случаяхъ борьбы съ цѣлою коалиціей, или войны подобной той какую мы выдержали въ 1812 году, отъ Россіи предполагалось потребовать чрезвычайныхъ усилій. Но было ли предварительно соображено количество убыли въ войскахъ, какъ въ мирное, такъ и въ военное время, съ количествомъ кантонистовъ которые могли бы ежегодно поступить въ строй? Это кажется болѣе чѣмъ сомнительнымъ. Въ Высоцкой волости, какъ узнаемъ мы изъ изслѣдованія г. Петрова, считался 251 крестьянскій дворъ; въ ней находилось 350 лицъ "которыя въ состояніи употреблять вино", то-есть такихъ, вѣроятно, которымъ не меньше 16 и не болѣе 65 лѣтъ; въ такомъ случаѣ все высоцкое мужское населеніе должно было состоять примѣрно изъ 500 человѣкъ,-- фондъ далеко не достаточный для того чтобы комплектовать, особенно въ военное время, баталіонъ въ 1.000 чел. Беремъ Статистическій Временникъ и видимъ: въ Новгородской губерніи считается мужскаго населенія 494.664 человѣка (положимъ 500 т.), а число новорожденныхъ мужскаго пола въ годъ -- 19.204 (положимъ 19 т.); но если такъ, то въ Высоцкой волости отъ 500 крестьянъ должно бы родиться всего 19--20 мальчиковъ въ годъ, причисляя къ которымъ хоть такое же число родившихся отъ водворенныхъ солдатъ, все же далеко недоставало бы числа кантонистовъ нужнаго для комплектованія баталіона даже въ мирное время, ибо, по словамъ одного изъ приближенныхъ къ императору Николаю генераловъ, записка коего о военныхъ поселеніяхъ приложена къ изслѣдованію г. Петрова, изъ трехъ-баталіоннаго полка ежегодно выбывало умершими, ушедшими въ отставку и пр. не менѣе 200 человѣкъ. Какимъ же образомъ комплектовалась бы наша армія?..
Повидимому, пришлось бы, независимо отъ военныхъ поселеній, производить постоянные рекрутскіе наборы, хоть и въ уменьшенномъ размѣрѣ, а въ чрезвычайныхъ случаяхъ прибѣгать и къ ополченіямъ; а въ такомъ случаѣ гдѣ же великая польза поселеній съ военной точки зрѣнія? Кажется что въ южныхъ поселеніяхъ отношеніе между числомъ коренныхъ жителей и водворенныхъ солдатъ было удовлетворительнѣе: изъ изслѣдованія г. Петрова мы узнаемъ что подъ поселеніе Зй кирасирской дивизіи, то-есть подъ четыре полка въ 600--700 человѣкъ каждый, отписано было до 6.000 крестьянъ мужскаго пола. Не знаемъ таково ли было отношеніе вообще между поселенными солдатами и коренными жителями въ губерніяхъ Екатеринославской, Херсонской, Харьковской и Могилевской, но всякій кто бывалъ въ Старорусскомъ поселеніи пойметъ безъ помощи статистики что оно не въ состояніи было комплектовать 76 расположенныхъ тамъ, по исчисленію г. Богдановича, баталіоновъ, а не только тѣ полки къ коимъ эти
Военныя повеленія и графъ Аракчеевъ. 501 баталіоны принадлежали. Неужели же все это не было предусмотрѣно, соображено, обдумано предварительно? Какъ объяснить что Аракчеевъ осмѣлился поднести къ высочайшей подписи грамоту на имя Іго Украинскаго полка, гдѣ обѣщалась отмѣна рекрутской повинности, и компрометтировать своего "государя и благодѣтеля"?... Говорятъ будто бы на представленіе одного изъ своихъ приближенныхъ противъ поселеній государь сказалъ: "они будутъ во что бы ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу отъ Петербурга до Чудова".... Что же это доказываетъ? Убѣжденіе, твердое убѣжденіе его въ государственной пользѣ поселеній, или же непоколебимую его вѣру въ непогрѣшимость Аракчеева?
Второе изъ этихъ предположеній болѣе вѣроятно. Поверхностное образованіе данное Александру I Лагарпомъ (хотя имъ и восхищается г. Пыливъ), не пріучило его вникать въ самую глубь каждой мысли, изучать занимавшія его предположенія во всѣхъ ихъ мельчайшихъ подробностяхъ. "Какъ бы желалъ я успокоить старость этихъ славныхъ людей и не разлучать ихъ съ своими семействами!" воскликнулъ, говорятъ, государь во время какого-то сраженія, видя съ какимъ самоотверженіемъ русскіе солдаты лѣзли на непріятельскія батареи. Вотъ въ какихъ образахъ представлялись ему государственныя мысли. Такія же картины всеобщаго благоденствія, свободы и порядка проносились предъ его воображеніемъ когда онъ думалъ снабдить Россію конституціей и народнымъ представительствомъ; но на страницахъ этого журнала весьма недавно было указано какъ возмущался его духъ когда приподнимали фантастическую завѣсу сквозь которую ему представлялись конституція и представительство и открываніи ихъ въ настоящемъ ихъ видѣ. Поэтому ни одна изъ этихъ конституцій и не осуществилась. Аракчеевъ дѣйствовалъ искуснѣе; онъ никогда не приподнималъ вполнѣ этой завѣсы и показывалъ изъ-за нея лишь то что нравилось государю и укрѣпляло его въ привязанности къ системѣ военныхъ поселеній, а самого Аракчеева -- въ силѣ и вліяніи. Невозможно допустить чтобы человѣкъ съ такимъ положительнымъ умомъ, съ умомъ хоть и не возвышеннымъ, но серіознымъ и въ особенности способнымъ вникать въ подробности, невозможно, говорю, допустить чтобъ Аракчеевъ не сдѣлалъ для себя соображенія, сколько человѣкъ нужно ежегодно для комплектованія арміи, и чтобъ онъ не сознавалъ невозможности пополнять ея убыль одними кантонистами. Очевидно слѣдовательно что онъ не хотѣлъ открывать государю слабыхъ сторонъ дѣла, чтобъ не охладить его къ нему. Вотъ почему онъ старался увеличивать число военныхъ поселянъ всевозможными средствами: принималъ даже иностранцевъ, по словамъ г. Петрова, и почему одною изъ главныхъ его заботъ было умноженіе числа браковъ: "за свадьбы в. пр. весьма благодарю, надобно стараться дабы было болѣе свадебъ", писалъ онъ генералу Маевскому; "но, прибавлялъ онъ, свадьбы должны быть добровольныя".... Какъ же достигнуть въ одно время того и другаго? Очень просто: давая денежныя награды вступающимъ въ бракъ и отбирая свидѣтельства отъ священниковъ что не было никакого принужденія со стороны начальства.... На бѣду всѣ эти средства оказывались недостаточными; поселяне женились сколько отъ нихъ требовалось, поселянки рожали сколько могли, но убыль превосходила въ поселеніяхъ прибыль; раждалось менѣе чѣмъ умирало: "при десятой долѣ умирающихъ между работавшими баталіонами смертность не считалась большою", говоритъ г. Панаевъ, бывшій производитель работъ въ одномъ изъ Новгородскихъ округовъ. "Когда умирала восьмая доля, тогда только производились слѣдствія. Начальники отдавались подъ судъ, но суды оканчивались почти всегда ничѣмъ".... Десятая или даже восьмая доля умирающихъ -- это ужасно! Это смертность военнаго времени.... Какъ же тутъ думать о комплектованіи арміи изъ военныхъ поселеній!
Теперь обратимся къ экономическому значенію военныхъ поселеній и посмотримъ содѣйствовали ль они сокращенію государственныхъ расходовъ и увеличенію народнаго богатства, какъ утверждали ихъ защитники. На очень странныя, однакожь, финансовыя и экономическія явленія мы наталкиваемся съ перваго шага. Общее обозрѣніе капиталовъ военныхъ поселеній съ 1818 года по 1823(1, подписанное Аракчеевымъ и Клейнмихелемъ, и напечатанное г. Петровымъ, начинается слѣдующими словами: "При первоначальномъ опытѣ военнаго поселенія.... не было опредѣлено для онаго особой суммы, но по мѣрѣ надобности онѣ отпускались отъ министерства финансовъ по особливымъ высочайшимъ В. И. В--ва указамъ". Это подтверждаетъ мнѣніе что устройство поселеній слѣдовало какъ въ сферѣ законодательной, такъ и въ сферѣ исполнительной вовсе не тому пути который указанъ основными законами (хотя еще весьма недавно такъ много говорилось о нихъ), но путемъ напоминающимъ знаменитыя приказанія Потемкина Екатеринославской казенной палатѣ о выдачѣ денегъ Фалѣеву.... Мы узнаемъ изъ изслѣдованія г. Петрова что при водвореніи въ Высоцкой волости баталіона Аракчеевскаго полка два существовавшіе тамъ кабака были отобраны у ихъ содержателей и взяты въ казенное вѣдомство, въ виду того что при увеличившемся числѣ жителей они обѣщали доставить поселеніямъ до 12 т. р. дохода.... Въ другой разъ, узнавъ что тамошніе поселяне, по дорогѣ въ Новгородъ, оставляютъ много денегъ въ питейномъ домѣ находившемся за чертой поселеній, Аракчеевъ закрылъ этотъ кабакъ.... Эти два случая даютъ нѣкоторое понятіе о мѣрахъ помощію коихъ возвышалось благосостояніе поселянъ и богатство поселеній. Приносить въ жертву интересамъ поселянина интересы не-поселянина, а интересами поселянина жертвовать интересамъ поселенія вообще -- вотъ чѣмъ руководствовался Аракчеевъ и его администрація, вотъ его экономическая теорія, вотъ его финансовая система. Говоря о льняномъ промыслѣ въ Старорусскихъ округахъ, Аракчеевъ писалъ Маевскому: "ленъ сей они (поселяне) подъ защитой моей будутъ имѣть случай продать въ будущую осень удобно, выгодно и безъ всякаго притѣсненія", а Маевскій, съ своей стороны, донося что на устройство хозяйственныхъ заведеній ввѣренныхъ его попеченіямъ поселянъ потребуется 32 т. рублей, присовокупляетъ: "Обѣщайте, ваше сіятельство, по кафтану богатымъ поселянамъ, дающимъ вспоможеніе, и 32 тысячи останутся у насъ дома".... Такіе чисто-азіятскіе экономическіе и финансовые пріемы заставляютъ насъ смотрѣть съ подозрительностью на тѣ выгоды которыя государственное хозяйство извлекало, судя по отчетамъ Аракчеева, изъ системы военныхъ поселеній.
Въ помянутомъ Обозрѣніи съ 1818, по 1823 годъ графъ Аракчеевъ писалъ что на устройство поселеній, сверхъ суммъ полученныхъ по особымъ высочайшимъ повелѣніямъ, въ общую поселенскую кассу поступило около 29 милліоновъ рублей ассигнаціями, которые частію были получены изъ государственнаго казначейства, частію поступили въ кассы военнаго поселенія вмѣсто того чтобы поступить въ государственную казну,-- какъ напримѣръ питейный сборъ въ мѣстностяхъ занятыхъ поселеніями, -- частію, наконецъ, получались отъ арендныхъ статей. но какъ бы то ни было, двадцать девять милліоновъ полученныхъ въ продолженіе пяти лѣтъ на такое исполинское предпріятіе какъ военныя поселенія составляютъ расходъ весьма умѣренный; правда, насъ тревожать издержки неопредѣленнаго размѣра произведенныя "по особымъ высочайшимъ повеленіямъ", но Аракчеевъ успокоиваетъ насъ: онъ утверждаетъ въ помянутомъ Обозрѣніи что въ пять лѣтъ на все устройство военныхъ поселеній издержано только 13.798.129 руб. 53 3/4 коп.... Предъ ничтожностью этой суммы, особенно когда рядомъ съ нею увидишь длинныя цифры капиталовъ скопленныхъ поселеніями, останавливаешься въ изумленіи: въ самомъ дѣлѣ чудодѣй былъ Аракчеевъ! Но минута размышленія охлаждаетъ нашъ восторгъ. Читая денежный отчетъ Аракчеева, надо принять во вниманіе что, кромѣ денежныхъ затратъ, огромная масса людей, -- въ послѣдніе годы 200.000 солдатъ и можетъ-быть такое же число бывшихъ крестьянъ жертвовали на устройство поселеній своимъ трудомъ. Не забудемъ также что кромѣ лѣса на постройки, камня, плиты, получавшихся изъ казенныхъ дачъ и изъ казенныхъ земель, Аракчеевъ получалъ даромъ и помѣщичьи земли, нужныя подъ поселенія, то-есть давалъ за нихъ вознагражденіе на счетъ государства. Такъ два помѣщика Могилевской губерніи, земли которыхъ нужны были подъ поселенія, получили имѣнія въ другомъ мѣстѣ, а въ послѣдствіи, говорить г. Петровъ, система обязательныхъ обмѣновъ была принята повсюду въ отношеніи частныхъ земель, строеній и вообще недвижимыхъ имуществъ. Иногда прибѣгали и къ способамъ болѣе простымъ, какъ напримѣръ при слѣдующемъ случаѣ, разказанномъ однимъ очевидцемъ, М. Ѳ. Бороздинымъ: Понадобилось, говорить онъ, подъ поселенія имѣніе одного Суворовскаго ветерана, находившееся близь Волхова; сначала ему предложили продать его; когда же онъ отказался, то "Аракчеевъ приказалъ обвести канавой его помѣстье, засѣять поля хлѣбомъ (поселенскимъ) и забирать скотъ и птицъ, если попадутся на казенной землѣ".... Осажденный помѣщикъ держался, разумѣется, не долго.... Въ другихъ мѣстахъ дѣло происходило иначе, но все-таки безъ расходовъ изъ поселенской кассы или съ расходами ничтожными. Подъ военныя поселенія Харьковской губерніи, говоритъ г. Петровъ, былъ назначенъ городъ Чугуевъ; при этомъ "135 человѣкъ купцовъ и мѣщанъ записанныхъ по городамъ Харькову и Зміеву жили постоянно въ Чугуевѣ, устроили тамъ свои дома, сады, лавки; завели торговлю, развели огороды и имѣли прочія хозяйственныя и торговыя заведенія. Съ поступленіемъ Чугу ева въ военное поселеніе, всѣмъ имъ приказано выѣхать изъ Чугуева, потому что, записанные по городамъ не состоящимъ въ округахъ военныхъ поселеній, они были зависимы отъ земской гражданской власти. Только двое изъ этихъ изгнанниковъ успѣли, во-время хотя и за безцѣнокъ, продать свои дома военнымъ поселеніямъ. Остальные же, не желая лишиться имущества, обращались съ просьбой о вознагражденіи. Вознагражденіе это было выдано по оцѣнкѣ имущества особою коммиссіей, причемъ цѣнились только одни зданія которыя могли быть полезны для военнаго поселенія. Земля же, огороды и сады въ оцѣнку не принимались. Кромѣ того съ оцѣночной суммы выдавалась только одна пятая часть за дома которые подлежали сноскѣ." Вообще, говоритъ г. Петровъ, "всѣмъ частнымъ имуществамъ въ Чугуевѣ сдѣлана была повѣрка; если оказывалось что акты на владѣніе въ неисправности, или что по купчей земель онѣ были куплены изъ казенныхъ участковъ, то такія земли отбирались безплатно въ военныя поселенія, на томъ основаніи что всѣ казенныя земли въ округѣ военнаго поселенія принадлежатъ округу, и не могли быть продаваемы. Такимъ образомъ, имущество пріобрѣтенное покупкой еще дѣдомъ переставало бытъ собственностью прямыхъ его наслѣдниковъ только потому что вводились новыя военныя поселенія съ особыми правами".... Понятно что при такой системѣ экспропріаціи устройство военныхъ поселеній значительно облегчалось въ финансовомъ отношеніи; министръ финансовъ не имѣлъ особенныхъ причинъ жаловаться на Аракчеева, но что говорили эти Чугуевскіе ограбленные обыватели, эти экспропріированные помѣщики?...
Возвратимся еще разъ къ Общему обозрѣнію Аракчеева. Въ этомъ куріозномъ документѣ, написанномъ очевидно въ увѣренности что его не будутъ разсматривать въ государственномъ совѣтѣ, -- такъ явно проглядываетъ въ немъ обманъ, -- исчислялись и положительныя выгоды доставленныя казнѣ военными поселеніями; "благодаря имъ, писалъ Аракчеевъ, сократилось государственныхъ расходовъ по смѣтамъ военнаго министерства съ 1820 по 1823 годъ включительно {Замѣтимъ что слово "включительно" не находится въ той части Обозрѣнія гдѣ исчисляются приходныя статьи поселеній.}, на 7.641.453 руб." Можно думать однакожь что еслибъ исчисленія Аракчеева разсматривались въ департаментѣ экономіи, то этому звонкому заявленію была бы противопоставлена цифра объясняющая насколько понизилась подушная подать съ тѣхъ поръ какъ перестали ее платить крестьяне поступившіе въ поселяне; при этомъ сосчитали бы, вѣроятно, сколько прощено недоимокъ, которыя складывались съ крестьянъ поступающихъ въ поселяне, сколько государственнымъ казначействомъ потеряно на питейномъ сборѣ, поступавшемъ въ военныхъ поселеніяхъ въ поселенскія кассы, и уже затѣмъ подведенъ былъ бы итогъ дѣйствительнымъ выгодамъ принесеннымъ Аракчеевымъ русскимъ финансамъ. Можетъ-быть при этомъ спросили бы у него гдѣ полагаетъ онъ брать на будущее время строительный матеріалъ (такъ какъ отведенныя ему лѣсныя дачи уже очищены), какъ для построекъ подъ помѣщенія остальныхъ двухъ третей арміи такъ и для возобновленія возведенныхъ уже построекъ, которыя, -- деревянныя по крайней мѣрѣ,-- сдѣланы были очень плохо. У него спросили бы какая выгода казнѣ отъ того что изъ числа 29 милліоновъ, заимствованныхъ изъ различныхъ государственныхъ кассъ, 13 милліоновъ числятся не въ нихъ, а въ кассѣ военныхъ поселеній? У него спросили бы какія выгоды представляются въ томъ что разнаго наименованія поселенскіе капиталы, происхожденіе которыхъ покрыто мракомъ неизвѣстности, предназначаются для поддержанія конскихъ заводовъ принадлежащихъ не Россіи, а военнымъ поселеніямъ, для покупки верховыхъ лошадей поселеннымъ, а не всѣмъ офицерамъ русской арміи? У Аракчеева спросили бы можетъ-быть на какомъ основаніи, въ виду какихъ законовъ, капиталъ церквей военнаго поселенія, простирающійся до 83.070 рублей, показанъ въ числѣ суммъ "принадлежащихъ распоряженію правительства"?...
Но можетъ-быть Аракчеевъ, разбитый на финансовой и экономической почвѣ, обличенный въ неисполнимости предположенія комплектовать армію кантонистами, успѣлъ бы доказать что въ отношеніи народнаго образованія и народной нравственности военныя поселенія далеко оставили за собой остальную Россію, что дисциплина водворенная имъ въ поселеніяхъ была воспитательнымъ средствомъ, обнаружившимъ полезное свое вліяніе на значительную часть русскаго населенія, что спасительный примѣръ поданъ, и что остается только воспользоваться имъ.... Дисциплина въ самомъ дѣлѣ есть очень важное воспитательное средство, и въ нѣкоторомъ смыслѣ очень важное историческое начало; безъ нея не мыслима никакая общественная организація, и чѣмъ опредѣленнѣе цѣль этой организаціи, чѣмъ болѣе внутренней крѣпости она требуетъ, тѣмъ строже должна быть дисциплина. Безъ дисциплины невозможны ни армія, ни монастырь, ни церковь, ни партія, ни государство. Но для того чтобы при этомъ жизнь не сдѣлалась каторгой нужно очень многое. Нужно прежде всего чтобы люди отъ которыхъ требуется повиновеніе могли уважать тѣхъ которымъ они подчинены; нужно чтобъ это повиновеніе требовалось во имя какихъ-либо твердыхъ началъ, но имя ясно формулованныхъ и удобопонятныхъ законовъ, а отнюдь не въ видѣ произвола со стороны того или другаго начальствующаго лица. Напротивъ, необходимо чтобы начальствующія лица подавали подчиненнымъ примѣръ безусловнаго повиновенія той идеѣ, тѣмъ началамъ которымъ они вмѣстѣ служатъ. Въ боевой службѣ такая идея есть торжество надъ врагомъ, побѣда надъ нимъ; во имя этой идеи, для ея торжества.люди отрекаются отъ личной воли своей и подчиняются безусловно тѣмъ кто ими руководитъ; они переносятъ тяжелыя лишенія походной и бивачной жизни и наконецъ идутъ на вѣроятную смерть. Но что было бы еслибы, посылая солдатъ подъ картечь, офицеры стали сами укрываться отъ нея? Еслибъ, оставивъ солдатъ голодать въ дождливую осеннюю ночь, они сами проводили время за Лукулловскими ужинами? Скоро армія обратилась бы въ людское стадо, которое не замедлило бы разбрестись во всѣ стороны.
Притомъ чтобы поддерживалась та идея во имя которой существуетъ военная дисциплина, необходимо чтобы между людьми ей подчиненными было живо представленіе о своемъ назначеніи, чтобы между ними не умирали боевыя преданія, преданія о герояхъ и мученикахъ той идеи во имя которой существуетъ военная дисциплина. Но боевыя преданія солдатъ водворенныхъ въ поселеніяхъ неминуемо должны были заглохнуть среди людей совершенно имъ чуждыхъ, каковы экономическіе крестьяне, и среди ежедневныхъ заботъ земледѣльческаго быта. Знамя должно было потерять въ ихъ глазахъ свое высокое символическое значеніе, ружье -- представляться ничѣмъ инымъ какъ виной излишнихъ трудовъ и частыхъ побоевъ; наконецъ и самое начальство неминуемо должно было получить новое, лишенное всякаго ореола, значеніе въ глазахъ поселеннаго солдата. Начальникъ который бойко гарцуетъ на лихомъ конѣ и соколомъ кидается въ аттаку впереди эскадроновъ, хоть и на мнимаго непріятеля, который во время ученья не даетъ ослабѣть вниманію солдата и сообщаетъ ему часть своей энергіи, такой начальникъ носитъ въ самомъ себѣ принципъ дисциплины и нравственнаго преобладанія надъ солдатомъ; но какое впечатлѣніе "могъ производить на своихъ подчиненныхъ офицеръ выѣзжающій на сѣнокошенье на бѣговыхъ дрожкахъ и пѣгой лошадкѣ? Не долженъ ли онъ былъ представляться имъ арендаторомъ некстати нацѣпившимъ на себя эполеты?... Не забудемъ при этомъ чти солдаты введенные въ поселенія весьма не задолго предъ тѣмъ возвратились изъ похода который былъ рядомъ торжествъ и геройскихъ подвиговъ, что эти солдаты имѣли право считать себя первыми въ мірѣ и. что вообще воображеніе ихъ требовало благородной пищи, а гордость -- законнаго удовлетворенія,-- и вмѣсто того такая тяжелая проза, такой черный трудъ! Изъ государевой службы попасть на "службу Аракчеева", какъ называли поселенскую службу....
"Служба Аракчееву", вотъ словцо поистинѣ не только мѣткое, но и глубокое! Не выражается ли въ немъ темное сознаніе отсутствія въ поселеніяхъ служенія идеѣ, что человѣкъ подчинялся тамъ личному произволу, а не началу? Отчего въ самомъ дѣлѣ характеръ службы въ поселеніяхъ такъ рѣзко отличался отъ характера службы въ прочихъ войскахъ? Тамъ господствовалъ послѣ Наполеоновскихъ войнъ духъ удали и молодечества. Былъ и тамъ произволъ, были и злоупотребленія; командиры нерѣдко получали незаконные доходы, но нерѣдко также эти доходы и проживались въ полку и даже на полкъ, а щегольство своими частями и широкая жизнь имѣли свою хорошую, даже полезную для службы сторону. Ничего подобнаго удали и молодечеству не допускалъ Аракчеевъ въ поселеніяхъ; но такъ какъ онъ не могъ измѣнить нравы образовавшіеся подъ вліяніемъ извѣстныхъ историческихъ условій, то всякое злоупотребленіе являлось тамъ въ сопровожденіи грубости и скаредства. Вмѣсто того чтобы метать штосъ при громѣ полковой музыки и среди разливаннаго моря шампанскаго,-- причемъ нерѣдко доставались солдатамъ чарки вина и пригоршни мелкой монеты,-- поселенскіе офицеры срѣзывали банчишку при сальной свѣчкѣ и потягивая сивуху изъ грязнаго штофа, а командиры отсылали въ Банкъ на имя неизвѣстнаго деньги которыя они наживали на своихъ мѣстахъ, стараясь жить тѣмъ скупѣе чѣмъ чаще производились такія отсылки. Безнравственность командировъ въ дѣйствующихъ войскахъ почти не можетъ быть вмѣнена имъ въ вину, такъ явно она допускалась высшимъ начальствомъ и такъ крѣпко покоилась она на давнихъ преданіяхъ; напротивъ того, безнравственность поселенскихъ начальниковъ усугублялась фарисействомъ къ которому они должны были прибѣгать. Эти офицеры надсматривающіе надъ работами какъ прикащики, эти полковые командиры объѣзжающіе поля на бѣговыхъ дрожкахъ какъ арендаторы, должны были представляться поселянамъ ненадежными слугами Аракчеева, плутоватыми арендаторами и прикащиками, "обманывающими своего господина.
Да были ль и въ собственныхъ своихъ глазахъ поселенскіе начальники чѣмъ-либо другимъ кромѣ какъ слугами Аракчеева? Едва ли. У Аракчеева была любовница; предъ этою любовницей,-- простою мѣщанкой, Лгавшею у начальника поселеній въ качествѣ домоправительницы,-- извивались поселенскіе генералы, забавляли ее сплетнями, цѣловали ея руку. Да и какъ быть! Заступничество со стороны Настасьи Ѳедоровны могло иногда спасти отъ бѣды, а гнѣвъ ея -- обрушить грозу на всякую, даже украшенную лаврами и сѣдинами, голову. Изъ этого видно каковы могли быть гарантіи въ отношеніи какого-нибудь маленькаго офицера или чиновника. Г. Бороздинъ, имя котораго уже упоминалось здѣсь, разказываетъ что секретарь Аракчеева, Немѣровскій, по собственнымъ его словамъ, получилъ отъ своего начальника "подзубникъ",-- "и нечего дѣлать, говорилъ Немѣровскій, пришлось промолчать!" Для поселенскихъ офицеровъ, говоритъ Бороздинъ, не было отставки: "упорнымъ просителямъ по правамъ дворянской грамоты, выдавшись "волчьи билеты", нигдѣ не принимать на службу кромѣ военнаго поселенія. Полковые командиры, въ угожденіе графу, старались превзойти другъ друга въ жестокомъ обращеніи съ подчиненными. Графскій полкъ до такой степени былъ озлобленъ безчеловѣчіемъ своего командира что едва не поднялъ его на штыки. Этотъ человѣкъ вырывалъ у солдатъ клочьями волосы, билъ эфесомъ сабли по головѣ, а о палкахъ и говорить нечего: они пробивали спины до костей. Офицеровъ ругали и оскорбляли, стригли на барабанахъ предъ полкомъ, а молодаго прапорщика Соллогуба Фрикенъ (командиръ Аракчеевскаго полка) засадилъ за рѣшетку вмѣстѣ съ арестантами, потомъ при объясненіи нанесъ ему побои по лицу. Офицеръ Ботге съ товарищемъ бѣжали изъ полка и пойманы были уже въ Курляндіи. Исторія съ Соллогубомъ взволновала всѣхъ офицеровъ; они рѣшились принести жалобу императору. Аракчеевъ успѣлъ ихъ отговорить, выставляя позоръ полка его имени и обѣщаясь наказать Фрикена. Послѣ смотра графъ доложилъ государю что офицеры "бунтуютъ". Въ слѣдующую ночь до одиннадцати офицеровъ исчезли изъ полка неизвѣстно куда.
Вотъ черты характеризующія дисциплину военныхъ поселеній, эту систему произвола, грубости и беззаконій. "Главные начальники", говоритъ не разъ уже цитовавный здѣсь инженеръ-под полковникъ Панаевъ, "выбравъ что было получше изъ офицеровъ, назначали ихъ частными начальниками работъ, предоставляя въ по.шое ихъ распоряженіе баталіоны на работѣ бывшіе. Баталіонные командиры старались вытѣснить всѣми способами образованныхъ офицеровъ и поручить командованіе ротами произведеннымъ изъ унтеръ-офицеровъ или такимъ кои, по неимѣнію средствъ къ существованію, обязаны были не разбирать средствъ и быть покорными даже противъ присяги и совѣсти. Главное правило было что всѣ средства хороши лишь бы сдѣлано было что приказано начальникомъ. Шпіонство, съ одной стороны, и побужденіе къ доносамъ нижнихъ чиновъ противъ ближайшихъ ихъ начальниковъ, когда желали ихъ перемѣнить другими, съ другой, ослабили совершенно дисциплину и связь между начальниками и подчиненными.... Жестокости и строгости было много, но дисциплины не было; войска были деморализованы начальствомъ, и начальники, съ своей стороны, получая свыше приказанія кои могли возбуждать ропотъ между нижними чинами, исполняли эти приказанія не прямо, но старались внушать солдатамъ что ежели бы имъ приказано не было, то они бы не стали такъ мучить людей. Высшее начальство всегда старалось выставлять себя защитниками солдатъ, приказывая секретно не баловать ихъ, задавать уроки больше, высылать на работу и по праздникамъ.... Командиры же, высылая по праздникамъ на работу, всегда обращались къ солдатамъ и говорили имъ: "ребята, васъ велѣно выслать на работу даже и сегодня!..."
III.
Хозяйство было любимымъ конькомъ Аракчеева, говоритъ г. Богдановичъ, и обращикъ хозяйства, какъ онъ его понималъ, представляло пожалованное ему императоромъ Павломъ Грузино: "Когда оно поступило во владѣніе Аракчеева, берега омывающей его рѣки Волхова были покрыты лѣсомъ. Чтобы разчистить его, крестьяне, послѣ уборки хлѣба, сгонялись на работу поголовно, не исключая и женщинъ. При этомъ не обращалось вниманія на погоду, канавы копались въ трескучіе морозы; полотна для дорогъ усыпались пескомъ подъ проливными дождями; чтобы скорѣе уравнять мѣстность жгли на мѣстѣ строевой лѣсъ. Проложивъ дороги, приступили къ перестройкѣ селеній; ни одно изъ нихъ не осталось на мѣстѣ; вездѣ крестьянскіе дома вытянулись въ прямую линію какъ солдаты въ строю; деревья въ садахъ стриглись по мѣркѣ. Всѣ эти дома, построенные по урочному положенію въ опредѣленное время, были сыры, холодны и непрочны. Крестьяне, угнетенные поборами, урочными работами и штрафами, гибли проклиная своего владѣльца. А онъ между тѣмъ, въ свободные отъ государственныхъ дѣлъ досуги, писалъ собственноручно "правила хозяевамъ о содержаніи домовъ вновь выстроенныхъ въ селѣ Грузинѣ". Тамъ находимъ регламентацію доведенную до безобразія; тамъ заботливый хозяинъ принялъ на себя трудъ изложить не только то что хозяинъ дома долженъ черезъ каждые три года красить кровли красною краской на вареномъ постномъ маслѣ, но и то что для такой окраски нужно чернели 15 фунтовъ и масла одинъ пудъ. Виновные въ неисполненіи этого "правила" подвергались взысканію десяти рублей штрафа. Въ лѣтнее время, съ Іго мая по 15е сентября, велѣно печьхлѣбы и варить пищу въ каменной кухнѣ на дворѣ; въ домѣ же печи осмотрѣть и если нужно, то починить, а потомъ грузинскій полицеймейстеръ долженъ былъ ихъ запечатать и оставить въ томъ положеніи до половины сентября, когда хозяева опять переходятъ изъ кухни въ домъ. Грузинскому полицеймейстеру поручено было строго наблюдать за исполненьемъ этого правила, а виновныхъ отсылать на работу въ господскій садъ, въ противномъ же случаѣ онъ самъ подвергался тѣлесному наказанію. Хозяинъ обязанъ былъ мостовую на дворѣ содержать въ должной чистотѣ, то-есть каждый день мести, а въ ненастное время чистить грязь деревянными лопатами и вывозить ее на огородъ. На улицѣ же, противъ своего дома, мостовую не только всегда содержать чистою, но и посыпать пескомъ, когда будетъ приказано. Старшая хозяйка была обязана ежедневно утромъ прогнать свой скота къ гумнамъ за ворота, и сдать пастуху, а вечеромъ встрѣтить его также у гуменъ, за воротами, и пригнать прямо на дворъ. За нарушеніе этихъ правилъ, виноватые наряжаются на работу въ садъ, по усмотрѣнію полицеймейстера. Точно такъ же штрафомъ и тѣлеснымъ наказаніямъ подвергались крестьянки Аракчеева, если при уборкѣ избъ по утромъ онѣ не открывали форточекъ, если послѣ уборки оставалась гдѣ-либо пыль" ит. п.
Жизнь крѣпостныхъ людей Аракчеева, превращаемыхъ желѣзною рукой въ Голландцевъ и Голланокъ, должна были быть настоящею каторгой; но человѣкъ который насмотрѣвшись на наши курныя избы, на грязь и нечистоту нашихъ деревень и даже городовъ, попадалъ въ Грузино, входилъ въ чисто прибранныя и хорошо вентилованныя избы тамошнихъ крестьянъ, видѣлъ тщательно выкрашенныя крыши этихъ по шнуру выстроенныхъ селеній и безукоризненно подметенныя улицы, кто проѣзжалъ по прекраснымъ дорогамъ перерѣзывавшимъ владѣнія Аракчеева и встрѣчалъ на этихъ дорогахъ исправныя телѣги, исправныхъ лошадей и исправную упряжь, тотъ легко могъ подчиниться впечатлѣнію удивленія и подумать: вотъ однако доказательство что русскаго мужика можно довести до такого положенія въ какомъ мы видимъ крестьянъ Саксоніи или Баваріи!
Весьма вѣроятно что это же самое думалъ и императоръ Александръ, отъ времени до времени бывавшій въ Грузинѣ. Только тамъ русскій крестьянинъ имѣлъ тотъ видъ благоденствія какимъ государь привыкъ любоваться въ Германіи или въ нѣмецкихъ колоніяхъ южной Россіи и окрестностей Петербурга. Аракчеевъ доказалъ на дѣлѣ что онъ хорошій администраторъ по военной части, а если сверхъ того онъ и образцовый хозяинъ,-- долженъ былъ разсуждать государь,-- то кто же лучше его можетъ повести дѣло поселенія арміи и хозяйственнаго ея устройства!
Но не такъ разсуждали крестьяне сосѣднихъ съ Грузиномъ селеній; благосостояніе Аракчеевскихъ крестьянъ представлялось имъ не съ той стороны которая кидалась въ глаза высокимъ посѣтителямъ Грузина; и потому когда одной изъ сосѣднихъ волостей было объявлено о назначеніи ея въ составъ военныхъ поселеній, то на сходкѣ было постановлено послать къ царю просьбу "о защитѣ крещенаго народа отъ Аракчеева". И это была не минутная вспышка, а очень серіозно задуманное дѣло. Крестьяне этой волости послали гонцовъ съ своими просьбами въ Петербургъ къ великому князю Николаю Павловичу, къ великой княгинѣ его супругѣ, даже въ Варшаву, гдѣ находился государь. Въ одномъ селеніи крестьяне заперлись въ своихъ домахъ и не впускали пришедшихъ для водворенія солдатъ въ продолженіе девяти дней.
Это случилось при водвореніи Аракчеевскаго, то-есть перваго вступавшаго въ поселеніе полка, и повлекло за собою преданіе военному суду 39 человѣкъ. При устройствѣ. поселеній въ Херсонской губерніи, въ 1817 году, волненіе было несравненно сильнѣе и серіознѣе. Тамъ было избрано для поселеній Бугское казачье войско. Казаки не хотѣли превращаться въ поселянъ и ссылались на выданную имъ Екатериной грамоту, на основаніи которой они признавались де казаками на вѣчныя времена, а извѣстное пространство земли -- неотъемлемою войсковою собственностью. Къ несчастію, этой грамоты не оказывалось налицо; можетъ-быть ея и не существовало вовсе, и въ свое время она не была выдана, такъ какъ Бугское, или точнѣе Вознесенское казачье войско было учреждено въ послѣдній годъ царствованія Екатерины; тѣмъ не менѣе казаки были въ сущности правы, ибо жалованныя грамоты дѣйствительно выдавались, и нѣкто капитанъ Барвинскій вызывался найти грамоту Бугскаго войска, если получитъ 2.000 р.; а потому когда явилось начальство для прочтенія казакамъ высочайшаго указа о новомъ получаемомъ имъ назначеніи, то они объявили что не станутъ исполнять его, не допустили производить перепись своимъ семействамъ и, захвативъ станичную печать, отправили депутатовъ къ своему наказному атаману, князю Кантакузену, находившемуся въ Вознесенскѣ. Князь былъ на выѣздѣ въ Петербургъ, куда его потребовали для предварительныхъ соображеній о преобразованіи ввѣреннаго ему войска, говоритъ г. Богдановичъ. Прибывъ въ Петербургъ, онъ, разумѣется, тотчасъ явился къ графу Аракчееву, но не былъ имъ принятъ, и такъ повторялось нѣсколько дней сряду. Наконецъ, разказываетъ г. Богдановичъ, "однажды вечеромъ пріѣзжаетъ къ нему адъютанта Аракчеева, съ толстою тетрадью Положе'нія о переформированіи Бугскаго войска, и, вручивъ ее Кантакузену, передаетъ ему приказаніе явиться въ комитетъ завтра, въ восемь часовъ утра. Напрасно Кантакузенъ убѣдительно доказывалъ присланному къ нему офицеру что не было никакой возможности не только обсудить, но даже прочесть съ надлежащимъ вниманіемъ громадное Положеніе. Приказаніе графа было опредѣлительно и слѣдовало исполнить его. Кантакузенъ, не смыкая глазъ во всю ночь, кое-какъ ознакомился съ содержаніемъ присланнаго къ нему документа и въ назначенное время явился въ комитетъ. Тамъ въ обширной комнатѣ, за большимъ столомъ, сидѣли нѣсколько генераловъ, въ ожиданіи предсѣдателя. Входитъ графъ, всѣ встаютъ и подобострастно кланяются ему, а онъ, не отвѣчая ни малѣйшимъ движеніемъ на низкіе поклоны, садится на свое мѣсто. "Читайте Положеніе", говоритъ онъ своему адъютанту. Начинается чтеніе, всѣ слушаютъ молча. Кантакузенъ нѣсколько разъ порывается встать и сдѣлать замѣчанія по поводу-прочитанныхъ статей Положенія; но каждый разъ его останавливаетъ ледяной взглядъ Аракчеева и приказаніе адъютанту: '"продолжайте!" По окончаніи чтенія, графъ уходитъ въ свой кабинетъ, адъютантъ подноситъ Положеніе членамъ комитета; всѣ подписываютъ, только одинъ Кантакузенъ отказывается подписатъ, говоря что онъ находитъ многія статьи Положенія несообразными съ цѣлью дѣла -- улучшить бытъ Бугскаго войска, а потому совѣсть не позволяетъ ему утвердить своею подписью такую бумагу.-- Что вы дѣлаете? Вы себя губите, говорятъ члены комитета князю Кантакузену; адъютантъ медлитъ идти къ графу, не желая быть орудіемъ пагубы достойнаго офицера, но, наконецъ, убѣдясь въ неизмѣнности его рѣшенія, докладываетъ Аракчееву о неожиданномъ происшествіи.
-- Графъ проситъ васъ къ себѣ, говоритъ адъютантъ князю Кантакузену, выйдя изъ кабинета. Кантакузенъ, по его указанію, входитъ въ большую комнату, освѣщенную только отчасти нѣсколькими свѣчами стоящими на письменномъ столѣ графа. Самъ Аракчеевъ, въ обычномъ домашнемъ костюмѣ своемъ -- бѣломъ фланелевомъ камзолѣ, не вставая съ кресла и какъ бы смѣривъ глазами ослушника, обращается къ нему съ вопросомъ:
-- Ты не подписалъ Положенія! повторяетъ графъ.-- Теперь послушай меня: видишь ли эти бѣлые листы: посмотри внизу на надпись; узнаешь ли ее?
-- Это бланки съ подписью государя, отвѣчаетъ смущенный Кантакузенъ.
-- Что будетъ, говоритъ Аракчеевъ,-- если я на одномъ изъ этихъ листковъ напишу что ты, за ослушаніе начальству, лишаешься чиновъ и отсылаешься въ Сибирь? И затѣмъ, помолчавъ съ минуту, продолжаетъ:-- А что, если напишу что ты, за усердіе къ службѣ, награждаешься производствомъ въ генералъ-майоры и Анненскою лентой?
Кончилось тѣмъ что Положеніе было подписано.
Но казаки не унимались; узнавъ о случившемся, они послали жалобу на своего атамана, и продолжали оказывать сопротивленіе распоряженіямъ Аракчеева. Получивъ объ этомъ донесеніе отъ начальника Украинской уланской дивизіи, графа Витта, Аракчеевъ написалъ ему между прочимъ слѣдующія замѣчательныя слова: "Согласитесь что не безъ затрудненія можно было совершить и поселеніе гренадерскаго имени моего полка, близь столицы, и въ такомъ округѣ коего коренные жители состоятъ изъ многихъ сектъ раскольниковъ; но всѣ сіи затрудненія преодолѣны рѣшимостію и добрымъ порядкомъ; всѣ жители уже обмундированы, острижены, обриты, и не только безъ неохоты, но даже съ удовольствіемъ исполняютъ всѣ обязанности новаго ихъ состоянія: доказательство что нѣтъ ничего невозможнаго, и я увѣренъ что тѣ 4:е мѣры и по Бугскому войску произведутъ такія же благопріятныя послѣдствія." Противъ Бугцевъ были двинуты войска, и затѣмъ 93 человѣка изъ нихъ преданы военному суду, который, совершенно устранивъ вопросъ о грамотѣ Екатерины, видѣлъ въ подсудимыхъ лишь ослушниковъ высочайшей воли и приговорилъ къ смертной казни 64хъ. Приговоръ, впрочемъ, былъ значительно смягченъ: только три человѣка, и въ томъ числѣ Барвинскій, подверглись наказаніямъ и то не особенно тяжкимъ.
Въ 1818 году, при устройствѣ Харьковскихъ поселеній, между жителями долженствовавшими поступить въ военное вѣдомство, стали распространяться зловѣщіе слухи и привели бѣдныхъ хохловъ въ неописуемый ужасъ: "Жители какъ бы оцѣпенѣлые не хотятъ понимать что зависитъ отъ нихъ и что не зависитъ", доносилъ генералъ Ласаневичъ. Аракчеевъ получилъ это донесеніе по пути въ южную Россію, гдѣ предполагалъ встрѣтить государя, возвращавшагося изъ Варшавы. Онъ прибылъ на мѣсто и убѣдился что слова Ласаневича справедливы: "Я увидѣлъ шестнадцать тысячъ человѣкъ коренныхъ жителей въ страхѣ, печали и нѣкотораго рода онѣмѣлости", писалъ онъ государю, то-есть въ такомъ расположеніи въ какомъ бываетъ человѣкъ когда онъ, будучи недоволенъ своимъ состояніемъ, страшится, но не знаетъ что ему предпринять." Въ одномъ округѣ произошли безпорядки, впрочемъ незначительные.... Отсюда онъ проѣхалъ въ Херсонскія поселенія, гдѣ послѣ прошлогоднихъ волненій бывшіе Бугскіе казаки были въ положеніи не внушавшемъ довѣрія. И точно, прослышавъ о намѣреніи государя побывать у нихъ, они рѣшились просить у него защиты и справедливости. Съ своей стороны, графъ Виттъ, провѣдавъ объ этомъ намѣреніи, сдѣлалъ распоряженіе чтобы поселяне не осмѣливались подавать просьбъ государю и даже не. встрѣчали его съ хлѣбомъ-солью. Послѣднее распоряженіе, вызванное очевидно опасеніемъ чтобы вмѣстѣ съ хлѣбомъ-солью не было подано и жалобъ, раздражило поселянъ. "Какъ можно, шумѣли они, не пускать съ хлѣбомъ-солью къ государю!" Въ одномъ селеніи они стали собираться большою толпой для встрѣчи государя; находившійся тутъ штабъ-офицеръ приказалъ имъ разойтись и началъ было ранжировать ихъ по отдѣленіямъ; но одинъ изъ поселянъ, вспомнивъ старую волю, крикнулъ: "Я казакъ, а не другаго званія!" Штабъ-офицеръ приказалъ арестовать его, но толпа освободила его, причемъ съ офицера сорванъ былъ эполетъ. За эту вспышку пошло подъ военный судъ 13 человѣкъ. {Это число показано въ Приложеніяхъ къ изслѣдованію г. Петрова, а въ текстѣ (стр. 149) -- 30.}
Между тѣмъ "онѣмѣніе" коренныхъ жителей Харьковскаго поселенія, о которомъ писали Аракчееву, начинало уступать мѣсто раздраженію: это были тоже потомки старыхъ казаковъ, носившіе и сами это названіе. Было уже сказано что ни одно частное лицо, не зависѣвшее вполнѣ отъ поселенскаго начальства, не допускалось оставаться осѣдлымъ образомъ въ районѣ поселеній, и что на этомъ основаніи 135 мѣщанъ были выселены изъ Чугуева, и можно сказать, обобраны; имъ уплачивали,-- по назначенію коммиссіи, состоявшей изъ поселенскихъ чиновниковъ,-- лишь за строенія и притомъ въ размѣрѣ 4/5 противъ оцѣнки, а огороды и сады отбирались даромъ, такъ какъ де земля отдана была государемъ подъ поселенія. На подобныхъ же основаніяхъ произведена была экспропріація и войсковыхъ земель находившихся въ пользованіи служащихъ и отставныхъ казачьихъ офицеровъ. Справедливый, но крайне опасный принципъ принесенія въ жертву государственнымъ потребностямъ частныхъ интересовъ и частнаго права прикладывался въ самыхъ широкихъ размѣрахъ и безъ всякаго уваженія къ интересамъ и правамъ частныхъ лицъ. Всѣ лица подвергавшіяся экспропріаціи въ пользу военныхъ поселеній были разорены; не беремся ни подтверждать, ни отрицать этого, но ужасаемся при мысли какому страшному произволу открывался при этомъ просторъ! Какого безпристрастія можно было ожидать отъ коммиссіи, очень хорошо знавшей что главный начальникъ военныхъ поселеній заинтересованъ тѣмъ чтобы не датъ повода къ упрекамъ въ расточительности казенныхъ суммъ? Какимъ частнымъ злоупотребленіямъ открывалось поприще при оцѣнкѣ такого большаго числа цѣнностей!... За то и легко вообразить себѣ сколько Желчи скопилось противъ поселеній у этого большаго числа.людей интересы которыхъ были затронуты системой поселеній. Не трудно понялъ тоже что жалобы этихъ людей находили сочувственный отголосокъ во всей массѣ населенія, "онѣмѣлаго" и растерявшагося отъ однихъ слуховъ о томъ что ихъ хотятъ обратить въ поселянъ. "Не хотимъ военнаго поселенія, говорили они: это служба Аракчееву, а не государю."
Раздраженіе росло и къ лѣту 1819 года достигло до того что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ поселяне не только постановили на сходкахъ, но и подписали рѣшеніе сопротивляться новому своему начальству. На нѣкоторыхъ сходкахъ было положено извести Аракчеева, со смертью котораго, надѣялись, кончатся и поселенія. Въ іюнѣ получены были отъ генерала Лисаневича столь тревожныя донесенія что Аракчеевъ самъ поскакалъ на мѣсто. На пути онъ встрѣчалъ курьеровъ, которые извѣщали что безпорядки принимаютъ весьма серіозные размѣры, что изъ Чугуева, Зміева, Харькова, Константинограда и даже Полтавы потребованы войска. Въ Харьковѣ Аракчеевъ узналъ что военная сила сдѣлала свое дѣло, но что арестовано больше 2.000 человѣкъ и что 313 человѣкъ предано военному суду. Мятежъ былъ слѣдовательно подавленъ, но число мятежниковъ приводило Аракчеева въ смущеніе, тѣмъ болѣе что въ это самое время въ Харьковѣ, отстоящемъ всего на 32 версты отъ Чугуева, происходила ярмарка и что городъ былъ слѣдовательно наполненъ людьми съѣхавшимися изъ разныхъ концовъ Россіи, которые не преминутъ разнести повсюду слухи невыгодные для поселеній. "По разнымъ собственнымъ моимъ о семъ днемъ и ночью разсужденіямъ, съ призываніемъ на помощь Всемогущаго Бога, я видѣлъ,-- писалъ Аракчеевъ къ государю,-- съ одной стороны что нужна рѣшительность и скорое дѣйствіе, а съ другой -- слыша ихъ злобу единственно на меня, какъ христіанинъ, останавливался въ собственномъ дѣйствіи, полагая что оное можетъ-быть, по несовершенству человѣческаго творенія, признаться можетъ строгимъ или мщеніемъ за покушеніе на мою жизнь. Вотъ, государь, заключалъ Аракчеевъ, самое затруднительное положеніе для человѣка помнящаго свое несовершенство." Но о чемъ же такъ тревожился онъ, если, какъ сказано, все дѣло было предоставлено рѣшенію суда? О какомъ рѣшительномъ дѣйствіи говорилъ онъ, какой нравственной отвѣтственности какъ будто страшился? Дѣло въ томъ что судъ былъ не болѣе какъ формальностью, по понятіямъ Аракчеева и даже не одного Аракчеева. Во то недавнее, но довольно далекое уже, слава Богу, отъ насъ время, военный судъ въ сущности только разсматривалъ дѣло, а рѣшала его администрація; судъ постановлялъ, конечно, приговоръ. но этотъ приговоръ основывался на законѣ; начальство назначало рѣшеніе на основаніи особыхъ соображеній. Почему-то не рѣшались измѣнить законъ, но предоставляли администраціи отмѣнять его въ каждомъ данномъ случаѣ. Судъ приговорилъ къ смерти 275 человѣкъ. Аракчеевъ замѣнилъ смертную казнь шпицрутенами въ числѣ 12.000 ударовъ! При этомъ онъ раздѣлилъ осужденныхъ на нѣсколько категорій, но не по степени назначеннаго имъ наказанія, а по времени исполненія надъ ними приговора. 18го августа выведено было 40 человѣкъ. "Ожесточеніе преступниковъ было до такой степени, по словамъ Аракчеева, что изъ 40 человѣкъ только трое, раскаявшись въ своемъ преступленіи, просили помилованія." Истязаніе произведено было въ присутствіи всѣхъ арестованныхъ по этому дѣлу, приведенныхъ нарочно изъ Чугуева, Волчанска и Зміева. По окончаніи, доносилъ Аракчеевъ, "спрошены были всѣ ненаказанные арестанты, каются ли они въ своемъ преступленіи и прекратятъ ли свое буйство? но какъ они единогласно сіе отвергли, то начальникъ штаба поселенныхъ войскъ (будущій графъ Клейнмихель) съ согласія моего, приказалъ изъ нихъ взять первыхъ возмутителей и наказать на мѣстѣ же шпицрутенами". Когда 15 человѣкъ прошли сквозь строй, тогда только остальные стали просить о помилованіи.... "Батюшка, ваше величество, присовокуплялъ Аракчеевъ къ офиціальному донесенію, изъ котораго извлечены приведенныя строки; происшествія здѣсь бывшія очень меня разстроили; я не скрываю отъ васъ что нѣсколько преступниковъ, самыхъ злыхъ, послѣ наказанія законами опредѣленнаго, умерли...." Нѣсколько? Сколько же? Можетъ-быть 40 изъ 42, вмѣсто смерти отъ пули, забито палками изъ филантропіи, изъ отвращенія къ смертной казни поставленной закономъ! Но къ этой возмутительной ироніи Аракчеевъ прибавляетъ и кощунство: "Не бывъ еще совершенно увѣренъ въ точномъ душевномъ раскаяніи всѣхъ жителей я" и пр.... Какъ вамъ нравится этотъ способъ приводить людей къ "душевному раскаянію?"
IV.
Ужасъ наведенный Чугуевскою расправой, слухъ о которой посредствомъ посѣтителей Харьковской ярмарки разнесся по всей Россіи, а можетъ-быть и присущее человѣку, особенно Русскому, свойство притерпѣться ко всякому положенію, "имѣли послѣдствіемъ что въ послѣдующіе годы мы не находимъ извѣстій о серіозныхъ безпорядкахъ въ поселеніяхъ. Такъ прошло лѣтъ десять. Въ это время скончался государь основавшій поселенія и палъ Аракчеевъ. Съ его паденіемъ положеніе поселянъ сдѣлалось нѣсколько сноснѣе; къ сожалѣнію, Аракчеевская закваска была еще сильна въ поселенской администраціи, и сѣмена непріязни возбужденной ею къ себѣ были между поселянами слишкомъ живучи. Эта непріязнь не обнаруживалась потому что не представлялось къ тому какихъ-либо чрезвычайныхъ поводовъ, а также потому что коренные жители и водворенные между ними солдаты не любили другъ друга. "Поеляне (бывшіе крестьяне), говоритъ г. Панаевъ, повиновались единственно изъ страха, ибо поселенія были наполнены войсками, ненавидящими поселенія, въ особенности потому что не было хуже стоянки какъ у поселянъ."
И вотъ пришла, необходимость вывести эти войска изъ поселеній. Это произошло по поводу польскаго возмущенія въ 1830 году. Мы узнаемъ изъ Исторіи польской войны Смитта что полки паріей арміи вступили въ походъ въ двухъ баталіонномъ составѣ; слѣдовательно въ округахъ Ій гренадерской дивизіи, поселенной между Новгородомъ и Грузиномъ, осталось по одному баталіону; здѣсь перевѣсъ числа и силы былъ на сторонѣ коренныхъ жителей, и здѣсь же обнаружились кровавые безпорядки, какъ скоро постороннія обстоятельства вывели поселянъ изъ апатіи въ которую они были приведены.
Этимъ постороннимъ обстоятельствомъ была холера, появившаяся въ Россіи тогда впервые; она застала врасплохъ и врачей, и администраторовъ; принимая ее за эпидемію болѣе или менѣе подобную чумѣ, министерство внутреннихъ дѣлъ устроило въ разныхъ мѣстахъ карантины, которые, стѣсняя обычное теченіе общественной жизни и подвергая нарушителей карантинныхъ правилъ жестокимъ наказаніямъ, не предупреждали однако развитія болѣзни. Въ подобныхъ случаяхъ всегда разыгрывается народная фантазія и къ дѣйствительному бѣдствію присоединяетъ мнимые страхи. Въ настоящемъ случаѣ поводовъ тому было больше чѣмъ когда-нибудь. Еще съ минувшей осени, то-есть со времени возмущенія въ Варшавѣ, стали ходить неопредѣленные слухи объ измѣнѣ, о польскихъ агентахъ шныряющихъ переодѣтыми среди православнаго народа, о таинственной смерти великаго князя Константина, съ именемъ коего связывались естественнымъ образомъ тревожныя воспоминанія 1825 года. Разгоряченное воображеніе простолюдиновъ представляло грозную холеру подъ всевозможными образами: подъ видомъ чернаго облачка, опускающагося на землю въ утренніе и вечерніе сумерки, въ видѣ густаго тумана падающаго на воду и отравляющаго ее, наконецъ въ видѣ таинственной женщины которая неизвѣстно откуда является и приноситъ за собою холеру. Болѣе же всего распространено было мнѣніе что холеры собственно нѣтъ, но что "господа", а особенно врачи отравляютъ бѣдный народъ, и народъ начиналъ не на шутку озлобляться противъ "господъ" и особенно противъ врачей.... Полиція усерднѣйшимъ образомъ разыскивала тѣхъ злоумышленниковъ которые, по ея соображеніямъ, распускали такую клевету. Существовало предположеніе что эти злоумышленники суть агенты польскаго революціоннаго правительства: можетъ-быть такія догадки и не лишены основанія, но несомнѣнно что въ тревогѣ возбужденной холерой играло не малую роль и сомнѣніе относительно умѣнія администраціи оградить общественную безопасность. Толки объ отравѣ ходили и среди образованныхъ классовъ. Одинъ изъ очевидцевъ, разказы коихъ напечатаны издателями Русской Старины, говоритъ что какой-то офицеръ, проѣзжавшій изъ Петербурга чрезъ Новгородскія поселенія, утверждалъ что отравленіе есть фактъ неоспоримый и что онъ самъ ходилъ добывать для себя воды и лично покупалъ съѣстные припасы, которые и приготовлялъ самъ же....
Въ началѣ іюля предъ одною изъ петербургскихъ больницъ собралась толпа крестьянъ, вломилась въ нее и умертвила медика, который въ это самое время подавалъ помощь какому-то холерному больному. Объ этомъ происшествіи немедленно дано было знать государю, находившемуся тогда въ Петергофѣ. Онъ садится на пароходъ, пріѣзжаетъ въ Петербурга и мчится на Сѣнную площадь, гдѣ густыя массы народа шумѣли и волновались.... "Доѣхавъ до площади", разказываетъ Жуковскій въ извѣстномъ письмѣ своемъ къ принцессѣ Луизѣ Прусской, "онъ останавливается возлѣ церкви, окруженный толпой отъ 20 до 25 тысячъ человѣкъ. Тогда онъ встаетъ: представьте себѣ эту прекрасную фигуру, этотъ громкій и звучный голосъ, этотъ внушающій и строгій видъ, и эту толпу, наканунѣ столь мятежную, столь сильную въ своей смутѣ, а теперь столь спокойную, столь покоренную присутствіемъ самодержавнаго величія и магическимъ обаяніемъ геройской отваги. Вотъ слова имъ произнесенныя: "Вѣнчаясь на царство, я поклялся поддерживать порядокъ и законы. Я исполню мою присягу.... Намъ послано великое испытаніе: зараза! Надо было принять мѣры, дабы остановить ее распространеніе; всѣ эти мѣры приняты по моимъ повелѣніямъ. Стало-быть вы жалуетесь на меня; ну, вотъ я здѣсь! И я приказываю вамъ повиноваться.... Теперь расходитесь! Въ городѣ зараза! Вредно собираться толпами. Но напередъ слѣдуетъ примириться съ Богомъ! Если вы оскорбили меня непослушаніемъ, то еще больше оскорбили Бога преступленіемъ: совершено было убійство. Невинная кровъ пролита! Молитесь Богу чтобъ Онъ васъ простилъ!" При этихъ словахъ, говоритъ Жуковскій, онъ обнажилъ голову, обернулся къ церкви и перекрестился. Тогда вся толпа, по невольному движенію, падаетъ ницъ съ молитвенными возгласами. Императоръ уѣзжаетъ, и народъ тихо расходится."
Народъ разошелся, и безпорядки не возобновлялись, -- доказательство что толпа у которой не подгнили нравственныя основанія даже и въ минуту раздраженія не есть дикій звѣрь сорвавшійся съ цѣли, противъ котораго никакія средства не дѣйствительны, кромѣ штыковъ и картечи. Къ несчастію многія изъ этихъ нравственныхъ основаній были сильно расшатаны въ военныхъ поселеніяхъ. Поселяне не довѣряли своему начальству, не уважали"его и не любили; они только боялись его; но страхъ можно поддерживать лишь силой, а какъ только поселяне почувствовали что сила на ихъ сторонѣ, то дѣйствительно обратились въ стаю голодныхъ волковъ не дающихъ никому пощады.
Одновременно съ появленіемъ въ Петербургѣ, холера обнаружилась и въ поселеніяхъ. И тутъ какъ тамъ, заговорили объ отравѣ, приписывая ее врачамъ и вообще "господамъ". Говорятъ будто чернорабочій народъ, при началѣ болѣзни рванувшійся вонъ изъ Петербурга, проходя вблизи Новгородскихъ поселеній, внушилъ мысль объ отравителяхъ; едва ли это справедливо: поселенія Ій гренадерской дивизіи точно находятся вблизи большаго Московскаго тракта, но Старорусскія удалены отъ большихъ трактовъ, а тамъ именно и произошли первые въ поселеніяхъ безпорядки. Притомъ есть и свидѣтельства что при первыхъ распоряженіяхъ поселенскаго начальства для предупрежденія болѣзни возбудилось подозрѣніе поселянъ. Узнавъ что офицеры Австрійскаго полка (Ій гренадерской дивизіи) собрались для совѣщаній о санитарныхъ мѣрахъ, разказываетъ очевидецъ, поселяне рѣшили что "гг. офицеры собрались для составленія подписки объ отравленіи поселянъ ядомъ", черта весьма характеристическая.
Слухи о холерѣ производили тревогу и раздраженіе всюду куда они проникали. Въ Новгородѣ избили какого-то старика уронившаго по неосторожности въ Волховъ щепотку табаку; тамъ же избили одного проѣзжаго чиновника, который будто бы подсыпалъ отраву, прогуливаясь между столиками съѣстнаго рынка, пока перепрягали ему лошадей на станціи. Въ Старой Русѣ полицейскій чиновникъ вывезъ изъ города какого-то офицера, можетъ-быть закутившаго и просрочившаго въ отпуску, а народъ заговорилъ что поймали отравителя. Распаленное воображеніе народныхъ массъ легко питалось всевозможными слухами, и самаго слабаго толчка было довольно чтобы произвести взрывъ. Генералъ Мевесъ, начальствуя въ Старой Русѣ, вышелъ чтобъ успокоить толпу шумѣвшую по поводу мнимаго отравителя; одинъ пьяный горожанинъ ударилъ его въ это время сзади по головѣ... Толпа кинулась на Мевеса, и первая кровь была пролита. Тогда начальствомъ овладѣла паника; полицеймейстеръ, полковникъ Монжозъ, скрылся куда-то, но былъ отысканъ и убитъ....
Между тѣмъ о случившемся въ Старой Русѣ дано было знать въ лагерь подъ Княжимъ Дворомъ, гдѣ находились въ то время войска Новгородскихъ военныхъ поселеній. Нѣсколько ротъ было приведено въ Русу; съ ними прибылъ и генералъ Леонтьевъ. Приведенныя имъ войска однимъ видомъ своимъ возстановили порядокъ; они расположены были бивуаками на улицахъ, съ орудіями заряженными картечью. Но солдаты находившагося въ Русѣ рабочаго поселеннаго баталіона, участвовавшіе въ безпорядкахъ, а также и мѣщане, вступая въ разговоры съ прибывшими солдатами, скоро склонили ихъ на свою сторону. Толпы поселянъ, не только городскихъ, но и окрестныхъ, собрались чтобы напасть на Леонтьева; для этого надо было перебраться черезъ Ловать, а мостъ защищенъ былъ артиллеріей. Солдаты рабочаго баталіона устроили переправу въ сторонѣ отъ этого моста. Мятежники переправились черезъ рѣку, и неожиданно напали на орудія съ тыла, въ виду пѣхоты, которая воткнула ружья штыками въ землю. Затѣмъ торжествующая толпа кинулась къ квартирѣ Леонтьева, котораго забили шомполами до смерти.
Одновременно съ этимъ вспыхнули возстанія въ разныхъ округахъ Старорусскаго поселенія, даже въ самомъ КняжеДворскомъ лагерѣ: толпа поселянъ явилась осматривать лагерный обозъ и офицерскія палатки, отыскивая отраву, причемъ было перебито нѣсколько офицеровъ. Въ разныхъ мѣстахъ по дорогамъ, мостамъ и перевозамъ, выставлены были отъ поселянъ караулы, которые предавали истязаніямъ и смерти поселенскихъ офицеровъ, врачей, священниковъ и даже совершенно постороннихъ лицъ смотрѣвшихъ "господами".
Въ селѣ Залучьѣ, находившемся въ Старорусскомъ же поселеніи, была квартира полковника Малѣева, командира оной изъ артиллерійскихъ бригадъ. До тысячи поселянъ кинулись на это село, съ цѣлію захватить Малѣева; но они ошиблись; того кого они искали не было дома. Мятежники захватили его жену, двухъ малолѣтнихъ дѣвочекъ, а также нѣсколько офировъ и ихъ семействъ, которые тутъ же подверглись всякаго рода насиліямъ и истязаніямъ. Узнавъ съ помощію этихъ истязаній что Малѣевъ отправился въ село Радилово, чтобы собрать баталіонъ котораго была тамъ штабъ-квартира, они двинулись туда и окружили домъ баталіоннаго командира, требуя''выдачи Малѣева. Не знаемъ подалъ ли этотъ послѣдній поселянамъ основательныя причины къ ненависти, но видимъ что онъ былъ по крайней мѣрѣ человѣкъ энергическій, качество обнаруженное въ настоящихъ событіяхъ немногими поселенскими начальниками. Собравъ 11 человѣкъ солдатъ бывшихъ при домѣ баталіоннаго командира, онъ окружилъ ими денежный ящикъ и смѣло вышелъ на улицу. Толпа, повидимому не вооруженная, пропустила этотъ миніатюрный отрядъ, и только издали слѣдовала за нимъ, пуская камнями.-- "Настала ночь, разказываеть современникъ описываемыхъ событій Бороздинъ; Малѣевъ занялъ безопасное мѣсто на высокой стрѣлкѣ крутаго берега рѣки; поселяне окружили его цѣпью. За. рѣкой гремѣлъ набатъ.... Ночью изъ-за рѣки переплылъ унтеръ-офицеръ съ 30 рядовыми, и утромъ подошла рота Львова. Тогда Малѣевъ началъ тѣснить бунтовщиковъ къ Залучью. Поселяне выставили спереди селенія четыре орудія и дали знать что если отрядъ подойдетъ къ селу, то все семейство полковника и офицеры будутъ повѣшены. Угрозы были напрасны. Артиллерійскій офицеръ (кажется Воропановъ) съ охотниками скрытно пробрался къ селенію и отбилъ орудія, но самъ погибъ въ схваткѣ. Въ то же время Малѣевъ быстро бросился въ Залучье и выгналъ поселянъ."
Итакъ если 11 человѣкъ хорошо вооруженныхъ, рѣшительныхъ, предводимыхъ храбрымъ офицеромъ, умѣвшимъ повидимому внушить имъ къ себѣ довѣріе, могли пройти сквозь селеніе занятое взбунтовавшеюся толпой и нѣсколько часовъ слѣдовать въ виду ея, то не трудно было бы подавить безпорядки, еслибы только всѣ поселенскіе начальники обладали такими же нравственными качествами какъ Малѣевъ. Это кажется тѣмъ вѣроятнѣе что среди самаго разгара мятежа не совершенно разрушены были основанія на которыхъ утверждаются гражданскія общества: г. Бороздинъ говоритъ что нѣсколько человѣкъ содержавшихся на гауптвахтѣ въ Залучьѣ, когда мятежники объявили имъ свободу, отвѣчали: "не вы насъ посадили, не вамъ и выпускать насъ" {Пишущій эти строки самъ слышалъ отъ покойнаго Малѣева и его семейства разказъ приводимый г. Бороздинымъ.}. Подобныя черты сознанія долга и законности встрѣчались и въ другихъ мѣстахъ, въ другихъ случаяхъ этихъ кровавыхъ событій: вотъ задатки гражданственности которые слѣдовало бы воспитывать и развивать помощію строкой но честной и благоразумной дисциплины!
Впрочемъ мы не находимъ дальнѣйшихъ извѣстій о безпорядкахъ въ Старорусскихъ поселеніяхъ. Знаемъ только что они обхватили большое пространство, волненія происходили не только въ этихъ поселеніяхъ, но и за ихъ чертой, между окольными помѣщичьими крестьянами; возмущеніе распространилось съ одной стороны до Холма, а съ другой до Демянска. Но объ нихъ мы не находимъ связныхъ извѣстій въ лежащихъ предъ нами изданіяхъ. Гораздо связнѣе, отчетливѣе и подробнѣе эти извѣстія о безпорядкахъ происходившихъ къ сѣверу отъ Новгорода, особенно о бывшихъ въ округѣ полка имени императора Австрійскаго.
Австрійскій полкъ былъ поселенъ между Петербургскимъ шоссе и Волховомъ. За станціей Подбережье, верстахъ въ 15 не доѣзжая Новгорода, надо было своротить съ большаго тракта налѣво, на узенькое шоссе, которое, на разстояніи 6--7 верстъ, какъ натянутая струна, прорѣзываетъ низменную, печальную равнину и приводить къ полковому штабу. Этотъ штабъ расположенъ въ нѣсколькихъ десяткахъ саженъ отъ Волхова; на противоположномъ, возвышенномъ берегу сооруженъ былъ крошечный казарменной архитектуры дворецъ, къ которому съ разныхъ сторонъ сходились обсаженныя березками шоссе. Въ началѣ іюля округъ былъ довольно пустыненъ, ибо два баталіона австрійскаго полка были въ походѣ, а третій находился въ лагерѣ при Княжемъ Дворѣ, такъ что на мѣстахъ оставались только тѣ поселяне изъ коренныхъ жителей которые составляли излишекъ противъ комплектнаго числа строевыхъ нижнихъ чиновъ. Но когда начались безпорядки въ Старорусскихъ поселеніяхъ и въ самомъ лагерѣ, войска оттуда были выведены, и въ числѣ ихъ баталіонъ Австрійскаго полка; а такъ какъ расположеніе къ мятежу обнаружилось главнымъ образомъ между бывшими крестьянами, то приказано было размѣстить этотъ баталіонъ по гумнамъ ротныхъ поселковъ своего округа, дабы не допускать сношеній съ остававшимися на мѣстѣ поселянами. Солдаты, возвратившись изъ лагеря, видѣли дома гдѣ жили ихъ семейства, но ихъ туда не пускали. Они роптали, но подчинились этому распоряженію безпрекословно. Между поселянами остававшимися на мѣстахъ также не обнаруживалось безпорядковъ, но умы были встревожены извѣстіями которыя приходили изъ Петербурга, Новгорода и Русы. Опасеніе отравы было общее.
Командиръ 2 роты Австрійскаго полка, капитанъ Заикинъ, разказываетъ что 16го іюля, рано утромъ, выйдя посмотрѣть какъ производится покосъ, онъ замѣтилъ что поселяне о чемъ-то съ волненіемъ разговариваютъ; часу въ одиннадцатомъ ему сказали что на Петербургскомъ шоссе поймали шоссейнаго унтеръ-офицера и какую-то женщину съ ядомъ. Капитанъ отправился взглянуть въ чемъ дѣло и увидѣлъ толпу поселянъ своей роты, которые вели пойманнаго шоссейнаго унтеръ-офицера, избитаго и связаннаго, вмѣстѣ съ женщиной. Поселяне утверждали что нашли на немъ ядъ, который онъ будто бы сыпалъ въ воду: оказалось что это было не что иное какъ хлористая известь, употребленіе коей предписывалось въ видахъ гигіены; но поселяне твердо стояли на томъ что они нашли причину холеры и никакъ не хотѣли отпустить своихъ плѣнниковъ. Заикинъ приказалъ бывшимъ съ нимъ нѣсколькимъ унтеръ-офицерамъ разогнать толпу, а самъ сталъ разспрашивать пойманныхъ. Но пока происходили эти разспросы, толпа окончательно вышла изъ повиновенія. "Я началъ самъ унимать поселянъ и болѣе дерзкихъ хотѣлъ ударить, но они прятались одинъ за другаго и дерзко кричали что не разойдутся".-- "И въ Новгородѣ", шумѣли они, "не одинъ разъ ловили такихъ злодѣевъ; но губернаторъ ничего имъ не дѣлалъ и отпускалъ на волю". Наконецъ одинъ изъ поселянъ крикнулъ: "Ведите ихъ въ ригу, -- тамъ допросимъ". Узы послушанія были порваны; но по крайней мѣрѣ поселяне не обнаруживали еще враждебныхъ чувствъ въ отношеніи Заикина, котораго вообще любили; когда же случайно явился на мѣсто происшествія баталіонный командиръ майоръ Баалашъ и началъ унимать непослушныхъ, то ему закричали: "убирайся, пока цѣлъ".
Тревога быстро распространилась по ротнымъ поселкамъ; изъ ближайшихъ ротъ, поселяне кинулись во 2ю роту "выгонять холеру",-- кто пѣшкомъ, кто верхомъ, кто съ вилами въ рукахъ, кто съ желѣзнымъ шкворнемъ. Туда же поспѣшили многіе офицеры; пріѣхалъ въ кабріолетѣ и командовавшій полкомъ, подполковникъ Бутовичъ. Тогда произошла сцена, которую разкажемъ словами г. Заикина:
"Подполковникъ Бутовичъ, поздоровавшись съ поселянами, спросилъ, зачѣмъ собрались они такою толпой съ работы и, нарушая порядокъ, осмѣлились взять самовольно шоссейнаго унтеръ-офицера, и въ чемъ они его подозрѣваютъ? На это поселяне въ одинъ голосъ закричали: "Еслибы не поймали унтеръ-офицера, то никого бы въ живыхъ не осталось. Онъ намъ признался что у нихъ по всѣмъ казармамъ ядъ розданъ по приказанію начальства и докторовъ.-- Вотъ до чего дожили, что начальство вздумало насъ морить! говорили поселяне; да вотъ ядъ, стало-быть всѣ подкуплены!"
"Подполковникъ Бутовичъ, разспросивъ унтеръ-офицера, сказалъ имъ: "То что вы называете ядомъ, употребляется, напротивъ, съ пользой: это хлороватая известь, которою окуривается казармы и дома, для очищенія воздуха. Я самъ дѣлаю это."
"На это поселяне отвѣчали: "Знаемъ мы эту окурку! какая это окурка: она насквозь проживаетъ; а по нашему это называется мышьякъ."
"Толпа подвигалась все ближе и ближе; глаза поселянъ сверкали, лица были блѣдны; во ртахъ виднѣлась пѣна.
"Стоявшіе сзади толкали на насъ переднихъ. Опасаясь за г. Бутовича, я толкнулъ ближайшихъ ко мнѣ и закричалъ: "Тише, тише! что вы осмѣливаетесь дѣлать?" Но они не умолкая продолжали наступать. Вдругъ за нами раздался крикъ: "Вотъ сама холера пріѣхала!"
"Взглянувши, я увидѣлъ штабъ-лѣкаря Богоявленскаго, котораго вели подъ руки на средину.
"Одни кричали: "уpa!" другіе: "Сюда, сюда его!" Трудно было тогда удержать волненіе.
Все это происходило на гумнѣ второй роты. Капитанъ Зайкинъ остался невредимъ; Бутовичъ вырвался, благополучно на сей разъ изъ толпы; но лѣкарь Богоявленскій былъ избитъ на смерть. Поселяне знали что наканунѣ собирались на квартирѣ полковаго командира офицеры; это было сдѣлано во исполненіе полученнаго предписанія, для опредѣленія мѣръ предосторожности отъ холеры, и всѣ присутствовавшіе подписались подъ протоколомъ сдѣланнаго ими постановленія. Вѣроятно чрезъ деньщиковъ до свѣдѣнія поселянъ дошли вѣсти объ этомъ совѣщаніи и объ этихъ рукоприкладствахъ, а поселяне вообразили что офицеры дѣлали между собою подписку о томъ чтобъ отравлять простой народъ; несчастный Богоявленскій участвовалъ въ качествѣ врача въ этомъ совѣщаніи, а потому его подвергли истязаніямъ чтобъ открыть кто именно былъ и подписывался наканунѣ на квартирѣ Бутовича. Истерзанный медикъ написалъ сколько могъ припомнить именъ. На счастіе Заикина, онъ пропустилъ его фамилію, почему нѣкоторые изъ поселянъ подходили къ сему послѣднему и говорили что онъ имѣетъ "простую душу". Пользуясь этимъ, Заикинъ пробовалъ уговаривать ихъ и дать имъ понять какой отвѣтственности они подвергаются. Но поселяне крѣпко стояли на томъ что они спасаютъ все населеніе. истребляя отравителей. "Нѣтъ мѣста, говорили они, гдѣ не было бы отравы; весь хлѣбъ въ магазинахъ отравленъ. Страшно подойти къ колодцамъ: куда ни подойдешь, вездѣ думай о смерти! И отъ кого? Отъ начальниковъ!"
Пока все это происходило близь риги и на площади 2й роты, Бутовичъ пробрался къ гумнамъ, гдѣ расположена была одна изъ новоприбывшихъ изъ лагеря ротъ. Онъ вызвалъ ее въ ружье и поздоровался съ людьми: они не отвѣтили. Не взирая на этотъ весьма не двусмысленный признакъ, Бутовичъ сталъ говорить солдатамъ что они должны привести въ повиновеніе поселянъ второй роты, и что онъ позволяетъ имъ, если нужно, сдѣлать по мятежникамъ нѣсколько холостыхъ выстрѣловъ. На эти слова солдаты отвѣчали глухимъ ропотомъ и требованіями чтобъ ихъ распустили по домамъ, потому де "что насъ здѣсь отравятъ". Всѣ находились подъ вліяніемъ неописанной паники!... Между тѣмъ по слѣдамъ Бутовича прибѣжала часть шумѣвшихъ поселянъ и, услышавъ слова его о выстрѣлахъ, кинулась на него, сорвала эполеты и поволокла въ ригу, гдѣ уже лежалъ полумертвый Богоявленскій. Солдаты не шевельнулись при этомъ; ни одинъ солдатъ не пошевельнулся и тогда когда ротный командиръ, выхвативъ у кого-то ружье, крикнулъ: "за мной" и кинулся было на выручку къ своему начальнику. Рота не шевельнулась и тогда когда ея командиръ былъ схваченъ поселянами и увлеченъ въ ригу, куда между тѣмъ притащили командира 4й роты....
Неопредѣленные, но въ высшей степени тревожные слухи о томъ что происходило во 2й ротѣ не замедлили распространиться по всему округу. Они дошли и до того инженернаго офицера, Панаева, имя котораго уже не разъ было приведен.) здѣсь. Это былъ человѣкъ находчивый, рѣшительный, но въ то же время осторожный и притомъ пользовавшійся между поселянами хорошею репутаціей. Онъ рѣшился отправиться ко взбунтовавшимся поселянамъ и, если возможно, успокоить ихъ. Увидѣвъ на ротной площади толпу человѣкъ въ 300, вооруженныхъ кольями, шкворнями, ломами, и сдѣлавъ видъ что не понимаетъ что это значитъ, онъ спросилъ у нихъ спокойнымъ голосомъ, гдѣ ихъ офицеры?
-- Вонъ тамъ лежатъ, мрачно отвѣчали ему, указывая на ригу.
-- Какъ лежатъ?
-- Да такъ; положили, такъ и лежатъ.
При этомъ нѣсколько голосовъ въ толпѣ выразили мнѣніе что надо бы то же сдѣлать и съ нимъ самимъ, Панаевымъ.
-- Слышно, сказалъ кто-то,-- что два какіе-то генерала стрѣляли по государю на Исакіевской площади: такъ государь приказалъ ихъ всѣхъ бить.
Эти слова дали Панаеву понятіе объ опасности на которую онъ наѣхалъ; но они же дали ему понять и какой тактики ему слѣдуетъ держаться.
-- Приказанія государя надо исполнять, сказалъ онъ;-- но ты самъ ли слышалъ какъ государь это приказывалъ?
Утвердительнаго отвѣта разумѣется не послѣдовало. Панаевъ сталъ говорить поселянамъ что если ихъ начальники осмѣливаются идти противъ воли государевой, то не худо бы кажется послать о томъ донесеніе государю съ особыми выборными; что государь накажетъ своихъ ослушниковъ и накажетъ чрезъ палача. Притомъ, говорилъ Панаевъ, убить одного виноватаго не долго, но кто же послѣ откроетъ его сообщниковъ и подстрекателей? Видя что эти слова производятъ впечатлѣніе, Панаевъ сказалъ что такъ ли, иначе ли, а безъ начальства нельзя быть и объявилъ что если люди согласны, то онъ будетъ у нихъ начальникомъ.
Въ отвѣтъ на эту искусную рѣчь толпа загудѣла на разные лады. Большинство, казалось, относилось къ ней одобрительно, но нѣкоторые говорили: "Не слушайте его, кладите всѣхъ наповалъ!" Иные доходили до того что говорили: "не надо намъ и государя". Но послѣдними словами Панаевъ поспѣшилъ воспользоваться.
-- Какъ, разбойники! крикнулъ онъ:-- Кто осмѣлился возстать на государя?... Ребята, кто вѣренъ государю, кричите ура!
И только грянуло ура, какъ дѣло было спасено. Умѣренныхъ оказалось гораздо больше чѣмъ радикаловъ; они собрались вокругъ своего импровизованнаго начальника и образовали ту силу на которую онъ опирался до самаго конца возмущенія. Онъ уговорилъ бывшихъ съ нимъ поселянъ выдать ему избитыхъ начальниковъ, о злодѣйствѣ коихъ онъ вызывался, какъ новый начальникъ округа, донести государю; но когда они вмѣстѣ подошли къ ригамъ, то увидѣли новую толпу изъ другихъ ротъ, которая волокла двухъ убитыхъ ими офицеровъ. Панаевъ еще разъ сталъ убѣждать поселянъ чтобъ они не выходили изъ повиновенія Государю, а отправили бы въ Петербургъ выборныхъ съ прошеніями. Обсужденіе этого вопроса нѣсколько охладило головы буяновъ; двухъ еще приведенныхъ офицеровъ уже не убили, но выдали Панаеву. Между тѣмъ прошло извѣстіе что Зя рота тащитъ на веревкѣ своего командира. Панаевъ кинулся къ ней и объявилъ себя выбраннымъ начальникомъ. Новоприбывшіе оказали было сопротивленіе, но люди окружавшіе Панаева, но имя Государя, поддержали его и вырвали чуть живаго впрочемъ командира Зй роты изъ рукъ его подчиненныхъ. Едва кончился этотъ эпизодъ, какъ на шоссе показались три роты баталіона пришедшаго изъ лагеря, и впереди ихъ майоръ Баллашъ. Панаевъ вообразилъ что это идетъ къ нему подкрѣпленіе, но оказалось что солдаты вели своего командира на убой. Однако Панаевъ не потерялся. Онъ скомандовалъ ротамъ стой, и объяснивъ что выбранъ поселянами поддерживать Государеву правду, приказалъ крикнуть ура. Роты крикнули, а майоръ отправленъ былъ Панаевымъ подъ конвоемъ на гауптвахту.
Волненіе нѣсколько успокоилось. Наскоро переговоривъ съ офицерами о настроеніи умовъ пришедшихъ ротъ, Панаевъ узналъ что собственно солдаты не обнаруживаютъ раздраженія противъ своихъ начальниковъ, но тѣ которые поступили изъ мѣстныхъ кантонистовъ весьма не надежны. Необходимо было слѣдовательно отдѣлить и обезоружить ихъ. Панаевъ сдѣлалъ это очень искусно: онъ вызвалъ ихъ впередъ, приказалъ составить ружья въ козлы и отпустилъ ихъ по домамъ, а изъ старыхъ солдатъ нарядилъ нѣсколько карауловъ на наиболѣе важные пункты и между прочимъ на гауптвахтѣ полковаго штаба, гдѣ находились арестованные офицеры. Въ полковой же штабъ отправлены были ружья распущенныхъ кантонистовъ, а баталіонное знамя отослано съ обычнымъ церемоніаломъ въ квартиру новаго начальника. Барабанъ загрохоталъ, раздались отрывистыя слова команды, строй двинулся отбивая тактъ ногой.... Все это должно было прохладительно дѣйствовать на поселянъ и импонировать имъ. По приказанію Панаева они занялись выборомъ делегатовъ для отправленія въ Петербургъ, а онъ между тѣмъ назначилъ новыхъ ротныхъ командировъ на мѣсто убитыхъ и отобралъ изъ числа самыхъ благонадежныхъ поселянъ 24 человѣка чтобы находиться при немъ для разсылокъ, и сверхъ того 12 стариковъ въ члены комитета подъ своимъ предсѣдательствомъ для управленія общественными дѣлами. Всѣ эти мѣры до такой степени успокоили и отрезвили поселянъ что когда одинъ офицеръ лежавшій въ ригѣ замертво, очнувшись, пустился было на утекъ, то его не убили, а отдали новому начальнику для отправленія на гауптвахту. Въ заключеніе Панаевъ, увидѣвъ священника проѣзжавшаго мимо 2й роты, остановилъ его, приказалъ достать образъ, и привелъ бунтовщиковъ къ присягѣ въ томъ что они будутъ служить Государю вѣрой и правдой, а буйствовать не станутъ. Тогда только этотъ поистинѣ замѣчательный офицеръ отправился домой, въ сопровожденіи своихъ 24хъ тѣлохранителей.
Онъ возвратился въ полковой штабъ поздно вечеромъ и, найдя здѣсь кучку поселянъ которые хозяйничали въ офицерскихъ квартирахъ, прекратилъ эти безпорядки съ помощію своего конвоя.
Давъ депутатамъ назначеннымъ въ Петербургъ билеты и денегъ на дорогу и оставшись наконецъ одинъ, Панаевъ счелъ необходимымъ послать донесеніе обо всемъ случившемся къ начальнику Новгородскихъ и Старорусскихъ поселеній, генералу Эйлеру, прося о присылкѣ войскъ, такъ какъ мѣстная сила на которую онъ опирался была, очевидно, слишкомъ ненадежна. Онъ написалъ также къ командирамъ двухъ вблизи расположенныхъ рабочихъ баталіоновъ, предлагая имъ собрать своихъ людей и прибыть къ нему въ округъ немедленно. Эти бумаги Панаевъ отправилъ ночью съ людьми на преданность которыхъ надѣялся; но подозрительные поселяне подкараулили посланныхъ, и явившись утромъ къ своему начальнику съ кольями и даже ружьями, грозно спрашивали отчета, "почему онъ пишетъ къ Нѣмцамъ?" Повидимому содержаніе писаннаго осталось имъ неизвѣстнымъ, а потому Панаевъ безъ большаго труда убѣдилъ поселянъ что Эйлеръ хоть и Нѣмецъ, но изъ генераловъ еще не разжалованъ, и что, слѣдовательно, должно "отдавать ему честь и считать начальникомъ".
Между тѣмъ анархія распространилась по всѣмъ окрестностямъ. Принимая, вѣроятно, Панаева за нѣчто въ родѣ Пугачева. нѣсколько человѣкъ изъ рабочихъ баталіоновъ пришли къ нему съ предложеніемъ арестовать своихъ начальниковъ и разобрать по рукамъ баталіонную казну. Изъ Прусскаго полка, смежнаго съ Австрійскимъ, поселяне привели двухъ офицеровъ, которые пробирались въ Новгородъ. Кредитъ Панаева усиливался, и онъ дѣлалъ все возможное чтобы подня ть его. Замѣтивъ что церемоніалъ относа въ штабъ баталіоннаго знамени произвелъ впечатлѣніе, онъ сочинилъ на слѣдующее утро другой церемоніалъ, -- перенесенія на свою квартиру полковой казны и грамоты на пожалованіе полку земель; опять гремѣлъ барабанъ, маршировали солдаты, караулъ отдавалъ честь; офицеры выходили въ мундирахъ и шарфахъ. Но одно обстоятельство едва не скомпрометтировало Панаева въ конецъ; узнавъ что въ одной ротѣ оказалось много пороху, и что нѣкоторые поселяне хотятъ подорвать имъ офицерскія помѣщенія, онъ уговорилъ ихъ отказаться отъ этого намѣренія, и отправить порохъ въ Новгородъ, такъ какъ взрывъ де разрушитъ и поселенскія связи. Къ несчастію, лодка которая везла этотъ порохъ была задержана однимъ изъ Волховскихъ пароходовъ и люди при ней бывшіе арестованы. Много труда стоило Панаеву увѣрить поселянъ что это не было ловушкой съ его стороны и "еслибы, говоритъ онъ, не знамя бывшее въ моихъ рукахъ, которое въ случаѣ какого-либо насилія я обѣщалъ сжечь, тогда дѣло было бы плохо".
Такимъ образомъ авторитетъ Панаева удержался. Онъ оказалъ полезное вліяніе и на сосѣдственныя мѣстности. Въ Прусскомъ полку, подобно Австрійскому, бунтовщики утвердились на томъ что они изъ повиновенія государю не выходятъ, и если истребляютъ своихъ офицеровъ, то лишь потому что на то де воля государева; они также признавали что начальство, хоть и другое, необходимо; по этому Прусскіе поселяне выбрали себѣ въ начальники, по примѣру своихъ сосѣдей, инженеръ-капитана Костарева. Панаевъ открылъ съ этимъ послѣднимъ сношенія какъ съ власть имѣющимъ. Начальникъ лѣсопильнаго завода находящагося на Волховѣ, насупротивъ Австрійскаго полковаго штаба, явился къ Панаеву какъ къ своему начальнику. Такимъ образомъ изъ хаоса начинала вырабатываться какая-то организація. Получивъ донесеніе что нѣсколько буяновъ ворвались въ помѣщеніе дивизіоннаго начальника (бывшаго въ походѣ), Панаевъ послалъ своихъ тѣлохранителей взять ихъ" и буяны были приведены и получили извѣстное число ударовъ палками; а когда они жаловались что выборному начальнику не слѣдовало бы поступать такъ строго, то своя же братья объясняла имъ: "на то и начальникъ чтобы за нами смотрѣть: безъ начальника жить нельзя"....
Не взирая на все это, Панаевъ чувствовалъ себя не на розахъ. Одинъ фальшивый его шагъ, одинъ искусный толчокъ съ противной стороны,-- и признаки установившагося порядка могли разлетѣться какъ прахъ. Изъ Петербурга нельзя было ожидать поддержки ранѣе нѣсколькихъ дней, но изъ Новгорода можно было, какъ говорится, рукой подать до Австрійскаго округа: а между тѣмъ оттуда не получалось никакихъ распоряженій, и войска выдвинутыя было изъ Новгорода остановились въ виду городской заставы. Полагаютъ что и генералъ Эйлеръ и новгородскій губернаторъ Денферъ совершенно растерялись и ожидали нападенія на самый Новгородъ. Оба эти начальника въ самомъ дѣлѣ точно будто исчезли съ началомъ безпорядковъ. Неспособность ихъ едва ли можетъ подлежать сомнѣнію; {По этому поводу находимъ въ разказѣ Панаева слѣдующее чрезвычайно характеристическое извѣстіе: "Я ждалъ ежечасно, говоритъ онъ, помощи изъ города, и когда наступилъ вечеръ, то я получилъ секретный конвертъ изъ отряднаго дежурства, подписанный, по отсутствію генерала Эйлера, какимъ-то аудиторомъ. Дежурство дѣлаетъ мнѣ выговоръ что ему въ 4 часа пополудни вчерашняго дня было извѣстно о безпорядкахъ происшедшихъ въ округѣ, но донесеніе мое получено лишь сегодня поутру въ 6 часовъ, а потому строжайше рекомендуетъ доносить ежедневно, по пробитіи вечерней зари, о благополучіи округа; о случившихся же чрезвычайныхъ происшествіяхъ доносить съ нарочнымъ въ то же время и, въ случаѣ несоблюденія сего, имѣю подвергнуться строжайшему взысканію по законамъ."} а между тѣмъ не видя ихъ нигдѣ, подчиненные имъ начальники смущались, а солдаты недоумѣвали и поддавались внушеніямъ поселянъ. Въ ночь на 1зе іюля изъ отряда расположеннаго въ виду Новгорода явилось къ Панаеву нѣсколько человѣкъ съ предложеніемъ выдать ему своихъ начальниковъ. Изъ самаго Новгорода приходили ночью мѣщане къ поселянамъ и о чемъ-то было у нихъ совѣщаніе; замѣченъ былъ вблизи штаба какой-то "фрачникъ" -- экземпляръ столько же рѣдкій въ поселеніяхъ, какъ бѣлый слонъ.
Все это не предвѣщало добра. И точно, утромъ 18го числа поселяне пришли къ Панаеву съ требованіемъ чтобъ онъ велъ ихъ на Новгородъ. Умы были сильно возбуждены; толки объ отравѣ возобновились съ новою силой. Кто-то утверждалъ что нѣсколько человѣкъ пошедшихъ было послѣ бани въ рѣку, "лишь только вступили въ воду, то ноги почернѣли покуда хватила вода." Толпа приходила въ раздраженіе отъ этого разказа. По счастію, нелѣпость его давала легкое средство извлечь изъ него выгоду. "Я, говоритъ Панаевъ, послалъ въ баню и велѣлъ привести этихъ.людей, которымъ приказалъ снять сапоги и, какъ ноги у нихъ были красныя, то я тѣхъ кои разказывали приказалъ наказать розгами." Наказаны они были немного, но это возбудило насмѣшки надъ ними и произвело слѣдовательно хорошее впечатлѣніе. Но безчинства возобновлялись отъ времени до времени; оказывалось много пьяныхъ, а это было всего опаснѣе. Впрочемъ людямъ находящимся въ. такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ какъ Панаевъ нерѣдко помогаетъ случай. Такъ было и теперь. Въ ночь на 13е число, одинъ кондукторъ ѣхалъ куда-то въ кабріолетѣ Бутовича. Кому-то показалось что это ѣдетъ самъ покойникъ; страшное извѣстіе пронеслось по всему округу, и народъ струсилъ не на шутку; нѣсколько поселянъ явилось въ церковь чтобъ отслужить паннихиду. Такимъ настроеніемъ Панаевъ поспѣшилъ воспользоваться и распорядился чтобъ изъ сосѣдняго монастыря принесена была чудотворная икона и отслуженъ предъ нею молебенъ объ избавленіи отъ холеры. Это подѣйствовало, но не на всѣхъ; предъ самымъ молебномъ Панаевъ обратился къ одному старику, приглашая его растолковать народу какъ нелѣпы толки объ отравѣ, но получилъ отъ него слѣдующій отвѣтъ:
-- Что тутъ говорить! для дураковъ ядъ да холера; а намъ надобно чтобы вашего дворянскаго козьяго племени не было.
Радикалы подобные этому старику производили сильную агитацію.
Послѣ молебствія толпа окружила Панаева и хотя не позволила себѣ въ отношеніи его ни оскорбленій, ни угрозъ, но напрямки заявила что не довѣряютъ ему болѣе. Тогда онъ, съ своей стороны, объявилъ что слагаетъ съ себя начальство.
Возвратившись домой, онъ не нашелъ уже знамени на своей квартирѣ; оно было взято въ его отсутствіе, а денежный ящикъ оставленъ безъ караула; кучка самыхъ задорныхъ головорѣзовъ буянила въ самомъ полковомъ штабѣ.
Во второй ротѣ собралась сходка для выбора новаго начальника. Предложенъ былъ какой-то поселянинъ, но старые солдаты ни за что не соглашались подчиниться "лапотнику", а требовали человѣка "который проливалъ кровь за вѣру и царя". Между бунтовщиками произошелъ явный разладъ. Умѣренные, какъ обыкновенно бываете въ такихъ случаяхъ, оставалась пассивными; мятежъ начиналъ принимать болѣе опасный характеръ, ибо во главѣ его очутились самые красные, но за то это была и самая безпорядочная, наименѣе организованная часть поселянъ; отъ нея можно было ожидать величайшихъ неистовствъ, но за то нѣсколько десятковъ хорошо вооруженныхъ солдатъ легко могли бы съ нею справиться. Къ несчастію войска выступавшія было изъ Новгорода не подвигались, а потому неистовства 16го іюля грозили возобновиться въ самыхъ широкихъ размѣрахъ; къ самому Панаеву начинали приступать, требуя объясненія почему не возвращаются депутаты посланные въ Петербургъ, про которыхъ думали, очевидно, что Панаевъ отдалъ ихъ на жертву.... Но Панаевъ и самъ опасался пуще всего чтобъ ихъ не арестовали въ Петербургѣ, потому что тогда, при бездѣйствіи мѣстныхъ властей, мятежъ могъ принять самые страшные р'азмѣры. Но они не замедлили возвратиться. Они разказывали на міру что государь благодарилъ ихъ за истребленіе своихъ злодѣевъ, но разказы ихъ съ глазу на глазъ были совершенно инаго свойства и, быстро облетѣвъ округа, привели поселянъ въ смущеніе. Съ тревогой стали они ожидать "довѣреннаго государева генерала" который скакалъ вслѣдъ за ними. Нѣсколько человѣкъ еще хорохорились, но такихъ было очень немного. Въ эту минуту снова выступаетъ Панаевъ, но уже какъ уполномоченный законною властью начальникъ и какъ посредникъ между нею и сбившимся съ толку народомъ. Онъ распорядился встрѣчей графа Орлова, представилъ ему строевой рапортъ и въ словесныхъ объясненіяхъ съ нимъ сдѣлалъ все возможное чтобы несчастное дѣло въ которомъ ему пришлось играть такую важную роль не показалось въ преувеличенномъ видѣ.
Мы не станемъ разказывать печальную исторію слѣдствія и суда надъ мятежными поселянами. Притомъ это слѣдствіе и этотъ судъ находились внѣ вліянія Аракчеева, и не могли бы ничего прибавить къ тому что насъ занимаете въ настоящемъ случаѣ. Да и что разказывать? Исторія извѣстная: шпицрутены, вопль, гніющія раны.... Конечно, поселяне нарушили законъ и слѣдовательно должны были подвергнуться наказанію и наказанію тѣмъ болѣе строгому что виновные считались людьми военнаго званія; справедливо и то что исторія военныхъ поселеній не есть единственная исторія облитая кровью и слезами, что кровью и слезами смоченъ каждый тагъ пройденный человѣчествомъ; но ужасно то что всѣ эти страданія и жертвы не были вызваны серіозною необходимостію, что дѣло во имя котораго были принесены всѣ эти жертвы не было даже основательно обдумано въ свое время, что система военныхъ поселеній была столько же несостоятельна съ государственной точки зрѣнія, сколько антипатична духу Русскаго народа!...