Лебедев В. А.
Шекспир в переделках Екатерины II

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


ШЕКСПИРЪ ВЪ ПЕРЕДѢЛКАХЪ ЕКАТЕРИНЫ II

   Въ многосторонней дѣятельности императрицы Екатерины II видное мѣсто занимаетъ дѣятельность литературная, а въ этой послѣдней драматическій родъ. Мы не находимъ въ ея сочиненіяхъ слѣдовъ теоріи которой она слѣдовала при составленіи своихъ драматическихъ произведеній. Но вліяніе на ея произведенія образцовъ французской литературы слишкомъ извѣстно чтобы говорить о немъ. Довольно припомнить о ея сношеніяхъ съ энциклопедистами. Тѣмъ замѣчательнѣе тотъ фактъ что между драматическими произведеніями ея находится нѣсколько и такихъ, которыя указываютъ на знакомство съ Шекспиромъ и даже на прямое его вліяніе. Вліяніе это хотя и не обширно, но настолько сильно что одно изъ произведеній Екатерины представляетъ почти сплошь сокращенное изложеніе піесы Шекспира. Это передѣлка Виндзорскихъ Кумушекъ. Далѣе мы находимъ двѣ піесы съ сюжетомъ изъ русской исторіи, въ заглавіи которыхъ однако стоитъ имя Шекспира. Вотъ, впрочемъ, и все. Правда въ запискахъ Храповицкаго, подъ 1786 годомъ, 23го ноября, значится: "Читано начало Расточителя, подражаніе Шекспиру" {Записки Храповицкаго изд. Геннади. М. 1862 года стр. 17.}. Но піеса эта не была окончена и не напечатана. Тотъ же Храповицкій утверждаетъ что и еще одна піеса Екатерины ІІ, Шамань Сибирскій, есть передѣлка изъ Шекспира. Но въ самой піесѣ нѣтъ никакихъ указаній на это ни въ заглавіи, ни въ содержаніи. Шамань Сибирскій одна изъ самыхъ безцвѣтныхъ піесъ, почти не имѣющая завязки. Главное лицо въ піесѣ, какимъ является новоприбывшій изъ Сибири сапожникъ по ремеслу шаманъ Амбанъ-Лай вовсе не имѣетъ отношенія къ развивающемуся въ піесѣ дѣйствію.
   Все дѣйствіе піесы держится на любви Пернатова (купеческаго сына, пріѣхавшаго изъ Сибири съ богатымъ наслѣдствомъ послѣ дяди) къ Прелестѣ Бобиной, дочери Сибиряка Бобина, пріѣхавшаго въ С.-Петербургъ и привезшаго съ собой шамана. Бобинъ сначала отказывалъ Пернатову, когда тотъ былъ бѣденъ, въ рукѣ своей дочери, а потомъ измѣнилъ свое рѣшеніе. Между тѣмъ явилось другое препятствіе. Пернатовъ дорогой любезничалъ съ Устиньей Мелентьевной Машкиной, а та привыкши всѣхъ считать влюбленными въ себя, разказала Бобинымъ что Пернатовъ на ней женится. Прелеста возмущена и не хочетъ выходить замужъ за Пернатова, но въ то же время отказываетъ и другимъ женихамъ. Тогда отецъ требуетъ чтобы она непремѣнно сдѣлала выборъ. Узнавъ отъ самого Пернатова что онъ и не дѣлалъ даже предложенія Машкиной, Прелеста отдаетъ ему свою руку. Піеса заключается словами Кромова, брата жены Бобиной, обращенными къ Машкиной:
   "Вы однако сходствуете съ шаманами: вы и они слѣдуя мнимымъ правилалъ обманываете сначала сами себя, а потомъ и тѣхъ кои вамъ подаютъ вѣру" {Соч. Екатерины II изд. 1849 года Смирдина стр. 613.}.
   Шекспировскаго въ этой піесѣ рѣшительно ничего нѣтъ. Мы внимательно просматривали весь репертуаръ піесъ Шекспира, но всѣ наши розыски остались напрасны. А между тѣмъ Храповицкій подъ тѣмъ же 1786 годомъ 16го и 26го іюня пишетъ слѣдующее: "15го. Свѣрялъ съ подлинникомъ комедію Корзина изъ Шекспира; 16го. Для того же (?) получилъ Шамана Сибирскаго." {См. Пам. Зап. Храповицкаго изд. Геннади 1862 годъ стр. 10.}
   Извѣстно что Храповицкій исправлялъ слогъ и писалъ аріи и куплеты къ произведеніямъ императрицы Екатерины II. Не означаютъ ли здѣсь слова: "для того", то-есть для исправленія, а не для свѣрки съ подлинникомъ, тѣмъ болѣе что требовалась какая-то особая провѣрка. Какъ видно личность Машкиной въ Шаманѣ Сибирскомъ содержала намеки на дѣйствительное лицо. Черезъ двадцать дней, подъ 5мъ іюля, Храповицкій замѣчаетъ: "При газетахъ Московскихъ изъ Зарайска... (многоточіе въ подлинникѣ) я усмѣхнувшись далъ знать что узналъ Машкину."
   Въ самой піесѣ Машкина при первомъ своемъ появленіи на вопросъ Дробиной: "Откудова матушка ты пріѣхала?" говорить: "Изъ Зарайска, матушка, изъ Зарайска."
   Дробина: Я чаю, оттудова много вѣстей навезла.
   Машкина. Я изъ Зарайска напередъ заѣхала къ Москвѣ а тамъ, нашедъ знакомыхъ, съ ними сюда пріѣхала.
   Во всякомъ случаѣ вопросъ остается открытымъ и рѣшительно нельзя указать основаній, почему Храповицкій поставилъ Шамана наряду съ Корзиной.
   Въ 1786 же году относятся и первыя двѣ піесы, обнаружившія вліяніе Шекспира на драматическія произведенія императицы. Вотъ ихъ заглавія:
   1) Подраженіе Шекспиру, историческое представленіе, безъ сохраненія обыкновенныхъ ѳеатральныхъ правилъ, изъ жизни Рюрика, въ С.-Петербургѣ, при И. А. Н. 1786 (перепечатано въ Россійскомъ Ѳеатрѣ, 1787 года, XIV, стр. 107--166; то же 1792, съ примѣчаніями Болтина; 1793, третье изданіе); есть нѣмецкій переводъ Фелькнера и французскій въ сборникѣ Théatre de l'Hermitage, 2) Начальное управленіе Олега, подраженіе Шекспиру, безъ сохраненія ѳеатральныхъ обыкновенныхъ правилъ, въ типографіи Горнаго Училища, 1786 и 1791 годовъ, въ листъ (перепечатано въ Россійскомъ Ѳеатрѣ, 1787 года, XIV, стр. 167--248). Піеса была поставлена съ хорами сочиненными Сарти и великолѣпною обстановкой. Извѣстія о времени появленія этихъ піесъ мы находимъ у того же Храповицкаго въ его запискахъ относительно Рюрика подъ 7, 20 и 28 августа, 1, 4, 5 и 8 сентября; объ Олегѣ подъ 8, 19, 21, 22, 25 августа и 2 сентября и подъ 5, 7, 8 и 10 октября 1786 года. Особенно замѣчательно указаніе на поправки Потемкина. {Зап. Храп., изд. Генн., 1862, стр. 13--15.}
   "4го сентября: Не спалъ ночь. Переписывали мjи секретари два экземпляра Рюрика. Были поправки князя Потемкина." Октября 7го. "Призванъ былъ въ шестомъ часу послѣ обѣда и отданъ мнѣ Олегъ съ поправками князя Потемкина для переписки бѣлыхъ экземпляровъ. Напомнить изволила мое слово что національныя піесы намъ родня."
   Почему Екатерина II назвала эти историческія представленія подраженіемь Шекспиру, рѣшить трудно. Было бы излишне излагать ихъ содержаніе, потому что въ нихъ нѣтъ даже никакихъ намековъ на драму и историческія хроники Шекспира, кромѣ упомянутаго указанія въ заглавіи. Г. Щебальскій, {Русскій Вѣстникъ, 1871 No 6, Драмат. Проза. Екатерины II, стр. 544.} вѣроятно вслѣдствіе словъ въ заглавіи: "безъ соблюденія обыкновенныхъ ѳеатральныхъ правилъ," видитъ подражаніе Шекспиру именно въ этихъ уклоненіяхъ отъ ложно-классической трагедіи: замѣнѣ повѣствовательныхъ монологовъ въ первой сценѣ Олега діалогическою сценой и допущеніи простонароднаго элемента въ видѣ пѣсенъ. Но тогда нужно было бы видѣть подраженіе Шекспиру и въ операхъ Февей и Новогородскій богатырь Бославичъ, которыя притомъ относятся къ тому же 1786 году.
   Можетъ-быть Екатерина обратила вниманіе собственно на рядъ историческихъ драмъ у Шекспира, и начала писать "историческія представленія", имѣя предъ глазами эти историческія драмы.
   Очевидное и не подлежащее сомнѣнію вліяніе Шекспира на произведенія Екатерины II представляетъ ея передѣлка Виндзорскихъ Кумушекъ. Передѣлка относится къ 1786 году и представляетъ первую въ Россіи піесу поставленную на театръ съ именемъ Шекспира. Сумароковъ, какъ извѣстно, въ своей передѣлкѣ Шекспирова Гамлета вовсе не упоминаетъ имени Шекспира. Полное заглавіе передѣлки Екатерины слѣдующее: "Вотъ каково имѣть корзину и бѣлье, комедія въ 5 дѣйствіяхъ, вольное, но слабое преложеніе изъ Шекспира, представлена была въ С.-Петербургѣ, печатана въ С.-Петербургѣ при И. А. Н. 1786 года".
   Поводомъ къ заглавію піесы послужилъ тотъ эпизодъ изъ Виндзорскихъ Кумушекъ который показался Екатеринѣ особенно смѣшнымъ, эпизодъ съ корзиной чернаго бѣлья. Но безъ указанія въ заглавіи піесы трудно было бы напасть на оригиналъ.
   Дѣйствіе перенесено въ Россію а передѣлано на русскіе нравы. Впрочемъ фамиліи дѣйствующихъ лицъ, за исключеніемъ Фальстафа, который преобразился въ Якова Власьевича Полкадова и мистера Слендера, окрещеннаго Лялюкинымъ, удерживаютъ внѣшнее сходство съ именами Шекспира. Такъ Фентонъ названъ въ передѣлкѣ Екатерины Финтовымъ; Шалло -- судья Шаловъ; мистеръ и мистрисъ Фордъ Фордовы -- мужъ и жена; Пэджъ, его жена и миссъ Анна Пэджъ обратились въ Егора Авдѣича Папина, его жену Акулину Терентьевну и дочь Анну Егоровну; пасторъ сэръ Гугъ Эвансъ въ Ванова, свата Шалова и Лялюктна; докторъ Каюсь переименовался въ доктора Кажу, а его служанка мистрисъ Куикли -- во французскую торговку Кьелу; спутники Фальстафа -- Бардольфъ, Пистоль, Нимъ въ передѣлкѣ названы друзьями Полкадова -- Бардолиномъ, Пиковымъ и Нумовымъ; Симплъ, слуга Сдендера, сталъ Зинькой, слугой Лялюкина. Наконецъ дѣйствіе перенесено изъ Виндзора въ городъ Св. Петра (С.-Петербургъ) на постоялый дворъ, въ соотвѣтствіе чему и хозяинъ гостиницы "Подвязки" названъ хозяиномъ постоялаго двора.
   Число актовъ въ обѣихъ піесахь одинаковое (пять), но каждый выходъ и уходъ кого-нибудь изъ дѣйствующихъ лицъ въ піесѣ Екатерины IIй обозначается особымъ явленіемъ, а дѣленія на сцены какъ у Шекспира нѣтъ, хотя нѣкоторыя явленія (напримѣръ въ 1 дѣйствіи явленія X и XI) совладаютъ со сценами у Шекспира (2ю и 3ю того же дѣйствія). Затѣмъ Екатерина совсѣмъ выпустила эпизодъ относящійся къ поединку между сэръ-Гугомъ Эвансомъ, валлійскимъ пасторомъ, и Каюсомъ, французскимъ докторомъ.
   Далѣе пропущена Ія сцена 4го дѣйствія, экзаменъ маленькаго Вильяма Пэджа, дѣлаемый пасторомъ Эвансомъ по просьбѣ мистрисъ Пэджъ. (Экзаменъ Митрофанушки въ Недорослѣ Фонвизина живо напоминаетъ эту сцену.) Не переведена 3я сцена того же дѣйствія, разказывающая продѣлку друзей Фальстафа, выманившихъ у хозяина гостиницы лошадей подъ предлогомъ встрѣча какого-то нѣмецкаго герцога. Наконецъ выпущена пятая сцена, доканчивающая исторію продѣлки и четырнадцатая (между хозяиномъ и Фальстафомъ) и также первая сцена 5го дѣйствія, сцена между Фальстафомъ, Куикли и Фордомъ. {Цитую по изданію Некрасова и Гербеля т. IV, стр. 270--271.} Кромѣ этихъ сокращеній, какъ на особенность передѣлка моакно указать на тотъ фактъ что всякій разъ когда у Шекспира рѣчь переходитъ изъ прозы въ стихъ, передѣлка представляетъ тощее, едва напоминающее подлинникъ сокращенное изложеніе монолога. Для примѣра укажемъ на четвертую сцену 3го дѣйствія, объясненіе Фентона съ своею невѣстой массъ Анной Пэджъ.
  
             ФЕНТОНЪ.
  
   Нѣтъ, ужъ любви у твоего отца
   Я не добьюсь, какъ видно; перестань же
   Меня къ нему все отсылать мой другъ.
  
             АННА.
  
   Что жъ дѣлать намъ?
  
             ФЕНТОНЪ.
  
             Ты собственную волю
   Должна имѣть. Онъ говоритъ что я
   По своему рожденью слишкомъ знатенъ,
   Что будто бы, разстроивъ мотовствомъ
   Отцовское наслѣдство, я желаю
   Поправиться на ваши деньги. Онъ,
   Сверхъ этого, находитъ и другія
   Препятствія: прошедшія мои
   Дурачества, безпутныя знакомства,
   И говоритъ что я тебя люблю
   Не иначе, какъ славное наслѣдство.
  
             АННА.
  
   Онъ можетъ-быть и правду говоритъ.
  
             ФЕНТОНЪ.
  
   О, нѣтъ, клянусь всѣмъ счастьемъ что отъ неба
   Я жду себѣ! Не скрою отъ тебя,
   Что твоего отца богатство было
   Мнѣ первымъ побужденьемъ къ сватовству;
   Но сблизившись съ тобой, я убѣдился,
   Что ты цѣннѣй всѣхъ золотыхъ монетъ,
   Всѣхъ сундуковъ съ червонцами -- и только
   Съ сокровищамъ, таящимся въ тебѣ,
   Стремлюсь теперь!
  
             АННА.
  
                       Но все-таки старайтесь
   Чтобъ мой отецъ васъ полюбилъ, Фентонъ,
   Старайтесь постоянно. Еслижь просьбы
   Покорныя, настойчивыя къ цѣли
   Не приведутъ -- тогда... Сюда идутъ!
  
   Въ передѣлкѣ эта сцена передана такъ:
  
   Финтовъ. Не отсылайте меня болѣе къ отцу вашему; онъ ко мнѣ несклоненъ.
   Анна Папина. Что же мнѣ дѣлать?
   Финтовъ. Батюшка вашъ мнѣ говоритъ что я роскошно живу и обхожусь съ такими людьми, кои ему не нравится... Прискорбнѣе всего что онъ думалъ, будто ищу только теперь поправить свое состояніе женитьбою.
   Анна Папина. Можетъ-быть и правда...
   Фантовъ. Узнавъ васъ, могу ли я имѣть иныя мысли... окромѣ тѣхъ чтобы любить и почитать внутреннія и внѣшнія ваши дарованія.
   Анна Папина. Если вы правду говорите, то старайтесь отцу моему угодить... буде же паче чаянія не успѣете, такъ... Люди идутъ... впредь поговоримъ.
  
   Разсорившись съ своими друзьями и отказавшись отъ ихъ услугъ, Фальстафъ намѣренъ продолжатъ свои любовныя похожденія на свой страхъ. Обращаясь къ своему маленькому пажу Робену (лицо это выпущено въ передѣлкѣ) онъ говоритъ:
  
   Неси же ты, мальчишка, эти письма
   Проворнѣе; несись, какъ мой корабль,
   Къ тѣмъ золотымъ странамъ. А вы, мерзавцы,
   Вонъ! къ чорту всѣ! Исчезните, какъ градъ!
   Не вѣдайте покоя, пресмыкайтесь,
   Пристанище ищите, безпрестанно
   Взадъ и впередъ мечитесь! Вонъ сейчасъ!
   Фальстафъ духъ времени усвоитъ -- и отлично
   Одинъ съ своимъ пажомъ онъ заживетъ практично.
  
   Екатерина II въ томъ же мѣстѣ заставляетъ Полкадова въ отвѣтъ на убѣжденія друзей декламировать съ комическимъ паѳосомъ:
  
   Полкадовъ (декламируя). Напрягайте паруса... направьте судно прямо къ золотымъ пристанищамъ... скорѣе гряньте какъ крупный градъ... Полкадовъ такъ учился, ѣздя по Ерлонѣ... онъ провозилъ съ собою счастье запахомъ со всего свѣта аки награду... за его немалые труды и примѣчанія... о завиваніи кудрей по послѣдней модѣ... о новѣйшемъ покроѣ фраковъ и бострочковъ... о удобнѣйшей запряжкѣ восмерика, подъ управленіемъ единаго кучера... какъ пригожѣе обувь завязывать или застегивать... сапоги спускать или натягивать... такожде какія игры для общей и частной пользы превосходны къ скорѣйшему и кратчайшему выигрышу.
  
   Только два раза стихи подлинника переданы стихами же въ передѣлкѣ.
   Свои дословно одинаковыя письма къ мистриссъ Фордъ и къ мистриссъ Пэджъ Фальстафъ у Шекспира заключаетъ слѣдующимъ четверостишіемъ:
  
   Вѣчный рыцарь твой,
   И днемъ, и ночной порой,
   И во всякій часъ другой,
   За тебя готовый въ бой
                                 Джонъ Фальстафъ.
  
   У Екатерины II это четверостишіе приняло слѣдующій видъ:
  
   День и ночь,
   Сколько мочь,
   На брань, на бой,
   На водопой:
                                 Пребуду вашъ покорный услужникъ Іаковъ Полкадовъ.
  
   Перерядившись въ фей, сатировъ и лѣсныхъ духовъ чтобы напугать бѣднягу Фальстафа, лица въ піесѣ Шекспира измѣняютъ и свою рѣчь. Они говорятъ стихами.
  
             ЦАРИЦА ФЕЙ.
  
   Феи зеленыя, бѣлыя, сѣрыя феи,
   Луннаго свѣта подруженьки, дѣти -- сиротки судьбинъ,
   Тѣни ночной темноты, принимайтесь за дѣло скорѣй.
   Долгъ исполняйте! Зови ихъ на дѣло, герольдъ Гобгоблинъ.
  
             ПИСТОЛЬ.
  
   Эльфы, внемлите, внемлите! умолкните рѣзвые духи!
   Слушай сверчокъ: облети ты всѣ кухни Виндзора и тамъ
   Гдѣ очага не убрали, огня не гасили стряпухи,
   Такъ ихъ щипи ты чтобъ цвѣтъ ежевики придать синякамъ.
   Не терпитъ владычица свѣтлая фей
   Ни грязныхъ покоевъ, ни грязныхъ людей! и т. д.
  
   Екатерина II замѣнила сцену фей сценой колдуновъ и колдуній, которая начинается слѣдующими стихами, или точнѣе размѣренною прозой:
  
             КЬЕЛИ.
  
   Зеленыя, бѣлыя, черныя, синія вѣдьмы,
   Птицы и тѣни во тьмѣ присѣдящи,
   Пріемыши и чады воображеній страшныхъ,
   Что должно творить вамъ здѣсь, о томъ бдите....
   Да молчатъ колдуны, колдуньи и лѣшіе.
  
   Эти стихи вѣроятно принадлежатъ Храповицкому, если принять къ свѣдѣнію его собственное заявленіе что составленіе стиховъ лежало на его обязанности. Не менѣе любопытно сличить подлинникъ съ передѣлкой въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ юморъ Шекспира является въ непереводимыхъ остротахъ и игрѣ словъ.
   Въ большинствѣ эти мѣста Екатериной II совершенно опускались или передавались въ видѣ самаго краткаго изложенія сущности дѣла, если такое мѣсто нельзя было опустить совсѣмъ безъ существеннаго ущерба для піесы. Такъ опущена въ самомъ началѣ перваго дѣйствія острота, основанная на сходствѣ словъ laces (щуки) и looses (вши). Также опущено qui-pro-quo въ сценѣ между Сэмплемъ, слугой Слендера, и Куикли, служанкой Каюса, когда Сэмиль пробуетъ описать наружность своего господина.
   Всѣ разговоры Фальстафа и Брука (переряженнаго Форда) также остаются непереданными. Выпущены также вся пятая сцена III дѣйствія а первая, а также пятая и шестая сцены IV дѣйствія и первая V дѣйствія и наконецъ заключительныя слова піесы.
   Екатерина пыталась иногда замѣнить остроты и юмористическія мѣста комедіи остротами собственнаго изобрѣтенія. Обращенія Слендера къ Пэджу, какъ будущему тестю: Батюшка Пэджъ! Екатерина замѣнила слова: "Отче Папинъ", брань Бардольфа и Пистоля, которою они осыпаютъ глуповатаго Слендера: "Ахъ, ты, бенбурскій сыръ! Мефистофель!" въ передѣлкѣ явилась такою: "Что ты, полуумненькій, говоришь? Что ты, бубновый хлапъ, болтаешь?"
   Нѣсколько ниже, когда Фальстафъ грозно обращается къ Пистолю, Пистоль отвѣчаетъ ему отъ себя въ третьемъ лицѣ: "Онъ слушаетъ ушами" а пасторъ Эвансъ замѣчаетъ: "Что за чертовщина такая:-- онъ слушаетъ ушами? Развѣ такъ говорятъ? Вычурно и неестественно!" Въ этомъ мѣстѣ у Екатерины слѣдующая острота:
  
   Пиковъ. Слушаю обоими ушами.
   Вановъ. На что говорить: слушаю обоими ушами? Всякій знаетъ что не носомъ.
  
   Въ третьей сценѣ Іго дѣйствія Фальстафъ обращаясь къ Пистолю, говоритъ: "Честные друзья мои, я хочу сказать вамъ что теперь во мнѣ..."
  
   Пистоль. Два ядра, а пожалуй и больше.
  
   Въ передѣлкѣ императрицы здѣсь тоже игра словъ.
  
   Полкадовъ. Слушайте, я вамъ скажу какія мѣры я беру.
   Пиковъ: Если мѣру брать, то постарайтесь чтобы кафтанъ не узокъ кроенъ былъ... дабы и намъ годился.
  
   Въ III дѣйствіи, сцена 4я, у Шекспира игра словъ въ отвѣтѣ Слендера. Шалло ободряетъ его къ объясненію съ невѣстой: Не робѣй.
  
   Слендеръ. Нѣтъ она не пугаетъ меня, это-то меня не безпокоитъ, но главное дѣло въ томъ что я боюсь.
  
   У Екатерины эта игра словъ сохранена.
  
   Шаловъ. Не пугайся... Ванька... не пугайся.
   Лялюкинъ: Нѣтъ, я и смолоду испуганъ не былъ, этого я не опасаюсь... а только иногда маленько боюсь... Хи, хи, хи!
  
   Попытаемся теперь сравнить обѣ піесы по ихъ ходу дѣйствія (завязкѣ и развязкѣ) и по обрисовкѣ характеровъ главныхъ и второстепенныхъ дѣйствующихъ лицъ. Въ Виндзорскихъ Кумушкахъ и во многихъ другихъ своихъ піесахъ, Шекспиръ ведетъ, такъ-сказать, двойную интригу. Главнымъ образомъ дѣйствіе сосредоточивается на похожденіяхъ Фальстафа, на его ухаживаніяхъ за мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ. Ухаживанія эти объясняются съ одной стороны непоколебимостью убѣжденія Фальстафа что противъ него не можетъ устоять ни одна женщина въ свѣтѣ, а съ другой -- полнымъ истощеніемъ кошелька и необходимостью какъ-нибудь поправить свои плохія обстоятельства. Его положеніе становится драматичнымъ, когда всѣ его надежды разбиваются о добродѣтельный нравъ мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ. Къ концу піесы онъ узнаетъ что былъ одураченъ тѣми самыми леди которыхъ хотѣлъ одурачить. Къ довершенію всего его проказы становятся извѣстны ревнивому Форду. Отсюда возникаетъ рядъ трагикомическихъ положеній Фальстафа: то его укрываютъ отъ глазъ ревнивца Форда въ корзинѣ съ чернымъ бѣльемъ и потомъ вываливаютъ въ грязную лужу, то онъ долженъ переодѣваться въ костюмъ тетки мистриссъ Фордъ, брентфордской вѣдьмы, и испробовать палочныхъ побоевъ отъ раздраженнаго Форда, то наконецъ, когда супруги примиряются, онъ подвергается всякимъ истязаніямъ отъ переряженныхъ фей, собравшихся проучить сластолюбца. Съ другой стороны, рядомъ съ этими положеніями Фальстафа развивается другой родъ сценъ. Семейство Пэджъ озабочено устройствомъ судьбы своей дочери миссъ Анны Пэджъ. Отецъ хотѣлъ бы видѣть ее замужемъ за глуповатымъ племянникомъ судьи Шалло Слендеромъ, а мать мѣтитъ выдать ее за доктора Француза Каюса. Сама миссъ Пэджъ не расположена ни къ тому, ни къ другому. Она любитъ Фентона. Въ судьбѣ этого послѣдняго горячее участіе принимаетъ хозяинъ гостиницы и служанка доктора Куикли. Особа эта вхожа въ домъ Пэджъ и Фордъ. Пользуясь общею суматохой во время праздника фей, устроеннаго для заключительнаго наказанія Фальстафа, Фентонъ и Пэджъ вѣнчаются въ ближайшей приходской церкви, въ то время какъ Слендеръ уводитъ съ собой вмѣсто миссъ Пэджъ почталіона, одѣтаго въ бѣлое платье, а Каюсъ мальчика въ зеленомъ платьѣ. Въ виду совершившагося факта родителямъ остается только примириться со случившимся и благословить бракъ Фентона съ миссъ Пэджъ. Къ этому параллельному развитію комическаго дѣйствія въ двухъ семействахъ, какъ эпизодъ, прибавленъ поединокъ доктора Каюса съ пасторомъ Эвансомъ за намѣреніе пастора содѣйствовать Женитьбѣ Слендера на Пэджъ. Таковъ ходъ дѣйствія у Шекспира.
   Фальстафъ является главнымъ лицомъ комедіи. Шекспиръ въ Виндзорскихъ Кумушкахъ представилъ намъ его вдали отъ принца, вдали отъ облагораживающей среды остроумной компаніи будущаго короля въ эпоху его бурной молодости, показалъ намъ его, по выраженію Гервинуса, совершенно предоставленнымъ самому себѣ, упадающимъ въ той же мѣрѣ, въ какой возвышался принцъ; показалъ наконецъ -- чего ужь никакъ нельзя было ожидать -- какъ онъ палъ въ собственномъ своемъ мнѣніи.
   "Нигдѣ, можетъ-быть, замѣчаетъ Пушкинъ, многосторонній геній Шекспира не отразился съ такимъ многообразіемъ, какъ въ Фальстафѣ, коего пороки, одинъ съ другимъ связанные, составляютъ забавную, уродливую цѣль, подобную древней вакханаліи. Разбирая характеръ Фальстафа, мы видимъ что главная черта его есть сластолюбіе; смолоду, вѣроятно, грубое дешевое волокитство было первою для него заботой, но ему уже за пятьдесятъ. Онъ растолстѣлъ, одряхъ; обжорство и вино взяли верхъ надъ Венерой. Вовторыхъ, онъ трусъ, во проведя свою жизнь съ молодыми повѣсами, поминутно подверженный ихъ насмѣшкамъ и проказамъ, онъ прикрываетъ свою трусость дерзостью уклончивою и насмѣшливою; онъ хвастливъ по привычкѣ и по разчету. Фальстафъ совсѣмъ не глупъ; напротивъ, онъ имѣетъ и нѣкоторыя привычки человѣка нерѣдко видѣвшаго хорошее общество. Правилъ нѣтъ у него никакихъ. Онъ слабъ какъ баба. Ему нужно крѣпкое испанское вино, жирный обѣдъ и деньги для своихъ любовницъ; чтобы достать ихъ, онъ готовъ на все, только бы не на явную опасность!...
   "Въ молодости моей, случай сблизилъ меня съ человѣкомъ, въ коемъ природа, казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его геніальное созданіе. Это былъ второй Фальстафъ: сластолюбивъ, трусъ, хвастливъ, неглупъ, забавенъ, безъ всякихъ правилъ, слезливъ и толстъ. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную. Онъ былъ женатъ. Шекспиръ не успѣлъ женить своего холостяка. Фальстафъ умеръ у своихъ пріятельницъ, не успѣвъ быть ни рогатымъ супругомъ, ни отцомъ семейства. Сколько сценъ потерянныхъ для кисти Шекспира! Вотъ черта изъ домашней жизни моего почтеннаго друга. Четырехлѣтій сынокъ его, вылитый отецъ, маленькій Фальстафъ III, однажды въ его отсутствіи повторялъ про себя: "какой папенька хлаблій! какъ папеньку госудаль любитъ!" Мальчика подслушали и кликнули. "Кто тебѣ это сказалъ, Володя?" "Папенька", отвѣчалъ Володя."
   Уже изъ замѣчанія Храповицкаго что ему дана была комедія Корзина для свѣрки съ подлинникомъ видно что передѣлка близко держалась образца. Дѣйствіе комедіи въ передѣлкѣ является какъ бы скопированнымъ съ образца. Завязка піесы распутывается такъ же какъ и у Шекспира, интригой въ двухъ семействахъ, основанною на похожденіяхъ Полкадова и несходственныхъ желаніяхъ семейства Папиныхъ: мужъ и жена каждый пріискиваетъ дочери жениха по собственному вкусу, а она тѣмъ временемъ выходитъ за человѣка заранѣе намѣченнаго ею. Всѣ трагикомическіе моменты Шекслировой комедіи сохранены: Полкадовъ спасается отъ ревниваго Фардова въ корзинѣ съ чернымъ бѣльемъ, уходитъ переодѣвшись въ костюмъ повивальной бабки и, наконецъ, подвергается щипкамъ и побоямъ отъ колдуній постоялаго двора въ С.-Петербургѣ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ комедія передѣлана на русскіе нравы. Передѣлка главнымъ образомъ коснулась характера Фальстафа. Екатерина старалась создать свой самостоятельный типъ современнаго ей петербургскаго Фальстафа въ лицѣ Полкадова. Полкадовъ совмѣщаетъ въ себѣ типы Кантемировскаго петиметра (2я сатира) и Фонвизинскаго Иванушки въ Бригадиръ. Полкадовъ былъ за границей и у него съ языка не сходитъ Европа, хотя даже онъ не можетъ путемъ произнести этого слова. Горячась противъ Шалова съ племянникомъ, онъ кричитъ: "Чего на него смотрѣть... Ни онъ, ни его племянникъ не ѣздили, какъ я, по Ерлопѣ". Онъ гордится этимъ, хотя у него вслѣдствіе заграничной поѣздки средства совершенно разстроились. "Я ѣздилъ по Ерлопѣ... проѣздилъ много... правду сказать... почти до того... доѣздилъ... что у меня не осталось... окромѣ того... что на мнѣ." "Ерлопа" у него не сходитъ съ языка даже когда съ нимъ случаются плохія шутки: "Mme Кьела... подумай пожалуй... вынесли меня въ корзинѣ и кинули въ лужу... Небось въ другой разъ не дамся въ такой срамъ и обманъ... Я сколько по Ерлопѣ ни ѣздилъ, но подобнаго не слыхалъ."
  
   Полкадовъ. Вотъ еще какія бездѣлицы... и забавляться нашему брату нельзя... всякую малость dee simples teure de jeunesse за бѣду ставятъ... Спросите у женскаго пола... какъ я съ ними учтивъ былъ... Chez nous à Paris такъ водится... вольно вамъ шутокъ не разумѣть...
  
   Хозяинъ гостиницы, Желая польстить ему, только и заслугъ находитъ въ немъ что онъ побывалъ во Франціи, въ Парижѣ.
  
   Хозяинъ. Да вы, сударь... изъ Франціи пріѣхали... вы были въ Парижѣ... вы должны жить какъ король... быть щедры какъ... какъ царь...
  
   Какъ петиметръ онъ вывезъ изъ своей поѣздки умѣнье завивать кудри, одѣться и обуться по послѣдней модѣ, устроить игры въ обществѣ для веселаго времяпровожденія.
   Выбросивъ сцену поединка пастора Эванса съ докторомъ Каюсомъ, Екатерина сохранила личность свата Ванова, во въ весьма безцвѣтной передѣлкѣ. За то типъ простоватаго Слендера удался императрицѣ нѣсколько лучше. Впрочемъ она употребила очень простое средство представить русскаго недоросля. Екатерина заставила его при каждомъ словѣ хохотать. Вотъ его куріозное объясненіе съ невѣстой, въ которомъ онъ весь налицо.
  
   Шаловъ. Мадамъ Кьела (указывая на Анну Папину и Финтова), перебей у нихъ разговоръ... Пусть Ванька за себя поговоритъ.
   Лялюкинъ. Мои слова будутъ какъ стрѣлы, сквозь, насквозь пролетятъ... Надо осмѣлиться только... Хи, хи, хи!
   Шаловъ. Не пугайся... Ванька... не пугайся.
   Лялюкинъ. Нѣтъ, я и смолоду испуганъ не былъ, этого я не опасаюсь... А только иногда маленько боюсь... хи, хи, хи!
   Шаловъ (Лялюкину). Она сама къ тебѣ пришла... Скорѣй говори ей.
   Лялюкинъ. Что говорить? Хи, хи, хи!
   Шаловъ. Что у тебя былъ отецъ...
   Лялюкинъ. Хи, хи, хи! У меня былъ отецъ, Анна Егорьевна... Хи, хи, хи! Дядюшка вамъ скажеть про него шутокъ много... хи, хи, хи!.. Дядюшка, скажи Аннѣ Егорьевнѣ, батюшкину шутку, какъ онъ гусей у сосѣда со двора тянулъ... хи, хи, хи!
   Шаловъ. Анна Егорьевна! Ванька васъ очень любитъ.
   Лялюкинъ. Да, очень.... хи, хи, хи! то-есть.... больше другихъ.... бабъ и дѣвокъ.... хи, хи, хи!
   Шаловъ. Онъ вамъ сдѣлаетъ хорошее состояніе....
   Лялюкинъ. Да, хорошее.... хи, хи, хи!... только я недоросль и въ службѣ не бывалъ.... хи, хи, хи!
   Шаловъ. Онъ вамъ укрѣпитъ, сверхъ седьмой часта, нѣсколько имѣнія еще.
   Анна Папина. (Шалову) Пожалуй, дайте ему самому говорить.
   Шаловъ. Хорошо. Ванька, говори.... Анна Егорьевна хочетъ чтобы ты сакъ говорилъ.
   Анна Палана. (Лллюкину). Ну, сударь
   Лялюкнзъ. Ну, Анна Егорьевна.... хи, хи, хи!
   Анна Папина. Что же вы не говорите?
   Лялюкинъ. Я?... и вѣдомо.... поговорить было.... я здоровъ.... очень здоровъ.... боленъ не бываю.... окромѣ разговѣнья.... хи, хи, хи!
   Анна Папина. Что же еще?
   Лялюкинъ. Еще.... хи, хи, хи!... еще ничего.... Дядюшка съ вашимъ отцомъ дѣло затѣяли.... хи, хи, хи! пойдетъ хорошо, такъ хорошо... мнѣ все равно.... пусть скажутъ, какъ пойдетъ.... спроси у отца.... хи, хи, хи!.. вонъ идетъ.... отселѣ пойду въ бабки играть.... вотъ и все тутъ.... хи, ли, хи!
  
   Относительно другихъ лицъ можно замѣтить что внѣшнее подражаніе Шекспиру завлекло Екатерину такъ далеко что она заставляетъ Папину говорить что Кажу ходитъ во дворецъ. Такъ какъ дѣйствіе перенесено изъ провинціи (Виндзорскаго графства) въ столицу, Петербургъ, то замыселъ заманиванія въ садъ и переряживаніе въ вѣдьмъ и колдуновъ выходитъ мало естественнымъ. Любопытно что, перерядивъ Куикли въ вѣдьму, Екатерина заставала ее говорить чисто по-русски, тогда какъ во всѣхъ прежнихъ дѣйствіяхъ, разъ назвавъ ее француженкой-торговкой, поддерживада и въ самомъ языкѣ французское происхожденіе и заставляла ее говорить ломанымъ русскимъ языкомъ съ примѣсью французскихъ фразъ.

В. ЛЕБЕДЕВЪ.

"Русскій Вѣстникъ", No 3, 1878

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru