Шепелевич Лев Юлианович
Романист-моралист

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Романистъ-моралистъ.
(Эдуардъ Родъ).

   Предлагая вниманію читателей очеркъ литературной дѣятельности романиста и ученаго Эдуарда Рода, я руководствуюсь мотивами не случайнаго характера. По моему мнѣнію, дѣятельность Рода, какъ романиста, весьма характерна. Она важна для знакомства съ состояніемъ и стремленіями лучшихъ людей современной интеллигенціи, какъ наиболѣе ихъ яркая и типичная форма. Она весьма важна, какъ выразительное и талантливое проявленіе самосознанія, какъ выраженіе строгаго и добросовѣстнаго отношенія въ важнѣйшимъ жизненнымъ вопросамъ. По умственному развитію, солидности образованія, Родъ превосходитъ большинство романистовъ. Его спеціальность -- исторія литературы (Родъ до послѣдняго времени былъ профессоромъ женевскаго университета) -- способствовала расширенію его умственнаго горизонта. Родъ не прокладываетъ новыхъ дорогъ, не рекомендуетъ положительныхъ средствъ, а лишь подчеркиваетъ тотъ умственный "голодъ", какой испытываетъ наше поколѣніе. Наконецъ Родъ, подобно многимъ своимъ соотечественникамъ, обязанъ ростомъ своихъ идей русскимъ беллетристамъ. Онъ является особеннымъ почитателемъ Толстого: достаточно указать на его очеркъ, посвященный этому маститому русскому писателю.
  

I.

   Сознательное отношеніе къ своей внутренней жизни является типичной чертою новаго времени. Сложность психической жизни, разнообразіе ея интересовъ неизвѣстны человѣку, стоящему на низкой ступени культурнаго развитія Выдвинутая эпохой возрожденія на первый планъ, личность съ теченіемъ времени привлекаетъ все болѣе и болѣе вниманія и достигаетъ у Шекспира (въ Гамлетѣ) необыкновенной глубины. Прогрессъ развитія индивидуума совершается безпрерывно и параллельно съ нимъ дѣлаются успѣхи въ сознательномъ отношеніи къ проявленіямъ внутренней жизни, послѣдней формой котораго является самоанализъ, доходящій до крайностей, дающій болѣзненныя комбинаціи (напр. въ героѣ извѣстнаго романа Сенкевича "Безъ догмата"). Таланты, умѣющіе отрѣшиться отъ своего "я", смотрѣть на явленія объективно, становятся все рѣже и рѣже. Въ литературѣ и искусствѣ можно указать цѣлый рядъ оригинальныхъ направленій, извѣстныхъ подъ разнообразными названіями, въ которыхъ личныя ощущенія, впечатлѣнія, понятія стушевываютъ содержаніе изображаемаго и художники пользуются средствами до того субъективными, что они затемняютъ собою содержаніе и дѣлаютъ его пониманіе крайне затруднительнымъ.
   Въ этомъ преобладаніи личности кроется, безъ сомнѣнія, много рокового для искусства въ широкомъ значеніи этого слова. Но не подлежитъ сомнѣнію, что само по себѣ это преобладаніе внутренней жизни надъ внѣшней въ высшей степени характерно для нашего времени и интересно. Даже такіе положительные умы. какъ Зола, не избѣжали увлеченій въ этомъ направленіи и "культъ матеріи" знаменитаго романиста до того увлекаетъ его, что въ нѣкоторыхъ произведеніяхъ заставляетъ такъ-же мало считаться съ дѣйствительностью, какъ нѣсколько фантастическія построенія психическихъ комбинацій Поля Бурже. Нѣтъ въ современной литературѣ писателя, который-бы такъ глубоко чувствовалъ эту тиранію личнаго элемента, рефлексіи и самосознанія, какъ Эдуардъ Родъ. Онъ понялъ, что въ крайнихъ своихъ проявленіяхъ эта тиранія ведетъ къ безусловному скептицизму. Наблюденія надъ своимъ поколѣніемъ и самимъ собою привели Рода къ заключенію о необходимости покинуть стезю самоанализа и отрицанія и выйти на широкую дорогу положительныхъ идеаловъ. Каковы эти идеалы -- Родъ не успѣлъ указать; онъ довольствуется попытками, раскрыть намъ свою душу, душу современнаго интеллигента, и подчеркиваетъ полную неудовлетворительность ходячихъ взглядовъ на сложные вопросы нашей жизни, на преступленіе и добродѣтель, семейныя и общественныя отношенія. Его взгляды основываются на довольно обширныхъ наблюденіяхъ и собственномъ опытѣ. Родъ не опасается самой прямой и рѣзкой постановки вопросовъ и подходитъ къ ихъ разрѣшенію въ желательномъ для моралиста и поборника прогресса смыслѣ, не расходясь съ художественной правдой.
   Постараемся подвергнуть анализу беллетристическія произведенія Рода, въ которыхъ проявилось его міросозерцаніе. Насъ будетъ интересовать, ростъ его этическихъ и художественныхъ идей.
  

II.

   Я считаю раннимъ фазисомъ литературной дѣятельности Рода тотъ, который замѣтно окрашенъ довольно наивнымъ оптимизмомъ. Въ сложныхъ, тяжело сложившихся обстоятельствахъ жизни романистъ указываетъ исходъ, въ основѣ котораго лежитъ компромиссъ иногда очень грубый. Мнѣ думается, что такіе взгляды имѣютѣ своимъ источникомъ оптимизмъ и не особенно глубокое отношеніе къ жизненнымъ вопросамъ. Быть можетъ, они основываются на непосредственномъ наблюденіи. Но тогда оно имѣетъ предметомъ натуры весьма заурядныя, отношенія которыхъ къ важнѣйшимъ явленіямъ жизни основано на мало осмысленномъ индифферентизмѣ. Такъ или иначе, касаясь первостепенныхъ проблеммъ нашего личнаго существованія, Родъ въ первый періодъ своей дѣятельности находитъ ключъ къ ихъ разрѣшенію, допускаетъ возможность соглашеній при запутанности переплетающихся другъ съ другомъ интересовъ нѣсколькихъ лицъ.
   Любимыми темами Рода являются не запутанныя любовныя интриги, не рядъ романическихъ эфектовъ, не блестящія описанія и живой и бойкій діалогъ, а изображеніе жизни преимущественно психической, немногихъ лицъ, въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ. Родъ охотно останавливается на такихъ сочетаніяхъ, которыя, не представляя ничего особеннаго по внѣшности, въ сущности полны глубокаго внутренняго драматическаго интереса.
   Особеннаго вниманія въ этомъ отношеніи заслуживаютъ романы "Côte à côte" и "Три сердца". Довольно сложные вопросы разрѣшаются въ нихъ очень просто и элементарно. Въ первомъ изъ нихъ разсматривается взаимное отношеніе супруговъ, принадлежащихъ къ различнымъ вѣроисповѣданіямъ: мужъ -- протестантъ, жена -- католичка. Тотъ отпечатокъ, который кладетъ воспитаніе въ католическомъ и протестантскомъ духѣ, очерченъ романистомъ въ самыхъ яркихъ и характерныхъ чертахъ. Мы видимъ молодого человѣка, котораго слишкомъ долго и слишкомъ, строго держали въ страхѣ и подчиненіи, оберегая отъ суетныхъ искушеній. Темпераментъ и молодость взяли свое, страсти прорвались наружу и хлынули широкимъ потокомъ, лишь только обстоятельства стали благопріятствовать этому. Съ другой стороны, мистическое настроеніе жены представляло превосходное основаніе для религіозной пропаганды. Молодая женщина долго отстаивала свой религіозный культъ; но поведеніе мужа съ одной стороны, съ другой обаяніе вдохновеннаго проповѣдника-пастора сломили ея упорство. Къ несчастью ученіе слилось съ личностью пророка и Юлія пала. Казалось, это должно было осложнить распрю супруговъ, но дѣло приняло другой оборотъ. Мужъ вернулся изъ своихъ безпорядочныхъ скитаній приниженнымъ и подавленнымъ, и, когда жена созналась ему въ своемъ проступкѣ, онъ не придалъ этому ни малѣйшаго значенія. Жизнь этой четы потекла мирно и ровно. О любви не могло быть и рѣчи, но ихъ связывали привычка и привязанность.
   Само собою разумѣется, что этотъ романъ можетъ быть основанъ на непосредственныхъ и умѣлыхъ наблюденіяхъ. Но онъ даетъ не много пищи размышленію. Это низведеніе идеальныхъ этическихъ стремленій къ довольно низменному прозябанію, явившемуся слѣдствіемъ потери всякой воспріимчивости къ нравственнымъ вопросамъ, производитъ угнетающее впечатлѣніе. Мужъ и жена устали грѣшить и потому только чувствуютъ другъ къ другу расположеніе. Но не долженъ-ли человѣкъ, наоборотъ, стремиться къ сохраненію отзывчивости на запросы практической морали и избѣгать всякой фальши въ жизни и даже мысляхъ? Съ этой точки зрѣнія романъ Рода не даетъ никакой новой постановки интересующихъ читателя вопросовъ и не удовлетворяетъ его. Все это возможно и правдоподобно, но слабость тенденціи романа не искупается его художественностью.
   Еще слабѣе основная мысль романа "Три сердца". Молодому мужу тѣсно у домашняго очага. Онъ знаетъ, что существуетъ стихія чувственныхъ наслажденій, имъ не испытанныхъ и не извѣданныхъ. Любовь прелестной жены, присутствіе малютки-дочери, уже проявляющей нѣжную, любящую душу, кажется ему чѣмъ-то сѣрымъ, будничнымъ въ сравненіи съ чувствомъ какой-либо современной Клеопатры или Аспазіи. Ему кажется, что таковую онъ нашелъ въ лицѣ красивой американки, эксцентричной и отличающейся многими странностями. Романъ этотъ, разрушившій семейное счастіе супруговъ, отвлекшій ихъ вниманіе отъ впечатлительной малютки-дочери, далеко не удовлетворилъ Ричарда (такъ звали мужа). Поздно убѣдился онъ, что американка Роза-Марія, несмотря на свою вызывающую внѣшность, несмотря на всѣ странности, въ сущности простая и добрая женщина, требующая спокойнаго и ровнаго чувства, тяготящаяся своимъ неопредѣленнымъ положеніемъ любовницы и стремящаяся къ болѣе прочнымъ узамъ. Въ то-же время, охладѣвъ и къ любовницѣ и къ женѣ, Ричардъ сталъ увлекаться прекрасной и во всѣхъ отношеніяхъ выдающейся женщиной, которая не раздѣляла его страсти. Пока родители страдаютъ, полные своего горя, ихъ малютка чахнетъ, не видя ласки и нѣжности.
   Дѣтскія чувства бываютъ глубоки и сильны; иногда они расшатываютъ слабые организмы,-- одинъ изъ такихъ случаевъ мы имѣемъ въ данномъ романѣ. Малютка слабѣетъ, гаснетъ и наконецъ умираетъ. Смерть ребенка снова сближаетъ родителей; увлеченія мужа отходятъ въ область прошлаго; въ свою очередь и жена заставляетъ себя забыть и простить ему многое. Жизнь потекла ровнымъ потокомъ, смывшимъ тяжелыя воспоминанія.
   Безъ сомнѣнія, все это полно жизни и въ порядкѣ вещей; съ подобными случаями мы встрѣчаемся чуть не ежедневно. Какъ бытовая картинка -- романъ очень хорошъ. Но, полагаю, многіе читатели не согласятся съ тѣмъ, чтобы такъ легко можно было все забыть и простить; они выскажутъ сомнѣніе, всегда-ли способна смерть ребенка сблизить родителей? Не создастъ-ли она, наоборотъ, никогда незаполнимой между ними пропасти? Полно, скажутъ они, развѣ возможно быть счастливымъ и спокойнымъ, когда за вами стоитъ тѣнь безвременно погибшаго дорогого существа? Не свидѣтельствуютъ-ли такія, какъ у Рода, отношенія о сравнительно мало-развитой психологіи главныхъ дѣйствующихъ лицъ? Во всякомъ случаѣ этическая сторона дѣла окажется неудовлетворительной. Совершаются чуть не преступленія, гибнутъ невинные -- и снова воцаряется буржуазное счастіе, миръ и согласіе. Драма и трагедія превращаются въ комедію.
   Повидимому, самъ Родъ остался недоволенъ своими произведеніями указаннаго характера. По крайней мѣрѣ онъ круто поворачиваетъ въ другомъ направленіи, углубляетъ психологическій анализъ, предъявляетъ болѣе высокія этическія требованія и вмѣстѣ съ тѣмъ придаетъ своимъ произведеніямъ высокій драматическій интересъ. Съ романомъ "Обреченная въ жертву" (La Sacrifiée) мы становимся лицомъ къ лицу съ указаннымъ поворотомъ.
  

III.

   Познакомимся нѣсколько подробнѣе съ содержаніемъ послѣдняго романа. Мы не будемъ неправы, если назовемъ его французскимъ "Преступленіемъ и Наказаніемъ". Подъ сильнымъ вліяніемъ Достоевскаго находился Родъ, когда принимался за "Обреченную въ жертву". Онъ не подражалъ замѣчательному русскому романисту, выбравъ вполнѣ самостоятельно сюжетъ своихъ наблюденій, но тенденція романа всецѣло, на нашъ взглядъ, возникла при чтеніи исторіи Раскольникова. Романъ "La Sacrifiée" появился въ формѣ автобіографическихъ записокъ доктора Моргекса, врачафилантропа, всецѣло посвятившаго себя служенію страждущему человѣчеству.
   Воспитанный отцомъ, строгимъ лютераниномъ, Моргексъ не усвоилъ религіозныхъ идей своего родителя, можетъ быть потому, что тотъ слишкомъ усердно внушалъ ихъ своимъ дѣтямъ. Но строгое нравственное міросозерцаніе отличало Моргекса отъ его сверстниковъ; онъ привыкъ отдавать себѣ отчетъ въ своихъ поступкахъ и считаться съ своею впечатлительною совѣстью; это былъ человѣкъ, не признающій уступокъ и компромиссовъ. Двадцати лѣтъ отъ роду Моргексъ послѣ смерти отца очутился безъ средствъ и съ большой семьей на рукахъ. Приходилось усиленно работать и изощряться въ добываніи необходимыхъ для существованія средствъ. Двадцати восьми лѣтъ Моргексъ былъ человѣкомъ дѣла, практичнымъ, самолюбивымъ и честолюбивымъ.
   Одна сторона осталась у Моргекса не развитой: его чувствительность. По отношенію къ своей семьѣ онъ зналъ лишь одно -- долгъ. Онъ доставлялъ ей все необходимое, но нѣжности къ ней не проявлялъ; къ провинившимся-же докторъ былъ строгъ и неумолимъ.
   По странной случайности, у доктора былъ другъ Одуэнъ, ничего общаго съ нимъ не имѣющій. Это былъ блестящій свѣтскій адвокатъ, умѣвшій импровизировать краснорѣчивыя рѣчи и "искусно направлять свое судно", какъ онъ выражался. Одуэнъ любилъ роскошную обстановку, хорошій обѣдъ, вино, сигары -- словомъ это былъ типичный великосвѣтскій адвокатъ, рѣзко отличающійся отъ неповоротливаго пуританина, сдержаннаго и суроваго Моргекса. Несмотря на это несходство характеровъ и привычекъ, молодые люди были связаны узами дружбы и находили удовольствіе въ частыхъ и оживленныхъ бесѣдахъ. Скоро Одуэнъ сдѣлался женихомъ и познакомилъ своего друга съ невѣстой, прекрасной, умной и доброй дѣвушкой. Принужденный уѣхать на нѣсколько мѣсяцевъ изъ Парижа въ мѣстность, гдѣ господствовала холера, Моргексъ не былъ на свадьбѣ Одуэна и пріѣхалъ послѣ его медоваго мѣсяца. Зная, какъ измѣняетъ людей семейная жизнь, опасаясь показаться навязчивымъ, докторъ почти прекратилъ свои визиты. Только по настоянію своего друга онъ сталъ посѣщать его домъ и безъ труда пріобрѣлъ довѣріе его жены.
   Вскорѣ докторъ замѣтилъ, что отношенія мужа и жены были далеко не идеальны. У Одуэна былъ тяжелый характеръ, мелочной и придирчивый. Клотильда слишкомъ безропотно ему подчинялась. Къ тому же адвокатъ завелъ любовницу -- женщину полусвѣта и этимъ нанесъ окончательный ударъ самолюбію жены. Между друзьями тоже обнаружился разладъ, возникъ крупный разговоръ по поводу одного убійцы, котораго Моргексъ считалъ психически больнымъ, и по поводу защиты Одуэна, которая походила на обвиненіе и повела за собою апоплексическій ударъ. Сознавая возможность полнаго увѣчья. Одуэнъ взялъ слово съ Моргекса, что тотъ отравитъ его, если не будетъ надежды на выздоровленіе. Тайное желаніе избавиться отъ друга, жену котораго докторъ полюбилъ всѣмъ пыломъ перваго и зрѣлаго чувства, заставило его дать требуемое обѣщаніе, противорѣчащее совѣсти врача. Онъ успокоилъ себя соображеніемъ, что Одуэнъ, изъявляя свое желаніе, былъ человѣкомъ вполнѣ нормальнымъ, сознававшимъ важность подобнаго требованія.
   Само собою разумѣется, что положеніе друга мужа, любящаго его жену, было для честнаго Моргекса невозможнымъ. Онъ, чувствуя, что съ каждымъ днемъ становится все болѣе и болѣе рабомъ своей страсти, рѣшилъ воспользоваться первымъ случаемъ для разрыва съ своимъ другомъ. Случай представился. Буря разразилась изъ-за убійцы, о которомъ сказано выше. Одуэнъ съ злорадствомъ упомянулъ о его казни, докторъ не менѣе страстно сталъ въ его защиту, заявивъ, что отнынѣ на него могутъ разсчитывать только какъ на врача. Сдѣлавъ рѣшительный шагъ, Моргексъ сталъ спокойнѣе; образъ любимой женщины сталъ тускнѣть въ его воображеніи,-- какъ вдругъ г-жа Одуэнъ прислала за нимъ, извѣщая, что съ ея мужемъ сдѣлался новый, жестокій ударъ. На этотъ разъ больному предстояло почти безсознательное существованіе, которое могло продолжаться цѣлые годы. Теперь доктору приходилось вспомнить данное слово и принять извѣстное рѣшеніе. Судьба жены друга, стремленіе къ личному счастью побѣдили аргументы, которые ставила совѣсть врача, и въ одинъ прекрасный день, принявъ большую дозу морфія, Одуэнъ заснулъ навсегда.
   Послѣ смерти адвоката, Моргексъ почувствовалъ всю тягость своего положенія. Тѣнь друга должна была стоять между нимъ и любимой женщиной. Единственнымъ выходомъ изъ этого положенія могло быть полное удаленіе отъ Клотильды. Къ этому нашъ докторъ въ первое время и стремился. Но потомъ, влекомый своимъ чувствомъ, побуждаемый различными соображеніями, взаимностью прекрасной вдовы, онъ измѣнилъ свое рѣшеніе и женился на прелестной женщинѣ. Въ первое время онъ былъ вполнѣ счастливъ и успокоилъ послушную совѣсть.
   Случайное, неважное обстоятельство нарушило эту гармонію. Заговорили лучшія стороны души Моргекса. Не будучи въ состояніи рѣшить вопроса о своей виновности, найти средство, какъ выпутаться изъ ужаснаго положенія, докторъ обращается къ посторонней помощи, къ совѣту людей испытаннаго благородства и честности. Одинъ изъ нихъ, честный и прямой священникъ, призналъ доктора виновнымъ и заявилъ, что онъ долженъ отказаться отъ Клотильды, пріобрѣтенной преступленіемъ. Когда Моргексъ горячо отстаивалъ права своей жены, указывая на ея полную невиновность, духовникъ замѣтилъ: "Роковая необходимость грѣха, иногда тяжелое за него наказаніе состоитъ въ томъ, что онъ влечетъ за собой цѣлый рядъ послѣдствій, отъ которыхъ страдаютъ и виновные, и невинные... Мы не можемъ нарушить закона, чтобы не затронуть цѣлой группы людей". Моргексъ не долго оставался въ нерѣшительности. Совѣтъ священника показался ему убѣдительнымъ. Нѣсколько дней спустя онъ въ письмѣ къ женѣ изложилъ свою вину, просилъ прощенія и требовалъ разлуки. Несмотря на полную готовность жены забыть обо всемъ, онъ рѣзко, въ припадкѣ какого-то отчаянія прервалъ съ нею всѣ сношенія... Съ этой минуты для доктора началась новая эра: служеніе человѣчеству должно было быть искупленіемъ вины, за которую страдала невинная жена, быть можетъ, больше его самого.
   Сходство этого романа съ "Преступленіемъ и Наказаніемъ" весьма значительно. Не даромъ авторъ говоритъ, что его герой перечитывалъ романъ Достоевскаго. Соціальный характеръ преступленія въ романѣ Рода становится романическимъ; притомъ авторъ не вездѣ послѣдователенъ. Такъ, весьма странно, что Одуэнъ, цѣнившій свои удовольствія выше всего, хочетъ быть отравленнымъ. Равнымъ образомъ трудно повѣрить, чтобы докторъ придавалъ серьезное значеніе слову, данному еле оправившемуся больному.
   Зато весь процессъ, слѣдующій за убійствомъ, у Достоевскаго и Рода поразительно сходенъ.
   Раскольниковъ и Моргексъ, несмотря на различіе ихъ умственнаго уровня, имѣютъ своеобразное понятіе о морали, отличное отъ общепринятаго. До столкновенія съ дѣйствительностью, съ практической моралью, ихъ міровоззрѣніе было вполнѣ удовлетворительнымъ. Но лишь только они перешагнули въ сферу преступленія, ихъ устои оказались несостоятельными, и они были принуждены искать разрѣшенія своихъ мучительныхъ сомнѣній въ общепринятомъ и общеобязательномъ кодексѣ нравственности: Раскольниковъ, преступленіе котораго предусматривалъ законъ, обратился къ суду; Моргексъ -- къ нравственному сознанію лучшихъ людей общества,
   Какъ Раскольниковъ, такъ и Моргексъ склонны, совершая преступленіе, умилять цѣнность нашей жизни, требуя притомъ отъ человѣка слишкомъ многаго. Въ этомъ ихъ роковая ошибка, ошибка ихъ гордости, слишкомъ обезцѣнивающей, въ сравненіи съ своими правами на существованіе, права другихъ.
   Клотильда и Соня имѣютъ мало общаго. Это женщины двухъ различныхъ міровъ. Соня проникнута любовью къ правдѣ, какимъ-то мистическимъ стремленіемъ къ идеалу. Она думаетъ, что счастіе любимаго человѣка въ искупленіи грѣха. Здѣсь, на пути къ очищенію, она готова слѣдовать за нимъ; но примириться съ его преступленіемъ она не можетъ, такъ какъ не вѣритъ, чтобы онъ нашелъ душевное равновѣсіе. Клотильда, узнавъ о совершившемся, прощаетъ своего мужа. Болѣе того: ей и въ голову не приходитъ осуждать его: онъ изъ за нея устранилъ Одуэна -- и этого вполнѣ достаточно ея женскому сердцу. У Клотильды нѣтъ опредѣленнаго идеала нравственнаго совершенства, и она даже не догадывается о тѣхъ страданіяхъ и сомнѣніяхъ, которыя мучатъ доктора. "Обреченная въ жертву", она несчастна и въ силу неумолимой логики событій, и въ силу своей близорукости, мѣшающей ей возвыситься до уровня своего мужа, понимать его сомнѣнія, внутреннюю борьбу и добровольно рѣшиться на тяжелую жертву, явившуюся единственнымъ условіемъ сноснаго существованія.
   Въ изложенномъ романѣ Родъ очень вѣрно подмѣтилъ логику событій и роковую ихъ посхѣдовательность. Честный, подобно Моргексу, человѣкъ не можетъ совершить преступленія и спокойно наслаждаться его плодами. Рано или поздно придетъ онъ къ печальной необходимости разрушить выстроенное неправымъ путемъ зданіе и погибнетъ подъ его развалинами. Но въ "La Sacrifiée" преступленіе слишкомъ очевидно, слишкомъ ярко; необходимыя послѣдствія его слишкомъ прямолинейны. Родъ сознавалъ, что есть поступки, прощаемые обществомъ, вполнѣ законные, касающіеся, повидимому, лишь счастія двухъ лицъ, которые тѣмъ не менѣе ведутъ за собою цѣлый рядъ печальныхъ фактовъ и для. другихъ близкихъ лицъ, ни въ чемъ не виновныхъ и ни къ чему не причастныхъ. Моралиста привлекала заманчивая задача показать на примѣрѣ, выхваченномъ изъ жизни, справедливость старой библейской притчи о зеленомъ виноградѣ, который ѣли предки и отъ котораго у потомковъ болѣли зубы. Онъ остановилъ свое вниманіе на передовой личности, одномъ изъ лучшихъ людей нашего времени, талантливомъ и разностороннемъ, одинаково способномъ къ теоретической и практической дѣятельности. Благодаря этому, возникли два романа: "Частная жизнь Мишеля Тейссье" и "Вторая жизнь Мишеля Тейссье".
   Въ первомъ изъ этихъ романовъ мы знакомимся съ идеальной на первый взглядъ супружеской четой.
   Мужъ и жена какъ-бы созданы другъ для друга: они красивы, здоровы, умны, честны и талантливы. У нихъ двѣ дочери, въ которыхъ родители души не чаютъ, много хорошихъ друзей и знакомыхъ. Мужъ принадлежитъ къ консервативной партіи парламента, горячо отстаиваетъ ея интересы, противодѣйствуетъ, сколько есть силъ, реформамъ, направленнымъ, по его мнѣнію, противъ семейныхъ и государственныхъ основъ. Такъ, въ моментъ начала романа мы находимъ его ратующимъ противъ проекта о разводѣ, вносимаго либеральнымъ большинствомъ.
   Въ семьѣ Тейссье особенной любовью пользовалась молоденькая, прелестная дѣвушка Бланшъ, ихъ сосѣдка, находящаяся, несмотря на богатство матери, въ самыхъ тяжелыхъ семейныхъ условіяхъ. Мать Бланши, бывшая за вторымъ мужемъ, не любила ее; дѣвушка не видѣла сердечнаго чувства и вниманія въ роскошной обстановкѣ материнскаго дома и искала утѣшенія у г-жи Тейссье. Мало-по-малу она сдѣлалась какъ-бы ея третьей дочерью и пользовалась общею любовью. Къ несчастью, исподоволь и почти безсознательно Мишель Тейссье полюбилъ прекрасную дѣвушку, и она отвѣчала ему полною взаимностью.
   Романъ этотъ недолго оставался неизвѣстнымъ г-жѣ Тейссье. Случайно она узнала о своемъ несчастіи. Оскорбленная и полная горя, сознавая серьезность чувства мужа и своего положенія, она потребовала развода. Скрѣпя сердце, Тейссье долженъ былъ повиноваться. Послѣдовалъ унизительный фиктивный процессъ. Разводъ былъ разрѣшенъ. Дѣти остались при матери. Побуждаемый своимъ чувствомъ и ходомъ событій Тейссье женился на Бланшъ. Бракъ ихъ состоялся безъ участія церкви, которое было невозможно при такихъ обстоятельствахъ. Само собою разумѣется, что политическая карьера Тейссье въ рядахъ консервативной партіи окончилась навсегда; его разводъ произвелъ громкій скандалъ, и любимецъ консерваторовъ былъ принужденъ ограничиться тѣсной сферой частной жизни.
   Десять лѣтъ провелъ цвѣтущій и полный энергіи Мишель въ вынужденномъ отдыхѣ. Онъ писалъ, путешествовалъ, наслаждался природой,-- но все это, конечно, мало его удовлетворяло. Любовь его ко второй женѣ была съ каждымъ годомъ еще сильнѣе и глубже; молодая женщина оказалась на высотѣ своего призванія, но между супругами стояли воспоминанія о покинутой женѣ и дѣтяхъ. Чувство горечи нерѣдко всплывало наружу. Судьба, казалось, предупредительно позаботилась объ ихъ успокоеніи: первая жена Тейссье скончалась. Онъ видѣть ее уже на смертномъ одрѣ, измѣнившуюся до неузнаваемости, съ печатью пережитыхъ страданій на лицѣ. Понятно послѣ похоронъ матери дочери должны были поселиться съ отцомъ. Съ этого именно момента Тейссье и его жена стали испытывать тяжелыя послѣдствія своего союза.
   Между отцомъ и дочерьми, а еще болѣе между ними и мачихой -- стояла ихъ мать. Старшая, дѣвушка кроткая и податливая, старалась угодитъ отцу и полюбить ласковую добрую Бланшъ, но младшая вела съ нею и отцомъ упорную и глухую борьбу, позволяла себѣ, пользуясь щекотливостью положенія мачихи, самыя невозможныя выходки и отравляла всѣмъ существованіе. Одновременно съ этимъ осложненіемъ въ семью ворвалась новая струя: Тейссье, пережившій много внутренней борьбы и горя, рѣзко измѣнилъ свои прежнія убѣжденіи; онъ сталъ ярымъ радикаломъ и рѣшилъ перейти въ лагерь своихъ прежнихъ политическихъ враговъ. Здѣсь онъ былъ встрѣченъ съ открытыми объятіями; въ немъ проснулся пылкій парламентскій дѣятель; разрывъ съ прошедшимъ былъ самый полный.
   Теперь все переплелось и перепуталось. Тейссье шелъ своей дорогой, не считая себя обязаннымъ считаться съ семьей,-- а между тѣмъ семья не раздѣляла его стремленій, не сочувствовала перемѣнѣ въ немъ происшедшей. Жена его мечтала о церковномъ бракѣ, долженствовавшемъ оформить ихъ отношенія, а старшая дочь -- о бракѣ съ сыномъ одного аристократа -- оплота консервативной партіи.
   Легко догадаться, что этотъ разладъ долженъ былъ внести въ семью много горя. Бракъ молодыхъ людей, вслѣдствіе дуэли ихъ отцовъ, сдѣлался навсегда невозможнымъ. Бѣдная дѣвушка, въ высшей степени нервная и впечатлительная, не могла пережить своего горя; она угасла, убитая страданьемъ. А Тейссье остался съ болью въ сердцѣ, съ сознаніемъ своего безпощаднаго эгоизма, безъ нравственной поддержки, безъ вѣры въ свое дѣло, обусловившее столько несчастій, но съ побѣдой на выборахъ. Горькой ироніей звучало для него послѣднее извѣстіе.
   Нельзя не признать за Родомъ глубокомысленнаго отношенія къ жизненнымъ вопросамъ и вмѣстѣ съ тѣмъ большой наблюдательности, ума и художественнаго чутья, проявившихся въ исторіи Мишеля Тейссье. Читатель прекрасно понимаетъ, что увлеченіе этого талантливаго человѣка, само по себѣ естественное и законное, должно было привести къ роковымъ послѣдствіямъ. Тейссье поступилъ какъ средній, заурядный смертный, котораго никто не подумаетъ особенно осуждать, а тѣмъ не менѣе его поступокъ наказывается строго, даже безжалостно, наказывается въ ближайшихъ дорогихъ ему людяхъ, задушевныхъ стремленіяхъ и идеалахъ. Одно увлеченіе разрушаетъ прекрасное зданіе счастія, строившееся всю жизнь работой ума и сердца! Это печально, очень печально, но это законно и логично. Торжество эгоизма въ рѣшительную минуту жизни должно оказаться роковымъ. Жертвуя интересами другого лица своимъ собственнымъ, человѣкъ долженъ сознавать, что этимъ единичнымъ случаемъ дѣло не можетъ ограничиться, что у всякаго человѣка есть преданныя и любящія его существа, на которыхъ отражается его страданіе. Читатель смутно сознаетъ, что единственнымъ средствомъ спасти столько жертвъ было бы въ извѣстный моментъ самопожертвованіе, покореніе элементарныхъ силъ голосу разума. Но, разъ ошибка произошла, дальнѣйшія слѣдствія не могутъ быть устранены: каждая минута приносить новое осложненіе, толкаетъ къ рѣшительной катастрофѣ.
   Романистъ полагаетъ, что значительную долю осложненій слѣдуетъ приписать ненормальнымъ условіямъ нашего цивилизованнаго общества. Личности предъявляются большія требованія устойчивости и проницательности, чѣмъ могутъ вынести силы средняго индивидуума. Прямыя, честныя натуры гибнутъ въ цивилизованныхъ центрахъ, какъ погибаетъ у Рода героиня романа Татьяна Ленлофъ, русская, уроженка Оренбурга.
   Эта красивая, цвѣтущая дочь первобытнаго сѣвера является въ Парижъ съ радужными надеждами. Скоро она имѣетъ основаніе думать, что эти надежды осуществятся: она находитъ покровителей и поклонниковъ, которые толкаютъ ее на сцену. У Татьяны есть талантъ и пониманіе, но нѣкоторыя особенности ея произношенія, рѣзкость манеръ дѣлаютъ ея дебюты неудачными. Злополучная актриса становится великосвѣтской любовницей. Но, отдаваясь безсердечному человѣку, Татьяна осталась прямой и честной и, когда утомленный однообразіемъ виверъ не только покинулъ ее, но и хотѣлъ передать своему пріятелю. Татьяна не пережила позора и наложила на себя руки.
   Родъ превосходно понялъ и изобразилъ всю бездну испорченности, какая отличаетъ извѣстную часть цивилизованнаго общества большихъ центровъ, испорченности, кроющейся не въ случайныхъ выходкахъ страстей, а въ полномъ эгоизма міросозерцаніи. Противоположность душевной чистоты неиспорченной дѣвушки съ безсердечностью пошлаго общества ее окружающаго, оттѣнено авторомъ прекрасно и даетъ превосходный художественный эфектъ. "Татьяна Ленлофъ" -- одинъ изъ лучшихъ романовъ Рода, несмотря на нѣкоторую сбивчивость свѣдѣній о Россіи.
   Само собою разумѣется, что указывая на тѣ послѣдствія, которыя влечетъ для насъ и другихъ нашъ эгоизмъ, наше себялюбіе, наша близорукость, обусловливающія не только личныя и семейныя несчастій, но и общественныя, Родъ долженъ былъ сознавать, что высшій, нормальный порядокъ можетъ явиться слѣдствіемъ исключительнаго предвѣдѣнія, предусмотрительности, альтруизма и всепрощенія. Тогда только можетъ воцариться полная гармонія. Но для насъ, рабовъ страсти, такое состояніе возможно лишь въ будущемъ,-- и Родъ прекрасно высказался но этому поводу въ небольшомъ фантастическомъ разсказѣ "L'autopsie du Docteur Z.".
   Сюжетъ разсказа основанъ на мнимомъ физіологическомъ наблюденіи, состоящемъ въ томъ, что сознательная жизнь человѣка не прекращается съ моментомъ смерти, а продолжается еще нѣкоторое время. Легко догадаться, какое употребленіе сдѣлаетъ романистъ изъ этой гипотезы. Онъ постарается показать намъ состояніе души человѣка, возвышающееся надъ жизненными злобами дня, надъ уровнемъ общечеловѣческихъ страстей, увлеченій и понятій,-- словомъ, онъ заставитъ взглянуть на душу очищенную, безстрастную и мудрую. Одни и тѣ же факты въ два различные момента производятъ различное дѣйствіе. Прощеніе занимаетъ мѣсто озлобленія, требовательность и строгость уступаютъ снисходительности: умышленное или безсознательное непониманіе -- полному просвѣтленію. Понимается и прощается даже то, что при жизни такъ строго судится: измѣна, неблагодарность. Поступки людей, получая другое освѣщеніе, становятся простительными и понятными.
   Намъ кажется, что въ сказанномъ очеркѣ Родъ высказалъ свои задушевныя мысли о важнѣйшихъ вопросахъ практической этики. Онъ повидимому склоненъ думать, что полное пониманіе есть и полное прощеніе, что значительная часть нашихъ распрей и столкновеній -- результатъ взаимнаго непониманія и недоразумѣнія.
   Въ нѣкоторыхъ очеркахъ Рода проглядываетъ указанная нами мысль о необходимости возвыситься умомъ и сердцемъ надъ всѣмъ временнымъ и случайнымъ. Такое отношеніе или является удѣломъ исключительныхъ по благородству натуръ, или достигается путемъ продолжительныхъ испытаній и страданій. Таковъ, напримѣръ, мужъ въ разсказѣ "Le pardon", узнавшій послѣ смерти горячо любимой жены объ ея измѣнѣ и не только простившій ея памяти, но сумѣвшій полюбить и ея дочь -- плодъ легкомысленнаго увлеченія -- зная, что это дитя чужого человѣка, соперника лишившаго его чести.
   Обратимся теперь къ проявленіямъ самосознанія у Рода, постараемся уловить его взгляды на главнѣйшіе вопросы нашего существованія и оттѣнить черты его духовнаго склада, насколько онѣ являются выразителями современности.
  

IV.

   Есть среди сочиненій Рода не особенно объемистая книга (311 стр. 18° разгонистаго штрифта), удостоенная французской академіей преміи: "Смыслъ жизни". Для знакомства съ общими взглядами Рода и ихъ оцѣнки эта книга представляетъ весьма любопытный и интересный матеріалъ. Книга распадается на четыре отдѣла: бракъ, отцовство, альтруизмъ и религія. Это -- что-то въ родѣ исповѣди находящагося въ цвѣтущемъ возрастѣ мужчины, искренняя исповѣдь сына нашего вѣка. Прекрасно оттѣняетъ Родъ тотъ контрастъ, который существуетъ между молодыми людьми, вступающими въ бракъ: она, пожившій и извѣрившійся, эгоистичный и себялюбивый, часто недовѣрчивый и всегда съ извѣстными, неудобными для семейной жизни привычками; она въ большинствѣ случаевъ полная наивной вѣры и энтузіазма, способная ко всему приспособиться и измѣниться въ угоду любимому мужу, забывающая о своихъ радостяхъ и страданіяхъ, чтобы раздѣлять его волненія. Вотъ въ какихъ выраженіяхъ характеризуетъ Родъ состояніе души мужа, души, овладѣть которою должна пытаться жена: "Если-бы были только эти внѣшніе враги (привычка холостяка), ты изгнала-бы ихъ, какъ день прогоняетъ ночь. Но они имѣютъ союзника въ моемъ сердцѣ: оно вовсе не спокойное зеркало, въ которомъ отражается твой образъ; оно -- дно бурнаго моря, часто болотистое -- населенное чудовищами. Въ немъ есть низкія стремленія, убивающія чистыя чувства, какъ ползучія растенія убиваютъ цвѣты; часто оно пожирается той жаждой успѣха, которую обостряетъ Парижъ и которая усмиряется лишь ядами; въ немъ есть пошлое любопытство, которое по временамъ отвлечетъ его отъ тебя, и, кто знаетъ, быть можетъ ему когда-либо захочется твоихъ слезъ! Я подозрѣваю, что борьба возникнетъ между Парижемъ и тобою. Вы оба пожелаете обладать мною: ты, чтобы любить меня и сдѣлать добрымъ; городъ, чтобы пустыми миражами обезсилить мою душу. Его голосъ будетъ воспламенять кровь въ моихъ жилахъ, твоя-же любовь будетъ для меня освѣжающимъ плодомъ. Городъ будетъ внушать мнѣ совѣты бороться и удовлетворять честолюбіе; ты мнѣ скажешь, что цѣль достигнута, когда есть любовь..." "Это еще не все. Если ты овладѣешь этимъ "я", которое обстоятельства передѣлали на свой ладъ, ты найдешь завтра другое "я", можетъ быть еще болѣе опасное, такъ-какъ оно находитъ удовольствіе въ безконечномъ самосозерцаніи, въ жестокой игрѣ, анализируетъ свои чувства, слѣдуетъ за ходомъ своихъ мыслей до крайнихъ и роковыхъ предѣловъ; "я" разсуждающее, деспотическое и скептическое, о которомъ ты не знаешь и которое сознаетъ себя; "я", котораго я такъ боюсь, что вижу, какъ оно наступаетъ на наше счастіе, терзаетъ мою и твою любовь, какъ дикій палачъ, который направляетъ на самого себя свои колеса и дыбы. О, если-бы ты знала прошлое этого враждебнаго "я", если-бы ты знала, какими путями оно пришло къ тебѣ!.. Я говорю себѣ это и стыжусь, глядя на тебя... Столько прочитанныхъ книгъ, столько затронутыхъ вопросовъ, столько усилій ума не сдѣлали изъ меня тебѣ равнаго. Я гордился моимъ умомъ и полагалъ, что онъ проникъ почти все: нѣсколько дней, проведенныхъ въ твоемъ обществѣ, открыли мнѣ глаза на мою пустоту. Да, я не обладаю знаніемъ, которымъ стоитъ только овладѣть, которое есть у тебя, которое всякій можетъ создать, но тѣмъ не менѣе оно дается немногимъ; у него нѣтъ названія, но оно дѣлаетъ счастливымъ! И я боюсь этого невѣжества, боюсь за тебя, за себя, за наше будущее и нашу любовь!.." Мучимый тяжелыми сомнѣніями, вопросами относительно принциповъ нашего существованія, романистъ разбираетъ все, что можетъ его оправдывать и давать людямъ твердое основаніе. На первомъ мѣстѣ, говоритъ онъ, ставятъ вѣру. Вѣра въ самомъ дѣлѣ все объясняетъ, доказывая, что мы являемся центромъ всего существующаго; она даетъ намъ мужество для перенесенія всѣхъ бѣдствій. Она заглушаетъ всякія сомнѣнія и не даетъ мѣста отчаянію. Но этой-то вѣры у романиста, говорящаго отъ лица современнаго человѣка, нѣтъ. Существуетъ, говорятъ другіе, прогрессъ всего человѣческаго рода, виновниками котораго мы являемся; пусть страдаютъ единицы, только-бы цѣлое совершенствовалось. Но, возражаетъ Родъ, мы имѣемъ довольно полное представленіе лишь о двухъ цивилизаціяхъ: о римской и о греческой. Притомъ прогрессъ цѣлаго, основанный на страданіяхъ единицъ, далеко не удовлетворяетъ автора, видящаго въ немъ софизмъ, выдуманный болѣе остроумными людьми для менѣе остроумныхъ.
   Многіе говорятъ о человѣчествѣ, продолжаетъ романистъ, его, по ихъ мнѣнію, слѣдуетъ любить; эта любовь разрѣшаетъ проблемму, даетъ смыслъ жизни и цѣль дѣятельности. Но для Рода человѣчество ничего собою не представляетъ. Слово это имѣетъ слишкомъ неопредѣленное значеніе. Оно обнимаетъ всѣ націи, всѣ сословія, всѣ профессіи самаго разнообразнаго характера. Личность, по мнѣнію Рода, обязана человѣчеству лишь ограниченіемъ своихъ законныхъ правъ.
   Говорятъ также о состраданіи. Русскіе романисты, по Роду, создали "религію человѣческаго страданія". Онъ находитъ, что служеніе человѣчеству возможно лишь въ извѣстныхъ предѣлахъ. Наполнить жизнь оно можетъ только исключительно благопріятно настроеннымъ индивидуумамъ. Это служеніе, сострадательное и безкорыстное, дается человѣку не менѣе трудно, какъ искренняя, живая вѣра. Создать его искусственно невозможно.
   Остаются борьба за существованіе, индифферентизмъ и то состояніе, которое можно охарактеризовать: "моя хата съ краю". Вполнѣ правильно полагаетъ Родъ, что всѣ эти принципы не разрѣшаютъ сложныхъ проблемъ бытія, а лишь устраняютъ ихъ.
   Съ такою-то полною сомнѣній и недоумѣній душою, современный интеллигентный и мыслящій человѣкъ встрѣчается съ элементарными и простыми, всѣми испытанными и всѣмъ извѣстными положеніями. Ему предстоитъ сдѣлаться отцомъ. Часть книги, посвященная анализу родительскихъ чувствъ, представляетъ наиболѣе живыя ея страницы. Скептикъ въ любви къ младенцу находитъ искомую полноту чувствъ. Медленно, очень медленно созрѣваютъ въ немъ эти чувства, подобно тому, какъ медленно возстановляются наши силы послѣ продолжительной хронической болѣзни. Авторъ какъ-бы отрѣшается на время отъ своего безрадостнаго скептицизма и раздѣляетъ радости и печали большинства.
   Въ главѣ объ альтруизмѣ Родъ впадаетъ въ прежній, полный отчаянія тонъ. Передъ его глазами рисуется воспоминаніе объ идеальномъ альтруизмѣ, носителемъ котораго являлась старая гувернантка, жившая лишь другими и для другихъ, отрѣшившаяся отъ проявленій даже простительнаго эгоизма. Но, указывая на эту высшую форму любви къ ближнему, романистъ отчаивается, не является-ли она единичной и недоступной. Внимательно слѣдитъ онъ за проявленіями нашего себялюбія въ различные моменты жизни и приходитъ къ печальному заключенію, что и соціальныя и личныя условія нашего времени дѣлаютъ немыслимымъ широкое примѣненіе гуманныхъ чувствъ. Особенно замѣчательны его страницы о милитаризмѣ.
   Четвертый и послѣдній отдѣлъ посвященъ современной религіи. Внимательному анализу подвергаетъ авторъ "религію человѣческаго страданія", которую онъ считаетъ господствующею въ русскомъ обществѣ и романѣ. Онъ ужасается, глядя на сухость и безсердечность своихъ соотечественниковъ: онъ ужасается дилетантизму, который, подобно жонглеру, играетъ съ идеями и идеалами, сочетая самыя разнообразныя комбинаціи и гоняясь за художественнымъ эфектомъ. Примѣняя притчу о фарисеѣ и саддукеѣ къ современнымъ условіямъ, Родъ относитъ интеллигентное большинство къ первой категоріи. Современный фарисей все понимаетъ и толкуетъ: онъ бесѣдуетъ съ Богомъ, какъ равный съ равнымъ. Онъ растягиваетъ по всѣмъ направленіямъ смыслъ словъ и играетъ понятіями и идеями. Саддукей смотритъ на все просто, всему вѣритъ и умираетъ, не пытаясь проникнуть въ суть вещей. Но вотъ наступаетъ тяжелая минута въ жизни фарисея. Онъ ищетъ вокругъ себя опоры, но находитъ лишь пустоту, которую создалъ, разрушая собственныя иллюзіи.
   Родъ, скорбя о томъ, что принадлежитъ къ сектѣ современныхъ фарисеевъ, находитъ, что и у нихъ есть свое убѣжище, свой уголокъ: семья. Въ семьѣ, у семейнаго очага можетъ наполнить свое сердце фарисей. Пусть онъ оставитъ разрушенные имъ миражи и довольствуется небольшимъ уголкомъ. Родъ приводитъ одинъ примѣръ обращенія скептика: отчаявшись въ безплодномъ исканіи, онъ примыкаетъ къ извѣстной вѣроисповѣдной формѣ. "Когда прочно установилось въ моей совѣсти, что я желалъ вѣрить, я увѣровалъ... Какъ это случилось -- не знаю... Если это чудо, я не знаю, какъ оно совершилось: я знаю только, что въ настоящее время моя вѣра реальна и жива, что въ ней нѣтъ вымысла; въ особенности-же я знаю, что это не новая форма нашего прежняго дилетантизма"...
   Подъ вліяніемъ теплой семейной атмосферы Родъ ставитъ себѣ вопросъ, не здѣсь-ли окончательное убѣжище человѣка. "Меня берета большая охота оттолкнуть отъ себя навсегда глупые вопросы, меня смущающіе, оставить Бога въ покоѣ въ Его небѣ, а людямъ предоставить пожирать другъ друга на землѣ, и отправиться съ двумя существами, составляющими все для меня, куда-нибудь на какой-нибудь южный островъ, гдѣ мягкій климатъ, гдѣ мы состаримся вдали отъ толпы и забота, въ небольшомъ бѣломъ домикѣ съ садикомъ, гдѣ росли-бы пальмы и кактусы до тѣхъ поръ, пока насъ не разлучитъ смерть. Кто знаетъ? Мы сдѣлаемся тамъ старыми -- старыми, и смерть придетъ безъ страданій, слившись въ одну прекрасную ночь со сномъ".
   Но самъ романистъ знаетъ, что это только безсодержательныя и пустыя мечты.
   Книга Рода оканчивается молитвою, сочиненною въ пантеистическомъ духѣ. Въ заключеніе мы видимъ, какъ безсильны его стремленія усвоить наивную вѣру и какъ безпомощны его попытки въ этомъ направленіи.
   Книга "Le sens de la vie" разоблачаетъ тщету усилій современнаго человѣка подняться до общихъ принциповъ, создать себя прочные устои. Въ другой книгѣ "La course à la mort" Родъ указываетъ на свое безсиліе (въ качествѣ представителя интеллигентнаго большинства) въ области чувства. Онъ не можетъ, несмотря на всѣ попытки, любить и ненавидѣть непосредственною страстью, сдѣлаться ея жертвою, совершать въ угоду ей подвиги. Онъ не въ состояніи проникнуться однимъ впечатлѣніемъ и долго сохранять его. Отношенія этого интеллигента къ любимой женщинѣ и ко всему окружающему лишены опредѣленнаго характера: онъ чего-то ищетъ, чего-то жаждетъ, чѣмъ-то томится, что-то преслѣдуетъ, стремится достигнуть извѣстной цѣли и пугается ея достиженія. Я думаю, что его болѣзненное состояніе можно свести къ болѣзни воли, слишкомъ слабой и неустойчивой для активной дѣятельности. Эта слабость воли идетъ еще дальше: она не позволяетъ стремленіямъ и вкусамъ романиста высказаться опредѣленно. Однажды ему, напримѣръ, кажется, что необходимо искать уединенія, что въ немъ только и счастіе; въ другой разъ его тянетъ въ Парижъ, въ пеструю толпу борцовъ за существованіе.
   Изъ литературныхъ произведеній Рода, особенное значеніе имѣетъ книга "Нравственныя идеи настоящаго времени". Она заключаетъ рядъ очерковъ, посвященныхъ характеристикѣ нѣсколькихъ первостепенныхъ европейскихъ писателей: Ренану, Шопенгауэру, Зола, Бурже, Леметру, Эдмонду Шереру, Дюма-сыну, Брюнетьеру, Толстому и де-Вогюэ. Какъ видите, галлерея весьма разнообразная и выборъ удачный. Характеристики литературныхъ дѣятелей, принадлежащія перу Рода, обладаютъ большими достоинствами. Онѣ, правда, не даютъ вполнѣ отчетливаго, рельефнаго представленія о писателѣ, но зато превосходно оттѣняютъ нѣкоторыя, наиболѣе типичныя его стороны. Онѣ раскрываютъ задушевныя симпатіи самого автора, такъ-какъ лишь этими симпатіями опредѣляется не только выборъ сюжета, но и постановка его. Въ сущности такого рода очерки рѣдко даютъ округленное представленіе объ извѣстномъ писателѣ. Въ громадномъ большинствѣ случаевъ, они оттѣняютъ одну особенно интересуютъ для ихъ автора сторону и высказываютъ, такимъ образомъ, его задушевныя симпатіи.
   Рода интересуютъ нравственныя идеи нашего времени. Онъ познакомился и познакомилъ читателей съ главнѣйшими писателями, задававшимися общими вопросами религіи и нравственности. Выборъ его былъ не случайный, а опредѣлялся, главнымъ образомъ, степенью и характеромъ вліянія на общество извѣстнаго автора. Разсмотрѣнные Родомъ писатели могутъ быть подраздѣлены на двѣ группы: на отрицателей и положительныхъ. Первые или относятся скептически къ человѣчеству и не вѣрятъ въ возможность его нравственнаго совершенствованія, или считаютъ совершенно излишними всякіе вопросы этого рода. Они довольствуются изображеніемъ дѣйствительности, какъ они ее понимаютъ на основаніи своихъ неполныхъ или шаткихъ научныхъ свѣдѣній; вторые живо интересуются важнѣйшими задачами практической и теоретической этики, вѣрятъ въ возможность улучшенія нашихъ нравовъ, указываютъ больныя мѣста нашей соціальной, общественной и личной жизни и средства къ ихъ удаленію или исцѣленію. Среди нихъ одно изъ первыхъ мѣстъ принадлежитъ гр. Толстому. Родъ находитъ предлагаемыя нашимъ писателемъ реформы внутренней жизни мало примѣнимыми и трудно исполнимыми, особенно при условіяхъ жизни на западѣ, но онъ удивляется ихъ возвышенности и благородству и признаетъ за его трактатами большое воспитательное значеніе.
   Не трудно догадаться, какая изъ двухъ группъ симпатичнѣе Роду. Къ первой онъ самъ примыкалъ въ началѣ своей дѣятельности; ко второй онъ присталъ теперь. Онъ указываетъ, какъ велики успѣхи этого новаго направленія, какъ быстро растетъ число его приверженцевъ. Реакція противъ жизни, которая мирится съ фактомъ, признавая его необходимость, и не принимаетъ мѣръ къ его улучшенію, становится все сильнѣе и сильнѣе.
   Въ настоящемъ очеркѣ я не касаюсь спеціальныхъ литературныхъ трудовъ Рода (монографіи о Данте, Ламартинѣ, Леопарди и др.). Я задавался цѣлью познакомить читателя съ дѣятельностью и мыслями передового человѣка нашего времени и потому говорилъ лишь о тѣхъ его произведеніяхъ, гдѣ онъ самъ высказывался. Съ удовольствіемъ мы можемъ отмѣтить глубину и серьезность этихъ произведеній и съ довѣріемъ смотрѣть въ будущее, которое унаслѣдуетъ отъ настоящаго времени его благородныя страданія и исканія.

Л. Шепелевичъ.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 3, 1895

  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru