Скиталец
Спевка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Скиталец

(Степан Гаврилович Петров)

Спевка

   В большой, но мрачной и грязной певческой зале, лишённой почти всякой мебели, облокотясь на фисгармонию, стоял регент и нетерпеливо потренькивал пальцами на скрипке, вызывая короткие, беглые звуки. Это был пожилой мужчина, с чёрными тараканьими усами, с беспокойно бегавшими глазками и с наклонностью иметь "брюшко". Он прошёлся, потренькивая, около фисгармонии, причём обнаружилось, что он припадал на одну ногу. Дверь поминутно отворялась и затворялась, и в комнату, шаркая ногами, собирался хор. Сначала шли мальчики, толкаясь, и торопясь, и на ходу оправляя свои курточки. В ожидании спевки они играли на дворе, от беготни и драки их лица разгорелись, глаза блестели, и ещё слышался сдерживаемый смех. Но при виде строгого лица регента, улыбки быстро сплывали с их лиц и заменялись озабоченным выражением. Они становились по обе стороны фисгармонии, лицом к регенту; по одну сторону -- дисканты, по другую -- альты. Типы их лиц, казалось, соответствовали голосам: у дискантов были миловидные тоненькие мордочки ангельского вида, а в альты, большею частью, становились бутузы с толстыми щеками и крупными чертами лиц.
   Некоторые из мальчиков, те, которые постарше, уже имели вид отчаянных сорванцов. На их нахмуренных лицах была написана наклонность к злостному озорству. Один из таких, очень хорошенький, с круглой как выточенный шар, остриженной головой, проворно раздавал ноты, а в то время, когда регент поворачивал от него голову, успевал ущипнуть, щёлкнуть и дёрнуть нескольких товарищей, состроить гримасу, и когда вследствие этого раздавался писк, и регент поворачивал голову, то видел уже его постную рожицу с ангельским выражением и грозно косился на обиженных. За мальчиками вошли большие, гудя и звучно откашливаясь и мимоходом раскланиваясь с ним, а он слегка кивал им головой, потренькивая на скрипке и зорко всматриваясь в их лица. Это были всё здоровяки, плотные или жилистые, с угрюмыми бородатыми и усатыми лицами, некоторые с густыми гривами до плеч. Крупные фигуры басов встали по одну сторону, тенора, народ более мелкий, встали по другую. Перед каждой партией стояли пюпитры с разложенными нотами.
   В общем сдержанном гуле слышалось перелистывание нот, перешёптывание мальчиков и теноров, и низкое гудение басов, не имевших шёпота. Наконец, всё утихло и пришло в порядок, каждая партия встала полукругом перед нотами, в центре полукруга стояли "главачи" -- опытные певчие, которые "вели" остальных. Хор был большой. Тенорами предводительствовал маленький плюгавенький тенорок с птичьей физиономией и козлиной бородёнкой, одетый модно, в коротеньком пиджаке и узеньких брючках. В центре басов стоял худой и низенький человек, не имевший левой руки, вместо которой болтался пустой рукав. Усы у него были необыкновенно длинные и вьющиеся, разветвляющиеся по концам; курчавые и длинные концы этих усов постоянно шевелились от дыхания как щупальца. Среди басов он казался маленьким, так как по бокам его стояли огромные люди зверообразного вида, с лицами итальянских бандитов. Среди дискантов и альтов тоже были "главачи", -- мальчуганы с отчаянными физиономиями, бесцеремонно трепавшие за шиворот подчинённых им товарищей.
   Регент обвёл глазами хор.
   -- Опять не все собрались! -- сказал он скрипящим голосом. -- Мокрилова нет, Шипилова нет, Пискунова тоже! Запишите штраф!.. Пьяницы!
   -- Похороны были! -- прогудел позади басов огромный старик с длинными седыми волосами, по виду -- расстриженный дьякон.
   Говорил он чудовищно-густым басом, уже расшатанным и колеблющимся, но звучавшим как колокол.
   Регент пожал плечами. Хор сдержанно засмеялся.
   Два мальчика почтительно разложили на пюпитре толстую партитуру для регента.
   Он провёл смычком по струнам, затем опустил скрипку и поднял кверху смычок...
   -- Начнёмте! -- торжественно сказал он. -- Бас! Соло!
   Однорукий человек с шевелящимися усами запел один... У него был гармоничный, бархатный бас. Полные, круглые звуки аккордом плавно лились один за другим.
  
   По-ми-луй мя, Го-осподи!
  
   затрепетал его голос с верхней ноты и, словно изнемогая, начал спускаться книзу...
  
   Яко не-э-мо-още-эн есть!
  
   спускался он всё ниже и ниже, как будто желая освободиться от чего-то. Вдруг к нему присоединился жалобный, нежный, дрожащий и умоляющий голос:
  
   Исцели... Исце-ли!
  
   А бас, изнемогая, тщетно разбивал какие-то кандалы:
  
   Не-э-мо-о-ще-эн есть!
  
   И вдруг весь хор внезапно зашумел как набежавший шквал и снова улёгся; и опять выплыл мягкий, жалобный тенор. Это пел человек с птичьей физиономией.
  
   И душа-а! Душа-а моя-а
  
   жаловался он плачущими звуками.
  
   Душа-а!
  
   повторил он безнадёжно...
  
   Смя-те-э-эся!
  
   густой волной прокатилась басовая рулада.
  
   Смя-те-э-э-ся!
  
   откликнулся тенор и заплакал в тревожных жалобах.
   Два голоса обнялись и зарыдали о мучительных угрызениях кающейся грешной души...
  
   Слезами омочу постелю мою!
  
   терзался тенор.
  
   Слезами омочу!
  
   повторял он неутешно, а хор, согреваемый тёплой и густой октавой, глубоко вздыхал:
  
   О-мо-чу!
  
   Как будто наплакался, нарыдался человек за долгую бессонную ночь наедине с самим собой, обливая слезами изголовье своё, выплакал все слёзы, изнемог, и только тогда утихла душевная мука, и созрело пламенное решение.
  
   Отступи-те от мене-е!
  
   с ужасающей энергией грянул вдруг весь хор, разражаясь быстрыми и короткими раскатами:
  
   Отступите, вси де-ла-ю-щии беззакони-е!
   Отступите! Отступите!
  
   А вслед за этою грозной лавой звуков словно яркий луч, прорезавший ненастные тучи, засверкал радостный, торжествующий мотив, как будто была побеждена какая-то враждебная сила.
  
   Постыдятся и смутятся
   Вси врази мои зело вскоре!
  
   Победительно мчался хор, а детские голоса радостно и быстро звенели как колокольчики:
  
   Вскоре-вскоре-вскоре!..
  
   Мрачные басовые звуки всё более и более затушёвывались и уходили вдаль, а ликующие звонкие переливы сверкающим потоком разлились и всё затопили...
   Певчие отирали пот с покрасневших лиц: работа была трудная.
   В это время пришли двое запоздавших певчих. Один был высокий, бородатый, хохлатый и мрачный бас, другой -- маленький коренастый тенорок с весёлым подмигивающим лицом. Костюм последнего был утрированно-фантастичен: одна нога была в лапте, а другая в обрезке, одна штанина синего цвета, а другая парусиновая, и обе держались на теле при помощи каких-то тесёмок. Пиджак на нём был с чьих-то богатырских плеч и, достигая чуть не до пят, болтался как на вешалке. Оба они были пьяны. Регент сделал вид, что не замечает их.
   Спевка продолжалась. Регент величественно стоял перед пюпитром и разводил руками. Хор разливал целое море звуков, не помещающихся в комнате. Весь воздух звенел. Порою окна вздрагивали от басовых раскатов.
  
   Свя-ат! Свят! Свя-ат!
  
   громыхали они, точно сваи вколачивали, сделав свирепые лица, выпуча глаза и наклонив сильные покрасневшие шеи. Кто-то из басов выходил из себя и бороздил диким голосом:
  
   Го-сподь Са-вва-о-о!
  
   Регента передёрнуло. Он остановил хор, плюнул и застучал смычком.
   -- Кто это там? -- закричал он с негодованием. -- Что вы, -- обратился он к басам, -- ревёте как быки, которым не дают барды? Вас ведут в ярмо, а вы не хотите, и хвостами, и рогами мотаете, землю копытами роете? И на меру не смотрите? Что вы куда мордами встали? Вы вот куда мордами встаньте!
   Басы сконфуженно встали "мордами" к регенту.
   Он нервно подскочил к мальчикам и, схватив одного за плечо, встряхнул его:
   -- Ты что, животное, в сторону смотришь? Вот куда нужно смотреть! -- ткнул он его носом в ноты. -- Ослы! Свиньи! Раздайте "Благослови душе моя Господа!.."
   Загудела чудная, величавая музыка. Тихо расплывался и рос торжественный гимн величию Бога. Красивые, поэтические слова одевались в странную музыку, полную глубокого содержания. В ней слышалось какое-то таинственное дуновение непонятных сил и чудес вселенной, и преклонение перед Богом, Которого всюду видит и чувствует чуткая душа.
  
   Одеяйся светом яко ризою...
   Покрываяй небо...
  
   разливались таинственно-строгие аккорды.
  
   Ходяй на крылю ветренню!..
  
   Звуки росли, подымались, крепли... Хор усиливался как приближающаяся буря...
  
   На гор-рах!
  
   гремели басы, напрягая широкие груди, и разразились, заглушив весь двор громовым ударом:
  
   Ста-а-нут воды!!
  
   Но этот удар был испорчен безобразным криком кого-то из басов.
   Хор гремел, а регент кричал и стучал, желая остановить хор.
  
   Бездна яко рриза!..
  
   гремело кругом.
   -- Скоты!! -- слышалось сквозь пение.
  
   От гласа гр-р-рому твоего не убоя-а-аться!!..
  
   орал, увлёкшись, пьяный бас, не замечая, что уже весь хор остановился, и он орёт один.
   -- Вы пьяны, Шипилов! Если вы будете портить, я вас выгоню со спевки!
   Бас что-то бурчал про себя, заикаясь:
   -- К-а-какой Егор явился! С-с-салаган.
   А из теноровой партии явственно послышался сочувствующий и хихикающий тенорок:
   -- Мартын с балалайкой!..
   Регент намеренно не слышал этих слов.
   -- Раздайте "возведох!" -- сказал он печально.
   Снова запел соло бас с шевелящимися усами.
  
   Воз-ве-дох... о-чи мои...
  
   полился мрачный и безотрадный мотив, точно вдали надвигалась громовая туча. Это была тоска сильной и глубокой души.
   Но вместе с бархатным басом грубо затянул и пьяный бас.
  
   В го-о-р-р-р-ы!..
  
   ревел и он.
   -- Шипилов! -- в отчаянии закричал регент. -- Что вы там, как полушубок по печи возите? Молчите!
   Опять начали сначала.
  
   Во-зве-дох...
  
   задрожала бархатная нота.
  
   "Вво-зз-вве-ддох...
  
   затянул и Шипилов.
   -- Выдьте вон! -- вспылил регент. -- Какой вы солист? У вас не голос, а валяный сапог! Вы оба пьяны с Мокриловым.
   Из теноровой партии что-то хихикнуло...
   Это взорвало регента.
   -- Выдьте вон оба! -- крикнул он, покраснев.
   Пьяный бас и пьяный тенор подошли к регенту.
   -- П-п-позвольте! -- заикаясь, гудел бас и вдруг, ударяя себя в грудь кулаком, заговорил, плача. -- Николай С-с-степаныч! К-как я могу молчать, к-когда... моё любимое соло... любимое соло... и вдруг... поёт другой!
   -- Уходите! Уходите! -- замахал руками регент.
   Тогда пьяненький оборванный тенорок обнял плачущего баса и сказал, утешая:
   -- Уйдём, Ваня! Нас здесь не понимают.
   Обнявшись, они повернулись к двери, медленно прошли сквозь безмолвствовавший хор и вышли из певческой.
   Вдруг дверь снова отворилась, и в комнату заглянула голова тенора.
   -- Колченогий чёрт! -- крикнул он тоненьким голоском.
   Потом показалась голова баса.
   -- Вввв... -- гудел он, силясь что-то выговорить, и вдруг эффектно и с невольной экспрессией выпалил. -- Свв-волочь!
   Дверь захлопнулась, и в коридоре послышалось гулкое шарканье удаляющихся пьяных ног.
  

--------------------------------------------

   Источник: Скиталец. Рассказы и песни. -- СПб.: Товарищество "Знание", 1902. -- Т. I. -- С. 107.
   OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, май 2012 г.
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru