Одно из привычных наших чувств -- зависть. Очень нехорошее это чувство. Мелкое, негодное чувство, недостойное человека со сколько-нибудь развитым самолюбием. Оно предполагает большую слабость: завидуем другому, у кого есть то, чего у нас нет и чего мы не надеемся получить. Бессильны получить. Потому и завидуем.
И напрасно подчас завидуем. По пословице: "В чужих руках ломоть больше кажется". А поглядишь, и ломоть вовсе не так уж велик, да и нам никто не мешает обзавестись таким же, а то и побольше.
"У сусiда хата бiла, у сусiда жинка мила", поёт унылый хохол и жалуется, что "нема хатки, нема жинки". Так. Что ж, завести бы свою "жинку", выбелить бы свою "хатку". Да уж где нам. Сиротинки мы, всеми обиженные. Вот у наших соседей всё есть, и всё хорошо. Кто-то наделил их всеми благами, а нас этими благами обделил, -- кто?
Долго, мучительно и бессильно завидовали мы Западной Европе, её широкому просвещению, её гордым правам. Теперь завидуем столь же мучительно, -- и неужели столь же бессильно? -- японцам: их скороспелой, но очевидной культурности, их подготовленности, их флоту... их гейшам, может быть. У них школы, у них поголовная грамотность, у них бинокли, у них на солдатах одежда с иголочки.
Завидно. Да кто же мешает нам самим завести всё такое и даже лучшее. Чиновник, что ли? Да чиновник-то откуда же взялся? Не уроженцами же луны комплектуются кадры нашего многочисленного чиновничества. Чиновник -- плоть от плоти и кость от кости нашей. Да, ведь, и завидует-то кто? Чиновник же. Так как вне чиновничества у нас мало кто остается в интеллигентном, рассуждающем, сравнивающем, а потому и завидующем обществе.
Но, как бы то ни было, зависть глубоко въелась в нас. До того глубоко, что мы завидуем не только соседям, но даже и своим, например, детям нашим. Всё боимся, что они разовьются свободно, и будут не такими, как мы. Сохрани Бог, ещё умнее нас вырастут. Не захотят жить по нашим шаблонам, свои порядки заведут. Потому так и беспокоимся о том, как бы получше воспитать наших детей. Потому так и много попечения и оберегания на каждом шагу.
Зависть -- плод слабости и несвободы. Сильные и свободные не завидуют. И потому, если мы хотим вести существование, достойное сильного европейского народа, то нам надо перестать завидовать. Надо понять, что мы сильны. Сильнее всякого чиновника.
Силен тот, кто хочет быть сильным. И кто имеет силу и сознает её, тот легко скуёт своё счастье. А завидовать не надо никому, -- уже потому, что зависть -- один из худших грехов, и ведёт к греху ещё противнейшему, -- к унынию.
Уже и вопят малодушные, что мы на краю погибели, что придут чужие, и разделят нашу землю между собою, а мы будем уничтожены и поруганы.
Страшен сон, да милостив Бог.
Унылые вопли, так же, как и преждевременные дифирамбы, недостойны серьёзного и уважающего себя общества. Надо продолжать начатую общественную работу, без уныния, но и без похвальбы. Собственно говоря, все эти речи на тему о том, что мы слабы или что мы сильны, что мы погибаем или что мы должны в самом непродолжительном времени покорить весь свет -- совершенно праздное и пустое дело. Будет удача и гений, -- будут и приращения нашей обширной территории.
Дело не в том, жить или умереть, -- всё дело в том, чтобы и жить, и умереть достойно великого и славного народа. "Любви горящей, самоотверженья",1] -- вот чего надо. Широкого сердца, а не широких границ.
Есть ли это? Если это есть, то всё есть.
Опубликовано:
Новости и Биржевая газета. 1904. N 268. 28 сентября.
Примечания:
1] -- Цитируется строка из трагедии А. С. Пушкина "Моцарт и Сальери".